Текст книги "Битва пророков"

Автор книги: Иван Тырданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Как политик он завидовал византийскому Басилевсу, у которого был такой отличный инструмент порабощения народов, как крещение. Гениально! Народы сами с готовностью якобы становились ему как бы своими, такими же, как сам он. О, это очень коварная идеология! Коварная и опасная для Хазарии! Ведь он, Каган, не мог, не имел права, не смел обращать в свою веру другие народы. Эта вера не для них, а только для его народа, для народа Книги, народа Завета. Завета Бога именно с этим народом и больше ни с кем! Как было бы просто запустить тысячи проповедников Великой Книги во все племена, и их князья и цари сами бы пришли на поклон к нему, как ходят к византийскому Императору! Но он не может этого сделать. Он ограничен в методах! В глубине души Каган понимал, что нельзя создать иудейское государство, населенное неиудеями. Что Хазария обречена, что он чувствует себя чужим среди ее народов. И народы это чувствуют. Поэтому ему приходится строить из себя символ высшей справедливости и веротерпимости. Для того чтобы иудеи не вызвали на себя гнев инородцев, приходилось, скрепя сердце, признавать, что все религии хороши и уважаемы, включая самое дремучее язычество. Хотя для иудея это было невыносимо, потому что вся история Израиля была борьбой с язычеством. Но это еще можно было терпеть ради высшей цели. Но как вытерпеть неудержимое распространение христианства? Как долго можно играть в веротерпимость и наблюдать, как Византия изнутри пожирает Хазарию! Это был тупик…

Кагана давно уже мучила мысль, что ему придется отказаться от веротерпимости. Что нужно объявить кое-кого вне закона на территории Хазарии. Но он боялся этого. Он не решался объявить конец равноправию. Ведь в таком случае иудеи перестанут быть хазарами, как и все остальные, невзирая на вероисповедание, и станут только иудеями среди только мусульман, только язычников и только христиан. И как же они будут немногочисленны, как невыносимо заметны и чужды всем одновременно! Этого и боялся Великий Каган.

Но великие мудрецы во всем мире, которые думали и заботились о Хазарии, убеждали его в том, что единственный способ остановить христианскую экспансию – это сохранение огромного, разнообразного варварского язычества, в котором можно существовать, не обращая на себя внимания. Мало ли кто как молится? Для язычника это совершенно не важно, потому что он и сам не знает счета своим богам. Одним богом больше, одним меньше – какая разница? Пока многочисленные народы молятся кто пням, а кто каменьям и сидят в своих лесах и болотах, они не являются угрозой. Даже если они вообще никому не молятся – это тоже хорошо, это личное дело каждого. Но если они объединятся, ощутят себя чем-то единым, приобретут принципиальную религиозную концепцию, то это будет страшная организованная масса. А объединить их может только христианство. Другой силы нет! И они сразу же спросят у Кагана – если ты не христианин, то почему ты наш владыка?

Для того чтобы этого не произошло нужно как можно скорее уничтожить источник распространения христианства – Византию. Но у Хазарии своих сил для этого слишком мало. Последняя надежда – Русь. Только она благодаря своим размерам и многочисленностью способна повернуть историю в другое русло. Русь нужно приручить или поработить срочно, пока этого не сделала Византия!

Каган еще не выбрал какой-либо способ и решил действовать по обстоятельствам. Пока он не рисковал идти на Русь. С одной стороны, хотелось бы договориться с ними миром, и объединенными силами, гигантской лавой обрушиться на Константинополь. Он знал, что русы уже не раз и сами ходили к Царьграду, но у них не было цели уничтожить Империю. Хотя они бы справились. Сейчас было очень важным дать им эту цель. Для этого он и остановился в устье Оки. Он ждал делегацию русов. Они же знали, что хазары подошли к их границам! Они обязательно придут!

А с другой стороны, он ждал вторую армию, которая много лет ведет бесполезные бои в Закавказье. Какой смысл ей находиться там? Так можно безрезультатно воевать еще триста лет. Нужно собрать все силы в кулак и одновременно ударить!

