Текст книги "Претендент (СИ)"
Автор книги: Ирма Грушевицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 18
В некоторых областях Николас Холланд обладал почти энциклопедическими знаниями, но в том, что касается медицины, был полным профаном. Однако даже ему было известно, что мононуклеоз – та ещё гадость. Им болел Тим, его друг детства, и когда у Ника запершило горло, родители потащили их с братом на анализы. Слава богу, всё обошлось – если можно так сказать о гнойной ангине, надолго уложившей его в постель.
А Тиму, да – Тиму не повезло. Долго не выходил гулять, потом долго был на диете, всё время пил какие-то витамины. Школу пропускал. Ник таскал ему домашнее задание, передавал через его маму, миссис Сэнди.
Ох, как не хотел он этого для своего Лукаса.
Дьявол, как не хотел!
Квартира Элис находилась на втором этаже. Попасть в неё можно было только через магазин. Это Николас выяснил уже давно.
Он вообще всё о ней выяснил: где училась, где работала, и о квартире, и о квартале, где Элис жила с самого детства. И о семье тоже: о каждом из братьев, о родителях. Старшие Манфреди Нику нравились, пусть даже совсем не напоминали его отца и мать. Простые люди, добрые и душевные. Хотя, о миссис Манфреди он бы поостерегся так говорить. Ник видел эту строгую, неулыбчивую женщину на свадьбе Мэтта, но, возможно, это фасад, который приоткрывается только для близких.
И всё же, сегодня Элис позвонила не матери, а брату.
Невысокий лысоватый толстячок материализовался из ниоткуда, стоило Нику занести ногу над первой ступенью кованой лестницы, ведущей в квартиру Элис.
– Куда это ты собрался, приятель?
– Туда. – Ник кивком указал наверх. – К Элис.
– Тебя ожидают?
– А вы здесь что-то вроде привратника?
– И что-то вроде вышибалы тоже. – Коротышка выкатил вперёд грудь и опустил правую руку, которую до этого держал за спиной. Ник еле удержался от смешка, увидев зажатую в ней увесистую палку салями.
– Можете позвонить её брату. Он в курсе.
– Какому из?
– Тому, у кого в кобуре припрятано кое-что посущественнее колбасы.
– Не надо никому звонить, Энцо. Этого парня я знаю.
Из глубины зала к ним направлялся высокий рыжий ирландец, смутно знакомый. Скорее всего, они тоже виделись на свадьбе Мэтта, но вот имя его напрочь вылетело из головы Ника.
А вот широчайшая щербатая улыбка – нет. Кажется, именно ему в компании отца Элис он травил ирландские байки.
– Что, имя вспомнить не можешь? – Подмигнул рыжий, подходя к Энцо и несколько раз ощутимо хлопнув того по спине. – Надрался ты тогда знатно, сынок.
Подтрунивание казалось совсем незлым, и Ник с секундной задержкой протянул мужчине руку.
– Приветствую?..
– Мистер Лири. Для своих просто Рон.
– Приветствую, Рон. Как поживаете?
– Твоими молитвами. К Элис пришёл? А почему без цветов?
Ник на мгновение растерялся. От салями к цветам, да ещё с пятью шотами виски в голове – задачка не из лёгких.
Рон осклабился, обнажив в улыбке редкие крепкие зубы.
– Расслабься. Пошутил я. Элис цветы не любит, суровая она у нас девчонка. Лучше кусок хорошего стейка. Энцо, есть в холодильнике что-нибудь подходящее?
– А как же! От предыдущего поклонника осталось.
Если какой-то хмель и оставался в голове, то он быстро выветрился благодаря двум пожилым шутникам. Всё время, пока Ник резво поднимался по узкой винтовой лестнице, до него долетал их приглушённый смех.
Элис открыла сразу, будто ждала под дверью. Судя по искусанным губам и огромным заплаканным глазам на побледневшем лице, действительно ждала.
– Эдди, прости, я… – При виде гостя девушка запнулась и отступила в квартиру. – Т-ты?
– Я.
