Текст книги "Заложница мафии (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
Соавторы: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 12
Слова Мирославы не шли из головы.
Про то, что детей у нее не будет, думал. В этом мы с ней похожи оказались.
Только мне, мужику, перенести их отсутствие проще, чем ей. Не так больно. В моем мире жизнь не крутилась вокруг младенцев, о наследниках своих капиталов я не думал. Кричащие отпрыски вызывали больше недоумение, чем желание ими обзавестись.
Только Славка – это не я.
Может, потому она так с племянником и возится? Племянник…
Всю обратную дорогу до дома я крутил наш с ней сегодняшний диалог то так, то эдак, и понимал: цепляет меня что-то, а что – понять не могу.
Какая-то фраза, какой-то факт, который уловить не мог никак, но из-за этого Славкины слова вызывали сомнения. Как и все ее появление в целом.
Дома прошёлся по квартире, вслушиваясь в ее тишину, а потом сел на кресло, вытягивая ноги. После секса была приятная усталость. От меня пахло Славкой. Лёгкий, ненавязчивый запах, с перчинкой.
– Вовчик, – позвонил своему начальнику охраны, – а поставь-ка ты за нашей девочкой пригляд. Кто приходит, кто уходит, кто звонит.
– Будет сделано, – коротко отрапортовал он.
Вовчик после недавнего покушения на меня выслуживался.
Ещё бы – пока они хлебала раззявили, меня Славка за ноги за гаражи тащила, это она мне жизнь спасала. Другой вопрос, что мои бойцы врагов положили и первые на место прибежали.
По хорошему, за такое надо было всю охрану менять нахрен, искать других людей. Второго шанса меня защитить у них могло и не быть.
Но я не стал. Хер знает, почему, доверился Вовчику, может. Знал, что он за меня любого порвет. Да и искать новых сейчас было опасно. Людям со стороны я верил ещё меньше.
Головная боль, что на время стихала, снова дала о себе знать. Запульсировало в районе гематомы, заныли швы. Я достал таблетку обезболивающих, выписанных врачом, запил минералкой в три больших глотка, а потом бухнулся в кровать. Так и остался лежать, не раздеваясь, а потом забылся до утра тяжёлым, беспокойным сном.
На следующий день зарядил дождь, мелкий, серый. Остатки грязного снега превращались в лужи, я смотрел на город из окна своего автомобиля по дороге в офис. Охрана ехала вплотную, рядом с другим водителем сидел Никита.
На работе скопилось немало дел, утро прошло в телефонных переговорах. На днях должен был состояться транзит оружия через наш город, и я отвечал за безопасность мероприятия. Теперь мои каналы покрывали все ближайшие регионы, на это потребовалось несколько лет, но результат того стоил.
Деньги. Просто огромные суммы, которых можно было добиться разве что наркотой, но ею я не занимался.
Впрочем, ни само оружие, ни войны я не любил. Для меня это был всего лишь бизнес, без нравственных или аморальных целей и прочей политической хуеты.
Я видел только цифры: доходы, расходы, маржа.
Все остальное – от лукавого.
В обед я спустился в ресторан, но поесть так и не успел: объявился Вовчик, правда, по телефону.
– Ты помнишь, что в Греции гонцу с плохими новостями отрубали голову? – сказал в шутку, но голос мой был серьезный.
– Так мы и не в Греции, Давид Русланович, – так же серьезно ответил он, после чего сразу к делу перешёл, – помните того типа, у которого Мирослава бабки выиграла? Он к ней в номер пришёл.
– Так-так-так, – я по столу пальцами забарабанил. Борова я сразу вспомнил, его жирное лоснящееся лицо.
Какого лешего он к ней притащился? В голове сразу несколько вариантов возможных, но, сука, не один сне не нравится, не один. – А она что?
– Ее пока на месте нет, обедать ушла.
– Внутрь зашёл?
– Да. Может, выцепим?
