Текст книги "Заложница мафии (СИ)"

Автор книги: Ирина Шайлина

Соавторы: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 24

Давид.

Славкино присутствие в моей квартире чувствовалось.

Как-то очень незаметно она влилась в мой уклад, и это устраивало на все сто. О завтрашнем дне не думал, чё да как там будет, жизнь покажет.

Нам было хорошо здесь и сейчас.

Иной раз возникала мысль, – плюнуть все и сорваться в теплые края на недельку, натрахаться вдосталь, не думать ни о чем.

Лежать на берегу, чувствовать песок под ногами, в теплом море бултыхаться.

И тут же почти осадил себя.

У меня дел по горло, и на носу сделка крупная. Отдохну после.

А вот Славка… У Славки сын. И по тому, как о нем рассказывала она, конкурентов у него не было.

Да и не лез я в их семью. Не хотел только, чтобы ради пацана рисковала она, как в прошлый раз, и подставлялась.

Но Мирослава – девка умная, в этом я не сомневался.

Следующий день был полон встреч. Утром стартаперы заявились, в другое бы время послал их нахрен, но губернаторская поддержка принудила сделать вид, что слушаю.

Денег они просили немало, то ли решили, что у Чабаша бездонный кошелек, то ли думали, что после знакомства с Гараевым я им золотое руно притащу.

Я прикинул кое-что в уме, глянул на их расчеты, сделал пометку карандашом:

– Ну, ребятушки, здесь вам и половины стоимости хватит. Сдюжите.

К вечеру я решил, что смысла задерживаться нет. Вышел на крыльцо, дожидаясь, когда подъедет джип.

После мойки он сиял чистеньким полированным боком.

Тачки я любил. Видать, в своем детстве не наигрался в машинки, и сейчас менял их часто, но на этой ездил уже сравнительно долго, полгода почти.

Сел назад, впереди охрана, но прежде, чем тронуться, Вовчик подошёл.

Хлопнул второго охранника по плечу, сел на его место.

– Ты чего? – поднял бровь в удивлении, но Вовчик плечами пожал только:

– Пока никаких новостей нет, Давид Русланович, хочется за вашу безопасность отвечать вдвойне.

– Хуево, что нет, – холодно ответил, – как бы следующей новостью не стал мой некролог.

Возникла неудобная пауза, я видел, как напрягся водитель. Вовчик не промолчал, надо отдать ему должное:

– Я жизнь отдам, но этого не будет.

Домой ехали по новому маршруту, Вовчик выбирал их так, чтобы на пути минимизировать возможность засад.

Сегодня ехали вдоль набережной, я смотрел в окно на водную гладь. Лёд уже сошел на нет, кое-где только фрагментами встречались белые обломки. В этой части города снега не осталось, весна вступила в свои права.

Вовка обернулся ко мне, приложил палец к губам, призывая молчать.

Я нахмурился, ситуация мне не нравилась, но что творится, я ещё до конца разобрать не мог.

Вовка протянул небольшой лист бумаги, на котором написано было: «попросите остановить машину, чтобы пройтись. Мобильный оставьте здесь».

Перечитал два раза, потом кивнул ни на кого не глядя и скомкал записку, пряча в карман.

– Погода хорошая. Останови, по набережной пройтись хочу.

Мобильный вытащил из кармана, бросил его поближе к колонке в дверной отсек. Вовка покрутил музыку, прибавляя ее погромче, так, чтобы звуки из динамиков могли глушить часть разговоров.

Мои номера не прослушивались. Это я знал доподлинно, хотя и не рисковал, не таскал с собой сотовый по тем местам, куда не надо.

А сегодня смотрел на свой телефон, точно по нему мог определить, кто по ту сторону, этот человек – редиска, решивший против меня пойти.

Водитель перестроился в крайний правый ряд, заехал в небольшой «карман», где уже стояло с десяток автомобилей.

Я вышел неторопливо, закрыл дверь, оглядываясь по сторонам. Справа высилось здание администрации, выходившее фасадом на набережную, слева – исторический центр города.

