Текст книги "Мир Мрака 2027"

Автор книги: Иван Косолапов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

  Так и разминулись…

  После нам никто больше не попался. Только слышали чьи-то голоса, но они доносились уже с седьмого этажа: на этаж выше нашего, шестого, на который Гоша поднялся уже изрядно хромая и кряхтя. Да, то ранение никак не даёт о себе забыть. Дошло даже до того, что мне пришлось на время забрать его рюкзак. Ну что ж, почему бы и нет, мне нетрудно.

  Первое, бросилось в глаза на этот уровне – это висящий посреди коридора турник и… и, наверное, всё… Такие же разрисованные непонятно чем стены, неприятный запах… собственно всё также, как и до этого.

  Юля вынула ключ и открыла нужную нам дверь. Рядом с ней была ещё одна, они были соединены единым тамбуром, вход в который раньше, явно, был закрыт дверью. Однако теперь её не было, и проход к двум квартирам был дозволен очень многим… не слишком безопасно.

  Как только стальная дверь, часто встречавшаяся во многих квартирах до Апокалипсиса, отворилась передо мной, мне открылся вид на длинный, ухоженный коридор квартиры немалых размеров. Всё было очень даже чисто и цивильно. Даже обода на люстрах остались: именно в этот момент меня накрыло чувство потерянного…

  Надо же, как странно. Вроде, всего лишь стеклянные побрякушки, напяленные на лампу накаливания, а такое гнетущее чувство от них, что…

  Я зашёл в квартиру.

  Свободного пространства внутри было немало, даже очень. Наверняка раньше оно было чем-то заполнено, теперь же это что-то отсюда убрали. Оставили лишь не слишком ценные вещи: хорошо сохранившуюся тумбу для обуви у входа и комод рядом, немалых размеров шкаф, стоящи чуть поодаль от тумбы. Кстати, его пребывание здесь меня чуть поразило: такой шкаф и не унесли? Странно… хотя, он было отнюдь не мал, так что, наверное, людям, как обычно, просто не хотелось сильно напрягаться. Ещё оставили одну люстру в длинном коридоре, ведущим вперёд на метров шесть. В перпендикулярном ему, но чуть меньшем, ведущим на кухню, подобной не было. Кухня обустройством была скудна: отключенный от электропитания холодильник, среднестатистический стол, четыре табурета, разложенное кострище у окна и три котелка разных размеров. Если говорить ещё и об окнах, то могу упомянуть лишь то, что и стёкла, и стеклопакеты в этом доме были целы, что меня, конечно же, тоже знатно озадачило простым, но безответным вопросом: “как?”.

  Мы разулись и прошли вперёд. Дима не стал сильно церемониться: быстро снял сапоги, кинул рюкзак и быстро зашагал в гостиную. Я заглянул туда: “искатель” повалился на большой диван и закрыл лицо руками, рядом же пристроился небольшой журнальный столик, хорошо сохранившийся ещё с тех времён, и тоже заставивший нечто внутри ёкнуть.

  – Что это с ним? – тихо спросил я Юлю, когда та вошла в чью-то спальню, находившуюся чуть поодаль.

  Она села на немалую тахту, рядом с которой пристроился немалый письменный стол синего цвета, и тоже закрыла лицо руками, шумно выдохнув.

  – Опять загоняется, – многострадально ответила девушка.

  – В каком смысле? – спросил Гоша, стоящий в проходе в другую, вторую комнату, соединённую с этой.

  Интересно, а что там? А какими были их хозяева? Да и вообще, почему такое странное планирование? А может, это просто были брат и сестра? Да, наверное… Тут располагался брат: мотоциклы на потёртых обоях выдавали владельца. А там, за фанерной стенкой, сестра. Я не видел ту комнату, – только небольшой кусочек ковра, торчащий из-за угла – однако что-то мне подсказывало, что её убранство чуть поскромнее. Интересно, а что с ними теперь? Выжили ли они и их семья? Хм… Наверное, мне этого никогда не узнать…

