Текст книги "Претендент (СИ)"

Автор книги: Ирма Грушевицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Лукас выглядел настолько счастливым, что у Элис щёки болели – так широко она улыбалась, радуясь за сына. Не в традициях семьи Манфреди подобный отдых, поэтому не удивительно, что её мальчик впервые держит в руках удочку. А уж пойманная рыба и вовсе лишила его на какой-то момент дара речи.

Прижатые к щекам ладошки – это всегда трогательно. Лукас с раннего детства именно таким образом выражал крайнее изумление. И когда в мультике что-то интересное увидит, и когда Элис играла с ним в прятки, прячась от малыша под платком. Нередко тем же самым, что сейчас у неё на голове – бабушкин подарок. После Лукас всегда заливисто смеялся, слюнявя засунутый в рот маленький кулачок.

Её счастье. Её гордость.

– Ты молодец, мой хороший!

Очень важно хвалить детей. Это она и без психологов знала, на собственном невесёлом опыте, к сожалению, пришлось убедиться.

Желание увидеть гордость в глазах родителей – естественное для малыша. Как и радость за его успехи.

Нет, у неё в детстве не всё так плохо было, и ей тоже доставалось любви, но Элис никогда не чувствовала себя… как бы это помягче сказать – важной для родителей, что ли. Наверное, это правильно, если в семье четверо детей, и никому из них не отдается предпочтение.

И всё же. Всё же…

Когда в её жизни появился Лукас, она сразу решила для себя, что обязательно будет им гордиться. И говорить об этом будет, и хвалить. И подбадривать, если нужно, и ни в коем случае не даст опустить руки. Она и сама никогда не опускала. Даже когда казалось, что весь мир против неё. Сегодня утром, глядя на спящего в гостиной мужчину, она снова это почувствовала.

Он был хорошим – этот Николас. Дружба с Мэттом тому доказательство. Элис не всегда понимала последнего, но всё равно, испытывала к нему уважение. Вряд ли Мэтт Крайтон стал бы держать вокруг себя недостойных людей. Все они – и Кристофер с Тейлором, и этот парень, с которым она сегодня танцевала, и многочисленные гости, приглашённые с его стороны, чьи имена она даже не пыталась запомнить, – все они производили крайне благоприятное впечатление. С такими людьми хочется быть рядом. Им можно довериться. Их миру хочется принадлежать. С ними можно быть той, кем она никогда не была.

Элис понимала, что в этом-то как раз и проблема. Они воспринимали её как равную, но она таковой не была. Львиную долю из этих людей она никогда больше не увидит. Как больше никогда в жизни не сможет снять на ночь этот коттедж.

Нет, ну если честно, то сможет, конечно. На счету достаточно средств и на ночь здесь, и на две – вот только зачем ей это делать? Зачем ей эти зелёные поля для гольфа? Эта яхта размером с плавучий дом? Это шампанское по триста долларов за бутылку – она же торговка, она представляет себе цены на всё, что подаётся к столу. И, нет – снобом она никогда не была и становиться не собиралась, но всё же на всякий случай попросила саму себя не обольщаться и не питать лишних иллюзий, что всё это каким-либо образом может в её жизни задержаться.

Именно поэтому она разозлилась на Николаса, когда тот принялся впечатлять её знакомством с хозяином клуба. Элис как бы в очередной раз тыкали в нос её же простотой, и то, что это проходило в доме, ей не принадлежащем, с дивана, который не она выбирала, раздражало вдвойне. И к утру это раздражение не ушло.

Ночью она спала плохо. Рано встала, приняла душ и, прежде чем выйти из дома, тщательно замазала синяки под глазами. Зная, что Лукас – тот ещё жаворонок, Элис поспешила в главный корпус, чтобы отвести сына на завтрак.

Шведский стол в ресторане клуба поражал разнообразием. У Лукаса глаза разбежались от желания попробовать всё и сразу. Особенно впечатлил его шоколадный фонтан. Элис едва перехватила руку, готовящуюся подставить под струю палец.

– Ты что! Нельзя!

