Текст книги "Заложница мафии (СИ)"
Автор книги: Ирина Шайлина
Соавторы: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Глава 40
Давид.
Он идёт, неторопливо, словно на прогулке, я опускаю руку в большой карман рабочей куртки. Там – обёртка от конфеты, засохший листок и пистолет. Спускаю предохранитель. Готовлюсь давить на газ. Не знаю, хватит ли у столь маленького трактора мощности, чтобы снести ворота, но если мой план провалится, придётся попробовать. Один выстрел в парня у прицепа, второй в того, кто курит у кабинки нас разглядывая, потом таранить ворота.
– Что-то ты рано, – лениво говорит охранник, заглядывая в прицеп. – Сюда бы точно ещё влезло.
Запрыгивает прямо в прицеп. Говорит что-то сквозь зубы даже не догадываясь, что палец мой на курке и жить, возможно, несколько секунд парню осталось. Прыгает на куче, с неё вниз сыпится, свинья. Ублюдок. Я, сколько бы денег у меня не было, всегда ценил чужой труд.
– Там гости уже в парке, – спокойно отвечаю я. – Трактор им мешает. Пока буду мусор вывозить.
Думаю, Господи, только молчи, мальчик. Терпи. Сейчас все зависит только от твоей храбрости и моей выдержки. Потому что охраны здесь далеко не два человека. Я не боюсь их, но мне не успеть убить всех.
– Езжай, – отмахивается он. Прыгает вниз, снова сыпется сор. – Только подбери тут.
Показывает на то, что из прицепа вывалилось. Стискиваю зубы. Господи, как же в морду ему дать хотелось! Повалить на землю и пинать. Приходится держать себя в узде – от меня зависит жизнь мальчика. Вот спасу его, потом этого урода отловлю и землю жрать заставлю.
Беру вилы. Подбираю сор с земли и закидываю обратно. Возвращаюсь за руль. К приборной доске прицеплены электронные часы. Смотрю на них каждые несколько секунд. Мальчишки ещё не хватились, прошло несколько минут. Думаю, воспитательница некоторое время потеряет пытаясь отыскать его по кустам и лишь потом поднимет панику. Ворота открываются слишком медленно. Считаю секунды. Выезжаю. Пару сотен метров еду не торопясь, потом начинаю давить на газ. Но предел скорости трактора – пятьдесят километров час.
Органические отходы никак не утилизируются – листья и прочий сор просто сваливаются в кучу в стороне от центра, чтобы не мозолила глаза. Поворачиваю на пустырь в лесу, торможу перед этой кучей. В ней не только листья – видно и пакеты, и бутылки и даже шприцы-ампулы от лекарств.
– Свиньи, – сплевываю с отвращением.
Выпрыгиваю из трактора. Заглядываю в прицеп. Глаз у меня цепкий – вижу торчащий нос детского кроссовка, благо не яркий, а цвета хаки, поэтому остался незамеченным. Дёргаю за него.
– Вылазь, – командую.
Ворох травы и листьев шевелится и мальчик выглядывает наружу. Весь в пыли, листья налипли на одежду.
– Он на меня наступал, – сказал он с гордостью. – А я терпел и молчал. Прямо на спину!
– Молодец, – похвалил я. – Всё слышал?
Кивает. Помогаю ему спуститься. Валить надо. Беру за руку, идём. Шагает мальчик медленно, а идти нам через лес нужно. Здесь земля влажная, местами пролесок, в тени снег лежит. Тяжело ему будет. Хватаю на руки.
– Я большой, – возражает он. – Я сам.
– Если большой, – значит умный, – отрезаю я. – А если умный, значит потерпишь.
Замолкает. Иду, быстро продираясь через подлесок, но потом понимаю, что мальчик тяжело дышит – все же, надышался пылью. Времени нет, но останавливаюсь. К этому моменту я тоже готов. Ставлю мальчика на землю, из нагрудного кармана вытаскиваю коробочку, открываю, достаю ингалятор.
– Пользоваться умеешь? – кивает. Снимает колпачок, глубоко вдыхает лекарство, ждёт несколько секунд, снова мне протягивает. – У себя оставь, чтобы если нужно сразу взять.
Сует в карман, я снова его на руки. Наверное нас уже ищут, куда поехал трактор, знают, бегу. Убежать на тракторе у нас не получилось бы, его проще бросить. Наконец выбегаем из леса на дорогу. Место не совсем то, и машину вижу только пробежав несколько сотен метров. На ней уже никаких ведомственных знаков. Распахиваю дверцу, усаживаю ребёнка, сажусь сам.