  – В прямом, – спустя недолгую паузу услышал я исчерпывающий ответ. Я стоял у входа в большую спальню, находящуюся напротив тех, где сейчас были мои товарищи. Здешнее убранство мало чем отличалось от виданного мною раньше. Правда, кровать больше была, и столик был более хорошо сбитый, ну и выход к балкону находился тоже тут, а так, всё то же самое. В ней, скорее всего, ночевали родители, да, наверное, так и… – Помните тех людей снаружи? – вдруг прервала мои мысли Юля. – Чтобы жить в этом доме, нужны немалые деньги. У них этих денег нет. Зато у них есть семьи, которые надо как-то защищать, а защита как раз есть у этого дома. Но они её себе позволить не могут. Точнее её им не хотят давать те, кому это не выгодно… Чёрт! – неожиданно вспылила “искательница”, заведя руки в пряди волос и подняв к серому потолку чуть опухшее влаги из глаз лицо. – Ха, как же это смешно звучит; невыгодна человеческая жизнь! А главное, знаете, что самое смешное: здесь полно мест! – я обернулся и увидел её полные слёз глаза, смотрящие на меня. Потом она посмотрела на Гошу и перевала взгляд на Антона. Всё это рассказывала она нам, держа руки так, будто что-то в них взяла и качает вверх-вниз. – Сюда бы ещё два таких поселения влезло! Но нет же, какое там, человеческая жадность никогда не уступит первое место его совести! – на последних словах она взвизгнула (так напряглись связки) и именно их услышал Дима, потому как как раз тогда из зала послышалось громогласное (я такого от этого тихого и застенчивого парня не ожидал) и грубое: “ЮЛЯ!”. Девушка мигом замолкла и, вновь положив руки на лицо, устало повалилась на кровать. – Этот вопрос уже часто поднимался на Совете, но единственное, чего удалось достигнуть, это лишь того, что теперь, во время Песочных Штормов, женщин и детей пускают внутрь, чтобы переждать в коридоре. Просто, на пару десятков минут… а потом всё по новой. На мужчин и вовсе плевать… Мы пытаемся что-то делать, но пока ничего не выходит. Как раньше, так и сейчас, всем правят деньги. У нас они есть на пару дней, у вас их тоже, насколько мне известно, немало. Так успокойтесь, чужие проблемы – не ваших нервов дела…

  Всё это она говорила тихо, даже очень. Повисла недолгая пауза, которую разрушил Антон:

  – Откуда такая информативность, касательно наших финансов?

  Вновь недолгая пауза.

  – Знаете, судя по вашим рассказам о ваших же приключениях до Минска, я бы не сказала, что вы люди бедные…

  Да-а, что правда – то не ложь.

  Я слушал её, стоя на пороге ванной. Она была довольно большой, однако единственное, что теперь тут осталось, это была душевая кабинка, в которой вместо крана теперь сверху стояло ведро с прикреплённой к нему марлей и верёвкой для возможности методичной поливки себя внутри этого чуда… что ж, у нас – в Бресте – и такого не было. Ещё рядом была треснутая раковина, на краю которой стоял литровый гранёный гранёный стакан с водой, не совсем чистого окраса. Зеркала над ней не было – оно оказалось выбитым. Место, где должна была быть сама ванна, пустовало, теперь тут расположился лишь всякий мелкий строительный хлам и пыль…

  Посмотрев ещё раз на ведро, я захотел пить.

  – Где здесь можно попить? – спросил я, выходя из ванной комнаты и выключая электрический свет одиноко висящей там лампы – ещё одного призрака прошлого, коими наполнен эта квартира.

  – Спустись на первый этаж, там бар, в нём что-нибудь купить и можно… не только попить. Как раз прогуляешься, заодно и здешних, хе, “людей”, увидишь, – всё так же тихо, но напряжённо, проговорила Юля, с всё так же закрытым руками лицом.

  Не сказать, что мне сильно хотелось это делать, однако её нытьё и пока непонятные мне нелесные отзывы в адрес местных жителей меня уже достали, поэтому я, собственно, тут же и направился к двери, чтобы сделать то, что мне посоветовали: спуститься вниз к тутошнему бару.

  Почему бы и нет?...

  Я вышел в коридор – никогда не было, собственно, как и прежде… Так даже спокойней.

  Турник с облупившейся желтой краской навеивали воспоминания о минулом, отчего становилось тяжело на душе.

