Текст книги "Последние ритуалы"

Автор книги: Ирса Сигурдардоттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Глава 23

Дори с громадным облегчением выскочил из квартиры Гаральда и забежал за угол дома. Сойдя с тротуара, он оглянулся, но ни Тора, ни Маттиас из окна за ним не следили. Зато ему показалось, что дернулась занавеска на нижнем этаже, и он ругнул вечно все вынюхивающую хозяйку квартиры: эта костлявая сучка в своем амплуа. Не давала Гаральду ни минуты покоя, каждый раз поднимала вой, если кто кашлянул или перднул.

В одно прекрасное летнее утро, после того как они колбасили всю ночь, его послали выслушивать ее тираду у двери, и как же тогда эта тетка его достала! У него было чудовищное похмелье, и каждое слово, да что там – каждый звук отзывался у него в голове ударами молота. Вот уж действительно молот ведьмы. Дори передернуло от воспоминания. Все кончилось тем, что он высунул голову за дверь и блеванул ей под ноги. Разумеется, она грозилась вызвать полицию, но Гаральд ухитрился каким-то образом ее успокоить. Весь остаток лета Дори пришлось быть тише воды, ниже травы. Вся компания долго смеялась, когда он приполз назад и рассказал, что произошло.

Зазвонил мобильный: Марта Мист, кто же еще… На этот раз он ответил.

– Чего тебе?..

– Вы закончили?

Надо же, вся трясется от нетерпения.

– Мы тебя ждем, давай приходи.

– Куда? – Дори хотелось свалить домой и лечь, хотя он понимал: Марта Мист не отстанет, будет звонить и звонить, а если он не ответит, то сама придет. Лучше сразу с этим покончить.

– В «101», и быстренько, – сказала она и отключилась.

Было холодно, у него пересохло во рту, и он почти бежал. Через пару минут Дори уже стоял в вестибюле отеля «101», стряхивая с головы снег. Он пригладил волосы, потом снова растрепал их и вошел в бар. Естественно, все сидели в зоне для курящих, на столике – несколько чашек с кофе и бокал пива. Дори вдруг страшно захотелось пива! Он подошел и сел на стул сбоку, хотя Марта Мист и Бриет отодвинулись друг от дружки, освобождая ему место. Нет, оказаться зажатым между ними сейчас невыносимо!

Девушки старались не подать виду, что обижены, и постепенно сдвигались обратно, понемногу сокращая образовавшееся пространство. Марта Мист гениально умела сохранять хладнокровие и редко показывала какие-то иные эмоции, кроме ярости или презрения. Оскорбленная гордость в этом списке не значилась.

– Почему, черт возьми, ты не ответил на звонок?! – набросилась она на Дори. – Нам сдохнуть как надо было с тобой поговорить!

Халлдор взбесился.

– Ты что?! Я разговаривал с этими… Подумай, что я мог сказать по телефону? – Ему никто не ответил, и он повторил: – Как я мог что-то сказать?

Марта Мист пропустила вопрос мимо ушей.

– Я послала тебе сообщение. Мог бы сбегать в сортир и написать ответ. Не так уж много от тебя требовалось.

– Ну конечно, – саркастически сказал Дори. – Это выглядело бы замечательно. За кого бы они меня приняли? За описавшуюся девочку?

В их перепалку вмешался Бряудн.

– Все хорошо? – спросил он, спокойно прихлебывая пиво.

Дори не выдержал, заказал себе большой бокал и повернулся к группке.

– Все прошло нормально, если вам интересно. У них были кое-какие подозрения, но по-настоящему они ничего не знают.

Он забарабанил по краю стола пальцами правой руки, а левой шарил по карманам куртки в поисках сигарет. И не нашел.

– Тьфу. Я забыл там сигареты. Даст кто-нибудь одну?

Бриет бросила ему пачку, и Дори чуть не застонал:

дамские, белоснежные, с ментолом, и в довершение ко всему – супертонкие. Сигарету он все-таки взял. Досадно, что Марта Мист на него зла – она-то курит нормальные, «Мальборо». Он затянулся, вытащил сигарету изо рта, бросил пачку Бриет и покачал головой.

– Как ты куришь это дерьмо?

