Текст книги "Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]"
Автор книги: Иван Майский
Соавторы: Виктор Попов,О. Герман,Аркадий Семенов,В. Бауман,Дмитрий Коротков,М. Цебоев,Евгений Рубинин,Михаил Сонкин,Евсей Шарапов,Семен Аралов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
Убийцы по найму и их покровители
Произошло редкое в практике международных отношений преступление (а именно таковым и явилось нападение на советских дипкурьеров) – преступление, носившее явно политический характер, но это осталось как бы «не замеченным» латвийским буржуазным правительством.
В своем донесении в НКИД поверенный в делах сообщал, что за все время пребывания на вокзале он не видел никого из представителей министерства иностранных дел или других правительственных органов Латвии, в том числе и прокуратуры [31]31
См.: Документы внешней политики СССР, т. 9, с. 84.
[Закрыть]. Лишь спустя несколько часов в советское полпредство явился генеральный секретарь министерства, чтобы выразить «соболезнование и сожаление» своего правительства по поводу случившегося.
С. И. Боркусевич напомнил представителю министерства, что это не первый случай, о котором сожалеет латвийское правительство. И ранее были факты провокационных антисоветских выступлений: случай со срывом государственного флага с автомашины полпредства, подстрекательская кампания белогвардейской газеты «Слово», которая, несмотря на обещание латвийских властей, до сих пор не закрыта, и другие. Представитель МИДа заверил, что латвийское правительство «примет все меры» по расследованию нападения и наказанию виновных.
Несмотря на эти заверения, со следствием явно не торопились.
В самые важные для расследования первые часы после совершения преступления, когда, идя по горячим следам, можно надежнее всего добиться успеха, полиция дает возможность всем, а следовательно и преступникам, свободно покинуть поезд. Уходили проводники, уходили свидетели, уходили убийцы…
Подозрительным было поведение младшего проводника вагона Бризе. Об этом говорил в своих показаниях Махмасталь, об этом же говорил и Зелинский. Но вместо того чтобы немедленно задержать Бризе еще в вагоне, полиция словно забывает о его существовании. И только по настоятельному требованию полпредства Бризе вызывается на допрос. В прокуратуре он дает заведомо ложные показания, отрицая, например, что знал о том, что в вагоне едут советские дипкурьеры. В действительности он еще при отправке поезда из Москвы знал об этом.
(Как позже выяснилось, Нетте обратил внимание на подозрительное любопытство проводника и высказал это Махмасталю.
– Какая-то жульническая морда, – сказал Нетте. – Не нравится он мне. По-моему, непрерывно за нами наблюдает…)
Очевидцы нападения, в том числе Печерский и итальянский дипкурьер, утверждали, что нападавших было не менее чем трое. Это – только непосредственных исполнителей. Двое были убиты. Можно предположить, что третий бандит после нападения ехал до Риги в том же поезде. Разумеется, нужно было прежде всего попытаться его найти или хотя бы опросить о нем проводников других вагонов. Но полиция не делает этого.
Об очень важном факте рассказал Печерский. Встретившись носом к носу с бандитами, он сразу же бросился в соседний вагон и, увидев там среди пассажиров нескольких полицейских, заявил им о нападении. Один полицейский, выхватив револьвер, хотел бежать на помощь. Но другой, видимо старший, остановил его, буркнув: «А ну их, пусть грабят». И все остались сидеть на месте. Нужно и можно было найти этих полицейских, но и этого сделано не было.
Вместо этого полиция задержала и отправила для допроса в полицию советского гражданина – корреспондента «Известий» Зелинского.
Долго не могли опознать убитых бандитов. Их трупы были перевезены в морг и выставлены для опознания. За опознание обещали даже награду. Через некоторое время их опознал вокзальный носильщик Козлов, который, оказывается, переносил их трупы из вагона в автомобиль, но тогда «не узнал».
Оказывается, он прекрасно знал обоих.
