Текст книги "Заложница мафии (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
Соавторы: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 8
Давид
Башкой я приложился знатно.
Звенело, гудело в голове от боли, кровь струилась куда-то за воротник, щекотя шею.
Пальцем коснулся виска, поморщился, шишка вышла огромная, хорошо, что не пробил насквозь. В таком состоянии я, разумеется, ни боец и ни защитник.
То, что меня Славка спасла… не било по самолюбию, нет, это жизнь и в ней случается всякое.
Но если мои архаровцы в ближайшее время не окажутся тут, чую, подснежники я буду видеть разве что на своей могиле и то, если повезёт.
Кто напал? Кому это выгодно?
Я сел поудобнее, отряхивая штанины, и хмыкнул невольно.
Тех, кому моя кончина на руку, с десяток наберётся, а то и больше. Слишком многим я поперек горла. Другой вопрос, кто из моих врагов считает, что он бессмертный, когда такое затевает?
Прошлый киллер так и не сказал, кто его заказал, ребята хотели ему язык развязать, да перестарались. Отдал он богу душу раньше чем назвал имя заказчика.
Но я до него доберусь ещё. По-любому.
Сначала я услышал топот ног, Славка дернулась испугано, посмотрела на меня. Глаза огромные, но не плачет, нет. Я ее ладонь сжал, думая, что зря сегодня без оружия, отстреляться бы смогли.
Топот приближался, я Славку за спину спрятал, а сам приподнялся, расправляя плечи. В руках – осколок стекла, не бог весть какая защита, но полоснуть смогу, даже не взирая на состояние.
Шаги приближались, осторожно, я приготовился, как взведённая пружина, готовый в любой момент обрушиться на врага в нежданном ударе. В моем случае только это могло помочь.
Человек шагнул, его фигура показалась между гаражей. А потом он повернулся ко мне головой и замер.
– Давид Русланович! – Вовка бросился на встречу, одной рукой придерживая короткоствольный УЗИ, – ранены? Кроме головы задели что-нибудь?
Я стекло бросил, Вовка взглядом за ним проследил, но ничего не сказал, и правильно.
– Жить буду, – буркнул недовольно, на ребят я был зол. На кой хуй со мной машина охраны ездит, если сегодня толку с них как с сопливых новобранцев? – где остальные?
– Из наших одного положили, – после небольшой паузы сказал он, – Толика.
– Суки, – глаза на мгновение закрыл, борясь с неконтролируемым приступом ярости, – кого-нибудь достали из стрелявших?
– Двое их было, оба – «двухсотые».
Я выматерился, три трупа, перестрелка в черте города, покоцанные тачки и ни одного, блядь, «языка».
Весёлая поездочка за цветами.
– Вот ей спасибо скажите, – кивнул я на Славу, что шла рядом. Она была напугана, но старалась держаться, только бледное лицо ее выдавало, – это она меня в безопасное место дотащила.
Вовка зыркнул на нее зло, ничего не сказал, в встретившись со мной взглядом, отвернулся.
Его косяк, и косяк не слабый. За такое в ту же секунду с места можно вылететь.
Мы дошли до того места, где стоял мой автомобиль, покореженный капот упирался в металлический профиль забора, передние стекла осыпались, густо усеяв панель приборов.
– Прилично сюда идти, – задумчиво произнес. А ведь Славка меня всю дорогу тащила, я был без сознания. Как она, такая хрупкая, смогла это сделать, загадка. – Ты моряк Папай? – обратился к ней.
– Если бы я шпинат один жрала, Чабашев, мы бы смогли с тобой отползти метра на три, не больше.
Я кивнул, думая о своем. Возле тачки сидел водитель, прямо на асфальте, лицо в крови, рубашка ею пропилась почти насквозь, но в руках пистолет держал.
При нашем появлении он собрался встать, но я махнул рукой только, толку от этого, если еле живой.
Остальные ребята подталкивали второй автомобиль, который тоже был не на ходу.
– Вам в больницу надо, – сказал Вовка, – сейчас ребята подъедут, на другой тачке поедем.
– Где «двухсотые»?
Вовка нахмурился и кивнул на второй автомобиль, Кирюха с Антоном как раз остановили его недалеко от нас. Я, чуть прихрамывая, дошел до него, отмечая россыпь пулевых отверстий на правой бочине.