Днем Беловский с Ратко помогали ловить рыбу, что-нибудь носили, убирали. Их пытались как-то занять, но дел особых не было. Поэтому оставалось много свободного времени. Благодаря его наряду хазары к нему относились с почтением. Не как к пленнику. Тем более они замечали, что Михаил частенько засиживался в шатре самого Кагана и выходил оттуда не с пустыми руками. Ему позволялось гулять по всему острову, кроме того места, где стояли женские шатры. Оно усиленно охранялось сотней выхолощенных негров. Их страшный для средневекового европейца или азиата вид не способствовал излишнему любопытству ни хазарских воинов к женщинам, ни женщин к воинам. Негров боялись все. Но Беловский, который в Америке видел самых разных афроамериканцев, не только евнухов, рискнул как-то подойти к ним поближе. Как ни странно евнухи тоже отнеслись к нему с почтением и не проявляли агрессии. Они лишь пристально за ним наблюдали. Беловский и сам не провоцировал их на какие-то действия. Он с безразличным видом осмотрел окрестности, негров, как будто, скучая, прогуливался, и повернул обратно. Через пару дней он повторил такую же прогулку. Негры опять сохранили спокойствие. Потом он стал заглядывать к ним каждый день, и негры к нему уже привыкли. Ну, гуляет молодой господин и гуляет, что тут поделаешь? Сейчас все слоняются туда-сюда от нечего делать… Как-то раз он попытался с ними заговорить, но тут же был отогнан шагов на сто щитами. Жизнь за шатровыми стенами оставалась загадкой.

Но однажды на остров прибыл большой корабль с булгарским вельможей. Каган стремился всеми силами втянуть и Булгарию в свои планы. Поэтому он всячески обхаживал посла. После пира он захотел сделать особый сюрприз и показать гостю необыкновенно прекрасную невольницу. Невольница была русской, и для разговора с ней был приглашен Беловский.

Она вошла в шатер в сопровождении двух негров. Ее лицо скрывала шелковая материя, которую сдернул радушно улыбающийся Каган. Как и предполагал Михаил, это была Венеслава! Девушка стояла, склонив голову, и не поднимала глаз. Каган был самой любезностью, ему хотелось произвести впечатление на гостя, но пленница все портила. Он обратился к Беловскому:

– Михаил, скажи, чтобы она подняла на нас свои прекрасные глаза!

Венеслава не видела Беловского, она вообще ни на кого не смотрела. Поэтому не узнала его. Мгновенно в его голове созрел маленький план. Он под видом перевода слов Кагана обратился к ней:

– Не делай резких движений, а то выдашь меня и себя.

Но она все равно слегка вздрогнула. Михаил продолжил:

– Постарайся не злить Кагана. Он просит тебя поднять глаза.

Венеслава смело подняла глаза и посмотрела на Кагана, на булгарина и потом на Беловского. Она ни чем не показала, что узнала его. Каган восторженно затараторил:

– Какая красота! Какая красота! Эти глаза стоят половины мира! Михаил, попроси ее пройтись!

Беловский опять обратился к девушке:

– Твой отец жив и находится на этом острове. – На ее щеках вспыхнул румянец, но она больше ничем не подала виду. – Каган просит тебя пройтись перед ними.

Венеслава гордо прошлась кругом, приведя в окончательный восторг и гостя и Кагана. После чего Каган велел ее увести. Он знал, что для затравки гостя этого вполне достаточно. Теперь он будет целыми днями думать о невольнице, и, когда дойдет до кондиции, можно будет намекнуть, что ему бы подарили красавицу, но только в том случае, если Хазария получит взамен что-то такое, что ей сейчас очень-очень нужно…

Вечером Беловский сообщил Ратко радостную весть о том, что он встречался с Венеславой. С этого дня их жизнь изменилась и приобрела смысл. Они стали обдумывать план побега и похищения девушки. Ратко опять стал деятельным, глаза его светились постоянной мыслью о том, как не допустить выдачи сестры булгарину, который гостил у Кагана уже неделю.

