Текст книги "Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу"

Автор книги: Ирвинг Гофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Когда индивид подчиняется чрезмерным ограничениям, он автоматически выталкивается из круга приличий. Знаковые средства или физические символы, через которые выполняются привычные церемонии, ему недоступны. Другие могут демонстрировать церемониальное внимание к нему, но для него становится невозможным отвечать взаимностью или поступать так, чтобы показать себя достойным получения его. Ему доступны только неуместные церемониальные заявления.

История ухода за психиатрическими пациентами – это история ограничивающих приспособлений: ограничительные перчатки, смирительные рубашки, цепи на полу или на сиденьях, наручники, «намордник», мокрые простыни, наблюдение за туалетом, обливание водой, больничная одежда, еда без вилок и ножей и т. д.[71]71
  См. Thomas W.R. The Unwilling Patient // Journal of Medical Science, 99. 1953, особенно c. 193; Walk A. Some Aspects of the «Moral Treatment» of the Insane up to 1854 // Journal of Medical Science, 100. 1954. p. 191–201.


[Закрыть] Использование этих приспособлений дает важные сведения о способах, которыми можно отнять церемониальную почву у личности. Косвенно мы можем извлечь из сказанного информацию об условиях, которые должны удовлетворяться, чтобы люди могли обладать Я. К несчастью, сегодня еще существуют психиатрические учреждения, где то, что для других больниц уже в прошлом, можно эмпирически изучать еще сейчас. Исследователям межличностных церемоний следует разыскивать эти учреждения так же упорно, как исследователи родовых отношений разыскивали исчезающие культуры.

В этой главе я предположил, что мы можем многое узнать о церемониях, исследуя современную светскую ситуацию, ситуацию человека, который отказался использовать церемониальный язык своей группы в приемлемой манере и был госпитализирован. С кросс-культурной точки зрения удобно рассматривать это как продукт нашего сложного разделения труда, которое соединяет пациентов вместо того, чтобы оставить каждого в его локальном кругу. Далее, это разделение труда также соединяет вместе тех, чья задача состоит в уходе за этими пациентами.

Таким образом, мы приходим к особой дилемме больничного работника: как член более широкого общества он должен предпринимать действия против психиатрических пациентов, нарушивших правила церемониального порядка, но профессиональная роль обязывает его ухаживать за этими самыми людьми и защищать их. Когда акцент ставится на «терапию средой», эти обязанности требуют от него проявлять тепло в ответ на враждебность, внимание в ответ на отчуждение.

Мы видели, что сотрудники клиники должны наблюдать неприличное поведение, не применяя обычных негативных санкций, и, тем не менее, они вынуждены использовать неуважительное принуждение по отношению к своим пациентам. Третья особенность заключается в том, что сотрудники могут быть обязаны оказывать пациентам такие услуги, как смена носков, завязывание шнурков или подстригание ногтей, которые вне больницы обычно означают крайнюю степень почтительности. В больничных условиях такие поступки, очевидно, передают нечто неадекватное, так как санитар в то же время выказывает определенную власть и моральное превосходство по отношению к своему питомцу.

Заключительная особенность церемониальной жизни психиатрической больницы состоит в том, что индивиды терпят крах в качестве единиц минимальной церемониальной сущности, и другие узнают, что то, что они считали само собой разумеющимся, на самом деле поддерживается правилами, которые могут быть нарушены с некоторой безнаказанностью. Такое понимание, подобно пониманию, приходящему на войне или похоронах родных, мало обсуждается, но оно имеет тенденцию связывать вместе персонал и пациентов в группу, поневоле разделяющую нежеланное знание.

Итак, современное общество помещает нарушителей церемониального порядка в одно место вместе с некоторыми обычными членами общества, зарабатывающими там себе на жизнь. Они обитают в месте, где делаются немыслимые поступки, которые находят немыслимое понимание, хотя некоторые сохраняют верность внебольничному церемониальному порядку. Обычные люди должны как-то выработать механизмы и приемы для жизни без определенных видов церемоний.