  Приспустив глаза к низу, я пошёл к лестнице, особо не осматриваясь. Вот и серые ступеньки закрыли дозволимый мне обзор.

  Раз, два, три… первый пролёт пройдён. Вот я уже на шестом этаже, никогда нет… только я… Опа, а это что-то новенькое: когда я спустился до пятого, то расслышал некие неясные шорохи расположившиеся на этаж ниже. В нём присутствовали человеческие разговоры (тихие, правда), однако их всех перекрывало бренчание – мерное и такое завораживающее своей простатой и безнадёгой, что мурашки шли по телу – гитары, которой в унисон пел грубый, но всё же мелодичный, с небольшой хрипотцой, голос.

  Оказавшись на пролёте между пятым и шестым, я понял в чём дело: там действительно была небольшая толпа (дюжина примерно), она окружила того самого молодого парня, которого мы видели раньше (видать доел свою тушёнку), теперь он сидел и, медленно перебирая пальцами струны, что-то пел. Вскоре я распознал слова:

Война? Война… Война неизменна,

И каждое поколенье попеременно,

Люди бьются за её плоды,

Теперь же их отведай и ты,

Ведь уже давно узнал результат,

Но всё равно всегда… и каждый продлить её ра-а-ад…

  Его голос завораживал и заставлял остановиться, он был глубок, и любое произнесённое им слово казалось наполненным неким таинственным смыслом. А ещё эта мелодия, безмятежная и безразличная, но в то же время такая настораживающая и грозная что… Ого, вот и вновь, музыка повлияла на меня.

  Хотя, нельзя было сказать, что этот парень пел. Скорее рассуждал вслух, чуть протягивая слова и меняя время от времени тембр голоса. Он говорил загадочно, однако, почему-то, мне было всё понятно. Странно… А ещё не менее странен и сам этот парень: вроде молодой, вроде обыденный и простой, однако обладает голосом, который уже вырисовывает в мозгу картинку человека, повидавшего многое в своей жизни… Бывают же чудеса.

  Вдруг мелодия прекратилась и толпа будто бы вновь пришла к жизни, как, собственно, и я. Встрепенувшись я ещё раз взглянул в глубь скопившейся живой массы: теперь этому парню все вокруг совали деньги, патроны, всяческую еду… в небольших количествах, конечно, но всё же очень даже неплохих для одного небольшого стихотворения, красиво исполненного под музыка… Хотя красиво – это ещё слабо сказано (я понимал это, но не хотел признавать, уж такой я человек).

  Неожиданно он заметил меня. Когда наши взгляды столкнулись, что-то внутри души заклокотало, и я поспешил быстрее ретироваться: не очень мне хотелось оставаться тут, в компании этого необычно парня, чей взгляд выражает странную консистенцию злобы и безразличия… Может быть, он довольно-таки и интересный человек, однако некое отвращение к нему не давало мне развить данную мысль.

  “А ведь ты всегда не хочешь быть рядом с теми, кто, скорее всего, в этой жизни горя выпил побольше твоего” – вдруг пришло мне на ум. И действительно, взять хоть нашего Антона, подобный взгляд и то же холоднокровие, и именно от него меня отталкивает… Да, наверное, таково моё создание…

  С такими мыслями я добрался до самого бара.

  Всё та же скамья, только теперь абсолютно одинокая. Лишь до сих пор спящий охранник составлял ей скучную компанию.

  Наверное, запах некачественных сигарет и паленого самогона уже впитался в стены данного места, и его теперь вряд ли что могло выветрить отсюда. Так что за час моей отлучки тут мало что поменялось.

  Я, дыша через раз и с ужасом представляя творящуюся внутри какофонию запахов, подошёл к двери и медленно открыл её. Петли были не смазаны, поэтому скрип раздался знатный, однако даже он не смог помешать мертвому сну охранника.

  Как только я зашёл внутрь, мои глаза завуалировала мягкая, но едкая и щиплющая пелена сизого дыма. Дыхание спёло, в горле запершило. Первым желанием было выйти отсюда, однако уже спустя десять секунд оно исчезло: мой организм заядлого курильщика довольно быстро адаптировался к подобному внешнему раздражителю.

