Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Иван Хемницер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

И пели.

Лишь только соловей, бывало, запоет,

Сын маленький отцу проходу не дает,

Всё птичку показать к нему он приступает,

Которая так хорошо поет.

Отец, обеих сняв, мальчишке подает.

«Ну, – говорит, – узнай, мой свет,

Которая тебя так много забавляет?»

Тотчас на чижика мальчишка указал:

«Вот, батюшка, она», – сказал,

И всячески чижа мальчишка выхваляет:

«Какие перушки! Куды как он пригож!

Затем ведь у него и голос так хорош!»

Вот как мальчишка рассуждает.

Да полно, и в житействе тож

О людях многие по виду заключают:

Кто наряжен богато и пригож,

Того и умным почитают.

ЛОШАДЬ С ВОЗОМ{*}

Когда б приманчивость людьми не управляла,

К чему б тогда годился свет?

Куда б и не идти, теперь иной идет:

Приманчивость ведет.

А эта мысль мне вот с чего припала:

Я видел, лошадь воз с каменьями везет,

И очень лошадь уж пристала.

Воз сена впереди идет;

То, чтоб до сена ей добраться,

Она, хоть через мочь, везти и надседаться,

И так вперед всё шла да шла,

Пока воз с камнями до места довезла.

ПОПУГАЙ{*}

У барина был попугай,

Который как-то внезначай

От барина из дому

В окошко залетел

К крестьянину простому;

И только прилететь успел,

Заговорил, что разумел.

Нередко чернь, когда чего не понимает,

За дьявольщину почитает.

Мужик словесных птиц не видывал таких

И слышать не слыхал об них,

Счел, что влетела в дом духо́в нечистых сила.

Жена его тотча́с молитву сотворила,

И как на выдумки хитряй его была

(Так как и вообще считают,

Что будто жены все хитряй мужей бывают),

Скоряй горшок где ни взяла

И попугая им накрыла;

А сверх того

Крестом его,

Чтоб крепче он сидел, накрывши, заградила.

«Сиди же», – говорит.

И попугай мой под горшком сидит.

Меж тем взыскались попугая.

Людей везде, куда лишь можно, рассылая,

Сыскали как-то след. Пришли и под горшком

Нашли его чуть-чуть живого.

На это что сказать иного?

Беда попасть с умом

К невежде в дом.

ЛОШАДЬ И ОСЕЛ{*}

Добро, которое мы делаем другим,

Добром же служит нам самим,

И в ну́жде надобно друг другу

Всегда оказывать услугу.

Случилось лошади в дороге быть с ослом;

И лошадь шла порожняком,

А на осле поклажи столько было,

Что бедного совсем под нею задавило.

«Нет мочи, – говорит, – я, право, упаду,

До места не дойду».

И просит лошадь он, чтоб сделать одолженье

Хоть часть поклажи снять с него.

«Тебе не стоит ничего,

А мне б ты сделала большое облегченье»,—

Он лошади сказал.

«Вот, чтоб я с ношею ослиною таскалась!» —

Сказавши лошадь, отказалась.

Осел потуда шел, пока под ношей пал.

И лошадь тут узнала,

Что ношу разделить напрасно отказала,

Когда ее одна

С ослиной кожей несть была принуждена.

ДВА КУПЦА{*}

Кащей, ты дурно поступаешь,

Когда лишь в то живешь, что деньги собираешь

И первым их своим блаженством почитаешь.

Ну, если час такой найдет,

Что деньги есть, да хлеба нет?

Вот ты мне смехом отвечаешь,

Да смех твой, может быть, пройдет,

Дай только рассказать мне нечто наперед.

В каком-то городе два человека жили,

Которы промыслом купцами оба были.

Один из них в то только жил,

Что деньги из всего копил;

Другой доход свой в хлеб оборотить старался.

Богатый деньгами товарищу смеялся,

Что он всё хлебом запасался.

Товарищ смех его спокойно принимал

И хлебный свой запас всё больше умножал.

Вдруг войско к городу с осадой подступило,

С осадой наконец и голод наступил.

Теперь, что у кого запасу, к счастью, было,

Тот тем в сей крайности и жил.

Богатый деньгами кащей без хлеба был,

Купить его ко всем по городу метался,

За хлеб один кащей все деньги отдает,

Однако же никто и денег не берет:

Что в деньгах, если хлеба нет!

Товарищ лишь один прибежищем остался.

Кащей в числе других несчастных первый был,

Который хлеба попросил

У самого того, кому он насмехался,

Что тот всё хлебом запасался.

Товарищ и его питал,

И прочих жителей от голода спасал.