– Показывай, – махнул рукой, Кирюха открыл багажник, где лежали два неудачных стрелка. Взглянул на их лица, сцепив зубы, ни одно не было мне знакомым. Блядство Последняя надежда по горячим следам все прояснить расстаяла.
Теперь придется регулировать вопрос ментами, у моих ребят было разрешение на ношение оружия, но три трупа замять не так просто.
Я достал мобильник из своего автомобиля, он валялся на коврике заднего сидения. Экран был треснут, но на прикосновения реагировал. Провел пальцем, выбирая из списка контактов необходимый.
Набрал номер Гарая, тот, второй, что использовался лишь в экстренных случаях.
– Давид, случилось что? – деловито поинтересовался он, судя по звукам, Гараев обедал.
– Случилось, – кивнул, хоть собеседник меня и не видел. Оперся на капот автомобиля, тыльной стороной ладони стер кровь с лица, которая и не думала останавливаться, – мой кортеж расстреляли.
– Совсем охренели, – равнодушно произнес Гараев, я и не ждал от него фонтана эмоций, но это покоробило, – раз сам звонишь, значит, жив. Что надо?
– Ментов лояльных отправь, здесь придется прибраться.
Слава подошла ближе, заглядывая мне в глаза, здесь она чувствовала себя неуютно. Я ее за ладонь к себе притянул, обнимая свободной рукой.
– Много мусора?
– Аж целых три кучи, – хрипло ответил я.
– Плохо, Давид, плохо, – в голосе Гараева слышалось недовольство, но денег я ему таскал не просто так, я знал, что он поможет. Сбросил звонок, не удосужившись ничего ему больше ответить.
Вскоре подтянулись ещё ребята из охраны, мы поменялись местами и вместе с Вовкой доехали до ближайшей больницы.
Меня провели через задний вход, Слава шла рядом, ни отставая ни на шаг, с двух сторон – охранники.
Врача привели быстро, тот осмотрел деловито мое лицо.
– Рана глубокая, придется зашивать.
– Штопай, раз надо, – пожал плечами. Слава присела поближе, взяла меня за руку, а я ухмыльнулся ей, – думаешь, Чабаш боится иголок с нитками?
– Нет, – покачала она головой, улыбаясь, – это я боюсь. Поэтому буду за тебя держаться.
– На колени садись тогда уж, – я хлопнул по перепачканным джинсам, под неодобрительный взгляд врача, – будешь дуть, когда будет больно.
Глава 9
Мирослава
Давид смеялся. Словно не случилось ничего. На колени ему послушно уселась, я же хорошая девочка, облапил по хозяйски. Сижу, сердце бьётся, как бешеное, а его рука ласкает грубую ткань джинс между моих ягодиц, в то время, пока врач наносит стежки на его рваную рану. Я мокну вопреки всему – не могу этому противостоять.
Но я знаю, несмотря на то, что он делает вид, словно все случившееся забавное проишествие, он думает сейчас напряжённо. И потом, когда выводы сделает будет страшно. Страшно тем, кто это затеял. А мне страшно за нас с Сережкой. Я почти уверена, Чабаш решит, что в его жизни я появилась не просто так перед этим покушением дурацким… Он силен и жесток. Сегодня я для него душа моя, а завтра никто, нужно это понимать. Я понимала.
– Поедем подснежники смотреть? – подмигнул он, когда врач закончил.
Я на него смотрю и улыбки сдержать не могу – один глаз немного оплыл, и повязка скрывающая рану придаёт ему бандитский вид.
– Я мужика тащила, – ответила с улыбкой. – Очень тяжёлого. За ногу. Подснежники подождут несколько дней?
– Подождут, я им прикажу, – ответил он.
И меня поцеловал. Властный поцелуй, крепкий, от которого коленки дрожат и мысли вдаль уносятся. Открываю ему рот навстречу, пускаю в себя его язык, растворяюсь. Но опять же понимаю – мыслями он уже разбирается в том, что случилось.
Мне выделили машину и водителя. Ехать недалеко, всю дорогу я напряжённо думаю. Вдруг это Виктор сделал, а я испортила все? Вдруг Давид сейчас нароет то, что я и правда, не просто так появилась?
– Спасибо, – автоматически поблагодарила водителя.