По выложенной брусчаткой набережной гулял народ, было ещё по-весеннему прохладно и яркое солнце слепило, но не грело. Я подошёл к чугунному парапету, опираясь на него локтями, посмотрел на темные речные воды, на поверхности которой плавал старый мусор.

Курить хотелось, как всегда в таких ситуациях. Похлопал себя по карманам, сигареты нашлись, а зажигалки – нет.

Вовка, догадавшись, подошёл ближе, чиркнул несколько раз, разжигая пламя.

Я наклонился к нему, прикрывая от стылого ветра огонь и прикурил.

– В машине прослушка, – вполголоса произнес начальник охраны, – устанавливали спецы.

– И как давно? – я выпрямился, выдыхая а сторону горький дым. Мимо с громким лаем пробежала мелкая собака на поводке, ее хозяйка недовольно зыркнула на зажженую сигарету в мой руке и демонстративно махнула пухлой ладошкой, разгоняя дым.

Я сделал следующую затяжку. Что я в машине обсуждал из важного? Вспомнить сейчас было нереально абсолютно, я целый день на телефоне.

– Позавчера все полностью проверял, ничего не было.

– Тогда – где и когда?

– Без нашего присмотра машина не оставалась на доступных местах. Сдается мне, что вчера, когда ее досматривали перед приемом у губернатора, жучок и воткнули.

Я выругался грязно.

Это место должно было быть безопасным, и кто-то работал либо вместе с Гараевым, либо за его спиной.

Ни один вариант мне не нравился.

– Снимать будем?

Вовка чуть отошёл, чтобы наше общение не казалось таким явным и подозрительным, я тоже развернулся в сторону автомобиля.

– Чтобы показать, что спалили? Нет уж, пусть дальше слушают. Вычисли мне этого гада, Вова, или я, блять, за себя не ручаюсь.

В машину я сел, резко хлопнув дверью. Водитель убавил звук, я махнул ему рукой:

– Домой погнали.

Дело принимало слишком серьезные обороты, и мне требовалась помощь со стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 25

Мирослава

Что-то изменилось.

Я это сразу поняла и испугалась: любые изменения ни к месту сейчас, когда мой Сережка в чужих руках. Давид делал вид, что все в порядке, но я все чаще и чаще замечала, что он постоянно о чем-то размышляет.

Между бровей залегла хмурая полоска, взгляд, направленный вглубь себя. Он сидит так на кресле, а мне хочется подойти к нему, закричать, – что происходит? Я должна знать!

Но я не могла. Мне только и оставалось, что улыбаться и делать вид, будто нормально все.

Так длилось два дня, а на третий Давид с утра заявил:

– Собирайся, поехали к стоматологу.

Мы завтракали за большим кухонным столом, сидя друг напротив друга, в моей тарелке – овсянка, такая, как для Сережи варила. Я только ложку ко рту поднесла да так и замерла:

– Зачем? У меня ничего не болит.

– Профилактический осмотр, – ровным тоном ответил он.

– Такой же, как и у гинеколога? – я не смогла промолчать, тот визит к врачу до сих пор вспоминался с привкусом унижения, – ты меня решил со всех сторон обследовать?

– Считай, что у тебя полис ДМС на время отношений со мной.

Я ложку отложила, поднялась молча и ушла одеваться. Внутри гнев пополам со страхом, я никак не пойму, что он затеял. И Виктору звонить нельзя, сейчас звонок совсем ни к месту будет.

Проклятье.

Достала косметичку, нанесла легкий макияж. С этим я справлялась всегда быстро – рука набита. На отражение свое смотрю и тошно, ну как ты во все это вляпалась, Мирослава? Повезло родиться красивой, вот и хлебай сполна за свою красоту.

С вешалки взяла брючный костюм, покрутилась перед зеркалом, думая, что не хватает чего-то для полноты образа. Цепочки. Той самой.

Украшения в отдельном кошельке лежали, я достала его, выудила цепочку – тонкую, витую, с изящным кулоном и на шею надела. Вряд ли Давид такие мелочи вспомнит, а для меня она все эти годы была как оберег, я носила ее, почти не снимая, пока в этот город не приехала. Тут она душила будто.

