Текст книги "Отцовская скрипка в футляре (сборник)"

Автор книги: Иван Сибирцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

Щербаков и Стуков слушали Касаткина не перебивал. Денис по привычке мерял шагами тесную комнату, Василий Николаевич, чуть прищурясь, смотрел на него, словно бы в душу Касаткина заглянуть стремился, покачивал сочувственно головой, а порою и вздыхал грустно.

– Что же ты, Степан Егорыч, – укоризненно начал Стуков, – при наших с тобой, так сказать, собеседованиях, умолчал про эту вечеринку. То есть, в ней самой я ничего подозрительного не усматриваю. А вот то, что инженер Постников грозился Селянина из ревности лишить жизни, подробность настораживающая. Так чего же ты молчал об этом? Твердил мне, как попугай, про свои выпивки с разными людьми, которых вроде и не помнил даже. Ведь я тебе ничего не навязывал, честно все выяснить старался, держал тебя без лишней строгости.

– Есть такой грех. Не поворачивался язык назвать Жадову. Какая бы блажь не зашла ей в голову, а казалось мне, проявила она ко мне внимание. И трепать ее имя – не по-мужицки это. Да разве это оправдание – с кем я напился. Да и перед Клавдией стыдоба: от такой жены двинул налево… Вот и не оглашал.

Денис спросил:

– Жадова на прежней работе?

– Конечно, чего ей поделается? И станция на месте, и Жадова, – ответил Стуков. – Авторитетная женщина, деловая.

– Деловая, это точно, – горько усмехнулся Касаткин. – И Пряхин Валька – на старом месте. Зашел я к ним в контору недавно – морду воротит: не желаю, мол, знаться с таким преступником. Как же, он – чистенький. А все одно – был он Валькой, Валькой и остался.

– А Круглова Лидия Ивановна, она при встрече отвернулась или раскрыла объятия? – не скрывая иронии, спросил Денис.

– Нет ее сейчас в районе, – даже с сожалением сообщил Стуков. – Она тоже из людей заметных была. Вроде торгпреда от колхозов Средней Азии. Для узбеков, таджиков, киргизов закупала лес: для стройки и для разных поделок. У них каждый чурбачок на счету, а у нас одни высоковольтники сколько валят леса. Да еще и местные порубки. Не гнить же ему в просеках… – Стуков вдруг оборвал фразу и сказал растерянно: – Ведь уехала-то она отсюда сразу после гибели Юрия Селянина. Это, знаете ли, наводит…

Денис все отчетливее сознавал, что гулянка в доме Жадовой с обильной жратвой и пьяным бахвальством – не просто локальное событие, поставившее Касаткина почти в трагические обстоятельства. Персонажи застолья имеют какое-то касательство к тому, что часом позднее произошло с Юрием Селяниным…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И снова милицейский газик подпрыгивал на ухабах от Шарапово к Таежногорску…

Денису снова вспомнилась исповедь Касаткина в райотделе… Капитан Стуков житейски прав: в самом застолье у Жадовой нет ничего подозрительного. И все-таки внезапно пробудившееся в нем, как иронизировал над собой Денис, «шестое следовательское чувство» беспокойно покалывало сердце: есть в этом застолье нечто настораживающее. Двусмысленные намеки Пряхина, понятные лишь посвященным. И кажется, посвященные понимали их… Тосты в честь Чумакова и его лучшего друга Юрия Селянина. Что за этими тостами?

А спустя еще несколько минут, заслоняя массивными плечами полураскрытую калитку, перед Денисом стоял Павел Антонович Селянин, простоволосый, в накинутом наспех полушубке.

Денис невольно поежился от взгляда Селянина и сказал:

– Есть, знаете ли, некоторые вопросы.

– Снова «бог свое, а черт свое», – проворчал Селянин и молча двинулся к дому.

Денис шел следом за ним, смотрел, как разлетались на ходу полы его полушубка. И вдруг живо, словно сам присутствовал при этом, представил все, что рассказывал ему Стуков об эксгумации тела Юрия Селянина…

«Павел Антонович, обхватив руками красную полированную гранитную глыбу на могиле Юрия, лежал на ней грудью… А когда из черной пасти могилы подняли гроб и подняли крышку, он рухнул на колени и заплакал навзрыд:

– Ну, здравствуй, Юрка… Ты уж прости, сынок, что дозволил, чтобы так вот с тобой… – Потом Павел Антонович, упершись руками о землю, встал, нашел глазами Стукова и прохрипел:– Не забуду вовеки!..»