  Правда, глазам ещё потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть: так что стойку я искал почти что в слепом состоянии. Так и не нашёл. Только когда зрение вернулось, и когда вся картина была полностью оценена, смог сориентироваться.

  Вообще пейзаж тут был не из приятных: помещение было отнюдь не большое; мест, представляющих собой грубо сколоченные фанерные поддоны, положенные на невысокие столбики из кирпича, было тоже немного (три, если быть более точным); стойка была сделана из пары металлических прутов, облепленных ДСП, находилась в углу и много места не занимала; некой затхлости всему этому ещё придавал никогда не выходящий отсюда, смрадный сизый туман, мелкой рябью покрывавший данное помещение.

  Сейчас оно было пустым, только двое забулдыг стояли у самого крайнего “стола”. Однако на меня они не обращали почти никакого внимания. Оно и хорошо.

  Я подошёл к стойке. Барменом здесь являлась пожилая женщина, ничём особо не примечательная. Только, разве что, мне хорошо запомнились её небольшие треснувшие очки в потёртой золотистой оправе, и её лицо, сплошь покрытое морщинами. Всё от тутошнего воздуха, а точнее, его отсутствия.

  Лениво протирая гранёный стакан, она беспристрастно посмотрела на меня:

  – Ого, новый человек, нечасто такое увидишь. Чего тебе? – голос у неё был не из приятных: сильно прокуренный и надломанный.

  – А у вас, вода, есть? – как-то не слишком смело сказал я.

  Она, не опуская стакан, интересующее подняла взгляд:

  – Для тех, кто при деньгах – есть.

  – Сколько? – неожиданно смело выпалил я.

  Женщина ухмыльнулась, поставила стакан на стойку и положила рядом с ним грязную, давно не мытую тряпицу. Сама же она чуть нагнулась и достала из-под столешницы полулитровую бутылку прозрачной воды без этикетки. Поставила рядом со мной:

  – С тебя полтинник, – в этот момент она будто бы с вызовом посмотрела на меня своими бесцветными глазами. От вечного дыма хрусталик почти обесцветился, интересно, как теперь она видит окружающий мир, итак теперь у всех внутри пустота, а у неё, наверное, и вовсе полный мрак. Потерянный человек…

  – Дайте ещё одну, – не люблю, когда на меня смотрят, как на не полноценного: вызов был принят, и я остался в победителях, а залогом моей победы являлась протянутая мною сотня, на которую бармен взглянула как на новоявленного мутанта…

  Да, видать действительно у них тут полная дыра.

  Только спустя секунду – видать, поняв, что я не шучу, – она достала вторую бутылку и поставила рядом. Теперь её глаза выражали совсем другие эмоции.

  – Мало когда удаётся увидеть человека, столь смело разбрасывающегося подобными деньгами, – неожиданно раздался из-за спины прокуренный, слабый голос, явно принадлежавший недавно выпившему мужчине.

  А вот сейчас произойдёт что-то нехорошее…

  Это был мужик средних лет. Запаха его я не чувствовал (тут и так было чему благовонять), однако по внешнему виду трудно было сказать, что он придерживается правил гигиены: давно не бритая седая борода; разросшиеся и висящие во все стороны непонятными патлами седые волосы; гнилые, чуть черноватые зубы; разбитый нос, с сечкой на переносице, и большие грязные пятна сажи на скулах. Надета на нём была потрёпанная пуховая безрукавка со свитером и дырявые штаны, заправленные в портянки на ноге: обуви у него не было. Не самый аккуратный человек…

  Он был одним из тех двух, что сидели тут до меня. Я посмотрел на их столик: его товарищ по бутылке остался на своём месте, лениво наблюдая за нами (его уже клонило в опьянённый сон).

  – Особенно в таком месте… – он подошёл и стал рядом со мной: с правого боку. – Очень странно. Не кажется?

  – Аркаша, отстань от человека, он сюда только воды зашёл купить, – как-то настороженно и чуть грозно сказала тётка этому забулдыге.