– Давай, – легко согласился я, – только шум не поднимайте. Побеседуем, зачем он к женщинам в номер без приглашений захаживает.
Вовчик перезвонил через полчаса, называя адрес, куда подъехать. Славка об исчезновении негаданного визитера не узнала, а может, виду не подала. Все это ещё вызывало много вопросов, вот в этом Боров мне и должен был помочь.
После Вовкиных предварительных ласк выглядел он паршиво. Ребята парня привезли в один из старых складов, что принадлежал мне, но был записан на других людей.
– Ну, здравствуй, мил-человек, – я подошёл к Борову, останавливаясь от него в паре шагов. На лице у того расплывался внушительного вида синяк, из разбитой губы сочилась кровь. Теперь он мало походил на человека, способного просрать пять лямов в казино. – Давай знакомиться. Кто я такой знаешь?
– Знаю, – сказал он и сплюнул, густая вязкая слюна скатилась по подбородку, да так и застряла на небритом лице.
– Вот и хорошо, – кивнул я, – а теперь расскажи, какого хрена ты в чужой номер залез?
Он на меня не смотрел, глазенки так и бегали по сторонам, точно придумывал, что ответить. Я сощурился недовольно:
– Соврешь, будет больно. Очень больно.
Боров заерзал, дёргая рукой, прикованной наручниками к трубе:
– Да чего врать-то? Денег я вернуть хотел. Не мои это бабки. Чужие просадил.
– Как звать-то тебя, везунчик? – спросил мягко, доставая сигареты и зажигалку. Прикурил, выпуская дым в потолок.
– Алексей, – нехотя сказал он.
– Алеша, значит. Так вот, Алеша, чужие деньги проиграть – это плохо, но к чужой женщине залезть – ещё хуже. Ты ведь не поговорить к ней пришел. И деньги она просто так тебе не отдала бы. Так?
– Так, – согласился он, лицо Борова стало красным, он весь вспотел.
– Нельзя так с женщинами, нельзя, – покачал я головой, а потом кивнул ребятам, – научите его вежливости, чтобы в следующий раз думал, прежде чем делать. И не отпускайте пока. Пусть у нас посидит.
Охранники кивнули. Дело они свое знали, в этом я не сомневался.
Вышел на улицу, докуренную сигарету в урну бросил.
Вроде разговор с Боровом был коротким и понятным, а все равно не складывалось все. Что-то было не то, а что именно – нужно узнать, пока не поздно.
Сел в машину, кивнул водителю:
– Давай-ка до Славы прокатимся.
Глава 13
Мирослава
Я не находила себе места. Тревога просто выедала меня изнутри. Не раз хотелось все бросить, купить билет на ближайший самолёт, вернуться, упасть в ноги Виктору и умолять. Ради всего того, что нас связывало. Не любовь, нет. Долгие годы совместной работы, даже почти дружбы, которая из вражды началась. Он же обещал меня отпустить, обещал. Я все отдам, что есть, пусть только вернёт мне моего сына, больше ничего мне не нужно…
– Всё пошло неправильно, – прошептала я. – Давид слишком умен, у меня нет и шанса…
Опускала ладонь на плоский живот, вспоминала, каким он был раздутым, как шевелился внутри ребёнок. Кажется, так давно уже было, шесть лет прошло, все помню, как сейчас. Вырванная мной у судьбы беременность, ворованная…
В номере тихо. Телефон я раньше всегда на беззвучный ставила. Теперь нет. Боюсь пропустить тот самый важный звонок. И все равно, когда телефон звонит, я оказываюсь не готова. Бросаюсь к нему, руки дрожат, едва не роняю. Виктор.
– Алло!
Голос срывается в едва слышный шёпот. Это видео звонок. Смотрю на Виктора, он изменился за последние годы, что мы не виделись. Не в лучшую сторону. Раздобрел, лысина светится и капелька пота. Значит, волнуется, отмечаю я.
