Текст книги "Варяг II (СИ)"

Автор книги: Иван Ладыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Варяг II

Глава 1

Я уже стоял на отмели, по колено в воде, когда наш драккар ударился бортом о деревянный причал. Многие люди посмеялись над моей суетливостью, но мне было плевать. У меня все зудело от желания ступить ногой на родную землю. А Буян я считал таковым уже довольно-таки давно.

Воздух царапал легкие ледяными коготками. Он был густым, как бульон, который сварили из соленой волны, свежесрубленной сосны и едкого дыма очагов, что клубился над крышами, словно души усопших воинов.

Я взобрался на почерневший от времени и влаги причал и с глубоким вздохом впитал эту дикую симфонию.

Дерево под ногами скрипело и постанывало под тяжестью шагов. Крики чаек, пронзительные и жадные, сливались с грубыми окриками дружинников, рокотом волн о борта и гулом десятков голосов. Главный причал уже занимали драккар Сигурда и его мелкие ладьи– черные, угрюмые, как и их хозяин. Но к ним один за другим, словно морские вороны на пир, подходили меньшие, но крепкие суда вольных бондов. С севера, с юга, с западных фьордов. Остров стекался на тинг.

Высадка проходила под чутким взглядом воинов Бьёрна. Организованно, без суеты. Чувствовалась железная воля, наведшая порядок в этом кипящем котле.

И он сам появился как воплощение этой воли.

Бьёрн шел по причалу, и люди расступались перед ним, как вода перед форштевнем драккара. На нем были парадные доспехи из отличной кожи, отделанные бронзой. Медвежья шкура на могучих плечах делала его вид еще более грозным и суровым. На поясе у Веселого висел лишь боевой нож – символ власти здесь и сейчас, а не войны где-то там. Он был первым среди равных, конунгом, готовым к работе.

Его взгляд нашел мою фигуру. Твердые льдистые глаза смягчились на миг. Он приблизился и встретил меня, как старого друга -медвежьей хваткой и увесистым шлепком по плечу, от которого дрогнула бы крыша в моей новой кузне.

– Жив, Рюрик. И, я вижу, ты не прозябал без дела.– Второй хлопок едва не сбил меня с ног.– Рад видеть.

– И я рад вернуться, конунг.

Он кивнул и двинулся дальше, навстречу следующему прибывающему хёвдингу. Я видел, как люди встречали его: кто с искренней радостью, кто с подобострастием, кто с натянутой почтительностью. Он с каждым обменивался тем же фирменным рукопожатием, смотрел в глаза, бросал ободряющую фразу: «Рад видеть, Халльдор. Как дела в долине?», «Твой сын оправился от раны, Гуннар?». Это была идеальная демонстрация силы– сила контроля, доступности и памяти. Он знал всех и всё.

А мои парни уже растворились в толпе, их обнимали родственники, хлопали по плечам друзья. Эйвинд орал что-то, размахивая руками, рассказывая, наверное, небылицы о наших подвигах. Я же ловил на себе разные взгляды: от любопытных и уважительных до завистливых и враждебных.

Астрид уже спустилась с валуна. Она стояла с другими женщинами у длинного здания ткацкой мастерской. Платок съехал на ее плечи, и ветер играл прядями ее огненных волос. Каждый ее взгляд был глотком янтарного мёда в этой ледяной стуже.

Мой взгляд выхватил еще одну картину. К берегу причалила ладья с севера. Люди выносили на берег носилки, на которых лежал молодой воин, бледный, с затуманенным от боли взглядом. Рядом, опираясь на посох, шел седой, как лунь, хёвдинг. Он был стар, но еще крепок. Морщины трещинами змеились по его лицу. Но синие льдистые глаза еще не утратили воли к жизни. Его звали Ингвар, я слышал это имя. Он что-то говорил Бьёрну, и в его глазах горело ожидание защиты и помощи. Тончайший намек на истинную суть власти: не право приказывать, а долг оберегать.

К вечеру пиршественный зал Бьёрна напоминал гигантский, дымный чертог Вальгаллы. Воздух гудел от голосов, густел от пара горячей еды и дыма смолистых поленьев, пылающих в центральном очаге. Пламя отбрасывало пляшущие тени на резных зверей, украшавших столбы-подпорки и на лица собравшихся.

Столы ломились от яств: это грубый, но сытный пир для воинов. Целые туши баранины, запеченные до румяной корочки, гигантские лососи холодного копчения, темный, душистый хлеб, круги сыра, бочонки с ячменным элем и медовухой.