Ник попытался улыбнуться, но получилось плохо, потому что карие глаза Элис внезапно наполнились слезами, а из груди вырвался тихий всхлип. Недолго думая, он вошёл в квартиру и сгрёб её в охапку.
Это уже становилось привычкой, но Николас совершенно не был против ей потакать. Более того, он чувствовал, что именно так – правильно. Он там, где должен быть и делает то, что должен – успокаивает свою женщину. Потому касание губами темноволосой макушки казалось естественным делом, как и крепкие объятия, в которые он обернул невысокую фигурку Элис Манфреди.
– Защитников куча, а пожалеть некому. Бедный мой цветочек.
Как-то сразу вылетело из головы, что, вообще-то, он не должен здесь находиться. И плачет Элис не по причине обиды или ещё какой-то женской хрени, а из-за страха за сына. Он тоже переживал за Лукаса – так переживал, что поджилки тряслись, но всё же стоически держался, возможно, второй или третий раз жизни подставляя плечо близкому человеку. Понимание, что на него рассчитывают, не было внове. Внове – что рассчитывают безоговорочно.
Элис его совершенно не знала, но вот, смотри ж ты, снова доверяется. Снова обнимает в ответ и жмётся к его груди, как живой и тёплый слайм, просачиваясь через одежду прямо в душу.
Его поникший цветочек – грустный и трясущийся.
Прошло немного времени, и плечи Элис перестали подрагивать. Всхлипы перешли в сопение, а руки, до этого вцепившиеся в его свитер, расслабились и в благодарность быстро погладили его по спине – верх-вниз и так пару раз.
«Смутилась», – улыбнулся Ник про себя, но сам объятия не разжал.
– Прости, – услышал он приглушённый шёпот у своей груди.
– Ну что ты! Всегда пожалуйста.
Тёмная головка дёрнулась вверх, и на Ника уставились два опухших карих глаза.
– Не хочу этого «всегда». Он вообще никогда не болеет. Так, сопли и кашель, когда ноги промочит.
– Крепкий, значит. Это хорошо. Я тоже в детстве редко болел. Ангиной раз и ветрянкой. Хотя, мама уверяла, что прививку мне делали.
– Я тоже делаю все прививки. Но от мононуклеоза прививки нет.
– Почему ты решила, что это именно мононуклеоз? – мягко поинтересовался Ник, понимая, что давить на Элис сейчас не надо.
– Потому что горло красное и температура. Вдобавок, его диагностировали у Донни, а за неделю до этого Лукас ходил к нему на день рождения.
Голос девушки снова задрожал. Чтобы погасить зарождающиеся слёзы, Ник опустил голову и оставил на распухших губах быстрый поцелуй.
– Лукас спит?
– Что? А, да. Спит. Уснул полчаса назад.
– Окей. Надеюсь, кофе у тебя есть?
– Есть.
– Я люблю чёрный с тремя ложками сахара.
– Ла-адно, – протянула Элис, но с места не сдвинулась.
Ник никак не мог отделаться от мысли, что именно сейчас происходит та самая связь, которая склеивает их намертво. Он точно чувствовал потрескивание паучьей нити, выпускающейся из желёз или запястий – кто сейчас разберёт. Как не разберёт его это запястья или её. Края загогулины цеплялись друг за друга, образуя из паззлов цельную картину, где для него может быть только Элис, а для неё – только он. И разрази его гром, если он сейчас не видит это в её глазах.
Следующий поцелуй оказался длиннее, но ненамного. И прервал его тоже Ник.
– Потерпи, цветочек. Скоро я снова всю тебя зацелую. Ни миллиметра не пропущу. Как тогда, помнишь? – Цветочек помнил. Ник увидел это в слабой тени уже знакомого шалого взгляда в расширенных зрачках Элис. – А теперь свари мне кофе, и пойдём спасать нашего сына.
Глава 19
Кофеварка была древняя, капельного типа. Та, что с бумажными фильтрами. Кто знает, почему, но кофе, пропущенный через неотбеленную бумагу, казался Элис вкуснее.
Иногда, по выходным, она позволяла себе помедитировать, наблюдая, как коричневые капельки падают в широкую пузатую чащу, и какие ровные от них расходятся круги. В будни такую медитацию заменял уже готовый продукт – толстостенная керамическая чашка с горячим крепким кофе.