Как город взяли,

Всех жителей живых застали,

А у кащея всё богатство обобрали.

«Ну, что? – ему тогда товарищ говорил. —

Где золото твое, и где бы сам ты был,

Когда б я хлеба не копил?»

СЧАСТЛИВОЕ СУПРУЖЕСТВО{*}

Вот говорят, примеров нет,

Чтоб муж в ладу с женою жили

И даже и по смерть друг друга бы любили.

Ой! здешний свет!

Привыкнув клеветать, чего уж не взнесет!

Не стыдно ли всклепать напраслину такую?

Впредь не поверю в том я больше никому

И слух такой сочту лишь за молву пустую.

Я сам свидетелем тому,

Что и согласие в супружествах бывает,

И тот, кто этому не верит, согрешает.

А вас, клеветников, чтоб на́век устыдить,

Я буду вам пример живой здесь говорить.

Послушайте. Чего б жена ни пожелала,

Муж исполнять всё то за свято почитал;

А и жена, чего б и муж ни пожелал,

Равно без женского упрямства исполняла.

Одною ласкою и просьбою одной,

Как с стороны, так и с другой,

Взаимной воле угождали

И ссоры никогда между собой не знали.

Что нравилося ей, то нравилось ему;

Когда ж бывало что противно одному,

Противно было то равно и для другого,

И я не видывал согласия такого,

Какое было между их.

Как до венца еще невеста и жених

Стараются, чтоб их пороки скрыты были,

Так точно и они всегда,

Став мужем и женой, взаимно их таили,

Чтоб в доме не было досады никогда.

Последний поцелуй, когда уж умирали,

Так страстен был, как тот, когда их обвенчали;

И, словом, жили до конца,

Как в первый день живут, пришедши от венца.

«А сколько лет их веку было?»

Да сколько лет? С неделю и всего;

А без того

На сказку б походило.

СТРЯПЧИЙ И ВОРЫ{*}

Какой-то стряпчий был всем стряпчим образец,

Такой делец,

Что стряпческими он ухватками своими

Пред всеми стряпчими другими

Взяв первенство, к себе всех и́стцев приманил;

И, словом, так проворен был,

Что часто им и тот оправдан оставался,

Который сам суду и вине своей признался

И суд которого на казнь уж осудил.

В покраже двух воров поймали,

И должно по суду воров за то казнить;

А это воры знали.

Однако как они о стряпчем тож слыхали,

Что, если за кого возьмется он ходить,

Бояться нечего, то стряпчего сыскали,

Сулят ему, что за душей,

Из краденых и денег и вещей,

Лишь только б их оправить,

А пуще бы всего от смерти их избавить.

Ведь тяжко умирать, как есть кому чем жить!

Надеясь от воров подарки получить,

Стал стряпчий за воров ходить,

И выходил, что их на волю отпустили,

Всех вообще судей заставя разуметь,

Что их напрасно обвинили:

Вот каково старателя иметь!

Как скоро их освободили,

В дом стряпчего снесли они, что посулили,

Благодарят

И впредь дарить его сулят.

Как это всё происходило,

Что стряпчий от воров подарки принимал

И с ними в радости на счет их пировал,

Уж на дворе не рано было;

И стал гостей он унимать

Остаться переночевать;

А гости будто бы сперва не соглашались,

Однако ночевать остались.

Лишь только в доме улеглись,

За промысл гости принялись:

Не только что свои подарки воротили,

Еще и стряпчего пожитки расщечили,

Потом до сонного дошли и самого

И в барышах ему бока отколотили,

Оставя чуть живым его.

Кто плутнями живет и плутням потакает,

От них и погибает.

ДВА БОГАЧА{*}

Два были богача, и оба в тяжбе были;

Причины же прямой я не могу сказать:

Кто может всё подробно знать?

К тому же толк иным делам приказным дать

Не так-то чтоб легко. Иные говорили,

Что спор их из куска земли;

Другие,

Что будто бы долги какие

Прапрадедов своих друг на́ друга начли.

Таким-то и тягаться,

Которым кошелек поможет оправдаться

И у судей закон и совесть откупить;

А недостаточные знают:

Без денег, как на торг, в суд незачем ходить.

Приказной формою дела их в суд вступают,

И каждой стороне их стряпчие ласкают,

Что в пользу дело окончают.

Проходит год, другой, и близь десятка лет,

Конца, однако, делу нет.

Ужли судьи их сговорились

Так долго дело не решить?

Вот то́тчас клеветать и на суде́й взносить,

И думать, что они из взятков согласились...

Как будто бы нельзя другим причинам быть,

Что дело тихо шло. Ну, как тут поспешить?