– Другой сказал бы спасибо, – проворчала Бриет.

– Прости. Просто я заведен.

Принесли пиво. Дори не отрываясь сделал несколько больших глотков, раздул щеки и выдохнул:

– Полегчало…

– Ты ведь ничего им не сказал, да? – сказала Марта Мист. Кажется, она успокоилась.

Дори вновь приложился к бокалу, отрицательно мотая головой.

– Нет, ничего важного, хотя они беспрерывно меня поджаривали и надо было что-то отвечать.

Марта Мист чуть задумалась, потом кивнула, по всей видимости, удовлетворенная.

– Абсолютно уверен?

Дори подмигнул.

– Абсолютно, не волнуйся.

Марта Мист улыбнулась.

– Мой герой…

– А ты что думала? – небрежно сказал он, помахивая перед лицом гламурной сигареткой. – Ну разве я не милашка?

Андри гоготнул и бросил ему через стол свою пачку сигарет.

– Как думаешь, что они будут дальше делать? Захотят еще раз с нами встретиться?

– Нет, вряд ли, – ответил Дори.

– Это хорошо, – сказал Бряудн. – Будем надеяться, что они посуетятся без толку и на этом все кончится.

– А как же Хюги? Вы про него забыли? – вдруг спросила Бриет, которая одна не радовалась и глядела на всех с возмущением.

Улыбка тут же исчезла с лица Дори.

– Нет, что ты! – Он отхлебнул пива, но вкус был уже не так хорош.

Марта Мист изо всех сил треснула Бриет по руке. Девушка вскрикнула.

– Да что с тобой, Бриет? Говорю тебе, они не отступятся и что-нибудь обязательно раскопают. А это поможет Хюги. Важно, что мы к этому не будем иметь отношения. Мы тут ни при чем, несмотря на весь твой пессимизм.

– Человека никогда не посадят за убийство, если он не убивал. Хюги отпустят, вот увидишь, – со смешком сказал Андри.

– Ты с луны свалился? – спросила Бриет, игнорируя боль в руке. Она редко осмеливалась противостоять Марте Мист, но сейчас была задета тем, как та ведет себя с Дори. – Невиновных постоянно сажают.

– Хватит ругаться, – сказала Марта Мист, впившись глазами в Дори. – Все будет хорошо, не переживайте. Пошли поедим чего-нибудь. Жрать хочу.

Все поднялись и пошли расплачиваться за выпивку. Марта Мист оттащила Дори в сторонку.

– Ты избавился? Ну, от этого…

Дори увернулся от взгляда Марты Мист, но она схватила его за подбородок и развернула лицом к себе.

– Да или нет?

Дори кивнул.

– Все в порядке, ничего больше нет. Не волнуйся.

– Я даже сигареты с марихуаной боюсь дома держать. Очень надеюсь, что и ты осторожен. Если эти двое начнут гнать волну, у копов могут возникнуть идеи, и к нам придут с ордерами на обыск. Ты точно все подчистил?

Дори выпрямился, посмотрел ей в глаза и твердо произнес:

– Клянусь. Все.

Улыбнувшись, Марта Мист отпустила его подбородок.

– Иди заплати.

Дори смотрел ей вслед. Как занятно, что она поверила. Она, которая всегда видела его насквозь. Он явно делает успехи в искусстве лжи.

Тора старалась не отвлекаться на необычайно кустистые брови мужчины напротив. Они с Маттиасом сидели в кабинете Торбьёрна Оулафссона, научного руководителя Гаральда.

– Спасибо, что согласились встретиться, – с улыбкой сказала она.

– Не за что, – спокойно ответил Торбьёрн. – Я лишь выполняю просьбу Гуннара, хотя не предполагал увидеть вас так скоро.

Оулафссон позвонил сразу после того, как Дори ушел из квартиры Гаральда, и Тора с Маттиасом решили, что пойдут к нему немедля.

Торбьёрн отложил карандаш, который до этого крутил в пальцах.

– Так что вы хотите знать?

– Я полагаю, Гуннар вам объяснил, какое отношение мы имеем к Гаральду? – начала Тора. Торбьёрн кивнул, и она продолжила: – Хотелось бы услышать ваше мнение о нем, а также нас интересуют исследования, которыми он занимался под вашим руководством.