– Там уже тревога, – говорит Марат. – Ищут. Выехали машины.
– Жми на газ.
Марат кивает мальчику и жмёт. Тот – весь в мамку. Пристегивается сразу, вызывая у меня лёгкую улыбку, несмотря на напряжённость момента. Звонит телефон. Мой, я его оставлял в машине. Наблюдатель. Он переместился ближе к центру.
– Я квадрокоптер поднял, – отчитывается он. – Увидят, собьют и меня искать будут, но свалить успею, я один. Выехало шесть машин. Две в сторону города, две дальше по дороге, а две в вашу сторону. Места они хорошо знают, разрыв невелик, ставлю на то, что минут через семь-десять они вас уже увидят, а потом стянут сюда все силы.
– Принято, – отвечаю я.
Засекаю время. Не я один. Марат выдавливает из машины все, что может, а через четыре минуты тормозит резко.
– Слишком велика вероятность не уйти, – говорит он. – Бери мальчишку и беги в лес, телефон выключи. Пока меня догонят, далеко будете.
Киваю, принимая, по сути, его жертву. Надеюсь, он сумеет уйти. Выходим из машины и бежим в лес. Марат сразу с визгом срывается в лес и дальше летит по проселочной дороге. Несу ребёнка на руках, бегу на пределе сил, благо физическая подготовка на уровне. Когда через минуту-полторы раздаётся гул автомобилей преследователей, падаю на землю, накрываю мальчишку собой, прижимаю его голову к земле. Машины на скорости пролетают мимо. Жду минуту, снова встаю и бегу.
Они уже все поняли. Что если я украл ребёнка, значит жив. Кому ещё нужен ребёнок Мирославы, которая вроде как, погибла? Сам по себе ребёнок никому не нужен, тем более им. Но уйти нам не дадут. И если я сейчас позову на помощь кого-то из людей Шерхана, только привлеку внимание. Тихо буду уходить, лесами, по-партизански. Торопиться надо, вдруг вертолеты пришлют, искать конечно в лесу непросто, но когда на кону такие бабки и власть, они расстараются.
Вертолёт загудел через минут двадцать. Я бросился в густые кусты и снова накрыл собой ребёнка. Кружил долго, кажется, вечность. Я с опаской думал о том, что у них вполне может оказаться тепловизор. На мне браслет, который по словам Вовчика создаёт существенные помехи в работе этого прибора, но полагаться полностью на одни лишь технические достижения страшно. Не надёжно. Наконец, вертолёт перемещается дальше и мы снова бежим.
Вот сейчас я благодарен отцу за армейскую выучку. Я так привык к тренировкам ежедневным в детстве – отрочестве, во времена службы, что так и не смог их забросить даже двадцать лет спустя. Но все равно, ребёнок, который весил словно пушинка, через час пробежки по лесу стремительно тяжелеет.
– Привал, – устало говорю я.
Слова с трудом продираются через пересохшее горло. Воды у меня только маленькая бутылка в пол литра, хочется выпить все, но делаю только пару глотков и даю ребёнку. Тот сначала садится рядом, потом начинает бродить вокруг. Вертолёта не слышно, я не запрещаю. Шапку он потерял ещё в прицепе, светлые волосы растрепались, на лице задумчивость. Шишку сосновую подобрал, в руках покрутил, потом ко мне повернулся.
– Ты секретный агент? – спросил он. – Шпион?
– Нет, – покачал головой я.
– А может ты из разведки и тебя мама наняла, чтобы ты меня спас? ЦРУ?
– Бандит я, – честно ответил я. – И забесплатно тебя спасаю, по доброте душевной. Как Робин Гуд. Давай, пошли дальше, пока не догнали…
Глава 41.
Мирослава.
Уснуть в чужом доме было трудно.
Поначалу я прислушивалась к звукам: тихие шаги Белоснежки, едва различимый плач младшего ребенка. Шерхан передвигался почти не слышно, оправдывая свое прозвище.
Он мне не нравился, но я была ему благодарна. Не знаю, в каких отношениях они были с Давидом, дружбой назвать это сложно, но Шерхан ему помогал. И это много значило.
И даже в дом меня привел – наверное, это было ему против шерсти. Подумала, и усмехнулась.