В одну чашку она налила шоколад, в другую положила фрукты и хлебные палочки и, посадив Лукаса за стол, отправилась на поиски кофе.

Они долго завтракали, потому что после шоколада ему захотелось омлета с беконом. Потом хлопьев. Ещё шоколада, в который отправились сначала те самые хлопья, потом куриные наггетсы.

Постепенно ресторан заполнялся гостями.

Элис со всеми здоровалась, кто-то подсаживался к ним за столик, с кем-то она пересекалась возле раздаточных столов. Она искренне надеялась, что к тому моменту, как они вернутся в коттедж, её гость уже уйдёт. Лукаса следовало переодеть перед предстоящей прогулкой на яхте, и ей очень бы не хотелось отвечать на неудобные вопросы, который сын непременно задаст.

К сожалению, так и случилось, потому что Николас не ушёл.

– Мама, а это кто?

– Гость Мэтта. Ему не досталось номера, поэтому я предложила ему переночевать на нашем диване. – Лучше отвечать предельно подробно, чтобы не было надобности в следующих вопросах.

Но её сын никогда не был прост.

– А почему он спит в одежде?

– Не успел раздеться. Спать сильно хотел.

– И даже зубы не почистил?

– Представь себе!

– Его ты не ругала, – сказано с грустью.

– Зачем мне его ругать? Он же не мой сын.

– А можно я тоже, когда очень-очень захочу спать, не буду чистить зубы?

Внук торговца он и есть внук торговца.

– Когда очень-очень захочешь, то можно. Но только один раз.

А она – его дочь!

Они переоделись, привели себя в порядок, а Николас так и не проснулся.

Элис несколько раз проходила мимо дивана – тому хоть бы хны! Казалось, его из пушки не разбудишь – так крепко он спал. И не то чтобы сильно пьяный вчера был, а вот, смотри ж ты – дрыхнет без задних ног. Похрапывает даже тихонько. Лукас на каждый его храп закрывал рот ладошкой и мелко хихикал.

Разбудить мужчину Элис смелости так и не хватило. Но позже всё же отправила за ним Эдди. Он всегда меньше всех задавал вопросов, хотя, казалось бы, чем ещё заняться копу.

Правда, один вопрос Эдуардо всё же задал.

– Да неужто сподобилась?

Не совсем вопрос получился, скорее, восклицание. Подразумевалось, что оно должно было её рассмешить, но Элис неожиданно обиделась.

– Только не говори, что ты тоже мечтаешь меня хоть кому-нибудь сплавить.

– Элли, не начинай.

Только старшему брату и Мэтту она позволяла звать себя этим именем. Легкомысленным, детским, никак не соответствующим тому образу, что она сама про себя проповедовала.

Не с матерью и отцом, а именно со старшим братом она впервые почувствовала быть маленькой девочкой – Элли, которую ураганом унесло в неведомую страну и теперь её страшно от того, что ждёт её за пределами шаткого домика.

Она не знает, почему именно Эдуардо первому рассказала о своей беременности. Это случилось на дне рождения его жены, Кары. Она вызвалась отнести на кухню грязные тарелки, а Эдди там курил.

– Ну как ты, Элли? – спросил брат, и она неожиданно расплакалась. И так же неожиданно обо всём рассказала там же на кухне среди грязных тарелок и противней с остатками лазаньи, которая Каре никогда не удавалась.

Эдди поддержал. Настолько поддержал, что даже вызвался стать её союзником при разговоре с родителями. Или секундантом, потому что мать сразу зарыдала, а отец отсыпал в её адрес столько проклятий, что даже ей – двадцатипятилетней современной американке – стало не по себе.

Эдди помог всё это пережить. Даже пообещал посодействовать в поисках того самого Лиама, если когда-нибудь она надумает его найти. И так уж получилось, что за следующие пять лет Элис привыкла рассчитывать на старшего брата. Не то чтобы она этим злоупотребляла, конечно, но сегодня сам бог велел. Тем более что и Лукас куда-то запропастился, и ей пришлось отправиться на его поиски.

