Текст книги "Ритуал взаимодействия. Очерки поведения лицом к лицу"
Автор книги: Ирвинг Гофман
Жанр:
Обществознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Когда люди находятся в собрании, они могут вместе прийти к поддержанию общего фокуса зрительного и когнитивного внимания, взаимно утверждая друг друга в качестве людей, открытых друг другу для разговора или его заменителей. Такие состояния разговора я называю встречами (encounters), или договоренностями (engagements). Эти сфокусированные собрания нужно отличать от случаев, когда индивиды присутствуют, но не участвуют прямо в поддержании состояния разговора, тем самым образуя несфокусированное собрание. Сфокусированное взаимодействие – это его разновидность, происходящая в состоянии разговора; несфокусированное взаимодействие – разновидность, происходящая, скажем, когда два человека оценивают друг друга, ожидая автобус, но не распространяют друг на друга статус со-участников в открытом состоянии разговора.
Правила начала, поддержания и завершения состояния разговора, составляя важную часть того, что Г. Бэйтсон и Дж. Руш называют метакоммуникацией, в той или иной степени рассматриваются в литературе, особенно в связи с описаниями так называемой психотической вербальной продукции, и, конечно, в исследованиях малых групп и описаниях групповой психотерапии. В любом случае, этот аспект ситуативного поведения вполне соответствует профессиональной ошибке, обусловленной ситуацией комнаты на двоих и тихого разговора, которую психиатры внесли в свой подход к психотическому поведению. Что, быть может, было упущено в этой области, так это правила, управляющие встречами между незнакомыми людьми, то есть правила общения с посторонними, подхода к ним и, кроме того, правила относительно состояния пребывания «с» кем-то.
Правила относительно несфокусированного взаимодействия – подлинного чистого совместного присутствия в одной ситуации – почти не рассматривались систематически; существующие предположения исходят либо из описаний ухода, например у Е. Блейлера, либо из книг по этикету. Социологи, специализирующиеся на коллективном поведении, сосредоточили свое внимание на панике, бунтах и толпах, почти не думая о структуре мирного передвижения людей в публичных местах. Уважение, трансформирующее простые физические границы вроде стен и окон в коммуникативные границы; хорошо структурированное вежливое невнимание, демонстрируемое присутствующим людям, посредством которого один показывает другому, что видит его, но при этом тот не оказывается объектом чрезмерного любопытства; поддержание своего лица и внешнего вида, как будто человек всегда готов получить инструкции и информацию от ситуации; выражение адекватного распределения вовлеченности между основной и побочной (например, курение) активностью – все эти нормативные требования простого присутствия пока еще никак не были систематизированы.
Подобным же образом мало внимания уделялось управлению доступными договоренностями, то есть договоренностями, поддерживаемыми в социальной ситуации, где есть и другие договоренности, и другие, не участвующие в договоренности, индивиды. Мы только начали изучать под влиянием этологов «правила дистанций», на основе которых кружки разговаривающих и не участвующие в них люди в социальной ситуации делят доступное пространство так, чтобы максимизировать определенные переменные, и соответственно этому модулируя звучание. Мы почти не касались долга участника договоренности по отношению к более широкой ситуации, долга, который люди не могут заплатить, если демонстрируют разные формы неприязни и рассеянности; соответственно, мы не рассматривали и долг, который договоренность в целом имеет перед социальной ситуацией и социальным случаем, долг, обязывающий участников договоренности оставаться в ней, но не слишком далеко втягиваться в прогрессирующее развитие активности в рамках договоренности.
Действуя классическим психотическим образом, пациент активен именно в отношении этих различных правил и поддерживаемых ими единиц объединения. Я убежден, что существует крайне широкий диапазон мотивов и причин для такого поведения индивида. Когда пациент с повреждением мозга и пациент с функциональным заболеванием демонстрируют сходное неадекватное поведение – например, не могут среагировать на шаги по установлению договоренности, – психиатрия находит в этом основание для подтверждения своей убежденности в том, что поведение может быть симптоматичным в медицинском смысле, неважно, является ли заболевание органическим или функциональным. Но, конечно, это инверсия природы. Как раз поведение пациента с органическим поражением лишь имитирует социально структурированные нарушения, точно так же как молчание немигающей совы мы интерпретируем как признак мудрости, а пациент с функциональным нарушением демонстрирует уход от контактов в его полной и изначальной форме. Девушка из верхних слоев среднего класса, игнорирующая возгласы, оклики и приставания юнцов из трущоб, иллюстрирует в еще более обычной форме неконтактное поведение. Я не знаю психотического неадекватного поведения, которое не могло бы быть точно соотнесено с поведением в повседневной жизни людей, не являющихся психически больными и не считающихся таковыми; и в каждом случае можно обнаружить множество разных мотивов для неподобающего поведения и множество разных факторов, влияющих на наше к нему отношение. Хочу добавить, что психиатрические больницы, возможно, путем естественного отбора, организуются так, чтобы создать именно такие условия, в которых упрямые участники возвращаются к демонстрации ситуационной неадекватности. Если вы лишаете людей всех привычных средств выражения гнева и отчуждения и помещаете их в место, где причин для этих чувств у них как никогда много, естественным выходом для них будет ухватиться за то, что остается, – за ситуационную неадекватность.