– Какого хуя? – спрашивает он, пытаясь быть спокойным. – Какого хуя, милая, происходит?
– Я же все объяснила, – терпеливо объясняю я. – Я не имею отношения к неудавшемуся покушению. Я буду говорить вам все, что знаю…
Я должна быть послушной и терпеливой. У них мой сын, весь смысл моей неудачной жизни. Ради него я сделаю все.
– Леха у них! – кричит Виктор. – Ты нас всех сдала!
– Ты знаешь, что это не так, Вить…
Употребляю уменьшительно-ласкательную форму имени, как тогда, когда мы были ещё по одну сторону баррикад, чтобы попытаться разбудить в нем былые дружеские чувства. Но нет.
– Щенка тащи, – бросает кому-то он.
И я не сразу понимаю, что щенок – мой сын. А когда доходит, меня парализует от неизбежности происходящего. Чувствую, как ладони становятся скользкими, по спине стекает, щекоча кожу, капля пота. Всё будет хорошо, говорю себе, и сама себе не верю.
– Мама! – кричит Серёжка.
Жадно осматриваю его. Ни синяков, ни ссадин не вижу, щеки кажется, ввалились, глаза блестят лихорадочно, может плакал снова?
– Мой мальчик, – пытаюсь улыбнуться я. – Мы скоро снова вместе будем, только будь сильным ради мамы пожалуйста…
– Мама, забери меня, забери я всегда буду слушаться и игрушки свои убирать…
Он не плачет. Словно устал уже. В детских глазах страх. Его попытки предложить что-то взамен своего счастья убивают меня.
– Мама заберёт тебя, если будет умницей, – зло сказал Виктор. – А пока она, блять, плохо себя ведёт! Не думай, Мирочка, что я из-за тебя твоего сына пожалею. Слишком большое ставки в этой игре, моя жизнь на кону. Мне моя жизнь дороже жизни твоего выблядка.
Поднимает Серёжку за шкирку. Виктор раздобрел, но все ещё очень силен, и мой сын в его руках такой маленький. Как спичка – чуть надави, и переломается навсегда пополам.
Барахтается, пытаясь высвободиться, даже, дотянувшись, пнул моего мучителя. Мне закричать хочется, и сил нет. Хочу остановить все это, но путь только один.
А потом лицо Серёжки бледнеет. Кулаки сжимает. Вижу, как напрягается его грудь, в попытке вдохнуть. Приступ начинается у него, а дышать не могу я, пусть и нахожусь в нескольких сотнях километрах.
– Лекарство, – сипло шепчу я. – Пожалуйста, Виктор, дай ему лекарство.
Виктор отпускает моего сына на пол, я больше не вижу ребёнка, угол стола мешает. Наклоняется ближе и шепчет в самый глазок камеры.
– Если провалишь дело, твоему ребёнку хана.
– Мама, – хрипит Серёжка. – Мама…
– Лекарство! – уже кричу я. – Инъекцию, это быстрее будет! Сейчас, прямо сейчас!
Звонок обрывается. Перезваниваю, меня лихорадит так, что попасть не могу в телефон, пальцы трясутся, не слушаются совсем.
Трубку не берут.
Виктор не может ответить, он делает моему сыну укол, убеждаю себя я. Безуспешно. Хочу выть от осознания какой глубины яму я сама же себе вырыла – краёв не видно.
А вместо этого пальцы свои кусаю, до боли, боль – отрезвляет.
Номер у меня люкс, большой, со смежной гостиной. Я сижу в комнате на полу, сердце стучит так сильно, что не сразу различаю звук чужих шагов. В комнате полумрак, окна зашторены, но я все равно узнаю силуэт, появившийся в дверях. Из сотен тысяч узнаю.
– Мама? – спрашивает Давид. – Он зовёт тебя мамой?
– Я растила его с самого младенчества, – делаю попытку отолгаться я.
