Текст книги "Варяг II (СИ)"
Автор книги: Иван Ладыгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– И вот какой вопрос меня гложет, не дает спать по ночам, – продолжал Торгнир, вставая и начиная медленно прохаживаться перед ними. – Как я, такой – отцеубийца по сути, предатель, – как я могу доверять Харальду в этом прогнившем, вероломном мире? Если сын предает отца… то что уж говорить о каком-то чужом конунге, который мне даже не друг, а лишь временный попутчик на дороге войны?
Послы переглянулись. В их глазах мелькнуло понимание. Поняли они и другое – свою участь. Их руки разом схватились за рукояти мечей.
– Мой народ ни под кого не прогнется! – внезапно крикнул Торгнир, и его голос загремел под темными сводами. – Ни под Бьёрна, ни под Харальда! Альфборг всегда был свободным! И я… я лучше дождусь, пока медведь сразится с драконом, и добью ослабевшего победителя! Стража! Убить их!
Из теней по периметру зала немедленно вышли дружинники Торгнира. Их мечи и секиры уже были готовы к работе. Послы, рыча, отступили спиной к спине, выхватив свои клинки. Завязалась короткая, яростная и безжалостная схватка. Послы сражались как загнанные волки, отчаянно и умело, положив троих нападавших. Но против двадцати человек, против этого капкана, у них не было ни единого шанса. Вскоре оба чужеземца лежали в лужах собственной крови на каменном полу, их доспехи были изрешечены, а тела изрублены.
Торгнир спокойно смотрел на их тела. На его лице не было ни торжества, ни сожаления. Лишь холодная, усталая решимость и пустота в глазах. Он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.
– Уберите здесь. И вымойте пол.
Пока слуги и воины возились с телами, волоча их за ноги, он подошел к столу, налил в кубок свежего меда, взял пучок высушенных трав – то самое лекарство, что оставил Рюрик, – а также схватил тарелку с жареной на углях курицей.
С этим незатейливым ужином он молча вышел из зала и поднялся по крутой, темной лестнице в покои отца. У дверей стояли двое стражников – его личные люди, проверенные. Они молча, с суровыми лицами, пропустили молодого ярла.
Ульрик Старый сидел в своем кресле у высокого стрельчатого окна, за которым простиралось черное, усыпанное крупными звездами осеннее небо. Он не повернулся на скрип двери, но Торгнир знал – отец слышал его. Слышал и крики, и звуки боя внизу.
– Тебе нужно выпить лекарство и поесть, отец, – тихо, без предисловий, сказал Торгнир, ставя еду и питье на маленький дубовый столик рядом с креслом.
– Не хочу, – голос Ульрика был слаб, но в нем еще теплилась искра былой твердости. Он медленно обернулся. Торгниру стало физически больно видеть, как сильно отец сдал за эти несколько дней. Кожа на его лице стала полупрозрачной, восковой, обтянув острые скулы, глаза ввалились и потухли. Казалось, время, сжатое в кулак, ударило его разом, состарив еще лет на десять. – Я слышал крики. Грохот. К нам приходили послы от Харальда. О чем вы договорились, сын мой?
– Ни о чем, – отрезал Торгнир, глядя куда-то в пол, в щели между грубыми досками. – Я приказал убить их. Обоих.
Ульрик содрогнулся. Его иссохшие пальцы вцепились в подлокотники кресла.
– Ты… Ты нарушил священный завет богов, сын мой, – прошептал он, и в его глазах вспыхнула старая, яростная боль. – Нельзя поднимать руку на послов. Даже с плохими вестями. Это… это скверна. Вечная. Позор на весь наш род. На всех наших предков. Гневного Одина ты накликал на свою голову!
– Я уже много чего нарушил, отец, – с горькой беспомощной усмешкой ответил Торгнир. – Перешел столько черт, что поздно сожалеть и читать мне мораль. Поздно. Но обещаю тебе… – он поднял взгляд и посмотрел на отца. – ты будешь гордиться мной. Вопреки всему. Вопреки богам и людям. Альфборг будет сильным. Неприступным. И свободным. Я сделаю его таким.
С этими словами он резко развернулся, чтобы уйти. Но у самой двери его остановил тихий, надтреснутый голос отца.