  – Вот именно! Воды! Уже только это вызывает у меня непонимание и оторопь, хаха. Слушай, ты ведь не местный. Да? – даже сквозь весь смак присутствующих здесь запахов я уловил его сногсшибательный перегар, когда он обратился ко мне. Я коротко кивнул. – О, тогда тем более надо тебя хоть чуть-чуть с местной жизнью познакомить. Кстати, меня Аркадий зовут…

  От протянул грязную руку сплошь покрытую рубцами и гноящимися ссадинами. Я коротко бросил:

  – Саша.

  Он ещё недолго постоял с зависшей рукой, после чего положил её на стойку и, чуть оскалившись полубеззубым ртом, сказал:

  – Ага. Привередливый значит… Ещё одна брюзка здесь завелась. Ха, я бы, на месте охранников, таких, как ты, ещё у самых подходов отстреливал, а то и так уже расплодились блин, тьфу. Нормальных мужиков то уже не осталось, совсем, понимаешь… Тех, у которых вот такие вот руки… почётом считаются… Ты ведь, ты ведь это, через “Руины” шёл, так ведь? Или же это, ха, какую тачку откапал и на ней добирался, чтобы мазоли на ногах не появились, – он глядел на меня с чувством собственного превосходства.

  Я же на этот взгляд отвечал полным безразличием, что его слегка выводило из себя (по глазам было видно).

  – Пешком, по “Руинам”, – вновь бросил негромко, но грозно, я.

  Так хотелось, чтобы он отстал. Однако я поддержал разговор, что для него оказалось как красное для быка…

  – Во-от, вот видишь. Вот оно как, хаха. А ты хоть знаешь, что эти самые руки, – он вновь подсунул свои конечности мне под нос, – рыли этот путь. Что именно они передвигали эти громады со своих первоначальных мест… А? Ты вообще представляешь, что тут творилось до таких, как я? Сколько тут мусора было и откуда он вообще взялся… Нет? Так я расскажу. Тут же рядом дом ещё один стоял, тоже девятиэтажный, прям напротив. Так вот его постигла куда более худшая участь чем тот дом, где мы сейчас находимся. Плюс вокруг да около только одни частные сектора располагались. А вот теперь представь сотню частных домов и один здоровенный дом вот так вот взяли, расфигачили, и в одну гору смешали. Прикидываешь?... – я взглянул на алкаша: он явно затянулся своим монологом. – Так вот именно это здесь и было. И я, не ты, Я! Расчищал всё это дерьмо. А ты хоть представляешь что это, когда твой друг, в ночную смену, просто берёт от общего костра на полтора метра отходит, чтоб поссать, а через минуту не возвращается, так же и через три не возвращается, и через пять. А ты потом глядишь, а на вершине одного из бетонных блоков фигура стоит, волосатая, с ручищами длинными и красными от крови глазами на тебя смотрит… Представляешь?.. да ни хрена ты не представляешь. А я через это проходил: когда уходили, и не возвращались. А ещё иногда крики слышны были. Крики тех, кто захотел просто для себя узнать, сколько вокруг ещё такого же мусора. Вот пошли они в небольшую разведочку сквозь эти холмы, и заблудились. А теперь бродят там, да воют, каждую ночь… Может быть, они-то наших товарищей и утаскивали…

  По спине пробежала дрожь… Да-а, может этот мужик и умел хорошо рассказывать, но приличным человеком его это всё равно не делало…

  – Ох, утомил ты меня… Я попью? – не дождавшись ответа он сразу взялся за вторую бутылку воды, открыл её и вылил в горло половину содержимого: по привычке, наверное.

  Ладно. За такой рассказ почему бы и нет. Пусть берёт… Хотя ему моё согласие сильно много уважения не стоит…

  – Уф, хорошо. Слухай, ты ведь, после, по Периферийному Городу сюда добирался. Так? По этому захолустью, – я бросил на него короткий интересующийся взгляд, и он явно нашёл в нём согласие (собственно то, что он и хотел найти). – Значит да… Ты ведь это, знаешь же, кто там пролживает. Обездоленные и потерянные…

  Последнюю фразу он сказал как-то насмешливо, на что бармен отреагировала:

  – Аркаш, может хватит? – чуть ли не взмолилась она.