Полнялась к себе. Мыслями где-то глубоко-глубоко, и мысли мои тяжёлы. Номер открыла, вошла. Светло ещё совсем, кажется ничего плохого случиться не может, когда так ярко солнце весеннее светит. Но…
Удар был резким. Я не была к нему готова. Ударили в скулу, кулаком, сильно. Острой болью отдалось в ухо. Упала, ударившись затылком, застонав безнадёжно, даже сознание потеряв на мгновение. Глаза открыла, помогала, прогоняя мутную пелену. Успела с тоской подумать – как же хочется забрать Серёжку и жить спокойно, словно нет вокруг никакого дерьма. Потом контуры вокруг обрели чёткость и я увидела склоняюешгося надо мной борова, того самого, кто мне в поддавки пять миллионов проиграл.
– На кого работаешь ещё, сука? – спросил он и меня пнул.
Грудная клетка и так болела, удар ногой пришёлся в бок, ненадолго потеряла способность дышать.
– На вас, – прохрипела я. – Хватит ходить ко мне в номер, как к себе домой…
Схватил меня за волосы и потащил. Волосы такое дело, как не готовься к боли морально, а слезы из глаз брызнут.
– Говори, блядь!
Ещё один удар. Но я уже успела прийти в себя от неожиданности, шок от происходящего отступил в сторонку, я всегда умела быстро соображать. Поэтому сейчас оттолкнулась ногами, откатилась в сторону – главное не дать ему ударить сейчас, дать выслушать, и заговорила, громко, чётко, понятно, чтобы точно дошло.
– Мой сын у вас. Я работаю только на вас. Если ты ударишь меня ещё раз, я не смогу объяснить Чабашу, откуда синяки на моем теле. Ему на моего сына насрать, так что он тебя найдёт и убьёт, очень медленно и вдумчиво, а вся ваша затея провалится.
Дышит тяжело, но соображать начал. И слава богу. Выдала минуту, потом тяжело поднялась, прошла в ванну. Черт, точно будет синяк. В маленькой морозилке барного холодильника кубики льда. Высыпала на салфетку, прижала к лицу. Ещё этого не хватало, для полного счастья, что я Давиду скажу?
– Точно? – спросил боров, подходя сзади.
– Точно, – кивнула я.
Молчим. Лёд тает, холодной струйкой стекает мне за шиворот. Реветь хочется. Болит голова. Хочется Серёжку и домой, а вместо этого торчу в чужом городе и ничего, вообще ничего от меня не зависит.
– Тогда это…ушки на макушке держи. Виктор позвонит все расскажи, как есть.
Словно я сама бы не догадалась.
– Держу, – согласилась в ответ. – Расскажу.
Виктор позвонил и разговор был крайне неприятным. Я все же поплакала, больше из страха за сына. Постояла под холодным душем, все же надеясь снизить последствия ударов. Телефон зазвонил ближе к вечеру. Я уже сохранила номер Давида, и если была удивлена, то самую капельку.
– Что-то случилось? – невольно встревожилась я.
– Тебя хочется, – пожаловался он. – Ужасно. Приеду сейчас.
– Как сейчас?
– Ну, минут через двенадцать.
Меня затрясло. Отёк льдом и душем снять удалось, но синева по скуле разливалась. Мне меньше всего нужны его вопросы сейчас. Быстро нанесла увлажняющий крем. При прикосновениях кожа болела слегка. Следом тональный. Наношу и все время смотрю на время. Уж что, что, а краситься я умела, пришлось научиться. И прятать синяки приходилось уже… Консилер. Пудра. Даже время осталось, чтобы на голое тело платье натянуть.
– Ничего не видно, – кивнула я своему отражению.
Он приехал через десять минут. У меня волосы ещё влажные, босиком, потряхивает. Увидел меня, руки мне навстречу протянул.
– Краси-и-и-вая, – сграбастал крепко-крепко, – моя…
Ладони на ягодицы положил и сжал крепко, до боли. Но он пусть делает больно, это правильная боль, её я согласна терпеть. Но Чабаш отстранился в глаза внимательно посмотрел.
– Синяк?
Сердце пропустило пару ударов. Я профессионально нанесла макияж, но он не в меру внимателен.
– То происшествие, – печально улыбнулась я. – Ударилась во время аварии, говорить просто не стала.
Глава 10
Давид
Я по синяку пальцем провел, почти невесомо, но Слава поморщилась от неприятных ощущений.
– Больно?
Она кивнула, нехотя точно, и отстранилась от меня слегка.
– Не думала, что заметишь, – улыбка снова появилась на ее губах, – но от тебя ничего не скрыть.
– Не скрыть, – согласно кивнул я, – все равно узнаю.