Сейчас Павел Антонович сидел перед Щербаковым сгорбленный, мешковатый, смотрел не мигая перед собой и вдруг выругался длинно и витиевато:

– Что же это получается, товарищ следователь: парень-то погиб – это факт всем известный. А кто же его? За что? Почему? По какой такой причине? С чего бы Юрию лечь на дороге?

Денис, ожидавший от Селянина брани и угроз в адрес следствия, успокаивающе сказал:

– Именно эти вопросы, Павел Антонович, мы с капитаном Стуковым теперь и ставим перед собой. Конечно, нельзя исключить и несчастный случай: у каждого из нас в конце концов может подвернуться нога. Но все-таки мы зафиксируем в своих документах несчастный случай лишь после того, как отработаем все достоверные версии гибели вашего сына от руки преступника. И если это так, найдем его.

– А сыщете? – с надеждой спросил Павел Антонович и, не дожидаясь ответа Дениса, стал раздумчиво рассуждать: – Конечно, вы и сила, и власть, и люди знающие. Да ведь два года прошло. Я, бывает, одним глазком смотрю по телевизору разные случаи из вашей работы. Там всегда какие-то следы имеются. А тут пусто.

– Бесследных преступлений не бывает. Если, конечно, было совершено преступление… Вы, должно быть, кругом в долгах, Павел Антонович?

– Отродясь не занимал ни у кого, – опешил Селянин. – С чего это вы вдруг?

– Да памятник-то на могиле Юрия один такой богатый на здешнем погосте. Должно быть, стоит немалых денег.

– Наш пострел везде поспел, – осуждающе усмехнулся Селянин. – Уже и погост обозрели… – И стал объяснять: – Так ведь и сын у меня один из всех. – И вдруг не на шутку рассердился. – Думайте лучше, как злодея поймать. А то считаете в чужом кармане: занял там, продал чего. Не продавал и не занимал.

Денис слушал сердитые слова Павла Антоновича, а «шестое следовательское чувство» все более укрепляло его в мысли, что Селянин не столько рассержен, сколько встревожен и озадачен этим его вопросом.

Павел Антонович сделал паузу и объявил не без внутреннего торжества:

– Хотите знать, Юрка сам себе поставил этот памятник.

После гибели Юрия не было для Павла Антоновича дела более желанного и более важного, чем войти в опустевшую комнату сына, смахнуть накопившуюся пыль, открыть шифоньер, перетрясти, перечистить и без того безукоризненно чистые костюмы, пальто, рубашки, свитеры Юрия.

Павел Антонович перебирал заскорузлыми пальцами мягкие пиджаки и пуловеры и, словно бы Юрку, совсем еще маленького, гладил по шелковистым волосенкам. Он начинал мысленно, а то и вполголоса разговаривать с Юркой, сетовать на горькую судьбу, жаловался на свою старость.

В то утро Павел Антонович приметил, что корешки Юркиных книжек на полке припылились. Он скинул тапки и взгромоздился на стул. Снимал с полки книги, обмахивал тряпкой пыль, читал названия и ставил томики на место. Вот взял с полки толстую книгу в разноцветной обложке.

– Аркадий Адамов, – прочитал Павел Антонович. – А название какое-то чудное: «Черная моль». Ох, и зловредное насекомое моль эта…

Вдруг в середине книги увидел две сберегательные книжки. Он раскрыл их, прочитал записи на первых страницах. Обе безымянные – на предъявителя. Обе оформлены в сберегательных кассах областного центра.

– Пустые, однако, обе, – унимая внезапную тревогу, успокоил себя Павел Антонович.

Но когда рассмотрел сумму вкладов, опасливо заозирался: не видит ли кто…

Денис сделал усилие, чтобы скрыть охватившее его возбуждение, даже улыбнулся Павлу Антоновичу, переспросил:

– Сколько, сколько вы говорите?

