Текст книги "Последние ритуалы"

Автор книги: Ирса Сигурдардоттир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Тогда, полагаю, мне следует вкратце объяснить, в чем суть метода, чтобы вы понимали, что результаты появляются не по волшебству и что они не бесспорны, а всего лишь дают представление о возможном. Их точность зависит от собранной информации или улик.

– Что значит «собранной»? – спросила Тора.

– Для произведения расчетов нужны улики, вещественные доказательства. Их можно обнаружить или на самом теле, или в непосредственной близости от него, или в окружающей среде. Мы также используем сведения из жизни покойного – например, когда его последний раз видели, когда он последний раз ел, его привычки и так далее. Это особенно важно как раз в случае насильственной смерти, подобной этой. Я понятно говорю?

– Да, конечно. – Тора одарила патологоанатома одной из своих самых очаровательных улыбок.

– Потом с помощью полученных данных рассчитывают время смерти. Есть несколько способов сделать расчет наиболее точным.

– Как интересно! Расскажите…

Доктор откинулся на спинку кресла, явно довольный вниманием Торы.

– Существуют два метода. Первый основан на изменениях, которые происходят с известной скоростью: когда наступило rigor morti, то есть трупное окоченение, какова температура тела, когда началось его разложение. Другой метод заключается в сравнении с известной информацией: в котором часу покойный принимал пищу, найденную в желудке, насколько она усвоилась, и так далее и тому подобное.

– Во сколько он умер? – прямо спросил Маттиас.

– Так сразу не ответишь, – с улыбкой сказал Хафстейнссон. – Возвращаясь к тому, на чем я остановился, должен сначала рассказать вам, каким образом мы рассчитываем время смерти. Не помню, говорил ли я об этом, но чем быстрее после смерти обнаружено тело, тем больше заслуживающих доверия улик. В нашем случае интервал был полтора дня, что не так плохо. И поскольку тело было внутри помещения, то температура окружающей среды – величина известная. – Он вновь порылся в желтой папке и вытащил одну из страниц. – Согласно данным полиции, беспристрастные свидетели последний раз видели Гаральда живым в двадцать три часа сорок две минуты в субботу, когда он, по неподтвержденной информации, вышел из такси на Хрингбрейт и оплатил поездку. Можете назвать это terminus a quo, то есть исходной точкой возможного времени смерти. A terminus ad quem – иначе конечная точка, – когда тело обнаружили, в семь часов двадцать минут утра в понедельник, тридцать первого октября.

Он сделал паузу и посмотрел на обоих. Тора кивнула, дескать, она следит за мыслью и он может продолжать. Маттиас же по-прежнему походил на изваяние.

– Когда полиция и криминалисты прибыли на место, температуру тела тотчас измерили, и она была такая же, как и в помещении. Это означает, что с момента смерти прошло какое-то время. Скорость изменения температуры зависит от различных факторов – например, с худым это происходит быстрее, чем с толстым, потому что у толстого пропорционально большая площадь поверхности тепловой эмиссии… – Патологоанатом увлеченно размахивал руками. – Еще это зависит от одежды и строения тела, его положения, воздушных потоков, влажности и многого другого. И все добавляется к первоначальной информации.

– И что из всего этого следует? – Маттиас еле сдерживал нетерпение.

– На самом деле ничего! Это лишь дает возможность несколько сузить временные границы. Определить время смерти с помощью этого метода можно только в том случае, если температура тела отличается от температуры окружающей среды. – Доктор вздохнул. – После того как температура тела достигает внешних значений, она, ясное дело, такой и остается. Но можно вычислить, как долго она изменялась, то есть предположить, какое минимальное время прошло с момента смерти. – Патологоанатом глянул в конец страницы. – Вот. И как показало исследование, в нашем случае конечная точка сводится к более чем двадцати часам.

– Никто не сомневается, что все это очень интересно, – сказал Маттиас, не глядя на Тору. – Но я бы хотел знать, предположительно в какое время умер Гаральд и как это случилось.

– Да, конечно, извините, – ответил доктор. – По трупному окоченению можно заключить, что смерть наступила по крайней мере за двадцать четыре часа до того, как тело нашли, то есть временные границы несколько раздвигаются. Хотите ли вы, чтобы я подробнее остановился на трупном окоченении?

Тора и Маттиас ответили одновременно:

– Да, пожалуйста.

– Нет необходимости.