В данной статье я предположил, что идеи Э. Дюркгейма о примитивной религии могут быть переведены в понятия почтительности и умения себя вести и что эти понятия помогают нам уловить некоторые аспекты городской светской жизни. Следствием является то, что в некотором отношении этот светский мир не столь нерелигиозен, как мы могли бы думать. Со многими богами покончено, но сам индивид упорно остается «божеством» значительной важности. Он ходит с определенным достоинством и принимает много мелких подношений. Он ревниво относится к положенному почитанию себя, хотя, если к нему правильно подойти, он готов простить тех, кто мог его обидеть. Сравнивая свой статус с его, некоторые люди сочтут его «недостойным», а другие найдут, что «недостойны» его, в любом случае обнаруживая, что должны относиться к нему с ритуальной заботой. Быть может, человек – столь жизнеспособный «бог» потому, что может действительно понять церемониальную значимость способа, которым к нему относятся, и вполне самостоятельно ответить на то, что ему предлагается. В контактах между такими «божествами» нет нужды в посредниках; каждый из этих «богов» может служить собственным жрецом.

Смущение и социальная организация

Человек может распознать крайнее смущение у других и даже у себя по объективным признакам эмоциональных нарушений: покраснение, чувство неловкости, заикание, необычно низкий или высокий, дрожащий или срывающийся голос, потение, бледность, моргание, дрожащие руки, нерешительные движения, выражающие колебание, рассеянность и неправильное употребление слов. Как заметил Дж. Марк Болдуин, при застенчивости могут быть «опущенные глаза, наклоненная голова, убранные за спину руки, нервные прикосновения к одежде или заламывание пальцев, заикание с несколько бессвязно выражаемой в речи мыслью»[72]72
  Baldwin J.M. Social and Ethical Interpretations in Mental Development. London, 1902. p. 212.


[Закрыть]. Бывают также субъективные симптомы: спазм диафрагмы, ощущение дрожи, осознание напряженности и неестественности жестов, чувство ошеломления, сухость во рту, напряжение мышц. В случаях легкого замешательства это видимое и невидимое волнение происходит в менее заметной форме.

Согласно популярной точке зрения, во взаимодействии вполне естественно быть непринужденным, смущение же является прискорбным отклонением от нормального состояния. Действительно, индивид мог бы сказать, что чувствует себя в ситуации «естественно» или «неестественно», подразумевая, что он чувствует себя комфортно или смущенно во взаимодействии. Тот, кто часто испытывает смущение в присутствии других, рассматривается как страдающий от неоправданного чувства собственной неполноценности и, вероятно, нуждающийся в терапии[73]73
  Изощренной версией этого является психоаналитический взгляд, предполагающий, что неловкость в социальном взаимодействии – результат нереалистичных ожиданий внимания, базирующихся на несбывшихся ожиданиях родительской поддержки. Предположительно, цель терапии – заставить индивида увидеть эти симптомы в их истинном психодинамическом свете, предполагая, что после этого он, возможно, перестанет в них нуждаться (см. Schilder Р. The Social Neurosis // Psychoanalitical Review. 1938, V. XXV. p. 1–19; Piers G., Singer M. Shame and Guilt: A Psychoanalytical and a Cultural Study. Springfield (III.): Charles C. Thomas, 1953, особенно p. 26; Rangell L. The Psychology of Poise // International Journal of Psychoanalysis. 1954. V. XXXV. p. 313–332; Ferenczi S. Embarrassed Hands // Further Contributions to the Theory and Technique of Psychoanalysis. London: Hogarth Press, 1950. p. 315–316).


[Закрыть].

Чтобы опереться на синдром волнения при анализе смущения, сначала нужно различить два вида обстоятельств, в которых оно случается. Во-первых, индивид может волноваться, если он занят задачей, которая сама по себе не имеет для него ценности за исключением того, что его долгосрочные интересы требуют от него безопасного, компетентного и быстрого ее выполнения, и он боится не соответствовать требованиям задачи. Дискомфорт будет ощущаться в ситуации, но, в некотором смысле, не из-за нее; фактически, индивид часто будет не в состоянии справиться с ней просто потому, что слишком охвачен тревогой из-за того, что может стоять за ней. Важно, что человек может оказаться в смятении, хотя другие при этом не присутствуют.