Какую часть разговора он слышал? Что именно? Если и слова Виктора, то всему настал пиздец, иного слова не подобрать.
– Я слышал твой голос, – он все ещё показательно спокоен. – Наверное, так львица будет бросаться на защиту своего детёныша. В твоих глазах слезы.
– Соскучилась просто, – слабо улыбаюсь я.
Он подходит ближе. Наклоняется. И первый раз в жизни бьёт меня – пощечина хлестко обжигает кожу.
– Не. Лги. Мне, – чётко и раздельно говорит он. – Не лги, Славка, иначе я убью тебя прямо сейчас.
Я плачу. Не от боли. От страха, что сейчас все провалится. Я не могу ему лгать, но обязана это делать. Не хочу быть здесь, хочу быть с сыном, но…
– Да, это мой сын, – говорю утирая слезы. – Моя работа слишком…опасная. Я хотела обезопасить его максимально, поэтому оформила документы таким образом.
На мгновение закрывает глаза, и я не могу понять, о чем он думает сейчас, а это жизненно важно. Его лицо – как из камня. Суровое. Непроницаемое. Жесткое.
– Где он сейчас?
– В реабилитационном лагере. У него астма…
Наклоняется, заставляет смотреть в глаза. Он зол. Таким злым я его никогда не видела ещё.
– Почему ты здесь тогда? Почему не с ним? Что за глупый риск в казино?
– Мне просто нужны деньги, – устало говорю я.
– Значит, – говорит он, глядя мне прямо в глаза, в душу глядя, – ты родила его буквально через восемь-девять месяцев после нашего расставания. И кто же его отец?
Опускает мне руку на горло. Чуть сжимает. Дышать трудно, и в этом момент я вновь думаю о Серёжке. Каково ему сейчас. И о том, что каким бы не был мой ответ, он будет неверным. Рука на моём горле медленно сжимается, а я так и не знаю, что мне ответить.
– Это, – хриплю я, воздуха не хватает, – это…
Глава 14.
Давид
– Это мой ребенок, только мой, – шепчет Славка, и я разжимаю руку, брезгливо морщась.
Уж блять сколько лет живу на свете, должен был помнить, что нельзя людям верить, все они – продажные твари, но нет, в очередной раз попался.
Я ведь эти годы мысли о ней хранил, как о чем-то светлом, что было в моей жизни. Славке хотелось верить, она, несмотря на свою профессию, честной мне казалась. Такая врать на пустом месте не станет, строя из себя ту, кем не является.
Только я ошибся, сильно в ней ошибся. Она со мной трахалась и ещё с кем-то. Дрянь!
Я глаза закрыл, и как ударил кулаком по стене. Ярость душила, хотелось крушить все вокруг, разнести номер до основания.
На нее смотреть не мог, убить под горячую руку боялся. Смешно, блять, из-за бабы, которую под меня подложили столько лет назад, убиваюсь, как сопливый влюбленный. Дебил ты, Чабаш, совсем нюх потерял.
– Собирайся, – бросил ей, не глядя, – со мной поедешь.
Теперь я был точно уверен, что она ведёт двойную игру, и одному богу известно, ради какой цели.
Это я и собирался выяснить. Наизнанку ее выверну, но узнаю!
Телефон, что она пыталась спрятать, из рук выдернул, сил своих не сдерживая. Славка вскинулась было, но я ее взглядом осадил. Она послушно накинула куртку, обулась. Схватил ее за локоть и потащил волоком.
В коридоре гостиничном охрана моя, буркнул им на ходу:
– Домой едем.
Славку запихнул в машину рядом с собой, она сжалась вся, обняла себя за плечи и в окно смотрела. Между нами расстояние в полметра, а по факту пропасть непреодолимая.
В лифте ехали молча. Ртом дышал, как собака: ее аромат пробирался в лёгкие, мозги туманил, слишком близко она засесть тогда смогла.