Но сегодня – хотелось.

В стоматологию мы ехали молча, я в окно смотрела, Давид с разговорами не лез. Клиника, куда мы приехали, была навороченной, дорогой ремонт, светлые стены, но больничными они не казались. Нас встретила приятная девушка – администратор с заученной улыбкой и стандартными фразами.

– Давид Русланович, все готово, вас уже ждут.

В фойе людей не было, и до меня не сразу дошло, что клинику закрыли под наш визит. Что ж, у богатых свои причуды, тем более, Давид на своей безопасности был повернут.

Мы разошлись по разным кабинетам, я села на стоматологическое кресло, ощущая усталость.

Да, я не была с Давидом на равных, я знала, что всего лишь его временное увлечение, не содержанка даже. И прав у меня никаких не было.

Но то, что было между нами с ним, не в одни рамки не укладывалось: Давид, с которым я делила постель и Давид, таскавший меня по врачам, словно два разных человека были. Нет, две грани одной личности… которая не изменится никогда.

– Жалобы есть? – спросил стоматолог, я покачала отрицательно головой. Открыла рот, а сама глаза к потолку подняла. Осмотр занял минут пять, не больше, за собой я следила и знала, что с зубами у меня все в порядке. За всю жизнь – одна пломба, и та после рождения Сережки появилась только.

Давид пробыл у стоматолога дольше меня, все это время я ждала его в фойе. Администратор принес мне кофе, я его отпила, а потом чашку отодвинула. Волнительно все это было, не лез в меня кофе.

Вскоре вышел Давид, разговаривая с кем-то по телефону, головой мне кивнул, чтобы я пошла следом. Так мы до машины и добрались.

– Тебя домой закинут, – сказал, обращаясь ко мне, когда закончил телефонный разговор, – все в порядке?

– В полнейшем, – безэмоционально ответила я.

Мог ли он о чем-нибудь догадаться? Я потерла висок, ощущая отголоски приближающейся головной боли.

Наша легенда с Виктором казалась мне надежной, я даже деньги, те, что выиграла в казино, отправила на расчетный счет клиники, чтобы оплатить «лечение» сына. С этой стороны все было чисто – не подкопаться.

Меня довезли до квартиры Давида, а сам он уехал, оставив меня одну вариться в собственных страхах.

Я не знала, как долго смогу ещё лгать ему, пока Давид не раскусит меня. Казалось, что сил во мне почти не осталось, но я каждый раз одергивала себя. У меня есть сын, я ради него должна, обязана быть сильной. Я справлюсь со всем.

Время в ожидании Давида растянулось, когда он был рядом, на глазах, мне становилось легче. Мне казалось, я пойму, о чем он думает.

Что он знает.

Когда щёлкнула входная дверь, я вскинулась, вставая с дивана, книжка, что лежала на моих коленях, упала на пол. Я в его лицо заглянуть хотела, но остановила себя, заставляя дыхание выровнять и замедлить шаг.

Давид выглядел уставшим.

– Ужинать будешь? – спросила его, он только головой покачал:

– Не голодный, – и в комнату свою прошел. А я так и осталась стоять, ощущая горечь во рту.

Тревога никуда не делась. В комнату его зайти я не осмелилась, ждала, что он переоденется и выйдет, но время шло, а Давид не появлялся.

Так прошел час, затем второй.

Я больше не могла на месте сидеть, волнение нарастало, мне нужно с ним поговорить, о чем угодно.

Я решительно двинулась в нужную сторону, схватилась за ручку двери и остановилось, услышав, что он разговаривает снова по телефону.

Я знала, что в доме есть камеры. И что меня заметят. Но не сдержалась и приложилась ухом к двери.

– Рост метр семьдесят пять, – пауза, я сжимаю ручку до боли и не дышу, – одна, да… Я не знаю, как ты это сделаешь, но надо завтра. Переносить нельзя.

Сердце стучало бешено, я и сама не знала, почему так отреагировала на этот разговор, но понимала, что-то затевается. И я никак не могу повлиять на предстоящие события, и подготовиться к ним тоже – никак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ручка дернулась, и мы почти столкнулись с Давидом в дверях.