В следующий раз Николаса она увидела уже на яхте. Мельком, когда поднималась на верхнюю палубу, чтобы следить оттуда за Лукасом. Он вытребовал с неё обещание, что она обязательно будет смотреть, как он рыбачит. Для Элис провести время с сыном никогда не было проблемой, тем более что Мэтт решительно отстранил её от помощи Мэри. Следующие девять месяцев станут самыми счастливыми для подруги, и самыми тяжёлыми для её мужа. В душе Элис уже сочувствовала обоим, но всё же решила не вмешиваться. Да и диджейские сеты на верхней палубе слишком к себе влекли.

С Карой и Стефани, женой Нино, они допивали по второму бокалу шампанского, когда их привлёк шум на нижней палубе. Рыбалка началась. Подтянулись другие гости, и наверху стало не менее весело, чем внизу.

Лукасу повезло первому, и неизвестно кто был в большем шоке – она или сын. Конечно, в ней говорило шампанское, а может солнце или лихой ветер, что подхватывал полы широкой длинной юбки, закручивая её между ног. Неожиданно Элис почувствовала необычайный эмоциональный подъём, будто с этой маленькой рыбкой в их жизнь впорхнула сама удача.

Стюарды помогли поймать рыбёшку и вручили его перепуганному Лукасу. Он, конечно, скалил зубы в улыбке, но у Элис сердце разрывалось от нежности, потому что она видела, что её малыш отчаянно трусил. Он боялся эту маленькую рыбку не меньше, чем она его, но виду старался не подавать.

– Давай его отпустим, – проорала она, стараясь перекричать стоящий вокруг гам.

Лукас, похоже, обрадовался этому предложению и очень споро вернул рыбку ближайшему стюарду. Тот сразу опустил его в специально подготовленное ведёрко. Дети облепили его, рассматривая, как трофей её мальчика, расправив плавники, принялся наматывать по нему круги.

Рыбалка была забыта. Как и мама-болельщица.

Которую неожиданно выдернули из толпы две сильные руки.

– Надо поговорить, цветочек.

Глава 14

Ник тянул её за руку, а она шла. Не то чтобы совсем безропотно – в душе-то конечно, громко возмущалась, но не устраивать же сцену перед множеством полузнакомых людей. Да и, честно говоря, надоел он ей с этой идеей фикс по поводу их отношений. Ещё немного, и она действительно разозлиться. Николас не знает, как она может злиться – к счастью или к сожалению. Тут уж не до чужого мнения будет, тут главное, чтобы их яхта не повторила судьбу «Титаника».

Пока на борту её сын, родные и друзья, этого допустить нельзя. Собственно, именно поэтому Элис позволила Нику завести себя в одну из кают и только саркастически приподняла одну бровь, когда кликнула защёлка, отделяя их от внешнего мира плотной дубовой дверью.

Мужчина повернулся к ней, и её обе брови взлетели вверх – теперь уже от удивления.

Взгляд обращённых на неё серо-зелёных глаз был полон такой неприкрытой ярости, что удивление почти сразу сменилось испугом. Элис даже икнула: чувство страха ей было почти не ведомо, от того и не сразу определилось. На всякий случай, девушка попятилась, предпочтя отступить на середину комнаты. Что это было за помещение – спальня, столовая, кубрик, гальюн – она особо не разобралась: наступающий на неё мужчина полностью её заворожил.

На Элис редко когда кто-то злился. А так, чтобы по скулам ходили желваки, а губы были вытянулись в ровную жёсткую линию – тем более. Если дома случался скандал, всё происходило сразу – ругань, крики, заламывание рук. Такую вот белую ярость она ощущала впервые и, честно говоря, немного струхнула.

А Ник всё наступал и наступал, пока не остановился ровно в одном шаге и не задал совершенно неожиданный вопрос.

– Кто отец твоего сына, цветочек?

Страх немедленно сменился раздражением, а раздражение – злостью. Ни в одной из вселенных никто не мог обращать ярость в сторону её мальчика – напрямую ли, косвенно. Только что Элис была по-матерински счастлива, и в момент её идеального счастья кто-то влез в него своими грязными сапогами. Вернее, руками, спрятанными сейчас в карманы, но она почти уверена, что там эти руки сжаты в кулаки.