Преступниками оказались братья Антон и Бронислав Габриловичи, поляки по национальности и литовцы по подданству. Они проживали в местечке Сакуны близ города Янишек в Литве. Старший брат Габриловичей Леопольд жил в Варшаве, был майором польской армии; поддерживал постоянную связь с Антоном и Брониславом, которые занимались контрабандой и спекуляцией. Тайком провозили через границу кокаин, папиросы, табак, чулки. Часто бывали в Риге.
Выяснилось, что последнее время братья жаловались на плохие дела (появилось много конкурентов по перевозке контрабанды) и подумывали совсем перебраться в Польшу, где Леопольд имел связи и обещал устроить. Но он дал понять: сначала надо заслужить доверие. Через некоторое время Габриловичей ознакомили с планом предстоящей «операции». И обещали деньги, много денег…
Габриловичи отдавали себе отчет в том, на какое смертельно опасное дело их толкали. В Сакунах литовской полицией было найдено письмо, написанное одним из нападавших своему приятелю, Козлову:
«…Я уезжаю на гибель, оставляя тебе обещанное письмо у хорошего знакомого, чтобы через назначенное время, если я не вернусь, чтобы отослали по этому адресу.
Теперь ты, наверное, знаешь, на какую границу мы уехали, нам было неприятно идти на такую операцию, но что же поделать, что другого выхода нам не было. Со спекуляцией почти ничего нельзя заработать, а денег неоткудова взять.
Вы думаете, мы из хорошего пошли таким путем, но верьте мне, если бы было как-нибудь иначе, то ни за что не пошел бы на это дело. Ведь ты знаешь, что службу получить очень трудно, а быть без денег – сойти с ума, а это хуже смерти, если человек понимает жизнь и не может жить, что очень трудно перенести, и тогда становится хуже зверя».
Такое письмо написал, конечно, человек, понимавший, что начинает игру со смертью. Организаторы нападения, разумеется, не предполагали, что советские дипкурьеры отдадут почту без борьбы. Весь расчет был на абсолютную внезапность нападения на сонных людей. (В момент налета бандиты увидели, что Махмасталь уже проснулся и стоит в коридоре, но отступать у них уже не было возможности).
…Проходили дни, прокуратура занималась второстепенными свидетелями и мелочами, всячески обходя коренной вопрос о том, кто же и с какой целью организовал бандитское нападение.
11 февраля С. И. Боркусевич по поручению Советского правительства снова обратил серьезное внимание правительства Латвии на то, что ничего не предпринято для того, чтобы непрерывно и исчерпывающе держать полпредство СССР «в курсе производимого латвийскими властями следствия» и передаче полпредству всех материалов следствия. В ноте указывалось, что Советское правительство в случае неудовлетворения своих справедливых требований «будет вынуждено рассматривать все это поведение Латвийского Правительства как соучастие в сокрытии следов» [32]32
Документы внешней политики СССР, т. 9, с. 95.
[Закрыть].
***
Не было никакого сомнения, что, организуя вооруженное нападение на советских дипкурьеров, его вдохновители понимали, что это может привести к конфликту между государствами. Не случайно были приняты все меры к тому, чтобы, во-первых, не допустить возможности обнаружения организаторов нападения и, во-вторых, скрыть его действительные цели.
Особенно опасались разоблачения диверсии самими Габриловичами в случае, если бы они попали в руки следствия. Это, видимо, и привело к тому, что Габриловичи, раненные дипкурьерами и, следовательно, не имевшие сил скрыться, были пристрелены третьим нападавшим, которого видели и Махмасталь, и Зелинский.
Несмотря на очевидность преднамеренного убийства братьев Габриловичей своим сообщником, латвийская полиция объявила фальшивое медицинское заключение об их «самоубийстве».
Поскольку угроза разоблачения со стороны Габриловичей отпала, явные и тайные покровители организаторов нападения развернули версию о якобы уголовном характере нападения.