Бьёрн поднялся с своего высокого кресла. Разговор стих. Он поднял массивный, окованный серебром рог.

– Первый тост– за богов! За Одина, дарующего победу, и Тора, защищающего нас от великанов! Пусть внемлют они нашему тингу!

– За богов!– грохнул в ответ зал. Сотни глоток хлебнули крепкого меда.

– Второй– за предков!– снова прогремел голос Бьёрна.– За тех, чьи кости легли в эту землю, чья кровь дала нам право здесь стоять! Пусть их мудрость ведет нас!

– За предков!

Он сделал паузу, обводя зал взглядом.

– И третий– за мудрость! За мудрость закона, за мудрость слова, что прозвучат сегодня у камня! Пусть предстоящий тинг укрепит Буян, а не расколет его!

Тост был встречен чуть менее громко, но с одобрительным гулом. Многие кивали.

Затем Бьёрн жестом указал на меня.

– Все вы знаете или слышали о новом человеке в наших землях. О Рюрике. Бывшем трэлле, ставшим бондом по праву ума и крови, пролитой на стенах Гранборга. Теперь он сидит с нами у этого очага. Пусть его дела говорят за него громче любых слов!

На меня обрушилась волна взглядов. Оценивающих, любопытных, враждебных. Я просто кивнул. А что тут скажешь?

Прямо напротив меня, через дым очага, сидел Сигурд. Он хмуро поглядывал в мою сторону и изредка наклонялся к одному из своих людей, чтобы переброситься парой слов. Он явно что-то затевал.

Астрид, как член семьи конунга, вместе с другими женщинами помогала разливать напитки. Она двигалась между скамьями с грацией и достоинством. Она приблизилась к нашему столу. Сердце застучало чаще. Она налила эль в мой кубок. Наши пальцы ненадолго встретились. Ее прикосновение было мимолетным, как дуновение ветра, но оно обожгло кожу жарче любого пламени.

Никто, кроме нас, этого не заметил.

Она наклонилась чуть ближе, будто поправляла кубок, и ее шепот ласково коснулся моих ушей:

– Я клала на алтарь Фрейи свежий хлеб. Она благосклонна к тем, кто сеет, а не только жнет.

Я понял намек, и этого мимолетного контакта хватило, чтобы зарядить меня решимостью на все предстоящие битвы.

Когда пир достиг апогея, я заметил того самого старого хёвдинга, Ингвара. Он сидел в стороне, в тени, и не притрагивался к еде. Его взгляд был устремлен в пустоту.

Я тихо встал и отошел от шумного стола. Подошел к нему.

– Хёвдинг Ингвар?– произнес я тихо.– Я видел, вы привезли раненого.

Старик медленно поднял на меня глаза. В них не было доверия, лишь усталая боль.

– Мой сын,– сипло произнес он.– Проколол ногу ржавым шипом во время облавы на волков. Рана почернела. Дух гнили уже коснулся его.

– Можно взглянуть?

Он молча кивнул и повел меня в небольшую каморку рядом с залом, где на грубых носилках лежал его сын. Юноша бредил, его лоб пылал. Я стянул грубое одеяло с его ног. Вонь ударила в нос – это был тошнотворный запах гангрены. Нога ниже колена была черной, распухшей, с сочащейся жидкостью из раны.

Знания из прошлой жизни кричали: ампутация, или смерть. Но здесь и сейчас это было не к месту.

Я не стал ничего лечить. Не стал давать ложных надежд. Я лишь внимательно осмотрел рану, затем поднял взгляд на Ингвара.

– Нужно постоянно промывать рану кипяченой водой с большим количеством соли. Искать желтые цветы, тысячелистник, заваривать крепко и промывать тоже. Менять повязки каждый день, сжигая старые. Это не спасет ногу,– сказал я прямо,– но поможет оттянуть смерть. Пусть боги дадут ему силы.

Ингвар посмотрел на меня, и в его глазах блеснуло уважение к прямой правде.

– После тинга… – прошептал я еще тише. – Найди меня, и я смогу помочь.

Я без оглядки вышел обратно в шум зала. По спине хлестали взгляды нескольких бондов – они наблюдали за этой немой сценой. Я ничего не просил. И ничего не обещал. Я просто показал, кто я есть, и, возможно, заручился поддержкой еще одного человека.

Пир был в самом разгаре, когда дверь распахнулась и впустила порыв холодного ночного воздуха. В проеме, окутанный дорожной пылью, появился человек. Он был одет как зажиточный купец – в добротный плащ, подбитый мехом. В руке он крепко держал дорожный посох. На его лице вяло плясали тени усталости, но глаза были зоркими и умными.