Данная статья затрагивает не эти случаи инструментальной досады, а, скорее, те виды волнения, что происходят в ясной связи с реальным или воображаемым присутствием других. Что бы там ни было, смущение имеет отношение к роли, которую человек играет перед другими, ощущая в этот момент их присутствие. Основная забота – впечатление, которое человек производит на других сейчас, какова бы ни была долговременная или бессознательная основа этой заботы. Эта изменчивая конфигурация присутствующих – наиболее важная референтная группа.

Словарь смущения.

Социальная встреча – это случай взаимодействия лицом к лицу; взаимодействия, начинающегося, когда люди узнают, что вторглись в зону непосредственного присутствия друг друга, и заканчивающегося осознаваемым уходом от взаимного участия во взаимодействии. Встречи заметно отличаются друг от друга целями, социальными функциями, типами и количеством участников, обстановкой и т. д., и хотя здесь будут рассматриваться только словесные контакты, очевидно, что существуют и такие, в которых не говорится ни слова. Тем не менее, по крайней мере, в нашем англо-американском обществе, нет социальных встреч, которые не могли бы смутить одного или нескольких из ее участников, порождая то, что иногда называется инцидентом или фальшивой нотой. Вслушиваясь в этот диссонанс, социолог может делать обобщения относительно путей, которыми взаимодействие может пойти наперекосяк, и, косвенно, относительно условий, необходимых для того, чтобы взаимодействие шло хорошо. В то же время он получает хорошее доказательство того, что все встречи принадлежат к одному естественному классу, подпадающему под одну схему анализа.

Кем вызван смущающий инцидент? Кого он смущает? За кого ощущается смущение? Не всегда участники чувствуют смущение за конкретного человека; смущение может быть за пару участников, которые вместе испытывают трудности, и даже за встречу в целом. Далее, если индивид, из-за которого ощущается смущение, воспринимается в качестве ответственного представителя какой-то фракции или подгруппы (как очень часто бывает в случае взаимодействия трех и более человек), то члены этой фракции готовы испытывать смущение и испытывать его за себя. Но хотя промах или бестактность могут означать, что индивид в одно и то же время является причиной инцидента, тем, кого инцидент смущает, и тем, из-за кого он смущается, это, пожалуй, не типичный случай, ибо в этом случае границы эго оказываются особенно слабыми. Когда индивид оказывается в ситуации, которая должна заставить его покраснеть, другие присутствующие, скорее всего, краснеют вместе с ним или из-за негр, хотя ему может недоставать чувства стыда или понимания обстоятельств, чтобы покраснеть самому.

Слова «смущение», «замешательство» и «неловкость» используются здесь в континууме значений. Некоторые случаи смущения, по-видимому, имеют резко взрывной характер; за внезапным беспокоящим событием следует немедленный пик переживания смущения, а затем – медленное возвращение к предыдущей легкости; все фазы проходят за одну встречу. Таким образом, плохой момент портит ситуацию, которая в ином случае была бы эйфоричной.

Однако в других случаях мы обнаруживаем, что иногда смущение поддерживается на одном уровне на протяжении встречи с самого начала и до ее завершения. Участники говорят о неудобной или неловкой ситуации, а не о смущающем инциденте. В таком случае, естественно, вся ситуация становится для одной или нескольких сторон инцидентом, вызывающим смущение. Внезапное смущение часто может быть интенсивным, а затянувшаяся неловкость чаще несильная, включающая едва заметное волнение. Встреча, в которой оказывается возможным случайное внезапное смущение, может вследствие этого бросить на участников тень длительного чувства неловкости, превращая всю встречу в сам инцидент.

Рисуя портрет смущенного индивида, мы полагаемся на образы из механики: может утрачиваться равновесие или самоконтроль, нарушаться баланс. Несомненно, отчасти эти образы порождаются физическим характером волнения. В любом случае, сильно взволнованный человек не может на это время мобилизовать свои мышечные и умственные ресурсы для решения текущей задачи, несмотря на свое желание; он не может так реагировать на окружающих, чтобы гладко поддерживать разговор. Он и его взволнованные действия блокируют поддерживаемую другими линию деятельности. Он присутствует при них, но он не «в игре». Другие могут быть вынуждены остановиться и переключить свое внимание на препятствие; тема разговора забывается, и энергия направляется на задачу восстановления спокойствия взволнованного человека, старательного игнорирования его или избегания его присутствия.