Торбьёрн чуть задумался.

– Не могу сказать, что хорошо его знал. Я не панибратствую со студентами: забочусь о том, чтобы они прогрессировали в учебе, и не вмешиваюсь в их личную жизнь.

– Но какое-то мнение о нем у вас сложилось? – спросила Тора.

– Весьма общее. Мне казалось, что он, мягко говоря, натура эксцентричная. И дело тут не только в его внешнем виде. Меня, например, Гаральд нисколько не раздражал, а вот Гуннар его на дух не переносил. Я люблю работать со студентами, которые умеют мыслить самостоятельно. Он был невероятно упорный, умел концентрироваться. Как правило, у меня нет иных требований.

Тора удивилась:

– Умел концентрироваться? Гуннар считает, что Гаральд никак не мог сосредоточиться на чем-то одном.

Торбьёрн хмыкнул.

– Гуннар – педант, человек старой школы. Он требует, чтобы студенты ни на шаг не отступали от утвержденного плана. Гаральд же принадлежал к тому типу, что предпочитаю я. В исследовании ему было любопытно, а что, образно говоря, за поворотом, в переулках. Это, так сказать, петляющий путь. Никогда не знаешь, куда он заведет, и времени он занимает больше, но иногда приносит неожиданные плоды.

– Значит, Гаральд не собирался менять тему диссертации, как утверждает Гуннар? – спросил Маттиас.

– И не думал, – ответил Торбьёрн. – Гуннар во всем видит конец света и всех подозревает. Наверняка он просто хотел, чтобы Гаральд как можно скорее завершил диссертацию, а не превратился в вечного студента, каких в университете десятки. А произошло, увы, наоборот.

– Вы не против немного рассказать об исследованиях Гаральда? – попросила Тора. – Мы хотим понять, не связана ли эта смерть с его интересом к черной магии.

Чудесные брови Торбьёрна взлетели.

– Вы серьезно?

Тора и Маттиас закивали.

– Не может быть… Трудно представить, что история может кого-то так взволновать, что он пойдет из-за нее на убийство. Что же касается научных интересов Гаральда, то он занимался сравнением охоты на ведьм в Исландии и на континенте. Как известно, за колдовство в Европе повсеместно сжигали женщин, а вот в Исландии – по преимуществу мужчин. Это было отправной точкой исследований Гаральда. Он приехал сюда с хорошим знанием исторических реалий по другим странам, а здесь сосредоточился на изучении исландских первоисточников и, соответственно, общей истории этого периода. На мой взгляд, к тому моменту, когда его убили, он уже прошел значительную часть пути.

– А в чем заключался этот путь? – спросил Маттиас.

Торбьёрн задумался, припоминая.

– Ну, сначала он увлекся епископом Йоуном Арасоном, особенно тем фактом, что епископ привез в Исландию первый печатный станок. Скажу откровенно, я никак не мог взять в толк, каким образом Гаральд связывает это событие с преследованием ведьм, однако не мешал ему идти дальше. Затем он неожиданно оставил этот аспект и переключился на епископа Бриньольва Свейнссона.

– Свейнссон поощрял охоту на ведьм? – спросила Тора.

– Не совсем так, – ответил Торбьёрн. – Считается даже, что в отношении всякого рода преследований он проводил мягкую политику и даже спас от сожжения на костре скаульхольтских школяров, у которых обнаружили колдовскую десть – сборник заклинаний. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что это необоснованная точка зрения. Например, епископ ничего не сделал для обуздания своего родственника, Паудля из Селаурдалура, одного из самых ярых гонителей ведьм. Когда заподозрили, что вспышка заболевания на ферме Паудля вызвана колдовством, то сожгли семерых мужчин.

– Гаральд что, изучал эту колдовскую штуку, о которой вы упомянули? – спросил Маттиас.

Торбьёрн медленно покачал головой.

– К сожалению, скаульхольтскую десть епископ уничтожил. Хотя есть версия, что он записал восемьдесят заклинаний из нее. Нет, Гаральда интересовала библиотека Бриньольва, в которой содержались разного рода манускрипты и книги. И конечно, личная жизнь епископа тоже весьма его занимала.