Сейчас же капли снова размеренно падали в чашу под её внимательным взглядом – не быстро и не медленно, именно так как она любила.
Кап-кап. Кап.
Медитация – «особое психическое состояние, достигаемое с помощью специальных упражнений в составе оздоровительных практик». Духовных и религиозных тоже, но к излишне набожным Элис себя не относила. Да и приземлена она была для духовного. Как, впрочем, и для физического. Под оздоровительной практикой не обязательно же должны подразумеваться специальные асаны и дыхательные упражнения, но и такое вот бесцельное смотрение на воду тоже.
На огонь, говорят, ещё помогает.
С огнём как-то не складывалось. Курить она пробовала – не понравилось. От ароматических свечей через десять минут начинало чесаться в носу.
Костер можно было попробовать, но какой костёр в квартире в центре Чикаго. Правда, в их домах до реконструкции были камины, но они давно уже заложены. Никто больше не топит дровами. У всех радиаторы – натянутый парафраз настоящему огню.
В доме, в котором Элис сейчас находилась, камин вполне мог быть – она ещё не успела это выяснить. А вон то сооружение в дальнем углу ярко освещённого заднего двора очень похоже на тент под барбекю. Значит, подразумевается, что и костёр здесь можно развести.
Лукас не любил темноту. Вряд ли данная прихоть может передаваться по наследству, но факт остаётся фактом: дом Николаса сиял как рождественская ель.
Когда они въехали на территорию, огороженную высокой живой изгородью из плотно посаженных туй, Элис впервые за последние сутки улыбнулась.
– На электричестве ты не экономишь.
– Не люблю возвращаться в тёмный дом.
– Детские страхи?
– Скорее, разумное опасение. Район здесь спокойный, но заботы о безопасности много не бывает. Всё это, кстати, регулируется удалённо. Умный дом. Радиус действия – три мили. Активируется через вайфай в смартфоне.
– М-мм. – Элис многозначительно покачала головой.
Радиус действия, значит. После таких слов она ожидала увидеть жилище в стиле хайт-тек со стенами в виде льющихся потоков воды, стеклянным куполом и серыми бесперильными лестницами. Вместо этого её встретила старая добрая классика викторианской эпохи, напичканная множеством современных штучек, странным образом идеально вписавшихся в интерьер. Кроме этой кофеварки – похоже, боевой подруги, из тех, что следует за своим полководцем из одной съёмной квартиры в другую, пока не оказывается на почётном месте в углу гранитной столешницы дизайнерской кухни.
Напрямую спросить случая не представилось, но Элис догадывалась, что отец её ребёнка из семьи с традициями. Определения «состоятельная» она старательно избегала. Но и этот дом, и клиника, в которой теперь наблюдался Лукас, криком кричали, что разговор идёт об очень больших деньгах.
Это тебе не бунгало на пляже. Это дом в Линкольн-парке за трёхметровым зелёным забором. И счёт за медицинские манипуляции, по которому ей придётся отдать все свои сбережения.
Ничего. Ещё заработает. Главное, что с Лукасом всё обошлось.
Ну, как – обошлось. Ангина – не мононуклеоз. И, слава богу, не дифтерит, который доктора тоже подозревали. Высокая температура сбивалась только с помощью капельницы, поэтому Лукас остался в клинике под присмотром врачей, а Николас привёз её к себе передохнуть, потому что его дом находился ближе.
Больше суток Элис держалась только на протеиновых батончиках из автомата и кофе. Первая чашка была разлита из такого же пузатого кофейника на её кухне и выпита за компанию с Николасом. Следующая – с ним же в ожидании вызванной им бригады парамедиков. Лукас спал, но электронный термометр показывал тридцать девять градусов. Она запаниковала, а Ник сразу схватился за телефон.
Моноспот-тест на мононуклеоз был сделан в машине «скорой помощи».
Её мальчик, ослабевший от температуры, так жалобно заскулил, когда врач потянулся к нему со шприцем, что Элис едва не выскочила с ним прямо на ходу.