Чувствовать себя комфортно во взаимодействии и волноваться – явления прямо противоположные. Чем больше одного, тем меньше, в целом, другого; следовательно, через их противопоставление каждый из этих видов поведения может пролить свет на характерные черты другого. Взаимодействие лицом к лицу в любой культуре требует именно тех способностей, которые волнение гарантировано разрушает. Поэтому события, приводящие к смущению, и методы его избегания и рассеяния задают возможную кросс-культурную схему для социологического анализа.

Удовольствие или неудовольствие, которые социальная встреча доставляет индивиду, и привязанность или враждебность, испытываемые им к другим участникам, могут иметь неоднозначную связь с его самообладанием или отсутствием такового. Комплименты, возгласы одобрения, неожиданная награда могут привести реципиента в состояние радостного смущения, в то время как жаркая ссора может провоцироваться и поддерживаться при сохранении человеком спокойствия и полного владения собой. Важнее то, что существует разновидность комфорта, которая оказывается формальным свойством ситуации и связана с последовательностью и решительностью, с которыми индивид принимает хорошо интегрированную роль и преследует краткосрочные цели, не имеющие никакого отношения к содержанию самих действий. Чувство замешательства само по себе оказывается неприятным, но вызывающие его обстоятельства могут иметь непосредственные приятные последствия для того, кто находится в замешательстве.

Несмотря на эти разнообразные взаимосвязи между неудовольствием и замешательством, волнение, по крайней мере, в нашем обществе, считается свидетельством слабости, неполноценности, низкого статуса, моральной вины, поражения и других незавидных качеств. И, как ранее говорилось, волнение угрожает самой встрече, разрушая гладкость передачи и приема информации, посредством которых поддерживается встреча. Когда любой из этих источников порождает замешательство, понятно, что взволнованный человек будет прилагать некоторые усилия, чтобы скрыть свое состояние от других присутствующих. Застывшая улыбка, нервный пустой смех, находящиеся в постоянном движении руки, опущенный вниз взгляд, скрывающий выражение глаз, стали известны как признаки попыток скрыть смущение. Как говорит лорд Честерфилд: «Попав в общество, они стесняются и приходят в такое замешательство, что совершенно не знают, что делать, и вынуждены пускаться на всевозможные ухищрения только для того, чтобы не потерять самообладания, в дальнейшем же все эти ухищрения превращаются в привычки. Одни ковыряют в носу, другие почесывают затылок, третьи крутят в руках шляпу, словом, у каждого неуклюжего, невоспитанного человека есть свои особые выверты»[74]74
  Letters of Lord Chesterfield to His Son. N.Y.: E.P. Dutton and Co., 1929. p. 80 (рус. пер.: Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. М.: Наука, 1978. c. 54. – Примеч. ред.).


[Закрыть].

Эти жесты служат индивиду ширмой, за которой он прячется, пытаясь совладать со своими чувствами и вернуться в игру.

Желая скрыть свое смущение, умея управлять собой и учитывая обстановку, индивид может выглядеть уравновешенным согласно некоторым внешним признакам, однако менее заметные признаки выдают смущение. Так, произнося публичную речь, он может преуспеть в контролировании своего голоса и производить впечатление легкости, тем не менее, те, кто сидит на трибуне близ него, могут увидеть, что у него дрожат руки или что лицевой тик выдает обманчивость спокойствия, написанного на его лице.

Так как человеку не нравится чувствовать себя или казаться смущенным, тактичные люди будут избегать ставить его в такое положение. Кроме того, они часто будут делать вид, будто не замечают, что он утратил самообладание или имеет основания для утраты его. Они могут пытаться скрыть признаки узнавания его состояния и спрятаться за тем же типом прикрывающих жестов, который мог использовать он. Таким образом, они защищают его лицо и его чувства и, предположительно, облегчают ему возвращение самообладания или, по крайней мере, сохранение того, что у него еще осталось. Однако, точно так же как взволнованный индивид может не суметь скрыть свое смущение, те, кто видит его дискомфорт, могут потерпеть неудачу в попытке скрыть, что они видят его смущение. Тогда все участники взаимодействия осознают, что его смущение обнаружено и его не удалось скрыть, а уж коль скоро это произошло, то обычная включенность во взаимодействие может привести к болезненному концу. Во всех этих «танцах» между скрывающим и тем, от кого скрывают, смущение создает ту же проблему и управляется теми же способами, как и любое другое нарушение приличий.