Павел Антонович уловил взволнованность следователя и запоздало всполошился: не повредил ли Юрке своей откровенностью. Но отступать уже поздно… Он нахмурился и ответил колюче:

– Ясно говорю, десять тысяч…

Хотя он сказал: «Ясно говорю», но сумму произнес невнятно. И опять, как и сразу же после находки сберегательных книжек, задумался: откуда у Юрки такие деньжищи? Надо отвечать следователю коротко, обходить опасные вопросы.

Но следователь не задавал опасных вопросов, с ободряющей улыбкой спросил как бы из любопытства:

– И как же вы, Павел Антонович, распорядились этими деньгами?

– Да как… Почти все и заломили с меня за памятник. Но сделали, правда, на совесть.

– Как вы отважились на это, Павел Антонович? Не боязно, что придет владелец денег и потребует их? В каком вы тогда окажетесь положении?…

Павел Антонович стал с подчеркнутым простодушием объяснять:

– Где это он найдется, этакий чудик, который такие деньги положит на безымянный вклад, и сберкнижку, и контрольные талоны к ней отдаст чужому дяде без никаких расписок.

– А если у кого-то есть такая расписка? Если он все-таки придет к вам?

– Не пришел же никто за два года. Да пусть еще докажет, что это его!.. Не лезет это, я говорю, ни в какие ворота, чтоб деньги в сберкассу, а сберкнижку на ветер!.. Лучше уж в землю зарыть сберкнижку, надежнее. Да и чего же их вообще-то прятать, ежели все честно…

– Вот именно, зачем же прятать, – согласился Денис и ввернул как бы мимоходом: – Ну, а если бы эти деньги потребовал товарищ Чумаков?…

– А зачем, скажите на милость, Федору Иннокентьевичу этакие фокусы? От кого ему прятать свои кровные? Чумаков ведь у всех на виду. И оклад дай бог всякому, и премиальные каждомесячные.

– Допустим, Круглова предъявит расписку?

– Такую я не знаю и знать не хочу, – зло ответил Павел Антонович.

– Но почему же тогда прятал деньги ваш сын?

Хотя Павел Антонович давно уже приготовил ответ, который должен был, на его взгляд, рассеять сомнения следователя в отношении Юрия, этот прямой вопрос поколебал его. И опять сделалось тревожно, как в самые первые дни после находки сберкнижек.

– Это почему же прятал?! Хранил деньги в государственной сберкассе. А как понадобились бы деньги – так в потратил бы их, не таясь никого.

Павлу Антоновичу нельзя отказать ни в логике, ни в преданности своему сыну. И все-таки придется задать ему самый главный и самый трудный для него вопрос.

– Пусть так, Павел Антонович. А все-таки откуда у Юрия такие деньги? Ведь и должность и оклад у него были довольно скромными.

Павел Антонович даже обрадовался этому вопросу. Он прямо посмотрел в глаза следователя и сказал убежденно:

– А нету тут никакого секрета. Играл он в это самое… в «Спортлото». Говорил, что выигрывал, а когда и сколько – не знаю, говорил только, что еще не хватает до «Волги»…

«Да, в находчивости Павлу Антоновичу не откажешь, – снова признал Денис. – Всякое, конечно, случается. Может быть, и «Спортлото».

А Павел Антонович сказал торжественно, как в клятве:

– В одно твердо верую: деньги эти у сына не ворованные. – И продолжал умоляюще: – Ну, не марайте вы его, богом прошу вас. Не верите мне, людей о нем расспросите. Татьяну вон Солдатову… Невестой считалась его. Теперь выскочила замуж за Кольку Матвеева, Юркиного дружка. Так вот, Николая расспросите того же… Да что там их… С Чумаковым Федором Иннокентьевичем поговорите. Он вам все объяснит про Юрия.

Денис слушал Павла Антоновича и с горечью сознавал, что зародившееся при разговоре с Касаткиным предчувствие укрепляется: смерть Юрия Селянина – не какой-то несчастный случай.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Повестка, уведомлявшая, что Постников Игорь Петрович обязан явиться в Шараповский районный отдел внутренних дел, а в случае неявки без уважительных причин будет доставлен туда приводом, врезалась в уютный мир семьи Постниковых, как торпеда в судно при входе в гавань.

А как все отлично складывалось до этой злополучной повестки. Федор Иннокентьевич Чумаков, вечная ему благодарность, когда переезжал из Таежногорска на высокую должность в областной центр, не забыл об Игоре Постникове.

