Текст книги "Мир Мрака 2027"

Автор книги: Иван Косолапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

  Я залез в правый карман, черт, нет же, Саня, ты придурок, одну РГД ты переложил в правый карман, а вторую в левый, а как тебе помнится, “правую” ты уже использовал. Я снова схватился за правую глазницу и, отпустив рукоять ножа, залез левой рукой в левый карман. В такой суматохе было трудно что-либо запомнить, поэтому я не сразу сообразил, что одну из гранат я уже потратил. Вообще-то этот бой занял не больше десяти минут, но всё же…

  Час от часу не легче. Карманы в мастерке были на замке и одной лишь левой рукой у меня не получалось открыть его, для этого мне нужно как минимум две моих конечности! Так сказать “закон подлости”.

  Ладно, будем как в детстве, я взялся зубами за левую часть воротника и, натянув его, потянул замок… о, а вот это другое дело, почему я сразу так не сделал?

  Расстегнув карман, я сразу же нащупал в нём РГД-5.

  Эх, вы знаете такое чувство, когда, кажется, что цель близка, протяни руку и всё, а потом оказывается, что шиш тебе, парень… ничего вы не знаете. А вот у меня сейчас именно такая ситуация, так что, Хьюстон, у нас проблемы…

  Из левого, уже вытекшего, глаза торчал нож. За правую глазницу держался я. Диаметр глазницы был равен диаметру РГД, поэтому мне нужно было, как-нибудь, убрать правую руку. Но как?! Хотя погодите, погодите, есть!

  Пытаясь не отпустить гранаты, я схватился двумя пальцами левой руки за рукоять ножа. Дождавшись, пока грузное тело мутанта снова достигнет земли, я переместил свою правую кисть на рог мутанта, и схватил его до по беления костяшек. После этого я отпустил рукоять, выдернул, не раздвигая усики, зубами чеку и… забросил в правую глазницу. Теперь Саня у тебя есть пару секунд, чтобы убраться отсюда!

  Я опять схватился за рукоять тесака и резко выдернул его, от такого дерзкого фокуса, беловержец подскочил так резво и сильно, что моя правая рука сама отпустила его рог. А вот это уже плохо… Моё тело взлетело метров на пять от земли. В детстве паркуром я не занимался, так что приземляться у меня толком не выходит, чудо не произошло и сейчас. Уже возле земли я поставил перед собой руки надеясь приземлиться минимально безболезненно… зря. Всю мою правую руку пронзила не выносимая боль, чёрт, почему я не кот? Это было настолько не выносимо, что меня сразу скрутило в позу эмбриона, в глазах потемнело и казалось, что сейчас я просто потеряю сознание, но вернуться на этот свет меня заставил взрыв…

  Бинго! Получилось! О да, Саня, ты просто супер.

  Ещё пару секунд я не решался встать, Боялся получить осколком черепа в лицо/ И на это были причины: пока я лежал что-то твердое ударилось об мою спину, скорее всего это и был осколок черепа. После чего, забыв про руку, я резко вскочил на ноги. Ого, смесь из мозга и костей, валялась по всей округе. А как только я подошёл к телу мутанта я окончательно убедился что за голову я не чего не получу – не за что было получать. Из спины торчала часть спинного мозга, все колени были перебиты, а вот и та рана, о которой мне говорил Гоша. На левом боку твари виднелся огромный ожог. Спасибо тому прекрасному человеку, который это сделал, ведь если бы не эта рана, то беловержец двигался гораздо быстрее и проворнее, нежели при нашей битве, а если бы это было так, то я бы сейчас не стоял над поверженным врагом, а моё поверженное тело жрал этот мутант.

  Ну ладно, хватит разглагольствовать, надо как можно быстрее убираться отсюда, уже как неделю не было песчаной бури, а это плохой знак.

  Эх, вроде бы ещё за сердце можно что-то выручить, хотя нет, это ж за сердце пассажира деньги дают, а сердце этого верзилы не стоит и двадцати тысяч. Да и от сердца того, скорее всего, мало чего осталось, осколки разлетелись не только по округе, половина из них осталась в самом теле мутанта.