Слава. Мирослава, блять, славная обманщица.
В квартиру первым вошел, обуви не снимая, прямиком к одному из шкафов. Слава за спиной осталась, но даже в таком состоянии голову держит высоко задранной, губы поджала и смотрит перед собой.
Никаких извинений. Да и были бы они – нахер нужны? Что изменит?
Я наручники достал, звякнул металлом. Ее за запястье тонкое схватил и тащу.
– Давид, – она заупрямилась, пытаясь упереться обувью в покрытие пола, – что ты задумал? Остановись!
А мне совсем колпак сносит. Я ее к батарее пристегнул и отошёл на несколько шагов назад. Стою. Смотрю сверху вниз, Славка сидит на заднице, длинные ноги подобрала и в щиколотках скрестила.
– Тут будешь сидеть, – сказал я. А потом к бару пошел.
Там бухла – немерено. Надраться хочу. Чтобы алкоголь крепкий горло обжигал, чтобы мыслей в башке никаких не осталось. Налил щедро в тяжёлый стакан бурбона, по самую верхушку, половину выпил в один присест, морщась.
Пищевод обожгло, алкоголь скатился до самого желудка, а я стоял, упираясь в барную стойку, спиной к Славе и смотреть на нее не мог.
– И только попробуй мне сказать что-нибудь, в окно тебя выкину, – произнес, даже не оборачиваясь. Ответом мне, как и просил, была тишина.
Я бутылку подхватил и в другую комнату ушел. Чтобы не видеть ее, не слышать, запаха не чуять.
Снова плеснул алкоголь. Когда я надирался в последний раз, не помню: не тянуло вовсе. А сегодня хотел.
Даже не закусывая. Методично наливал и пил, глядя в одну точку на большом панорамном окне.
Мысли всякие крутились. Вспоминал, как тогда со Славкой хорошо было. Мы недолго вместе пробыли и привязываться я не собирался – знал же, кто она такая.
Красивая. Сексуальная. И со страстью такой отдавалась, которую не изобразить, будь ты хоть трижды профи.
А потом, когда я за ней приехал, она сбежала. Я думал, обидел может? Или случилось что худое?
А она просто, блядь, спала с каким-то уебком параллельно со мной, а потом сбежала. Родила.
Ещё и догадалась сына оформить чужим ребенком. Кто-то ей ведь помогал в этом. Вряд ли ее бывшее «руководство» на такие щедрости пошло, рожавшей она им нафиг не сдалась, вся их выгода была только от бездетной Славы.
Бурбон в бутылке кончался, зато во мне его становилось все больше. Хмельные мысли текли тяжелее, думалось уже с трудом. Важно было только одно.
Я бутылку новую подхватил и к ней пошел.
Сидит, ноги вытянула, большие глаза смотрят внимательно.
– Предательница ты, Славка. А предателей я ненавижу.
Сажусь напротив нее, прямо на пол, позу ее зеркаля.
Пью прямо из горла, к черту бокалы, и так сойдет.
– Молчишь? – снова к ней обращаюсь, – чего молчишь, спрашиваю?
– Так ты же сам сказал, – невозмутимо отвечает она, – чтобы я заткнулась.
Поднимаюсь, шатаясь нетрезво, ноги мне не послушны. Но я буду стоять.
– Давид, – зовёт она, глядя на меня с сомнением.
– Нормально все, – чеканю, – я – твердь. Я, блять, непокобелим. Непокобелим!
Я знаю, пить мне совсем нельзя. Хуже пьяного Чабаша нет на свете зверя.
Но сегодня – никак иначе. Я ей в глаза бесстыжие смотрю, подхожу ближе, так, что рукой лица коснуться могу.
Могу ударить.
Все, что угодно, могу. Только не простить. Вспоминаю, как кричал мальчишка, зовя ее мамой. Славка – мама.