– Торгнир…
Тот замер, не поворачиваясь, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
– Что ты сделаешь… с Лейфом? – спросил Ульрик, и в его голосе дрогнула неуловимая нотка отцовской любви. – Убьешь собственного брата? Прольешь кровь своей крови?
Торгнир сжал кулаки. Секунду, другую он молчал, борясь с хаосом чувств, бушующих в нем.
– Посмотрим… – наконец выдавил он. – Тебя же я не убил…
И, не сказав больше ни слова, не обернувшись, он вышел, с глухим стуком прикрыв за собой дверь. В темном, холодном коридоре он прислонился лбом к шершавой, каменной стене, закрыл глаза и несколько долгих секунд просто дышал, пытаясь заглушить боль, сомнения и страшную, всепоглощающую тяжесть короны…
* * *
Утро было ясным, пронзительно красивым и обманчиво мирным. Солнце, еще не набравшее силу, золотило рыжую, багряную и лимонную листву, что ковром устилала склоны холмов. Оно заставляло искриться каждую каплю росы на паутинках. Пахло морем, хвоей и дымком от костров.
Мы с Эйвиндом, Лейфом и парой других проверенных воинов Бьёрна находились на большом голом мысу, что нависал над самым входом в бухту Буянборга. Это был наш главный наблюдательный пункт. Отсюда, как на ладони, было видно все море на многие мили, все подступы к родной гавани.
Рядом, искусно прикрытые свежесрубленными еловыми и сосновыми лапами, стояли две наши грозные «рогатки» – торсионные метательные машины, а у их массивных оснований громоздились аккуратные пирамиды из тщательно обтесанных, тяжелых каменных ядер. Место и впрямь было идеальным не только для обзора, но и для обстрела – любой корабль, любой драккар, рискнувший подойти к Буянборгу с моря, неминуемо попадал под сокрушительный каменный дождь.
Бьёрн расставил такие дозоры по всему побережью. Весь Буян, от мала до велика, жил теперь в режиме ожидания войны. В каждом доме, в каждой мастерской у порога стояли наготове лук, щит и топор. Склады были полны припасов, колодцы чисты. А Торгрим и его подмастерья не вылезали из своих дымных кузниц: и днем и ночью оттуда доносился неумолчный, убаюкивающий звон молотов – они ковали оружие, чинили доспехи, точили лезвия, не щадя ни себя, ни металла.
Сидеть сложа руки в такую пору было выше моих сил. Тоска глодала изнутри, смешанная с томительной тревогой за Астрид, за друзей, за этот ставший родным город, за все, что мы успели построить. Я понимал – крупное, решающее сражение не за горами, и мои навыки, отточенные в стычках и поединках, могли пригодиться в настоящей мясорубке, в хаосе стенки на стенку. А значит, нужно было тренироваться. Оттачивать мастерство. Всегда. Пока есть время.
Я встал против Лейфа. Эйвинд, при всем моем уважении и братской любви, уже был мне не ровня. Я читал его атаки, как раскрытый свиток, предугадывал каждый его шаг, каждый взмах. Лейф же оставался для меня загадкой, крепостью, которую нужно было брать с хитростью – массивный, как гора, надежный, как скала, но на удивление быстрый, точный и техничный боец.
Мы бились на деревянных тренировочных мечах. Я уже проиграл ему три поединка подряд. Он был объективно сильнее, его удары, даже сдержанные, едва не вышибали клинок из моих онемевших рук, заставляя отступать. Но я требовал реванша. В четвертый раз. Настойчиво, как одержимый.
Лейф лишь усмехнулся. Его суровое лицо осветилось на мгновение, и он, без лишних слов, согласился, принимая боевую стойку. Мы сошлись в центре небольшой, утоптанной полянки на самом краю мыса. Эйвинд и другие воины, прервав свой дозор, с живым интересом наблюдали, обмениваясь шутками и едкими комментариями.
Он атаковал первым, как лавина – мощно, неумолимо, без лишних уловок. Я отступал, парируя его тяжелые, размашистые удары, чувствуя, как немеют мои пальцы, как гудит каждая мышца. Мои приемы поначалу ставили его в тупик, заставляли перестраиваться. Но он, великий воин, адаптировался с поразительной скоростью. Он теснил меня, используя свою природную силу и массу, заставляя тратить драгоценные силы на защиту, на сопротивление.