  Об этом я размышлял на полпути до дома, “BOLO” уже был в ножнах, а автомат наготове. Только пользы от него ноль, указательный и средний палец были сломаны. Ну ладно, здесь не далеко, хотя, в наше время словосочетание “не далеко” часто становится синонимом слова “смерть”. Но на этот раз всё обошлось: уже через двадцать метров стали видны бетонные крыши ДОТов.

  Опрометью рванувшись к ним, я через несколько десятков секунд уже здоровался с Петром.

  – Ну ничего себе, Саня, ты даёшь! Тут, гхм, в лагере уже начали пари ставить, кто кого, ты беловержца или мутант тебя. Как вижу, удача на твоей стороне, – улыбаясь и поздравляя меня с возвращением, торжествовал Петька.

  – Чего ты радуешься, сам, небось, на монстра поставил. –  Ответив улыбкой на улыбку, подловил его я.

  – Саша, упаси, я душой и телом за тебя. Ты же знаешь, – начал отмахиваться тот.

  – Да ладно тебе, чего скрывать. Я и сам не думал что вернусь. Ну ладно, ты мне лучше скажи, с тех споров мне хоть немного перепадёт.

  – А вот этого не знаю брат. Ты, гхм, для начала люду покажись, а там уже и решите.

  – Эх, ладно. И на том спасибо, – бросил я разворачиваясь.

  Как тут в спину мне прилетело:

  – Да, и ещё одно. Сань, слушай, ты так больше не беги, как только ДОТы увидишь, хорошо. А то тут мои ребята и без этого последнее время вздёрнутые стали. Знаешь ли, у нас, гхм, сейчас, времена уж далеко не мирные. Мы и в тебя пальнуть хотели, как только ты из тумана вынырнул, слава Богу, я опознал. А то было бы тут… – тон Петра стал стальным и серьезным, таким, который не терпит никаких переспросов или споров. И я это отлично понимал.

  Повернув голову назад и осмотрев первую линию обороны ещё раз, я снова про себя смекнул. Что-то явно тревожит и местное начальство и солдат (хотя когда у них жизнь была беззаботной) и это что-то они явно не хотят говорить обычным гражданам. Ой, не нравится мне это. Как только я подбежал к этим людям, каждый из стрелков мне только кивнул, по минимуму отвлекаясь от местности, которую им дали для слежки. Единственный, кто меня поприветствовал по-человечески, это, ясное дело, Пётр, командир смены. Все остальные же, во время нашего разговора, даже скулой не пошевелили. Да и тот до моего прихода был всё время на стороже, не спуская глаз с дороги и следя за домами, выявляя каждое постороннее движение в этом неприступном тумане. Странно ещё и то, что он меня вообще заметил, видимость и так не ахти, а тут ещё, как назло, и дождь пошёл.

  – Извиняюсь, дружище, расслабился. Меня Гоша не ждёт? – спросил я собравшись.

  – Ждёт и причём довольно давно, – уже немного повеселев, сказал мой собеседник. Хотя он и понимал, что мне известно – эта веселость не истинная, а деланная не талантливым актёром.

  – Ну что ж, не буду его больше мучить, – с чуть заметной улыбкой попробовал пошутить я. Каря себя за то, что забыл, где нахожусь, и что там, где мне приходится быть, увеличивать скорость до бега противопоказано и даже чревато смертью.

  Улица Гоголя осталась позади, на какой улице сейчас находился я, мне было не известно. Я не из Бреста, поэтому ориентируюсь плохо, может Фомина, а может Наганова. Для себя же, отличительной чертой моего теперешнего дома я выбрал стадион Динамо, возвышавшийся над всей громадой радиоактивного хлама на несколько десятков метров. Стоящий, непоколебимой статуей прошлого величия человека. Не разрушенный затяжной и разрушительной войной. Светящий всем заблудшим путникам пустыми глазницами фонарных мачт.