А вполне мог позабыть. Чумаков ведь не просто начальник передвижной мехколонны, как сотни. Он – специалист… Он и в тресте не засидится. Он еще главком командовать будет, а то взлетит и повыше…

И такой человек его, Игоря Петровича Постникова, автомеханика, на удивление всем, даже самому Игорю Петровичу, забрал с собой, дал хороший оклад, двухкомнатную квартиру и поручил ему сложное автохозяйство треста.

Правда, из Таежногорска Постников уезжал не без грусти: с такой женщиной, как Лидия Ивановна Круглова, легко мужчины не расстаются. Одно утешало: не станет больше мельтешить возле Лидии Ивановны этот жеребеночек Юрка Селянин. Как говорится, прибрал господь… Не будут по тайге шастать вдвоем, шарить в завалах тонкомера…

Звал он Лидию Ивановну в город, но она отрезала:

– Я растение сугубо таежное. В городе не приживусь. Поезжай со спокойной душой. Что у нас было хорошего, останется с нами. А вместе? Не годимся мы для семейной жизни. Вспоминать, конечно, тебя буду… Но не вечно же…

После переезда в областной город Постников с удивлением заметил, что вспоминает о Лидии Ивановне все реже: было и прошло…

А тут появилась в техотделе инженер Варвара Коптева. Дородностью, осанкой и пышным снопом светло-золотых волос Варя очень напоминала Лидию Ивановну. Он в первый же день их знакомства пригласил ее на концерт гастролировавшей в городе Эдиты Пьехи.

И вот почти два года они неразлучны.

Сегодня он задержался на селекторном совещании у Чумакова. Теперь поспешал домой. Выплеснуть Варе свою радость. Федор Иннокентьевич доверительно намекнул ему, что скоро в тресте быть большим переменам. Он, Чумаков, отбудет в Москву, главный инженер Селезнев наследует его должность, а ему, Постникову, прочат в сферах пост главного инженера. Постников робко усомнился: ведь он не энергетик, а автомеханик… Чумаков отечески улыбнулся:

– Встарь сказано было: главное – попасть в случай…

Игорь Петрович открыл дверь квартиры с радостным ожиданием: сейчас протянет навстречу ему ручонки с визгом и улыбкой годовалая Аленка. Потом ему станет жарко от блеска глаз Вари…

Он торопливо скинет дубленку, обнимет жену и, ликуя в душе, что «попал в случай», благодаря судьбу за свой налаженный уют, закружит Варю, косясь в настенное зеркало и пропоет традиционное:

Мы с женой моей Варварой -

исключительная пара…

Но едва открыв дверь, он почувствовал недоброе. Не было слышно лепета и радостного визга Аленки. А Варя смотрела настороженно.

– Тише, Игорь, пожалуйста. Аленку я уложила раньше. Игорь, кажется, у нас неприятность. Пришла повестка. Тебя вызывают к следователю Шараповского райотдела внутренних дел…

Еще не восприняв значения этого известия, досадуя, что она какой-то повесткой мешает сообщить ей главное, Постников сказал:

– Какая еще повестка? При чем тут Шарапово? Меня скоро назначат главным инженером. Слышишь, Варя?

Варя не только не улыбнулась, но отпрянула от него, словно бы он сказал что-то неприличное, потом с каким-то суеверным страхом вперилась взглядом ему в лицо и, покусывая свои губы, сварливо проговорила:

– О каком высоком назначении ты говоришь, когда тебе грозят приводом в случае неявки. Ведь это же милиция!

– А за что, собственно? – бодро переспросил Постников.

– Откуда мне знать, что ты там натворил, в своем Шарапово? Не за тем же тебя вызывают туда, чтобы поздравить с высоким назначением.

Хотя Постникова покоробил панический тон жены, но он с испугом осознал, что у него нет сил и права обидеться на Варю. Стараясь ничем не выдать навалившегося страха, Постников заставил себя усмехнуться:

– Зачем же так волноваться? Вызывают в свидетели. Я три года работал в этом районе. Выл автомехаником. Возможно, вскрылось какое-то старое, допущенное не по моей вине нарушение техники безопасности.