С год, говорят, по нем в одних архивах рылись.

В том самом городе, где спор происходил,

Какой-то живописец был,

Который написал на богачей картину

Так, что нагими их он в ней изобразил

И выставил в народ. Все спрашивать причину,

Весь город толковать и говорить об них,

И только что речей о богачах нагих.

Дошло о том до богачей самих.

Пошли смотреть картину

И видят: дело так. Трону́ло это их:

Неудивительно. Готовы уж прошенье

На живописца подавать,

Чтобы бесчестие взыскать,

И, в тяжбе будучи, другую начинать.

«Как, – говорят, – снести такое поношенье!»

Пошли его спросить, однако, наперед.

«Пожалуй, – говорят, – скажи, что за причина,

Что в поруганье нам написана картина

И выставлена в свет?

Что, разве ты, мой друг, сочел нас дураками,

Чтоб насмехаться так над нами?»

«Нет, – живописец им сказал,—

Не с тем картину я писал,

Чтоб мне над вами насмехаться;

А только вам хотел картиною сказать,

Чего вам должно ожидать,

Когда еще вы станете тягаться».

СТРЕКОЗА{*}

Всё лето стрекоза в то только и жила,

Что пела;

А как зима пришла,

Так хлеба ничего в запасе не имела.

И просит муравья: «Помилуй, муравей,

Не дай пропасть мне в крайности моей:

Нет хлеба ни зерна, и как мне быть, не знаю.

Не можешь ли меня хоть чем-нибудь ссудить,

Чтоб уж хоть кое-как до лета мне дожить?

А лето как придет, я, право, обещаю

Тебе всё вдвое заплатить».

– «Да как же целое ты лето

Ничем не запаслась?» – ей муравей на это.

– «Так, виновата в том; да что уж, не взыщи

Я запастися всё хотела,

Да лето целое пропела».

– «Пропела? Хорошо! поди ж теперь свищи».

Но это только в поученье

Ей муравей сказал,

А сам на прокормленье

Из жалости ей хлеба дал.

ДИОНИСИЙ И МИНИСТР ЕГО{*}

Изволь, пожалуй, отвечать

Так, чтоб и не солгать,

И правду не сказать.

О Дионисии, я чаю, всякий знает,

Известно всем, каков он был.

Слух о делах его и ныне ужасает;

А каково ж тому, кто при тиране жил?

И я не рад, что я об нем заговорил.

Не знаю, как бы поскоряе,

Сказав об нем, что понужняе,

Оставить мне его.

Раз у министра своего

Потребовал он мненье,

Когда какое-то, не помню, сочиненье

В стихах дурных он написал,

Да с тем, чтоб он ему всю истину сказал.

Министр привык всегда без лести изъясняться,

И сам тиран его за правду почитал

И часто за нее прощал.

«Стихи, – он отвечал тирану, – не годятся».

Но тут не мог тиран от злости удержаться:

Под караул отдать министра приказал;

Сам переделал сочиненье.

Спустя дней несколько министра он призвал,

Чтоб вновь его услышать мненье.

Министр ему теперь никак не отвечал,

А к караульному, который тут случился,

Оборотился

И говорит ему: «Я должен отвечать,

Так поведи меня под караул опять».

ЛЕСТНИЦА{*}

Всё надобно стараться

С погребной стороны за дело приниматься;

А если иначе, все будет без пути.

Хозяин некакий стал лестницу мести;

Да начал, не умея взяться,

С ступеней нижних месть. Хоть с нижней сор сметет,

А с верхней сор опять на нижнюю спадет.

«Не бестолков ли ты? – ему тут говорили,

Которые при этом были. —

Кто снизу лестницу метет?»

На что бы походило,

Когда б в правлении, в каком бы то ни было,

Не с вышних степеней, а с нижних начинать

Порядок наблюдать?

БЛАГОДЕЯНИЕ{*}

Весьма похвально поступает,

Кто бедным помогает;

И лучше самому хоть с ну́ждою прожить,

Чтоб бедным уделить.

Смирена так разбогатела,

Что чистым золотом вдруг миллион имела.

Достаток сей

Достался по духовной ей.

«Ну, – говорит, – теперь ничто не помешает

Мне в ну́жде бедным помогать.

Есть чем, хвала творцу за благодать!

Пускай лишь только пожелает

Кто помощи моей».

Лишь только молвила – и нищий у дверей.

«Подайте милостину!» – просит,

И просьбу с жалостью такою произносит,

Что всяк бы тронут был. Смирена, меры нет,

Что чувствует и как за нищего страдает.

