Текст книги "Заложница мафии (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
Соавторы: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 32
Давид.
У меня кулаки сжались. Сильно, до ломоты в костяшках. Я давно не испытывал настолько сильного желания ударить человека. Тем более – девушку. Тем более – Славку. Смотрит на меня, глаза нараспашку, в них слезы блестят, смотрит в самую мою душу и лжет. Так нагло и откровенно мне никогда не лгали, ни разу в жизни.
И ударить хочется. Вымещая в ударе всю злость, все разочарование. Не так, как недавно по заднице шлепал, то только бабскую истерику унимать. По-настоящему ударить. Но…каким бы ни был мой отец, он все же воспитал меня мужчиной. Пусть жёстким, но не способным ударить женщину.
– Пошла на хуй, – чётко сказал я, по слогам почти.
Вышел в коридор. Вдохнул глубоко воздух. Потом ударил кулаком в стену – напряжение снять требовалось. Кулак обожгло болью, а стена окрасилась красными кляксами моей крови. Черт, легче только ни хрена не стало.
Славка бежала за мной. Говорила что-то. Я охране кивнул, её задержали. Не хочу её видеть сейчас, иначе точно не сдержусь. Я не был глуп. Я давно понимал, что её ко мне не случай привёл. Но я понимал и принимал игры во власть и деньги – они не бывают честными. Но то, что Славка ударит по самому больному, я не ожидал.
Снова вернулся в машину. Охрана, получившая люлей от Шерхана, на всякий случай заняла соседний автомобиль.
– Бухло принеси, – крикнул я, открыв окно.
Виски был тёплым. Похер. Сделал большой глоток, снова закурил. Мне пытались лгать. Когда молодой и зелёный был, только после армии, только развёлся, только деньги пошли… И бабы косяком пошли тоже. Многие хотели выскочить замуж за молодого военного в отставке, главное – богатого. Не раз и не два мне приносили полосатые тесты. Тогда только двухтысячные пошли, в ДНК тесты никто особо не верил. Тогда я не оскорблялся. Говорил либо сейчас дам денег на аборт, либо потом экспертизу и ни копейки, тем более резинками я всегда пользовался, о чем думали, непонятно. Ни один из рождённых так трех младенцев, ожидаемо, не оказался моим.
Но Слава не имела права. Несмотря на всю эту грязь, она была лучшим, что у меня было. Ебаный лучик света, который был, а потом рассеялся, исчез. Но сколько раз, за эти годы, когда херово было, я вспоминал, как она смеётся. Глаза закрывал и вспоминал. Заразительно, громко, запрокидывая голову. Так смеялась, что хотелось в охапку её, и зацеловать, наесться её смехом…
Еще глоток виски. Ещё. Голову поднял – Славка стоит в окне второго этажа и смотрит на меня. Не имеет права, понимаю пьяно я. Не имеет права пачкать меня своим лживым взглядом.
Жму на газ, сигналю, вынуждаю открыть ворота. Один из охранников подбегает наклоняется к окну.
– Давид Русланович, вам нельзя…
– Я тебя пристрелю, – спокойно обещаю я и достаю пистолет.
Ворота открываются. Дом далеко не в центре, кругом глухие заборы, пришлось порядком попетлять, пока нашёл ближайший кабак. Паршивый, стоит признать. Но там есть бухло. И бляди, наверняка, тоже есть.
– Виски, – объявляю я, вспоминаю свое тёплое пойло, что в машине пил и уточняю, – со льдом…
Я как раз допиваю второй бокал, когда приезжает Шерхан. Его люди рассредотачиваются по и так пустому залу, Шерхан тащит меня на улицу. За здание, там пустырь.
– Я, блядь, тащил трупы через пол страны, помог тебе сдохнуть, чтобы ты провалил все дело, набухиваясь по барам?
– Нахуй пошёл!
Он не имел права мне диктовать. Вытаскивать из бара вот так… Пусть сидит в своей крепости и наслаждается семейным счастьем. Ему меня не понять. Шерхан бросает что-то своим людям на своём же языке, а я на него бросаюсь. Мы дрались уже, бывало. Шерхан огромный и сильный, зато я хитрый и умный. Сейчас, кажется, я его ненавижу, а ещё я пьян. Я разочарован в этом ебаном мире. Мне прилетает по скуле, сильно, до звона в ушах. В честном бою мне не победить, делаю подсечку и Шерхан падает на землю, утягивая меня за собой. Лежим, дышим тяжело.
