Текст книги "Человек должен исчезнуть (СИ)"

Автор книги: Иван Поднебесный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 16

Плененный ненавистью и яростью, я проклинал всех, кто был причастен к тому, что происходило со мной и моими товарищами. От одной мысли о погибели Марса все мое нутро наполнялось жаждой мести. Обжигающая ненависть захватила мое сердце и в каждое мгновение я обещал себе, что непременно отомщу за падшего товарища. Однако не одной лишь местью был ведом я. Истинное удовольствие заключалось в самом факте наказания, в мыслях о причиненных боли и страдании ублюдкам, которые посмели посягнуть на моих товарищей. Я непоколебимо верил в то, что справедливое отмщение непременно сбудется и мне удастся познать прелесть лицезрения боли и негодования всех виноватых.

Я легко преодолел километровое расстояние, добравшись к Визе за менее, чем тридцать секунд. Мое тело было невероятно легким и сильным.

Заметив мое приближение, хобгоблин выпустил в меня поток черного пламени, который я развеял взмахом меча.

Седоволосый тяжело дышал. Мой последний удар хорошо навредил ему. Но этого было все еще недостаточно. Мерзкая улыбка все никак не покидала уста ублюдка.

Хобгоблин бросился в атаку, намереваясь достать меня клеймором сверху. Парировав удар, я отрубил ему вторую руку. Седоволосый сделал шаг назад, и я попытался проткнуть его грудь бастардом. Однако ублюдок увернулся и ударил меня головой. Пошатнувшись, я попятился назад.

Тварь смеялась и скалилась мерзкой улыбкой.

– Точка аномалии! – седоволосого приплющило к земле.

Подойдя к зеленой мразоте, я взялся наносить гоблину удары ногой по затылку, пока его голова почти полностью не вмялась в грязь, после чего, вдоволь насытившись моментом, пробил обездвиженным телом несколько йонских домов.

Выбравшись из-под обломков, хобгоблин бросился ко мне с нелепыми попытками укусить. На очередной хлопок пасти я ответил ударом колена по нижней челюсти, раскрошив зеленокожему все зубы.

Скотина упала наземь.

Мразь лежала и смеялась, словно все мои атаки были ей нипочем. Это издевательское поведение невероятно злило меня. Я занес бастард над головой, чтобы рубануть шею ублюдка, но тело зеленокожего внезапно вспыхнуло черным пламенем. Невероятный всплеск силы, исходящий от гоблина, заставил меня отскочить на безопасное расстояние.

Седоволосый встал с исходящими из обрубков бушующими черными пламенями, которые через несколько секунд приняли очертания рук. Второй глаз твари почернел.

Меня вновь постигло чувство, предупреждающее об опасности.

Тварь мгновенно переместилась ко мне и схватила за горло, с легкостью оторвав мое тело от земли. Огненные руки обжигали мою шею. Попытки отбиться от ублюдка ногами не давали результата. На последних секундах, прежде чем я потерял сознание, мне удалось воссоздать гравитационное поле и оттолкнуть зеленокожую суку.

Гоблин больше не скалился и не улыбался. Его взгляд походил на взгляд хищного зверя, готового бездумно прикончить свою добычу.

Не успел я перевести дух и отдышаться, как черноглазый вновь бросился в атаку. Скорость его была запредельной, и мне едва удавалось уклоняться, чтобы сохранить себе жизнь.

– Точка аномалии! – но тварь выскочила из радиуса действия способности.

Седоволосый залетел сверху, пытаясь вмять меня прессом сомкнутых огненных рук. От сокрушительной силы удара в земле образовалась воронка диаметром в несколько метров.

Избежав атаки, я отпрыгнул далеко назад. Гоблин бросился ко мне.

– Точка аномалии! – я стоял в центре радиуса действия способности.

Но заманить ублюдка в ловушку не удалось. Пламенные руки седоволосого удлинились и вырвали кусок земли подо моими ногами. Откинув глыбу в сторону, гоблин тут же оказался позади. Тварь ударила меня по голове и прижала лицом к земле. Задняя часть кирасы шипела и плавилась от черного пламени.

К черту! К черту! К черту!

Почему?! Сколько еще мне нужно силы, чтобы совладать с этой тварью?! Почему он так силен?!

Ненавижу! Сдохни! Умри! Я уничтожу тебя!