Но я за несколько боев заметил одну маленькую слабость, едва уловимую привычку. Лейф, будучи классическим правшой, после серии мощных, подавляющих атак слева, на мгновение, на одно лишь мгновение, открывал для контратаки свой правый бок. Миг. Искра в темноте. Я ждал эту искру.
И дождался. Очередной его замах слева, с разворота. Я не стал парировать в лоб, тратя драгоценные силы. Вместо этого я сделал резкий, короткий шаг вперед и вправо, поднырнув под его мощную руку. Мой деревянный меч, словно живая, змеиная сталь, метнулся по рукояти его оружия. Я сделал резкое, точное движение на себя, по принципу рычага, выводя его из равновесия, нарушая его мощную стабильность.
Лейф, не ожидавший такого финта, на миг потерял баланс. Его центр тяжести сместился. Этого мига мне хватило. Я, как тень, проскочил еще ближе и приставил тупой конец своего «меча» к его горлу, прямо под челюсть.
Эйвинд весело и одобрительно свистнул, а остальные воины разразились громкими, искренними одобрительными криками и стуком оружия о щиты. Я отступил на шаг, тяжело дыша, сердце колотилось, как молот. Пот струился по спине.
Лейф выпрямился. В его глазах не было ни злобы, ни досады, ни ущемленной гордости. Лишь чистое, неподдельное уважение и легкое, почти отеческое удивление.
– Отличный удар, Рюрик! – сказал он просто, протягивая свою огромную, мозолистую руку. Его хватка была по-прежнему железной. – Хитрый. Неожиданный. Даже МНЕ есть чему у тебя поучиться.
Я ухмыльнулся, чувствуя прилив усталой, но сладкой гордости.
– Просто… стараюсь много думать во время поединка…
Я хотел было вернуть любезность Лейфу, но мои слова оборвал знакомый ненавистный голос, прозвучавший у меня за спиной.
– А со мной не хочешь потренироваться, скальд? Освежить свои хитрые приемчики?
Мы все разом, как по команде, обернулись. Из-за деревьев, с тропы, ведущей из города, на могучем гнедом жеребце, взмыленном после быстрой езды, выехал Сигурд. Он был в дорожных, но добротных доспехах, без шлема, его длинные, жирные волосы были растрепаны ветром. Его лицо озаряла ядовитая, самодовольная ухмылка, полная презрения и злорадства. За ним, сохраняя почтительную дистанцию, следовало с полдюжины его личных хускарлов – угрюмых, бородатых рубак с пустыми глазами.
Я очень медленно выдохнул, гася горячую вспышку ярости в груди, и сквозь стиснутые зубы процедил:
– С удовольствием, ярл…
Сигурд легко, по-кошачьи спрыгнул с коня, скинул дорожный плащ. Один из его людей, не дожидаясь приказа, подал ему два тренировочных клинка. Но не деревянные, а тупые и настоящие – железные – тяжелые, неудобные, способные нанести серьезную травму, перебить кость или проломить череп.
– Со сталью… – бросил Сигурд, швырнув один из клинков в мою сторону – тот воткнулся в землю у самого обрыва. – Наука усваивается лучше. Боль – самый красноречивый учитель. И самый запоминающийся.
Он не стал ждать, пока я подготовлюсь или отдохну после боя с Лейфом. Едва мои пальцы сомкнулись на холодной, шершавой рукояти, он атаковал. Бешено. Неистово. Его стиль был грубым, лишенным изящества и тонкости Лейфа, но невероятно агрессивным, мощным и подавляющим. Он не фехтовал – он крушил, ломал, давил.
Я едва успевал отбиваться. Усталость после изматывающего боя с Лейфом давала о себе знать – руки налились свинцом, ноги подкашивались. Мои парирования были запоздалыми, движения – не такими точными. Сигурд, свежий, отдохнувший и полный злобы, теснил меня. Не к центру полянки, а к самому краю мыса. К тому самому обрыву, где внизу, в десятке метров, чернели острые скалы, о которые с регулярным грохотом разбивались пенные волны.
Эйвинд и Лейф синхронно сделали шаг вперед, их лица вытянулись.