– Почему? – спросил Маттиас и добавил в порядке извинения: – Я не силен в исландской истории.

Торбьёрн снисходительно улыбнулся.

– Если в двух словах, то у Бриньольва было семеро детей, но только двое достигли зрелости: дочь Рагнхейдюр и сын Халлдор. Рагнхейдюр родила внебрачного сына через девять месяцев после того, как Бриньольв заставил ее публично поклясться, что она девственница. Клятва понадобилась, поскольку ходили слухи о любовной связи между ней и молодым помощником епископа, человеком по имени Дади. Незаконнорожденного у Рагнхейдюр забрали и отдали на воспитание родителям его отца. Сама же Рагнхейдюр умерла в заточении, когда ее ребенку еще не исполнилось и года. Халлдор, сын Бриньольва, учился за границей и умер там несколько лет спустя. Тогда Бриньольв призвал к себе сына Рагнхейдюр, Тордюра, которому к тому времени исполнилось шесть, и объявил внука своим наследником. Мальчик быстро стал зеницей ока для старика. Через три года после того, как Тордюр появился в Скаульхольте, умерла жена Бриньольва. В довершение трагедии внук епископа тоже умер в возрасте двенадцати лет от чахотки. Таким образом, епископ Бриньольв, одна из величайших фигур исландской истории, остался один, без семьи и наследников. Гаральда покорила эта история и то, что читалось между строк. Если бы Бриньольв отнесся к своей дочери с большей добротой, то все могло бы сложиться иначе и для него, и для его семьи. А Рагнхейдюр отомстила отцу за жестокость и публичное унижение. Бытует мнение, что в церкви она дала честную клятву, но в тот же вечер позволила Дади соблазнить себя.

– Неудивительно, что такая история привлекла Гаральда, – сказала Тора и подумала, что, конечно, он сочувствовал Рагнхейдюр. – А перед самой своей гибелью он все еще занимался Бриньольвом или продвинулся дальше?

– Пожалуй, о Бриньольве он знал все. Как раз перед убийством он не появлялся на факультете целую неделю, но я не в курсе, чем именно он в эти дни занимался.

– Вы не знаете, были ли у Гаральда в Исландии дела помимо учебы? Например, скупал ли он антиквариат или какие-то предметы, возможно, имеющие историческую ценность? – спросил Маттиас.

Торбьёрн засмеялся.

– То есть не искал ли он сокровища? Нет, ни о чем подобном я не слышал. Гаральд казался человеком, твердо стоящим на земле. Он был самозабвенным исследователем, и мне нравилось с ним работать, так что не обращайте внимания на истерическую подозрительность нашего декана.

Тора решила поменять предмет разговора и спросила о праздновании в здании факультета в ночь убийства.

– Совершенно верно, – сказал Торбьёрн, и лукавый огонек исчез из его глаз. – Я отвечал за проведение этого мероприятия. На нем присутствовало большинство преподавателей факультета. Вы на что-то намекаете?

– Отнюдь, – возразила Тора. – Я спрашиваю в смутной надежде, что вы заметили какую-то мелочь, какую-то деталь. Возможно, вы что-то вспомнили уже после того, как дали показания полиции. Память иногда мешкает.

– Те, кто был на этом вечере, вам не помогут. Все ушли задолго до того, когда, по словам полиции, в здании появился убийца. Мы отмечали получение гранта на совместные исследования с норвежским университетом. У преподавателей, в отличие от студентов, сил на подобные сборища нет, вот все и разошлись задолго до полуночи.

– Вы уверены? – спросил Маттиас.

– Абсолютно. Я уходил последним и сам включил сигнализацию. Если бы кто-то остался в здании, то начался бы жуткий трезвон. Однажды со мной такое случилось – приятного, знаете ли, мало. – Он посмотрел на Маттиаса, которого, похоже, не убедил. – Распечатка с охранного пульта может это подтвердить.

– Не сомневаюсь, – произнес Маттиас с каменным лицом.