Кулаки, через неё направленные на Лукаса.

– Не твоё дело! – выпалила она и, сама того не осознавая, сложила руки на груди, защищаясь.

– Уверена? – Николас прищурился.

– Более чем. Ты за этим меня сюда привёл? Чтобы снова выносить мозг по поводу того, что я с тобой спала? Твои друзья знают, что ты психопат?

– Рядом с тобой я себя именно так и чувствую.

– Мне начинать звать на помощь, или сам откроешь дверь?

– Открою, когда ответишь на мой вопрос.

– Какой? Кто отец моего сына? А с какого дьявола я должна отвечать? Тем более, тебе!

– С такого, что у меня есть абсолютная уверенность, что это я.

Готовые сорваться с языка ругательства застряли в горле. Впервые в жизни Элис подавилась словами. Закашлялась так, что на глазах выступили слёзы.

Николас пережил эту истерику молча. Только жилка на виске подёргивалась и руки, на пример её, сложились на груди в замок.

– Я могу сразу послать тебя к чёрту, но из уважения к нашим общим друзьям всё же спрошу: что именно заставляет тебя так думать?

– Он рыжий.

– Кто? Мой Лукас?

– Да.

– Ну, его отец был светловолосым, так что это неудивительно.

– Это я.

– Нет, не ты.

– Я.

– Не ты.

– Я!

– Мать твою, Ник! – Элис воздела к небу руку, краем сознания отмечая, что почти повторила любимый жест своей матери. – Да не спала я с тобой! Не спала! Я тебя вообще тебя вчера первый раз в жизни увидела!

– Уверена?

– Р-рррр! – Она действительно зарычала и даже топнула ногой. Теперь уже от бессилия. Ну что за упёртый баран! – Уверена.

– Тогда назови имя отца своего сына.

– Лиам! – Легче было сказать правду, нежели дальше отнекиваться или называть вымышленное. Потому что это точно было не имя Николаса.

– Лиам, ясно тебе?! Не Ник. Лиам! Понял ты, нако-…

И снова это неприятное чувство захлёбывания, потому что после её эмоциональных выкриков стоящий напротив мужчина сначала побледнел, потом отшатнулся, а после и вовсе сделал шаг назад.

– Что опять? – выкрикнула Элис с раздражением. – Только не говори, что это твоё второе имя.

На мгновение ей стало страшно от мысли, что это так и есть, и ей самой в пору записываться на приём к психиатру. Николас смотрел на неё с таким изумлением, что в этот раз отшатнулась она. Мужчина помотал головой, отрицая её последнее предположение, но больше не говорил ни слова.

И она молчала, потому что понимала, что, каким бы странным не был этот Николас, что-то в её словах определённо произвело на него впечатление гораздо сильнее, чем должно было. Именно поэтому она не стала добивать его своими эмоциями, и постаралась сказать следующие слова как можно спокойнее:

– Его звали Лиам. Мы познакомились в Канкуне. Это был секс на одну ночь. И мне всё равно, как это выглядит, и что ты об этом думаешь.

Николас моргнул. Один раз. Другой. Потом дёрнулся, будто сбрасывая оцепенение, и почему-то начал бить себя по карманам – сначала по пиджаку, потом по джинсам, а после полез в их задний карман и с видимым облегчением выудил оттуда узкий смартфон.

Разблокировав его, он что-то сосредоточенно искал, споро проводя большим пальцем по экрану, и, не находя того, что нужно, всё больше и больше хмурился.

С нарастающей тревогой Элис внимательно следила за выражением лица Ника и именно поэтому уловила момент, когда он, наконец, увидел искомое. Движения пальца замедлились, потом стали редки, а после и вовсе прекратились. Что-то такое было там, на экране, что разгладило сурово сведённые брови и заставило дёрнуться в улыбке губы. Очень грустной улыбке.

Ник неподвижно смотрел в экран около минуты. Элис и сама предпочла не двигаться, чтобы не спровоцировать мужчину на новые неожиданные действия. На долю секунды ей показалось, что он и вовсе о ней забыл, когда, подняв на неё нечитаемый взгляд, Ник неожиданно протянул ей телефон экраном вверх.