Мой правый глаз начал ужасно болеть. Казалось, словно его пытались выжечь раскаленным тавром. В голове раздался писк, и я увидел перед собой огромные, зловещие черные глаза, что своим пылким взором пытались проникнуть мне в душу.

На секунду ненависть и злоба разожглись во мне с новой силой. Я откинул гоблина, но тут же остолбенел.

Картинка перед глазами двоилась. Ото всюду доносились вопли. Меня разрывали миллионы криков в голове. Постоянно вливающаяся тоска и боль заставляли мое тело дрожать. Я видел множество эпизодов чужих жизней. От утраты ребенка, до измены любимого. От смерти отца, до предательства товарищей. Я дернулся и сомкнул глаза. Это было ужаснейшее чувство из всех, что я только мог ощутить. Сердце наполнилось негодованием и страхом. Меня трясло. За одно мгновение мне пришлось быть сломленным и убитым горем неисчислимое количество раз.

Я засмеялся так громко, как это только было возможно, думая лишь о том, как приглушить весь тот ужас, что творился у меня внутри.

Гоблин, воспользовавшись случаем, раскрошил мою кирасу сокрушительным ударом в грудь. От нестерпимой физической боли, кошмар в моей душе начал отступать.

Свалившись на землю, я откашлялся кровью. Железные осколки раздробленных лат впились в тело до костей.

Мне приходилось продолжать смеяться. Боль сводила с ума, и я ничего не мог с этим поделать.

Ублюдок вбивал меня в землю. Каждый тяжелый удар седоволосого сопровождался хрустом в моем позвоночнике.

Почему?! Почему?! За что?! За что это все мне?! Что я сделал не так?!

Боль. Боль. Боль. Боль. Одна только боль. Нестерпимая боль.

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу себя! Ненавижу все вокруг!

К черту! К черту! К черту!

Пламень ярости восстал в моей душе, пожирая страх и отчаяние сердца.

Разве ты никогда не знал о людской боли, Поднебесный? Разве не догадывался о бесконечных страданиях человечества? Почему твоя ненависть поступилась? Почему она пала под натиском чужого отчаяния?

Нет!

Я всегда ненавидел чувства! Всегда сражался с ними! И я не паду!

Открыв глаза, я окунулся в чужое горе и негодование.

Больно! Невыносимо больно! Невозможно больно!

Ненавижу чувства! Ненавижу людей! Ненавижу себя! Ненавижу боль и ненавижу радость! Ненавижу весь мир!

К черту!

Я продолжаю бороться! Я человек, но я ненавижу человечность! Я ненавижу людей и жалею их! Я ненавижу свою ненависть! И я собираюсь преодолеть гнетущие чувства прямо сейчас! Моя ненависть достойна того, чтобы в бескрайнем океане ужаса и страданий пламенеть собственным огнем, обжигая меня и все вокруг! И это буду я! Я – в своем страдании!

Это буду я!

Тогда смех стал единственным, что я слышал. Боль чужих душ отступила от меня, ибо я был полон собственных страданий – и они были важнее, чем что-либо другое.

Тело восполнилось силой, и я отшвырнул гоблина, исказив гравитацию. Мой правый глаз пылал. Восприятие мира кардинально изменилось. Я чувствовал гоблина и его силу куда более отчетливо, чем прежде.

С новым зрением я видел все движения ублюдка. Его огненные руки больше не были способны прикоснуться ко мне. Гравитационный щит не позволял гоблину приблизиться ближе, чем на два метра.

Мои шаги были такими тяжелыми, что земля изнывала и трещала под ними.

– Точка аномалии! – все в радиусе сотни метров пало под натиском гравитации.

Седоволосого прибило к земле. Черный огонь потух под нещадной силой гравитации. Я с неописуемым удовольствием наблюдал за тем, как плющилось тело ублюдка.

Как только время действия способности подошло к концу, зеленокожий подскочил и попытался схватиться за меня огненными руками – но тварь тут же была отброшена назад.

Гоблин поднял руки вверх и сформировал огромную сферу черного пламени. Мгновенно сократив расстояние, взмахом меча я рассеял огненные отростки, после чего, преобразив гравитацию, вышвырнул сферу далеко в небо, где она вспыхнула и растворилась.

Тварь пошатнулась и упала на колени. Дыхание седоволосого было прерывистым.