Судя по всему, он не очень горел желанием выступить на стороне Кагана. Он боялся усиления Хазарии вместе с Русью, боялся усиления Руси вместе с Хазарией, а это было неизбежно, в случае если они договорятся. Для Булгара лучше было бы, если они враждовали друг с другом. При таком раскладе каждая из сторон стремилась бы заиметь союзника в лице Булгарии, по крайней мере не дополнительного врага. Еще больше он боялся союза с Каганатом против Руси, так как в таком случае он получал войну с русами на своих границах, прикрывая Хазарию, которая находилась гораздо южнее.

Именно поэтому булгарину еще не подарили Венеславу. Был бы сговорчивее, дела русов были бы значительно грустней.

Каган продолжал периодически вызывать Беловского к себе и подолгу выспрашивал про Русь. Михаил пересказывал ему все, что узнавал от Ратко. О том, что Русь делится на многие племена, такие, как древляне, поляне, вятичи, и другие, которые между собой сильно перемешаны и мало чем отличаются. Рассказывал, что близкородственные русам славяне, говорящие с ними на одном языке, живут далеко на запад, до самого Рима. Особенно сильно Михаил поразил Кагана тем, что по памяти углем нарисовал карту Европы до Урала на обратной стороне леопардовой шкуры. Он довольно точно показал, где обитают различные народы. Ведь у него в комнате, где бы он ни жил, всегда висела карта мира. Он ее хорошо знал и любил рассматривать. Каган достал арабскую карту, сравнил и был крайне изумлен познаниями Беловского. После этого он проникся к нему еще большим уважением и доверием.

Недели ожидания и переговоров наложили какую-то сонность на весь стан хазар. Жара расслабляла, загоняла людей в воду, под балдахины, в тень… Снизу периодически приходили корабли с продовольствием, скотом или людьми. Им устраивали короткий смотр и отправляли в основной стан на стрелку. Там стояла невыносимая вонь от нечистот, которые сопровождают любую армию, и гниющих повсюду рыбьих потрохов. Все деревья и кусты были порублены и сожжены в кострах. Каждый день армии приходилось разбредаться все дальше и дальше от лагеря, в поисках дров или просто чистого воздуха. Доспехи под солнцем раскалялись так, что невозможно было прикоснуться, поэтому их никто не надевал. В стане начались болезни и ропот. Каган ждал…

Орду горцев пришлось направить на юг, грабить мордовские леса, иначе они бы совсем взбесились от жары и безделья. На их место подошла измученная изнурительным походом через половину мира большая южная армия из Закавказья. Численность войска увеличилась в четыре раза. Варяги не появлялись.

Начались мятежи. Каган, как мог, увещевал недовольных, многое им прощая. Их наказывали полковники, которые были единоверцами своих подразделений. Тут были и мусульмане, и христиане, и зороастрийцы, и самые разные язычники. Каган демонстративно защищал наказанных, отводя, таким образом, их гнев от себя.

Однажды Ратко, не сдерживая радости, сказал:

– Подошли варяги и русы. Они тут, где-то рядом!

– Откуда ты знаешь?

– Я вижу знаки на воде!

– Какие знаки?

– Русы пускают по течению специальные знаки. Чаще всего это деревья с завернутыми и поломанными в нужном месте сучьями. По этим сучьям мы умеем читать. Часть нашего войска стоит на Волге, часть на Оке, а еще одна часть ниже по течению, но они пешие. Видимо, обошли хазар лесами, тайными тропами. Верхние русы передают, чтобы нижние стояли на правом берегу. Это, наверное, как раз где-то возле Кадниц… Теперь хазарам отступать некуда, только на левый берег. А там леса непролазные и болота.

– Так они собираются напасть без переговоров?

– Этого я не могу сказать.