«Суди бог, – говорит, – кто бедных покидает!»

И нищему большой гнилой сухарь несет.

ДЕЛЕЖ ЛЬВИНЫЙ{*}

Осел с овцой, с коровой и с козой

Когда-то в пайщики вступили

И льва с собою пригласили

На договор такой,

Что если зверь какой

На чьей-нибудь земле, случится, попадется

И зверя этого удастся изловить,

То б в случае таком добычу разделить

По равной части всем, кому что доведется.

Случись,

Олень к козе в тенета попадись.

Тотча́с друг другу повестили,

И вместе все оленя задушили.

Дошло до дележа. Лев то́тчас говорит:

«Одна тут часть моя и мне принадлежит

Затем, что договор такой мы положили».

– «Об этом слова нет!» – «Другая часть моя,

Затем что я

Львом называюсь

И первым между вас считаюсь».

– «Пускай и то!» – «И третья часть моя

По праву кто кого храбряе.

Еще четверту часть беру себе же я

По праву кто кого сильняе.

А за последнюю лишь только кто примись,

То тут же и простись».

ВОЛЯ И НЕВОЛЯ{*}

Волк, долго не имев поживы никакой,

Был тощ, худой

Такой,

Что кости лишь одни да кожа.

И волку этому случись

С собакою сойтись,

Которая была собой росла, пригожа,

Жирна,

Дородна и сильна.

Волк рад бы всей душой с собакою схватиться

И ею поживиться,

Да полно, для того не смел,

Что не по нем была собака

И не по нем была бы драка.

И так со стороны учтивой подошел,

Лисой к ней начал подбиваться,

Ее дородству удивляться

И всячески ее хвалить.

«Не стоит ничего тебе таким же быть, —

Собака говорит, – как скоро согласишься

Идти со мною в город жить.

Ты будешь весь иной и так переродишься,

Что сам себе не надивишься.

Что ваша жизнь и впрям? Скитайся всё, рыщи

И с горем пополам поесть чего ищи;

А даром и куском не думай поживиться:

Всё с бою должно взять;

А это на какую стать!

Куды такая жизнь годится?

Ведь посмотреть, так в чем душа-та, право, в вас?

Не евши целы дни, вы все как испитые,

Поджарые, худые.

Нет, то-то жизнь-та как у нас!

Ешь не хочу всего, чего душа желает:

После гостей

Костей, костей,

Остатков от стола, так столько их бывает,

Что некуды девать!

А ласки от господ – уж подлинно сказать!»

Растаял волк, услыша весть такую,

И даже слезы на глазах

От размышления о будущих пирах.

«А должность отправлять за это мне какую?» —

Спросил собаку волк. – «Что? должность? ничего! —

Вот только лишь всего,

Чтоб не пускать на двор чужого никого,

К хозяину ласкаться

И около людей домашних увиваться».

Волк, слыша это всё, не шел бы, а летел;

И лес ему так омерзел,

Что про него уж он и думать не хотел,

И всех волков себя счастливее считает.

Вдруг на собаке он дорогой примечает,

Что с шеи шерсть у ней сошла.

«А это что такое,

Что шея у тебя гола?»

– «Так, это ничего, пустое».

– «Однако нет, скажи». – «Так, право ничего.

Я чаю,

Это оттого,

Когда я иногда на привязи бываю».

– «На привязи? – тут волк вскричал. —

Так ты не всё живешь на воле?»

– «Не всё; да полно, что в том ну́жды?» – пес сказал.

– «А ну́жды столько в том, что не хочу я боле

Ни за́ что всех пиров твоих;

Нет, воля мне дороже их,

А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!» —

Сказал, и к лесу дай бог ноги.

ОСЕЛ, ПРИГЛАШЕННЫЙ НА ОХОТУ{*}

Собравшись лев зверей ловить,

Осла в числе своих придворных приглашает,

Чтоб на охоту с ним сходить.

Осел дивится и не знает,

Как милость эту рассудить,

Затем что этого родясь с ним не случалось.

И сглупа показалось

Ему,

Что милость льва к нему

Такая

Его особу уважая.

«Вот, – говорит, —

Вся мелочь при дворе меня пренебрегает,

Бранит

И обижает;

А сам и царь,

Мой государь,

Сподобил милости, не погнушавшись мною;

Так, знать, чего-нибудь я стою.

И не дурак ли я, что всё я уступал?

Нет, полно уступать!» – сказал.

Как член суда иной, что в члены он попал,

Судейскую осанку принимает,

Возносится и всех ни за́ что почитает,

И что ни делает, и что ни говорит,

Всегда и всякому, что член он, подтвердит;

И ежели кого другого не поймает,

Хотя на улице к робятам рад пристать

И им, что членом он, сказать.