Суммируем наши аргументы. Когда люди вступают в непосредственное физическое присутствие друг друга, они становятся уникальным образом доступны друг другу. Возникают возможности физических и сексуальных нападений, втягивания и вовлечения в нежелательные состояния разговора, словесных оскорблений и приставаний, нарушений определенных территорий Я и других, демонстрации невнимания и неуважения к присутствующему собранию и социальному случаю, в рамках которого возникло собрание. Правила поведения лицом к лицу, признаваемые в данном сообществе, устанавливают форму, которую должно принимать совместное общение лицом к лицу, приводя к общественному порядку, гарантирующему, что люди будут уважать друг друга с помощью доступных им идиом языка уважения, сохраняя свое социальное место и межличностные обязательства, обеспечивая и не нарушая движение потока слов и тел и демонстрируя уважение к социальному случаю. Нарушения этих правил образуют ситуационную неадекватность; многие из этих нарушений губительны для прав всех и каждого присутствующего и представляют собой демонстративные публичные нарушения, независимо от того, что многие из них мотивированы конкретными отношениями нарушителя с конкретными присутствующими или даже отсутствующими людьми. Эти случаи неадекватности являются в первую очередь не лингвистическими феноменами межличностной коммуникации, а примерами неподобающего публичного поведения; дефект коренится не в области передачи информации или установления межличностных контактов, а во внешних приличиях и манерах вести себя, регулирующих объединение людей лицом к лицу. Именно в этом мире санкционированных форм объединения психотические симптомы берут свое естественное начало, и только получив систематическую картину ограничений одобряемого публичного поведения, мы можем обрести язык для четкого и эффективного разговора о симптоматологии. Правила поведения в присутствии других и благодаря присутствию других – это правила, делающие возможной упорядоченную коммуникацию лицом к лицу лингвистического типа; но эти правила и множественные нарушения их, систематически демонстрируемые психотиками и другими нарушителями, не должны сами рассматриваться в первую очередь как феномены коммуникации; они прежде всего являются ориентирами (и их нарушениями) социальной организации, организованного объединения присутствующих вместе людей.
Где находится действие
Лет десять назад в среде городских американских парней, не претендующих на благовоспитанность, термин «действие» или «акция» (action) использовался в далеком от Парсонса[99]99
Парсонс Т. – известный американский социолог, предпринявший попытку разработать общий категориальный аппарат для описания структуры социального действия. – Примеч. ред.
[Закрыть] значении, для обозначения особых ситуаций, отличавшихся от ситуаций, где «нет действия». В последнее время это слово получило широкое употребление, и окончательно добила его безжалостная эксплуатация в рекламных роликах и объявлениях.
Термин, которому посвящена эта глава, указывает на нечто живое, но сам сейчас почти мертв. Действие будет определяться аналитически. Я постараюсь обнаружить, где оно может находиться и что можно сказать про эти места.
I. Шансы.
Везде, где есть действие, наверняка есть и шансы. Начнем с простого примера и двинемся от него дальше.
Два мальчика нашли на дороге монетку и решили, что один подбросит ее, а другой должен будет угадать, упадет ли она орлом или решкой, чтобы определить таким способом, кому монетка достанется. Таким образом, они включились в игру, или, как называют это пробабилисты, в азартную игру, – в данном случае в игру «орел или решка».