На моем лице показалась насмехающаяся улыбка победителя – и я пронзил сердце хобгоблина. Широко раскрыв глаза, я с трепетом и удовольствием наблюдал за судорожными подергиваниями мрази.

Черная пелена спала с глаз гоблина. Зеленокожий упал на спину и засмеялся.

– Это… ничего… не значит… – успел произнести седоволосый, прежде чем я пронзил его голову.

Когда я закрыл правый глаз, боль в нем стихла. Вдохнув полной грудью, я посмотрел на небо. Сила и злость, с которой она пришла, медленно покидали меня.

Однако не успел я расслабиться, как мое сердце вновь дрогнуло. Секундная тишина растворилась в невыносимом гуле. Птицы в ужасе взмыли в небеса. На севере возник огромный черный столб бурлящей силы, что был чернее самой ночи. Земля под ногами начала трещать и уходить вниз.

Попытавшись сделать рывок, чтобы не провалиться под землю, я ощутил ужасную боль во всем теле. На следующий вздох я откашлялся кровью…

Меня подхватил Денис.

– Канеки… я же… сказал…

– Сказал позаботиться обо всем, – не глядя ответил мне Денис. – Я так и делаю.

Из огромных разломов в земле начали выходить бесчисленные полчища гоблинов и черноглазых тварей. Образовавшаяся яма уходила далеко на север, к высоким черным пикам, проглотив всю видимую часть Великой Везиевой Равнины.

Меня посетило гнетущее чувство. Черный столб над Черными горами вселял страх и тревогу.

– Ваня… Твой глаз… твоя броня… – Рудольф бросилась ко мне, когда Канеки доставил меня к остальным. Девушка плакала и тряслась – как и тогда, когда я уходил.

– Таня… – я взялся Руди за руку, – нужно идти… Мы уходим. Немедленно отступаем в Регран.

– Ты знаешь, что это за черная хрень? – Итачи скривился, глядя на север.

– Не знаю… Ничего хорошего… Медлить нельзя, быстрее… идем…

– Марс… – тяжело дыша, поднялся Кира. – Что мы будем делать с ним?

– Оставим…

– Но… – Молчанов испуганно посмотрел на тело здоровяка и запнулся.

– Понимаю…

Я подошел к бездыханному телу. Руки сжались и к горлу подступил ком. Чувство вины переполняло меня.

– Сожги его тело, – посмотрел я на Мишу.

– Сжечь… – маг в ужасе сделал шаг назад.

– Если ты не сделаешь этого, его возродят в черноглазого…

– Я… Я не могу…

– Миша…

Маг прикрыл лицо рукой.

– Сфера огня. Прощальное пламя, – тело Марса вспыхнуло золотым огнем и тут же растаяло, оставив тяжелый серебряный доспех совершенно пустым.

– Это большее, что мы могли сделать для него… А теперь ступаем.

Я подвел Марса, не смог помочь ему достичь цели. Мне не удалось уберечь Мирзука, не вышло и раздобыть черноглазую тварь. Весь наш поход оказался бессмысленным.

Внутри все сжалось. Круговорот чувств сбивал меня с толку. Когда ярость и ненависть угасли, им на смену пришли сожаление и страх. Навязчивые мысли не покидали мою голову на протяжении всего пути. Горечь от утраты товарища, предательство человека, которого я искреннее любил, бойня в Визе, смерть невинного полуэльфа, мой внутренний конфликт ненависти и жалости, рациональности и чувствительности – все это терзало мою душу.

Моя сила вселяла ужас. Не осмелившись раскрыть согильдийцам правду, я размышлял о том, как смирить ужасающую мощь, что теперь таилась внутри меня.

Что же это было? Почему я ощутил отчаяние чужих душ? Почему оно внезапно проникло в меня? Почему моя ненависть разгорается? Что все это значит?

Не находя ответов, я метался от одной мысли к другой.

Мне было стыдно и горько. В голове восставал образ Регер. Я бросался от ненависти до желания понять и простить. Пытаясь преодолеть жажду отмщения, я отчаянно искал возможность оправдать Агату.

Боль, что оставляла после себя умирающая любовь, была невыносимой. Все то светлое и теплое, что когда-то подарила мне Агата, постепенно искажалось и преображалось в темное и злое. Невольные попытки сердца препятствовать этим душевным метаморфозам приносили только больше сожаления. Время, проведенное вместе в любимой, оказалось пустышкой. Мои чувства были не более, чем следствием ужасной шутки.