– Будем придерживаться этикета – решающее слово у леди. – Хафстейнссон лукаво улыбнулся Торе.

Она одарила его самой широкой из своих улыбок. Маттиас сердито на нее покосился, но Тора сделала вид, что не заметила.

– Как видно из названия, трупное окоченение – это отвердение тела после смерти. Такое состояние обусловлено химическими изменениями в мышечном белке от понижения кислотности мышечных клеток после смерти. Нет кислорода, нет глюкозы, и кислотность клеток падает. Затем, когда уровень нуклеотида АТФ падает ниже критического, наступает трупное окоченение, потому что АТФ предохраняет актин и миозин от соединения.

Тора собралась было спросить об этих интереснейших актине и миозине, но передумала, почувствовав, как нога Маттиаса давит на ее ступню. Вместо этого она многозначительно кивнула: дескать, понятно, – хотя не поняла ничегошеньки из того, что сказал патологоанатом. Зато статуя Маттиаса впервые за все утро улыбнулась.

Доктор продолжал:

– Сначала трупное окоченение происходит в наиболее активных мышцах и постепенно охватывает весь организм. Когда оно становится максимальным, тело костенеет, поза трупа фиксируется. Это ненадолго, затем тело вновь расслабляется. При нормальных условиях трупное окоченение держится около двенадцати часов, а в течение от тридцати шести до сорока восьми часов происходит расслабление. Что касается данного случая, где причина смерти – удушение, то процесс расслабления начался несколько позже. – Доктор поискал в бумагах и достал еще одну фотографию. – Смотрите: когда тело нашли, оно уже полностью затвердело.

Маттиас взял фотографию, хладнокровно на нее посмотрел и передал Торе со словами:

– Довольно неприятно.

Неприятно… Не то слово! Тора смотрела на молодого человека, которого по семейным фотографиям знала живым Гаральдом Гунтлибом и который теперь лежал на полу в неестественной позе. В досье нечеткие черно-белые копии выглядели не страшнее картинок из детского телевизионного шоу по сравнению с тем, что открылось ей сейчас. Рука Гаральда, поднятая и согнутая в локте, как будто указывала в потолок. Ее ничто не удерживало и не подпирало. Было совершенно ясно, что на фотографии – труп: лицо раздулось и опухло, странный цвет кожи отнюдь не является результатом того, что снимок плохо проработан. Больше всего напрягали его глаза, или, точнее, глазницы. Тора быстро отдала фотографию.

– Очевидно, тело к чему-то прислонили, и рука застыла в этой позиции. Разумеется, вы в курсе, что убийство совершили не в коридоре. Труп выпал из комнаты для ксерокса, когда в понедельник утром один из преподавателей открыл дверь. Судя по его рассказу, тело там спрятали. Оно или само привалилось к двери, или же убийца так и задумал и специально к ней прислонил. Дверь открывается наружу, это на фотографии тоже видно.

Маттиас внимательно разглядывал изображение, не проронив ни слова. Тора не захотела смотреть еще раз.

– Но вы так и не сказали, когда примерно он умер. – Маттиас вернул ему фотографию.

– Да-да, простите, – сказал патологоанатом, склонившись над бумагами. Найдя, что искал, он выпрямился. – С учетом содержимого желудка и скорости всасывания амфетамина расчетное время смерти где-то между часом и половиной второго ночи воскресенья. – Он оторвался от бумаг и объяснил подробнее: – Известно, что около девяти он ел пиццу, а перед уходом с вечеринки, приблизительно в одиннадцать тридцать, принял амфетамин. – Он достал еще одну фотографию и передал Маттиасу. – Усвоенная пицца прекрасно задокументирована.

Маттиас рассматривал снимок с безучастным лицом. Потом взглянул на Тору и улыбнулся второй раз за утро.

– Мечта, а не пицца…

Тора посмотрела на содержимое желудка Гаральда. Вряд ли она скоро закажет пиццу. Стараясь не терять самообладания, она вернула фотографию Маттиасу.

– Анализы сделали в институте фармакологии, их копию вы найдете в результатах аутопсии. Еще в желудке нашли наполовину переваренные таблетки экстази, но мы не знаем, когда он их употребил, поэтому для определения времени смерти они бесполезны.

– Хорошо, – сказал Маттиас.