Стоим, друг на друга глядя, у Славки в вырезе платья грудь вздымается, что глаз не отвести. Я хочу ее, пиздец как, разглядываю жадно, сжимаю поддатливое тело своими руками.
А она губы облизывает, язык скользит по ним, и от одного его движения кажется, что джинсы на мне лопнут скоро.
– А хочешь, как ты любишь, сделаю?
Я кивнул. Слава по груди моей ладонью провела, слегка царапая ткань рубашки коготками и из объятий высвободилась.
Развернулась спиной, стройная, красивая, и пошла вперёд к столу, а я за ней следом.
Платье, как по щелчку, соскользнуло по ее гладкому телу вниз. Его Слава перешагнула, оставшись в одном белье.
Черном. Высокие трусики, пояс, державший чулки.
Когда успела только нарядиться для меня? Впрочем, та Слава, которую я знал, могла в таком виде и каждый день ходить.
Она дошла до большого стола, обернулась на меня через плечо, а потом нагнулась, облокачиваясь о него.
Так, что теперь только задница в черных кружевах, притягивала мой взгляд.
Я ещё выдержку хотел проявить, расстегивая мелкие пуговицы своей рубашки, но надолго меня не хватило.
Штаны даже снимать не стал, лишь ремень расстегнул – больше ждать не мог.
А Славка, словно только то и чуя, призывно бедрами покачивала.
Я оттянул трусики в сторону, касаясь ее промежности. Она была уже влажной, горячей, и от одного этого прикосновения волна возбуждения затопила меня, в промежности заныло требовательно. Я погрузил в нее палец, затем второй, ощущая, какой Слава была тугой.
Она подалась чуть назад, а потом плотно сжала мои пальцы.
– Что ты делаешь со мной, девочка, – больше ждать я не мог, к черту все. Достал «резинку», надрывая зубами уголок упаковки, надел презерватив раскатывая его по члену.
Руки были в смазке, я скользнул по ее ягодицам, раздвигая их в сторону и вошёл.
На всю длину, с ума сходя от ощущений. Замер, позволяя ей привыкнуть к моему размеру, и начал плавно двигаться.
Растягивая удовольствие, снова вспоминая, как это упоительно– трахать ее.
Слава застонала, я наклонился вперёд, наматывая ее волосы на кулак и заставляя прогнуться, почти прижимая к себе.
Мне нравилось трахать ее сзади, лапать за тугую, плотную грудь с темными сосками.
Теперь мы оба отражались в зеркале, что висело напротив стола, ее загорелая кожа на фоне моей все равно казалась светлее.
Я зубами приспустил бретельку бюстгальтера на плече, прикусывая ее за кожу. По женскому телу пробежали мурашки, и словно в ответ на них Слава ещё туже сжала мышцами мой член.
– Не торопись, сегодня я буду трахать тебя долго.
Я стащил с нее лифчик, освобождая грудь и развернул к себе. Подхватил под ягодицы, усаживая на стол. Слава согнула ноги в коленях, широко разводя их в стороны.
Она была такой открытой передо мной, с влажной промежностью, с набухшим клитором. Я опустился на колени, удерживая ее ноги разведёнными, и провел языком по пульсирующей плоти.
– Давид, – простонала она мое имя, и подалась навстречу. Я втянул в себя тугой бугорок клитора, скользя по нему языком. Слава выгнулась, ее подтряхивало в ответ на каждое мое движение.
Кончала она всегда со смаком, и я хотел, чтобы сейчас она испытала оргазм. Перекинув ее ноги на плечи, я снова ввел один палец в лоно, нащупывая выступающую точку и слегка надавил, поглаживая.
– Ещё, – равно выдохнула она. Женские пальцы зарылись в моих волосах, слегка царапая ногтями, но не причиняя боли.
Впрочем, я вообще ничего не чувствовал в этот момент, была только она и я, и ее терпкий вкус смазки на моем языке.
Останавливаюсь, когда чувствую, что развязка уже близко, и Слава жалобно скулит, тянет меня обратно, прося доделать начатое.
Но я не намерен позволять ей так быстро кончить. Не сегодня.
– Давиид, – в ее голосе мольба, она приподнимается на локтях, заглядывая мне в лицо. Губы, искусанные, распухли и налились цветом, я подтягиваюсь, чтобы впиться в ее рот долгим, глубоким поцелуем.
Она слизывает с меня весь свой сок и даже не морщится, наоборот, ей нравится. Но потом она давит мне на плечи, заставляя опуститься назад.