Состояние нашей гильдии было удручающим. Рудольф и Миша, охваченные страхом, больше не могли сражаться. Спартак был истощен. Я боролся из последних сил, чтобы не отрубиться. Хорошо держались только Канеки, Султан и Итачи. Однако, несмотря на тяжелое состояние, мы возвращались, не останавливаясь. Нужно было предупредить Диона.

Мы подошли к окрестностям Реграна до рассвета. Они кишели черноглазыми тварями и гоблинами. Над кронами деревьев клубился дым.

Но как?! Как они добрались сюда так быстро?!

Внутри все кипело. Боли и переживаний было так много, что грань между жалостью и ненавистью начала постепенно стираться. Раздирающие чувства придали мне еще немного сил.

Почему?! Почему?! Почему все это происходит?!

– Скорее!

Я безрассудно бросился вперед, пробираясь меж слуг Темного Короля.

– Давайте! Быстрее!

В деревне велось сражение. Немногочисленные солдаты, оставшиеся после инцидента с химерами, безнадежно отбивались от полчищ гоблинов и черноглазых во главе с хобгоблинами.

– Дион?! Где Дион?!

Вопль и крики живых постепенно стихали. Безрассудно рванув в Регран, я оставил согильдийцев позади.

Мое сердце разрывалось. Я не понимал, почему все это происходило. Чудовищная скорость, с которой все катилось к черту, ошеломляла.

Я добрался к таверне, где обнаружил во дворе мертвые тела Марда и его членов семьи.

Заскочив на второй этаж, я наткнулся на кучу гоблинских трупов у двери в нашу с самураем комнату.

– Ямадо!

– Опаздываешь!

Забежав в комнату, я увидел стоящего у дверей самурая с обнаженной, испачканной в крови катаной. Он упирался спиной в боковую стену.

– Давай, – я взял Ямадо под плечо. – Уходим!

На улице нас встретили подтянувшиеся согильдийцы.

– Ямадо – черт! Живой! – подскочил Спартак.

– Где Марс? – оглянулся самурай.

Никто не осмелился ответить. Ямадо понимающе опустил глаза.

– Нужно уходить, – Канеки оставался хладнокровен.

– Уходите… Ступайте в Гранбург.

– А ты?! – Рудольф вновь схватилась за меня.

– Я должен…

– Нет! – девушка потянула меня к себе. Почему ты убегаешь?! Почему ты оставляешь нас?!

Таня начала плакать.

– Пожалуйста, – сквозь слезы говорила она, – прекрати… Давайте просто уйдем…

Обняв девушку, я взглядом попросил Канеки придержать Рудольфа.

– Я догоню!

– Нет! – но Таня не отпускала меня. – Хватит! Я никуда не пойду!

– Таня, пожалуйста…

– Нет! Нет! Нет!

Я осмотрел своих согильдийцев.

– Ждите здесь. Таня, – я обхватил лицо девушки руками, – я должен спасти Шайу и Старика Мо. Я обязательно вернусь. Доверься мне.

Я откинул руку Рудольфа и сразу же рванул к дому Шайи.

Прочищая себе путь, я прикончил несколько хобгоблинов, которые были несоизмеримо слабее того, с которым мы столкнулись в Визе.

Тогда я встретил Диона.

– Дион…

– Иван…

Рыцарь выглядел устало. Его лицо кровоточило. Прежде, чем мы успели сказать друг другу что-нибудь еще, к нам выскочил хобгоблин. Уклонившись от атаки массивного молота, мы с Дионом бросились в наступление. Рыцарь, рубанув зеленокожему левую голень, поставил ублюдка на колено, а я, зайдя справа, всадил бастард прямо в шею твари.

– Мы уходим, Дион…

Протектор Реграна понимающе кивнул. Дион выглядел как человек, готовый принять свою смерть.

– Возьми его… – рыцарь просунул мне меч.

Я взял серебряный полуторник со скрежетом на душе. Беспомощность давила на меня, но я ничего не мог с этим поделать.

Беспрекословно приняв прощальный дар рыцаря, я бросился к старику Мо и Шайе.

Двор кишел ублюдками, которых я немедленно прикончил. Дверь в дом оказалась открытой.

Войдя, я увидел, как девушку насиловали три зеленокожих ублюдка.

Я озверел от увиденное и завопил, что было силы.