  Странно. Если пошла подобная интонация, значит сейчас будет что-то интересное…

  – Погоди-и, это ещё отнюдь не конец… Так вот. Я там не живу, хот я выгляжу как они. Но это всё только для конспирации, чтобы в ихнем обществе не отличаться. А так проживаю здесь, если не веришь, то доказательства не нужны: не проживал – турнули бы. Почему живу тут.? Да по одной просто причине что как раз-таки ранее упомянутую “Дорогу” строил я. Вот и благодарность. А те, ну, ты понял, её не строили, поэтому и живут не здесь. А живут там, и занимаются кое-чем очень нехорошим… Ты ведь это, видел же детей тамошних… Ну видел же, не так ли. А замечал таких, у которых что-либо из конечностей отсутствует? Ну, это тоже бесспорно, – тут вновь оживилась тётка, опять взмолившись, только теперь более волнительно: “Арка-аш…”. Тот отреагировал просто: – Ти-ихо. Тут сейчас я говорю… Так вот, ты небось думаешь, что они их потеряли… Так ведь? Ну оно и понятно, вокруг ведь немало всяких катакомб да железок острых. Но, ты ведь человек со стороны, а я тот, кто был внутри общины тех зверей. И я-то знаю правду. И знаешь, в чём она состоит?... – я вновь заинтересованно посмотрел на него. – Вот скажи мне, когда человеку нечего есть, он ведь пытается найти пищу… Так?... А когда у человека это не выходит и он очень голоден, что первое приходит на ум? Во-от, ты не знаешь. Почему? Да потому что никогда подобного не испытывал. А они это испытывают каждый день. И мысли плохие им приходят на ум каждый.. день.. какие, спросишь? – я промолчал, но его это мало беспокоило. – Ну, у них ведь есть дети, а своя шкура к телу ближе. Значит что, можно с детьми и кое-что сотворить, учитывая, что у них всё равно никакого будущего нет… – его глаза расширились, теперь это был истинный взгляд безумца. – Когда родителям сильно приспичит, они берут своё чадо, берут какой-нибудь ножичек, и начинают медленно, но верно отпиливать какую-либо из оставшихся частей на ребёнке, а потом, толком даже не приготовив, ЕДЯТ ЕЁ! Аахахахахахаха… – надсадно вдыхая воздух, он залился ломающимся смехом.

  Всё, мне этот бред надоел. Я, схватив бутылку воды, резко встал и быстро зашагал к выходу.

  – Когда… когда услышишь снаружи детские крики по ночам, вспомни мои слова! Ахахахахаха! – прилетело мне в спину, когда я уже был за порогом данного заведения.

  Бред, полный бред сумасшедшего маразматика! Такого просто быть не может, здесь, у последнего полностью уцелевшего оплота мёртвой цивилизации. Ну не может и всё! Это бы заметили, с этим бы разобрались. Обязательно!...

  Или нет?

  Я остановился посреди лестницы, ведущей на второй этаж. Лицо моё было сейчас вспотевшим и красным не только из-за удушливого воздуха бара, но и ввиду моей беготни с первого на другой этаж. Ошпаренный последней мыслью, я её прекратил, став на шестой ступеньке, склонив голову к низу и, пытаясь отдышаться, призадумавшись.

  А ведь я уже видел, на что способны люди. Я уже узнал, насколько они обезумили за столь короткий час. Я ведь уже, вроде, понял их истинную сущность. А теперь, увидев хорошо сохранившееся здание, решил, что всё виденное и прочувствованное мою ранее – неправда. Ведь так, да?... Да, это просто опьяняющий вид Дома, напоминающий о былых временах и как бы возвращающий в них… Но так просто поддаваться нельзя. Всё-таки нужно помнить, где ты и что ты. Ни за что нельзя расслабляться: всегда и всем правили деньги, и данное место не является исключением. Тут данное правило чувствуется даже более сильно: у тебя есть деньги – существуй, нет – ешь себе подобных. И явно вышестоящим властям наплевать на тех, кто не приносит дохода… Да, и с чего это я вновь поверил в гуманизм?

  Зачем, в конце концов, тому мужику надобно мне врать… Незачем, стало быть. Хотя, он мог наговорить это лишь для того, чтобы припугнуть новоявленного жильца. Но тут опять же встаёт вопрос: “Зачем?”. И тогда почему Дима с Юлей были так взбудоражены при подходе к Дому.