Наконец, дом затих, уснул. Я снова осталась наедине со своими мыслями, представляя, чем занят сейчас Давид. Как хотелось верить, что они уже недалеко, вместе с Сережей. Как прошла их встреча? Сердце тревожно всколыхнулось, я ведь сыну всегда говорила, что его отец умер.
Маленький был, задавал вопросы. Почему у других папа есть, а у него – только мама? А мне так больно было отвечать, но я говорила, обнимая, что так бывает. Что люблю его и за папу, и за маму, моей любви вообще на десятерых хватит, не бойся, сынок.
А потом у него астма началась, и вопросы про отца кончились. Когда был первый приступ, я чуть с ума не сошла, дрожащими руками вызывая скорую. Мы по врачам ходили, по самым лучшим, научились приступы купировать, даже спортом заниматься разрешили – он мог бегать, не задыхаясь, на велосипеде ездить, и я так радовалась, когда мы сняли ему боковые колесики и он поехал, мой маленький большой сын, на двух колесах, гордый и жутко собой довольный.
А потом снова появился Виктор. Я этого ждала подспудно всегда, понимала – как не береги мое хрупкое счастье, он явится и всегда этот момент будет самый неподходящий. Слишком плотно я у него на крючке сидела за свою юношескую глупость.
Сон так и не шел. Я поднялась осторожно, подошла к окну, вглядываясь в чужой, ухоженный сад. Дом охранялся и охранялся хорошо, но никто жизни домочадцев не мешал.
Захотелось пить, я аккуратно вышла из комнаты, закрыв плотно дверь и по лестнице спустилась. Кухню нашла сразу, включила свет. Все прибрано и расставлено по местам, ни тарелки, ни игрушки, Белоснежка было отличной домохозяйкой. Я налила воды в стакан, сделала два глотка, а потом что-то влажное коснулось моей голой щиколотки. Перевела взгляд вниз и заметила кота или кошку, не знаю. Белая роскошная шубка, умные глаза. Кошек я любила, вот и к этой протянула ладонь, позволяя обнюхать кончики пальцев.
Кошка потянулась, чуть приоткрыв рот, показывая острые белые клыки и розовый язычок. Я погладила ее за ухом.
– Ну, здравствуй. Вот кто тут настоящая Белоснежка. Если ты вдруг принц, а не принцесса, мои извинения.
Кот прошел мимо, а я решила, что пора идти к себе, пока не разбудила никого. Сполоснула стакан, выключила свет.
За окном уже светало, когда я смогла уснуть, хоть тревога и не отступила. А проснулась от грохота – Шерхановская дочка училась гонять на самокате по длинным коридорам дома. На улице было пасмурно, поэтому занималась этим она дома.
Лиза сидела на полу в гостинной, на ее руках – пухленький Ибрагим, который тыкал в книгу пальцем. Лиза страницы переворачивает, он пальцем указывает, а она вслух говорит:
– Машина. Колесо. А это трактор. Смотри, какой он красный. А это – вертолет. Самолет. Помнишь, мы на самолете к бабушке летали? Нет, не помнишь? Ну, конечно, ты совсем маленький был.
– Зато я помню, – крикнула Иман, лихо затормозив возле мамы, – здрасти, – обратилась уже ко мне.
– Доброе утро, – поздоровалась я, – новостей никаких?
Лиза покачала головой, мне показалось, что в ее глазах мелькнуло что-то похожее на жалость. Жалости мне не надо было.
– Завтракать будешь? У детей уже обед, пойдем на кухню?
Я только сейчас спохватилась, сколько времени, оказалось – двенадцатый час. И стало как-то неловко, пока Давид там, моего сына спасает, я дрыхну до обеда.
Пока Лиза кормила кашей сына, я пила кофе. При детях разговор особо не поддерживали, но потом старшая умчалась играть, а сына Лиза передала пожилой женщине с седыми волосами. Вчера я ее не видела, возможно, это была родственница или помощница, я не стала вдаваться в подробности.
– Волнуешься? – спросила она, когда мы остались на кухне вдвоем, – я верю в Давида.
– Я тоже в него верю, – вздохнула, – но он пошел один и он не всесилен…
– Знаешь, – Лиза подошла поближе и взяла меня за руку.
Это было очень неожиданно. Я посмотрела на нее в недоумении, но ладонь не забрала.
– Я понимаю, что ты чувствуешь.
– Да откуда тебе знать?
