Текст книги "Человек должен исчезнуть (СИ)"

Автор книги: Иван Поднебесный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Мое детство было самым обычным и почти безмятежным. Родители любили меня и старались давать все то, что нужно ребенку для нормального развития. Первые лет двенадцать все было хорошо, если обозначить за «хорошо» жизнь обыкновенного ребенка в современном мире. В общем, было как у всех: садик, школа, друзья, десятки знакомых, ребяческие авантюры и неприятности, добытые в них, нудные уроки, драки и мультики после полудня. Вся вселенная вокруг не имела значения. Я видел лишь малую крупицу сущего.

Однако в итоге все изменилось…

Не было никакого переломного момента, важного события, «иррационального страха», все происходило само собой, так, словно мне это было изначально предначертано.

Я просто спрашивал себя «почему?» и «зачем?». Поначалу даже получалось давать ответы, которые казались вполне очевидными. Например:

– Зачем мне учиться?

– Чтобы получать знания.

– Зачем мне знания?

– Чтобы реализовать себя в жизни.

– Зачем мне реализовывать себя в жизни? А что вообще есть жизнь? И что есть Я?

Мне приходилось по-разному подступаться к этим вопросам, но результат это не изменяло – я достигал точки непонимания, преодолеть которую мне не хватало знаний. Эта проблема мучила меня – она до сих пор не покидает моей головы – и я начал интересоваться и пытаться ответить на волнующие вопросы.

В своих поисках я наблюдал за людьми, желая понять, как они справляются с этой неопределенностью человеческого бытия. Однако чем больше я это делал, тем сильнее разочаровывался в них.

Так уж вышло, что большинство людей, которых я встречал на своем пути, совсем не заботились вопросами, казавшимися мне крайне важными. Почему-то их умы были поглощены совсем другим – тем, что я считал, совсем не заслуживало внимания, ибо что может быть важнее, чем добыть понимание места, в котором мы действует, иначе говоря, живем.

Глагол «живем» имеет для меня особенное значение, он подразумевает под собой совокупность человеческих действий на протяжении всей нашей жизни. По сути, я спрашивал себя: «Зачем я действую? Для чего? Если я не могу ответить на эти вопросы, значит ли это то, что моя жизни не имеет смысла? Если никто из людей не может ответить на этот вопрос, значит ли это, что жизни всего человечества не имеют смысла?»

Существует несколько фиктивных – успокаивающих ответов, которые люди могут дать на вопрос относительно человеческого бытия.

«Человек сам определяет себе смысл» – один из самым распространенных вариантов, с которым я сталкивался. Однако на встречный вопрос «почему» никто не сумел мне дать вразумительного ответа. Дело в том, что человечеству банально не хватает знаний, чтобы подкрепить подобные заявления. Для того, чтобы это сделать, нам нужна достоверная гарантия того, что у человека нет «внешнего» смысла – то есть который задал ему «создатель». Возможно ли добыть такую гарантию? С оглядкой на сегодняшние возможности людей – вряд ли. Что же касательно будущего? Трудно сказать какими возможностями будет обладать человек или существо, пришедшее ему на смену в будущем, поэтому у меня нет конкретного ответа и на этот вопрос. Но в любом случае, это просто гипотезы и домыслы, которые ничего не смогут гарантировать. Поэтому тезис о том, что человек сам себе смысл – не более чем слова верующего, который в них верует – до тех пор, пока он не предоставит доказательственную базу.

«Смысл человека трансцендентен» – еще один популярный ответ. С ним дела обстоят так же, как и с предыдущим вариантом. Он банально не имеет никакой доказательственной базы. В него просто можно верить или не верить. Будь то Бог в лице всемогущего существа или Вселенной, будь то Макаронный Монстр или Зеленые Человечки – пока никто не смог предоставить доказательства их существования. Что же касается принципиальной непознаваемости таких существ, которая и не позволяет предоставить аргументы в пользу их существования, – этот вопрос я отношу к другому варианту, который будет следующим.