Ни слова не говоря, Ник стянул куртку и закатал рукав джемпера, подставляя под иглу свою руку.
– Смотри, это совсем не страшно. Не скажу, что не больно, но точно не больнее, когда ломаешь нос. Ты ломал когда-нибудь нос?
Он обратился к их малышу, а сам незаметно сделал знак врачу, чтобы тот не мешкал.
Элис, хоть и была на расстоянии одного инфаркта, момент просекла и попыталась вовлечь в беседу беззвучно ревущего сына.
– Нос мы не ломали, да, малыш? Но вот коленки сдирали. Помнишь, как ты упал с самоката?
– Ды-ааа…
– Ты падал с самоката? И остался жив?
С таким восхищением, наверное, поклонники взирают на Тома Круза, когда узнают, что все трюки он делает сам.
Кивок Лукаса пришёлся как раз на момент, когда доктор протирал ему руку спиртовым тампоном, а Ник всё продолжал вещать:
– Героичнее парня в жизни не видел! Это же надо – упасть с самоката и отделаться содранными коленками. Я с велика однажды упал, так только штанину разодрал. Влетело конечно, но с кем не бывает. А тебе тоже попало?
– Нет. Мама плакала очень. Потом, когда я уже спал.
– Мамы – они такие.
Ник так на неё в тот момент посмотрел, что Элис сразу перестала дрожать, хотя до этого от переживаний у неё зуб на зуб не попадал. Или это горячее тельце сына, которого она держала на руках всю дорогу, пока они ехали в клинику, прожигало её грудную клетку – кто знает. Но она полностью отдалась этому сначала слабому, а потом уже ревущему потоку благодарности и признательности человеку, который взял на себя заботу об их благополучии. Отдалась и успокоилась, безоговорочно поверив, что всё будет хорошо.
Так и случилось.
Отдельная палата, забор анализов по приезду, мягкая кровать для Лукаса и диван для неё. Ник наотрез отказался куда-либо уезжать, поэтому пришлось потесниться. Но сначала они оба каждый со своей стороны держал за руку их мальчика, пока медсестра ставила ему капельницу.
Лукас капризничал. Ручка болела, горлышко тоже. Спать хотелось, но заснуть не получилось, и пока температура не начала снижаться, они все пережили не очень приятные минуты.
Их лечащий доктор испросил разрешение на использование лёгких седативных препаратов, и Элис пришлось подписать несколько бумаг. Но до этого Николас завалил врача вопросами о возможных побочных эффектах. К ответам она не прислушивалась, всецело доверившись по этом вопросу Нику.
– С вашего позволения, я всё равно сделаю пару звонков, – сказал он в конце и вышел в коридор. Доктор не обиделся. Или сделал вид.
От присутствия медсестры в палате они отказались и всю ночь в четыре глаза наблюдали за спящим Лукасом. Снова пили кофе, который Ник приносил из автомата, и много говорили. Возможно, рассказывали друг другу таблицу умножения – Элис не помнит ни слова из этих разговоров. Ник отвлекал её от тягостных дум, но они всё равно лезли в голову. Страшные истории про онкологические заболевания, которые начинались как простудные. Про инфекции, которые развивались так стремительно, что убивали человека в течение нескольких часов. В одном из детских садов на соседней улице недавно от менингита умерла девочка – женщины в магазине обсуждали. Даже думать об этом было больно, не то что представить…
В какой-то момент Ник взял её за руку.
– Элли, всё, что ты сейчас напридумываешь, останется только в твоей голове. Пожалей себя. И меня тоже, потому что видеть твой больной взгляд совершенно невыносимо.
– Ты всегда можешь уйти.
Даже затуманенный страхами мозг отметил, как сварливо это прозвучало. Слава богу, что Ник пропустил этот тон мимо ушей. Или же, как ранее их доктор, предпочёл не заметить.
– Никуда я не уйду, и ты это знаешь.
– Но я не могу выкинуть из головы все эти ужасы только потому, что тебе это не нравится!
– Я и не прошу, – Ник провёл ладонью по её щеке. – Но как убеждённый материалист знаю, что мысль нематериальна. И озвучивать страхи нужно. Хотя бы для того, чтобы изгнать их из себя.