  Близлежащие постройки и, ясное дело, сам стадион, принадлежали Спортивному Соглашению, одному из самых густонаселённых и отлично вооруженных мини-государств. Подобные ему, кто лучше, кто хуже, были расфасованы по всему Бресту, точное число таких держав нам неизвестно,  но последние полученные данные, принесённые нам группой военных, посланных неделю назад в дальний рейд к улице Маяковского, гласят, что нас всего трое. Но, по словам бойцов, они и до самой Маяковской добраться не смогли, дошли до Коммунистической и повернули обратно. В общем, из посланных в это путешествие пятидесяти человек, вернулось только трое. Да и то: один калека навсегда, бедняга без правой руки остался, второй с тяжелыми травмами был отправлен в реанимацию, как оказалось, напрасно – через день он скончался, не выдержал расставания с нижней половиной тела, а вот третий вроде цел. Поговаривают, что он вообще без единой царапины на базу вернулся, хотя я таким мифам не верю. Но всё же их жертва была ненапрасной. Оказалось: в районе улицы Энгельса, где раньше ресторан с гостиницей и ещё каким-то там дворцом культуры были, теперь располагается БВС (Брестское военное содружество). Держава с огромной оружейной мощью, даже большей чем у нас, но с численностью населения почти в два раза меньше – 700 человек. Таким образом, к бывшим двум прибавилось ещё одно мини-государство. Хоть это радует.

  Пройдя вторую линию обороны, я приближался к третей. Сознание то и дело подталкивало тело расслабится, но такую непозволительную халатность я допустить не мог. Всё время замечая на себе косые взгляды служивых при подходе и натянутые улыбки при приветствии, я не мог хоть на шаг приблизить к себе такой процесс, как отдых. Я знал, вояки мне ничего не сделают, это их долг заставлять людей иметь о них не хорошее мнение, в то время как самим воинам это запрещено (иметь не хорошее мнение о обычных гражданах) и по уставу и по моральным принципам (хотя по второму, вполне возможно, “не разрешено” не у всех). Так что я не имел права винить их за это, и не только по тому, что их служба “и опасна и трудна”, не только по тому, что из-за того мировоззрения, которое они должны вносить в народ, самим же воякам приходится страдать от других людей, которым им надо помогать. А из-за того, что я отлично знал и понимал тот факт, что эти люди в тяжёлых бронежилетах или, так сказать, в штатском, круглосуточно обороняют наш сон и покой, и выполняют они свою задачу на отлично.

  Вот и третья линия миновала. Миновали и начальный коридор поздравлений с возращением, и шквал новоиспеченных баек. Ну, ничего, сейчас жилые помещения пойдут, вот там и начнётся настоящий кавардак. Огромные смотровые вышки со снайперами, ДОТы с пулемётчиками и гранатомётчиками, мешки с песком за которыми прячутся миномётчики и, опять же, пулемётчики, колючая проволока и дотлевающие под серым небом угольки былого костра остались позади. Вот теперь я точно дома.

  Серое небо над головой плавно сменилось душной, накуренной атмосферой тёмного коридора. Голоса людей через чёрную дымку еле долетали до меня, но всё равно они были слышны.

  Как же приятно услышать знакомую тебе речь там, где ее, по сути, быть не должно. Ведь раньше-то подвалы явно в качестве жилья не использовались. Тёмные, чуть заплесневелые помещения, смотря по возрасту дома, с влажным воздухом который, казалось, можно было зачерпнуть рукой, в довоенные времена использовались для хранения всяческих продуктов питья и питания собственной “сборки” (варенье, компоты, замаринованные помидоры, малосольные огурцы, картошка и т. д.).

  Сейчас же это одно из самых больших бомбоубежищ. Пусть подвалы и не находятся на такой глубине как, например, метро, но для того количества радионуклидов распространенных по Беларуси этой глубины хватает и даже с отдышкой.

  Есть и вовсе такие районы, где фон пусть и превышает норму в несколько раз, но по нынешним меркам он не такой уж и большой, именно в таких местах можно селиться хоть на первых трёх этажах здания, если там попадётся дом с таким количеством уцелевших этажей. Потому что после войны обычно попадаются конструкции с двумя или одним “выжившим” уровнем. Вот, например, в доме, под которым поселились мы, осталась только половина первого этажа, хотя вроде бы в четвёртом подъезде он уцелел полностью, но всё равно там никто селиться явно не собирается. Уж лучше здесь, под землёй.