Постников ухватился за это предположение, заставлял себя поверить в его правдоподобность. И лихорадочно ворошил в памяти эти три года, стремясь припомнить, что могло бы стать поводом для вызова в милицию. Но как ни перебирал все свои служебные и житейские прегрешения, что было бы достойно внимания милиции, ничего не прояснилось в его памяти. За те годы, что ведал он автохозяйством в мехколонне, в Таежногорске произошла только одна автоавария Погиб Юрий Селянин…

Постников едва не вскрикнул от этого воспоминания…

Перед самым отъездом из Таежногорска погасшие глаза Лидии Ивановны, ее прыгающие губы и рваный шепот:

– Юрка-то Селянин… Ах, бедняга… Ведь мы с тобой, Игорь, хоть малым краешком, да виноваты…

Постников тогда едва не поссорился со своею подругой… Придумала на прощание ласковые слова. Какая может быть их вина, когда все, даже сам Федор Иннокентьевич, говорят: Касаткин… Зачем только Надежда Гавриловна затащила его к себе в дом. Правда, Касаткин давно на свободе. Сам Стуков говорил Постникову при встрече, что с Юрием произошел несчастный случай. И все-таки на что намекала тогда Лидия? Какой краешек вины? Ничего не помнил Игорь Петрович из последней поездки с ней…

– Ты, по-моему, не слушаешь меня, – откуда-то издалека долетел голос жены. – В каких далях витаешь, мечтатель? Надо приготовиться к худшему. Завтра сними со своей сберкнижки все деньги и отдай мне. Я положу их в надежное место. И главное – завтра же иди к Федору Иннокентьевичу. Он добрый, к тебе относится хорошо. И вхож всюду. Возможно, что-то придумает…

2

Чумаков встретил Постникова поощрительной улыбкой, даже подмигнул по-свойски. Широким гостеприимным жестом указал на кресло возле письменного стола и спросил:

– Как спалось молодцу в преддверии воцарения?

Постников не смог улыбнуться ответно и молча протянул через стол милицейскую повестку.

Федор Иннокентьевич с откровенной брезгливостью взял ее за краешек, прочитал, кинул на стол. Но спросил сочувственно:

– И что же из этого следует?

– Ехать надо. Вызывают.

– Это само собой. Не пойдешь, поведут силой… – Он постучал по повестке выхоленными пальцами, сказал недовольно: – Ах, как некстати, с учетом предстоящих в тресте перемен. А теперь… «Суд наедет, отвечай. Век я с ним не разберусь…» Пушкин. Мудрейший, между прочим, пиит. – Он опять побарабанил пальцами по повестке: – Однако при всем при том можешь мне честно сказать, что привлекло к тебе внимание доблестных стражей порядка? – И, не дожидаясь ответа Постникова, фальшиво пропел: – «Суд наехал с расспросом – тошнехонько. Догадались деньжонок собрать…»

Постников знал, что Федор Иннокентьевич не шибко большой певун и любитель стихов. И если сейчас цитировал поэтов и даже пропел – значит, он очень встревожен и прячет важную мысль. А что может быть сейчас для Федора Иннокентьевича важнее судьбы будущего главного инженера треста?

Постников влюбленно взирал на Чумакова и признательно думал об отзывчивости Федора Иннокентьевича, о редкостных его душевных качествах.

Как во вчерашнем тягостном разговоре с женой, Постников не мог припомнить никакой провинности и даже хотел призвать в свидетели своей безупречности самого Чумакова – ведь жизнь и работа Постникова в Таежногорске протекали на глазах Федора Иннокентьевича. Но вспомнил о тревожных намеках Лидии Ивановны и свел свои слова к невеселой шутке:

– Не знаю, не крал, не грабил, не убивал, в казну не запускал руки. И… И даже в пьяном виде по ночам песнями не будил обывателей.