– Торстейн!– раздался чей-то радостный возглас из зала.– Смотрите, Торстейн-Купец вернулся!

Бьёрн жестом подозвал его к себе. Торстейн поклонился конунгу, а затем обернулся к собравшимся. Шум постепенно стих. Все знали: новости от Торстейна часто стоили больше, чем добыча с целого похода.

– Конунг! Хёвдинги! Друзья!– его голос, привычный к торгу, звучно разнесся по залу.– Я только что с востока. Из земель Ульрика Старого, из Альфборга.

Наступила тишина. Все знали о болезни старого ярла и о напряжении в его владениях.

– Торговать там ныне – дело неблагодарное, – продолжал Торстейн.– Ярл не встает с ложа. Дыхание его слабо, как шепот осеннего ветра. А сыновья его… – купец помолчал для драматического эффекта, – как стервятники, делят еще живое тело его удела. Дружинники пьют в тавернах, не зная, кому будут служить завтра. Народ ропщет. Ждут, чья возьмет.

Зал замер. Картина была ясна и предсказуема: междоусобица, слабость, легкая добыча. Я видел, как Сигурд усмехнулся в усы, его пальцы сжали кубок.

Но Торстейн на этом не закончил. Он сделал паузу и обвел зал взглядом, чтобы убедиться, что все его слушают.

– … И ходят упорные слухи, – произнес он тише, – что младший сын, Торгнир, уже посылал гонцов к Харальду Прекрасноволосому.

В зале будто выключили звук. Даже потрескивание поленьев в очаге стало громким.

– Малец предлагает тому Буян в обмен на войско против своего брата,– добил Торстейн.

Тишину взорвал оглушительный гул. Угроза из гипотетической, далекой, превратилась в прямую, осязаемую и уже почти реализованную. Альфборг был не просто соседней проблемой. Он стал кинжалом, уже занесенным над нашей спиной. Харальд получал не просто союзника – он получал плацдарм у наших границ.

Я посмотрел на Бьёрна. Его лицо оставалось непроницаемым, но я видел, как сжались его кулаки, лежащие на столе.

На следующее утро каменная площадь Тинга была запружена народом. Люди стояли плечом к плечу – бонды, воины, ремесленники, даже женщины и дети столпились на окраинах. Воздух гудел от сдержанного говора.

В центре, на невысоком холме, лежал древний, испещренный рунами камень– символ закона и справедливости, наследие предков. Рядом с ним стоял Бьёрн в полном боевом облачении, теперь уже с мечом у пояса. По правую руку от него выстроились старейшины, почтенные седовласые мужи. По левую – годи, он прятал свое лицо в глубокий капюшон.

Бьёрн поднял руку. Гул стих, уступая место напряженной тишине.

– Мы собрались здесь не только для суда над мелкими спорами! – его голос врезал по тишине как стенобитный таран. – Мы собрались, потому что к нашему порогу пришла Беда! Враг точит меч у наших границ!

Он сделал паузу, ветер колыхнул его огненные кудри.

– Харальд Прекрасноволосый, конунг Запада, уже не скрывает своих намерений! Его флот растет с каждым месяцем! – Бьёрн кивнул своему херсиру, начальнику разведки. Тот вышел вперед и сухим, бесстрастным голосом стал зачитывать цифры: сколько драккаров видели у западных островов, сколько воинов собирается под знамена Харальда. Цифры были пугающими. Война из вероятности превращалась в неизбежность.

– Но это еще не все! – продолжал Бьёрн, когда херсир закончил. – Как вы слышали, беда приходит и с востока! Альфборг, удел нашего соседа и бывшего противника Ульрика, слабеет! Его сыновья, ослепленные жаждой власти, готовы продать землю предков тому, кто предложит больше! Они готовы впустить Харальда к нам в тыл! Вопрос не в том, быть ли войне. Вопрос в том, как нам выстоять!

Он обвел взглядом площадь.

– Мой первый вопрос к тингу: что делать с Альфборгом?

Слово попросил Сигурд. Он вышел на открытое пространство перед камнем, его фигура дышала мощью и уверенностью.

– Что делать? – его голос прозвучал громко и презрительно. – Слабый должен быть поглощен сильным! Пока эти щенки грызутся за кость, мы должны действовать! Выступим сейчас же! Возьмем Альфборг штурмом, пока их стены не укрепили наемники Харальда! Мы заберем их земли, их железо, их женщин! Сила – вот единственный язык, который они поймут!

Его простая и кровожадная речь нашла отклик у многих воинов. Раздались одобрительные крики.