В письме к родным своим не может удержаться,

Чтоб членом каждый раз ему не подписаться;

И, словом, весь он член, и в доме от людей

Все член по нем до лошадей.

Так точно и осел мой начал возноситься,

Не знает, как ему ступить;

Сам бодрости своей не рад. Чему-то быть!

Не всякому ослу случится

Льва на охоту проводить.

Да чем-то это всё решится?

Осла лев на охоту брать...

Чтоб с царской милостью ослу не горевать.

Зверей, которых затравили,

Всех на осла взвалили,

И с головы до ног всего

Обвесили его.

Тогда осел узнал, что взят он на охоту

Не в уважение к нему, а на работу.

ПРАЗДНИК ДЕРЕВЕНСКИЙ{*}

Мы в прихотях своих того не разбираем,

Во вред ли, в пользу ли нам то, чего желаем.

Стал праздник годовой в деревне наступать;

Кто празднику не рад? Крестьяне дожидаться,

Всем тем, что надобно на праздник, запасаться

И с радости вперед уже располагать,

Как погулять,

Попировать,

Самим как в гости побывать

И как гостей к себе созвать.

Настал их праздник, и настало

Ненастье с праздником, какого не бывало,

Так что ни вон из изб. А правду всю сказать,

Так для народа

Тогда и погулять,

Как хороша погода.

А тут и дождь, и снег, и град,

Грязь по колени.

Крестьяне в жалобу и в пени;

Никто и празднику не рад,

И к богу вёдра приступили

(Язычники крестьяне были):

«Помилуй, – говорят, – во весь мы круглый год

Покою часу не имеем:

То пашем мы, то жнем, то сеем,

Когда не на себя, так на своих господ.

Неделя нам в году, чтобы́ повеселиться,

И та вот прахом вся пошла.

Погода до того всё хороша была;

Теперь на улицу не можно появиться».

– «Неблагодарные! – бог вёдра им сказал. —

Не знаете, чего хотите.

Вперед судьбу вы не гневите.

К спасенью вашему я вам ненастье дал;

Хлеб на полях у вас совсем уж пропадал;

Зной выжигал его, а червь его съедал».

СТАДНИК{*}

Какой-то стадник шел

И стадо при себе коней с ослами вел.

Кони́ как должно выступают;

Ослы шагают не шагают;

Всё понуканья ждут.

Однако же и тут

Не много стадник успевает:

Осел ленивый скот, об этом всякий знает,

Так понукать его не много помогает.

И стадник погонял ослов сперва пешком,

Но наконец, устав, сел погонять верхом:

То пустится за тем, то за другим ослом;

Того, другого понукает;

Но столько же верхом, как пешим, успевает;

И выбился и сам из сил,

И лошадей пристановил.

Так часто господии с дурным слугою бьется,

А за негодного и добрым достается.

ВОИН{*}

Во Франции, никак, я, право, позабыл,

Из воинов один, который заслужил,

Чтоб он пожалован крестом воинским был,

Не получил сего, однако, награжденья,

Хоть часто кавалером стал

Кто от сраженья

Не раз бежал;

Да чрез друзей чего иной не получал?

Прямая иногда заслуга не заслуга,

Когда предстателем кто не имеет друга.

Достойный воин сей свою обиду сносит

И награждения приличного не просит.

Увидев воина, герой

Другой,

Который, с ним служа, не раз при том случался,

Как с неприятелем, бывало, тот сражался

И побеждал его: «Возможно ль, – говорил,—

Что ты еще креста не получил,

Когда уж двадцать раз его ты заслужил?

Я, право, в просьбу бы вступил:

Авось-либо тебе его и дать прикажут».

– «Нет, – отвечал другой, – пускай мне лучше кажут,

За что креста я не прошу,

А нежели за что я крест ношу».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

МУРАВЕЙ И ЗЕРНО{*}

Готовя муравей запас, нашел зерно

Промежду мелкими одно,

Зерно весьма, весьма большое.

Не муравью бы с ним, казалось, совладать,

Да нет, дай муравью зерно большое взять.

«Зерно, – он думает, – такое

Одно на целую мне зиму может стать»,

И потащил зерно большое.

Дорога вверх стены с запасом этим шла:

Ну муравей тащить, трудиться

И вдоль стены с зерном лепиться;

Вдруг тягость всё перемогла

И муравья с стены и с грузом сорвала,

И в сторону зерно, а муравей – в другую.

Не трогая струну людскую,

Мне только муравью хотелось бы сказать,

Чтоб свыше сил не подымать.