Доктор продолжил:

– Кроме того, вскрытие показало, что через несколько часов после смерти тело перемещали. Это видно по синякам, которые формируются в нижних частях тела, как только прекращается кровоснабжение. Когда это происходит, кровь под воздействием силы притяжения начинает скапливаться. Как лужи. Мы заметили синяки в несообразных местах, а именно: на спине, ягодицах, икрах, но также на подошвах ступней, пальцах и подбородке. Места формирования были менее отчетливы. Это говорит о том, что тело сначала лежало на спине, а какое-то время спустя его поставили вертикально. Что тело перенесли, можно определить и по его обуви – на ней видны стертости. Некий нарушитель покоя мертвых тащил Гаральда за подмышки, а ноги волоклись. Для чего – можно только предполагать. Наиболее подходящее объяснение: убийца задушил Гаральда в своем собственном доме, но сразу избавиться от тела ему не удалось – возможно, из-за интоксикации. Почему он решил перенести тело в здание факультета – вопрос интересный, но не единственный, над которым придется поломать голову, занимаясь этим делом.

– А как насчет глаз? – спросил Маттиас.

– Глаза… – Доктор выдержал паузу. – Еще одна неразгаданная тайна. Семье Гунтлиб, кстати, известно, что их вынули уже после смерти, и, думаю, это может послужить им некоторым утешением. А вот зачем… Откуда мне знать?

– А как в принципе у мертвеца можно вытащить глаза? – поинтересовалась Тора, тут же пожалев, что спросила.

– Способов масса, – оживился доктор. – Скорее всего наш убийца использовал гладкий и ровный инструмент. Все приметы, вернее, их отсутствие, указывают на это, – произнес он и стал искать среди фотографий.

Тора поспешила его остановить.

– Мы вам абсолютно верим, спасибо. Этих фотографий достаточно.

Маттиас ухмыльнулся. Он был явно доволен, что она не выдержала, особенно после их пикировки в коридоре. Тора разозлилась и решила показать ему, из чего сделана.

– В начале разговора вы сказали, что аутопсия была необычная и странная. Что вы имели в виду?

Доктор подался вперед и просиял. Он явно ждал этого момента.

– Уж не знаю, насколько близки вы были с убитым, и, может быть, вас это не удивит… – Он взял несколько заранее отложенных в сторону фотографий и разложил их на столе перед Торой и Маттиасом. – Я имел в виду это.

Тора некоторое время разглядывала снимки, а когда в конце концов сообразила, что именно на них изображено, содрогнулась.

– Ваша реакция вполне понятна, – посочувствовал ей патологоанатом. – Гаральд Гунтлиб, очевидно, практиковал модификацию тела, как это называется в тех странах, где зародилась тенденция. Сначала мы подумали, что у него врожденная аномалия языка, но затем по рубцам поняли, что он сделал это недавно. И должен сказать, это вам не железки в языках у социальных извращенцев.

Тора смотрела на одну тошнотворную фотографию за другой, пока ее саму не затошнило.

– Прошу прощения, – пробормотала она сквозь стиснутые зубы и выбежала за дверь. Выскакивая в коридор, она услышала, как Маттиас сказал с притворным удивлением:

– Надо же, а ведь мать двоих детей.

Глава 7

В кафе Интерцентра было всего несколько человек. Тора предложила выпить кофе здесь, где можно спокойно разговаривать, не заботясь, услышит ли их кто-нибудь за соседним столиком. Они в одиночестве сидели в дальнем углу. Перед ними на украшенном мозаикой столике лежала желтая папка с материалами вскрытия.

– От кофе тебе полегчает, – сочувственно сказал Маттиас, глядя на дверь, за которой только что скрылась официантка, принявшая заказ.

– Я в норме, – огрызнулась Тора.

Она сказала правду – тошнота прошла. Выйдя из кабинета патологоанатома, она отыскала туалет и ополоснула лицо холодной водой. С ней такое уже бывало. Когда ее бывший муж только изучал медицину, он всюду разбрасывал свои учебники, причем оставлял их раскрытыми, и Торе становилось нехорошо, если она на них натыкалась. Впрочем, картинки в тех книжках даже близко нельзя сравнить с жутью, увиденной сегодня, – наверное, потому, что иллюстрации в учебниках все-таки обезличенные.

– Не знаю, что на меня нашло, – чуть мягче заметила Тора. – Надеюсь, доктор не обиделся.