– Подслушиваешь? – прищурился он, я плечами пожала:

– Ты разговариваешь громко.

Я откинула волосы назад, взгляд Давида скользнул по моей шее, а выражение лица изменилось вдруг.

Он протянул руку ко мне и подцепил аккуратно цепочку указательным пальцем, подтянув кулон вверх.

Мы стояли близко-близко, так, что я его дыхание обжигающее на своей коже ощущала, и задыхалась от этой нечаянной близости.

А он смотрел на кулон, прожигая глазами своими черными. Вспомнил, а я думала, что нет, что за столько лет он давно позабыл о своем подарке.

Давид отпустил цепочку, кулон скользнул в ложбинку, а я выдохнула, только сейчас заметив, что не дышала эти длинные секунды.

– Если меня не станет, – спросил он неожиданно, встречаясь со мной глазами, – если меня не станет, Мирослава, что ты будешь делать?

Глава 26

Давид.

Витька пришёл утром. Я ждал его, пусть и все готово было, тогда еще был шанс тормознуть.

– Губеровская жена там лежала, – сказал он. – Если ребят заслать господин губернатор может и не понять.

Жена ему нахер уже не сдалась, держит чтобы развод плохо на репутации не сказался, но трогать царское – нельзя. Всё было к месту и ко времени – к губернатору мне сегодня ехать. Выслушивать очередной проект вызванный выманивать у меня деньги. Разговор времени много не занял, был ни о чем, словно губернатору просто важно было меня из дома вытащить. Зато на обратной дороге застал Ингу. Пила кофе на веранде.

– Хорош, – одобрила она меня. – Сколько лет, сколько зим…

– На приёме виделись, – ответил я.

В её глазах мелькнула тень воспоминаний, а потом лёгкой злости. Наверное, Славка ей не понравилась, подавил улыбку я. Выглядит достаточно свежо, но зуб даю – в кофе уже есть алкоголь.

– Что-то случилось?

– Соскучился, – пожал плечами я.

Где-то здесь наверняка камеры, и прослушка тоже. Но с тех пор, как нашёл в машине сюрприз, ношу с собой устройство, искажающее сигнал.

– Такие как ты, – не скучают, спокойно сказала. – Особенно, по таким, как я.

Я вспомнил вдруг, как меня по Славке корежило, семь лет назад. Как обратно притащить хотел её за шкирку в свою жизнь. Но…у Давида Чабашева не должно быть зависимостей и привязанностей. Переломался.

– В клинике ты лежала, – перешёл к делу я. – Информация нужна.

Посмотрела на меня подозрительно. Подумала. Сделала глоток кофе.

– Тюрьма, – ответила коротко. – Элитная донельзя. Меня туда сослали, чтобы здесь слухи не шли, когда плотно на наркоту подсела. Там и вылечили, если это можно назвать лечением. С тех пор мне позволено только прибухивать, что я и делаю, обратно туда не хочу.

– Настолько?

– Настолько, – кивнула она. – А теперь иди, Чабашев, мне проблемы лишние не нужны. Нахер ваши игры, нахер. Если спросит, скажу что подарок ему готовим. День рождение скоро, он одобрит…

Я кивнул. Мне только принесли кофе, но я оставил его нетронутым. Вернулся домой. Славка, читая, уснула свернувшись калачиком. А читала она столько, словно взялась целью за неделю прочесть всю огромную мою библиотеку.

Я остановился, любуясь ею. Такой она казалась домашней. Родной. Без косметики. Губы не вызывающе алые, а мягкие, розовые. Хочется коснуться пальцем, укусить, втянуть в рот… На щеке отпечатался след от пледа. Книжка где-то внизу под ней, я вижу только кусок страницы. Подумал – здорово было бы остановить время. Остаться в этой минуте лет эдак на пять шесть. И просто смотреть на то, как она спит. Но…

– Просыпайся, – пощекотал её за пятку. – Просыпайся, соня, надевай самое пиздатое платье.

– Зачем? – сонно потянулась она.