ЛЕНИВЫЕ И РЕТИВЫЕ КОНИ{*}

В одних повозках шли ретивые кони́,

В других – ленивые. Пришед к горе они,

Ленивые ни с места! стали.

А ведь в дороге не стоять,

Так должно что-нибудь начать.

Побившись, способа другого не сыскали,

Чтоб помощь этому подать,

Как лошадей ленивых

Вон выпрячь из возов и впрячь коней ретивых.

Повозку только лишь взвезут,

Другую их взвезти опять перепрягут.

Да что ж? Когда кормить обоз остановили,

Всех на одну траву на тот же луг пустили.

Я сам в себе, случившись тут,

Подумал: вот житье какое!

Ретивому коню всегда работы вдвое,

А тот же корм, какой ленивому дают.

КУРЫ И ГАЛКА{*}

Хозяин курам корму дать

Стал крохи хлеба им кидать.

Крох этих поклевать

И галка захотела,

Да той отваги не имела,

Чтоб подойти к кроха́м. Когда ж и подойдет,—

Кидая их, рукой хозяин лишь взмахнет,

Всё галка прочь да прочь, и крох как нет, как нет;

А куры между тем, как робости не знали,

Клевали крохи да клевали.

Во многих случаях на свете так идет,

Что счастие иной отвагой получает,

И смелый там найдет,

Где робкий потеряет.

РЕДАКЦИЯ КАПНИСТА

КУРЫ И ГОЛУБКА

Какой-то мальчик птиц любил,

Дворовых, всяких без разбору,

И крошками кормил.

Лишь голос даст ко сбору,

То куры тут как тут,

Отвсюду набегут.

Голубка тоже прилетела

И крошек поклевать хотела,

Да той отваги не имела,

Чтоб подойтить к кроха́м. Хоть к ним и подойдет,—

Бросая мальчик корм, рукою лишь взмахнет,

Голубка прочь да прочь, и крох как нет, как нет;

А куры между тем с отвагой наступали,

Клевали крохи да клевали

На свете часто так идет,

Что счастия иной отвагой доступает;

И смелый там найдет.

Где робкий потеряет

НЕВЕЖЕСТВО И СКУПОСТЬ{*}

От зла и одного чего не отродится!

Что ж, если вместе их и более случится?

Невежда, и притом скупой,

По милости судьбы слепой,

Нашел в земле одну старинную стату́ю.

Такую,

Что, говорят, теперь не сделают такой

Работы мастерской.

Тотчас невежество и скупость вобразили

В стату́е этой вещь, в которой деньги скрыли,

И, чтобы вынуть их, такую вещь разбил,

Которой, может быть, цены не находили

Тогда, когда ее художник сотворил.

ИМЕНИЕ И ССОРА{*}

Невесть разбойники, невесть князьки какие,

Да только люди не простые,

И счетом двое их всего

(То есть, вот этих только двое,

А их число совсем другое),

С своими войсками соседа своего

Сложились выгнать вон из кровного владенья

И разделить потом промеж собой его.

Ну как отступишься бессорно от именья,

Да от имения родного своего?

Где между частных спор случится о именьи,

Там можно способы через судей найти

Кое́-как ссору развести;

Но в этом ссорном положеньи,

Где всяк считался сам большой,

Чем тут решить, как не войной?

Пошла война; людей без счету побивали,

Так что со стороны смотреть и те устали,

Которые войной и грабежом живут.

А должно знать, что тут

Нимало не на стать поэм происходило,

Где войски за себя богов пускают в бой,

Как скоро только лишь сраженье наступило;

Здесь каждый сам дрался, без помощи чужой,

И вот зачем людей так мною побивали.

И для того иной желал,

Чтоб уж хоть правый проиграл,

Лишь только б драться перестали.

«Да что – тут некто рассуждал. —

Хоть ссориться втроем уймутся, —

Став двое, из того ж именья подерутся».

РЕДАКЦИЯ КАПНИСТА

ИМЕНИЕ И ССОРА

Невесть разбойники, невесть мурзы какие,

Да только люди не простые,

И двое их всего

(То есть вот этих только двое,

А их число совсем другое),

Сложились с шайкой их соседа своего

Вон выгнать из владенья

И разделить между собой его.

Где между частных спор случится о разделе,

Там можно способы через людей найти

Кое как ссору развести,

А в этом спорном деле,

Где всяк считался сам большой,

Чем спор решить, как не войной?

Пошла война дрались; без счету побивали.

Но как лишь бьющихся число,

Не спорящихся, уменьшали,

То что войну пресечь могло?