Недовольные твари тут же бросились на меня. Не рассчитав в порыве ярости мощь удара, я разрубил разом всех гоблинов и разрушил часть дома позади Шайи.

Девушка безвольно лежала на полу со стеклянными глаза. Она все еще дышала. Подсев к Шайе, я коснулся ее волос своими дрожащими руками.

Нас не объединяли ни годы знакомства, ни дружеские узы. Я даже не мог внятно ответить себе, почему бросился спасать старика Мо и Шайю. Мы были едва знакомы, но от чего-то мое сердце ужасно болело.

Потому что я верил во взаимопомощь? Потому что я хотел позаботиться о своих знакомых? Потому что я хотел казаться героем? Или потому, что я хотел спасти хотя бы кого-то?

Внутри не осталось ничего кроме горечи и сожаления. Я безвольно трясся над девушкой.

Я знал, что должен сделать, чтобы прекратить муки Шайи, но мое тело оставалось неподвижным. Мне не хватало духу.

Почему?! Почему все так?!

Внезапно я ощутил нечто невероятно зловещее и сильное, аура чего была несоизмеримо смертоноснее той, что окутывала седоволосого. Эта мощь давила меня. К Реграну приближалось нечто, от чего нужно было немедленно убегать.

– Пожалуйста… – тихо прохрипела девушка. – Умоляю…

На моих глазах выступили слезы. Сердце преисполнился жалостью, преодолевшей сомнение.

– Прости меня…

Я прервал муки Шайи одним взмахом меча. Клинок бастарда испил крови той, что я хотел спасти.

Мне стало дурно, а в груди неумолимо рвало и распирало. У меня больше не осталось ни сил, ни желания продолжать свой путь. Один лишь страх перед зловещей силой, что надвигать к нам, смог заставить меня убежать.

Я не пытался найти старика Мо. Теперь это казалось совершенно бессмысленным.

– Уходим, – я вернулся к таверне.

– Твои знакомые? – спросил Спартак.

Я отвел взгляд и промолчал.

– Нужно отступать, – Денис продолжал оставаться непоколебимым.

Однако стоило нам начать отходить, как мы тут же оказались замкнуты в кольце мертвецов и зеленокожих. Поселение было полностью охвачено ублюдками. Наше передвижение сильно замедлилось. Отбиваясь от прислужников темных сил, мы отчаянно прорубали себе путь к дороге на Гранбург.

Тьма подступала все ближе и ближе, пока я не начал ощущать ее совсем близко. Я остановился и замер, оглядевшись вокруг. Мои руки опустились. Все было тщетно. Капкан ужаса захлопнулся. Во вражеских рядах на западе образовалась брешь, из которой плеснули страх и смерть.

Верхом на черном олене к нам ступала облаченная в черный доспехах темная сущностью. Вся наружность шипастых лат была расписана множеством светящихся, красных знаков, походящих на руны. Пространство вокруг зловещей фигуры искажалось от ее невероятной силы.

Я улыбнулся от горького привкуса кончины. Смирившись, я собрался открыть свой правый глаз, чтобы дать ублюдкам последний бой, как раздался крик Ямадо:

– Убегайте!

Самурай отскочил от державших его Тани с Мишей и, вынув вакидзаси, проткнул себе живот со словами:

– Последнее дыхание!

Тогда тело Ямадо вспыхнуло и обратилось в пылающего синим пламенем духа, облаченного в черно-золотой самурайский доспех. Аура его была сопоставима со зловещей аурой темной сущности.

В тот же миг силы покинули меня. Звуки перестали доноситься. Картинка перед глазами постепенно тускнела. Мои товарищи бросились отступать. Я видел, но не слышал, кричащую Настю, которую оттаскивал Итачи.

Ноги подкосили, и я начал падать, окунаясь во тьму.

Глава 17.1

Лучи вечернего солнца, бьющие сквозь витражи, не позволяли Мэнэнлаэйю разглядеть лицо сидящей на троне фигуры.

По правую сторону от пьедестала стояло трое благородных эльфийских лордов. Все они были одеты в длинные шелковые наряды, украшенные драгоценными камнями на воротниках и рукавах. Смотритель Доры, земли дорийцев – горных эльфов, был одет в красное, хранитель Плоры, берегов плорийцев – морских эльфов, в синее, протектор Алии, где жили алийцы – пустынные эльфы, в серое. Не хватало еще двух цветов: зеленого и светло-коричневого – в которые обычно одевались лорды Малесии, края малесийцев – лесных эльфов, и Эльпии, дома эльпийцев – степных эльфов.