– Поединок честный! – рявкнул один из людей Сигурда, преграждая Эйвинду путь обнаженным мечом. Остальные хускарлы моего заклятого врага мгновенно сомкнули круг, оттесняя дозорных Бьёрна. Их было больше. Напряженность повисла в воздухе, густая, как смола. Не хватало только спички для катастрофы…
Я отчаянно защищался, демонстрируя все, что умел, все, чему научился в этом жестоком мире. Уходил от сокрушительных ударов, парировал, пытался находить мгновения для коротких хлестких контратак. Но Сигурд был сильнее, свежее, и его слепая, питаемая завистью и злобой ненависть придавала его ярости звериную силу. В какой-то момент он сделал обманное движение, и когда я, измотанный, среагировал на него, его тяжелый клинок со всей дури ударил по моему, прямо у эфеса.
Оглушительный лязг железа о железо прокатился по мысу. Мой меч вылетел из онемевшей руки, описал в воздухе дугу и с глухим стуком упал на камни в двух шагах от меня, у самого края пропасти.
Я замер, почувствовав страшную пустоту в руке. Сигурд в следующее же мгновение приставил острие своего клинка к моему горлу. Холодное железо с силой впилось в кожу. Я почувствовал, как по шее струится теплая кровь от небольшого, но противного пореза. Еще один шаг назад – полшага – и я сорвусь с этого обрыва, вниз, на острые скалы и пенящуюся воду.
– Я думал, ты сильнее, – с нескрываемым презрением сказал Сигурд. Его холодные и жестокие глаза впились в меня. – Все слухи о тебе – ложь. Ты всего лишь болтун и выскочка. Смерд, возомнивший себя ярлом. Прах, который скоро сдует ветер.
Он надавил лезвием сильнее, вворачивая его в рану. Боль стала жгучей. Я смотрел ему в глаза и видел в них неподдельное наслаждение. Он медлил, растягивая момент, наслаждаясь моим унижением, своей властью и безнаказанностью перед лицом своих людей и воинов Бьёрна.
И в этот миг, когда казалось, что выхода нет и судьба моя решена, с нижнего яруса укреплений, у самой кромки воды, где стояли часовые, прозвучал протяжный звук рога. Один. Два. Три раза. Сигнал тревоги.
Мы все, как по команде, повернули головы на восток, через плечо Сигурда, туда, где море сливалось с небом.
На горизонте, выплывая из утренней морской дымки, как призраки из саг, возникли паруса. Сначала несколько. Потом десятки. А затем и силуэты длинных, низких, зловещих драккаров с вздернутыми носами-головами драконов. Они шли строем, клином, растянувшись по всему видимому пространству, неумолимой железной армадой. И на самом крупном, в центре этого стада морских хищников, реял огромный, черный стяг с вышитыми переплетающимися молниями, бьющими в центр щита.
Флотилия Харальда Прекрасноволосого. Она была здесь.
Я холодно, без тени страха, отвел ладонью клинок Сигурда от своего горла. Взглянул ему прямо в глаза. В них уже не было торжества – лишь досадливая, быстрая, как вспышка, злоба, что момент упущен, зрелище испорчено, его маленький триумф перечеркнут большей, настоящей угрозой.
– Спасибо за поединок, ярл, – сказал я, и мой голос прозвучал удивительно ровно и спокойно. Я наклонился, поднял с земли свой тренировочный меч. – Но сейчас, может, займемся войной? Похоже, у нас появился общий враг…
Глава 18
Я отвернулся от Сигурда. Море внизу казалось холодным и свинцовым. Его усеивали белые гребешки волн. Чайки, словно предвестницы бури, с пронзительными криками метались над водой, их тени скользили по скалам. А на горизонте, из утренней дымки, выползала «чума» Харальда.
Стоя на краю мыса, я ощущал ледяное спокойствие. Ни страха, ни сомнений.
– Трубите! – рявкнул я, нарушая оцепенение, сковавшее дозорных. – Трубите без остановки, без передышки! Пусть в Буянборге знают, что час битвы настал!