Положение хазарской армии становилось все хуже и хуже. Каган понимал, что еще неделя такого стояния и войско начнет разбегаться. Поэтому он решил действовать на опережение. Снарядив двадцать кораблей, он решил послать вверх по Волге делегацию в поисках русов. Он тоже догадывался, что русы где-то рядом и чего-то ждут. Разведчики, которых он посылал вверх и по Волге, и по Оке не возвращались. Кто их убивал – было неясно. Может быть, мордва, с которой горцы поступили так немилостиво, а может быть, и русы! Он рассчитывал их найти, выслав большую официальную делегацию во главе с самим управляющим всеми делами Каганата – Беком. Это был довольно рискованный и неожиданный ход, но он мог принести успех. Во-первых, он покажет, что хазары собираются не воевать, а ищут встречи, а во-вторых, позволит армии отвлечься, ожидая результатов похода.

Переговоры без Беловского делегация провести не могла, поэтому Каган велел ему собираться тоже. Михаилу не хотелось расставаться с Ратко, и он предложил взять и его, аргументировав это тем, что Ратко знает варяжский язык. Ведь неизвестно еще, кого они встретят первыми – русов или варягов. Каган внял и разрешил взять с собой вождя.

Буквально на второй день пути вдалеке из-за поворота реки на них неожиданно вышли около сотни варяжских дракаров и русских ладей. Хазары напряглись и стали по-своему молиться. По палубе своего золоченого корабля озабоченно ходил Бек. Он велел гребцам остановиться. Все-таки он боялся встречи с русами. Грабители – они и есть грабители… Мало ли чего у этих варваров на уме? Может быть, они захотят взять их в плен и тут же продать Кагану? Поэтому посол решил выслать вперед, навстречу русам, один корабль с тем же самым знатным воином, который получил по голове в Кадницах. К этому времени он вполне оправился и ждал случая проявить себя более достойно. Корабли остановились, зацепившись за песчаную отмель, но гребцы были готовы в любой момент рвануть суда обратно к основному войску в устье Оки. Учитывая то, что отошли от лагеря они не так далеко, у них еще сохранялся шанс спастись бегством.

Посол очень обрадовался, когда увидел, что русские остановились, и тоже выслали навстречу один корабль. Значит, они поняли, что с ними хотят говорить! Суда встретились посередине реки и разошлись через малое время. Вскоре Бек узнал, что князь всех варягов и русов будет говорить только с Каганом. Поэтому он приглашает также на одном корабле подойти к нему на переговоры. Такого поворота посол не ожидал. Он явно растерялся. Кагана среди них не было. Поколебавшись несколько минут, он визгливым голосом скомандовал: «Назад!» Но не успели гребцы и несколько раз ударить веслами, как увидели, что за ними из протоки один за одним выходят другие варяжские корабли. Хазары оказались в ловушке. Посол заметался по палубе. Делать было нечего, и он приказал грести к русам на переговоры.

Когда борта варяжского дракара с хищной мордой на носу и хазарского корабля стукнулись, на палубу из шатра вышел улыбающийся посол. Через переводчиков он дважды по-русски и по-варяжски витиевато приветствовал князя, которого пытался определить среди русов. Он растерялся, так как не мог понять – к кому он обращается. Русы были одеты одинаково. На всех были довольно богатые разнообразные доспехи. Но ни одного в роскошных одеждах он не увидел. Они молчали. Пауза затянулась. Растерянный Бек спросил:

– Да не сочтет уважаемый Великий князь за бестактность, но не изволит ли он показать нам себя?

Русы засмеялись. Бек растерялся еще больше. С дракара раздался звонкий молодой голос:

– Ратко, дядька, ты ли это?

– Я – Ратко. А это никак племянной мой сын Олафка?!

– Я, дядька, я! А ты что, хазарам служишь?

– В плену я, сынок! В плену!

– А что с Кадницами?

– Нет больше Кадниц, – дрогнул голосом Ратко.