«Жизнь непознаваема, а следовательно вопрос о смысле бытия не имеет смысла» – данной позиции придерживаются иррационалисты. С ней дела обстоят ровно так же, как и с предыдущими: доказать иррациональность – невозможно. Поклонники иррационализма скажут, что недоказуемость иррациональности и есть ее суть – и окажутся в этом утверждении правы, с тем уточнением, что мы говорим о существующем разуме и его методах познания, которыми он располагает для изучения мира вокруг. На самом деле не так важно, сможет ли человек или существо, последующее за ним, познать иррациональные явления и «доказать» их существование или за теми иррациональностями будет стоять нечто «более иррациональное». Важно лишь то, что мы не можем признать правоту иррационализмов и аргумент о том, что доказать иррациональность невозможно по определению играет не против нас, а против них самих. С учетом того, что гипотетически человечество может развиваться бесконечно, мы можем предположить, что оно либо достигнет истины, либо будет бесконечно к ней стремиться в силу иррациональности этой самой истины. Однако сколько бы времени не потребовалось, мы все равно не сможем констатировать факт того, что истина непознаваема. Этому будет препятствовать банальный вопрос – «почему?». А почему вон там, за поворотом в несколько тысяч лет мы все-таки не доберёмся до истины?

«Внешнего смысла просто нет» – эта позиция от предыдущей отличается тем, что отрицает не познаваемость смысла, а само существование смысла. Как бы смешно это не звучало, но дела остаются ровно такими же, как и прежде. Обоснований этому утверждению просто-напросто не существует. В эту версию можно верить или не верить – как и во все предыдущие.

Значит ли это, что смысл познаваем и что он существует? Конечно же нет!

Если посмотреть на то, как зародилась жизнь, то с большой вероятностью можно сказать – она возникла случайно. И все же, пока вся каузальная цепь не будет определена – и тут же стоит передать «привет» иррационалистам и упомянуть, что вообще-то не факт, что вся жизнь может быть определена – мы не можем говорить ни о случайности, ни о неслучайности.

Нужно ли человеку задаваться этим вопросами?

Я бы сказал, что стремиться понимать мир – это разумно. Можно прибегнуть к абсурду и допустить вероятность того, что христиане правы и что грешников ожидает Ад, а праведников – Рай. Предположим, что существует возможность доказать эту догму. В таком случае, тот, кто это сделает, обеспечит львиной доле человечеству тепленькое местечко в Эдемском саду. Хотя, конечно, не стоит воспринимать эту фантазию на полном серьезе. Я лишь хочу сказать, что для действий в определенном пространстве нужно понимать, что именно это за пространство, если мы хотим претендовать на какую-то высшую разумность.

На самом деле важны не столько смысл и правильность поступков в контексте этого смысла, сколько стремление к ним. Познание окружающего мира дарует нам много возможностей, которые мы сможем использовать себе во благо.

Я наблюдал за людьми, изучал их позиции и благодаря этому осознал, как убог наш мир. Даже несмотря на то, что я стремился к иному, невольно я столкнулся с другими проблемами: отсутствие общности и наличие мешающих человеку чувств.

Эти проблемы могут показаться несвязными, но на самом деле это не так. К сожалению, один человек не может располагать необходимым количеством ресурсов и знаний для основательного познавания мира. Для того, чтобы достичь максимальной эффективности, человечеству нужно задействовать как можно больше людей для решения этой проблемы. Однако этому препятствует наш внутренний эгоизм. Каждый стремится к удовлетворению личных потребностей и игнорирует сторонние, если они противоречат друг другу. Существует этот эгоизм на почве человеческих чувств, которые индивидуальны и отличаются от чувств других индивидов, это не позволяет людям понять друг друга в необходимой мере. Из-за этого общество состоит из других более маленьких обществ, которые порой противоречат друг другу или просто не нуждаются во взаимодействии. Это, как следствие, приводит ко всевозможным социальным проблемам.

В таком случае, если человечество вдруг захочет изучать мир достаточно эффективно, ему следует стать единым коллективом. Для этого придется преодолеть чувствительную природу – что сделает людей чем-то большим, чем они есть сейчас. Иначе говоря, человек должен исчезнуть.

Мысли сочинялись в голове, и за одно мгновение я словно прочувствовал все, что когда-либо пришлось пережить.

Небо клубилось огромными тучами, отражаясь в зеркальной поверхности темно-серого мрамора, который заполнял собой все, что я видел до самого горизонта. Мрачное и безграничное пространство давило мертвой пустотой.

Где я? Что это за место?

Я ощутил чье-то присутствие. Неприятный холод пробежался по моему телу. Обернувшись, я увидел существо, внешне походящее на меня. У него были черные бездонные глаза.