– Мне на тебя похер, – говорит он. – Но под тебя большие люди роют. Я рискую всем. Если из-за тебя с моей семьёй что-то случится…
Вспоминаю Белоснежку. Волосы светлые снова отросли, улыбается так, словно все знает. Маленькую принцессу Иман. Толстощекого Ибрагима.
– Прости, – честно говорю я, а потом меня как прорывает. – Она не имела права так лгать. Хотела, чтобы я спас её сына? Да я и так сделаю все, что могу! Но спекулировать тем, что он мой ребёнок? Я, сука, бесплоден!
– Сделаешь экспертизу, – устало говорит лежащий рядом на земле Шерхан.
– Мальчик далеко… А я хочу знать немедленно. Я хочу доказать ей, что она лжет.
Шерхан встаёт и мне помогает встать. Едем куда-то. По дороге я снова пью. Прибываем в закрытое медицинское учреждение, мне выдают одноразовую шапочку и медицинскую маску с халатом. А потом – стаканчик с завинчивающейся крышкой.
– Какого хера? – удивляюсь я.
– Иди уже, дрочи, – отмахивается Шерхан. – Не промажь только.
Он идёт к автомату с кофе, а меня ведут в отдельный кабинет. Я вовсе не хочу мастурбировать, к тому же я слишком пьян. Но мне нужны ответы. На столе журналы с какими-то голыми бабами. Мне достаточно вспомнить, как Славка лежала передо мной сегодня на столе. Трусы спущены, ягодицы алеют от моих шлепков. В штанах сразу становится тесно. Расстегиваю штаны и ширинку. Закрываю глаза. Думаю о Славке. О том, как её губы касаются моего члена. Как глубоко забиваю член в её рот, в самое горло. Кончаю. Отдаю стаканчик медсестре.
– Теперь что?
– Сказали, начнут делать сразу. Утром будет готово.
В душе не ебу кому принадлежит эта клиника, но я не собираюсь отсюда уходить. У меня есть виски и сигареты. И Шерхан есть тоже, пусть он и не в восторге от того, что пришлось из супружеской постели вылезти и со мной сидеть.
– Какой же ты охуенный, – сообщаю ему я.
Глаза закатывает. Просыпаюсь я утром в одном из кабинетов на неудобном жёстком кожаном диванчике. Все болит. Голова, спина, ноги блять. Все, что есть. Шапочка сползла набекрень. Накурено. Дверь открывается, в кабинет входит врач с листами бумаг.
– Это вы у нас тут ночью куролесили?
– Похоже на то, – соглашаюсь я.
Вздыхает. Садится за стол, на котором кружка, полная окурков. Ничего, я им хорошо заплачу, в обиде не останутся. Рассматривает листы и я понимаю, что это мои анализы.
– На что жалобы?
– Да ни на что, – честно отвечаю я. – Пьяный был…
Кивает. Смотрит на хаос, что творится вокруг и тоже закуривает, справедливо полагая, что хуже уже не будет.
– Сколько времени пытаетесь зачать ребёнка?
Всё же, врач, видимо и сам все понял по анализам.
– Не пытаюсь, – отрезал я. – Анализы я и раньше сдавал, меня признали бесплодным на все сто процентов.
Мужик хмыкает, потом выходит за кофе, приносит и мне стаканчик.
– Когда анализы сдавали?
– Да лет двадцать уже назад.
Снова хмыкает. Пьёт кофе, и я пью, и он кажется божественно вкусным, пусть и из автомата. В кабинет заглядывает Шерхан, потом снова дверь закрывает.
– Хороший мой, двадцать лет назад такая техника была, что хорошо, если вообще сперму в микроскопе видели. Давно нужно было перепровериться. Не могу сказать, что у вас все хорошо, но шансов на естественное зачатие, думаю, не меньше десяти – пятнадцати процентов…
Глава 33
Слава
Еще одна бессонная ночь позади осталась.
Я не плакала, нет, слез уже не осталось, в потолок только смотрела до самого рассвета, укутавшись в одеяло почти с головой. В доме тепло было, а я все мерзла.
Думала о последнем разговоре с Давидом, крутила мысленно его и так, и эдак.
Вчера рассказать Чабашеву о Сереже казалось правильной идеей. Он должен был знать.
Что не за чужим ребенком своих людей отправляет – за собственным сыном. Что не только ради меня и незнакомого мальчика старается.
Да. ожидаемо было, что не поверит сразу. Ожидаемо и все равно неприятно, больно даже.