– Я… – Элис всхлипнула. – Я боюсь. Он никогда так сильно не болел, понимаешь? А что если это одна из тех болезней, от которых дети умирают?
– Если я скажу, что мы делаем всё возможное, чтобы этого не случилось, ты мне поверишь?
Вторая ладонь легла ей на щёку, заставляя оторвать взгляд от сына и повернуть голову в сторону Николаса.
Он улыбался.
Пока она изводила себя тревогой этот стервец улыбался!
Конечно, чего ему не улыбаться, не смеяться над ней – глупой наседкой, трясущейся над своим цыплёнком. Ведь он не имеет никакого отноше…
Её лицо запылало так сильно, что Элис удивилась, как Ник не отдёрнул от него руки.
– П-прости, – пробормотала она, оказавшись загипнотизированной серыми глазами, казавшимися в этот момент почти чёрными. Это оказалась всего лишь мысль, но от её эгоистичности и несправедливости Элис стало плохо. Пока ещё Ник не сделал ничего из того, в чём она собиралась его обвинить. И, судя по всему, не сделает.
– Не надо всё на себе тянуть, цветочек. В хомут впрягается вторая лошадь.
Теперь уже улыбнулась она – слабо и почти болезненно.
– Обещай, что с ним ничего не случится.
– Не случится. Обещаю. Если Лукас пошёл в меня, то горло – его слабое место. У меня всё детство прошло в тонзиллитах. В восемь удалили миндалины, а до этого мятные леденцы и маршмэллоу были моими лучшими друзьями (Как лечат ангину в США – отдельная история – прим.автора).
– Думаешь, это наследственное?
– Очень может быть. Надо поговорить с мамой. Помнится, у неё был рецепт чая, от которого становилось легче.
– С мамой?
– Ну да, с мамой. А что тебя удивляет? – Глаза Ника снова улыбались, хотя он старательно пытался сохранить серьёзность. – Как у любого человека, у меня есть родители. Слава богу, живые и здоровые. А ещё куча родственников – кузенов и кузин, тётушек и дядюшек, и все они жаждут с вами познакомиться.
По спине Элис пробежал ощутимый холодок.
– Жаждут познакомиться? Ты рассказал им про… про нас?
– Пока ещё нет. Жду твоего разрешения.
Если его целью было отвлечь её внимание от насущных горестей, то Ник с лёгкостью её достиг. Элис отвлеклась. Так отвлеклась, что весь следующий день то и дело возвращалась к его словам.
Если раньше ей казалось, что это она позволяет Нику войти в их жизнь, то теперь оказалось, что и он радостно распахнул двери своей – для неё и Лукаса.
Какова была его жизнь? Что она знала о ней? Что знала о самом Нике? Кто он, чем занимается? Что любит, что терпеть не может? Только ли усталостью объяснялось её согласие поехать в его дом, или же она желала посмотреть, как устроен изнутри мир Николаса Холанда.
Да, фамилию его она знала благодаря Мэри, но на этом всё. Как-то не приходило в голову погуглить его имя, а стоило. Потому что, когда, закрывшись в туалете в палате сына, Элис это сделала, поисковая страничка выкинула больше тысячи ссылок и столько же фотографий.
Николас Холанд, тридцать семь лет, вице-президент компьютерного гиганта «Неотек» – «гений, филантроп, плейбой, миллионер». Почти Тони Старк. Только симпатичнее. На её вкус намного симпатичнее.
Прочтя несколько статей, Элис растерялась. Она едва перестала бояться Мэтта за его масштабность, как на её голову свалился не менее масштабный Ник. Понятно, что их с Лукасом жизнь теперь изменится, но готова ли она к этим изменениям?
И напрасно жать ответа на этот вопрос у цедящей по капле кофе старой кофеварки.
А как было бы здорово!
Глава 20
Следующая ночь обещала стать такой же бессонной, как и предыдущая, хотя и проводила её Элис не на диване в медицинской палате. Ей была предоставлена одна из гостевых комнат с отдельной ванной и огромной кроватью, застеленной новым, хрустящим бельём, но сон всё равно не шёл. Происходило это вовсе не по причине присутствия в доме мужчины, к которому она испытывала влечение, и не из-за самого влечения, а из-за этого дома. Вернее, того впечатления, что он на неё произвёл.