– А деда Кукша?

– Убит…

– А братцы мои?

– Все убиты, Олаф…

– А сестрица Венеславушка? – растерянно спросил Олафка.

– Благодарение богам – жива она, но тоже в плену…

На дракаре поднялся глухой ропот. Воины повставали со скамей, сжимая рукояти мечей. Бек, ничего не понимая, просил у Беловского объяснить ему суть происходящего. Беловский не стал скрывать и рассказал, что Ратко встретил родственника. Бек сморщился от досады.

– А где же князь?

   Беловский еще раз громко перевел вопрос хазарина, на что получил ответ от пожилого усатого воина:

   – Князь наш будет говорить только с Каганом!

   – Но здесь нет Кагана, он в устье Оки, в лагере!

   – Тогда князь придет в лагерь!

   Корабли русов и варягов вплотную приблизились со всех сторон. Хазары стали связывать борта своих кораблей, оставили весла и приготовились к обороне.

   – Эй, толмач, – кричали с дракара, – скажи им, что мы отпустим всех хазар живыми, но только пешком и без оружия! А кто поднимет меч – умрет!

   Беловский перевел послу эти слова. Он ответил:

   – Негоже так встречать послов Великого Кагана. Мы пришли к вам с миром, передать, что Великий Каган ждет к себе погостить вашего князя.

   – А в Кадницы вы тоже с миром пришли?

   Хазары растерялись, Бек пытался еще что-то пробормотать, но его уже не слушали. Беловский даже не стал переводить. Зато повторил требования русов сдаться.

   – Кто хочет жить – ступай опять за весла и греби к левому берегу!

   Хазары помялись немного, ожидая решения Бека. Но тот долго не заставил ждать.

   – Да не прольется напрасно кровь Авраама, Исаака и Иакова!

Великий Каган тревожно ходил по берегу острова в устье Оки. Он вглядывался в дрожащую от испарений даль, туда, куда ушли корабли его посольства к русскому князю. С противоположного берега ветер приносил зловоние, которое сильно раздражало Кагана. Ему были бесконечно ненавистны эти места, эта жара и эта вонь. Варварская походная жизнь его утомляла, была ему чуждой.

Тяжело его бремя. Бремя великой ответственности за судьбу мира, своего народа и тоскливой от безнадежности, безрадостной борьбы с превосходящим противником, действующим по неприемлемым для хазар правилам. Но Бог Израиля велик! Он сокрушил стены Иерихонские, развел воды морские и свел потом над армией фараона. Что для него Фараон египетский, что для него Валтасар вавилонский? И чем лучше этих Басилевс византийский? Не оставит Господь народ свой, который вот уже тысячу лет из всех таких же ненавистных и вонючих дыр на земле стонет, глядя в чужое небо: Когда, когда же Ты вернешь нас в Землю обетованную, когда соберешь детей своих!

   Но ты, Бог Израиля, Бог Авраама, Исаака и Иакова, Ты – Справедливость. Ты не злой и не добрый, Ты выше добра и зла. Ты – Закон. Ты – Награда и Возмездие, знаешь, как много пострадали дети Твои, какие потоки слез они пролили в пыль дорог, будучи оставленными Тобой на чужбине, как Иосиф братьями нечестивыми. Будучи отовсюду гонимыми, как Иов многострадальный. Будучи презираемыми презренными и обесчещенными нечестивыми. Взвесь на весах Своих, Господь Израиля, эти страдания и воздай нам за них цену полную, цену справедливую…