  Да и не нам теперь выбирать своё место жительство. Что могли, вначале отхватили, теперь уж поздно что-то менять. Город перестал быть достоянием и гордостью людей, теперь это площадка для совершенно других существ, человеку же в этот тайный и непостижимый мир путь закрыт. Опасно отходить даже на двадцать метров от надёжного убежища, до базы и так обычно долетают отрывистые крики и мольбы о пощаде, взявшиеся непонятно откуда и, скорее всего, аномального происхождения. А когда ты переходишь через заслоны колючей проволоки, так и вовсе это состояние вечного анабиоза и неясности мировоззрения становится ещё гуще. Детский плач и смех, лай собак, гитарное соло, отчаянный крик, переходящий на хрип и “поющий” с ним в унисон грозный рык, а так же непонятное, тихое бормотание и вообще впервые слышимые звуки, о происхождении которых можно только догадываться. Всё это сразу же окутывает и затягивает тебя в свой кокон, как только ты выйдешь за пределы человеческого жилья, за пределы понятного и виданного, за пределы своей психики.

  Свет появился неожиданно. Незнающему этих путей человеку он обжог бы сетчатку, к счастью я к этой группе людей не относился. Чуть прищурившись, я смело шагал дальше. Через пару метров меня остановят и попросят отдать оружие на хранение. А вот собственно и оно… Омбал Герман стоял в своём, привычном ему, тесном уголке. Остановив меня жестом руки и приняв второй конечностью протягиваемый мною автомат с ножом, он обратно уселся в своё кресло и стал лениво допивать банку пива, до этого стоявшую возле его ног. Мою же амуницию охранник поставил возле стенки, так и не удосужившись спрятать её в специальный шкафчик, ладно, наверное, потом сделает.

  В местах скопления мирных граждан с “железом” за спиной или в руках вообще появляться нельзя, ну, по крайней мере, в Спортивном Соглашении. Как устроено в других государствах мне, к сожалению, а может и к счастью, не известно.

  Какофония звуков и запахов стала ещё сильней. Сначала будут первые квартиры подземного общежития. Скоро я замечу плохо нарисованный красный крест над входом в одно из самых больших помещений подвала. Потом увижу так же неопрятно намалёванное слово “химчистка”, кстати, туда мне и надо будет зайти, сдать одежду, чтобы от радионуклидов и обычной грязи почистили. После чего мне придётся лицезреть и столовую, и оружейную, и казарму, и, даже, бар. Но первее всего этого, конечно же, будет столик с маленьким записным блокнотом на краю и сидящей за ним вахтёршей.

  Знакомую лампу с треснувшим абажуром я заметил ещё на подходе. Не молодая женщина подняла на меня карие глаза украшенные очками. И, улыбнувшись, а вместе с этим и хлопнув в ладоши, произнесла:

  – Саша, ты?!

  – Как видите, тёть Поль, – ответил я, также искренне улыбаясь и, в придачу, разводя руками.

  – Ой, так чего же ты встал Сашенька? Проходи-проходи, я тебя, конечно же, отмечу, ты что? – сказала она хватаясь за ручку, но на полпути остановилась и добавила. – Хотя нет, подожди. Дай я до тебя ходя бы прикоснусь, чтоб удостовериться, – подымаясь объявила старушка. Улыбка всё никак не хотела слезать с её уст, и я понимал из-за чего. – О Господи, точно ты, – подёргав меня за щёки, как маленького, после чего поцеловав в одну из них, точнее правую, вынесла вердикт тётя Полина.

  Как на счёт другой молодёжи моего возраста – не знаю, но что меня она любит как своего внука, так в этом я уверен. И так она со мной говорит не только, когда я с охоты возвращаюсь – это наш обычный разговор. Тётя Поля мне может, ни с того, ни с сего, блинов наделать или ещё какой-нибудь вкуснятины приготовить, из продуктов которые сейчас в дефиците. А я, если понадобится, и помочь могу, там: подать, перетащить, починить что-нибудь латаное перелатанное ещё до меня сотни раз.