– Кататься поедем.

Послушно встала, прошлепала босыми ногами в ванную, умываться, приводить себя в порядок. Я ждал, смотрел вниз на город, словно пытаясь его запомнить, курил одну за другой.

– Я готова.

Вот теперь будто снова в маске. И губы алые, и глаза яркие, чужие. Хочется стереть с неё все, в постель затащить, там она притворяться не умеет. Не со мной. Вызывающее платье глубокого тёмного цвета оттеняет молочную кожу, и едва придерживает грудь, такое открытое.

– Пойдём.

Внизу ожидает мой стандартный кортеж в несколько машин. Едем пышно, с помпой, не стараясь прятаться. Витька сам за рулём, словно не доверяет никому.

– Есть хвост, – констатирует он.

– Ожидаемо.

Мы просто едем, но Славка то и дело смотрит на меня. Её чутье сильно развито, это я давно уже понял. И теперь явно ждёт подвоха. И он не замедляет явиться. На одном из перекрёстков наш кортеж из шести одинаковых машин внезапно разбивается на три части и едет в разные стороны.

– Что происходит?

– Просто покатаемся.

Витька давит на газ. Поток машин плотный, но это ему нисколько не мешает, и второй машине, что едет с нами, тоже. Слава касается ремня безопасности, проверяя, пристегнута ли. На одном из поворотов машину заносит очень сильно. Славка бледнеет, но хранит молчание. Потом снова на меня смотрит.

– Давид, немедленно мне объясни, что происходит.

– Не забивай свою хорошенькую головку, душа моя.

Притягиваю к себе. Целую. Дорогой автомобиль так разгоняется, что вибрирует. Слава напряжена, как натянутая струна, пытается вырваться, но я не позволяю, кусаю её за рот, как и мечталось, потом только выпускаю, с удовлетворением отмечая – от помады и следа не осталось.

– Останови машину, – говорит она. – Немедленно, блять, остановите машину, я выйду!

– Это, как джуманджи, – говорю я. – Игра, в которую если начал играть, уже не сорвешься. Нет пути назад, дорогая моя женщина. Нужно играть до конца.

За окном на бешенной скорости пролетают придорожные столбы – из города мы уже выехали. Смотрю на спидометр, на нем около трёхсот. Тормозим резко, Славку бросает вперёд, натягивается ремень безопасности, но она снова не проронила и звука. Но, как только поняла, что машина остановилась, отстегнулась, выскочила наружу, замерла в недоумении.

Весна, но вокруг все ещё голое. Скорее серое, чем зелёное. Поле, за ним лес сереет, город видится немного в стороне, тоже – серый. Как сегодняшний день. Мы стоим на проселочной дороге. Перед нами мост, через речку, которая уже давно пересохла, внизу мокрые камни. Далеко внизу. Мост аварийный, его закрыли давно, но местные оттащили в сторону бетонные блоки, что преграждали путь и срезают себе до города дорогу.

– Мы оторвались, – говорит Витька. – Но в любой момент могут вертолёты поднять. Безопасных у нас только минут семь-десять.

– Пошли, – командую я.

Тащу Славку за руку на середину моста. На нем она замирает. Верхнюю одежду оставила в машине, ветер прохладный, волосы треплет, кожа пошла мурашками. Сейчас она кажется особенно красивой, в своём платье от кутюр, на высоких шпильках, на давно заброшенном мосту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подходит к краю, заглядывает вниз.

– Высоко, – завороженно шепчет, отшатывается.

Смотрит на меня. Глаза круглые. Такого же цвета, как небо у нас над головой. Наверное, все уже понимает, умненькая же, ну. Несколько человек из тех, что нам здесь ждали подходят ближе и обступают нас кругом.

– Раздевайся, – приказываю я Славе.

Глава 27

Холодно.

Я зябко поежилась, не то от ветра, не то от тяжелого взгляда Давида.

Смотрела на него и не узнавала, и боялась. Он был сейчас другим. Тем Чабашем, которого боялись и уважали. Тем, кто свою империю построил, щедро сдобренную кровью и властью.