Он очень надеялся, что русы не посмеют напасть на него. Что они не успели за несколько недель собрать силы с огромного пространства от моря до моря. Что они не успели кликнуть своих братьев варягов, которые грабят города, монастыри и храмы по всему миру от берегов Англии и Франции, до Африки и Сицилии. Русы, зная о силе его армии, должны выйти к нему с дарами, как это делают все народы в таких случаях. Должны попытаться откупиться от него, отвести беду от своей земли. Бегущие в ужасе на Русь от Шамуиловых головорезов мордва, мурома, весь, мещера и прочие народы должны рассказать русам о страшной опасности, которая пришла к их границам. Русы должны понять, что Каган остановился, не вторгся в русскую землю из уважения и любви к ним. И он не будет брать огромную, непомерную дань, обрекая на голод сотни тысяч их семей. Он не варвар, который живет набегами. Он, справедливейший из владык, пришел с добром и во имя добра. Он вместо разорения предложит русам немыслимо обогатиться, одеть своих жен в парчу и порфир, украсить их самоцветами, накрыть свои убогие столы серебром, стеклом и золотом. Он даже не будет претендовать на долю в добыче, по своей милости и несказанной щедрости. Мир не видел подобных условий союзнического договора! Разве смогут русы отказаться от такой немыслимой удачи? Разве могут отвернуться от протянутой им руки? Нет, этого не могло быть, этого даже и предположить не мог Каган. Он был уверен в положительном исходе переговоров. Осталось только их начать! Но где же русы?

   Он велел соорудить на высоком откосе правого берега вышку, с которой круглосуточно не спускали глаз с Волги и Оки дозорные. При первом же появлении какого-либо судна они моментально зажигали пуки просмоленной соломы. Но русы не шли!

Непонятно ведет себя и булгарин. Он не говорит ни да, ни нет. Наверное, ждет, старый, кривоногий сатир, развития событий. Каган устал ходить по берегу и вяло побрел к шатру. В этот момент десятки голосов одновременно закричали:

– Корабли! Корабли идут!

Каган взбежал на высокий нос ближайшего из причаленных к острову судов и впился взглядом в речную даль. Из-за дальнего поворота действительно выходили какие-то корабли. Кто это? Сколько их? Может быть, это возвращается с вестями его посольство, а может быть, это неисчислимая армада русов и варягов ползет, чтобы залить эти вонючие берега хазарской кровью! Нет, не посмеют русы напасть на его огромную армию! Нет у них столько сил. Как же мешает эта дрожащая, раскаленная дымка рассмотреть корабли!

Потянулись напряженные минуты. Но вот стало отчетливо видно, что кораблей немного. Наиболее дальнозоркие утверждали, что их всего около тридцати. Это уже хорошая весть! Значит, это не нашествие русов! Это делегация?

Потом стали говорить, что это идут хазарские корабли и с ними варяжские дракары и русские ладьи. Их немного! Восемь… девять русских и двадцать хазарских! Все корабли посольства благополучно возвращались! Вместе с ними мирно малым количеством идут русы! Это явно – посольство! А может быть, и сам Великий князь! Благодарю тебя, Бог Израиля!

Каган как на крыльях сбежал с корабля на берег, на ходу делая распоряжения, чтобы готовились к встрече дорогих гостей, чтобы резали баранов, жарили быков, варили плов, а главное – выкатывали бочки с вином! Много бочек! Русы должны почувствовать себя как дома!

Их всего девять кораблей! На каждом двадцать-тридцать человек. Что это по сравнению с его армией! Значит, они доверяют ему, идут без опаски. Они поверили! Нужно накормить и напоить их так, как они еще никогда не ели и не пили! Нужно одарить их так, как не сможет одарить сам Басилевс! Каган ликовал, его тонкие расчеты, его грандиозные многоэтапные планы наконец начинали сбываться. Самое страшное – это неопределенность. Но он умеет ждать, он ждал уже тысячу лет!

В своем воображении Каган видел будущий мир без ненавистной Византии, храмы которой лежат в руинах, без Рима, который будет им разрушен, как некогда он разрушил Иерусалим. «Карфаген должен быть разрушен!» – любил повторять он слова Сципиона. Вслед за Константинополем и Римом сами собой должны рухнуть и все новые варварские царства, и королевства, построенные вокруг римских, и византийских епархий. А дальше – Израиль! Израиль! Израиль! Ком подкатил к горлу Великого Кагана при мысли об Иерусалиме, о возвращении из галута – горького рассеяния по лику чужой им земли на свою родину сотен тысяч измученных долгими страданиями иудеев. Дай, Господи, припасть к земле наших предков губами, глазами, всем лицом, всем сознанием! Дай, Господи, расплакаться детям твоим на груди Твоей!