Иные уж желали,

Что хоть бы правый проиграл,

Лишь только б драться перестали.

«Да что? – тут некто рассуждал —

Хоть двое третьего теперь и одолеют,

За то ж имение вдвоем войну затеют».

ДОБРЫЙ ЦАРЬ{*}

Какой-то царь, приняв правленье,

С ним принял также попеченье

Счастливым сделать свой народ;

И первый шаг его был тот,

Что издал новое законам учрежденье

Законам старым в поправленье;

А чтоб исправнее закон исполнен был,

То старых и судей он новыми сменил.

Законы новые даны народу были

И новые судьи́, чтоб лучше их хранили.

Во всем и вся была отмена хороша,

Когда б не старая в судья́х иных душа.

А тотчас это зло поправить

Царь способов не находил,

Но должен это был

И воспитанию и времени оставить.

ДОМ{*}

Был дом, хотя и не большой,

Однако же такой,

Что выгод не недоставало:

Жить можно было в нем.

Да кто когда доволен чем?

Любимое людское слово: «мало»,

То есть, когда не дать,

Но взять.

А слова этого хозяин тож держался:

Всё тесен дом ему казался,

Каких пристроек он к нему ни прибавлял.

Дом наконец не дом, а целый город стал.

Чем дом обширнее, тем более смотренья,

Чтоб не дошел до разоренья.

Сперва таки его хозяин содержал,

Но после собственных ни глаз, ни иждивенья,

Чтоб дом исправно содержать,

Не стало боле доставать;

Ведь самому не разделиться,

Чтоб всё успеть обнять собой,

А на присмотр чужой нет хуже положиться:

Чужой не видит глаз того, что видит свой.

Дом всё ветшае станови́тся:

В том месте починя́т, в другом,

А в десяти местах валится.

Пусть это дом, —

А сколько государств, которые упали,

Когда безмерное пространство получали?

И я бы на совет такой

Весьма охотно согласился:

Что лучше дом иметь исправный небольшой,

А нежели дворец, который развалился.

ЛИСИЦА И СОРОКА{*}

«Давно уже тебя мне хочется спросить:

Что таки ты весь день изволишь говорить? —

С сорокой свидевшись, лисица ей сказала. —

Я чаю, что тебя послушать рассуждать —

Есть подлинно что перенять».

– «Всё, что я говорю, – сорока отвечала,—

Относится к тому, чтоб, истину вещей

Открыв, других наставить в ней;

И я большим моим стараньем в том успела,

Что я, кого бы ни взяла,

Пред всеми прочими найти ее умела,

С летучей мыши до орла».

– «Большое б, – говорит лисица, – одолженье

Твое услышать наставленье,

Когда бы ты не в труд сочла».

Как на кафе́дре врач глубокоизученный,

И знаньем, и своей особой зараженный,

Когда готовится преподавать урок,

Сперва вперед и взад кафе́дры пошагает,

С осанкой в носовой свой шелковый платок

Утрется и потом уж слово начинает, —

Так точно, на суку сорока находясь

И поучение давать расположась,

Сперва вперед и взад с осанкой выступала

И справа нос об сук и слева подчищала.

Потом, приняв лица ученейшего вид,—

«Я рада всем служить, что знаю, – говорит.—

Я не люблю своим таиться дарованьем:

Пусть пользуются все открытым мне познаньем.

Не так ли? Ты ведь у себя

Четыре всё ноги считала?

Но не четыре их! Хоть странно для тебя.

Однако должно знать: чего б я ни сказала,

Без доказательства еще не оставляла.

Послушай, и сама признаешься тогда.

Приметила ли ты когда:

Как скоро ступишь ты, нога твоя в движеньи?

Когда же ты стоишь в покойном положеньи.

То и нога твоя покоится тогда?

Да полно, этим я не всё еще сказала,

А слушай, что теперь я стану говорить.

Чего большим трудом недавно я узнала:

Всегда, когда тебе случается ходить,

То ты не ина́че как по земле ступаешь.

Приметь же ты свой хвост, и ты тогда узнаешь,

Что всякий раз, когда нога твоя шагнет,

За нею тож и хвост подастся твой вперед;

И как нога твоя то тут, то там бывает,

Точнехонько и хвост твой так же выступает,

Когда на ловлю кур изволишь ты ходить.

Из этого теперь выходит заключенье,

Что хвост твой пятою ногою должен быть.

И вот, сударыня, на ваше предложенье

Вам с доказательством решенье».

Как, право, веселит, что даже меж скотов

Способности больших умов,

Дающих всем вещам и толк и объясненье!