– Раздевайся, – повторил он, а мне в голосе чудится сталь.

Все внутри клокочет от страха, от непонимания того, что происходит сейчас.

Я смотрю на людей вокруг, – незнакомые лица все, в защитной амуниции, у пары человек автоматы в руках.

Но один выделяется особо.

Он самый крупный, ростом чуть выше Давида, но гораздо шире в плечах. На руках татуировки, я вижу его оголенные запястья, раскрашенные темными полосами, а потом перевожу взгляд на мужское лицо.

На меня он не смотрит, на Давида только, который снимает сейчас с себя пиджак, расстегивает пуговицы рубашки.

– Скажи своим, пусть отвернутся, – велит Чабаш, и этот тип с жутким выражением отвечает ему:

– Ты, оказывается, из стеснительных, – а потом добавляет что-то резкое, на незнакомом мне гортанном наречии, и все почти синхронно поворачиваются к нам спиной. А я все пошевелиться не могу никак, так и стою, глядя на Давида, ощущая, как порывы ветра вздымают ткань моего платья, оголяя ноги.

– Душа моя, – говорит Давид, – не заставляй меня делать это силой.

Он остался в одних боксерах, снимает обувь и его вещи тут же подхватывает кто-то из парней, мне они все на одно лицо. А потом Давид идет ко мне, разворачивает спиной и одним движением расстегивает молнию до самого низа.

Вжик – и платье падает ярким пятном мне под ноги.

Я дрожу.

Дрожу, когда его пальцы касаются цепочки, той самой. Тяжесть кулона на шее привычна, она успокаивает, в минуты волнения я касаюсь его, чтобы просто убедиться – он на месте.

Но в следующую секунду Давид расстегивает замок цепочки, забирая ее себе.

Вот теперь я ощущаю себя окончательно голой.

– Вы долго возиться будете? Я сюда жмуриков быстрей довез, чем ты штаны снимаешь, Чабаш.

– Не гуди, скоро поедешь назад к своей Белоснежке, – Давид поднял с земли мое платье и туфли, отдал и их, – все, можно марафетить двухсотых.

Я догадывалась, о чем они говорят, но не могла в это поверить. Босиком мы дошли до микроавтобуса, Чабаш кинул мне пакет, в котором лежал теплый спортивный костюм, и сам начал спешно одеваться.

Дверь за нами захлопнулась, водитель завел двигатель.

Я обернулась назад, туда, где осталась наша машина.

Зрелище, открывшееся моим глазам, заставило встать дыбом волосы.

Я видела, как из черных больших пакетов вытащили два тела, мужское и женское. Сомнений не оставалось, это были трупы, на которые сейчас надевали нашу с Давидом одежду. Тела были еще свежими, Я видела, как податливо сгибаются их руки и ноги под чужими усилиями. Прижала ко рту руку, прикусывая костяшки пальцев, чтобы не закричать. Темные волосы, мое платье, туфли, – это была я.

Только тогда я в полной мере осознала, что происходит. И чем мне это грозит. Мне – не страшно. Но Сережка… Их много было. Люди Чабаша, избранные, кому доверял больше всего, смуглые парни, которых привёл с собой великан. Я никогда не боролась зная заведомо, что проиграю, но в тот момент это не имело значения. Я побежала. Я вложила в этот бросок свои силы. Не думала даже, так меня догонят, или просто пулей, я же игрушка – расходный материал. Я просто представляла, как Сережке скажут, что его мама умерла.

Меня догнали, даже до конца моста не добежала. Грубо повалили на старый бетон, он сотнями зубьев впился в кожу. Я попыталась бороться и откатилась в сторону. Перил у моста не было, я оказалась у самого края. Тот, кто был сзади позволил мне свеситься по пояс заглядывая в саму бездну.

– Не нужно, – попросила я. – Просто отпусти меня к сыну, не нужно ничего больше.

– От тебя ничего не зависит. Душа моя, ты же понимаешь, что мне не очень важно, кто окажется на дне этой ямы, ты или тот труп? Быть умницей твой единственный шанс.

За волосы меня назад рванул, потащил к машине.