  Сын у неё на войне умер, а жена его, с маленьким ребёнком на руках, осталась. Так тётя Поля и взяла их к себе жить, одна семья всё же, тем более что с невесткой у неё отношения хорошие. Настоящему внуку старушки только пять лет, так она мне каждый раз и напоминает, чтобы я, когда внук вырастет, за воспитание его характера взялся. Чтобы он был ничем не хуже меня, и даже лучше.

  На это задание тётя Поля меня отправляла, чуть ли не плача, так как почти не верила, что я вернусь, ведь настолько сильных соперников у меня ещё не было. Да тут никто не верил, даже я. Но всё же я вернулся. Значит, пора бы и показаться всем тем, кто ещё не в курсе.

  Помахав вахтёрше на прощанья, я двинулся дальше. А вот и красный крест. Увидев это простое, но действенное обозначение мой указательный и средний пальцы сразу же заболели. Я ведь совсем о них забыл. Сколько же, все-таки, за последние пару минут мой мозг информации переварил, для этих двух и места не нашлось. Но надо же зайти, перевязать, а то и буду так ходить, пока кости как-нибудь по-гибридскому не срастутся.

  Войдя в просторный коридор, я осмотрелся по сторонам. Слева, меньшее помещение – аптека. Справа, самое большое помещение во всём подвале – лазарет. В нём была и хирургическая, и справочная, где ведётся учёт каждого жителя Спортивного Соглашения, и перевязочная, и, даже, помещение с этим… как там его… а, рентгеновским аппаратом, забыл, как сама палата называется.

  – О, Александр, вернулись? Ну что ж, это радует. И зачем же вы ко мне пришли? – спросил Павел Лаврентьевич с деланным интересом, но с не деланным удивлением, скорее всего из-за того, что я всё-таки возвратился.

  – Да тут, кажется, два пальца сломал, – немного смущенно ответил я, взирая на этого пожилого человека в белом халате.

  – Ага, ну ладно-ладно. Присаживайтесь, сейчас мы посмотрим, что вы там сломали, – улыбнувшись и указывая на табурет напротив себя, ответил врач. – Ну как вам последняя битва, а, Александр? Вижу, даром не прошла.

  – А что, это так заметно? – с неким сарказмом в голосе съязвил я.

  – Ха-ха, – чуть усмехнулся мой собеседник, – да-а, ещё как заметно. Понимаете ли, тут просто эта ваша, как бы так выразиться, охота, всё Спортивное Соглашение передёрнуло. Это где ж такое видано, чтоб какой-то человек, не вам в обиду, против беловержца шёл…

  Всё это он говорил, рассматривая мою кисть, в частности пальцы. Время от времени, то слабо, то посильнее, надавливал на сломанные отростки, при этом задавая вопросы типа: “Что-нибудь чувствуете?”. Я не чувствовал. Узнавая мой ответ, он обратно переносился к нашему разговору. Кивая головой, в зависимости от вопроса, и таким образом отвечая доктору, я просто ждал окончания этой беседы и процедуры в частности.

  – Вы, наверное, уже слышали, тут на вашу с монстром битву ставки делали, мол, кто кого.

  – Ага.

  – Так я вот на мутанта поставил, целую сотню, – сказал Павел Лаврентьевич и посмотрел на меня.

  – Ха. Ну что ж, тогда простите, что не умер, – вполголоса вымолвил я, тоже посмотрев на врача. Тот, как только уловил мой взгляд и понял, что взболтнул лишнего, наклонил голову обратно и начал что-то бормотать.

  – Так больно? – спустя малую паузу, поспешно и тихо выговорил он.

  – Нет.

  – А так? – доктор резким движением “сложил” мои пальцы. По нервным окончаниям к мозгу сразу же прильнул слабый приступ боли.

  – Да. Чувствую, – ответил я, посмотрев на руку.

  – Теперь попробуете разжать эти два пальца, – сказал Павел Лаврентьевич, так и не подымая глаз.

  Я думал, что это будет трудно и очень больно. Ошибся. Это было совершенно не трудно, но больно, пусть и не очень.

  – Получилось.