Начало «уголовной» версии положило само министерство иностранных дел Латвии, опубликовавшее еще в день нападения (когда следствие, по существу, и не начиналось,) сообщение, что нападение совершено с целью грабежа. В уже упоминавшейся ноте правительства СССР от 11 февраля 1926 года прямо говорилось:
«Оставляя Союзное Правительство в неведении о ходе и результатах следствия, Латвийское Правительство в то же время публикует официальные сообщения, в которых по неизвестным Союзному Правительству причинам еще в самом начале следствия стремится вразрез с общеизвестными уже фактами представить нападение на дипломатических курьеров СССР как простое уголовное преступление» [33]33
Там же.
[Закрыть].
Многое указывало, что «уголовная» версия предусматривалась еще до начала налета. Разве не в целях камуфляжа была задумана вся эта мишура с черными маскарадными масками, возгласами бандитов «Деньги!» и прочее.
В действительности бандитов ни деньги, ни ценности в данном случае не интересовали. Их не интересовали и другие пассажиры, среди которых были иностранцы-бизнесмены. Их интересовали только советские дипломатические курьеры и их почта.
Версию об уголовном характере нападения твердили на все лады все буржуазные газеты. Была пущена «утка» о том, что-де «расследование в Латвии подтверждает уголовные цели нападения». В других сообщениях утверждалось, что «литовские власти также подтверждают, что Габриловичи совершили ранее целый ряд грабежей». Однако эти сообщения были опровергнуты.
В номере официоза «Летува» («Литва») от 20 февраля 1926 года было сообщено следующее:
«Расследование показало, что Габриловичи – поляки по национальности, которые занимались темными делами и имели в Польше брата-офицера. Также установлено, что они часто встречались со своим братом и виделись с ним перед самым нападением на курьеров. Таким образом, это нападение было политическое, а не просто нападение разбойников. Но нити его надо искать в Вильно (захваченном тогда поляками. – Авт.) или Варшаве».
Таким образом, литовский официоз не только отвергал уголовный характер нападения, но и прямо указывал, где искать его организаторов.
Убедившись, что никто не верит в версию о нападении с целью грабежа, в ход пустили новую, так называемую «литовскую» версию, согласно которой нападение совершено литовцами в отместку якобы за смерть дипкурьера Плющаускаса, умершего в поезде около Москвы в октябре 1925 года. Вдохновителей новой фальсификации не смущало, что вскрытие трупа литовского дипкурьера, произведенное в присутствии литовского официального представителя, установило, что смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг и не связана с какими-либо насильственными действиями. Вещи и почта умершего были переданы представителям Литвы в полной неприкосновенности.
Абсурдность и этой версии была очевидной, но и к ней заранее готовились прибегнуть организаторы нападения. Иначе для чего бы понадобились литовское гражданство нападавших, их выброшенные из поезда на снег литовские паспорта и литовские деньги, найденные в карманах Габриловичей! Все это должно было свидетельствовать о желании бандитов скрыть свое гражданство и тем подтвердить причастность к нападению именно литовских органов. А приписать им нападение было бы кое-кому очень выгодно. Улучшавшиеся отношения между Литвой и СССР были бельмом на глазу у английских и особенно у польских правящих кругов. Империалисты хотели во что бы то ни стало сорвать советско-литовские переговоры о заключении договора о развитии дружественных отношений, уважении суверенитета и территориальной целостности. Предполагалось, что, подбросив «литовскую» версию, можно будет обострить отношения между обоими государствами. Однако эта грубая и глупая затея провалилась. В сентябре того же года советско-литовский договор о взаимном ненападении и нейтралитете был подписан.
***
Проходил месяц за месяцем, а расследование бандитского нападения фактически не продвинулось ни на шаг.