Глава 24

10 декабря 2005 года

Со вчерашнего вечера установилась хорошая погода. К назначенному времени Тора и Маттиас приехали в авиационную школу, где накануне наняли самолет до Хоульмавика. Пока Маттиас заполнял необходимые документы, Тора пила дармовой кофе. Стоимость полета ее удивила: расчетное время в пути чуть меньше часа, но выходило дешевле, чем ехать на машине с остановкой в отеле. А если бы они согласились лететь со стажером, то вышло бы еще меньше, но Тора предпочла не экономить на безопасности.

– О’кей, мы готовы.

Пилот улыбнулся. «Уж очень молод; должно быть, только недавно переведен из стажеров», – с тревогой подумала Тора. Они пошли за ним к крошечному самолетику, рассчитанному на четверых, включая пилота. Маттиас предложил Торе сесть вперед, но она отказалась, увидев, как тесно сзади. Она тоже высокая, однако пониже и постройнее Маттиаса, а значит, после приземления ее не надо будет выковыривать обувным рожком. Она втиснулась на заднее сиденье и пристегнулась.

Пилот сел и выдал каждому по шлемофону.

– Наденьте. В самолете довольно шумно, общаться будем с помощью микрофона и наушников.

Тора и Маттиас неуклюже застегнули кожаные ремешки под подбородком и подключились к бортовой связи. Пилот завел двигатель, обменялся парой реплик с контрольно-диспетчерским пунктом, и они тронулись.

С воздуха Рейкьявик казался гораздо больше, чем на земле. Маттиас увлеченно смотрел вниз, а Тора вперед, радуясь редкой возможности полета.

– Очень мало высоких домов, – подметил Маттиас, обернувшись к Торе.

Ей было неловко разговаривать, зная, что их слушают диспетчеры, поэтому она только кивнула и тоже посмотрела вниз, на уплывающие невысокие домики. Город и пригороды приспособлены под привычки исландцев, которые предпочитают жить не в квартирах, а в домах. Квартира для исландца – вынужденное пристанище, промежуточная ступень. Тора вывернула шею, пытаясь разглядеть свой дом, но не нашла его: самолет удалялся от моря, в глубь острова. Когда из виду исчезли жилые кварталы, Маттиас снова повернулся.

– А где же деревья? Там внизу никакой растительности, – произнес он неестественно громко.

– Все сожрали овцы. – В этот момент Тора была почти уверена, что они за пределами слышимости службы управления полетами.

– Овцы? – скептически переспросил Маттиас. – С каких это пор овцы едят деревья?

– Они и не едят. К беднягам просто придираются… А если серьезно, то вряд ли здесь когда-то росли деревья. Может, кустарники… – Она посмотрела вниз, на бесплодную землю. – Мне и так нравится. Кому нужны деревья?

Маттиас стрельнул в нее насмешливым взглядом и отвернулся рассматривать виднеющиеся вдали горы.

Полет в Хоульмавик прошел быстро, и скоро на горизонте возник микроскопический аэродром. Тора рассмотрела грунтовую полосу и единственный ангар, больше ничего. За аэродромом нарисовался городок, сбоку проходила дорога. Пилот покружил, примеряясь, затем развернул самолет и мягко приземлился. Они отстегнули ремни и вылезли.

Маттиас достал мобильный.

– Подскажите телефон вызова такси, – попросил он пилота.

– Вызов такси? – засмеялся тот. – Здесь не то что такой службы, здесь и такси нет. Пешком дойдете.

Тора улыбнулась вместе с пилотом, делая вид, что знала об этом, хотя, как и Маттиас, думала, что от аэропорта до музея можно будет добраться на машине.

– Пойдем, это близко. – Она потянула шокированного партнера за собой. Они перешли абсолютно пустое шоссе и направились к автозаправке с магазинчиком, расположенной на въезде в город, – спросить, куда идти. Работающая там девушка оказалась весьма любезной и даже вышла наружу показать, где музей. Найти его проще простого: по тропинке вдоль берега, сразу за бухтой. Черный деревянный дом, крытый дерном, он даже чуточку виден отсюда. Всего несколько сотен метров при хорошей погоде.

И они пошли.

– Я узнаю места по фотографиям из компьютера Гаральда, – сказала Тора, оборачиваясь к Маттиасу: по узенькой дорожке им пришлось идти гуськом.