Монетка может использоваться в качестве приспособления для принятия решений так же, как колесо рулетки или колода карт. В данном конкретном случае ясно, что мы имеем дело с полностью известным набором возможных исходов: орел или решка, то есть аверс или реверс. То же самое с игральной костью: при обычном изготовлении и использовании[100]100
Игральная кость может использоваться как монета, если, например, 1, 2 и 3 назвать «орел», а 4, 5 и 6 – «решка». Среди типов неспортивных (жульнических) игральных костей есть неправильно помеченные, называемые по-разному – верх и низ, лошадки, кубики, фишки, мягкие шарики, Калифорнийские четырнадцать, дверные хлопки, восточные волчки и т. д. У этих игральных костей не разные числа на каждой из шести сторон, и (как и монета с двумя орлами) они предоставляют игроку возможность поставить на результат, который не входит в число возможностей и, следовательно, маловероятно, что он выпадет. Заметим, что игральные кости гораздо чаще, чем монеты, приземляются на ребро (вследствие опоры на другие предметы) или укатываются в недоступные места. Справляться с этими прискорбными неприятностями – одна из задач членов игорной команды, особенно крупье, в том смысле, что их очень быстрые словесные и физические коррективы предназначены для того, чтобы сделать совершенной очень несовершенную физическую модель.
[Закрыть] шесть разных ее граней представляют возможные исходы броска.
При двух возможных исходах бросания монеты для каждого из них может быть оценена вероятность, или шанс. Шансы варьируют от «несомненно» до «невозможно», или, на языке вероятностей, от 1 до 0.
Игрок владеет тем, что он может потерять, – это ставка (bet). Игра дает ему шанс выиграть то, чего у него еще нет – это можно назвать выигрышем (prize). Результат (payoff) для него – это приз, который он выиграет, или ставка, которую он проиграет. Ставка и выигрыш вместе называются банком (pot)[101]101
На гонках для обозначения этого есть слово «экстеншн» (extension).
[Закрыть].
Теоретические шансы (theoretical odds) выражают вероятность удачного исхода по сравнению с неудачным, при том, что механизм принятия решений полагается идеальным. Истинные шансы (true odds) учитывают, в отличие от теоретических, физические погрешности, заложенные в любом реальном механизме, которые никогда не могут быть до конца учтены или полностью устранены[102]102
Здесь и в других местах в вопросах, касающихся вероятности, я обязан Айре Цизину. Он несет ответственность только за верные утверждения.
[Закрыть]. Реальные шансы (given odds, или pay) – это размер выигрыша по сравнению с размером ставки[103]103
Для повышения видимой привлекательности определенных ставок некоторые игорные схемы объявляют выигрыш не в терминах реальных шансов, а по отношению к банку; таким образом, ставка с реальными шансами 1 к 4 будет объявлена как 1 к 5.
[Закрыть]. Заметим, что исходы определяются полностью в терминах механизма игры, а итоги (выигрыш или проигрыш) – в терминах внешних и переменных ресурсов, связанных с определенными результатами. Таким образом, в словосочетаниях «теоретические шансы» и «реальные шансы» мы в каком-то смысле используем один термин «шансы» для выражения двух совершенно разных идей.
Оценка банка с учетом средней вероятности выиграть его дает то, что специалисты по теории вероятностей называют ожидаемой ценностью (expected value)игры. Вычитание ожидаемой ценности из размера ставки дает величину цены, или средней выгоды от участия в игре. Отношение этого параметра к размеру ставки составляет выгоду (advantage) игры. Когда нет ни выгоды, ни убытка, игру называют честной. Тогда теоретические шансы равны реальным шансам, а тот, кто делает ставку или предлагает пари, ставя большую сумму в надежде выиграть маленькую, имеет полноценную компенсацию в виде малой вероятности проигрыша тому, кто принимает пари.
Есть игры, предлагающие выбор из множества возможных исходов, каждый из которых оплачивается по-разному или даже предусматривает для делающего ставку различные минусы. Примером служит игра в казино. Другие игры тоже включают ряд возможных благоприятных исходов, оплачиваемых по-разному. Ожидаемая ценность в этом случае складывается как сумма нескольких различных ценностей; примерами могут служить игровые автоматы и кено[104]104
Кено – американская игра типа лото. – Примеч. перев.
[Закрыть].
В той степени, в которой игра служит выигрышу, она представляет собой возможность (opportunity); в той степени, в которой она угрожает потерей ставки, – это риск (risk). И то, и другое определяется здесь объективно. Субъективное ощущение возможности или риска – другой вопрос, оно может совпадать с реальностью, но не обязательно.