Часто наступает критический момент, когда взволнованный человек отказывается от попыток скрыть или преуменьшить свою неловкость: у него случается приступ слез или смеха, вспышка гнева, приступы слепой ярости, он падает в обморок, бросается к ближайшему выходу или становится ригидно неподвижным, как при панике. После этого ему очень трудно вернуть себе самообладание. Он реагирует новыми ритмами, признаками глубокого эмоционального переживания и вряд ли может создавать даже слабое впечатление того, что он заодно с другими участниками взаимодействия. Короче говоря, он отрекается от своей роли человека, поддерживающего контакт. Момент кризиса, конечно, социально детерминирован: момент напряжения индивида – это момент напряжения группы, чьих эмоциональных стандартов он придерживается. В редких случаях все участники контакта могут проходить этот момент вместе и вместе терпеть неудачу в поддержании даже видимости обычного взаимодействия. Маленькая социальная система, которую они создают во взаимодействии, рушится, они отходят друг от друга или поспешно стараются принять новый набор ролей.

Понятия «выдержка», «хладнокровие» и «апломб», относящиеся к способности сохранять самообладание, надо отличать от того, что называется «любезность», «такт» или «социальные навыки», то есть от способности избегать вызывать смущение у себя и у других. Выдержка играет важную роль в общении, ибо она гарантирует, что присутствующие не потерпят неудачу в разыгрывании своих ролей во взаимодействии; до тех пор, пока они находятся в присутствии других людей, они будут получать и передавать упорядоченные сообщения. Не удивительно, что испытание насмешками – тест, через который проходит каждый молодой человек, пока не выработает способность поддерживать самообладание[75]75
  Одна интересная форма, в которой такое испытание было институционализировано в Америке, особенно среди негритянского населения низшего класса, – это «игра в дюжины» (см. Dollard J. Dialectic of Insult // American Imago, 1. 1939. p. 3–25; Berdie P.F.B. Playing the Dozens // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1947. V. XLII. p. 120–121). О дразнении вообще см. Sperling S.J. On the Psychodinamics of Teasing // Journal of the American Psychoanalytical Association, 1. 1953. p. 458–483.


[Закрыть]. Нечего удивляться тому, что многие наши игры и виды спорта акцентируют темы самообладания и смущения: в покере сомнительные претензии могут принести деньги игроку, который может предъявить их спокойно; в дзюдо специально ведется борьба за поддержание или потерю самообладания; в крикете при напряжении должен сохраняться самоконтроль, или «стиль».

Индивид обычно знает, что некоторые специфические ситуации всегда вызывают у него дискомфорт и что есть определенные «дефектные» взаимоотношения, которые всегда заставляют его чувствовать неловкость. Его повседневный круг социальных встреч, несомненно, детерминирован его основными социальными обязанностями, но он немного отклоняется от этого круга в поисках не вызывающих смущения ситуаций и уходя от тех, которые смущают его. Индивид, твердо убежденный, что у него слабая выдержка, возможно, даже преувеличивая свой недостаток, робок и застенчив; боясь всех встреч, он всегда стремится сократить их или совсем избежать. Особенно ярким примером этого является заика, демонстрирующий нам цену, которую индивид может быть готов платить за свою социальную жизнь[76]76
  См. Heltman H.J. Psychosocial Phenomena of Stuttering and Their Etiological and Therapeutic Implications // Journal of Social Psychology. 1938. V. IX. p. 79–96.


[Закрыть].

Причины смущения.

Смущение должно быть связано с несбывшимися ожиданиями (но не статистического типа). Участники, учитывая свою социальную идентичность и обстоятельства, будут ощущать, какой вид поведения должен поддерживаться как подходящий, к каким бы последствиям ни привело его осуществление. Человек может твердо ожидать, что определенные люди с легкостью приведут его в смущение, и это знание может увеличивать его замешательство вместо того, чтобы уменьшать его. Полностью неожиданная вспышка искусства социальной инженерии может спасти ситуацию тем эффективнее, чем более она непредвиденна.