Нет, всё казалось очень даже пристойно. После того, как они поужинали, Ник провёл для неё экскурсию. Сначала по первому этажу, потом повёл в подвал, где был оборудован домашний кинотеатр, спортзал с бассейном и зона спа. В одной из гостиной на первом этаже она заметила бильярдный стол, а во второй – покерный. Там же находился большой зеркальный шкаф с напитками и барная стойка, завешанная светящимися в ярком свете хрустальными бокалами. Рядом с ней – узкая дверца, ведущая в прохладную комнату, где в специальных шкафах хранились бутылки с вином и отдельно – сейф для сигар. Электронный, с датчиком температуры.
В детстве она видела нечто подобное у одного из своих дядюшек. Тот специально пригласил родственников, чтобы похвастать приобретением. Отец тогда назвал это «вопиющим расточительством». Джакомо Манфреди ни то что сигары – сигареты в руках не держал, считая данную привычку признаком недалёкого ума и лени.
У Эдди большой стаж курильщика. Дурак и лентяй вряд ли дослужился бы до звания капитана. И всё же сигарный шкаф Николаса произвёл на Элис почти то же впечатление, что и на её отца.
Не дом, а логово сибарита. Неважно, что пашущего, как Джепетто (отец Пиноккио – итальянский аналог папы Карло – прим. автора).
Странное дело: чем больше Элис узнавала Ника, тем больше он от неё отдалялся. Делался недосягаемым через сигарные шкафы и дорогие клиники.
Уверенности в себе у неё всегда было в достатке, и всё же Элис вынуждена признать, что не сможет соответствовать Николасу Холланду. Это подруге легко говорить, что полюбивший её инвестиционный магнат всего лишь обычный мужчина, которому посчастливилось заработать большие деньги. Но теперь Элис сама находится на месте Мэри и прекрасно отдаёт себе отчёт, что эти слова – пустое сотрясание воздуха. И как бы ни было это парадоксальным, при наличии общего сына ситуация у неё намного сложнее.
Мэри пришла к Мэтту Крайтону чистым листом. И речь сейчас вовсе не о девственности, хотя Элис догадывалась, что Мэтт у подруги был первым. Мэри – сирота, выросшая в приюте и не имеющая за душой ни гроша. И опять же – дело не в деньгах. Душа Мэри была открыта для любви, неотягощённая ничем: ни прошлыми разочарованиями, ни обязательствами перед близкими. Не было у неё багажа, что есть у Элис и всегда будет. Потому ей сложно представить себя рядом с Ником в этом доме.
Лошадь, впрягшаяся в повозку, оказалась чистокровным рысаком. А на ней – всего лишь костюм пони, и она даже не будет пытаться за ним угнаться.
В самом начале этой истории Элис решила, что не будет препятствовать встречам Ника с сыном, хотя сама ещё не до конца поверила, что он – отец Лукаса. Симпатия между мужчиной и её мальчиком настолько сильна, что она будет последней стервой, если ей воспротивится.
Если то, что пишут в сети о достижениях Николаса правда, то мозги у Лукаса от папы. Преподаватель в технической школе хвалит её сына. Говорит, что для неполных пяти лет у него умственное развитие десятилетки. Потому она и возит его на те занятия, и Лукасу они нравятся. Техническая подкованность Ника поможет их мальчику многого достичь в жизни – это главное.
Но вот себя она рядом с Николасом не видит. Первое впечатление оказалось правильным: прожигатель жизни, пусть и с мозгами. Хотя, на её маленькой кухне смотрелся вполне органично.
Выбирая мужчину, мы с первого свидания пытаемся вписать его в свою жизнь. Иногда попытка не засчитывается, и первое свидание так и остаётся единственным. Чем старше становишься, тем качество этих свиданий повышается. Бывает, и пяти минут в компании человека хватит, чтобы понять, что он не то, что тебе нужно. Бывает, что и меньше. Но когда количество подобных встреч отчаянно стремится к нулю, учишься доверять интуиции. Иногда даже потому, что банально жаль терять время на попытку в очередной раз не испытать разочарование. Так было с Аланом. Так может быть с Ником. Раньше говорили о постели, но теперь уже и общий ребёнок – не повод для знакомства.