Парни встрепенулись. Один, крепыш с рыжей бородой, бросился к сложенному из хвороста и смолы кострищу. Через мгновение к небу взвился жирный, черный столп дыма, зловещий и неумолимый. Другой, тощий юнец, набрав в легкие воздух, поднес к губам витой боевой рог. Его низкий, протяжный рев, полный тревоги и немого гнева, разорвал тишину. Ему тут же вторили другие рога, подхватывая эстафету по всему побережью, пока воздух не задрожал от сплошного гула.
– Все остальные – луки на изготовку! – скомандовал я, обводя взглядом воинов, застывших на краю обрыва. – Никаких выстрелов без моего приказа! Копья – в землю, щиты – к ноге! Ждать!
Я видел, как они сжимают в белеющих пальцах древки стрел, как глотают воздух пересохшими глотками, как мускулы на их руках напрягаются в ожидании. Они были хорошими бойцами, но вид армады, что медленно и неотвратимо надвигалась на наш дом, сковывал их души пальцами ужаса.
Сам я повернулся к «Рогатке». Массивная тугая конструкция из дуба и бычьих жил ждала своего часа.
– Лейф! Эйвинд! Натягиваем! – бросил я, хватаясь за рукоять ворота.
Могучий Лейф без единого слова уперся плечом в балку, его мускулы вздулись буграми, шея напряглась. Эйвинд, ловкий и стремительный, как горный поток, помогал ему. С глухим треском и скрипом тугие жилы натянулись, дерево застонало под натиском. Я вкатил в желоб первый тяжелый булыжник-ядро.
В стороне стоял Сигурд. Его высокомерная, надменная маска треснула, обнажив искреннее ошеломление. Он смотрел на приближающийся лес мачт, и в его широко раскрытых глазах читалось неприкрытое отчаяние. Да, это была сила, с которой ему, провинциальному ярлу, никогда не доводилось сталкиваться. Около сотни драккаров, выстроенных в грозный клин. На каждом – по сорок, пятьдесят закаленных в боях норманнов, жаждущих добычи и славы. Вся мощь Харальда Прекрасноволосого, вся его железная воля обрушивались на наш скромный Буян.
– Луки! – вдруг просипел Сигурд, очнувшись. – Все к краю! Все! Будем поливать этих сукиных детей стрелами, как только подойдут на расстояние выстрела! Двигайтесь! Быстрее! Быстрее!!!
Его хускарлы засуетились, послушно занимая позиции. Но в их движениях не было той слаженности и уверенности, что царила среди моих людей и воинов Бьёрна. Они метались, толкались, их глаза бегали.
Флот приближался, разрезая воду десятками острых, змеиных носов-драконов. Сквозь утренний воздух уже доносился невнятный, но нарастающий гул тысяч голосов, скрип весел, бряцание оружия о щиты. Запахло смолой, соленой водой и чужим потом.
– Эйвинд! – крикнул я, не отрывая взгляда от моря, где уже можно было разглядеть лица первых гребцов. – Бери коня! И дуй к лебедкам! Ты отвечаешь за трос! Помнишь все, что я говорил?
– Как свои пять пальцев! – с этими словами Эйвинд метнулся к привязанным в тени деревьев лошадям, вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался вдоль берега, к тому месту, где была спрятана наша главная хитрость – подводная «цепь», способная переломить хребет любому, даже самому большому драккару.
Я перевел взгляд на противоположный мыс. Там тоже поднялась суета. Вспыхнул ответный сигнальный огонь. По гребню скалы, словно бусы на нитке, выстроилась ровная цепь лучников Бьёрна. Возле второй «Рогатки» копошились люди, энергично готовя ее к бою.
В самой гавани наши немногочисленные драккары с достоинством отходили от причалов. Они должны были встать перед цепью и встретить врага сокрушительным градом стрел. А если понадобится – и абордажем, ценою своей жизни.
Все шло по плану. Слаженно. Как хорошо отлаженный механизм. Это зрелище придавало сил, наполняло гордостью. Мы были одним организмом, одним сжатым кулаком, готовым разбить в кровь морду захватчику.
Но противник был сильнее. На порядок. У нас, даже собрав всех, едва ли набиралась тысяча воинов. Остальные – старики, женщины и дети… Хотя, я знал, что многие дамы в Буяне, воспитанные в суровых традициях Севера, не уступят в бою мужчинам…
От этих нерадостных мыслей меня отвлек Сигурд. Он только что сыпал командами, но вдруг резко замолк. Ярл побледнел, как полотно, его рука с вытянутым пальцем застыла, дрожа. Взгляд его был прикован к самому большому драккару, что шел в центре вражеского строя, подобно королю среди своих ладей.