– Фотографии не особо приятные, – произнес Маттиас. – Большинство людей отреагировали бы так же. А о докторе не беспокойся. Я сказал ему, что ты только-только оправилась от острого пищевого расстройства и все еще чувствуешь себя не очень хорошо.

Тора благодарно кивнула.

– Но что, черт возьми, это было?

– Когда ты ушла, мы их еще раз пересмотрели, очень подробно. Гаральд, похоже, испробовал все виды обезображивания тела. По словам доктора, самому старому уже несколько лет, но есть и такие, что сделаны всего пару месяцев назад.

– Зачем он это делал? – спросила Тора. Она не понимала, что заставляет молодежь так себя уродовать.

– Бог его знает, – сказал Маттиас. – Гаральд никогда не был абсолютно нормальным. С момента как я познакомился с его семьей, помню, что он постоянно ошивался рядом с маргинальными элементами. То это были защитники окружающей среды, то антиглобалисты. Когда он увлекся историей, я подумал, что наконец-то перебесился. – Маттиас показал на желтую папку. – Почему он стал заниматься всем этим – выше моего понимания.

Тора промолчала, размышляя об увиденном на фотографиях и о том, что это, наверное, очень больно.

– Но что именно это такое? – спросила она и сразу добавила: – Меня не затошнит.

Официантка принесла заказ – кофе и отдельно для Маттиаса экзотические закуски, которые подают только здесь. Они ее поблагодарили, подождали, пока уйдет, и Маттиас попробовал объяснить:

– Все это результат диких экспериментов и хирургических операций. Меня больше всего поражает его язык. Ты ведь поняла, что на одной из фотографий был рот Гаральда?

Тора кивнула, и Маттиас продолжил:

– Его язык разрезан вдоль, раздвоен, словно змеиный.

– А он после этого нормально говорил? – спросила Тора.

– Доктор говорит, что, возможно, он стал шепелявить, но не факт. Еще он уверяет, что слышал о таких операциях. Они очень редки, но Гаральд при этом не первооткрыватель.

– Но он же не сам себе язык разрезал? Кто их делает?

– Патологоанатом утверждает, что эта недавняя операция, потому что рубцы еще не зажили. Он представления не имеет, кто хирург, но говорит, что любой, у кого есть анестетик, зажимы и скальпель, сделает это довольно легко. Врач, ассистент хирурга, дантист… Еще он сказал, что этот же человек мог выписать антибиотики и обезболивающие, или имеет к ним доступ.

– Господи, вот и все, что я могу на это сказать! А что насчет всех этих штуковин: железок, шрамов, знаков, выпуклостей и бог знает чего еще?

– Гаральд вживлял себе под кожу всякие предметы, и на теле образовывались выпуклости в форме того или иного импланта. То же самое с шипами, которые, если ты заметила, торчат из его плеч. Мы насчитали тридцать два разных предмета, включая гвоздики, похожие на те, что ты видела на его гениталиях. – Маттиас смущенно взглянул на Тору. Она отхлебнула кофе и улыбнулась, давая понять, что ее это не волнует. Он продолжил: – Еще на нем были символы, и все они связаны с черной магией и культом сатаны. В общем, Гаральд трудился не покладая рук, чтобы себя как следует украсить, – на нем живого места нет. – Маттиас съел кусочек африканского фаршированного хлеба. – Кажется, обычный татуаж он не уважал. Эти шрамы…

– От удаления татуировок? – попыталась догадаться Тора.

– Нет-нет. Имеется в виду декоративное шрамирование, когда или делают глубокие порезы, или выкраивают лоскуты кожи так, чтобы в результате получился рисунок. На такое надо решиться. Доктор сказал, что от этого нельзя избавиться, разве только пересадить кожу, а это значит сделать еще больший шрам.

Гора не могла всего этого даже представить. В ее юности считалось чрезмерным, если в ухе более двух пирсингов.

– И еще я узнал от доктора, что один из порезов на груди Гаральда сделан уже после его смерти. Сначала они подумали, что это недавнее тату, но при более пристальном рассмотрении выяснилось, что нет. Похоже на магический символ…

Маттиас достал из кармана ручку и потянулся за салфеткой. Он начертил символ и подвинул салфетку к Торе:

– В чем тут смысл, никто не знает. Полиция не смогла его расшифровать, и не исключено, что убийца импровизировал на месте. По другой версии, преступник нервничал, и у него не получилось так, как он хотел. Вырезать по коже, наверное, трудно.