– Фотографии хорошие? Я имею в виду, есть ли на них что-то важное?

– Ничего, – ответила Тора. – Обычные туристические, за исключением тех, что сделаны в самом музее, где, кстати, фотографировать запрещено.

Она осторожно обошла озерцо льда.

– Смотри под ноги, – предостерегла она Маттиаса и заметила, что он в лакированных ботинках. – У тебя обувь совсем не для прогулки.

Одежда Маттиаса была под стать обуви: отутюженные брюки, рубашка и шерстяное полупальто. На Торе были джинсы, ботинки-внедорожники и любимый пуховик – на всякий случай. Ее внешний вид Маттиас пока не комментировал, лишь приподнял бровь, когда она утром втискивалась в его машину, увеличенная на три размера.

– Я же не знал, что придется идти пешком, – раздраженно сказал Маттиас. – Этот тип мог бы меня предупредить.

«Этим типом» был куратор музейной выставки, которому Маттиас загодя позвонил, желая выяснить, будет ли он в этот день работать.

– Тебе полезно. Это научит тебя не быть таким уж щеголем, – поддразнила Тора. – Щеголи и Исландия несовместимы. Если расследование затянется надолго, надо будет купить тебе флисовую куртку.

– Ни-ко-гда! – заявил Маттиас. – Даже если мне придется остаться здесь до конца своих дней.

– Если не купишь флисовую куртку, твои дни окончатся гораздо раньше, чем ты ожидаешь, – парировала она. – Неужели тебе не холодно? Не хочешь примерить мой пуховичок?

– Я заказал номера в отеле «Рангау», – сказал он, мягко переводя тему. – И собираюсь поменять арендованную машину на джип.

– Смотри-ка, ты уже наполовину исландец.

В конце концов они добрались до музея и ни разу не поскользнулись.

Снаружи музей был отделан под старину. Во дворе, огражденном стеной из валунов и покрытом береговой галькой, лежали коряги плавника. Темно-красная дверь резко контрастировала с бурым цветом самого здания. На скамейке у входа восседал величественный ворон и глядел в небо. Он открыл клюв, закаркал и, расправив крылья, перелетел на кровлю, откуда и наблюдал, как Тора с Маттиасом приближались к музею.

– В тему, – сказал Маттиас, открывая перед Торой дверь.

Внутри располагался небольшой прилавок и несколько полок с сувенирами. Все скромно и чисто. Молодой человек за прилавком читал газету.

– Здравствуйте, – поднялся он. – Добро пожаловать на выставку магии и колдовства.

Тора и Маттиас представились.

– Торгримюр. Я здесь временно. – Молодой человек твердо и решительно пожал им руки. – Директор музея в отпуске, но я надеюсь, это не нарушает ваши планы.

– Нет, все в порядке, – сказала Тора. – Вы уже работали здесь этой осенью?

– Да, я приступил в июле. – Он с любопытством на нее посмотрел. – А почему вы спрашиваете?

– Как Маттиас вчера вам сказал, мы расследуем случай, связанный с молодым человеком, который интересовался черной магией. Он приезжал сюда этой осенью. Нам нужно узнать о нем как можно больше. Возможно, вы его запомнили.

Экскурсовод рассмеялся.

– Вы шутите? Здесь бывает такое количество народу! – Потом, осознав, что сейчас они единственные посетители, добавил: – Нынешнее время года не показатель – в туристический сезон здесь не протолкнуться.

Маттиас вяло улыбнулся.

– Видите ли, этого посетителя не так легко забыть. Он немец, изучал историю, и у него весьма необычная внешность. Его звали Гаральд Гунтлиб, и его недавно убили.

– А-а, – вспомнил Торгримюр, – он еще весь… весь покрыт… как бы это сказать… весь изукрашен?

– Можно сказать и так, – сказала Тора.

– Да, конечно, помню. С ним был еще один, помоложе, который сказал, что у него похмелье и поэтому он лучше побудет на свежем воздухе. Вскоре после я прочитал в газете, что немца убили.

– Это он, – сказал Маттиас. – А тот другой, с похмельем, – что-нибудь о нем знаете?