На его носу, вместо традиционной резной фигуры дракона или змея, было прибито гвоздями… тело. Тело Ульфа. Его торс был обнажен, а живот был буквально изъеден, будто его терзали голодные твари. Почерневшие ребра и внутренности обнажились. Картина была отвратительной и величественной одновременно – жуткое трофейное знамя, призванное сломить наш дух прежде первой стрелы, посеять ужас и отчаяние.
– Мой мальчик… – Сигурд прошептал это так тихо, что я едва разобрал слова над шумом ветра и моря. Потом голос его сорвался…Запрокинув голову к небу, он закричал, и в этом крике было столько боли, что кровь стыла в жилах. – Мой бедный мальчик! Неужели… неужели именно это предвещала вёльва? «Он вернется измененным. Он будет могуч, как драккар конунга, несущийся на всех парусах. Но и холодным, как зимнее море, что сковано льдом до самого дна. Его сердце станет тяжелым якорем, а душа – пустой, как выпотрошенная рыба»? О, Боги…
По его обветренным щекам потекли слезы. Впервые я видел этого жестокого, расчетливого человека таким… Таким сломленным, безутешным отцом… Старым волком, потерявшим своего волчонка…
* * *
Бьёрн стоял в прохладной тени конюшни. Он ладонью гладил мускулистую шею своего гнедого жеребца по имени Гром. Конь беспокойно фыркал, бил копытом по утоптанной земле, чувствуя незримое напряжение, сгущавшееся в воздухе.
Рядом, у плетня, резвились его сыновья – Аксель и Олаф. Их звонкие беззаботные голоса были единственным островком покоя в этом тревожном, настороженном месте.
Ингвильд вышла из дома, неся в руках глиняный кубок с ароматным медом. Она молча протянула его мужу. Тот взял чару, его пальцы на мгновение сомкнулись на ее тонких запястьях. Затем он благодарно коснулся губами ее щеки и сделал небольшой глоток.
– Люблю тебя, – тихо сказал он, глядя ей прямо в глаза.
– И я тебя, – так же просто ответила она, положив свою изящную руку на его мощное предплечье.
В этот момент к ним подбежали мальчишки. Их лица, обычно озаренные безудержными улыбками, сейчас были не по-детски серьезны. Сдвинутые брови делали их похожими на суровых карликов из саг.
– Отец! – выпалил Аксель. – Когда придет Харальд, мы хотим сражаться! Рядом с тобой!
– Да! – подхватил Олаф, сжимая в руке крошечный деревянный меч. – Мы уже взрослые! Мы сможем!
Бьёрн внимательно посмотрел на них. В его глазах мелькнула сложная смесь гордости, нежности и неизбывной горечи. Он опустился на одно колено, чтобы быть с ними на одном уровне, и положил свои огромные, покрытые мозолями руки на их худенькие плечи.
– Так и будет, мои волчата. Вы будете защищать мать. Наш дом. Это самая важная и почетная миссия, какая только может быть для воина. Поняли? Вы – последний щит нашего очага.
Мальчишки с серьезным видом закивали. Они были готовы принять эту суровую ответственность.
И как раз в этот миг до них донесся отдаленный звук рога. За ним – второй, третий… Вскоре весь воздух над Буянборгом задрожал и загудел от сплошного, оглушительного рева, полного тревоги, ярости и призыва.
– Похоже, ваше время пришло, парни, – мрачно произнес Бьёрн, поднимаясь во весь свой исполинский рост.
Ингвильд инстинктивно прижала сыновей к себе, ее красивое лицо побелело, но в глазах не было и тени паники.
– Идите в дом, – приказал Бьёрн. – Дай мальчикам настоящие мечи. И сама возьми оружие. Да помогут нам Боги в этот час!
Он еще раз, на прощание, долгим взглядом окинул жену и детей, впитывая их образ, как талисман, а затем развернулся и ловко, несмотря на возраст и грузную стать, вскочил в седло. Гром под ним вздыбился, громко заржал, почуяв близость боя и крови.