Фигура, сидящая на троне, встала и направилась к Мэнэнлаэйю. Лорды тут же поклонились. По их примеру склонил колени и Мэнэнлаэй.

Он был высок и бледен. Волосы Его были длинными и черными. Голова Его была увенчана серебряной диадемой с украшенными прозрачными камнями-пиками. Глаза Его, переливаясь синим и фиолетовым, горели тысячью маленьких огоньков, как звездное небо. Одежды Его были тяжелыми и неподвижными, в золоте и серебре. В каждом Его шаге ощущалась необъятная сила.

Тогда молодой эльф впервые увидел короля эльфов Тэархитэйя.

– Встань и скажи мне, дитя, как тебя зовут? – голос короля был спокойным и величественным.

– Мэнэнлаэй, Ваше Величество, – поднялся мальчик.

– Чей ты сын, Мэнэнлаэй?

– Сын Лэнлаэйя, лорда Малесии.

– Если твой отец лорд, почему же он не стоит рядом с остальными лордами, ибо я призвал каждого из них явиться ко мне.

Сердце Мэнэнлаэйя дрогнуло.

– Сын Лэнлаэйя…

– Кто ты, Мэнэнлаэй?

– Я… – мальчик растерянно смотрел себе под ноги. У Мэнэнлаэйя было много ответов на заданный вопрос и, в то же время, как он считал, ни одного подходящего.

– Я не знаю…

– Известно ли тебе, Мэнэнлаэй, кто сейчас лорд Малесии?

– Нет, Ваше величество…

– Как же ты поступаешь, Мэнэнлаэй, когда тебе что-то неизвестно? – король пристально наблюдал за молодым эльфом.

– Я читал или…

– Или?

– Спрашивал у отца и матушки… – горечь переполняла Мэнэнлаэйя, когда он произносил эти слова.

– Перед тобой нет книжных полок. Нет рядом твоего отца и матери – и никогда больше их рядом не будет.

Глаза Мэнэнлаэй повлажнели. Болезненный ком подступил к горлу.

– Тогда… – слова покидали уста молодого эльфа с большим трудом. – Могу ли я, Ваше Величество, спросить у Вас?

– Я слушаю твой вопрос.

– Кто сейчас лорд Малесии?

– Мэнэнлаэй, сын Лэнлаэйя.

Мальчика дернуло, и он невольно сделал шаг назад.

– Но… но… – но слова упрямо не хотели выходить.

– Понимаешь ли ты, Мэнэнлаэй, свою ответственность перед народом Малесии?

– П-понимаю…

– Искренен ли этот ответ? – король развернулся и подошел к трону. – Или он таков, ибо дан перед королем? – сел Тэархитей. – Тогда что за ним стоит? Желание угодить или страх?

– Я… я…

Выскочившая из-под широкого, расписанного золотым орнаментом рукава, бледная и тонкая рука короля призвала Мэнэнлаэйя остановиться. Окончательно сбитый с толку молодой Эльф внимательно наблюдал за Тэархитэйем.

– Известно ли тебе, Мэнэнлаэйя, что случилось той ночью?

– Нет, Ваше Величество… Могу я спросить?

– Я отвечу тебе, – Тэархитэй медленно кивнул, не спуская с мальчика пристального взгляда.

Мэнэнлаэй с трудном справлялся с чувствами. Постепенно к нему приходило понимание той внушительной силы, которой владел король эльфов. Она была куда менее грубой, чем физическая сила и куда более тонкой, чем сила ума. Проницательность, воля вождя – направляющий поток, что был способен единить разум и сердца эльфов неосязаемыми нитями; незыблемость в каждом движении и слове. Молодой эльф видел перед собой короля не только по титулу, но и по праву. По праву перед жизнью. Но с тем, отдавая дань столь величественному существу, Мэнэнлаэй, как волчонок, завистно глядевший на вожака и мечтавший превзойти его, испытал досоле неизвестное ему чувство настоящего соперничества.

– Брат предал нас. Эльпия была открыта для варваров. Нэнтинаэй, стоящий над эльпийцами, привел людей к твоему дому.