Он так на меня посмотрел… Я этот взгляд до конца дней своих помнить буду. Точно я растоптала его, убила своими словами.
Я все видела, и кулаки сжатые, и побледневшее его лицо, красивое, но такое холодное и чужое в тот момент.
Думала тогда – ну сейчас точно ударит. И это будет уже не по заднице получить. Но он сдержался. Шарахнулся от меня в сторону, как от чумной, а потом дверью хлопнул со всей злостью, так сильно, что бзынькнули жалобно оконные стекла.
Мне хотелось за ним броситься, объяснить, сказать, что я не лгу, но я прекрасно понимала, это лишнее. В таком настроении, какой он был, лучшим было не подходить.
Мне снова осталось только ждать. Это я умела лучше всего.
Сейчас, даже несмотря на то, что Давида дома не было, морально легче стало.
Я знала, что Сережу пытаются вытащить. Да, он был у Виктора, и клиника охранялась надежно, но раз уж Давид смог найти трупы, чтобы изобразить нашу кончину, то и здесь должен справиться.
Тем более сейчас. Хочет он, не хочет, а от моих слов так просто не отмахнуться. Все равно будет об этом думать, так уж устроен наш мозг.
Под утро, все же, меня сморило коротким сном.
Мне снился Сережа – мы читали с ним большую книгу про астрономию, которую он попросил на свой день рождения. Книга была огромная, почти с его рост, плотные страницы, крупные картинки. Мы рассматривали ее всегда вместе, обнявшись, – сын читать научился рано, сам, без моей помощи, и с тех пор порывался читать сам, а я его за это ласково называла книгочеем.
– Мама, Плутон – это не планета, он карликовый, – с серьезным видом заявил сын, а я его в светлую макушку поцеловала, вдыхая глубоко самый родной запах.
А потом проснулась резко, глаза распахнула. Все тот же белый потолок, люстра трехрожковая над головой. Сына рядом нет, только запах этот будто до сих пор чувствую. На миг показалось даже – может, Давид его уже привез? Может, он вчера за ним отправился?
Я встала, чуть покачнувшись: голова закружилась, но медлить больше не могла. Спустилась по лестнице вниз, сердце учащенно колотилась. Я бы все на свете отдала, чтобы здесь, на первом этаже, меня уже ждал мой сын, чтобы бросился в объятия, крепко сжимая своими маленькими руками и шепча чуть слышно в шею «я тебя так люблю, мамочка, ты лучшая самая на свете!»
Но сына не было.
И Давида.
Запах, что после сна казался настоящим, тоже рассеялся, оставляя меня с жестокой реальностью наедине.
Я по-прежнему была одна в большом доме. Тяжело шаркая теплыми тапочками, я прошла на кухню, щелкнула включателем чайника по привычке. Даже если чай не пила – чайник всегда должен был быть горячим. Попыталась вспомнить, когда ела в последний раз, и не смогла. Не до еды было.
Бросила чайный пакетик в чашку, плеснула туда кипятка и села, в окно глядя. Там весна ранняя, от снега не следа уже, и небо чистое-чистое, голубое. На деревьях еще только-только почки собираются набухнуть, еще недели две три и пробьется первая листва.
Я мысленно посчитала – из срока, что мне отводил Виктор, осталось чуть больше половины. А мы уже таких делов наворотили… Я не знала, поверит ли он в нашу с Давидом смерть. Виктор был подозрительный очень и чуйка у него работала будь здоров. Поэтому он и продержался столько лет в своем опасном бизнесе.
О нем думать не хотелось.
Я подошла к окну ближе, грея руки о чашку, а потом увидела, как во двор машина заехала. Охрана пропустила, значит, свои кто-то, может, Давид приехал. Я не различала уже черные однотипные джипы, на которых мы передвигались, все они казались на одно «лицо».
Автомобиль бросили прямо перед окнами. Я услышала, как хлопнула дверь, а потом появился Давид.
Я на цыпочки привстала, пытаясь разглядеть, нет ли с ним рядом никого? До боли сжала ручку уцелевшей чашки, отсчитывая секунды, но моего сына там не было.
Только Чабашев.
Смотрю на его лицо, на суровую линию скул, на нахмуренные брови. А потом взгляд мой опускается ниже, и я вижу, как под распахнутым пиджаком прячется кобура наплечная. А в ней – пистолет.
Давид идет, печатая каждый шаг, походка решительная, а мне вдруг не по себе стало.
Зачем ему оружие здесь, в доме? Нас охраняет вооруженные люди, с автоматами, а ему – ему зачем?