Каждого из наших мальчиков, бросающих монетку, можно рассматривать как находящегося в точке жизненному пути, где находка монетки не предусматривалась. Без этой находки жизнь продолжалась бы согласно ожиданиям. Каждый мальчик может, далее, рассматривать свою ситуацию как позволяющую ему либо получить выгоду, либо вернуться к тому, что является нормой. Случай такого типа можно назвать возможностью без риска. Если бы к одному из мальчиков подошел хулиган и стал играть с ним в «орел или решку» монетой, взятой из кармана этого мальчика (как это случается в пригородах), мы могли бы говорить о риске без возможности. В повседневной жизни риск и возможности обычно встречаются вместе и во всевозможных комбинациях.
Иногда индивид, узнав о вероятности неудачи, может отказаться от решения продолжать активное действие. В этом случае не принимаются ни риск, ни возможность. Чтобы принять их, индивид должен позволить себе (или его заставляют это сделать) выпустить ситуацию из своих рук и утратить над ней контроль, тем самым приняв на себя обязательство[105]105
Schelling Т.С. The Strategy of Conflict. Cambridge: Harvard University Press, 1960. p. 24.
[Закрыть]. Нет обязательства – нет шанса.
Теперь о детерминации, определяемой как процесс, а не как завершенное событие. Как только монета оказывается в воздухе, бросивший ее чувствует, что начали действовать решающие силы; так оно и есть. Конечно, период детерминации может быть отодвинут назад и включить в себя решение выбрать «орла» или «решку» или еще дальше – к моменту принятия решения бросать монетку. Однако результат («орел» или «решка») окончательно определяется в то время, когда монета находится в воздухе; остальное – кто выбирает «орла» или «решку», что стоит на кону и т. п. – решается до этого события. Короче говоря, основной чертой ситуации подбрасывания монеты является то, что результат, неясный до определенного момента – момента подбрасывания монеты в воздух, однозначно и полностью определяется в момент броска. Проблематичная ситуация разрешается.
Термин «проблематичная» здесь употребляется в объективном смысле и относится к чему-то еще не детерминированному, но близкому к этому. Как уже предполагалось, субъективная оценка самого актора вносит дополнительные усложнения. Он может совсем не осознавать, что нечто детерминировано, или может считать ситуацию проблематичной, когда на самом деле все уже определено и ему остается только обнаружить, открыть это. Или, наконец, он может полностью ориентироваться в происходящем – оценивать вероятности и реалистично воспринимать результаты. Мы в основном будем заниматься этим последним случаем, когда между объективной и субъективной ситуацией обнаруживается полный параллелизм.
Каузальные силы, действующие в течение периода детерминации и до конечного результата, часто определяют как «вероятностные» или «чистая удача». Это не означает полного индетерминизма. Когда монета подброшена, ее падение полностью детерминировано такими факторами, как предшествующее состояние пальцев бросавшего, высота броска, движение воздуха (в том числе возникающего после того, как монета покидает пальцы) и т. д. Однако невозможны никакие преднамеренные действия, которые могли бы повлиять на результат[106]106
См. обсуждение MacKay D. The Use of Behavioral Language to Refer to Mechanical Processes // British Journal of Philosophy of Science. V. 50. 1962. XIII. p. 89–103; On the Logical Indeterminacy of a Free Choice //Mind. V. 69. 1960. p. 31–40.
[Закрыть].
Конечно, существуют рискованные ситуации, когда мастерство, знания, отвага, настойчивость и т. д. создают соответствующий порядок направляемой человеком детерминации. В этом действительно заключается решающее различие между играми «чисто» случайными и тем, что называют соревнованиями: в первом случае, как только в игру вступает детерминация, участники могут только пассивно ждать результата; во втором именно этот отрезок времени требует интенсивного и непрерывного приложения соответствующих способностей. Тем не менее, случается, что во время соревнований что-то ценное, поставленное на карту, зависит от неуправляемой детерминации; объективно (и часто также и в восприятии) преднамеренные и результативные действия недостаточно сильны для того, чтобы снять проблематичность ситуации.
Важнейшей чертой бросания монетки является наличие временных фаз. Мальчики должны принять решение уладить дело с помощью бросания монетки; они должны физически настроиться; они должны решить, какая часть стоимости монеты будет поставлена на кон при броске и кто выбирает «орла», а кто – «решку»; с помощью поз и жестов они должны принять на себя обязательства по игре и тем самым пройти «точку невозврата». Это фаза заключения пари, или фаза приготовления. Далее идет фаза собственно игры, или фаза детерминации, во время которой соответствующие причинные силы активно и определяющим образом продуцируют результат[107]107
В бросании монетки эта фаза начинается, когда монетка взлетает в воздух, и завершается приземлением ее на руку через 1–2 секунды. В скачках детерминация начинается с открытия барьера и завершается пересечением финишной линии после последнего круга, всего немногим более минуты. В семидневных велогонках фаза детерминации длится неделю.