– К оружию! На позиции! Кто на корабли, кто на стены! – его могучий голос, как удар боевого топора, раскатился по еще спящим улицам Буянборга, и город мгновенно ожил, словно растревоженный улей.
Он пришпорил коня и понесся по городу, раздавая на ходу короткие приказы. Воины, ждавшие этого часа, высыпали из домов и казарм. Кто-то бежал к причалу, чтобы занять места на драккарах. Другие строились в плотные отряды лучников и копейщиков у береговой линии. Третьи карабкались на дозорные башни. Все эти дни, проведенные в изматывающих тренировках и подготовке к осаде, не прошли даром. Каждый человек, от ветерана до юнца, знал свое место в предстоящей мясорубке.
Бьёрн во весь опор поскакал к главному дозорному пункту на мысу. За ним, как тень, мчался отряд верных, поседевших в боях хускарлов. Ветер свистел в ушах, хлестал по лицу, заставлял глаза слезиться. Сердце стучало в такт с частым перебором копыт его скакуна.
Вскоре он достиг цели, резко осадил разгоряченного, покрытого пеной Грома и спрыгнул на землю.
– Луки! К краю! Щиты вперед! – его команда была тут же исполнена. Воины встали стеной.
Он подошел к самому обрыву, его плащ трепался на ветру. Его взгляд сразу нашел Рюрика на противоположном мысу. Он стоял у своей «Рогатки». Их глаза встретились, и они кивнули друг другу. Решительно. Твердо. Судьба Буяна, судьба каждого его жителя была теперь в их руках.
Затем Бьёрн окинул взглядом море. Флот Харальда был поистине подавляющим зрелищем. Но не это заставило его сжать кулаки. Он увидел изуродованное, оскверненное тело Ульфа на носу флагманского корабля.
– Скотство… – прошипел он. – Никакой чести. Никакой славы. Одна лишь голая, трусливая жестокость. Так воюют лишь те, кто в душе раб…
* * *
Первый же звук сигнального рога заставил сердце Астрид сжаться в груди. Она выронила прялку, с которой полчаса назад безмятежно сидела у окна, наблюдая, как просыпается Буян. Девушка вскочила на ноги.
Затем, как вихрь, вылетела из своей комнаты и помчалась по коридору, наткнувшись на Ингвильд и ее сыновей. Мальчики сжимали в руках уже настоящие, хоть и небольшие, отцовские мечи, а лицо Ингвильд было искажено материнским страхом и суровой решимостью.
– Астрид! Ради богов, что ты делаешь? – воскликнула жена Бьёрна, пытаясь схватить ее за руку.
Девушка проигнорировала ее и прошмыгнула мимо, в покои Бьёрна. Она знала, что искать. Ее взгляд сразу упал на висевшие на стене трофейный меч и круглый щит с блестящим умбоном. Она с силой сорвала их со стены. Меч был на удивление легким и мягко лежал в руке.
– Я иду к Рюрику! – заявила она, поворачиваясь к Ингвильд. Ее голос звучал твердо, без тени сомнения.
– Ты с ума сошла! – Ингвильд бросилась к выходу, преграждая ей путь, широко раскинув руки. Ее лицо было бледным. – Опомнись, дитя мое! Ты не воительница! У тебя не было ни дня тренировок с клинком! Тебя убьют в первую же минуту, даже не дав подойти к нему!
– Даже если и так, – голос Астрид дрогнул. – Но я хотя бы погибну рядом с любимым! Я устала от похорон, Ингвильд! Сперва родители… Если и Рюрик погибнет… а я буду сидеть здесь, прятаться за стенами, как трусиха… Нет! Я не хочу об этом думать! Пусти меня!
– Нет! Это безумие, а не доблесть! Он никогда не простит мне, если я тебя отпущу!
Астрид с силой, которой от нее никто не ожидал, оттолкнула Ингвильд в сторону и выбежала из дома, сжимая в руках меч и щит.
– Прости, Ингвильд! Я не могу иначе! – крикнула она через плечо и помчалась к конюшне, где стояла ее резвая кобыла.