Меня охватил сильный озноб и страх сковал сердце. Когда существо, представшее передо мной, начало подходить ближе, я не выдержал и закричал:

– Прочь! Не подходи! Уйди!

Попытавшись убежать, я с ужасом для себя обнаружил, тело больше не слушалось меня.

Существо подошло ко мне и попыталось коснуться. Я продолжал кричать и пытаться сдвинуться с места. Мое сердце должно было вот-вот выпрыгнуть, как…

Я очнулся, жадно хватая воздух. Протерев рукою вспотевший лоб, я, еще не до конца отойдя от кошмара, с тревогой осмотрел свою комнату. Она казалась мне ненастоящей, фальшивой, словно воссозданной из моих давнишних воспоминаний – хотя я и не понимал, почему так. Старый, местами затертый до дыр ковер-дорога, который давным-давно нужно было сменить, лакированный коричневый шкаф для одежды, рабочий стол у окна, тумба с книгами – все это мое, по крайней мере, когда-то было моим.

Лампа на столе горела желтым светом.

Я всегда считал, что мое детство было на удивление удачливым, но сейчас я вспомнил то, что, по существу, не забывал, но к чему привык настолько, что начал воспринимать как неизбежность, данность и обыденность. Меня постоянно мучили кошмары. Спокойно заснуть я мог только со включенным светильником. Я видел монстров, жуткие случаи из новостей, смерти родных и близких. Беспокойные сновидения посещали меня едва ли не каждую ночь.

На столе в стопке лежали три учебника за седьмой класс. Голову наполнили горькие воспоминания, ведь именно в этот период моя жизнь начала кардинально меняться.

Я услышал шорох позади и обернулся посмотреть. Передо мной стоял я. Я, но на четыре года младше. Он, то есть я из прошлого, выглядел сонным и раздраженным. Тринадцатилетний мальчик, проигнорировав мое присутствие, недовольно протер глаза и подошел к своему рабочему столу, выключить светильник. За окном показалось утреннее солнце.

Внезапно все вокруг словно зарябило и мне явилась иная картина.

Это был все тот же день. Сейчас, судя по висевшим над письменной доской часам, было время обеденного перерыва. С досадой для себя, я вспомнил, что в данную минуту происходило на футбольном поле общеобразовательной школы, где я учился до поступления в лицей.

Я пошел по знакомым коридорам, ловя косые взгляды учеников. Ничего не изменилось.

На дворе была весна. Я чуял приятный запах цветущей сирени, растущей на школьной территории, хотя он, как и все вокруг, казался мне ненастоящим.

У поля скопилось достаточно много ребят, среди них были и мои одноклассники, и парни постарше. Только девочки держались подальше от ревущей толпы.

Сейчас там, за занавесом человеческих тел, за гулом людских воплей радости и озлобленности, происходило то, что позволило мне наконец-то отделиться от общества, в котором я благополучно существовал тринадцать лет.

Это была драка.

И, наверное, можно было бы сказать, что мальчишеские драки в таком возрасте – обычное дело, оправдав происходящее, если бы только не причина, из-за которой тринадцатилетний я сейчас колотил своего противника.

Последние несколько месяцев, если говорить о периоде четырехлетней давности, я много рассуждал о себе и о своем месте в этом мире. Я менялся и отдалялся от людей, хотя и поддерживал контакты со своими знакомыми. И чем больше я размышлял, тем шире становилась пропасть между мной и моим окружением. В конце концов, я начал испытывать неприязнь к тем, кого считал друзьями и враждебность к тем, кого называл знакомыми.

Жизни моих одноклассников казались мне пустыми и убогими. Я постепенно пропитывался ненавистью к людям вокруг: к Кате, которая хотела стать художницей, к Саше, который был полным кретином без какого-либо стремления получать знания, к Лизе, с ее вычурно накрашенной рожей – все они казались мне ублюдками, которые тратят свое время впустую. Хотя тогда я не был готов ответить на вопрос касательно того, что именно заслуживает времени. Скорее всего, в этот период я просто сошел с ума, озверел от понимания того, что мир вокруг меня был нелеп и глуп, что люди тупые уроды, не желающие думать, что врожденный индивидуализм делает нас порочными и убогими.