Корабли по течению подходили быстро. На носу переднего, на котором возвышался голубой шатер посла, стояли люди, явно готовящиеся к встрече. Все идет очень хорошо! Каган рад встретить дорогих гостей! Каган все сделает для укрепления мира и дружбы между ними. Он безмерно уважает своих друзей, их народ, древние обычаи и отцовские верования. Он всегда с готовностью встанет на защиту их исконных ценностей, так как он хорошо знает – что такое исконные ценности и вера отцов! И он никому не позволит разрушить святыни его русских братьев, как некогда были разрушены его святыни!

Вот уже было видно, что на корабле стоит сам Бек, окруженный несколькими русами, и они мирно беседуют. Бек что-то показывает русам рукой, видимо, рассказывает, как и принято, гостям о чем-то. Это очень хорошо, что русы пересели на хазарский корабль, это значит, что они уже сдружились с послом!

Каган торопливо ушел с берега в свой шатер, чтобы занять подобающее владыке положение и ждать русскую делегацию. Он велел выстлать коврами все пространство от берега до его резиденции. Русов должно было это впечатлить. Он поменял несколько поз, размышляя над тем, как лучше встретить русов. Но потом решил, что он не будет строить из себя надменного владыку, он выйдет русам навстречу, как равный, и сам усадит их на подушки подле своего трона. Он будет держать в руках золотую цепь, один конец которой он отстегнет и вручит русскому князю в знак равенства, единства и братства. Он пришел как друг и брат!

И это ничего, что мы разной веры. Ведь самый важный принцип Каганата – уважение к чужим убеждениям. Каганат будет расти и развиваться на фундаменте веротерпимости и взаимоуважения. И он вырастет в огромную империю свободных народов! Он вырастет во Вселенную свободных народов!

Корабли резво и как-то дружно подходили к острову, но, не доплыв до устланной коврами деревянной пристани, ткнулись носами в песок в том месте, где располагались женские шатры с чернокожими охранниками. Из них высыпали несколько сотен варягов и русов, которые без промедления набросились на негров. Хазар на кораблях не оказалось!

Завязалась ожесточенная сеча. Негры бились, как львы, но быстро были перебиты все до одного. Это произошло так молниеносно, что хазары не сразу опомнились. В лагерях по всем берегам Волги и Оки поднялся страшный шум, сотни кораблей спешно отчаливали от берегов, спеша на выручку Кагана, запертого на острове. Но русы не спешили нападать на него. Они почему-то были увлечены женскими шатрами. Охрана Кагана успела прийти в себя и сгруппировалась вокруг главного шатра, приготовившись к обороне. Но русы почему-то не стали атаковать, они, прихватив с собой нескольких невольниц, попытались отчалить от берега и уйти на Волгу, но были отрезаны от большой воды многочисленными хазарскими кораблями. Тем не менее они не остановились, все-таки отплыли и пошли на прорыв, набирая скорость.

   Каган пришел в себя после такого неожиданного поворота событий. Великий замысел рушился! Все рушилось! Это – война с Русью! Вместо союза – война! Зачем она ему? В победе он сомневался. Русь невозможно победить! У него не хватит войск, чтобы посадить в каждом селении русов хотя бы по сотне своих воинов. Его армия растворится в Руси, как щепотка соли в Итили! В Итили раствориться и мешок соли, и воз, и целый корабль, и никто не заметит! Русь – бескрайна, бесконечна! Как можно с ней воевать? О, Господи, зачем Ты опять оставляешь свой народ?! Вернись к нам, Господи!