– Погнали, погнали, чего ждем, – джип резко развернулся, мы тронулись с места и поехали обратно.

Я повернулась назад, глядя в тонированное заднее стекло, как тела усаживают в автомобиль. Женское тело вдруг завалилось в сторону, голова повернулась – клянусь, мертвыми глазами она нам вслед смотрела.

Мы быстро удалялись, дорога сделала петлю. Мимо нас на большой скорости промчались черные, наглухо тонированные автомобили, Давид резко надавил на мои плечи, заставляя сравняться с задним сидением.

А затем я услышала взрыв.

Столп пламени, взметнувшийся в небо, был настолько высок, что я видела его, лежа на коленях Давида.

– Ну вот и все, Чабаш, отмучался, – хмыкнул мужчина с татуировками на руках, а Давид ответил ему:

– Типун тебе, Шерхан. Надеюсь, твои люди сработали чисто.

– Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы.

Мы ехали долго, дважды меняли машины, в последний – перед выездом из области.

Под конец я потеряла счет времени, забившись в угол автомобиля, поджав колени. Перед глазами, как заколдованное, мелькала одна и та же картина – мертвое тело в моей одежде, взрыв.

Когда мы подъехали к небольшому темному дому, уже светало, я еле держалась на ногах от усталости.

– Здесь вас искать не станут, – Шерхан провел нас в дом, включая свет, – холодильник забит, без особой надобности из дома не выходи.

– Поучи мне, – проворчал Давид.

Они ещё о чем – то долго говорили между собой, но я не вслушивалась. Стояла посреди комнаты, сжимая кулаки, с трудом дожидаясь, когда мы останется наедине.

Наконец, Шерхан ушел.

Хлопнула дверь, стало тихо.

– Что это было? – я повернулась к Давиду, напряжение достигло пика, и мне нужны были ответы.

– Ты сама все видела, своими глазами, – пожал он плечами равнодушно. Открыл холодильник, вглядываясь в содержимое, а я с катушек слетела в этот момент.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он же похоронил нас для всех. Он же только о себе думал, о своей шкуре!

– Там мой сын остался! – заорала я, хватая вазу со стола и швыряя ее с силой о пол. Керамика удара не выдержала, с грохотом коснувшись пола, и разлетелась на осколки, но мне было мало.

Мне швырять хотелось, бить все, лишь бы выпустить тот ужас, что копился внутри, стоило подумать только, что будет, когда Виктор узнает, что я умерла.

Я Сережку представила, который никому кроме меня нужен не был, и сердце сжалось болезненно. Если хоть один волос упадет с его головы…

– Не бузи, ничего с твоим сыном не случится, – отрезал Давид. Это равнодушие, с которым он говорил, хлестко ударило по нервам.

Я подлетела к Чабашу и влепила ему пощечину. Ладони, падая, содрала еще на мосту, обожгло болью, а в глазах Давида полыхнула злость, но я тогда мало чего боялась.

– Бесчувственная скотина! – орала я, – он же маленький! Ему волноваться нельзя! У него приступ может случиться!

Я кричала, слезы текли градом. Чабаш, уворачиваясь от ударов, развернулся, схватил меня за запястья и встряхнул:

– Все с ним будет нормально! – крикнул, перебивая меня, – Успокоилась! Успокоилась, я сказал!

– Если у тебя были бы дети ты понял, – буквально выплюнула ему в лицо ядовитую фразу.

– Но у меня их нет, – равнодушно ответил он.

И встряхнул еще раз.

Мы стояли близко-близко, тяжело дыша, я смотрела в его злые глаза. Дернулась раз, другой, но он крепко держал, как в тисках.

Силы покидали тело, адреналин схлынул, оставив за собой опустошенность.

Я ни о чем не могла думать, только о Сереже. Как пыталась его уберечь от всех опасностей.

О том, что бежала тогда от Давида, беременной, потому что знала: рядом с ним нельзя нам. Это плохо кончится.

И о том, что реакция Виктора, узнавшего о моей смерти, будет совсем непредсказуемой.

– Что ты наделал, Давид, – прошептала я, – что ты наделал…