  – Ну что ж, тогда я должен вас обрадовать, голубчик, вы ничего не сломали, это просто сильный ушиб, – с малым привкусом радости сказал тот, наконец посмотрев на меня. После чего, не снимая глаз с моего лица, он ловким движением открыл шуфлядку и через секунду в руках Павла Лаврентьевича уже красовался полупустой тюбик какой-то мази. – Вот, это гель, эмм, – он покрутил тубу в руках, разглядывая со всех сторон, – чёрт, название стёрлось, не прочитать. И коробочка от неё, – лекарь опять наклонился к шуфлюдке, недовольно фыркнул, но негромко, скорее лениво, и воротился в прежнее положение, – эх, хрен знает где. Ладно, ничего. В общем, Саша, берите мазь у меня. Так как наименования её я вам сказать не смогу, а следовательно и купить у вас её тоже не выйдет, поэтому берите у меня, – он чуть наклонился ко мне, однако даже при этом наши взгляды встретится не смогли: он всё время старательно пялился на упаковку серебристого цвета, – а деньги аптекарше отдадите, сверите внешний вид тюбика с остальными, так и цену узнаете, – передав мне в руки гель и чуть поёрзав на стуле, старик вновь сел прямо и продолжил: – Сам же гель, как вы уже, наверное, догадались, со временем избавляет от таких неприятных дефектов как синяки, также нейтрализует ушибы, вывихи и всё такое прочие.

  Господи, этот человек может говорить нормальным языком?… ай ладно, главную суть я понял.

  – Ага, и дорогое ли это чудо?

  – Абсолютно нет. Её на складе немало осталось, поэтому пока ценности сильной она не представляет, хотя вещь действительно хорошая, – рассудительно заверил врач.

  – А в мой бюджет влезет? – саркастически спросил я.

  – Влезет-влезет. А пока, вот вам мой совет: помажьте лучше больной участок.

  Да, это действительно не помешает: я тут же выдавил из тюбика маленькую капельку белой субстанции и размазал её по повреждённому участку. После чего поднялся и уже был готов уходить, как тут услышал.

  – Александр, стойте. Вы, это, простите меня старого. Не те годы, понимаете ли, могу и сказать что-нибудь лишнее. Только вы, пожалуйста, на меня зла не держите, если чем-либо смог обидеть, – выудил из себя Павел Лаврентьевич и обратно уткнулся в стол.

  – Да ладно, ничего. Не извиняйтесь. Я не обидчив, – бросил я, выходя из лазарета.

  Гель и вправду был не очень дорогой. Выкупив тюбик на деньги, найденные в карманах, я двинулся дальше. По пути я заглянул в химчистку и, предварительно “иссушив” карманы досуха, сдал мастерку, штаны на мне тоже были грязные и полны радионуклидами, но их сдавать я не решился. Ну не в трусах же в бар идти.

  Пройдя ещё немного по коридору, я остановился возле самого часто посещаемого места во всём Спортивном Соглашении. Бар. Названия ему так и не придумали, но и без этого незначительного недостатка каждый, от мала до велика, знал его место расположения. А именно: подвал первого подъезда, комната номер девятнадцать, одна из самых больших комнат.

  Коридора у бара не было, поэтому вид на обширный зал открывался ещё у входа. В это время суток в заведении обычно не протолкнуться, сегодняшний день не стал исключением из этого простого, но действительного правила. Казалось на всей территории отведённой под бар, яблоку не было куда упасть. В надежде ловко и быстро прошмыгнуть среди толпы, я переступил через порог. К сожалению, мои планы с самого начала были обречены на гибель.

  Незыблемая масса людей, лицезрев моё появление, сразу же прекратило своё беспорядочное шумное существование, превратившись в один слаженный механизм, приводимый в действие поворотом ключа. Дело в том, что, в зависимости от внешней среды, ключи могут быть разными. В данной ситуации ключом был я. Заведя машину, я заставил её поделиться на два континента, между которыми образовалась довольно широкая свободная полоса, так сказать, пролив, как раз подходящий для прохода. Путь между двумя “островками” шёл к Гошиному кабинету, видимо они уже в курсе – босс ждёт.