Это известие повергло Мэнэнлаэйя в шок. Дядю Нэнтинаэй он знал лично.

Малесийцы и эльпийцы были похожи друг на друга, как никакой другой эльфийский народ. Лес и степь. Гармония и свобода. Они любили друг друга и уважали, обменивались дарами лесов и степей, отдавали жизни друг за друга в битвах с варварами. О дружбе лордов Лэнлаэйя и Нэнтинаэйя знал весь Дольф. От рук этих великих воинов погиб не один варварский вождь, под их началом эльфийским армиям удавалось разбить не одно войско детей Хаоса.

Дядя Нэнтинаэй был частым гостем в доме Лэнлаэйя. Мэнэнлаэй запомнил его, как крайне жизнерадостного и веселого эльфа, который всегда привозил с собой сладости и подарки.

Молодому эльфу было трудно поверить в предательство предводителя эльпийцев.

– Лорды собрались здесь, чтобы узнать о грядущей войне, тяжести которой еще не знали ни эльфы, ни варвары. И я хочу спросить тебя, юный лорд Малесии, готов ли ты повести своих людей в бой? Готов ли отстаивать наши принципы и идеалы в войне против детей Хаоса и наших предателей? Готов ли отомстить за свою семью?

– Готов, – ответ мальчика был твердым. Ярость и злость переполняли его, как в ту ужасную ночь, когда варвары отняли жизни всей его семьи. Сомнениям больше не было места в душе Мэнэнлаэйя.

– Готов? – Тэархитэй повел бровью. – И что же Мэнэнлаэй сделает? Обучен ли Он управлять войском? Владеет ли мечом? Способен ли Он отдавать приказы, плата за которые – смерть его подданых?

Собранность Мэнэнлаэйя рухнула. Вопросы, поставленные королем – то, как они были поставлены, потеснили порыв ненависти, оставив после себя пустоту и непонимание. Молодой эльф опешил и не осмелился дать ответ.

– Что же ответит молодой лорд Малисии? Где же его прежний настрой? Не рухнул ли он, ибо был возведен на желании мстить – которое есть мнимый фундамент?

Мэнэнлаэй, пораженный своей беспомощностью перед вопросами короля, продолжал стоять в робком молчании.

– Но что же теперь? Молчание? Неужели у Мэнэнлаэйя нет гордости? Неужели лорд Малесии не готов помочь своим братьям? Неужели Его войско не выступит на помощь тем Эльпийцам, что отказались следовать за предателем? Неужели виновники в смерти Его близких не заслуживают наказания?

Смятение и непонимание вновь разбушевались внутри Мэнэнлаэйя. Молодой эльф отчаянно пытался понять, что же король хотел услышать от него.

– Я… я не знаю, Ваше величество… Не понимаю, как должен поступить, – мальчик посмотрел Тэархитэйю в глаза. Это было тяжелое испытание и Мэнэнлаэй едва сдерживался, чтобы не отвести взгляда.

– Чего ты боишься больше: сожалений о последствиях или сожалений о бездействии?

– Это… этого я тоже не знаю. Что мне делать, Ваше Величество? Чего мне бояться больше?

– Я рад, что юный лорд спрашивает, хотя у меня и нет ответов для него. Мэнэнлаэй слишком юн, но я говорю с ним так, как если бы он был зрел. У меня нет надежды на то, чтобы Он понял меня сейчас, но я хочу, чтобы эта беседа надолго оставался с Ним в памяти, к моменту, когда Ему откроется умысел короля. Пусть Он запомнит и следующие слова. Нет правильного и неправильного выбора. Есть выбор, за который будут осуждать и есть выбор, за который будут восхвалять. Есть выбор, после которого последует счастье и есть выбор, что будет глодать до конца отведенных дней. И выбор не должен быть спонтанен – пускай он не рождается от гневных чувств. Я желаю Мэнэнлаэю мужества, чтобы Он был способен делать непростой выбор, и ценного опыта, чтобы Его выбор всегда был результатом тщательного взвешивания. Что же касается Малесии… Она будет в хороших руках, пока юный лорд не вырастет способным покровительствовать над своей землей. Завтра Ему предстоит дорога к берегам Плоры, где он начнет свой путь становления благородным лордом. Засим я отпускаю Мэнэнлаэйя, чтобы Он привел мысли в порядок и подготовился к дороге.