Что-то дёрнулось внутри на последней мысли. Что-то глубоко спрятанное. Вроде занозы. Будто когда-то она уже думала об этом. Или произносила эту фразу вслух.
Наверняка произносила. Только где и когда? И кому?
Как же хорошо, что никто из них не поддался искушению. За эти полтора дня Ник много раз до неё дотрагивался. И обнимал тоже. И целовал. Иногда глубоко, иногда едва касаясь губами её губ. Целью этих поцелуев так же было отвлечь Элис от переживаний, оказать поддержку, показать, что он рядом, что она – не одна. Такой же поцелуй Ник оставил на её губах, проводив до спальни и пожелав спокойной ночи.
Очень мудро и предусмотрительно – дать ей время на размышление. Она использовала его правильно. Всё проанализировала, сделала выводы, взвесила все за и против.
Ник и Лукас – да.
Ник и Элис – нет.
От поддержки отказываться не будет. От встреч тоже. Если надо, познакомится с его родителями – с её, слава богу, Ник уже знаком. Всё равно они будут встречаться в общей компании, и для заинтересованных лучше сразу расставить все точки над «i»: да, было, да, с последствиями, но как цивилизованные люди они научились с этим жить. Элис уверена, таких выспрашивателей будет не много. В этом прелесть зрелости: ты сосредотачиваешься на себе и перестаёшь лезть в жизни других. Для откровений у всех есть психотерапевты.
Может, и она себе одного заведёт.
В пять утра борьба с бессонницей была проиграна окончательно.
Подняться, умыться, принять душ и одеться – Элис всё делала неторопливо, тянула время хотя бы до приличных шести, когда можно будет спуститься на первый этаж к уже знакомой кофеварке.
Вчерашняя экскурсия окончилась на кухне. Пока Ник отвечал на телефонный звонок, она сделала им кофе. Чёрный с тремя ложками сахара для него и со сливками для себя.
Пили они его в тишине, в отличие от ужина, за которым много говорили. Разговор начался с общих тем, но они быстро съехали на Лукаса. Конечно, Нику хотелось поговорить о сыне. Элис такой интерес приветствовала и хоть была предельно уставшей, подробно отвечала на все вопросы: любимая еда, любимая игрушка, любимый супер-герой. Она была бы рада узнать больше о самом Нике, знания о котором сводились к восторженным речам сына и тому, что она почерпнула из интернет-статей, наскоро прочитанных в больничном туалете. Что-то останавливало задавать прямые вопросы. Возможно, та же усталость, а, может, предчувствие, что для неё это будет лишним.
Сливки стояли на том же месте – в дверце большого двустворчатого холодильника, до отвала забитого едой – свежей и в контейнерах. Кое-чем из этого они вчера ужинали. Холодный цыплёнок и запеканка из овощей – вкусно и питательно. На вопрос, откуда такое разнообразие, Ник ответил, что еду готовит домохозяйка, которая следит за домом и за тем, чтобы холодильник был полон.
– На случай вот таких неожиданных гостей, – улыбнулся он ей тогда, а враз помрачневшая девушка задалась вопросом: а часто ли здесь бывают «такие вот» неожиданные гости?
Судя по тому, что она увидела после, точно не редко. Потому и молчала за кофе, переваривая услышанное и увиденное, и мысленно прощалась со своими мечтами.
Их и мечтами-то не назовёшь – так, маленькие надежды, что вот он – простой парень без заморочек, который примет её такой, какая она есть. Местами сложная, местами наивная, но определённо готовая дать себе ещё один шанс на счастье.
Счастье в её представлении тоже было нарисовано акварельными красками – сплошные разводы, никакой конкретики. Лови момент, сестра. Жизнь скоротечна. Тебе уже тридцать – год-другой, и качество твоего оргазма будет зависеть от вовремя купленных батареек для той штуки, что лежит в коробке в глубине антресоли.