Через пару минут, не обращая внимания на удивленные и испуганные взгляды оставшихся в городе стариков и женщин, она уже скакала по узкой тропе, ведущей к дозорному мысу. Ветер рвал ее распущенные волосы, хлестал по лицу, а в ушах стоял оглушительный, набатный гул собственного сердца. Она не была воительницей. Она не знала хитрых приемов боя. Но она была женщиной викинга. И ее место было рядом с ее избранником. Вместе. В ярости битвы. Или в тишине смерти. До самого конца.
* * *
Флот Харальда вплывал в бухту, как стадо железных левиафанов, медленных, грозных и неумолимых. Они были уже на расстоянии полета стрелы.
Некоторые их лучники, желая блеснуть удалью или пытаясь заранее посеять панику, начали посылать в нашу сторону первые стрелы. Они со зловещим свистом впивались в скалы у наших ног или, что хуже, находили свои цели.
Рядом со мной молодой парень, один из людей Лейфа, с тихим, удивленным стоном схватился за шею, из которой торчало гусиное перо. Он пошатнулся, его глаза потемнели от непонимания, и он свалился с обрыва в пенящуюся, холодную воду внизу. Беззвучно. Лишь короткий, приглушенный всплеск.
– Стоять! – закричал я, видя, как у некоторых наших лучников дрогнули руки, как они инстинктивно потянулись к тетивам. – Не отвечать! Копья в землю! Ждать моего приказа!
Я видел, что на противоположном мысу Бьёрн, поняв мой замысел, тоже сдерживал своих людей властным жестом. Мы должны были заманить их как можно глубже, в самую узкую часть бухты, под сокрушительный перекрестный огонь наших «Рогаток» и лучников.
И это сработало. Уверенные в своем подавляющем превосходстве, опьяненные видом беззащитного, как им казалось, города, корабли Харальда, подбадриваемые грохотом барабанов и дикими криками, ускорили ход. Они шли прямо в ловушку, слепые и яростные.
– Огонь! – заревел я, и мой голос потонул в едином, воинственном крике, вырвавшемся из глоток всех наших воинов, – крике обреченных, решивших продать свою жизнь дорого.
Я дернул за спусковой механизм «Рогатки». Балка с оглушительным грохотом ударила по упору, и тяжелый, тщательно обтесанный булыжник, с воющим звуком рассекая воздух, понесся вниз, в самую гущу вражеского строя. Я не видел, куда он угодил, но услышал оглушительный хруст ломающегося дерева и дикие вопли ужаса. С противоположного мыса тоже полетело ядро. Одно, второе. Начался град.
Наши каменные снаряды обрушились на вражеские драккары, как молоты разгневанного Тора. Они проламывали насквозь палубы, ломали мачты, как спички, крушили весла, обращая гребцов в кровавое месиво. Вода вокруг закипела от всплесков, а воздух наполнился треском ломающегося дерева, лязгом железа и предсмертными хрипами. Несколько кораблей, получив роковые пробоины, стали быстро, с жутким бульканьем уходить под воду, увлекая за собой в пучину десятки воинов в доспехах.
Но этого было мало. Слишком мало. Вражеская армада, словно многоголовый змей, продолжала ползти вперед, огибая тонущие суда, напирая массой. Они уже почти достигли невидимой линии, где должна была быть «цепь».
И тут я увидел, как огромный, смоленый трос, обвитый для прочности стальной проволокой, с громким, как выстрел, плеском вырвался из воды. Он до предела натянулся между двумя мысами. Эйвинд сработал на славу и четко поймал момент!
Передовые корабли Харальда на полном ходу врезались в эту внезапную преграду. Дерево их носов с ужасающим, резким треском ломалось, кили скрежетали. Их по инерции, не успев затормозить, таранили свои же, идущие сзади. На несколько мгновений в центре бухты образовалась свалка из десятков драккаров, беспомощно уткнувшихся друг в друга, смешавшихся в чудовищную кучу.
– Рогатки! Беглый огонь! Все! – скомандовал я, и сам бросился помогать перезаряжать нашу машину.
Теперь уже все наши метатели открыли сокрушительный огонь. Камни, один за другим, сыпались на скучившегося противника настоящим градом. Лучники, наконец-то получив возможность стрелять по плотной, почти недвижимой цели, принялись осыпать вражеские палубы тучами стрел. Это был кромешный ад. Настоящая мясорубка, порожденная моим разумом и их мужеством. Вода в бухте стремительно краснела.