Тора придвинула салфетку и посмотрела рисунок. Он напоминал поле для игры в крестики-нолики. Только на концах всех линий имелись дополнительные перекрестья, а в центральном квадрате был изображен небольшой круг, от которого отходила горизонтальная черта с полукругом на конце.

Тора вернула салфетку.

– Увы, я ничего не понимаю в магических символах. У меня когда-то было руническое ожерелье, но я не помню, что там что означало.

– Значит, надо поговорить с теми, кто разбирается. Боюсь, полиция в эту сторону не копала. – Маттиас разорвал салфетку на четыре части. – Убийце зачем-то требовалось нанести этот знак, он вкладывал в него какой-то смысл. В большинстве случаев преступники думают лишь о том, как побыстрее скрыться.

– Быть может, убийца – психопат? – предположила Тора. – Вряд ли кто в здравом уме станет вырезать на теле руны и выковыривать глаза. – Ее передернуло. – Или же обкурился до потери сознания. А это похоже на того парня, которого держат сейчас под арестом.

– Может быть. – Маттиас пожал плечами и отхлебнул кофе. – А может быть, и нет. Нам бы встретиться с ним как можно скорее.

– Я свяжусь с его адвокатом, – сказала Тора. – Пусть организует свидание, это в общих интересах. Если мы найдем настоящего убийцу, то тем самым оправдаем его клиента. Но перед встречей надо изучить все улики, а для этого получить от полиции следственные документы. Надеюсь, мой запрос уже у них. Родственникам потерпевших материалы расследования обычно выдают без задержки, за исключением особо деликатных случаев.

Маттиас взглянул на часы.

– Не осмотреть ли нам сейчас квартиру Гаральда? У меня есть ключи, и полиция уже вернула часть изъятого при обыске.

Тора согласилась. Она послала сыну эсэмэску, попросив на обратном пути из школы забрать сестру с продленки. Как-то спокойнее, когда Соулей дома. Гильфи нормально реагировал на ее редкие просьбы, а она этим не злоупотребляла. Не успела Тора закрыть телефон, как пришло сообщение от Гильфи: «Ок когда верн-ся?» Тора тут же ответила, что около шести, и задалась вопросом: чего это Гильфи интересуется, когда она придет? Наверное, хочет, чтоб никто его не дергал, пока он играет на компьютере. Странно, в последнее время он стал ее об этом спрашивать довольно часто. Потом позвонила в офис предупредить, что задержится. Никто не снял трубку, и после пятого звонка включился автоответчик. Пришлось оставлять сообщение неизвестно кому. Подходить к телефону – одна из основных обязанностей Беллы. Торе иногда приходилось звонить в офис, но трубку снимали только в половине случаев. Она вздохнула, зная, что бессмысленно это комментировать.

– Я готова, – сказала она Маттиасу, который воспользовался паузой и доел свой деликатес. Тора выпила остатки кофе, встала и надела пальто.

Они подошли к кассе. Маттиас заплатил, подчеркнув, что все расходы за счет Гунтлибов. Тора не знала: он так сказал, чтобы ситуация не выглядела как его приглашение – а значит, свидание, – или же просто оповестил ее о положении дел. Она неопределенно кивнула и поблагодарила.

Они вышли на холод и забрали машину с крытой автостоянки. Квартира Гаральда находилась в Тингхольте – центральном квартале Рейкьявика, на Бергстадастрайти, недалеко от Хверфисгата. Тора хорошо изучила движение по Тингхольту, когда начала работать на Скоулавёрдустигур, и без проблем сориентировала Маттиаса, хотя иностранцы там обычно путались: улиц не много, но все узкие и с односторонним движением. Они припарковались у дома с величественным фронтоном. Это был двухэтажный особняк, в прекрасном состоянии, к тому же на одной из самых престижных улиц, и Тора даже не пыталась представить себе его цену. Теперь понятно, почему в договоре аренды Гаральда указана астрономическая сумма квартирной платы.

– Ты здесь был? – спросила Тора, пока они огибали дом и шли к боковому входу. Парадная дверь, выходящая на улицу, вела к апартаментам на нижнем этаже, где, как сказал Маттиас, жили владельцы дома.