   На Волге тем временем корабли русов на полном ходу уже врезались в строй хазар. Послышался громкий треск, сокрушительные удары таранящих кораблей и неистовые боевые вопли озверевших варваров. Было видно, как они перескакивали с корабля на корабль, размахивая мечами и секирами. Со всех сторон подходили все новые и новые силы хазар, присоединяясь к битве, образуя плотный остров из дракаров, ладей и хазарских судов. С берега, где стоял Великий Каган, было уже трудно увидеть русов, окруженных множеством кораблей. Битва, с великим шумом двигаясь вниз по течению, удалялась от Кагана, как его мечта о всемирном свободном для всех народов Израиле. Нет! Этого нельзя допустить! Нужно остановить бой, нужно объяснить русам, что произошла роковая ошибка, что он шел с миром! Все еще можно вернуть, переиграть!

   Каган влетел на свой корабль и велел, пиная гребцов, отчаливать. Гребцы вспенили волны и довольно быстро нагнали битву. Каган, забыв об опасности, без оружия, с одной лишь золотой цепью в руках, которую он приготовил русам, ринулся в бой. Он перескакивал с борта на борт, расталкивая воинов, до хрипоты старался перекричать шум боя, чтобы остановить его. За ним еле успевали ближайшие сановники и охрана, которая без разбору рубила всех направо и налево, кто был рядом с Каганом. Воины с недоумением останавливались, командиры, поняв, что от них требуется, более профессионально стали командовать, отводя своих подчиненных от озверевших русов. Варвары к тому времени тоже уже выдохлись, сражаясь в окружении с превосходящими их силами. Они, увидев, что противник отходит, сгруппировались, убирая своих раненых и убитых за изрубленные в щепы щиты и щетину окровавленных мечей.

   Наконец над Волгой воцарилась относительная тишина, которую нарушали только стоны раненых, свист ветра, плеск воды о борта и крики обезумевших чаек. Корабли были завалены телами, залиты кровью так, что не было видно их самих. В воде, в теснинах между судами плавали раздавленные ими трупы, барахтались раненые, цепляясь за обломки весел, за борта и друг за друга. Каган, кашляя от хрипоты, продолжал кричать. Наконец его услышали все:

   – Остановитесь! Остановитесь, безумные! Прекратите кровопролитие! Где Михаил! Михаил, ты жив? Михаил, ты где? Я хочу говорить с русами!

Беловский в это время валялся на дне варяжского дракара, отхаркивая кровь из груди. Стрела вошла в спину, пробила ребра и вышла на несколько миллиметров из правого бока. Их расстреливали со всех сторон. Стрела со стороны спины сломалась, когда на него свалился обезглавленный хазарин, который до сих пор еще подергивался на Михаиле, обливая его кровью. Все это случилось после того, как Беловский вместе со всеми ринулся в бой, перепрыгивая с корабля на корабль. Ратко ревел, что нужно пробиться к крайним кораблям, занять их и попытаться оторваться от хазар. Бросок русов был стремительным и неожиданным. Хазары не думали, что варвары покинут свои корабли и все разом рванут скакать с борта на борт, заваливая трупами все вокруг. Они опешили, тем самым позволив русам довольно далеко пройти. Но их атака захлебнулась из-за того, что многие воины попадали в воду от ран или от тесноты и неудобства. Прыгали все одновременно, поэтому расталкивали корабли. Приходилось останавливаться, помогать упавшим забраться на борт, а те, кто шел напролом, не обращая ни на что внимания, оторвались от основного отряда, оказались в подавляющем меньшинстве и были уже перебиты.

   Если бы бой продлился еще несколько минут, то от русов, возможно, к этому времени никого бы не осталось. Но Каган остановил бой. Он бегал по одному из кораблей и что-то кричал охрипшим голосом на своем языке. Русы в недоумении остановились. Ратко осмотрел остатки отряда и понял, что пробиться не удалось и уже не удастся.

   – Олаф, где Венеслава? – спросил он, увидев на соседнем корабле живого племянника.