Мне это важное сороки рассужденье

Лисица рассказав заподлинно сама,

Примолвила при том от хитрости ума:

«Чем меньше сведущи скоты и чем глупяе,

Тем в доказательствах сильняе».

УСЛУГА{*}

Во всяком случае незнание – беда.

Считаешь иногда:

На что мне этому учиться?

Когда-то до меня о том еще дойдет? —

Дойдет ли, или нет, —

Всё то, что знаешь, пригодится.

А ежели чего случится и не знать,

Так лучше уж не приниматься,

Чем после со стыдом остаться.

Как некто, думая услугу показать,

В саду взялся́ траву пустую вырывать;

Однако, в травах толк не зная,

Противную совсем услугу показал:

Негодную траву за годную считая,

Ту оставлял в саду, а эту вырывал,

ПЕРЕПЕЛКА С ДЕТЬМИ И КРЕСТЬЯНИН.{*}

Прилежность и труды в делах употребя,

Надежда лучшая к успеху на себя.

Все знают,

Что перепелки гнезды вьют,

Когда хлеба еще далёко не цветут,

А не тогда, когда почти уж поспевают;

То есть порой

Такой,

Когда весна лишь наступает

И вдвое всё, что есть, любиться заставляет

Да думать, как дружка найти,

Чтоб род и племя вновь с дружком произвести.

Одна, не знаю как, однако опоздала,

Так что гнезда себе порою не свила,

А стала вить, когда пора почти прошла

И в поле рожь уж поспевала.

Однако молодых

Кое-как вывела своих;

Да только что летать не сможат.

И детям говорит:

«Ох, дети! эта рожь нам не добром грозит:

Того и жди, что нас отсюда потревожат;

Однако слушайте: я стану отлетать

Вам корму промышлять,

А вы смотрите:

Хозяин этой ржи как станет приходить,

Так, что ни будет говорить,

Всё до последнего мне слова расскажите».

Пришедши днем одним хозяин между тем,

Как перепелка отлетела,

«А! рожь-та, – говорит,– совсем,

Как вижу я, уже поспела.

Пойти было друзьям, приятелям сказать,

Чтоб с светом помогли мне эту рожь пожать».

И! тут, помилуй бог, какая

Тревога сделалась промеж перепелят!

«Ах, матушка! ахти! – кричат.—

Друзей, приятелей сбирая,

Рожь хочет с светом вдруг пожать».

 – «И! – говорит им мать. —

Пустое! нечего бояться.

Мы можем, где мы есть, с покоем оставаться.

Вот вам, поешьте между тем

И спите эту ночь, не думав ни о чем,

Да только завтра тож смотрите,

Что ни услышите, мне всё перескажите».

Пришед хозяин, ждать-пождать; нет никого!

«Вот, – говорит, – до одного

Все обещались быть, а сами не бывали.

Надейся! Ну, пойти ж родню свою собрать,

Чтоб завтра поутру пришли и рожь пожали».

Тревога меж перепелят

Где пуще прежнего! – «Родне своей, – кричат,—

Родне, он сказывал, сбираться!»

– «Всё нечего еще бояться, —

Сказала мать, – когда лишь только и всего».

Пришел хозяин так, как приходил и прежде,

Да видит, и родни нет также никого.

«Нет, – говорит, – в пустой, как вижу, я надежде!

Впредь верить ни родне не стану, ни друзьям.

До своего добра никто таков, как сам.

Знать, завтра поутру с семьею приниматься

Хлеб этот помаленьку сжать».

– «Ну, дети! – тут сказала мать.—

Теперь уж нечего нам больше дожидаться».

Тут кто поршком,

Кто кувырком

Ну поскоряе убираться.

ПРИВИЛЕГИЯ{*}

Какой-то вздумал лев указ публиковать,

Что звери могут все вперед, без опасенья,

Кто только смог с кого, душить и обдирать.

Что лучше быть могло такого позволенья

Для тех, которые дерут и без того?

Об этом чтоб указе знали,

Его два раза не читали

Уж то-то было пиршество!

И кожу, кто лишь мог с кого,

Похваливают знай указ да обдирают.

Душ, душ погибло тут,

Что их считают, не сочтут!

Лисице мудрено, однако, показалось,

Что позволение такое состоялось

Зверям указом волю дать

Повольно меж собой друг с друга кожи драть!

Весьма сомнительным лисица находила

И в рассуждении самой, и всех скотов

«Повыведать бы льва!» – лисица говорила

И львиное его величество спросила,

Не так чтоб прямо, нет, – как спрашивают львов,

По-лисьи, на весы кладя значенье слов,

Все хитростью, обиняками,

Все гладкими придворными словами