Тогда в моей голове царила мысль о том, что покуда человек будет в большей степени обращен к самому себе, то в мире продолжатся конфликты интересов, которые приводят к самым разным проблемам. Мне казалось, что даже самые безобидные вещи, которые требовали человеческого внимания, но не относились к познанию мира и налаживанию общества, приводили ко всему тому убожеству, которое представляло собой человечество. Я возненавидел людей за то, что они – люди, возненавидел за то, что они неспособны уделять время окружающим, за то, что они поглощены своими жалкими желаниями, за то, что вся эта человеческая суета делала мир убогим. И я возненавидел себя за свои чувства и за то, что я – человек.

Я не оправдываю себя и не говорю, что отличаюсь от других людей. Даже несмотря на то, что я уже тогда имел взгляды не схожие со взглядами моих сверстников, глупо будет отрицать, что моя модель поведения была не такой, как у окружающих.

Это был первый день, когда я подрался исходя из желания отстоять свою идею. Сама сущность моего противника, – не важно даже какой конкретно она была, – сущность индивидуалиста спровоцировала меня настолько, что я сорвался и затеял драку.

Толпа ликовала. Я слышал смех и провокационные вскрики, мотивирующие продолжать. Тринадцатилетний я был яростен и неумолим, ничего не могло меня остановить в тот миг. Я помню это ужасное и манящее чувство ненависти, которое на долгие годы основательно укрепилось в моем сердце. Эта ненависть была над любовью, над жалостью, над разумом.

Когда к полю выбежали завучи и учителя, толпа начала быстро рассасываться.

Скоро никого не осталось. Никого, кроме меня, смотрящего в небо с радостной улыбкой ликующего человека, и меня, который наблюдал за дракой. Я сочувствовал прошлому себе, ибо этот я, празднуя победу, еще не знал о том, на какую участь себя обрек, и сочувствовал нынешнему себе, ибо, по существу, мне так и не удалось искоренить свою ненависть.

Внезапно юноша, стоящий на щебенистом покрытии школьного поля, где мгновение назад происходила ожесточенная драка, взглянул в мою сторону. У него были черные глаза. Я оцепенел от ужаса и осознания того, что вновь был обездвижен. Существо подошло ко мне и сжало мое горло своими руками.

Я очнулся под треск горящего в костре дерева. На дворе стояла ночь. Мое пробуждение заметил Канеки, который, однако, ничего не сказал.

Приподнявшись, я потряс головой и начал осматривать свое тело. На нем не осталось ни царапины, хотя одежда и рядом лежащие латы были повреждены способностью самурая.

Что за черт?

– Что случилось? – осипло спросил я у Дениса.

– Полагаю, это тебе стоит ответить. Все испугались, когда Ямадо пригвоздил тебя к земле.

В голове царил хаос. Воспоминания складывались в мутную картину из того жуткого ощущения среди кромешной темноты и момента, когда я увидел приплюснутого к земле самурая.

– Что с Ямадо?

– Вон, – Канеки ткнул пальцем в сторону.

Повернувшись, я увидел похрапывающего самурая, рядом с которым лежала Настя.

– Пить хочу…

Денис просунул мне бурдюк.

– Спасибо.

Я утолил жажду и вновь посмотрел на Ямадо.

– Это было ужасно, правда? – спросил я у Канеки, вспоминая сражение с самураем. Мне было невероятно стыдно и горько из-за того, что я делал и о чем думал.

Какое же ты ничтожество, Поднебесный… Сам спровоцировал драку, но в итоге сорвался. Урод и ублюдок, который ничему не учится.

– Как нечто хорошее, – спокойно ответил Денис, – произошедшее трудно оценить. Ты добился того, чего хотел?

На моих устах образовалась легкая улыбка. Спокойный тон Канеки всегда успокаивал меня.

Удалось ли мне сделать то, что я хотел?

– Не знаю, Денис. Время покажет.

Я прилег, подложив руки под голову, и начал размышлять. Канеки был очень тактичным человеком, ненавязчивым, а потому он не стал давить на меня и выпытывать подробности.

Ямадо точно не послушал бы меня. Только силой я мог объяснить ему, что он и Настя должны остаться с нами. Это никак не оправдывало мой поступок, но иного выбора у меня не было.

Другие мысли касались того ужасного чувства и силы, которая помогла мне одолеть самурая.

Точно ли это был я?

Да, это точно был я.

Я чувствовал это, даже несмотря на то, что плохо запомнил этот эпизод.

И это чертово видение и та сила, которая тянулась ко мне и хотела подчинить…

Что это значит?