  Идя между молотом и наковальней до моих ушей то и дело долетали странный шепот с упоминанием моего имени. Это мне не очень понравилось, хотя кто меня спрашивает. Подойдя к двери оббитой изрядно подпорченным кожзаменителем, мне вдруг страшно захотелось постучаться, для приличия, но, в конце концов, отстранив всяческие ненужные и бесполезные мысли куда-то в угол, моя рука просто взялась за дверную позолоченную ручку и потянула на себя.

  Золотой свет бара заменила тьма кабинета Георгия Васильевича, главного человека во всём Спортивном Соглашении.

  – Саша, это как понимать? Ты что, совсем страх потерял? Уже без стука входить начал, – небольшой светильник, стоявший на краю массивно стола из дуба, скудно освещал маленькое пространство комнаты своей энергосберегающей лампочкой, поэтому как следует разглядеть лицо президента в этой, из-за накуренного дыма, серой полутьме, мне не удавалось. Но это и не было обязательным, я и так всё отлично знал: сейчас он заполняет какие-либо бумаги и разговаривает со мной, не отрываясь от  работы. Таким он был всегда, когда бы я к нему не явился.

  – Но… это… меня просто предупредили, что вы меня ждёте. И я решил незамедлительно в ваш кабинет, – запинаясь, выдавил я.

  – Мм, вот как. А вот мне, например, доложили, что ты прибыл на базу уже как тридцать минут назад. А теперь ответь мне, что в твоём осмыслении означает “незамедлительно”? – спросил Георгий и поднял на меня свой обычный хмурый взгляд с глазами, яблоки  которых, казалось, были налиты свинцом: такой же блеск.

  – Ну… как бы так… – начал я.

  – Да ладно тебе, Саня. Ты чего, поверил что ли? Эх, а я-то молодец, тебя как сосунка, – вставая и подходя ко мне с улыбкой во весь рот, воскликнул главный человек Спортивного Соглашения. – Присаживайся. Чего встал, глаза выпучив?

  – А? Ах, да-да-да конечно, – сказал я, до сих пор не понимая, что произошло.

  – Да, Саша. Я-то думал, что моя актерская игра оставляет желать лучшего, а тут вот, даже тебя надуть сумел. Нет, это, конечно, мне никогда не понадобится, но вот так вот поразвлечься, в самый раз. Курить будешь? – поинтересовался Георгий, закончив свой небольшой отчёт на счёт сделанного им поступка и протягивая мне пачку “Aroma Rich”. Я, покорно взяв одну из сигар, подумал, откуда у него такие дорогие сигары, они и в довоенное время были недешёвыми, а сейчас их вообще почти недостать, наверное, всё-таки, положение этого человека в обществе даёт особые привилегии, нежили у остальных. Понюхав небольшой вытянутый цилиндрик, я сразу же узнал этот запах – вишня, хороший вкус.

  Прикурив и сделав по паре затяжек, Георгий Васильевич, наверное, заметив, что пауза длится уже довольно долго, продолжил разговор.

  – Итак, Саня, вернёмся к тому, для чего ты сюда вернулся. Ты убил беловержца? Или сбежал с поля боя, всё-таки решив сохранить свою шкуру, что для тебя, насколько мне известно, не характерно.

  – Убил, – вдыхая нависшую над нами благовонию лелеявшую вишнёвым вкусом, ответил я.

  – Ух, ты! Всё де смог. Ну и как оно? – продолжал допытываться Георгий.

  – На троечку, – сострил я, характерным движением сбивая пепел.

  – Ха-ха, ясно-ясно, – оценил шутку мой собеседник, взглядом требуя продолжения.

  – Ну, два пальца сильно ушиб, некоторое время двигать ими не смогу. А так, всё  прошло довольно гладко, хотя стоп, мне ещё как можно скорее нужно принять противорадиационный препарат и сдать штаны в химчистку. А то, знаете ли, лежать пару десятков минут в яме, где по соседству с тобой довольно удобно пристроилась кучка фонящего барахла, штука не из приятных, – сказал я, опираясь на стол.

  Думаю, он понял мой намёк.