Я разозлилась, что эта девочка – ангелок вообще может знать о жизни? Она живет как принцесса, приручившая своего персонального тигра, и знать не знает то, что мне пришлось пережить.
– Я сбежала от Давида беременной, чтобы спасти своего ребенка, я скрывалась, я сына своего оформила на других людей, чтобы его обезопасить. И все равно не уберегла, он был и остается инструментом воздействия в мире жестоких мужчин, а я ничего не могу с этим поделать! Делаю, делаю, и ничего не получается!
Я не хотела повышать голос, но не сдержалась под конец. Такое отчаяние накатило: почему все, все в этом мире зависит от мужчин? Почему они считают, что имеют право вмешиваться в чужие жизни, заставлять меня плясать под свою дудку, забирать моего сына и прятать от меня? Он не вещь, не игрушка, он живой человек – только почему-то никто с этим не считается.
– Имран тебе ничего не рассказал? – Лиза опустила глаза, покачав головой, – я тоже сбежала от него беременной, скиталась без денег. Меня хотел убить мой родной дядя, а родители умерли много лет назад. Я понимаю тебя, как никто другой. И не обижаюсь на твои слова, потому что знаю, что чувствует материнское сердце.
Я в досаде прикусила губу. Стало неловко за собственные мысли и слова.
– Лиза… Извини меня, пожалуйста.
– Все нормально, – ответила она, – все нормально, я не сержусь на тебя.
Больше этой темы мы не касались. Время до вечера тянулось долго, я то и дело смотрела на стрелки часов, гадая, когда объявится Давид. Прошло уже больше суток, ему давно стоило объявиться, хотя бы по телефону. Мне бы хватило одного звонка…
Но его не было. Не звонил и Шерхан.
Мы оставались в информационном вакууме, и это было жутко. Я искусала все пальцы, хотя казалось, давно избавилась от этой жуткой привычки.
В восемь хлопнула входная дверь. Мы вскинулись с Лизой, я бросилась туда, надеясь услышать голос сына, крикнула даже:
– Сережа!
Но это был Имран. Уставший, он посмотрел на меня и сказал тихо:
– Собирайся, поехали. Жду в машине, – и вышел, не сказав более ни слова.
Глава 42
Ещё через час устал и ребёнок, хотя, преимущественно, путешествовал у меня на руках. Не капризничал, но начал клевать носом. Ушли мы далеко, но расслабляться не стоило – вертолёты шумели. Их было два, над шапка и полуголых, пока, деревьев, шумел то один, то второй. Но пока немного в стороне, что не могло не радовать. Но радовало мало – так просто меня не выпустят. Возможно, уже провели анализ камер и поняли, что к ним в образе садовник сам Чабашев пожаловал, и искать меня будут усердно.
– Устал? – спросил я.
– Нет, – тут же солгал мальчик. – А ты?
– А я устал, – честно ответил я.
Бежать с ребёнком это совсем не то же самое, что двух часовая прогулочка по парку. К слову, я уже и не бежал, шёл. Шёл не выбирая удобного пути. Продирался через подлесок, пару раз перебрался через глубокие овраги, выбирая каменистые места, чтобы не наследить – на дне сыро. Шёл я по самым сложным участкам чтобы усложнить работу преследлвателям – у них могли быть квадроциклы.
Мальчик, которого я нес на руках уже больше двух часов начал клевать носом. Засыпая стал ещё тяжелее, чем был, просто невозможная какая-то метаморфоза. Останавливаться я не планировал, но ребёнок вздрагивал у меня на руках то и дело, просыпаясь пугался спросонья.
– Пятнадцать минут, – решился я. – Я дам ему подремать только пятнадцать минут.
Выбрал не глубокий, поэтому сухой овраг, поросший густым кустарником. Спустился. Осторожно придерживая ребёнка то одной, то второй рукой снял с себя куртку, расстелил на земле и ребёнка на ней пристроил. Тот тяжко вздохнул во сне, снова глаза вытаращил, но не выдержал усталости и уснул дальше.
Пятнадцать минут это не много, мы хорошо оторвались, лес большой, у них не хватит людей прочесать его полностью. Сел, оперся спиной о прогретый солнцем камень. Хорошо. Ноги гудят, руки тоже этот день просто испытание меня на прочность. И я – справлюсь.