Были написаны три толстых тома следственных материалов, допрошены 75 человек в качестве свидетелей (не имевших часто никакого отношения к делу) – в общем следствие шло вроде бы полным ходом, но было ясно, что прокурор Ринке и следователь по особо важным делам Эванс сознательно топчутся на одном месте. Махмасталя допрашивали пять раз. Допрос отличался грубостью и угрозами. Махмасталь вспоминал, что прокурор Ринке кричал ему: «Я заставлю вас говорить, комиссар Махмасталь!»
С ним на допросе обращались так, будто не на него напали, а он сам на себя напал. Судебные власти теряли самообладание, и это понятно. Провалилась их версия, что нападение было предпринято с целью ограбления; еще меньший срок прожила версия о нападении как мести литовцев.
Следствие тянулось свыше полутора лет, и наконец, когда его устроители решили, что подлинные организаторы диверсии остались, по крайней мере для широкой публики, в тени, было принято поистине удивительное решение о… прекращении дела и сдаче его в архив.
Таково было решение следователя по особо важным делам г-на Эванса от 1 октября 1927 года. Бросалась в глаза прямая фальсификация, с помощью которой Эванс «аргументировал» прекращение дальнейшего расследования.
В решении, например, было записано: «После получения ранений от советских дипкурьеров Габриловичи зашли в служебное отделение того же вагона и совершили самоубийство, выстрелив себе в висок…» Но несколько человек видели убитых Габриловичей. Смертельная рана у одного из них была нанесена не в висок, а в затылок. Это мог сделать лишь кто-то третий. Далее Эванс писал, что «пострадавший Махмасталь на предварительном следствии показал, что нападавших было трое, но личность этого третьего нападавшего не только не выяснена, но даже не установлено, была ли эта третья личность вообще: прямые свидетели Казимир Бризе и другие утверждают, что нападавших было только двое…» (А что другое мог утверждать соучастник банды – проводник?)
Далее в решении описывались безуспешные поиски следов третьих лиц на снегу около полотна железной дороги. Но этих следов на снегу, конечно, не было и быть не могло, так как соучастник или соучастники доехали в том же поезде до самой Риги и, сойдя на вокзале, исчезли, никем не задержанные!
Правда, и в этом фальсифицированном решении его авторы не посмели сказать ни одного слова об уголовном характере нападения. Они попросту обошли молчанием цели нападения и вопрос о его организаторах.
Заключительные строки решения гласили: «Названное дело через прокуратуру передать Рижскому областному суду для прекращения вследствие смерти обвиняемых».
Так было «закрыто» дело о нападении на товарищей Нетте и Махмасталя.
Итак, круг как будто бы замкнулся… Игра сделана, ставок больше нет, как говорят крупье в игорных домах Запада.
Да, игра была сделана. Но кто и какие делал ставки в этой грязной антисоветской игре?
Кому это было выгодно!
Выступая на похоронах Теодора Нетте, М. М. Литвинов говорил:
«Товарищ Нетте – не первая жертва. В целях дискредитирования Советского правительства буржуазия использует все средства, вплоть до изготовления и распространения фальшивых документов.
Нападение на диппочту, которую ценой своей жизни защитил товарищ Нетте, несомненно, преследовало те же цели. Никаких компрометирующих нас документов в этой почте, конечно, не было, но захват ее дал бы возможность нашим врагам изготовленные ими фальшивые документы выдавать за подлинные, захваченные в почте!» (Курсив мой. – Авт.)
В антисоветской деятельности капиталистических разведок фальшивкам различного назначения всегда отводилась большая роль. Особенно широко фабрикуемые империалистами фальшивки применялись во время яростных антисоветских кампаний 20-х годов. В тот период «работа» фальсификаторов по изготовлению антисоветских фальшивок развернулась в невиданных масштабах. Этим позорным делом занимались белогвардейские подонки и отпрыски знатных фамилий, агенты разведок и уголовники.
Дипломаты ряда держав не гнушались использовать в своих целях самую низкосортную антисоветскую стряпню [34]34
См.: Норден Альберт. Фальсификаторы. К истории германо-советских отношений. М., 1959.