Мысли в голове никак не хотели укладываться по полочкам. Это было неприятно чувство, состоящее из тревоги и неопределенности. Ответа на поставленный вопрос у меня не было и единственное, к чему я пришел, – необходимость скрыть ту странную силу, что помогла мне одолеть самурая.

Глава 8

Никто не спешил разбудить меня. Согильдийцы бодрствовали, когда я проснулся.

Первой меня заметила рядом сидящая Таня. Девушка наклонилась и тихонько поинтересовалась:

– Как ты? Денис сказал, что ты просыпался. Все хорошо?

Это заметил рядом сидящий Кира.

– Еще бы! – фальшиво возмутился он. – Обладает такой силой, способен регенерировать раны – прямо читер!

Я улыбнулся и ответил:

– Всегда знал, что ты завидуешь мне.

– Нет-нет, – издевательски усмехнувшись, покачал головой Спартак, – раньше мне было нечему завидовать. Силы нет, интеллект слабоват. Может, судьба пытается компенсировать тебе это в игре?

– Интеллект слабоват? Но ведь отдал же голос за меня.

– Просто я планирую стать серым кардиналом, теневым лидером, – пожал плечами Кира.

Я засмеялся. Обстановка оказалась на удивление непринужденной. Трудно было сказать, случилось это потому, что мы привыкли к срачам и конфликтам, или мои товарищи просто пытались опустить произошедшее.

– Да, Тань, – повернулся я к Руди. – Все в порядке. И прости за то, что…

– Тише. Я все понимаю, – ласково улыбнулась девушка. От ее искренней и теплой улыбки я ощутил себя самой настоящей эгоистичной скотиной, зациклившейся на своих мерзких чувствах. Я был слишком поглощен своей ненавистью и злобой, чтобы заметить переживания близкого мне человека.

Таня была очень доброй и чуткой девушкой, всегда поддерживала меня, даже несмотря на серьезные проблемы со здоровьем. Руди в этом плане сильно превосходила меня. И не только она. Несмотря на то, что я порицал чувства и искреннее ненавидел их – что весьма иронично само по себе – я был подвержен их влиянию, и часто являлся скорее жертвой этих внутренний чудовищ, нежели победителем над ними.

Я встал и посмотрел на сидящих в стороне Ямадо и Настю. Кот встретила меня презрительным взором. Самурай же только насупился как раздраженный ребенок и отвернулся с легким оскалом.

– У нас ничья, – обратился я к нему. – Что ты на это скажешь?

Мне было искренне интересно понять чувства Ямадо. Они были для меня загадкой. Перед поединком о ничьей не было сказано ни слова.

– Они остаются, – спокойно утвердил Канеки.

О том, что сказал Денис, я и сам догадался, но все равно несколько удивился уверенности его слов. Стоит полагать, белому рыцарю удалось убедить самурая и кицунэ остаться с нами.

Замечательно.

Я не видел смысла сейчас разбирать конфликт, который был скорее проблемой меня, Ямадо и Насти, нежели проблемой всей гильдии. Поэтому вовлекать других более, чем я позволил себе сделать это к нынешнему моменту, у меня в планах не было.

Я вернулся к проблеме, касающейся ресурсов и укрытия.

– Хорошо, – обратился я ко всем. – Очевидно, нам нужен провиант. Ну и, желательно, крыша над головой. Я знаю место, где мы сможем добыть необходимое, а еще… у меня есть первое задание для нашей гильдии.

– Задание? – удивился Спартак.

– Ну… Миссия, вылазка. Не знаю. Хочу помочь кое-кому.

– Типа квест?

– Можно и так сказать. Хотя это слово мне не очень нравится. Сами поймете почему.

– Кому хочешь помочь? – поинтересовался Канеки.

– Йонам о которых вчера рассказал.

– И что нужно будет делать?

– Мы отправимся к их деревне на разведку.

Больше меня никто ни о чем не спрашивал, и внезапно возникшее неловкое молчание продлилось несколько секунд, прежде чем я поинтересовался:

– Никто ведь не против? Что скажете?

Я несколько волновался из-за того, что самолично вызвался помочь йонам, хотя и не имел такого права перед гильдией в целом.

– Ты – гильмдастер, – естественно для себя, спокойно и непринужденно ответил Канеки. – Веди.

– Серый кардинал одобряет, – отшутился Спартак.

– Я не против. Мы должны помогать тем, кто нуждается, – улыбнулся Марс.

– Согласен… То есть, я тоже за… – согласился Молчанов.