Ожидания, связанные со смущением, относятся к категории нравственных, но смущение не возникает из нарушения любых нравственных ожиданий, так как некоторые нарушения вызывают подъем решительного морального негодования без всякой неловкости. В поисках нарушений, вызывающих смущение, мы, скорее, должны обратиться к моральным обязанностям, которые лежат на индивиде в связи только с одной из его способностей – способностью осуществлять социальные контакты. Конечно, индивид обязан оставаться спокойным, но спокойствие говорит нам о том, что дела идут хорошо, но не о том, почему они так идут. Идут ли дела хорошо или плохо, зависит от того, как воспринимаются социальные идентичности присутствующих.

В ходе взаимодействия ожидается, что человек обладает определенными качествами, способностями и информацией. Все они, вместе взятые, входят в Я, которое одновременно представляет собой устойчивую целостность и адекватно происходящему. Через экспрессивные последствия потока своего поведения, просто через само участие индивид эффективно проецирует это приемлемое Я во взаимодействие, хотя может этого не осознавать, а другие могут не осознавать, что так интерпретируют его поведение. В то же самое время он должен принимать и почитать Я, проецируемые другими участниками. Тогда элементы социальной встречи состоят из проецируемых требований к приемлемому Я и подтверждения подобных требований со стороны других. Вклады всех ориентированы на них и построены на их основе.

Когда событие ставит под сомнение эти требования или дискредитирует их, тогда обнаруживается, что встреча основывалась на допущениях, на которые больше нельзя полагаться. Реакции, которые подготовили стороны, теперь неуместны и должны быть подавлены, а взаимодействие нужно перестроить. В такие моменты индивид, чье Я находилось под угрозой (индивид, из-за которого испытывают смущение), и индивид, который ему угрожал, – оба могут стыдиться того, что они вместе вызвали, разделяя это чувство именно тогда, когда у них есть основание чувствовать обособленность. И эта совместная ответственность является единственно правильной. По стандартам более широкого общества, возможно, только дискредитированный человек должен чувствовать себя пристыженным; но по стандартам маленькой социальной системы, поддерживаемой на протяжении взаимодействия, дискредитирующий точно так же виновен, как человек, которого он дискредитирует, иногда даже больше. Если он играл роль тактичного человека, то, разрушая образ другого человека, он разрушает свой собственный.

Но, конечно, неприятности не ограничиваются виновной парой или теми, кто сочувственно идентифицировался с ними. Не имея установленного и законного объекта для разыгрывания до конца спектакля своего единства, другие обнаруживают себя в состоянии неустойчивости и замешательства. Вот почему смущение оказывается заразительным, раз начавшись, оно расходится все более широкими кругами замешательства.

Есть много классических обстоятельств, в которых Я, проецируемое индивидом, может быть дискредитировано. Это вызывает у него стыд и смущение за то, что он сделал или показалось, что сделал, по отношению к себе или взаимодействию. Пережить внезапное изменение статуса, например вследствие брака или повышения по службе, – значит приобрести Я, которое другие люди будут не полностью принимать из-за длительной привязанности к старому Я. Просить о работе, займе денег или о браке – значит проецировать образ Я как достойный в условиях, когда у человека, который может дискредитировать это допущение, есть для этого хорошие основания. Воздействовать на стиль старших по положению в профессиональном или социальном плане означает выдвигать требования, которые легко могут быть дискредитированы недостаточным знакомством человека с ролью.

Физическая структура самой встречи обычно имеет определенные символические следствия, иногда ведущие участника против его воли к выражению фальшивых и вызывающих смущение притязаний. Физическая близость легко предполагает социальную близость, как известно любому, очутившемуся на интимной вечеринке, не предназначавшейся для него, или человеку, вынужденному вести братский «разговор о пустяках» с кем-то занимающим слишком высокое или низкое положение или слишком чужим, чтобы обладать соответствующим статусом в контакте. Подобным образом, если должен состояться разговор, кто-то должен начинать, поддерживать и завершать его; и эти акты могут предполагать иерархию и власть, не соответствующие фактическим, что также вызывает неловкость.