Так значит, угадал я со швом, что был на ее животе, что от кесарева он. А она мне и тогда наврала – что детей больше иметь не может. Дрянь! Я ей сочувствовал! Я ее боль – как свою! А она!
Злюсь снова.
– Сейчас к врачу поедем, – решаю вдруг, – посмотрим. Рожала ты или нет. И как детей больше иметь не сможешь, тоже – посмотрим.
Глава 15
Мирослава
Дёрнул меня грубо наверх. Пьян, таким пьяным я его ещё никогда не видела, ни разу. Из дома вышли без звонка, он и я следом, как на привязи – за руку тащит. Но, тем не менее, охрана нас уже ожидала. И вид Чабаша их нисколько не удивил – пьян, в одной руке бутылка виски, в другой баба всклокоченная, словно так и надо.
– К врачу, – велел Чабаш. – К бабскому, этому…гинекологу.
– Ночь уже, – робко ответил самый молодой парень.
– Я какого хрена миллиардер тогда? – рявкнул Давид и вопрос разрешился.
Меня грубо затолкал в машину, я коленом ударилась, но неважно. Про меня на некоторое время словно позабыли, и прислонившись виском к стеклу, я смогла думать. Виктор не дурак. Значит, с Сережкой все хорошо настолько, насколько может быть. И будет хорошо до тех пор, пока я буду играть по их правилам. Но Господи, как я все это ненавижу…
– Выходи, – бросил Давид.
Я думала меня просто привезут к дежурной больнице с гинекологическим отделением, но это явно роскошный кабинет врача частной практики. Он, чуть в возрасте, седой, но подтянутый, только входит, на ходу накидывая халат и перчатки на руки надевая.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я.
– Здравствуйте, – кивнул он. – На что жалобы?
– На пиздеж не в меру, – ответил Давид. – Давай-давай, раздевайся.
Я помедлила. Не потому, что стеснялась. В кабинете был только доктор и Давид. Просто…я чувствовала себя униженной. Давид же медлить не стал, подошёл, рванул на мне одежду, усугубляя моё унижение, а затем развалился на кожаном диванчике для посетителей, отхлебнул виски и закурил.
Я послушно залезла на кресло. Пусть и дорогое, все равно холодит кожу. Отвела взгляд, смотрю на картину на стене – мазня ярких красок, больше всего чёрного и красного. Херня, которая стоит приличных бабок. Примерно такая же мешанина из херни у меня сейчас в душе. И реветь хочется, моргаю, не помогает, одна слезинка скатывается и впитывается в волосы.
– Мне нужно знать, точно ли она рожала, – велел Давид.
Меня осматривают. Сейчас я максимально не принадлежу сама себе. В моей жизни много всякого дерьма было, но такого – никогда. Я чувствую себя вещью, у которой совершенно не прав. Со мной могут делать что угодно. Вот сейчас например УЗИ делают…
– Роды в анамнезе есть, – спокойно говорит доктор. – Родоразрешение путем кесарева сечения. Точную дату не назову, но судя по состоянию рубца на матке прошло пять-десять лет.
– Она может иметь детей?
Сейчас его голос напряжен, словно это имеет для него особое значение. Я закрываю глаза, но дистанцироваться от того, что происходит не выйдет – я по пояс обнажена, ноги мои разведены. Не буду сейчас плакать. Вот потом заберу Серёжку, уложу его спать, и тихонько ночью поплачу, чтобы не услышал.
– На первый взгляд репродуктивная система в норме, девушка здорова. Но я не взялся бы так утверждать, вопрос деликатный, требует дополнительных обследований.
– Похер, – резюмирует Давид. – Главное мы выяснили. Наша Слава любит врать, а вот сдохнуть совсем не боится.
Торопливо вытираю с живота и промежности липкий медицинский гель. Натягиваю одежду. Иду за Давидом. Возвращаемся тем же путем в его квартиру. Я надеюсь, что он уже перебесился, но нет. Тащит меня к той же батарее, щелкают наручники…
Садится напротив. Он пьян, я знаю. Но глаза совсем трезвыми кажутся, холодными, жестокими. Мне страшно, но я пытаюсь держать себя в руках.