– Значит, чист как стеклышко, – заметил Чумаков, как бы сожалея об этом. И опять, как показалось Постникову, пряча какую-то потаенную тревогу, продолжал почти ёрнически: – Значит, не грабил, не убивал, песен не орал по ночам и даже в казну не запускал руку… Ну, спасибо тебе, родной! Утешил! Грабить, убивать и казнокрадствовать – это, знаешь ли, нехорошо. Аморально это. По закону это преследуется. И строго!.. – Он замолк, долго крутил пальцами лежавшую перед ним на столе повестку. Потом сказал уже без иронии: – Что же, коли все у тебя в порядке, так и тревожиться не о чем. Какая-нибудь накладка бдительных товарищей. Они ведь могут тебя зацепить на крючок потому, что ты когда-то сидел за рюмкой водки с каким-нибудь взяточником или казнокрадом. Возьмут этого проходимца на цугундер, а тебя в свидетели, как да что… Или, помнишь, в одной кинокартине, название забыл. Там один бич пристроился к одной доверчивой девчонке: отец, мол, я твой, который тебя потерял в войну. И вдруг его вызывают в милицию. Он туда топает на полусогнутых. А оказывается, только всего и делов, что он не встал на воинский учет… И ты, может, сняться забыл с учета? – Чумаков не то засмеялся, не то кашлянул. И сказал уверенным, властным тоном, каким отдавал служебные распоряжения: – Но вообще-то, Постников, если что получится худо, я всегда чем только смогу… – И продолжал, должно быть, лишь сейчас вспомнив об этом: – Кстати, на последнем техсовете шла речь о поездке в Шарапово твоей или Кости Максимова. Так что я твой отъезд по вызову этих казуистов оформлю командировкой… Ты повестку когда получил? Вчера? Я датирую приказ позавчерашним числом. Так что о твоей явке в казенный дом будем знать только мы с тобой…

– Спасибо, Федор Иннокентьевич! – чуть не со слезами произнес Постников.

И такая растроганность добротой Чумакова, такая благодарность к нему, дальновидному и чуткому, готовому ради него поступиться даже принципами безупречно честного человека, переполнила сердце Игоря Иннокентьевича, что он понял: будет последним подонком, если утаит события того январского вечера, из-за которых, Игорь Петрович уже не сомневался в этом, его и вызвали для объяснений в шараповскую милицию…

Чумаков слушал сбивчивый рассказ Постникова, холеное, мясистое лицо Федора Иннокентьевича каменело, в больших черных глазах взметнулись гневные сполохи, яркие губы оттопырились, а голос стал хлестким:

– Ну, Постников, ты, оказывается, хохмач! Не заскучаешь с тобой. А прикидываешься ягненком: дескать, кругом чист… Не ожидал я от тебя такого. Это же до какой надо дойти безответственности, чтобы мертвецки пьяным сесть за руль да еще пассажирку взять в кабину. И жать на всю железку. Это в метель-то, по тамошним дорогам!.. А еще автомеханик.

– Не пойму даже, Федор Иннокентьевич, как допустил такое… Мы ведь частенько собирались то у Надежды Гавриловны, то у Лиды. И всегда все обходилось аккуратно…

– Частенько! – зло передразнил Чумаков. – А на какие-такие, собственно, трудовые сбережения? Ну, Круглова еще туда-сюда, при деньгах, по-старому говоря – лесопромышленник, лесоторговец. А Жадова на какие шиши такие пиршества закатывала?! Да еще до такой безответственности докатилась – пьянствовать с подчиненными… Смотри, мол, Касаткин, как мы шикуем… – Давая выход распиравшему его гневу, он грохнул по столу кулаком и после долгой паузы сказал вдруг с глубокой печалью: – А каков результат этого вашего «традиционного сбора»? Прямо скажем – трагический результат! Безвременно погиб Юрий Селянин, а ты знаешь, как я был привязан к нему… – Чумаков, видно, слезы прятал, прикрыл ладонью глаза: – Да-а… Юрий погиб. Касаткин чуть не угодил в тюрьму. А теперь вот и тебя таскают. А может, это действительно ты Юрия бортом зацепил?! – Чумаков остро воззрился на Постникова и продолжал официально: – И Лидия Ивановна твоя намекала на что-то…

– Все может быть, Федор Иннокентьевич… – уже почти поверив ему, пролепетал Постников.