[Закрыть], будь то фальшивки, доказывавшие существование «всемирного коммунистического заговора», или «сведения» о советском экономическом демпинге, или о «восстаниях» на фабриках и заводах Советской России.
Наряду с массовыми «утками», предназначенными для дешевых политических сенсаций, изготовлялись и более зловещие «документы».
Из истории известно, например, какую истерическую антисоветскую кампанию раздули английские твердолобые вокруг так называемого «письма Зиновьева». Они использовали его и в целях борьбы с прогрессивными силами внутри страны, и, надо сказать, небезуспешно. Организаторов провокационной кампании нимало не смутило, что уже в скором времени авторы-изготовители подложного «письма Зиновьева» были выявлены и названы. Ими оказалась группа белогвардейцев во главе с бывшим следователем царской охранки Владимиром Орловым. Правда, тогдашнему премьер-министру Англии пришлось сокрушенно заявить, что «письмо было предметом, как теперь всеми (!) признано, политического обмана…».
Слабым местом упомянутого и других подлогов была полная невозможность как-то объяснить пути, по которым эти «документы» попали в руки тех, кто пытался использовать их и при этом хоть чем-то создать видимость их подлинности. Другое дело, если бы, скажем, хоть раз в руки фальсификаторов попала советская дипломатическая почта. Не играло никакой роли (с их точки зрения), что в почте не могло быть никакого политически сомнительного документа. Всякий документ можно, так сказать, «препарировать» – скомпоновать с другим, убрать «ненужное», впечатать потребный текст и т. п. Важен был повод. Его-то и стремились «добыть» те, кто планировал злодейское нападение в экспрессе Москва – Рига.
Операция по захвату почты благодаря героическому поведению дипкурьеров Нетте и Махмасталя провалилась, а вместе с ней провалилась и одна из возможностей создать международную ситуацию, подобную той, когда в бочку с порохом подбрасывают горящую спичку.
Кому же было выгодно обострение обстановки? Попробуем разобраться в этом.
К 1924–1925 годам с полной очевидностью выявилось, что возникшие было определенные надежды капиталистического мира на возврат России к капитализму и отход от завоеваний революции не оправдались. Битой оказалась ставка и на противоречия внутри советского общества, на действия внутренней контрреволюции и разжигание национальной розни. Многим было ясно: время работает на Советскую власть, она крепнет с каждым днем, набирает новые силы.
Антисоветские заговоры результатов не давали. И наиболее агрессивные круги капиталистического мира сделали вывод, что только новая вооруженная интервенция, война против СССР может привести к свержению Советской власти и восстановлению власти буржуазии.
Но, считали они, надо спешить. И в середине 20-х годов в реакционных кругах Англии, Франции, Германии, США зреет мысль о необходимости нового крестового похода против большевиков, похода, который объединит все антисоветские силы – от белогвардейщины до прибалтийских государств и великих держав. Особенно активную роль берет на себя английское правительство.
Подготавливались большие события. За месяц до нападения на советских дипкурьеров, в начале 1926 года, один из крупнейших монополистов западного мира, король нефти, ярый антисоветчик – Генри Детердинг писал: «С большевизмом в России будет покончено еще в текущем году…»
Французский правый журналист Жан Бенвид следующим образом комментировал это высказывание Детердинга: «Если председатель „Ройял датч-шелл“ указал сроки свержения советского режима, значит, он имел основания для этого».
В те дни в качестве прелюдии к новой интервенции усиливается тайная война против СССР. В нашу страну засылаются десятки и сотни шпионов, диверсантов, провокаторов. Они совершают террористические акты, сеют панические слухи, вредят, ищут и подкупают людей, способных на измену и предательство.
В целях создания единого антисоветского фронта и изоляции СССР между основными капиталистическими странами заключаются так называемые Локарнские соглашения.
Влиятельная английская газета «Фортнайтли ревью» достаточно откровенно признавала: «Дух сотрудничества, верность которому должны соблюдать государства, подписавшие Локарнский договор, может найти применение в борьбе против общего врага – большевизма».