– Это Лиам.

Именно потому, что это прозвучало как утверждение, а не вопрос, Элис вытянула шею и посмотрела в телефон.

А в следующее мгновение тихонько вскрикнула и закрыла рот ладошкой, почти сразу узнав парня, с которым пять лет назад провела ночь.

Да, это был Лиам. Она даже рубашку эту вспомнила – яркую сине-зелёную «гавайку», притягивающую взгляд и безумно идущую его рыжеватым, выгоревшим на солнце волосам.

Судя по разношёрстной полураздетой толпе на заднем плане, снимок мог быть сделан в вечер их знакомства. Лиам выглядел расслабленным. Стоя в обнимку с каким-то парнем, он широко улыбался на камеру. Красивый, белозубый, высокий. Немного ниже, чем его друг, но точно на порядок счастливее.

Второй парень тоже улыбался, но как-то вымучено. И вообще, рядом с Лиамом смотрелся довольно блекло: белая футболка, песочного цвета шорты и синие тенниски.

Не сразу, но Элис всё же узнала в нём Ника.

– Ты? Это ты? Ты тоже там был? – воззрилась она на него ошарашено.

Мужчина кивнул и безропотно отдал телефон, когда она едва не вырвала аппарат из его рук, чтобы впиться глазами в экран.

Точно Ник. Только на пару лет моложе. Немного худее, чем сейчас, и волосы подстрижены по-другому. А Лиам – Лиам точно такой, каким она его помнит.

– Когда это было?

– В тот самый вечер, когда мы познакомились.

– С Лиамом?

– С тобой.

Элис подняла на него полный разочарования взгляд: «Неужели, не надоело?»

– А с Лиамом когда познакомились?

– Шестнадцатого октября.

– Но это сентябрь!

– Восемьдесят шестого.

– Восемьдесят шестого, чего?

Она, наконец, оторвалась от телефона и внимательно присмотрелась к Нику. Он выглядел болезненным, почти как на том снимке: усталым, отрешённым, явно подавленным. И голос звучал так же отрешённо, когда он принялся телеграфным способом доносить до неё информацию.

– Восемьдесят шестого года. Пятнадцатого октября отец отвёз маму в больницу. Лиам родился в четыре утра. Мы забрали их через два дня. Мне было пять.

– Это… – Элис протянула телефон экраном вверх точно так же, как всего минуту назад делал сам Ник. – Это что, твой брат?

– Да. Брат. Младший брат.

– О, мой бог!

Глаза девушки с ужасом метались по лицу Ника в надежде уловить хотя бы малейший знак, что он всё это придумал. Что это странное совпадение, недоразумение, которое обязано быть им, потому что так не бывает.

Так действительно не бывает. Не может быть. Она давно придала личности отца Лукаса мифические черты Эго – папаши Питера Квилла – Звёздного Лорда из «Стражей галактики». Он появился на её пути лишь однажды, чтобы подарить Лукаса и исчезнуть в космических далях.

И вот теперь оказывается, что это вполне живой человек, а никакой не планетоид. Что он вполне по-земному родился шестнадцатого октября, у него есть брат, и если она захочет, то довольно скоро сможет его увидеть. А он – увидеть Лукаса.

Рука Элис взметнулась к горлу. Она почувствовала себя затравленной мышкой, загнанной в угол котом на потеху другому коту.

Осознать факт, что как раз сейчас их жизни окончательно меняются, не получалось. Она не хотела ничего менять, и на микроскопическую долю секунды позволила себе насладиться сладким неверием в реальность происходящего. Пусть лучше окажется, что она спала с этим самым Ником, нежели совершенно посторонний мужчина войдёт в их с Лукасом жизнь.

– Расскажи про тот вечер. Всё, как ты помнишь.

Это была небольшая, но всё-таки отсрочка, и Элис с малодушной радостью за неё уцепилась. Погрузиться в воспоминание казалось меньшим злом, чем оказаться в будущем, где она обязана будет отвечать на сложные вопросы, которые обязательно прозвучат. И не только от Ника.

Именно нервное напряжение сделало её многословной.