Да, у неё есть вибратор. И впервые воспользовавшись им, Элис разревелась.
Пора повзрослеть. И переставить коробку с ним поближе.
На этот раз обошлось без медитации. Пока готовился кофе, она писала записку. В духе Николаса расценить её ранний уход как бегство, а ассоциации с их первым утром Элис хотелось бы избежать.
Больше никаких поцелуйчиков и обнимашек. С точки зрения Николаса в них совершенно иная смысловая нагрузка, нежели она себе нафантазировала, иначе он давно бы перешёл к решительным действиям. И снова – хорошо, что не перешёл. Меньше всего Элис хотелось становиться в один ряд с «такими вот неожиданными гостями». Так что записка получилась длинная, со словами благодарности и заверениями, что она обязательно будет держать его в курсе состояния Лукаса. Подумав, Элис сделала приписку, что ему больше не нужно искать обходных путей и для встречи с сыном он может звонить ей напрямую. Телефон указывать не стала – наверняка, у Ника он уже есть.
Точного адреса дома Элис не знала. Открыв приложение вызова такси, девушка нажала кнопку определения места по геолокации. Откликнулись сразу несколько водителей. Вызвав того, что был дальше остальных, она решила дойти до ворот, чтобы звонок таксиста не побеспокоил Ника – времени на это должно хватить.
Входная дверь была заперта, но замок не представлял из себя ничего сложного. Обычная латунная защёлка на два щелчка. Элис повернула её, открыла дверь и тут же с визгом захлопнула обратно: барабанные перепонки взорвала пронзительная трель сигнализации.
Вот тебе и ушла по-тихому.
В ужасе она обернулась к лестнице, на которой мгновением позже появился взъерошенный полуобнажённый Ник.
Увидев её, он замер у первой ступеньки. Светлые брови удивлённо взлетели верх.
– Прости-и, – протянула она одними губами. Перекричать сигнализацию не представлялось возможным.
Понабилось некоторое время, прежде чем Ник разобрался в ситуации и, перепрыгивая через ступени, кубарем скатился вниз к блоку безопасности.
Быстрое нажатие клавиш, и в доме воцарилась звенящая тишина. Или это в её голове звенело, потому что Элис точно слышала как тяжело дышит Ник и как так же тяжело дышит она – будто вместе с ним слетела с той лестницы.
– Я чуть не обделался, – просипел он хриплым ото сна голосом, за левую половину груди. – Не знал, что она такая громкая.
– Прости. Честно говоря, мне и в голову не пришло, что дом может быть на сигнализации.
– Я же говорил, что серьёзно отношусь к безопасности.
– Ну что ты! Я это точно не в укор. Просто не хотела тебя будить.
Ник кивнул и окинул её быстрым взглядом. Заметив, что она полностью одета, мужчина нахмурился.
–Уезжаешь?
– Да. Поеду в больницу.
– Не рановато-ли? Лукас, наверное, ещё спит.
– Вот и хорошо. Не перепугается, когда проснётся, а меня нет.
– Я тебя отвезу.
Телефон пиликнул входящим сообщением о прибытии такси.
– Не надо. Машина уже приехала.
Ник крякнул, шумно вздохнул и, подняв руку к голове, взъерошил и так находящиеся в беспорядке волосы.
– Ты…ты точно не хочешь меня подождать? Я только оденусь и подгоню машину.
– Нет, правда не стоит, – Элис старалась, чтобы голос звучал строго, хотя вид заспанного Ника не мог не вызвать улыбку. – Иди, досыпай.
Она не стала ждать, когда он распахнёт перед ней дверь, и сама взялась за ручку.
– После созвонимся.
Утро было морозным. Оказавшись на улице, Элис поёжилась и накинула на голову капюшон куртки. Добежать бы до машины, а там уже тепло. Надо будет позвонить кому-нибудь из невесток, пусть привезут тёплые вещи Лукаса. Вчера ночью они уезжали в спешке, Ник нёс его укутанным в одеяле. Не хватало только простыть на обратной дороге домой.
– Элис!
Она обернулась чисто интуитивно, хотя пообещала себе этого не делать.