  Скорее всего, тут действительно что-то не ладно…

  Но стоит ли влезать в это дело мне? Человеку, только недавно появившемуся на данной арене?... Нет, наверное, вряд ли стоит.

  Я поднялся на третий этаж, как услышал знакомое бренчание гитары. Только теперь оно было, что ли, ещё более лёгким. Настороженность в нём осталась таже… Но плавность перетекания струн будто изменилась, и теперь музыка лилась более медленно, непринуждённо и спокойно. Но было что-то в этом спокойствии обманчивое, но я никак не мог уловить, что именно…

  В этом мне помогли слова. Услышал я их, только поднявшись на пролёт между четвёртым и пятым этажом. Передо мной предстала толпа людей. Теперь она была больше, но даже в ней не улавливалось ни звука.

  Сглотнув, я посмотрел на бутылку в руке. Может отпить? Нет, не надо. Я её ещё даже не открыл, а мало ли, вдруг откупоривание крышки создаст некий звуковой резонанс и помешает всему тут происходящему… Нет, лучше не надо нечего делать.

  Передвигаясь буквально на цыпочках, я поднялся ещё выше и прислушался к песне музыканта:

…

Уж явно не выбраться нам-м-м…

И пусть ни мечом, ни огнём крещены,

И по причинам другим были рождены,

И сердце видало, не эти миры,

Однак всё равно, не будем побеждены-ы-ы…

Свет уже помер, он теперь не богат,

И Смерть теперь ждёт, всех, у Врат,

И каков же он: ни грустен, ни рад,

Не поймёт никто: ни Стар и ни Мла-а-ад…

  Он пел отрывисто, как бы рубя фразы. Его голос, с небольшой хрипотцой, завораживал. Песня гипнотизировала. А музыка заставляла мурашки идти по телу. Я плохо понимал, о чём он говорит. Однако понимание текста в целом почему-то сразу просыпалось в голове и от этого не хотелось дышать…

Никто-о, данной встречи не ждёт,

Однако каждый, к ней, идёт,

Все, обычно, своей, тропой,

А кто-то, даже толпо-о-ой…

Закончено воссозданье Ми-ира,

Где главную роль имеет Погибель,

Алчность и Похоть ей отслужила,

Человечество во всем, их обвенило,

Забыв то, чему учил нас, каждый Ве-ек:

– он сделал небольшую паузу, осмотрев всех вокруг стоящих и зацепив взгляд на мне, –

Виной всему, является, Челове-е-ек…

  Опустив взгляд к гитаре, парень продолжил играть столь пьянящую мелодию. Однако теперь всем стало ясно: продолжения песни не будет.

  Послышалось множественное кидание милостыни. Никто не хлопал: все обдумывали услышанное.

  Неожиданно мой взгляд спотыкнулся об знакомую фигуру. Это был Антон. О стоял у противоположной стены и с неким уважением смотрел на никого не замечающего музыканта.

  Я поспешил подняться на шестой этаж, пока мой товарищ меня не заметил: как-то не очень хотелось встречаться с ним взглядами.

  Я шёл довольно быстро, обдумывая песню… А ведь этот чёртов гений прав, как ни крути. Нам некого винить, кроме себя самих, Причём во всём…

    Поднявшись к нашей комнате, я уловил некий щиплющий запах. Посмотрел на право: в тамбуре, где располагался мусороотвод, у окна стоял Гоша и курил, медленно, с наслаждением, выпуская кольцами дым. Из одежджы на нём остались только штаны, свитер, да вязаные носки (даже обувь не надел).

  – А-а, – чуть протянул я, не зная, что сказать.

  Георгию хватило и этого: отреагировав на звук, он обернулся.

  – О, Сашка, даров. Вернулся. Антошку не видел? – с небольшой улыбкой, спросил напарник.

  – На пятом стоит, поэта местного слушает.

  – А, ха, понятно. Слушай, может, ко мне присоединишься, а то скучно как-то…

  – Да не, спасибо, я уже дымом надышался… А кстати, чего это ты здесь?