– Да, был, – ответил Маттиас. – Два раза приходил с полицией. Им требовался свидетель, когда они изымали документы и вещи и когда возвращали. Но по собственному, так сказать, почину я здесь первый раз. Мы осмотрим квартиру более тщательно, чем это сделали полицейские. Они уже тогда были уверены, что убийца – Хюги, поэтому проводили обыск достаточно формально.

– А квартира такая же странная, как и сам Гаральд?

– Нет, вполне обычная, – сказал Маттиас, вставляя один из двух ключей в дверной замок. Ключи висели на брелоке с исландским флажком, и Тора предположила, что его купил сам Маттиас. Она не могла представить Гаральда в туристическом магазинчике среди традиционных шерстяных свитеров и чучел местных птиц.

– После вас, – произнес Маттиас, открывая дверь.

Не успели они зайти, как из-за угла появилась молодая женщина и обратилась к ним на хорошем английском.

– Извините, – сказала она, поеживаясь на ветру и запахивая кофту. – Вы представители семьи Гаральда?

Судя по одежде, она только что вышла из хозяйской квартиры. Маттиас протянул женщине руку и сказал по-английски:

– Мы уже встречались. Вы передавали мне ключи. Я Маттиас.

– Да, я так и подумала, – сказала женщина, улыбаясь и пожимая ему руку. Она была элегантна, стройна, лицо и волосы ухоженные, явно состоятельная. Лишь когда она улыбнулась, Тора заметила морщинки вокруг рта и в уголках глаз и поняла, что хозяйка не так молода, как показалось вначале. Женщина протянула Торе руку.

– Здравствуйте, меня зовут Гвюдрун, – сказала она. – Мы с мужем сдавали Гаральду верхние апартаменты.

Тора назвала свое имя и улыбнулась в ответ.

– Мы тут хотели бы осмотреться. Не знаю, долго ли пробудем.

– О, не беспокойтесь, – поспешила сказать женщина, – я вышла только спросить, известно ли уже, когда освободится квартира. – Она снова улыбнулась, на этот раз как бы извиняясь. – Нам поступают предложения, вы понимаете.

Честно говоря, Тора не понимала. Насколько она знала, Гунтлибы продолжали платить за квартиру, а это должно быть выгодно: получать деньги и при этом не иметь хлопот с жильцами. Она повернулась к Маттиасу, ожидая, что он ответит.

– К сожалению, неизвестно, – сказал он. – Но ведь срок договора пока не истек. Ведь так?

Гвюдрун немедленно извинилась.

– Пожалуйста, не поймите меня превратно – конечно, это так. Мы просто хотели бы знать, когда родители несчастного Гаральда планируют его расторгнуть. Это дорогая собственность, и всегда хорошо, когда находятся жильцы, которые в состоянии платить назначенную цену. – Она смущенно взглянула на Тору. – Нам поступило предложение от инвестиционной компании, не хотелось бы им отказывать… Отчасти это зависит от ваших планов. Вы же понимаете, что я имею в виду.

Маттиас кивнул.

– Я понимаю, но, к сожалению, обещать ничего не могу, – сказал он. – Многое зависит от того, что мы выясним, разобрав вещи Гаральда. Не хотелось бы упустить ничего, что может иметь отношение к случившемуся несчастью.

Дрожа от холода, женщина кивнула:

– Да-да. И если я могу как-то посодействовать, пожалуйста, непременно дайте мне знать. – Она вручила им свою визитную карточку.

Тора достала свою и протянула ей:

– Звоните, если вспомните что-нибудь, что могло бы нам помочь. Мы пытаемся выяснить, кто убил Гаральда.

Хозяйка дома вытаращила глаза.

– Но ведь убийцу уже арестовали!

– У нас возникли некоторые сомнения, что убийца именно тот человек, – как можно мягче сказала Тора, заметив, что женщина потрясена. – Не стоит беспокоиться. Кем бы он ни был, он вряд ли сюда заявится.

– Нет, не в этом дело, – пролепетала Гвюдрун. – Просто я думала, что все закончилось.

Они попрощались, и Тора с Маттиасом вошли наконец в прихожую. Белая лакированная лестница вела в апартаменты на верхнем этаже. Здесь же была дверь, за которой, как сказал Маттиас, находится общая бытовая комната. Наверху Маттиас открыл квартиру вторым ключом, и они вошли.

Первое, о чем подумала Тора, изумленно озираясь по сторонам, – что Маттиас довольно свободно обошелся с правдой, когда описал квартиру как «вполне обычную».