Он загрохотал входной дверью, зашел. Я его не видела отсюда, слышала только, как он остановился, сделав несколько шагов. Под ногами хрустели осколки моего вчерашнего психоза, я не стала ничего убирать.
Крикнул:
– Мирослава!
И по голосу его не понять, что у него на душе. Нечитаемые интонации, абсолютно.
Прятаться было глупо, хоть и страшно, черт возьми.
– Мирослава!! – крикнул он еще громче, под подошвой его обуви снова осколки хрустят, звук приближается.
– Я здесь.
Я чашку отложила и пошла к нему на встречу.
Мы столкнулись в дверях кухни, так близко, лицом к лицу.
У него белки все в красных полопавшихся сосудах, темные тени под глазами залегли. Я чувствовала запах – видно, что ночь он коротал с алкоголем, хотя я ни разу его не видела пьяным.
Дышит тяжело, грудь широкая вздымается. Опёрся одной рукой о дверной проем, пиджак распахнулся снова.
– Садись, Мирослава, – сказал он, подталкивая меня обратно в кухню, – говорить будем.
А потом достал пистолет из кобуры и положил его на кухонный стол между нами.
Глава 34
.
Давид
Она на пистолет посмотрела и вздрогнула. Так и сидим, я на неё смотрю, она на пистолет.
– Убьёшь меня? – глухо спросила Славка.
Надрать бы ей ещё задницу, да запал прошёл, осталась только бесконечная усталость, да миллион вопросов впридачу.
– А если да?
– Ну, – пожала плечами она. – Закопаешь где-нибудь. Официально я уже мертва, думаю это не вызовет особых затруднений.
В её глазах такая же усталость. Изможденность. Тревога за сына. Сейчас, без грамма косметики на лице, с волосами забранными в пучок, она, пожалуй выглядела на свои тридцать три. Но значения это не имело. Во-первых она все равно чертовски красива. Во-вторых, она просто Славка. Славка это автомат по откручиванию мужских яиц. Наверное, перед ней ни один мужик бы не устоял. Я вот не устоял. Именно поэтому подставлять меня прислали её…
– Тебя прислали меня убить? – Вскинула взгляд, короткий, колючий, молчит. А во мне снова бешенство закипает, пусть что угодно говорит, не молчит только! – я тебя спрашиваю. Тебя прислали меня убить?
– Давид…
Крышу сносит. Встаю так резко, что падает стул. Обхожу стол, сажусь прямо на него, рядом со Славой, она снизу вверх на меня смотрит, в глазах и слезы, и упрямство. Беру её руку. Тонкая, ссадины только заживать начали, идеальный, совсем недавно маникюр немного подпорчен. Вкладываю в её руку пистолет.
– Стрелять тебя, наверное, учили? Учили, кого спрашиваю… – щелкаю предохранителем, устраиваю ее палец на курке. – Вот, смотри, как все просто. Бабы часто мажут, поэтому говорю – моё сердце вот здесь. В голову, конечно, надёжнее, но мне не хочется прощаться с мозгами, они мне были дороги при жизни, а сердце мне не особо жалко. Ну, чего ждёшь? Жми.
Так и сидим. В Славкиной руке пистолет, а я её за руку держу. Дуло аккурат напротив моего сердца. Славка белая, вся белая, как лист бумаги, весенние веснушки на носу стало чётко заметно на побледневшей коже. Трясётся мелкой дрожью, дышит через раз.
– Мне страшно, – просит тихо она. – Хватит, пожалуйста.
– Значит не убить меня должна была?
– Не знаю! – вспылила Славка. – Я ничего не знаю! Они пришли, забрали моего сына, велели залезть к тебе в кровать, что я и сделала! Больше ничего не знаю!
Становится горько от мысли, что вернулась она в мою жизнь потому, что её заставили. Но это не все вопросы. Я хочу спросить мой ли сын её мальчик, но формулировка будет неверной.
– Ты уверена, что твой сын от меня?
– Да. Да. Да, черт подери!
Отдергивает руку, отшатываетчя, пистолет падает между нами и громко, оглушительно стреляет, расшибая в щепу ножку стола.
– Не в меня, – меланхолично отмечаю я.
– Сумасшедший, – бросает Славка, и покачиваясь, словно пьяная, уходит.