Я не планировал спать сам. Сказалось напряжение последних дней. Беготня с ребёнком на руках по лесу тоже. А ещё солнце весеннее грело, чтоб его… Уснул я незаметно для самого себя. Проснулся рывком, понимая, что происходит нечто неправильное. Звуки. Птички пели так, словно последний лень живут. А теперь по ушам резануло нечто громкое, инородное. Рыкнуло снова, понял – квадроцикл. Остановился где-то совсем рядом. На мальчишку смотрю, тоже глаза открыты, в них – страх.
– Чтобы не происходило, молчи, – тихим шёпотом велю я. – И будь на одном месте.
Кивает. Замираю, весь превращаясь в слух. Шаги. Трещат сухие ветки под чьими-то ногами. Их двое.
– Херня какая-то, – жалуется один. – Казаки, блядь разбойники. Когда это закончится?
– Не ной, – отрезает второй. – Говорю тебе, я видел след.
Этот, второй, представляет куда большую угрозу. Не знаю, насколько хорошо нас видно сверху. Призываю на помощь всю свою армейскую выучку. Ползу по пластунски, почти вжимаясь в землю. Куртку отдал мальчику и теперь мелкие камни врезаются в кожу, буду, как Славка после пробежки по мосту. Если вообще буду, конечно.
Один из них спустился в овраг. Идёт прямо на меня. Если встану сейчас в полный рост, он увидит меня буквально перед собой. Это в мои планы не входит, если бы я всегда играл по честному, я бы таких высот не достиг. Между нами всего несколько метров поросших колючими кустами. Нашариваю рядом небольшой камень. Бросаю его в сторону. Парень купился – развернулся, находу поднимая оружие. Я бросился на него со спины. Можно было бы выстрелить, но пистолет, даже с глушителем издаёт щелчок, а я не знаю, где находится второй.
Мужское тело падает под моим весом. Хватаю за волосы – не зря в армии стригут под ноль, с размаха бью лицом о каменистую землю. От шока и неожиданности его дезориентирует, он почти не сопротивляется, а потом уже поздно. Я разбиваю его лицо в кашу. Зрелище не для слабонервных, и тем более не для детей. Признаков жизни парень не подаёт, если и жив в себя придёт не скоро. Поднимаюсь из оврага.
– Леха! – кричит один из преследователей. – Ты где?
Леха, по понятным причинам ему не отвечает. Теперь я вижу парня. Одному в лесу ему страшно. Он не понимает, что произошло с напарником. Пятится назад затем срывается в бег в сторону квадроцикла. Я не могу позволить ему уйти. Двигатель заводится, квадроцикл рвётся с места, а я стреляю в мужскую спину. Потом ещё и ещё, пистолет отвечает мне сухими щелчками. Квадроцикл врезается в дерево, кренится, колеса крутятся беспомощно, движок заглох. Подхожу к парню – наглухо. Но рацию все же забираю, у того, что на дне оврага лежит, её не было. Проверяю телефон – антенна на нуле, не ловит. Бросаю на землю.
Оборачиваюсь и вижу мальчика. Он вскарабкался наверх, стоит, маленький, худой, испуганный и на меня смотрит. Глаза нараспашку. Вычисляю траекторию его пути – первое тело он не видел, вздыхаю с облегчением.
– Я велел тебе оставаться на месте.
– Я испугался, что тебя убьют.
– И как бы ты меня спас? – Молчит. – Никогда так больше не делай, хорошо?
– Хорошо, – покладисто соглашается он.
И он и я знаем, это ложь – не бывает на сто процентов послушных детей и это нормально. Близко мальчик не подходит, но этот труп не видно – завалился за квадракоптер. Обшариваю походный рюкзак, в основном одна херня, но нахожу в нем батончик шоколада и пачку солёного печенья. Забираю. И снова командую:
– Пошли.
– А мы не можем на этом поехать?
– Нет, это шумит на всю округу. И разбито ещё.
Доверчиво даёт мне руку и идёт не оборачиваясь. Вновь пересекаем овраг и углубляемся в лес. Где-то у горизрнта кружит вертолёт, но он беспокоит меня мало. Следующий короткий привал у ручья, вокруг которого поросшие мхом зелёные камни. Набираю воду в бутылку, пью, снова набираю и даю ребёнку. Вода кажется безумно вкусной.
– Там микробы, – отмечает мальчик.
– С ними вкуснее.
Принимает бутылку и пьёт осторожно словно она отравлена, маленькими глотками, потом с удовольствием ест протянутую ему шоколадку.
– Может, ты сталкер? – спрашивает он.