[Закрыть]. Далее наступает фаза обнаружения или раскрытия – время между детерминацией и информированием участников. Этот период обычно бывает очень коротким, чтобы как можно быстрее выявить различия между группами участников, поляризованных по отношению к полученному результату[108]108
Мошенничество на скачках основывалось на возможности убедить жертвы в том, что период между результатом на дорожке и его объявлением в отдаленных местах достаточно длительный, чтобы использовать его для «гарантированных» послефинишных ставок – ситуация, которая действительно может случаться и регулярно использовалась. Можно добавить, что дружески расположенные друг к другу игроки в очко в Неваде после завершения кона иногда смотрят в свои карты и подшучивают над игроком относительно участи, которая уже определена и прочитана, но, поддразнивая партнера, задерживают ее раскрытие.
[Закрыть], и заполнен особой сверхчувствительностью. Наконец, фаза завершения, начинающаяся с раскрытия результата и длящаяся до выплаты проигрышей и получения выигрышей.
Период, требующийся участникам данной игры для прохождения всех четырех фаз – приготовления, детерминации, раскрытия и завершения, – может быть назван временем игры. Периоды между играми можно назвать паузами. Время одной игры нужно отличать от периода, заполненного играми, то есть сессии – времени между деланием первой ставки и уплатой последней, воспринимаемого как непрерывная игра. Количество завершенных игр в течение любой единицы времени – это темп игры[109]109
Например, допустим, что нашедшие пятицентовик играют по типу «все или ничего», где одно подбрасывание определяет, кто получает монету. Если по этому поводу мальчики общаются один час, их темп принятия решений равен одному в час. Если же они разменяют монету на одноцентовые и будут разыгрывать по 1 центу за раз, темп принятия решений будет в 5 раз выше, чем прежде, хотя итоговый приз будет не больше, а, возможно, меньше.
[Закрыть]. Средняя продолжительность туров игры ставит верхнюю границу скорости игры, как и средняя продолжительность пауз; монета может быть подброшена 5 раз за полминуты; то же самое количество решений на скачках потребует более часа.
С учетом этого различения фаз игры легко заметить одну особенность простых вероятностных игр, которая иначе может показаться само собой разумеющимся. Как только игра начата, ее детерминация, раскрытие и завершение обычно быстро следуют друг за другом, часто до того, как сделана другая ставка. Сессия бросания монеты состоит, таким образом, из последовательности четырехфазных циклов с паузами между циклами. Обычно игроки сохраняют непрерывное напряжение внимания и переживания в течение всего четырех– или пятисекундного цикла каждой игры. Внимание падает только во время пауз, то есть между завершением одной игры и началом следующей. В повседневной жизни обычно происходит совершенно иначе. Конечно, человек делает ставки и рискует в повседневной жизни, например, когда он решает сменит работу или переехать из одной страны в другую. Более того, в определенные моменты ему может быть необходимо принимать несколько жизненных решений в одно и то же время и, следовательно, поддерживать очень высокий темп принятия решений. Но обычно фаза детерминации – период, в течение которого определяются последствия его решения, – бывает долгой, иногда длится десятилетия, за которыми следуют также продолжительные фазы раскрытия и завершения. Отличительное свойство игр и соревнований состоит в том, что как только ставки сделаны, детерминация результата и присуждение вознаграждения осуществляются на одном дыхании. В течение всего периода игры непрерывный фокус внимания постоянно находится на высоком уровне.
II. Последствия.
Итак, мы можем использовать некоторые понятия из традиционного анализа бросания монетки[110]110
Хороший, хоть и популярный анализ этого можно найти в работе Jeffrey R. The Logic of Decision. N.Y.: McGraw-Hill, 1965.
[Закрыть], но такой подход вскоре приводит к затруднениям.
Нормы определения размера ставки или приза устанавливаются сообществом (или со ссылкой на него), населением в целом или преобладающим рынком. Запутанность анализа игры состоит в том, что различные люди могут по-разному относиться к одним и тем же ставкам или выигрышам. Взрослые люди из среднего класса могут использовать монетку в качестве механизма принятия решений, но вряд ли они станут тратить время на бросание монетки только для того, чтобы решить, кому эта монетка достанется. А маленькие мальчики могут воспринимать претензии товарища на найденную совместно монетку как действительно большую ставку. Если обратить внимание на различные смыслы, которые разные люди придают одинаковым ставкам (или одинаковым выигрышам) или которые один человек придает им в разное время или в разных ситуациях, можно говорить о субъективной ценности, или полезности (utility). И точно так же, как ожидаемая ценность может быть подсчитана как средняя величина стоимости выигрыша, так и ожидаемую полезность можно определить как полезность, которую индивид приписывает денежному выигрышу, помноженную на вероятность этого выигрыша.