Король показал рукой на дверь и Мэнэнлаэй, как бы невольно, развернулся и ступил к выходу. Мальчику и хотелось что-то ответить, но загипнотизированный силой короля – духом вождя – он покорно принял все, что сказал ему Тэархитэй.

Ночью Мэнэнлаэй наблюдал за огоньками Ильвардира – эльфийской столицы. Гранитные стены устремленных ввысь зданий, укрываясь мхом, сливались с гигантскими стеблями деревьев сильтэл, кроны которых ночью светились тусклым белым светом. Мосты свисали меж деревьев и ложились над вьющимися по всему городу каналами, чистые воды били слабыми и сильными напорами в фонтанах, в садах росли папоротники – это был зеленый, чистый и тихий город.

Мэнэнлаэйю было печально. Его душа болела, а сердце неутолимо тосковало по тому, чего уже нельзя было вернуть. Судьба отняла у него самое дорогое, взвалив на юные плечи тяжелые испытания. Сон его был тяжелым и неспокойным, в противоположность месту, в котором оказался мальчик.

Экипаж молодого эльфа провожали король и двое его детей – мальчик и девочка – возраста Мэнэнлаэйя.

– Мэнэнлаэй, – позвал взбиравшегося в фургон мальчика Тэархитэй. Юноша обернулся и увидел на устах короля легкую улыбку. – Будь сильным.

Мэнэнлаэй несколько секунд смотрел на удивительно добродушное лицо предводителя эльфов, потом, протрезвев, кивнул и заскочил под навес запряженного двойней серебренорогих оленей фургона. Возница хлыстнул поводьями и экипаж двинулся.

Юноша думал о короле, о его странности и особенно о последней улыбке. Мэнэнлаэйю она показалась очень интимной, такой, словно только он заслуживал ее. Мальчик размышлял и о том, что же эльфийский глава хотел донести до него. Однако среди множества догадок, молодой эльф не смог отыскать ни одной удовлетворительной.

Спустя множества часов езды экипаж покинул Священный лес. На смену зеленым кронами сильтэла, вынырнуло синее небо со стайками маленьких пурпурных облаков.

Мэнэнлаэй тоскливо оглянулся назад. Впереди его ждал долгий путь. По задумке короля, мальчику предстояло провести по одному году среди каждого эльфийского народа, где он должен был почерпнуть опыт, мудрость и необходимые лорду навыки. И первыми его принимали плорийцы, дети Белого моря.

Всю ночь мальчик не мог заснуть, размышляя о своем будущем, а следующие полдня, ко времени, когда небо только начало наливаться теплым оранжевым цветом за западным горизонтом, они проезжали Прею – незаселенную прибережную степь.

Фургон подъехал к спуску, откуда показался белый берег Плоры, а за ним бескрайняя молочная морская гладь. Мэнэнлаэй жадно заглядывался в отблескивающие воды. В реальности все выглядело много интереснее, чем на картинах.

Пыль известняковой гальки вздымалась под колесами качавшейся повозки. Ее запах смешивался со свежим духом Белого моря, напоминая аромат петрикора.

Экипаж встречали яркие огни Бериара – единственного города Плоры, длиннейшего в Дольфе, раскинувшегося по всей линии Белых берегов.

Выглянув из-под навеса фургона, Мэнэнлаэй увидел и удивился толпам плорийцев, сочившимся по улицам меж вымощенных из песчаника домов с плоскими крышами. Кожа их была смуглой, а волосы темными, одежды их были легкими и тонкими, полупрозрачными, с короткими рукавами.

Фургон, запряженный серебрянорогими оленями, медленно ехал к поместью Синмана – дому плорийского лорда и дому Мэнэнлаэйя на следующий год. Плорийцы, редко видевшие в своих краях благородных эльфийских скакунов, провожали экипаж с живым интересом.

Синман и двое служанок в белых хитонах уже ждали юношу у ворот. Лорд выглядел молодо. На его крепком оголенном сверху смуглом теле виднелось множество рубцов. Ступни его были босы, а ноги укрывали голубые шелковые штаны широкого покроя, затянутые темно-синим кушаком. Лицо его было суровым, с темно-красными, как гранат, глазами, густыми черными бровями и выразительными скулами, с большими розовыми губами и горбатым носом. Короткие, ежиковатые черные волосы были собраны украшением из двух золотых волнистых прутиков между которых, по середине, был вставлен большой синий камень.