– Что-то нам в любом случае нужно да делать. Нормальный вариант. Надерем задницу этим… черноглазым… и добудем репутацию, – одобрил Итачи.

– Не смотри на меня, – улыбаясь, ответила Таня. – Ты и так понимаешь, что я с тобой.

– Хорошо, – кивнул Султан.

Ямадо вновь оскалился, когда мой взгляд упал на него.

– Тц, тебе уже сказали, что мы с вами.

И, тем не менее, согласился.

– Замечательно! – я был доволен таким положением дел. – Я уверен, мы сумеем со всем справиться! Мы должны стараться!

На волне воодушевленности меня понесло распространяться лидерским пафосом, что в общем-то, было в какой-то мере весело и приятно несмотря на то, что вещи, о которых я говорил, были весьма серьезными.

– Думаю все уже успели понять, что мир этот потенциально опасен и статус его искусственности ни на что не влияет. Увидите, ведь даже люди здесь ничем от нас не отличаются. Здесь в Альмире пробуждается что-то зловещее. Возможно, это связано с нашим появлением. В любом случае, нам нужно как следует подготовиться. Не стоит забывать и о других гильдиях, и нашей с ними конкуренции за победу. И даже несмотря на то, что приз кажется несколько фантастическим, другие тестеры, полагаю, все равно будут стремиться к нему. Ну а очевидным путем к победе среди конкурентов является устранение этих самых конкурентов. Я надеюсь, что именно мы воздержимся от подобных методов, но готовность сражаться с другими гильдиями, в случае если они будут враждебно настроены, – это важный шаг к нашей победе. В общем, я просто хочу, чтобы каждый отнесся к делу серьезно. Все это для нашего же блага.

Так или иначе, но хотя бы визуально, с моим сообщением согласились все.

Мне попалась отличная гильдия. Я не знал почему мы оказались вместе – возможно, если учесть методику отбора, заключающуюся в поиске самых активных или выделяющихся участников в беседах «Чатоске», наша беседа удовлетворила это условие многими людьми, которым и пришли приглашения, а отношение их к одной беседе послужило попаданием в одну гильдию – но это было не слишком важно. Куда значительнее была не причина, а факт того, что мы вместе.

Спартак, Канеки, Руди, Молчанов, Марс, Итачи, Султан, Настя, Ямадо: кого-то я знал лучше, кого-то хуже – но никто из них не был мне противен, пускай, конечно, был далек от образа рационального существа; с кем-то я был в близких отношениях, с кем-то даже в плохих – но между нами были некие узы, при должном обращении с которыми, я считал, мне удалось бы достичь крепкого взаимопонимания в гильдии.

Важным этапом в нашем совместном пути являлась разработка стратегии. Начать стоило с тактики ведения боя, ведь именно сражения, как следовало полагать из сеттинга мира, в котором мы оказались, были основным элементов влияния гильдии. И для того, чтобы определить роль и позицию согильдийцев в бою, я попросил их рассказать и продемонстрировать способности.

Первым был Спартак.

Индивидуальной чертой – или стихией Киры, было электричество. Первая его способность наименовалась Мантией. Использовав ее, Спартак покрывал свое тело потоком электричества, благодаря чему его сила и скорость увеличивались в два раза сроком до пяти минут. Как и моя Невесомость, Мантия не обладала перезарядкой, но использование ее более трех раз подряд приводило к значительным болевым ощущениям в области сердца. Вторая способность – Небесная кара, с задержкой в четверть секунды поражала указанную область мощным разрядом молнии, после чего требовала около трех минут для повторного использования. Последняя способность – Разряд, поражала цель сильным ударом электричества при непосредственном контакте, благодаря чему Кира мог обездвижить противника на несколько секунд. Такие удары Спартак был способен проводить по разу в минуту.

Частый призыв способности приводил к болевым ощущениям в разных частях тела. Если для Мантии у Киры это было сердце, то для Разряда – та часть, которая использовалась для высвобождения эффекта способности. Так было не только у меня и Спартака, но и вообще у всех наших согильдийцев. Трудно было судить на чем основывалась эта интересная особенность, но факт оставался фактом.