– Я даже не знаю, что это такое, – усмехаюсь я.
Глава 43
Мирослава
– Куда мы едем?
Мы сидели с Имраном в машине вдвоем, он сам за рулем был, ехали кортежем, впереди и сзади – охрана.
Подумалось, что с такой помпой навстречу Давиду и Сережке ехать дело странное, мы же скрываемся будто, а тут наоборот – я чувствовала себя как на ладони. И даже тонированные наглухо стекла автомобиля по ощущениям не скрывали меня от внешнего мира.
Шерхан молчал, только глядел сосредоточенно на дорогу. А вдруг… вдруг он вывез меня, чтобы сказать, что у Давида не получилось? Что его поймали. Или что с Сережей что-то приключилось по дороге…
Ровно на одну секунду я позволила себе поддаться эмоциям. Страх накрыл с головой, я почувствовала, что воздуха не хватает. Повернулась к Шерхану:
– Если что-то с ними случилось, лучше скажи сразу. Я должна быть готова.
Он зыркнул на меня, показалось даже, что зло, но заговорил ровным тоном:
– Он не выходит на связь.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, а потом закрыла, так и не найдя слов. Их не было просто. Вообще ничего не было, внутри все будто умерло.
Я потерла одну ладонь о другую, руки были ледяными, несмотря на то, что в салоне автомобиля тепло. Я подула на них, прижала к губам, а потом ощутила на них влагу.
Слезы.
Я плакала и не чувствовала это.
– Блядь, – Имран посмотрел на меня, ударил по рулю, задев гудок, – не хорони его раньше времени, это же Чабаш. Он и не из таких замесов выбирался. Плохих новостей нет, это уже хорошо.
Я кивнул, не находя слов, тыльной стороной ладони вытерла слезы со щек. Нужно собраться и надеяться, что все в порядке. Материнское сердце, наверное, подсказало бы, случилось что?
Мне всегда казалось, что я тонко настроена на Сережу, что я почувствую любую его эмоцию даже за тысячи километров. А сейчас – не чувствовала ничего, прислушивалась к себе, пытаясь уловить хоть что-то, но пусто.
– Мы договорились встретиться в условном месте, сейчас поедем туда, – Имран, видимо, испытывал неловкость из-за моих слез, поэтому заговорил со мной снова, – он должен появиться там сегодня, этого времени хватит с запасом.
– А если… если не появится? – голос мой звучал неожиданно тонко, я коснулась горла рукой, точно хотела вернуть ему обычное звучание.
– Появится, – отрезал Шерхан.
На выезде из города мы сменили автомобиль, за руль Шерхановского джипа сел один из его водителей, бородатый, чернобровый. Мы пересели в неприметный старый джип, на заднее сидение, впереди – пара человек охраны. Кортеж свернул в одну сторону, мы рванули в другую, я заметила за нами еще один автомобиль, присоединившийся чуть позже. По спокойным разговорам поняла, что сопровождение – кто-то из своих, бояться не стоило.
Я хотела знать, долго ли нам еще ехать, но спрашивать не стала, смотрела в окно, на мелькающий сосновый бор. Кое-где, в глубине, еще виднелись скукожившиеся, потемневшие останки сугробов. Вскоре показался указатель на деревню Вяземку, мы сбросили скорость, поворачивая направо. Дорога была сплошные ухабы, нас подкидывало, несколько раз автомобиль буксовал в весенней грязи и казалось, – застрянем. Я концентрировала свое внимание на любой мелочи, лишь бы не думать о плохом исходе.
Деревня, в которую мы въехали, выглядела заброшенной, старые дома щерились окнами с выбитыми стеклами. Жутко, я передернула плечами.
– Тормози, – приказал Шерхан, и мы встали возле крайнего дома, за которым начинался высокий лес, серый в вечерних сумерках.
С трассы нас не было видно, место глухое, если Виктор захотел бы нас пришить – идеальный вариант. О нем подумалось совсем некстати, столько лет Виктор был в моей жизни, – почти весь сознательный возраст, с тех пор, как я чуть не умерла голодной смертью в институте, а потом попала в отдел полиции. Там он меня и приметил. Худую до изнеможения, в старой дешевой одежде, – но все равно решил, что я ему нужна. Не для секса с ним, нет, меня он не трогал, берег для особых поручений.