Чумаков ровно бы обрадовался этому допущению Постникова, шумно выдохнул, будто тяжелый груз свалил с плеч, и заговорил сухо, но с сочувствием:

– Ну ладно, Постников, даже если и ты… Бог не выдаст, свинья не съест… Не раскисай раньше времени. Давай обмозгуем твою позицию на этот случай. Хладнокровно давай. Чего такого страшного могла видеть на дороге твоя разлюбезная? Газовал ты, как я понимаю, с ветерком, к тому же метель, какая там видимость! На вечеринке Круглова пила, как я понимаю, не только ситро. Так что зрение могло обмануть ее. А еще и о том вспомни, что Круглова с ее темпераментом за два года в солнечном Ташкенте семь раз замуж вышла и восемь раз развелась. И до девичьей фамилии ее никакие сыщики не докопаются. Ну, а если даже и отыщут ее, не годна она в свидетели обвинения. Что могла она видеть из кабины? Пьяного Селянина на дороге? Ну и на здоровье. Может, по ее понятию, краешек вины в том, что не усадила его к себе в кабину? Но пригласи она Селянина в кабину, это привело бы всех вас к кровавому эксцессу. И не скажешь, что лучше для Юрки и для тебя… Хотя, по моральным нормам, это можно считать виной. В общем, видела, не видела – это еще доказать надо. Да и какое это сейчас имеет значение. Юрка два года в могиле. Дело два года как прекращено. Так что же теперь?… – Он зорко оглядел Постникова и заметил сочувственно: – А тебя, остолопа, жаль. Станут раскручивать ваши мальчишники-девишники, всплывут твои юношеские шашни с Кругловой. Дойдет до Варвары. А она у тебя – кипяток. Может получиться нехорошо…

– Да-да! – сокрушенно подтвердил Постников.

– Ладно, хоть, как известно, дураков и в церкви бьют… Попробую помочь тебе, дон Жуан поселкового значения… – Он пододвинул к себе телефонный аппарат, долго накручивал диск. – Это Шараповский райотдел внутренних дел? Приемная подполковника Нестерова? Здравствуйте! Чумаков… Соедините меня с Михаилом Григорьевичем… Что? В районе? Будет только дней через пять? Жаль… Да, а старик Стуков работает еще? Ну, я рад за него. Вы не подскажете его номер?…

Снова он накручивал диск, ждал ответа. Наконец покровительственно забасил, должно быть, не давая собеседнику вклиниться в поток своих фраз:

– Здорово, Стуков! Привет, Василий Николаевич! Здравствуй, старый конь, который борозды не портит. Федор Иннокентьевич говорит. Пульку без меня рисовать не разучился? – Но вот ухмылка сползла с его лица: – Это не Стуков? А где же Василий Николаевич? В Таежногорске? – И ввернул шутливо: – А с кем же я так содержательно? Кто?! Щербаков Денис Евгеньевич? Старший следователь УВД? М-да… – Чумаков облизнул пересохшие губы, но тут же заговорил уже всегдашним с теплинкой тоном: – Извините, Денис Евгеньевич, за такую комическую увертюру. Это Чумаков, из треста «Электросетьстрой». Я уверен, вы не откажете мне в помощи. Дело в том, что ответственный работник нашего треста Постников Игорь Петрович совершенно неожиданно для нас вызван в шараповскую милицию. Работник отличный, семьянин… Естественно, всполошилась вся общественность. Может быть, Денис Евгеньевич, будете настолько любезны и скажете, зачем понадобился он вам в казенном доме? И что нам делать? Потерпеть пару-тройку дней без него?… Или всем коллективом брать его на поруки, сушить ему сухари?… – И засмеялся, сведя все к шутке. Но сразу же оборвал смех и процедил сквозь зубы: – Не полномочны, значит, давать такие разъяснения. А вы, оказывается, товарищ Щербаков, формалист. Я ведь к вам не как частное лицо, а как руководитель крупного производственного коллектива, человек известный в области и в нашей отрасли… Что-что?! Перед законом все граждане равны? – Чумаков побагровел, заклокотал от негодования и спросил опрометчиво: – Это что же, вы в том смысле, что и меня, как бедного Постникова, вызовете повесткой да еще с угрозой привода? Ах, пока не требуюсь? И на том спасибо. Стало быть, со временем могу и потребоваться… Ну, утешили… А я в свою очередь обрадую вашего генерала, поблагодарю его за воспитание работников в духе уважения к руководящим кадрам…

Чумаков швырнул трубку, растер руками посеревшее лицо, будто умываясь, зло заключил:

– Сидит, там, понимаешь, хмырь какой-то. Бюрократ! Угрожает еще: понадобитесь, вызову… Словом, езжай, не мандражи… В случае чего подмигни – и я мигом туда. Разъясним им, кто есть кто…