Не знаю, почему я это сделал… Наверное, просто не хотел очередной бойни. Я вышел вперед, чувствуя, как сотни глаз царапают мне спину. Сигурд бросил на меня презрительный взгляд.

– Сила – это не только меч, – начал я, и мой голос, к счастью, не дрогнул. – Я видел земли Ульрика. Вернее, я видел его народ. Народ, измученный болезнью ярла и поборами его сыновей. Они не хотят войны. Они хотят порядка и хлеба.

Я обратился к Бьёрну и старейшинам.

– Я предлагаю отправить посольство. С хлебом и… лекарством. – Я сделал акцент на последнем слове. – Я знаю средства, что могут облегчить страдания, подобные болезни ярла Ульрика. Давайте предложим им не ярмо, а руку помощи. Поможем ярлу, заручимся поддержкой народа, а потом предложим его сыновьям вассальный договор под защитой Буяна. Их земли станут нашим щитом, а не камнем преткновения. Это выгоднее и долговечнее грабежа.

Совет старейшин раскололся. Одни кивали, другие качали головами. Среди бондов тоже начался ропот. Сигурд побагровел. Бьёрн выслушал обе стороны, его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

– Это дело серьезное и не терпит спешки, – произнес он наконец. – Я выслушал обе стороны. Тинг откладывается до полудня. Я должен обдумать оба пути.

Решение было мудрым, но оно давало Сигурду время подготовиться для атаки на мою репутацию. Я это чувствовал.

Когда тинг возобновился, Сигурд первым вышел вперед. Его презрение сменилось холодной и опасной деловитостью. Он заговорил о Законе.

– Конунг! Старейшины! – громыхнул он. – Мы говорим об Альфборге, но забываем об угрозе внутри наших собственных стен! Об угрозе нашим устоям!

Он повернулся и указал на меня пальцем, словно копьем.

– Этот человек, Рюрик, своим плугом и своей мельницей, своими новыми методами нарушает древний уклад! Он сбивает цены на зерно и железо, лишая моих людей и меня– законного ярла – законного дохода! Он ворует! Но ворует не скот, не серебро! Он ворует благополучие, данное нам богами и предками! Его новшества – это скрытая кража! Они сеют раздор и зависть среди бондов! Одни богатеют, другие нищают! Он разъедает основу нашего общества изнутри!

Я мысленно ему поаплодировал. Это был гениальный ход. Он апеллировал к самому темному и консервативному – к страху перед переменами, к зависти, к букве древнего закона, который не предусматривал «повышения эффективности».

– Но я не требую крови! – продолжал Сигурд, обращаясь к старейшинам. – Я требую Закона! Объявите его фригридом! А все его имущество, все эти его «чудесные» постройки, конфискуйте в счет упущенной выгоды и возмещения ущерба моему уделу и моим людям!

Тишина кольнула затылок. Объявить вне закона – значило, что любой мог безнаказанно убить меня и забрать мои земли. Это была смертная казнь, одетая в тогу справедливости.

Понятное дело, я не стал молчать. Доводов в свою защиту у меня было предостаточно. Я вышел в круг. Внутри все кипело, но я заставил себя дышать ровно.

– Сигурд говорит о законном доходе, – начал я, и мой голос прозвучал на удивление ясно. – Хорошо. Давайте говорить о законном. – Я сделал знак Эйвинду. Тот вынес и поставил перед старейшинами глиняный кувшин. Я опрокинул его. На землю посыпались десятки глиняных бирок – моих учетных записей. – Вот свидетельства. Расписки. Подсчеты. Я платил Сигурду дань. Какую? В три, в пять раз превышающую обычный оброк! Я платил, потому что закон обязывает бонда платить ярлу! Я платил, хоть это и было грабежом!

Я поднял одну из бирок.

– Чтобы выжить и заплатить такую дань, мне пришлось стать изворотливее. Да. Но не это главное! – Я повысил голос, обращаясь уже ко всем собравшимся. – Моя мельница мелет муку не только для меня! Моя кузница ковала топоры и ножи для половины бондов, которые здесь стоят! Я делился зерном с голодающими, когда Сигурд выбивал из них последнее! Дешевый хлеб и крепкое железо – это не колдовство! Это щит против голодной зимы и меч против Харальда!

Я повернулся к Сигурду и прямо указал на него.

– А он… он готов оставить вас слабыми! Готов проиграть будущую войну только ради того, чтобы его амбары ломились от добра, которое он отнял у вас! Он обвиняет меня в предательстве устоев? Нет! Это он предает ваши интересы! Предает Буян! Ради своей жадности!