А я его боялась и ненавидела. Ненавидела за то, что он пустил под откос всю мою жизнь, а теперь еще позарился на самое святое. На моего сына…
Пока я думала об этом, мы зашли в дом. Автомобили спрятали подальше от глаз, на задний двор, свет мы зажигать не стали, устроившись кто где мог. Я сидела за старым столом, повсюду пыль и запустение, пахло землей, сыростью и мышами.
Тишина нарушалась негромкими перешептываниями охраны, Имран возвышался как гора, в руках – пистолет, покоявшийся на колене. Все люди были вооружены, я видела автомат. Оружие всегда вызывало во мне ужас, я отвернулась, хотя блестящий гладкий бог так и манил взгляд.
Стемнело окончательно. Я замерзла, в нетопленном доме было холодно, мы сидели почти без движения.
– Когда он должен был появиться?
– Часов шесть назад.
Много. Шесть часов безумно много, особенно когда каждая минута ожидания кажется вечностью. Я поднялась, разминая колени, прошлась по пустому дому, не касаясь стен. Он напоминал мне дом бабы яги, страшный, пыльный и одинокий. Подошла к маленькому окну, выходившему на огород, за которым был лес. Окно поросло паутиной, на узком деревянном подоконнике валялись трупики мух.
Я наклонилась к нему поближе, протерла рукавом стекло, но чище оно от этого не стало. Стояла, вглядываясь в темный лес, до рези в глаза, до тех пор, пока не показалось, что лес живой.
Там что-то двигалось.
Сердце забилось учащенно, я прижалась почти, пытаясь разглядеть две фигуры – одну повыше, мужскую, а вторую маленькую, детскую.
– Это они, – прошептала ломающимся голосом, обернулась, чтобы найти глазами Имрана, и уже громче добавила, – они!
А потом бросилась, мимо охраны, в двери. Бежала, утопая ногами в рыхлой вязкой земле, бежала так, что распирало легкие.
Я споткнулась, упала, зацепившись о корягу. Ударилась коленкой, проехалась ладонями, что еще не успели зажить, по грязи, но тут же поднялась, откуда только силы взялись? – и побежала дальше.
Потому что видела уже отсюда худую фигуру сына, его лицо, что белело на окружающем фоне.
– Сережа! – крикнула, не сдержавшись, может, и надо было молчать, но не смогла.
– Мама! – и он побежал мне навстречу, смешно вскидывая пятки. Чуть не полетел вперед, едва не повторив мой кульбит, но Давид успел подхватить его в последний момент.
Оставшиеся метры, что разделяли нас, я пролетела как на крыльях. С размаху Сережа запрыгнул мне на руки, я пошатнулась, но устояла, прижимая к себе сына.
– Мамочка, – выдохнул в ухо, впиваясь пальцами в мои волосы, а потом носом хлюпнул. Какие бы большим не был мой маленький мужчина, но испытания ему достались непростые. – Я так скучал, мама.
– Я тоже, Серёж, я тоже, – я пыталась не всхлипывать, но это было так сложно, непрошеные слезы застилали глаза.
Давид остановился рядом, позволяя нам с сыном перевести дыхание.
Я смотрела на него с благодарностью, трудно было выразить словами, то, что я испытывала сейчас.
– Спасибо тебе, – прошептала. Хотела обнять и его, но сын так вцепился в меня, что я решила, – успеется. Мы ещё останется с ним наедине, нам о много надо поговорить.
Давид кивнул, а потом сказал:
– Нельзя задерживаться, идём, – и положил мне руку на плечо, беря в свои объятия. Теперь я чувствовала его защиту.
Шерхан уже вышел навстречу, машины стояли заведённые. С Давидом они обнялись почти по-братски, Имран хлопнул его по спине:
– Удачи, – и передал пистолет, я видела, как Чабаш прячет его за пазухой.
Мы спешно расселись по машинам, я с Серёжей и Давидом в одну, Шерхан со своими людьми – в другую. На трассу ехали друг за другом, а уже там, развернулись в разные стороны. Давид давил на газ, а я на заднем сидении не могла выпустить сына из своих рук.
– Что теперь, Давид?
Он посмотрел на меня через зеркало заднего вида. Уставший, с темными тенями под глазами, такой родной.
– Теперь мы найдем того, кто хотел от меня избавиться.
И в голосе его было столько стали, что я понимала точно, какой исход ждёт его врага. Наклонилась, целуя детскую макушку и подумала, что хотя бы сейчас у нас есть небольшая передышка.