Различные виды повторяющихся контактов в данном обществе могут привести к допущению, что их участники выработали определенные моральные, умственные и физиогномические стандарты. Терпящий неудачу человек может везде обнаруживать себя непроизвольно выдвигающим претензии на идентичность, которым он сам не в состоянии соответствовать. Ставя себя под удар в каждой встрече, в которую он вступает, он воистину носит «колокольчик прокаженного». Человек, который в наибольшей степени изолирует себя от социальных контактов, может быть меньше всего отделенным от требований общества. И если только он предполагает, что обладает неприемлемым качеством, его оценка себя может быть ошибочной, но, в свете его ухода от контактов, обоснованной. В любом случае, решая, реальны или воображаемы основания для застенчивости у данного индивида, нужно искать не «обоснованные» недостатки, а гораздо более широкий диапазон характеристик, которые действительно затрудняют протекание встреч.

Во всех этих условиях происходит одна и та же фундаментальная вещь: имеющиеся экспрессивные факты ставят под угрозу или дискредитируют допущение, которое, как обнаруживает участник, он проецировал относительно своей идентичности[77]77
  Вдобавок к другим своим неприятностям, он дискредитировал свою скрытую претензию на самообладание. Далее, он ощутит, что у него есть причина смутиться своего смущения, пусть даже никто из присутствующих не заметил его замешательства на ранних стадиях. Но здесь требуется оговорка. Когда человек, получив комплимент, краснеет от скромности, он может утратить свою репутацию владеющего собой, но подтвердить более важную – скромного человека. Благодаря ощущению, что его замешательство – не то, чего надо стыдиться, его смущение не заставляет его смущаться. С другой стороны, когда смущения явно ожидают как обоснованной реакции, тот, кто не смущается, может выглядеть бесчувственным и испытать смущение из-за этого.


[Закрыть]. После этого присутствующие обнаруживают, что не могут ни действовать без допущений, ни основывать на них свои реакции. Пригодная для существования реальность съеживается, пока каждый не почувствует себя униженным и не на своем месте.

Можно отметить дополнительное осложнение. Часто важные каждодневные случаи смущения возникают, когда проецируемое Я как-то противостоит другому Я, которое, хотя и валидно в других контекстах, не может сохраняться здесь в гармонии с первым. Смущение, таким образом, приводит нас к вопросу о «сегрегации ролей». Каждый индивид обладает более чем одной ролью, но его спасает от ролевой дилеммы «сегрегация аудитории», ибо обычно те, перед кем он играет одну из своих ролей, – это не те, перед кем он играет другую, что позволяет ему быть разным человеком в разных ролях, не дискредитируя ни одну из них.

Однако в каждой социальной системе есть времена и места, где сегрегация аудитории регулярно нарушается, и где индивиды предъявляют друг другу свои Я, не совместимые с теми Я, которые они предъявляли друг другу в других случаях. В такие моменты смущение, особенно в легкой форме, ясно демонстрирует, что оно коренится не в индивиде, а в социальной системе, где у человека есть несколько Я.

Область смущения.

Начав с психологических моментов, мы постепенно подошли к структурной социологической точке зрения. Прецедент идет от социальных антропологов и анализа ими шуток и избегания. Предполагается, что смущение – это нормальная часть нормальной социальной жизни; человек испытывает неловкость не потому, что лично плохо приспособлен. Скорее наоборот – вероятно, любой с его комбинацией статусов поступил бы так же. В эмпирическом исследовании конкретной системы первый объект, который надо исследовать, – это то, какие категории людей испытывают смущение в каких повторяющихся ситуациях. Вторым пунктом следовало бы раскрыть, что произошло бы с социальной системой и схемами обязанностей, если бы смущение систематически не встраивалось в нее.

Можно привести иллюстрацию из социальной жизни больших учреждений – офисов, школ, больниц и т. д. Здесь, в лифтах, холлах и кафетериях, у газетных киосков, торговых автоматов, буфетных стоек и входов все участники часто формально находятся в равных, хотя и отдаленных отношениях[78]78
  Это равноправное общее членство в большой организации часто ежегодно отмечается на корпоративных вечеринках и в любительских драматических скетчах, тем самым подчеркнуто исключая посторонних и перемешивая ранги членов организации.