  – Чего ж ты сразу не сказал? – скорее по инерции, чем из-за любопытства, спросил Георгий Васильевич, после чего быстро стал рыться в ящиках своего стола. – На вот, прими и хватит мне тут свою радиацию разносить, а то совершенно обнаглел, ты что, смерти моей хочешь?

  – Ну, прямиком я этого вам никогда не говорил… – который раз подколол я Гошу, вкалывая себе противорадиационное средство.

  – Не смешно.

  – Как вам не знаю, а вот мне очень даже, – сказал и расплылся в улыбке.

  – И не надоело тебе ёрничать? – с сожалением спросил напротив стоящий человек.

  – Это риторический вопрос? – успешно парировал я.

  – Эх, дурень ты, Сашка, дурень… – смирился мужчина почти преклонного возраста, после чего продолжил: – Да и кстати, штаны твои тоже сдать поспеши.

  – Вы что, хотите, чтобы я через всё Спортивное Соглашение до химчистки в одних лишь трусах бегал?

  – Ну а когда медкомиссию в военкомат проходил, ты как бегал, уж явно не в пуховике с джинсами. Да и вообще, тебе что важнее, пару минут с оголёнными ногами побегать, или хозяйства лишиться?

  –Думаю на вопрос ответ не нужен… а вот на счёт первого – в здании больницы не так холодно было, как в наших подвалах, – глядя на собеседника, ответил я.

  – Во-первых, отопление у нас пока что налажено. Во-вторых, уж слишком ты повеселел. Тебе не кажется? Не вышвырнуть тебя из этого кабинета меня заставляет только две вещи, что ты со мной до сих пор на “вы” общаешься, и что мне уж слишком нравится наш с тобой диалог.

  – Ну, тогда давайте его продолжим, – заметил я, чуть успокоившись. И правда, что-то у меня настроение резко поднялось, а ведь с самым важным человек в нашем мини-государстве общаюсь.

  – Отличная мысль, на чём мы там остановились, а, вот. Военкомат. Я ж как раз хотел тебе кое-что рассказать. Помнишь нашу пятимесячную войну с ДУВом? Ну, с теми, с Воровского.

  – Трудно забыть, – пробубнил я, вспоминая события годовой давности.

  Пять нескончаемых месяцев, 150 вечных дней, в прошлом году время с февраля по июль длилось дольше, чем обычно. Почему началась эта война, не знает толком никто, даже, наверное, Георгий Васильевич. ДУВ (Держава Улицы Воровского) напал без всякого предупреждения, вот так, просто, взял и открыл огонь из танковых пушек, к которым, через некоторый момент, присоединились крупнокалиберные пулеметы БТР. Отразить столь нежданную атаку удалось с трудом, но удалось. Тогда нам не пришлось даже вертолеты в воздух поднимать, кто-то из миномётчиков удачно попал в переднее крыло одного из танков. Так же в том бою противник потерял один из четырёх БТР модели 82А: некий гранатомётчик залез на снайперскую вышку, ещё не срубленную шквальным огнём, и, довольно-таки прицельно, выстрелил в бензобак машины из РПГ-28. Граната 125 калибра выпущенная “Клюквой” сделала свою работу на ура, оставив ржаветь на поле боя, на половину покрывшийся копотью, пустой остов бронемашины. Поняв, что нас просто не возьмешь, а ударной мощи осталось мало, противник решил отойти к своей территории и отложить завоевания новых земель до наилучших времён.

  В том бою мы узнали три вещи. Первая: мы не одни. Вторая: война может существовать даже после Апокалипсиса. И третья: нас хотят уничтожить нам же подобные, нас хочет убить, на тот момент, наша единственная радость и надежда. Но вот что делать, радоваться или паниковать, мы не знали, так же, как и не знали того, что это далеко не последний бой.

  Я участвовал в ней и помню почти все сражения до мельчайших подробностей. Но всё же, на фоне всех битв, для меня, рассматривается только одна – стычка ДУВа и Спортивного Соглашения на нейтральной территории неподалеку от ГДК. Эту встречу некоторые даже сравнивают с “Верденской мясорубкой” времён Первой мировой войны. По числу жертв, конечно же, наш вариант уступал в раз так 500, точно также как и по масштабам, и по времени, но вот по кровопролитности и жестокости…