В истории СССР с момента окончания гражданской войны и разгрома интервенции еще не было периода более опасного и чреватого новой войной.
Анализируя создавшуюся международную обстановку, ЦК ВКП(б) определял ее следующим образом:
«Опасность контрреволюционной войны против СССР есть самая острая проблема текущего периода… Готовя войну против СССР и против рабочего класса своей страны, английское консервативное правительство ведет повсеместную дипломатическую борьбу против СССР, организует кредитно-экономическую блокаду СССР, заговоры и террористические акты на территории Союза, поддерживает контрреволюционные группировки на Кавказе, особенно в Грузии, на Украине и т. д. и т. п.» [35]35
КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, 1924–1927. М., 1970, т. 3, с. 463, 466.
[Закрыть]
Непосредственно граничили с СССР на западе Польша, Литва, Латвия, Эстония и на севере Финляндия. Поэтому организаторы новой интервенции придавали особое значение объединению этих стран на антисоветской основе.
Роль ведущего в этом блоке возлагалась на панскую Польшу, правящие круги которой были известны своими антисоветскими настроениями. Польша уже имела известный, хотя и печальный для нее, опыт борьбы с Красной Армией и располагала наибольшими и специально подготовленными с помощью иностранных инструкторов вооруженными силами. Попавшая в кабальную экономическую и политическую зависимость от Запада, Польша была пешкой, орудием в руках империалистических поджигателей войны.
Для совместной выработки планов в условиях секретности с 31 марта по 2 апреля 1925 года в Риге проводится совещание представителей генеральных штабов Польши, Эстонии, Латвии и Румынии. Представитель Финляндии присутствовал в качестве наблюдателя. Обсуждались координация деятельности генеральных штабов, выработка общего плана развития вооруженных сил, координация разведок и т. д.
Помимо военной развернулась и дипломатическая подготовка нового антисоветского блока. Ведется обработка послов прибалтийских государств, аккредитованных в Варшаве, в целях получения согласия этих стран на созыв конференции, которая должна была создать нечто вроде Восточного Локарно.
Но, развернув лихорадочную деятельность по сколачиванию Балтийского союза, его лондонские вдохновители не учли интересы отдельных стран. А эти интересы далеко не совпадали с замыслами организаторов агрессии.
Революция в России не только принесла независимость малым странам; миролюбивая внешняя политика СССР снискала огромное уважение народов, и этого не могли не учитывать правительства, в которых играли определенную роль трезвомыслящие буржуазные деятели. С отказом от участия в планируемом блоке прибалтийских стран выступила Финляндия. Официальное заявление финляндского правительства гласило, что Финляндия, будучи в данный момент спокойной за себя, не желает вмешиваться в чужие споры [36]36
См.: Документы внешней политики СССР, т. 8, с. 32.
[Закрыть].
Иначе относилось к созданию блока эстонское правительство. Пренебрегая настроениями народных масс, оно целиком солидаризировалось с антисоветскими планами. Эстония дала разрешение на пребывание в ее портах английского военного флота; более того, начал обсуждаться даже вопрос о сдаче в аренду Англии островов Эзель и Даго. В протесте Советского правительства, разоблачавшего эти опасные действия, говорилось, что правительство СССР имеет доказательства того, что эстонский посланник в Лондоне Каллас обращался к английскому правительству «с явно враждебными по отношению к СССР предложениями, исполнение которых было бы равносильно английскому протекторату над Эстонией и передаче Англии руководства внешней политикой Эстонии, по крайней мере в отношении СССР» [37]37
См.: Документы внешней политики СССР, т. 8, с. 778.
[Закрыть].
Более сложной для империалистов была ситуация с Литвой. Они всемерно добивались участия Литвы в антисоветском фронте. Но на пути к этому стояла длительная вражда между правящими группировками Литвы и Польши. Она особенно обострилась после захвата Вильно польскими войсками. Дипломатические отношения между этими странами были разорваны.