Я снова провожу по ее клитору языком, смазки так много, Славу трясет.
Она кончает так внезапно, срывая голос криком, и этот звук бесконечно сладок, но я не отпускаю ее, крепко держа за икры.
Дождавшись, когда первая волна оргазма схлынет, я дую на ее промежность, а потом провожу языком снова и снова, пока она не кончит во второй раз.
А теперь наступает моя очередь. Я подхватываю ее на руки, переношу с жесткого стола на кровать. Ложусь, усаживая ее на себя сверху, так, чтобы грудь, плоский живот были под моим ладонями.
– Есть силы? – спрашиваю с усмешкой, и она кивает, откидывая густые волосы назад.
Обхватывает мой член ладонью, приподнимая бедра и вставляя его в себя под протяжный стон: после оргазма все чувствительно, и я чувствую, находясь внутри нее, как мышцы ее все ещё пульсируют.
– Для тебя найдутся.
Она задаёт темп сама, грудь покачивается в такт движениям, и притягиваю ее к себе за запястья, чтобы втянуть тугой сосок губами. Слава такая вкусная, ее запах, чистый, женственный, сводит меня с ума. Я больше не могу ждат: хватаю ее за талию и начинаю вкалачиваться в тело так, что от каждого движения она кричит, не сдерживаясь.
А мне хочется глубоко, ещё глубже, глухие шлепки разлетаются по комнате.
Оргазм, мучительный, долгожданный, поднимается снизу, заставляя все тело сжаться в предвкушении разрядки.
На миг мне кажется, что я слепну, такие яркие ощущения. Я сжимаю Славу со всей силы, заставляя ее распластаться на мне, и только потом глубоко выдыхаю.
Она сворачивается на мне, как кошка, обнимая крепко.
– Не спи, – шепчу я, – я ещё не натрахался
Глава 11
Мирослава
Кажется, уснул. Все херово в моей жизни, но лежать рядом с ним нагой, смотреть, как спит, такое невыносимо счастье, что дышать трудно и где-то в глубине груди ломит тупой болью. Хочется наклониться, сдуть со лба упавшую прядку волос, поцеловать нежно в кончик носа, но я не хочу тревожить – у него был не самый лучший день.
– Вместо того, чтобы смотреть, давно бы потрогала, а лучше попробовала на вкус, – сонно проворчал он.
Меня к себе властно притянул, сграбастал в объятия, прижимая голой попой к своему паху. Я почувствовала, как его член наливается силой, несмотря на то, сколько раз уже сексом занимались. Приятно было понимать, что хоть что-то время изменить не в силах – мою власть над его телом.
– Поспи, – улыбнулась я.
Такое горькое оно, моё счастье, такое терпкое на вкус, словно самое сухое вино. Дыхание Давида выровнялось. Я лежала рядышком и просто наслаждалась его близостью. Сладко. Комнату золотили лучи уходящего солнца, световой день стал гораздо длиннее, весна вошла в силу.
Пальцы Давида пробежались по моему животу от рёбер, до самого лобка, прочертили пару кругов вокруг пупка. Господи, как хотелось бы остаться с ним в этом номере навечно! Но…Серёжка. Серёжка важнее всего в мире.
– Покажись, – попросил он. – Мне нравится смотреть на тебя голую.
Я послушно отстранилась, демонстрируя свое тело. Чуть развела ноги, затем прогнулась.
– Так?
– Нет, – сказал он вдруг до странного серьёзно. – Ложись на спину рядом.
Его тон мне не понравился. Я слишком хорошо его знала, чёртову любовь всей моей жизни. Но легла – я очень послушная девочка. Пальцы Давида вернулись к моему животу, теперь они скользят между лобком и пупком. Неторопливо, вверх-вниз, и замирают на одном месте.
– Что это? – холодно спрашивает он.
– Где?
Я растерялась, только поэтому переспросила, пытаясь выиграть время, понять, как быть дальше, унять панику, которая мгновенно во мне поднялась. Потому что его пальцы лежат точно на рубце от кесарева сечения. Я скрывала факт рождения ребёнка почти от всех, Виктор знал, от него бы скрыть не сумела. Он даже по связям своим помог мне формальности уладить… И шрам я выводила несколькими не очень приятными процедурами, уверена была – не видно ничего.
– Здесь, – спокойно ответил Давид. – На твоём чёртовом плоском пузике, Славка. Это рубец от кесарева сечения, я не первый десяток лет на свете живу.