В дверях стоит охрана. Отсылаю их жестом. Достаю телефон. Некоторые файлы продублированы в него из телефона Славки. Несколько фотографий моего сына тоже. Смотрю на него. Ищу свои черты. Черт, такое ощущение, что она заделала его от Есенина. Совершенно славянский ребёнок. Я не знаю, мой ли это сын, но в уверенность Славки верю. Другое дело, что правды и она может не знать.
Глазки смышленые. Упрямые, как у его мамы. Волосы белобрысые совершенно, хотя я брюнет, а Славка вообще шоколадная. Ни на кого ни похож.
А потом вдруг вспоминаю ту, которой так мало было в моей жизни. Мою маму. Она всегда платок повязывала, но иногда из под него выпадала прядь волос. Светлых, как лен. И ещё одно, совсем забытое воспоминание, мама у себя в комнате расчесывает волосы. Они длинные, светлые, сидит на стуле, а волосы почти до полу. Мне мало тогда лет было. Мать для меня особо не значила ничего, мы толком и не разговаривали. А тогда, в тот момент, я вдруг понял с удивлением – она красива.
– Это не значит ничего, просто совпадение, – пробурчал я. – Вообще ничего, так можно всех светловолосых детей себе приписать, включая Иман…
Кофе бы. Домработницы нет и кофе больше не появляется по щелчку пальцев. Имеется кофемашина, но на ней такая ебаная куча кнопок, что я подозреваю – чтобы научиться ею пользоваться, нужно получить ещё одно высшее. Сыплю молотый прямо в чашку, заливаю крутым кипятком, давлюсь этой жижей, заедая её сигаретным дымом. Становится немного легче, похмелье отступает, проясняются мысли. Звоню.
– Съемка местности нужна, – коротко говорю я в трубку. – План клиникики, прилегающей территории, и чтобы все чисто, без палева.
– Да я для тебя луну с неба достану, родной, – отвечает Шерхан и бросает трубку.
Ещё глоток кофе, ещё сигарета. Пистолет все так же на полу лежит. Прислушиваюсь к тишине дома – Славки не слышно. А мне вдруг остро хочется её слышать. Как сопит, когда спит. Напевает из душа. Шелестит страницами очередной книги.
Иду её искать. Не знаю, что скажу, но мне нужно, важно её видеть сейчас. Иду не спеша, но осознание накатывает на лестнице и словно мощным ударом выбивает воздух из груди. Не могу сдержаться, бегу. Господи, если только от возможности, что это мой сын, так за него страшно, не представляю, каково сейчас Славе…
Находится она в комнате, в том же кресле. Врываюсь, едва не снеся дверь с петель.
– Слава, – говорю я пытаясь восстановить сбитое дыхание. – Твои хозяева знают, что Сергей может быть моим сыном?
Глава 35
Слава
Давид меня пугал до чертиков.
Сначала – когда завалился с пистолетом в руках. Я думала, убьет, только за себя не так страшно. Когда у тебя есть дети, внезапно их жизнь становится куда ценнее собственной.
Страшно было с сыном не увидеться вовсе. Что ему придется справляться с жизнью без мамы, а с его астмой любой стресс мог спровоцировать приступ. И кто о нем позаботиться? Там, у Виктора я надеялась лишь на то, что в клинике ему смогут оказать нужную помощь. Но Виктор не благотворитель, чтобы держать у себя чужого ребенка, зачем? Неопределенность была страшнее всего. И если бы Давид не сказал, что Сережу привезет, я бы точно с ума сошла от отчаяния.
Я понимала – любыми способами бы искала возможность сказать Виктору, что жива. Даже если после этого план Давида провалился бы, у меня просто не оставалось бы иного выбора.
И за то, что Давид не дал мне предать себя еще раз, я была ему благодарна. Это трудно было объяснить словами, чувства вообще мало поддаются логике.
А сейчас Чабашев ворвался в комнату, дышал тяжело, точно за ним гнались, взгляд странный:
– Твои хозяева знают, что Сергей может быть моим сыном?
– Нет, – я головой замотала, а потом еще раз повторила, – нет, никто не знает.
Давид прошел дальше, устало опустился на свободное кресло напротив. Уперся локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.
Мы сидели так молча, несколько минут точно. Я разглядывала его темную макушку, в черных волосах уже встречались серебряные нити. Безумно хотелось провести рукой по его густым, жестким волосам, но ни к месту было. Я ладони спрятала, обнимая себя.
Это негаданный приступ нежности вряд ли нужен был Давиду. Но нужен был мне.
– Как вышло, что никто не в курсе?