Обстановка в Латвии характеризовалась крупными внутренними противоречиями. Реакционная политика правящих кругов не могла покончить с революционными настроениями, глубоко проникшими в массы. Загнанная в подполье, Коммунистическая партия Латвии продолжала пользоваться большим авторитетом. У десятков тысяч рабочих промышленных предприятий Риги, Либавы, Митавы в памяти была еще свежа совместная борьба против царизма, буржуазии и белогвардейщины; не случайно латышские стрелки, вышедшие из среды рабочих и крестьян, с первых дней революции стали на сторону ленинской партии и были ее активными бойцами.
После поражения революции 1919 года власть в Латвии захватила кулацко-помещичья клика. В страну хлынуло огромное количество белоэмигрантов, авантюристов, разведчиков и другого сброда. Остатки царской аристократии, заводчики, кастовое офицерство, жандармы, оставшиеся не у дел, журналисты реакционных газет, судейские работники, запятнавшие себя расправами над революционерами, – вся эта пестрая компания, возглавлявшаяся ярым монархистом князем Ливеном, повела активную антисоветскую деятельность. Белоэмиграция имела свои газеты – «Слово», «Сегодня», «Сегодня вечером», журналы, книжное издательство, кафе, магазины.
В Ригу понаехали и корреспонденты крупнейших мировых информационных агентств и газет буржуазного мира. Именно отсюда, из Риги, вылетали многочисленные «утки», представлявшие собой самые гнусные выдумки о Советской России и жизни ее народа.
Но не только белая эмиграция и продажные перья нагнетали атмосферу враждебности к Советской России. В обстановке попустительства и содействия со стороны властей Рига в те годы стала осиным гнездом международного шпионажа против СССР. Посольства и консульства, различные торгово-промышленные «предприятия», редакции газет были нафаршированы разведчиками и провокаторами из капиталистических стран. Все они чувствовали себя в латвийской столице как дома.
И все же, несмотря на столь благоприятную для подготовки интервенции обстановку, позиция правительства Латвии в деле вступления ее в Балтийский союз доставляла организаторам блока немало хлопот.
Под всякими предлогами оно оттягивало свое согласие на присоединение к блоку. Большую роль здесь играли настроения трудящихся страны, нежелание иметь подчиненное положение по отношению к Польше (тем более что между Латвией и Польшей были расхождения по ряду вопросов) и некоторые другие причины. В Риге отдавали себе отчет, что вступление в блок было бы прямым переходом на позиции войны против Советского Союза.
В январе 1925 года полномочный представитель СССР в Финляндии А. С. Черных после посещения Хельсинки министром иностранных дел Латвии Мееровицем сообщал в НКИД: «Мееровиц… говорил, что Латвия не заинтересована в этом (Балтийском. – Авт.) союзе, который был бы явной провокацией в отношении СССР» [38]38
Документы внешней политики СССР, т. 8, с. 81.
[Закрыть].
Но без Латвии вся затея с Восточным Локарно была обречена на провал, и это прекрасно понимали его устроители.
Английская дипломатия усиливает шантажистскую кампанию против Риги. В ход пускается все, и прежде всего угроза: если-де Латвия не присоединится к блоку, то в случае «нападения» на нее Красной Армии она окажется беззащитной и без друзей. Английское правительство пытается соблазнить латвийское правительство займами и финансовой помощью. Но последнее продолжает колебаться.
В Лондоне и Варшаве велись поиски любых путей, чтобы все же принудить Латвию к вступлению в Балтийский союз. Там склонялись к мысли, что наибольший результат могло принести испытанное средство – попытаться поссорить Латвию с Советским Союзом, с тем чтобы латвийское правительство вынуждено было искать «защиты» у западных держав.
Вот в этой обстановке и принималось решение о нападении на советских дипломатических курьеров.