[Закрыть]. Говоря в терминах Бенуа-Смаллиана, находит выражение situs[79]79
  Место действия (лат.) – Примеч. ред.


[Закрыть], а не status[80]80
  Положение (лат.) – Примеч. ред.


[Закрыть] или locus[81]81
  Местоположение (лат.) – Примеч. ред.


[Закрыть][82]82
  Benoit-Smullyan Е. Status, Status Types, and Status Interrelations // American Sociological Review. 1944. V. IX. p. 151–161. В определенном отношении требование равенства членов организации подкрепляется в нашем обществе правилом, что мужчины должны демонстрировать определенную небольшую вежливость по отношению к женщинам; все остальные принципы, такие как различия между расовыми группами и профессиональными категориями, должны подавляться. Результат должен подчеркивать место действия и равенство.


[Закрыть]. Противоречие этих отношений равенства и дистанции – другой род взаимоотношений, возникающий в рабочей группе, члены которой ранжированы на основании таких вещей, как престиж и авторитет, но, тем не менее, сближаются на основе общего дела и личного знакомства друг с другом.

Во многих больших организациях скользящий график работы, раздельные кафетерии и т. п. помогают гарантировать, что те, кто обладает разным рангом и близки в одной системе взаимоотношений, не окажутся в ситуации физической близости, где от них будет ожидаться поддержание равенства и дистанции. Однако демократическая ориентация некоторых наших новейших учреждений имеет тенденцию соединять занимающих разные места членов одной рабочей группы вместе в таких местах, как кафетерии, вызывая у них неловкость. В таких случаях у них нет способов поступать так, чтобы не нарушить одну из основных систем отношений, в которых они находятся друг по отношению к другу. Эти сложности особенно вероятны в лифтах, так как там люди, находящиеся в недостаточно непринужденных отношениях, должны какое-то время находиться слишком близко друг к другу, чтобы игнорировать возможность неформального разговора, – проблема решается (некоторыми, конечно) с помощью специальных лифтов для руководителей. Так смущение экологично встроено в организацию.

Обладая множественными Я, индивид может обнаружить, что в определенных случаях от него требуется одновременно присутствовать и не присутствовать. Следствием является смущение: индивид разрывается на части, хотя и мягко. В соответствии с колебаниями его поведения колеблется и его Я.

Социальная функция смущения.

Когда во время взаимодействия проецируемое индивидом Я испытывает угрозу, он может хладнокровно подавить все признаки стыда и смущения. Ни волнение, ни старания скрыть, что оно замечено, не мешают гладкому течению встречи; участники могут действовать так, словно инцидента не было.

Однако, когда ситуация спасена, может быть утеряно что-то важное. Демонстрируя смущение, когда он не может быть ни одним, ни другим Я, индивид оставляет открытой возможность того, что в будущем он эффективно может быть любым из них[83]83
  Подобный аргумент предлагает Сэмюэл Джонсон в пьесе «Застенчивость»: «Обычно случается, что уверенность идет в ногу со способностью; и боязнь ошибки, которая мешает нашим первым попыткам, постепенно рассеивается с прогрессом нашего мастерства в направлении безусловного успеха. Следовательно, застенчивость, которая предупреждает позор, этот кратковременный стыд, удерживающий нас от опасности длительных укоров, не может, собственно, причисляться к ряду наших несчастий» (Johnson S. Of Bashfulness // The Rambler. № 139. 1751).


[Закрыть]. Жертвуя своей ролью в текущем взаимодействии и, возможно, даже самой встречей, он демонстрирует, что, хотя сейчас не может представить прочное и связное Я, он, по крайней мере, обеспокоен этим фактом и в состоянии доказать свою достойность в другой раз. Тогда смущение – не иррациональный импульс, врывающийся в социально предписанное поведение, а часть самого этого упорядоченного поведения. Волнение – крайний пример этого возможного класса поступков, которые обычно вполне спонтанны и, однако, не менее требуемы и обязательны, чем поступки, выполняемые осознанно.