Мы встретились глазами, сердце ухнуло вниз. Я никому об этом не рассказывала, столько лет эта тайна была лишь моей. И сейчас трудно было начать. Я прикусила губу, перевела взгляд куда-то за спину Давида, смотреть ему в лицо было трудно.
– Я должна была подкинуть тебе что-то, что именно не знала. Но поняла, что не смогу. То, что я к тебе испытывала…
Я замолчала. Слов любви я ему никогда не говорила, и сейчас они казались неубедительными. Как можно любить и предавать? Фальшью отдает, я бы сама себе не поверила. Но, тем не менее, Давида я любила.
Он молчал, выжигал взглядом в моем лице дыру. Я чувствовала, но упрямо не смотрела.
– В общем, я уже знала, что беременная. От тебя, – усмехнулась на этом месте, – прости, про свою бесплодность только ты в курсе был, и, похоже, Виктор.
Мне удалось спрятаться, благо накопленных денег хватало с лихвой. Я не привыкла кутить, жила довольно скромно. Адреса меняла, чтобы не нашли, а может, и не искали сильно – думаю, Виктор понял, что опасности ему я не представляла.
Он объявился, когда живот уже стал внушительных размеров. Со спины до последних месяцев невозможно было понять, что я беременна, даже походка не потеряла былую плавность.
Я шла по улице, в одной руке мороженое, в другой – сумка, на улице было тепло, дул южный ветер. Кто-то окликнул меня:
– Слава, – я обернулась, вздрогнув.
Мороженое упало под ноги, я смотрела на белую молочную кляксу, из которой торчал вафельный рожок, и ощущала дикий страх. Ребенок внутри толкнулся, упираясь пяткой в ребро, болезненно, и я автоматом положила ладонь на то место, где чувствовала его ножку.
Виктор шел в окружении своих преданных псов, люди, что двигались ему навстречу, спешно обходили, не желая столкнуться с ним.
– Вот это сюрприз так сюрприз, – он прищурился, окидывая мой живот своим взглядом.
– И вправду, сюрприз. Как ты меня нашел?
– Ну, дорогая, кто ищет – тот всегда найдет. Садись в машину и не дури.
Один из его людей взял меня под локоть, но я дернула рукой:
– Я беременная, с таким животом не убегу. Не надо меня держать.
– Отпусти, – равнодушно сказал ему Виктор, – Мирослава умная девочка.
Мы сели в автомобиль с номерами нашего региона, я устало вытянула ноги, ощущая, как ноет поясница. Ребенок беспокойно ерзал, я гладила живот и старалась не думать о том, что меня ждет впереди.
– Это была глупая идея, Мирослава. Чей ребенок?
Я знала, что про Давида нельзя говорить ни в коем случае. Если он поймет – отберет ребенка и будет шантажировать Чабашева до скончания веков. Мой сын – а к тому моменту я уже точно знала, что жду его, – не должен был стать разменной монетой в играх взрослых дядей.
– Мой.
Виктор потянулся ко мне и стукнул по губам. Так же, как обычно, без скидки на то, что у меня торчал огромный, необхватный живот, на который еле натягивалась одежда.
– Не заставляй меня становиться плохим полицейским, – спокойно произнес он.
– Случайный мужчина, – вздохнув, сказала я, – он помог мне сбежать, я трахалась с ним в знак благодарности. Когда поняла, что беременна, аборт делать было поздно.
– Маленькая грязная шлюшка, – удовлетворенно кивнул Виктор, ему нравилось так называть меня. – Когда тебе рожать?
Я назвала срок больше своего на три недели, я и врачу говорила так же. Чтобы создать иллюзию того, что это чужой ребенок, не Давида.
Виктор замер, шевеля губами, я знала, что он считает, дураком он не был.
– На первый взгляд совпадает все. Ладно, поехали домой, там разберемся.
Наш автомобиль к тому времени уже выехал из города, моя кошка, мои вещи, в том числе и те, что я покупала ребенку, остались на съемной квартире.
– Виктор, – сказала я устало, обращаясь к нему, – если ты захочешь что-то сделать с моим ребенком… Знай, я без него жить не буду. Я найду любой способ сдохнуть сразу же.
Дай мне родить.
Он смотрел на меня зло, я знала, что он совершенно не любит, когда условия диктуют другие люди.
Но, по неизвестной мне причине, он согласился. Поверил, может быть, а может, им двигало что-то другое. Но он позволил мне родить Сергея, а потом помог с документами.
Наверное для того, чтобы в отведенный час спросить с меня за все сделанное им в ответ.