Молодой человек покачал головой:

– Почти ничего. Ваш приятель, прощаясь, сказал, что он доктор. Шутил, наверное. Этого самого доктора ваш знакомый еле-еле разбудил. Я наблюдал за ними с порога и даже подумал, что это за доктор такой, который отрубается на скамейке.

Тора и Маттиас переглянулись: Халлдор.

– Что-нибудь еще об их визите можете рассказать? – спросила Тора.

– Этот, изукрашенный, был весьма сведущ. Всегда приятно общаться с посетителями, которые подготовлены по части истории и черной магии. Большинство же ничего не знают и даже не могут отличить привидение от полтергейста.

Глядя на лица посетителей, он понял, что к этой категории можно добавить еще двоих.

– Предлагаю сначала осмотреть выставку. Я покажу вам основные экспонаты, а потом вернемся к разговору о вашем друге.

Тора посмотрела на Маттиаса, и они пошли за экскурсоводом.

– Я не знаю, насколько вы осведомлены, поэтому, если не возражаете, сообщу вам кое-какие базовые сведения.

Торгримюр подошел к стенду, где висела шкура неизвестного животного мехом к стене. На коже был изображен магический символ, гораздо более сложный, чем на теле Гаральда. Ниже располагалась деревянная коробка, похожая на старомодный пенал, полуоткрытая и заполненная чем-то похожим на волосы, на них – старинная монета. На крышке коробки был вырезан символ, напоминающий тот, что на шкуре, но более простой, и лежало странное создание, некое подобие ежа-мутанта.

– Во времена, когда практиковалось колдовство, простой исландский народ жил в чудовищных условиях. Горстка семей владела всем, а остальные голодали. Магия считалась единственным способом вырваться из бедности, причем сверхъестественное воспринималось как обыденная реальность. Например, считалось, что дьявол запросто бродит среди людей и завлекает их души. – Он повернулся к шкуре на стене. – Вот пример заклинания на богатство. Чтобы его сотворить, берется шкура черного кота и на ее внутренней стороне изображается рунический круг «Шлем ужаса». Причем рисовать его надо менструальной кровью девственницы.

Маттиас скривился и уголком глаза посмотрел, трогает ли Торгримюр изображение.

– Мы использовали темно-красные чернила, – сухим тоном пояснил экскурсовод и продолжил: – Затем требовалось поймать морскую мышь – разновидность кольчатого червя, который обитает вдоль берегов. Ловить его надо было сетью, сплетенной из волос девственницы.

Тора почувствовала, как рука Маттиаса пробежалась вниз по ее длинным распущенным волосам. Подавив смешок, она демонстративно оттолкнула его руку.

– В деревянной коробке из волос делалось гнездо для мыши, куда подкладывали украденную монету. Предполагалось, что мышь притягивает богатство. А чтобы она не сбежала и не вызвала на море шторм, на крышке коробки вырезали знак «Шлема ужаса». – Он повернулся к ним. – В общем, это вам не фокус-покус.

– Да уж, – сказал Маттиас и показал на стенд, где висело нечто вроде нижней части человеческого тела. – Что, черт возьми, это такое?

– А, это один из самых популярных экспонатов. Штаны мертвеца. Тоже для того, чтобы стать богатым. – Торгримюр подошел к витрине. – Разумеется, муляж. Само собой.

Тора и Маттиас горячо закивали. За стеклом висела человеческая кожа с нижней части тела – словно пара жутких розовых колготок, волосатых, с ногтями и мужскими гениталиями.

– Чтобы заиметь штаны мертвеца, требовалось, чтобы еще живой человек разрешил использовать его кожу после своей смерти. Когда он умрет и его похоронят, надо выкопать труп, снять кожу от талии вниз целиком и надеть на себя. Кожа якобы приживалась к телу надевшего. В мошонку штанов мертвеца надо опустить монету, украденную у богатой вдовушки на Рождество, на Пасху или на Троицу, чтобы в мошне никогда не перевелись деньги.

– Ну конечно, другое место выбрать нельзя было, – с гримасой заметила Тора.