Мое смелое и беспрецедентное обвинение повисло в воздухе…

Наступила пауза. И первым нарушил ее толстый, раскрасневшийся бонд Йормунд. Он, тяжело дыша, выкатился вперед.

– Это правда! – прохрипел он. – Рюрик спас моего сына от лихорадки, когда все знахари отказались! И зерно мне в долг дал, когда мои поля вымерзли! А Сигурд прислал сборщиков дани на следующий же день!

За ним вышел Торгрим, могучий кузнец. Он молча положил на камень тинга два топора. Один – старый, с кривым обухом и щербатым лезвием. Другой – новый, откованный в моей кузнице, с ровным, острым лезвием и удобной рукоятью.

– Сила – в голове, – хмуро произнес он, указывая на новый топор. – Этот рубит лучше и держит заточку дольше. Наши воины должны быть вооружены лучшим. Я голосую за того, кто дает лучшее железо!

Но главный удар нанес старый Ингвар. Он медленно, опираясь на посох, вышел к камню. Его глаза были устремлены на Бьёрна и старейшин.

– Мои земли на севере, – начал он, и его старческий голос, тихий и хриплый, заставил всех прислушаться. – Волки там голодны, а люди – суровы. Мы платим дань не для того, чтобы нас грабили. Мы платим за защиту. Сигурд говорит о порядке. А я спрашиваю: где был его порядок, когда шайка разбойников с материка вырезала хутор моего брата? Мы ждали помощи месяц! А этот… Рюрик… – он кивнул в мою сторону, – не будучи мне ничем обязанным, посмотрел на рану моего сына. Не требуя ничего взамен. Я голосую не за нового человека. Я голосую за тот порядок, где умеют не только брать, но и давать. Где сила – в умных руках, а не в тяжелом кулаке.

Его слова били не в бровь, а в глаз.

Астрид, как женщина, не могла говорить на тинге. Но она стояла рядом с женой Бьёрна на краю площади. И когда наступила следующая напряженная пауза, она громко, ясно и с достоинством, обращаясь к Ингвильд, но так, что слышно было всем вокруг, сказала:

– Мудрая хозяйка всегда отличает зерно от плевел. И ценит того, кто приносит в дом хлеб, а не ссоры.

Ингвильд, важная и невозмутимая, повернула голову к ней, а затем одобрительно положила свою руку поверх руки Астрид. Это было молчаливое, но мощнейшее благословение. Женское мнение, мнение хранительницы очага, прозвучало громче любого мужского крика. Оно показывало, на чьей стороне симпатии не только племянницы конунга, но и его жены.

Спустя какое-то время Бьёрн поднялся с места.

– Я понимаю основную причину вашего конфликта, друзья… Она кроется не в зерне или железе. Тут кое-что другое… – конунг стрельнул добрым взглядом в сторону Астрид. – Но, заслушав все стороны, я принял решение, – его голос был тяжел, как мельничный жернов. – Я не собираюсь сейчас разбрасываться верными людьми. Угроза с Востока стала огненной. Нам нужен не просто союз. Нам нужен надежный буфер. Это сейчас главное! Рюрик!

Я выпрямился.

– Ты возглавишь посольство в земли Ульрика. Не дай Альфборгу пасть в объятия Харальда. Используй все: дары, слова, свое искусство врачевания для старого ярла. Прояви дипломатию. Но… – он сделал многозначительную паузу. – если совет Альфборга окажется глух к голосу разума… действуй по обстановке. От твоего успеха будет зависеть многое.

И я понял, что мне только что дали разрешение на любые действия. На подкуп, на угрозы, на диверсии, на убийство. Не хотелось бы до этого доводить…

– Сигурд!– продолжил Бьёрн. – Ты слишком сильно разбабился! Ведешь себя, как курица-наседка! Пусть Ульф сам докажет, что достоин руки моей племянницы! Он – испытанный воин. Его доблесть не должна быть под вопросом. Пусть возьмет два драккара. Пусть найдет и уничтожит разведывательные лагеря и корабли приспешников Харальда на западных островах. Пусть его меч будет моим ответом на угрозы тирана!

Бьёрн сработал, как настоящий политик. Он отправлял Ульфа на опасное, почти самоубийственное задание, прикрыв это риторикой о доверии и доблести.

– А на Пиру Зимней Ночи я выслушаю ваши отчеты, – заключил Бьёрн. – Ваши заслуги будут измерены не в серебре, а в безопасности Буяна. Победа или поражение одного – есть победа или поражение всех нас.

Он повернулся и ушел, оставив за собой взрыв обсуждений…