  – То есть, за пределами квартиры? – с усмешкой уточнил курящий.

  Я посмотрел на него как на человека, только что сказавшего неудачную шутку: он ведь и так всё понял, зачем переспрашивать.

  – Ха, ладно, понял тебя… Да так, надоело просто ссоры между нашими провожатыми слушать, вот я и вышел. Они там что-то по тому Городку говорили, как там его, Периферийный вроде. Каждый на своём стоит, а компромисс найти не могут. Вот мне и достало это выслушивать, я и слинял, пока всё не утихнет. Антоха, кстати, так же поступил. Как по мне – правильно… – повисла неловкая пауза. Правильно, он-то ничего не знал. Я теперь отчасти понимал суть данного шума, а он – нет. Так что поступил так, как и полагало поступить. – Кстати, – неожиданно прервал Гоша мои размышления, – завтра вечером договорились к твоей маме идти. Уже всё улажено и место за нами занято, так что, завтра повидаешься с ней.

  На последней фразе он чуть подмигнул и на секунду его улыбка стала настоящей, наполненной искренней радостью… Но лишь на секунду.

  – А, аха, спасибо. Ну что ж, тогда, надо бы мне отдохнуть перед подобным делом, – чуть приободрившись (ложно, конечно), я направился к двери.

  – Да, правильное решение, только ты там это, смотри поаккуратней перед гостиной идти, когда я последний раз заглядывал, они уже мирится, хе, начали, – предупредил меня Георгий.

  Я сначала не понял, что он имел в виду. Однако потом, когда проходил мимо зала и услышал надрывные вздохи и тихое постанывание, доносящиеся из-за закрытой двери, понял суть его слов…

  Но сейчас меня утехи “Искателей” несильно волновали: я хотел отдохнуть. Поэтому пройдя в соседнюю комнату, – самую большую, с балконом, – я уселся на кровать, открыл бутылку с водой, выхлебал половину, закрутил крышку, поставил рядом, и завалился на спину, ничего с себя не сняв… ну, кроме сапог, оставленных ещё у входа, и мастерки, покинувшей моё тело ещё при первом входе сюда…

***

    Никакого дискомфорта не было, внешних шумов или иных раздражителей тоже. Просто мой организм решил, что надо просыпаться. Всё, он отдохнул, набрался энергии, для свершения новых дел.

  Я разомкнул веки.

  Я давно не открывал глаза так легко после сна. Он не был тревожным, он был, наверное, самым спокойным в моей жизни. Не было снов, ненужных вколачиваний посреди ночи, не было всего этого шлака, что вечно преследовал встревоженного человека. Нет, сегодня ночью всё было спокойно.

  Я давно не переживал подобных ночей.

  Я сел на кровать.

  На улице ничего не увидел: стоял сплошной туман. Ну что ж, так даже лучше.

  В голове я никак не мог поймать себя хоть на какой-либо мысли. Все они куда-то исчезли, испарились… Наверное, это тоже хорошо.

  Повинуясь инстинктам, я последовал прямик в ванную комнату. К моему сожалению в душе воды не оказалось: кто-то уже сходил до меня. Ну ладно, бывает… Идти за ней мне было лень, так что я попробовал повертеть кран умывальника. И, что вы думайте, на моё удивление вода пошла! Да, она была чуть черновата, с запахом гнили и явно приправлена неким количеством радионуклидов, однако всё равно она была! Что же может быть лучше обыденного счастья?

  Стянув с себя свитер и майку я набрал воду в ладони и немного обмыл тело: я не мылся вчера, а с запахом некачественных сигарет и пóтом надо было что-то делать. Вот я и сделал.

  Затем, чуть помыв лицо, набрал в рот немного воды, – да, вкус действительно был отвратный – прополоскал горло и выплюнул. Гигиена рта тоже лишней не будет.

  Оставив бесхозную, грязную ванну, я прошёл по пустынному коридору к туалету, на ходу думая, куда все пропали.

  Свет в окна бил слабый. Точнее его не было вовсе. Поэтому сейчас квартира была погружена в такой полуанабиоз, частичный монохром, из-за чего складывалось чувство нереальности происходящего.

  Сделав свои дела в на половину разбитой уборной, я вышел.