Дыхание перехватило. Вспомнилось вдруг не к месту, как это было. Что схватки остановились. И все твердили вокруг – так бывает. Надо просто отдохнуть, а потом рожать дальше, словно это норма. А меня трясло от ужаса. И понимания, что все пошло неправильно. И ребёнок, которого я считала даром богов, может сейчас умереть прямо во мне.
Я тогда ночью, страдая от слабости и недосыпа, страха, подняла на уши всю реанимацию и заставила себя обследовать. И оказалось, что Серёжка уже задыхался во мне, и спасло его только экстренное кесарево сечение.
Но Давид об этом ничего никогда не узнает – так правильнее и безопаснее. Но… глупая моя любовь тогда во что-то верила. Сейчас до боли обидно стало, что столько лет потеряно, не вернуть, и других взамен не дадут. На глаза навернулись слезы.
– Глупыш, – ласково улыбнулась я. – Это просто очень неприятная болезнь. Я бы ни за что не стала об этом говорить. Доброкачественное образование, которое пришлось вырезать.
– Но на твоих глазах слезы.
Смотрит на меня, ответа ждёт, и я не ненавижу себя за то, что снова буду ему лгать. Да, так нужно, Серёжка в их руках, но он меня не простит, никогда не простит…
– Просто мысль о том, что у меня мог бы быть ребёнок, причинила мне боль. Из-за этой операции я не смогу иметь детей.
– Прости, Славка, – Давид обнял меня, прошептал куда-то в шею мне, вызвав мурашки. – Прости…
Я думала на этом все, но я недооценила Давида, хотя и готова была ко всему.
– А тот мальчик, – требовательно спросил он, словно и не просил прощения мягко только что. – Которого ты растишь, какое он имеет к тебе отношение?
– Уже все узнал, – горько улыбнулась я. – Словно могло быть иначе… Давид, ты же знаешь, что моя мама умерла, когда мне двенадцать было. Родных, которые захотели бы меня к себе взять, не нашлось. Попала в детдом. Втройне горько было от того, что я знала, каково это любимой быть, иметь маму, быть для неё целым миром, а потом все потерять. Но это не важно. Важно то, что когда со мной связались, и сказали, что я единственная родственница крошечного мальчика, оставшегося без мамы, мальчика, о существовании которого я даже не знала, я не смогла отказать. Я не хотела, чтобы он в детдом попал и не знал, что такое родительская любовь.
Молчим. В моем рассказе много только что придуманной лжи. Он может её проверить, но документы чисты, быстро не выйдет. А там… там я закончу свое дело.
Но я не лгала по поводу своего детства. Когда мама ушла, думала, умру вслед за ней. Таким одиноким и холодным казался мир. Лежала по ночам в комнате детдома, вокруг столько незнакомых звуков – чужое дыхание, звуки обхода охраны по коридору, смех дежурной нянечки, она в комнате воспитателей чай пьёт и сериал смотрит… Все чужое и никому не нужна. Мне двенадцать было, я многое тогда понимала уже. И думала горько – никогда не рожу ребёнка. Он такой слабый, как он будет, если меня не станет?
Но…я не смогла отказаться от Серёжки. Он моё благословение. Он моя жизнь. Он – это все. И я сделаю все, что только могу, чтобы он был счастлив. Я уже делаю – лгу единственному мужчине, которого смогла полюбить без остатка.
– Ты даёшь ему эту любовь?
– Да… Его невозможно не полюбить.
Хоть тут я не лгала.
– Повезло пацану, – констатировал Давид.
Затем с постели поднялся, начал подбирать разбросанные по полу вещи. Смотрю на него, нагого, любимого самого, понимаю, что уйдёт. Хочу, чтобы вернулся. И ради Серёжки. И ради себя, чтобы ещё хоть немножко полежать рядом, вдыхая запах любимого мужчины.
– Я провожу, – сказала я.
Поднялась, пошла за ним к дверям, как была – голая. Стою, жду, когда поправит одежду, затем посмотрит в зеркало на сбитую повязку, из под которой стежки шва проглядывают и синева гематомы.
– Красавец, да? – спросил он. А затем, без перехода сказал вдруг, – Славка, душа моя, ты только помни пожалуйста, что мне не врать лучше.
И ушёл, оставив меня в пустом номере, воздух в котором ещё пах сексом, с целым сонмом моих мыслей, сомнений и страхов.