Ожидаемая полезность выигрыша в ситуации с бросанием монетки должна быть четко отделена от ожидаемой полезности бросания монетки ради этого приза, ибо индивиды постоянно наделяют субъективной ценностью – позитивной или негативной – возбуждение и тревогу, вызываемые самим бросанием. Кроме того, разочарование от проигрыша и удовольствие от выигрыша, скорее всего, не уравновешивают друг друга; разница (в любом случае) должна также учитываться в среднем как часть ожидаемой полезности игры[111]111
В азартной игре эти факторы не являются независимыми. Несомненно, часть переживаний, получаемых при бросании монеты, вытекает из разницы между удовлетворением от предполагающейся победы и неудовольствия от мыслей о проигрыше.
[Закрыть]. Объективные стандарты могут использоваться для выявления значения ставок; но мы должны привлечь туманное понятие полезности для постижения смысла самой игры.
Переходя от четкого понятия ожидаемой ценности приза к понятию, более отвечающему нашим интересам, а именно ожидаемой полезности игры за данный банк, мы сталкиваемся с почти безнадежными сложностями. Когда индивид утверждает, что данный период игры вызывает большой азарт, или чувствует, что он дает больше шансов, чем другой, за этим может стоять целый ряд соображений: шкала ставок, длительность пари (а также, предлагает он его или принимает), краткость времени игры, количество игр, темп игры, выгода от участия в игре, вариации размера выигрышей, связанных с благоприятными результатами. Наконец, относительный вес, придаваемый каждому из этих моментов, будет существенно меняться вместе с абсолютной ценностью каждого из остальных[112]112
Недавние работы, особенно экспериментальных психологов, внесли важный вклад в познание этой области с помощью схемы эксперимента, в котором людей заставляли делать выбор между играми, включавшими разные сочетания этих элементов. См., например, Cohen J. Behaviour in Uncertainty. London: George Allen and Unwin, 1964. p. 21–42; Edwards W. Behavior Decision Theory // Annual Review of Psychology. V. 12. 1961. p. 473–498.
[Закрыть].
Для нас это означает, что разные люди и разные группы обладают различными точками отсчета для измерения риска и возможности; очень рискованный образ жизни может приводить к тому, что человек мало значения придает риску, который кому-то другому покажется недопустимым[113]113
За это и другие предположения я благодарен Кэтлин Арчибальд.
[Закрыть]. Так, например, пытаясь объяснить существование легализованных азартных игр в Неваде, иногда ссылаются на шахтерские традиции штата. Рискованность этой профессии в целом можно действительно определить как значительную. Суть аргумента состоит в том, что так как экономика штата сама по себе основывалась на азартной игре с пластами земли, то азартные игры в казино никогда не воспринимались с особым неодобрением.
В обыкновенной азартной игре базовое понятие «рискованность» обладает множеством полуосознаваемых, непостоянных значений. Когда от игры мы переходим к реальной жизни, все становится гораздо сложнее.
При бросании монетки существуют априорные эмпирические причины оценивать вероятность каждого результата («орел» или «решка») как пятьдесят процентов. Бросающим монетку нет необходимости задумываться о правильности этой оценки – тем монеты и хороши. Однако во многих обыденных ситуациях человек сталкивается с матрицей результатов, которая не может быть полностью определена. (Например, это могло бы произойти, если бы наши два мальчика остановились перед глубокой разветвленной пещерой, пытаясь решить, что с ними может произойти, если они попытаются ее исследовать.) Даже если известен весь ряд возможных результатов, то вероятности, которые должны быть приписаны каждому из них, могут быть предметом только грубой оценки, базирующейся на смутных ссылках на эмпирический опыт[114]114
Известные фирмы, специализирующиеся на мошеннических игровых устройствах, продают по-разному изготовленные игральные кости, которые обеспечивают покупателю выбор между пятью или шестью степенями того, что называют «силой». Возможно, что это ранжирование абсолютно достоверно. Но ни одна компания не исследовала игровые кости любой заявленной силы в течение достаточно длинных серий проб, чтобы обеспечить достаточный уровень достоверности суждений о выгоде, которую дают потребителю эти мошеннические игральные кости.