– Пей, – говорит он и бутылку мне протягивает.
– Не хочу, – пытаюсь отказаться я. – Крепко…
– Пей, кому сказал! – кричит Давид. – Ты блядь, моя шлюха, и будешь делать все, что я скажу.
Провоцировать его страшно. Беру бутылку, делаю маленький глоток. Следом ещё один, подавляя рвотный спазм – очень крепко. Алкоголь обжигает горло, теплом скатывается в желудок, и становится немного легче. Третий глоток делаю добровольно, потом ставлю бутылку в сторону.
– Зачем ты лжешь? – спрашивает он.
– Просто хотела защитить своего ребёнка, – отвечаю я.
– Ложь! – кричит в ярости.
Думаю – ударит, сжалась, ожидая удара, но он сдержался.
– А помнишь, – вдруг удивил он. – Тогда, семь лет назад. Ты приехать должна была и не приехала. Я к тебе сам поехал. Зашёл, а у тебя кошка облезлая чужая, и ты ревешь, потому что её хозяин утопил котят, и мёртвых вместе с кошкой выкинул на помойку?
– Помню, – сухо отозвалась я.
Именно так у меня появилась Матильда, сидела на помойке рядом с пакетом, в котором мёртвые котята. Этого мне не забыть.
– Ты так плакала… Я ездил, как дурак, искал котёнка, чтобы утешить кошку и тебя заодно. Нашёл. Ты ревела тогда, и улыбалась разом, глядя как чужой котенок сиську кошачью сосёт, а кошка урча его вылизывает. Было дело?
– Было, – снова согласилась я.
– Тогда ты тоже лгала? Отвечай, сука, в глаза глядя, лгала мне тогда???
За волосы схватил, заставляя голову запрокинуть, и сам близко близко так, глаза в глаза смотрим.
– Нет…нет, нет. Я не лгала тогда, Давид.
Со стоном, до боли, до привкуса крови во рту, впился поцелуем в мои губы, не щадя, не жалея. Дёрнул меня к себе за ноги, заставляя развести их в стороны. Ударилась снова. Ремень расстегнул и брюки, навалился сверху. Я сухая совсем, не готова ещё, но сейчас это мало его волнует – большой член уже тычется в промежность, отыскивая вход. Направляет его рукой, стискиваю зубы, чтобы не застонать от боли, чуть меняю положение, чтобы удобнее было принять его в себя полностью.
– Моя, – тяжело дышит, двигаясь во мне он. – Моя шлюха. Трахаю, как хочу. Когда хочу. Сколько хочу. Моя.
– Твоя, – шепчу я, и снова глаза закрываю.
Не могу сдержаться и плачу. Не от боли. От дурацкой жизненной несправедливости. Сколько лет я мечтала, чтоб он «моя» сказал? И вот судьба принесла на блюдечке, да только все вывернув, ненавижу судьбу.
– Насиловать тебя буду, – говорит, ускоряя темп.
Чувствую – скоро кончит. Я все же стала влажной, и движения его сильны и резки. Чуть сжимаю влагалище, приближая его оргазм. Он стонет, ловлю отголоски его удовольствия, что дрожью по телу бежит. Падает на меня всем телом.
– Не сможешь ты меня изнасиловать, – тихо говорю я, и глажу пальцами свободной от наручников руки его тёмные волосы.
– Почему это?
– Да я же и так твоя вся… Бери. Я люблю тебя.
– Врешь, снова врешь, – шепчет в мою шею Давид.
Перебираю пальцами его волосы. Вдыхаю его запах, крепкий мужской, с примесью табака и алкоголя. Ненавижу себя, за то, что понимаю – даже такие ворованные минуты все равно счастье.