Торгримюр подвел их к большой фотографии с изображением сидящей женщины, одетой в длинную грубую рубаху, которая была подвернута таким образом, что обнажала ее голую ляжку. На ляжке виднелся странный бородавчатый выступ, торчащий вверх.

– Что это? – спросил Маттиас.

– В Исландии казнили за колдовство двадцать мужчин и всего одну женщину. Считалось, что в Исландии, в отличие от остальной Европы, черной магией занимались в основном мужчины. Эта фотография рассказывает нам о существе под названием «тильбери». Он примечателен тем, что сотворить его могла только женщина. Для создания тильбери надо в ночь на Троицу выкрасть из могилы кость мертвеца, завернуть ее в шерсть, и носить под одеждой между грудей. Затем следовало трижды сходить в церковь к причастию и там сбрызнуть кость алтарным вином – чтобы оживить тильбери. Существо начнет расти, но его по-прежнему необходимо прятать под одеждой; женщина должна сотворить из кожи своего бедра искусственный сосок и кормить тильбери. По ночам колдовское отродье бродит по деревне, высасывает молоко у чужих овец и коров и потом сцеживает его в маслобойку своей хозяйки.

– Этот тильбери – далеко не секс-символ, – сказала Тора, глядя на экспонат. Она бы и не заметила завернутое в шерсть существо, если бы не его открытый беззубый рот и два крошечных белых глаза без зрачков.

Судя по выражению лица, Маттиас придерживался того же мнения.

– Ту единственную казненную женщину обвинили именно в этом?

– Нет. А вот на юго-западе Исландии в 1635 году был случай, когда одну женщину и ее мать подозревали в том, что они создали тильбери. Случай расследовали, выяснилось, что это неправда, но мать и дочь едва избежали казни.

Они продолжали ходить по музею, разглядывая экспонаты. Тора остановилась у деревянного столба, к которому привязывали приговоренного к сожжению. Столб возвышался в центре зала, окруженный связками соломы. Торгримюр с упоением рассказывал, что все подозреваемые в колдовстве, двадцать один человек, сгорели заживо. Трое попытались выбраться из смертельного пламени вместе с прогоревшим столбом, но их загнали обратно. Экскурсовод добавил, что первая казнь состоялась в 1625 году, но настоящая охота на ведьм началась, когда троих колдунов сожгли в Трьекиллисвике, в северной части Западных фьордов, в 1654-м. Тора подумала, что на самом деле это случилось не так уж и давно.

Затем их повели на второй этаж. Они прошли мимо таблички, указывающей, что фотографировать запрещено, которую Тора видела на одном из снимков Гаральда. Торгримюр указал на изображение генеалогического древа, доказывающего, что все наиболее известные охотники на ведьм находились в родстве между собой. Он подробно рассказал, как в семнадцатом веке члены правящего класса насаждали своих отпрысков в магистраты и суды. Тора понимающе кивала, а Маттиасу это было неинтересно. Он нагнулся над витриной с копиями колдовских книги манускриптов. Тора и Торгримюр подошли к нему.

– Удивительно, что книги вообще сохранились, – сказал Торгримюр, указывая на витрину.

– Вы имеете в виду, что они такие старые? – спросила Тора, наклоняясь поближе к экспонатам.

– Ну и поэтому тоже, но в основном из-за того, что владение ими каралось смертной казнью. Здесь у нас рукописные копии более древних манускриптов, которые, вероятно, были утрачены или повреждены, так что эти книги не все шестнадцатого и семнадцатого веков.

Тора выпрямилась.

– А у вас есть полный перечень всех магических символов?

– Нет, к сожалению. Никто пока что не взялся за столь огромный труд. – Обведя рукой стенды, Торгримюр сказал: – Все представленные здесь символы – всего с нескольких страниц рукописей и старинных книг. Это капля в руническом море. Так что можете себе представить, сколько их всего.

Тора кивнула. Какая досада! А было бы замечательно: им показывают список, а они находят в нем нужный символ. Она прошла вдоль стендов, разглядывая выставленные там страницы манускриптов.

Вдруг Маттиас, близко склонившийся к одной из витрин, резко разогнулся.

– А это что за знак? – с волнением произнес он, постучав пальцем по стеклу.

– Какой? – Торгримюр взглянул на документ.