Способности Рудольфа, как ни странно, были завязаны на использовании рекурведа. Первая из них являлась несколько уникальной. Она, в отличии от прочих способностей, подобных тем, что использовали я или Спартак, не имела названия и, как следствие, не требовала его произношения для призыва. А заключалась способность в образовании сгустков энергии для формирования стрел. Такие снаряды, по велению стрельца, могли возыметь как разрушительный характер, нанося урон по области, так и стать бронебойными иглами, поражая цель точечно, и что теперь казалось закономерным: разрушительные заряды требовали больше сил, а частое их использование приводило к болям в руках. Особо мощный заряд можно было образовать при помощи способности – Стрела бури. Мощь Стрелы бури приравнивалась к мощи Небесной кары Спартака и требовала такого же количества времени для своей перезарядки. Еще один скилл Тани назывался Дождем стрел. Данная способность применялась по области и, что ясно из названия, завывала лавину смертоносных зарядов в место выпущенной после призыва способности. Атака была единичной, без повторов, и перезаряжалась в зависимости от представленной области, максимальное значение которой равнялось радиусом в десять метров.

Я задумался о особенности формирования снарядов и вспомнил то, что Дион также не использовал каких-либо названий для призыва способностей. А это означало то, что такая возможность в общем-то существовала. Вопрос теперь заключался лишь в одном: могли ее использовать все или только своего рода избранные?

Султан соответствовал своему образу. Первая способность – Теневое слияние, позволяла ему становиться невидимым в тени на неопределенный срок. Эффект способности развеивался при выходе из затененной области или попытке атаковать противника. Вторая способность – Теневое перемещение, давала синоби возможность мгновенно передвигаться между видимыми тенями в количестве четырех зарядов, после чего абилке требовалась перезарядка длительностью в три минуты. Не менее подходящей для ниндзя была и третья способность – Теневое клонирование, образовывающая до четырех самостоятельных копий, которые, однако, не могли нанести вреда и исчезали при любой, даже заблокированной, собственной или вражеской атаки. После использования абилка уходила на откат длительностью в пять минут, если количество копий равнялось максимальному числу, и не требовала перезарядки, если копий было меньше лимитного значения, что, однако, при последующем вызове способности приводило к уменьшению количества копий на количество их прежнего призыва.

Настя, что не удивительно, сначала не захотела демонстрировать и описывать свои способности. Однако, что было не менее удивительным, ее уговорил Ямадо, который и сам показал и рассказал все, о чем я спрашивал – хотя и без явной доброжелательности.

Кицунэ оказалась своего рода саппортом. Ее способности, Исцеление и Талисман, соответственно лечили и бафали союзников. Исцеление не имело очевидных ограничений по времени использования и зависело от состояния Насти, но чрезмерное использование способности – что я попросил девушку сделать в качестве проверки – провоцировали сильные боли в тыльной части головы. Талисман, в свою очередь, накладывал защиту от воздействия вражеских скиллов и позволял Насте чувствовать состояние здоровья союзника на протяжении двадцати минут. Количество использования способности не огранивалось, но, как и Лечение, зависело от состояния девушки. Ее особенная способность, Царь духов, призывала огромного – высотою в два Марса – белого лиса с восьмью красноконечными хвостами, который мог находиться с Настей до пяти минут, после чего исчезал и требовал для отката неопределенное количество времени, которое точно превышало час. Зверь этот, помимо защиты и атаки, наделял кицунэ дополнительной силой, от чего ее способности усиливались примерно в полтора раза, но при этом возрастал и расход на использования абилок, из-за чего, предположительно, лис мог исчезнуть быстрее, чем через пять минут, если силы призывающего не хватало для поддержания его формы в реальном – который формально был виртуальным – мире.

Со скиллами Ямадо, благодаря проведенному между нами поединку, было все более-менее понятно. Самурайская непоколебимость – это баф, накладывающий резист к способностям противника, и усиление, увеличивавшее скорость и силу атаки в полтора раза, действующий десять минут. Неотразимый удар – это атака, напрямую игнорировавшая защиту противника, однако, которая учитывала ее при расчете наносимого урона. Таким образом, несмотря на то, что наручи мои не были способны отразить атаку, они все же снизили получаемый урон. Последний скилл – Град клинков, наделял самурая возможностью призывать в воздухе над выбранной точкой клинки катан в течении двадцати секунд. При этом напор способности зависел от отдающей силы Ямадо, что подразумевало возможность формирования большего количество единиц губительных осадков при увеличении расхода энергии на способность. Что касалось перезарядки: для Самурайской непоколебимости – это тридцать минут, для неотразимого удара – минута, для Града клинков – десять минут.