[Закрыть]. Более того, оценивающий часто очень слабо ощущает, насколько приблизительна его оценка. В большинстве жизненных ситуаций мы имеем дело с субъективной вероятностью и, следовательно, в лучшем случае, с очень грубой общей мерой – субъективно ожидаемой полезностью[115]115
Вслед за Knight F. Risk, Uncertainty and Profit. Boston: Houghton Mifflin, 1921 (особенно главы 7 и 8), в литературе понятие «риск» используется по отношению к решениям, где известны возможные результаты и их вероятность, а понятие «неопределенность» – когда вероятности разных результатов неизвестны или даже непознаваемы. Например, см. Luce R., Raiffa Н. Games and Decisions. New York: Wiley & Sons, 1958. p. 13 (рус. пер.: Льюис Р.Д., Райфа Х. Игры и решения. М.: Изд-во иностр. лит., 1961, – Примеч. ред.). Вслед за Дж. Коэном Б. Фокс (Fox В. Behavioral Approaches to Accident Research. N.Y.: Association for the Aid to Crippled Children, 1961. p. 50) предлагает использовать термин «опасность» для объективно рискованных шансов, а «риск» – для субъективных оценок опасности. Б. Фокс приравнивает это к немного другому различию: между риском, воспринимаемым как внутренне присущий ситуации, и риском, воспринимаемым как намеренно предпринятый. См. также Cohen J. Behaviour in Uncertainty. London: George Allen and Unwin, 1964. p. 63.
[Закрыть].
В то время как бросающие монетку обычно имеют дело со «справедливой» игрой, а игроки казино – со слегка невыгодной, более широкие аспекты образа жизни сталкивают человека с гораздо меньшей сбалансированностью в этом отношении; здесь мы имеем дело с ситуациями больших возможностей при малом риске или большого риска при малых возможностях. Более того, возможности и риск нелегко измерять одной шкалой[116]116
Концепция полезности и экспериментальные техники вынужденного выбора между одиночными исходами и парами, связанными по теории вероятностей, могут послужить попытке сведения этих переменных в единую схему. Однако эти попытки могут быть взяты под сомнение. В реальности многие игры неизбежно предполагают недооценку игроком риска (при фокусировании его на возможностях) или неосознание возможности (при внимании к риску). Приложение идеи полезности к этой недооценке для уравновешивания ставок вряд ли поможет.
[Закрыть].
В самом понятии ценности есть важный момент – представление, что ставки и выигрыши могут быть измерены количественно. Монетка обладает и социально подтвержденной ценностью и субъективной ценностью, отчасти благодаря тому, что ее выигрыш позволяет или проигрыш не позволяет игрокам делать после игры. Это последствия игры, то есть способность результата выходить за пределы того события, в котором он был достигнут, и объективно влиять на последующую жизнь игрока. Период, в течение которого действуют эти последствия, – это послеигровая фаза, или фаза последствий игры.
Здесь надо рассмотреть один каверзный момент. И «объективная ценность» и «полезность» являются средствами установления сиюминутных эквивалентов тех последствий, которые в действительности должны проявиться со временем. Это достигается посредством того, что либо сообществу, либо самому индивиду позволяется приписать оценку этому будущему и принять или отдать его цену сейчас. Я хочу избежать этих сложностей. Когда, например, мужчина делает брачное предложение, результат становится детерминирован, как только девушка примет решение; раскрывается, когда она дает свой ответ; завершается, когда заключается брак или отверженный поклонник удаляется, чтобы ухаживать за кем-то еще. Но в другом смысле последствия платы ощущаются участниками всю свою оставшуюся жизнь. Как «результат» служит ценностным эквивалентом исхода, так «последствия» – человеческим эквивалентом результата. Итак, мы переходим от четко определенных банка и выигрыша к отсроченному результату, который может быть определен лишь смутно. Это движение от банка к последствиям и от азартных игр с предписанными правилами к более широким областям жизни.