Элис начала с самого начала – с расставания с Аланом. Рассказала, что задумала эту поездку в качестве отрыва, но по-настоящему оторваться получилось только в последний вечер, когда она позволила двум девчонкам затащить её на вечеринку в незнакомый дом. Рассказала, как к ней подошёл Лиам, но они почти не говорили. А потом она увидела, как одна из её новых знакомых проверяет наличие гланд у довольно симпатичного парня с дредами.

– Я всегда была правильной. С тремя братьями по-другому и не получалось. И что дала мне эта правильность? Мне бы примеркой свадебного платья заниматься, да ломать голову над рассадкой гостей на банкете, а я сижу, пью пиво у обшарпанной барной стойки на краю мира и дивлюсь скорости, с которой люди ввязываются в отношения, пусть даже на одну ночь. Так может, это и правильно – жить сегодняшним днём, без обязательств и сожалений? И тут подходит симпатичный парень и говорит, что ему не нравится, что я грущу. Мне тоже не нравится. И я делаю то, что делаю.

– И что конкретно ты делаешь?

– Иду к нему в спальню.

– Ты знала, куда идти?

– Да. Спросила у кого-то. Второй этаж. Крайняя комната слева.

– Крайняя комната слева, – задумчиво повторил Ник и кивнул. – Хорошо. А дальше?

– А дальше – не твоего ума дело.

Странно, но он не обиделся и почти сразу задал следующий вопрос.

– Ты провела с Лиамом всю ночь?

– Да.

– И ушла под утро?

– Да.

– Сбежала?

– Можно и так сказать.

– Почему?

Элис хмыкнула.

– Что тут непонятного? Ни мне, ни ему это было не нужно – испытывать неловкость, когда ночь заканчивается, а о человеке, с которым ты её провёл, знаешь только имя.

– Значит, ты целенаправленно шла в хозяйскую спальню, чтобы провести там ночь....

– Да.

– … и утром уйти.

– Мне надо было на самолёт.

Наконец-то ей удалось добиться от него иной эмоции, кроме задумчивости. Ник вроде бы расслабился и, откинув голову назад, посмотрел на неё с большим интересом.

– Получается, Лиама ты больше не видела.

– Нет, не видела. Послушай, – Элис скривилась и потёрла ладонью лоб. – Я всё понимаю. Он твой брат и всё такое, но это будет слишком, если я попрошу тебя не лезть в это дело?

Ужасно сложно было подбирать слова. Элис понимала, как мелко звучит её просьба. И всё же надеялась, что Ник её поймёт и то, что он, по крайней мере её слушает, было хорошим знаком.

– У него, наверняка, своя жизнь. Может, есть семья: жена, дети. Может, он даже меня не помнит, а тут я огорошу его новостью о Лукасе. Не знаю, какие у вас отношения, но, подумай, нужно ли это Лиаму?

Ник как-то странно на неё посмотрел, что Элис мгновенно сжалась.

– Ладно, прости, – пробормотала она, понурившись. Похоже, она недооценила степень братской любви. Правда, случись такое с кем-либо из её братьев – ей тоже не смолчать.

Ладно, значит, им всем придётся через это пройти.

Как тесен мир! Кто бы знал, что они с Лиамом оба окажутся из Чикаго!

Погружённая в свои мысли, Элис не сразу заметила, как Ник оказался прямо перед ней, сделав последний, разделяющий их шаг. Девушка вздрогнула, когда неожиданно он взял её за руку и тихонько сжал.

– Ты просила не включать свет, хотя я несколько раз спросил, не ошиблась ли ты комнатой. Это действительно была спальня Лиама, но в ту ночь он отдал её мне. Ты представилась Скарлетт, а я знал, что это неправда, потому и назвал «цветочком». Ты ушла в моей футболке и даже не обернулась, хотя я попросил. Может, сделай ты это, не пришлось бы просить меня лгать покойному брату.

– П-покойному? – ахнула она, поражённо.

– Лиам разбился на мотоцикле через несколько недель после возвращения из Мексики. Если всё так, как ты говоришь, цветочек, то твой мальчик – не его сын, а мой.