Вдобавок ко всем этим ограничениям, модель бросания монетки имеет еще одно, довольно важное, к рассмотрению которого мы лишь приступаем. Субъективные переживания маленьких мальчиков, бросающих монетку ради владения ею, вытекают из беззаботно проявляемого желания. Решение играть или не играть принимается в условиях, когда оно не подвергается давлению со стороны, и «не играть» могло бы быть легким, вполне осуществимым выбором. Как только это решение принято в позитивную сторону, принимается второе – относительно возможного исхода, на который надо делать ставку, – здесь предпочтения иллюзорны, но тем не менее, вызывают интерес и определенно не иллюзорны в играх, включающих мастерство. Как только получен результат, к нему следует отнестись как к возможности, которая была предусмотрена, и как бы то ни было, игра сыграна. Впоследствии всю ситуацию с легкостью можно рассматривать как ситуацию готовности рискнуть, порождаемую и управляемую на основе самодетерминации, ситуацию принятия риска и использования возможности. Однако в повседневной жизни человек может иногда не осознавать фактически существующего риска и возможностей или может понять, в какую игру он играл, только после ее окончания. И если к ситуации подходить, имея в виду ее рискованность, можно иногда обнаружить, что цена отказа от игры так высока, что она должна быть исключена из числа реальных возможностей, или (если такое решение практично) что нет такого результата, на который стоит делать ставку. Здесь есть некоторая свобода выбора, некоторая самодетерминация, но не слишком большая. Модель бросания монетки может быть применима ко всем этим ситуациям, но только лишь ценой игнорирования некоторых важных различий между готовностью рискнуть в игре с целью развлечения и азартной игрой в реальной жизни. Даже не говоря о размере ставки, наши два мальчика, бросающие монетку, и двое выживших в кораблекрушении и согласных с тем, что нет другого выхода, кроме как, подбросив монетку, решить, кому придется облегчить плот, играют не в одну и ту же игру; в свою очередь, они рискуют иначе, чем двое больных пассажиров, которых их здоровые компаньоны вынуждают с помощью бросания монетки принять решение, кто из них двоих больше не будет получать воду из запаса спасательной шлюпки.
III. Судьбоносность.
Человек, готовый выйти из дома на назначенную встречу, обнаруживает, что собрался на полчаса раньше и теперь у него есть «свободное время», которое можно как-то использовать или заполнить. Он мог бы «хорошо» использовать время, выполнив какое-то важное дело, которое и так пришлось бы когда-то делать. Вместо этого он решает «убить» время, берет первый попавшийся под руку журнал, заваливается в удобное кресло и пролистывает несколько страниц, пока не наступает пора уходить.
Каковы характеристики подобной деятельности, используемой для «убивания» времени? Подойдем к этому вопросу через другой: каково возможное воздействие этого маленького отрезка жизни человека на всю остальную жизнь?
Очевидно, то, что происходит в период убивания времени, может не иметь никакого отношения к остальной жизни человека[117]117
Хотя, конечно, его выбор средств убивания времени может быть характерен для него.
[Закрыть] – он может следовать многим альтернативным линиям деятельности, а его жизнь будет протекать все так же. Вместо чтения одного журнала он может читать другой либо может коротать время, смотря телевизор, клюя носом или решая головоломки. Обнаружив, что у него меньше свободного времени, чем предполагалось, он легко может оборвать свое бесцельное времяпрепровождение; обнаружив, что у него есть больше времени, он это времяпрепровождение может продолжить. Он может попытаться найти интересный для себя журнал, потерпеть неудачу, но мало что потерять из-за этого, просто отметив, что временно он без дела. Если время убить нечем или его слишком много, он может «протянуть» его.
Итак, моменты «убитого» времени не имеют последствий. Они ограничены и изолированы, не перетекают в остальную жизнь и не влияют на нее. Иначе говоря, жизненный путь человека не подвластен этим «убитым» моментам; его жизнь организована так, будто непроницаема для них. Деятельность для убивания времени выбирается заранее так, что она не может связать или затянуть человека[118]118
Свободное время может быть любой протяженности, от нескольких секунд до нескольких лет. Оно наступает между выполнением заданий на работе, в дороге от дома до работы, дома после вечерней трапезы, во время уикенда, ежегодных отпусков, выхода на пенсию. (Существует также – главным образом в воображении – время ухода от обыденной жизни, которое Георг Зиммель называет «приключение».) Когда убивается свободное время, это предположительно делается с помощью добровольно выбранной деятельности, обладающей чертами завершенной самодостаточности. Заполняет ли человек свое свободное время имеющей или не имеющей последствия деятельностью, он обычно должен оставаться поблизости или в пределах досягаемости от местоположения серьезных должностных обязанностей, от своей работы. Отметим, что убиваемое свободное время нужно отличать от близкого ему времени, которое вынуждены «тянуть» безработные люди и которое они не могут расценивать как заслуженную передышку между прошлыми и будущими обязанностями.
[Закрыть].
