Текст книги "Мужской роман"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Если она что-то решила, её не следует останавливать, – Игорь неожиданно улыбнулся, – Сейчас ей так нужна самостоятельность… И это, наверное, правильно. Тяжело для меня, но нужно ей. Это верно…

– И для меня тяжело, – выговорил старик, болезненно морщась. Потом собрался и выдавил из себя решительное, – Но жить-то ей. Я умываю руки!

Говорить было не о чем. Взаимопонимание отдавало горечью. Вынужденная политика невмешательства несла с собой боль, которая ничуть не уменьшала своей тяжести от увеличения количества принимающих её.

Так они и стояли, соболезнуя друг другу взглядами. Скорбные, молчащие, торжественные. С умытыми напрочь руками…

* * *

Итак, Вера уезжает. Вера уезжает. Насовсем уезжает. Бросает все. И уезжает. Оставляет все Яне и уезжает. А его, Игоря, она кому оставляет?

Засыпая, Игорь вдруг понял, зачем было нужно сумасшествие сегодняшнего дня. Бесконечные звонки, чужие тайны, нелепые разговоры. Старина-телефон спасал хозяина. Намеренно не оставлял Игорю ни минуты для уединения. Потому что точно знал: тому Игорю, что только что узнал о непоколебимом решении Веры, наедине с собой оставаться нельзя. Бесконечные дерганья телефонных собеседников смягчили удар. Размыли во времени осознание безнадежности ситуации и тем самым спасли Игоря от…

«Сказание о том, как телефонный аппарат предотвратил самоубийство хозяина» – мелькнуло в голове у Игоря.

Потом подумалось, что предложение это сильно смахивает на название главы в романе. Да. Если бы Игорю взбрело в голову описывать сегодняшний день, то назвал бы он описание именно так. И взбрело. Через несколько минут Критовский уже воевал с музами за конкретные слова. Музы уверенно побеждали, не отдавая противнику ни крохи из своей собственности, не даруя ни единого «точного» предложения или меткого эпитета. Но Игорь не сдавался.

Так впервые Критовскому взбрело в голову писать книгу. Описание происшедших событий, являющееся, вместе с тем, посланием к Вере. Пусть знает, пусть вспомнит, пусть поймет… А, если нет? Тем более, нужно писать. Ведь не зря же все это было. Ведь нужно же, чтобы осталось в вечности хоть что-то от их любви. Игорь не умел менять судьбу, не умел также останавливать время… Но он умел запечатлять происшедшее. Заковывать обрывки воспоминаний в слова, удерживая их и не позволяя испаряться навеки.

Вы молчите! Вы там и не были!

Не любезно я соболезную.

Нет. Царапаю быль до небыли.

Чтоб не канула. Спорю с бездною.

Кроме того, написание книги позволяло Игорю во многом лучше разобраться самому.

Правда, реальности это занятие наносило непоправимый ущерб. Игорь ею попросту не интересовался. Телефон он так и не включал. На улицу не выходил. Строчил текст, как умалишенный.

И ведь главное, писалось! Понимаете, действительно писалось… Потому, что было зачем и о чем. С самого начала пообещав записывать одну только правду, Игорь ощутил теперь явное преимущество такого писательства. Не нужно было состязаться с творцом, охотиться за красивыми сюжетными ходами, мучаться над содержанием. Вспомнил, нашел слова, записал. В этом записывании Критовскому виделись теперь не столько технологии журналиста-профессионала, сколько его личный, Игоревский, долг. Долг перед Верой, перед теми, кто показал их с Верой друг другу, перед тем, кто создал тех, кто показал…

Не испытывая ни малейшего благоговения перед новым смыслом жизни Критовского, продуктовые запасы квартиры дерзко заканчивались, финансовые ресурсы бесчувственно отказывались пополняться самостоятельно, а желудок капризно требовал пищи…

* * *

Три дня спустя внезапное появление Жэки не позволило Критовскому помереть с голоду или окончательно сойти с ума в борьбе с ненавистным вдохновением (к тому времени уже «не писалось», слова оказывались малы вспоминаемым ощущениям, Игорь метался по квартире в бессильной злобе).

– О-о-о-о! – восторгу приятеля не было границ, – Да у тебя, дружище, запой! Игорь сидел на корточках в коридоре, подпирая затылком исписанную номерами телефонов стену. Жэка деловито сновал по квартире, не потрудившись даже снять ботинки. Возмущаться Игорь не стал, прекрасно понимая, что, разувшись, Жэка мог испачкать носки. Квартира как-то самопроизвольно превратилась в нечто ужасное. Игорю даже было её жалко. Квартире будто сделали аборт, выскоблили изнутри, очистив от любви Веры и Игоря, и теперь она осталась опустошенная, заброшенная, никому не нужная. У Игоря не было на наведение уюта сил и желания.

– Самый настоящий всеобъемлющий запоище, – продолжал Жэка делиться ощущениями от своего визита.

– С чего ты взял? – чтобы не молчать, поинтересовался Игорь.

– Не появляешься нигде… Да и видон у тебя соответствующий, – при слове «видон» Жэка отчего-то показал глазами не на Игоря, а на расставленные под умывальником пустые бултылки, – Эх ты, ушел в запой и не предупредил! Кто ж в такие приятные места без друзей-то ходит?

– Это давно было, – Игорь тоже показал на бутылки, – Сейчас если и запой, то творческий. Точнее, антитворческий, потому как никакого творчества в том, что мне удается сделать, я не наблюдаю… И ремеслом-то назвать нельзя, – Игорь спохватился, осознав, что жалуется.

– Это потому, что нахрапом берешь, – серьезно заметил Жэка, – Мысли вынашивать надо. А ты, еще не трахнувшись, уже рожать пытаешься…

Игорь вдруг ощутил, как рад визиту приятеля.

– Мне нельзя, – в тон Жэки ответил Игорь, – Мне сейчас ни секунды свободного мышления предоставлять нельзя. Мне чем-то занятым быть надо. А заниматься ничем не могу…

– Что за бред?

Жэка выглядел свежим и подтянутым. Новая работа явно была ему к лицу. Хотелось тоже чем-то «блеснуть», но ничего не получалось. По старой памяти, Критовский решил говорить Жэке правду.

– От меня Вера ушла, – Игорь попробовал это выражение на вкус. Противное. Отдает тухлятиной и пробивает на жалость к себе. Но ничего, пользоваться можно. Произносится, и ладно. Стоит закрепить произношение. – От меня ушла Вера. Собственно, уже давно ушла. Но я никому не говорил. Думал, это не на самом деле всё. Думал, еще сто раз переиграется. А недавно понял – ушла окончательно, – Игорю вдруг стало смешно от собственной беззащитности перед этим громоздким «окончательно». Нужно было спасаться. Немедленно писать. Те главы, где Вера еще есть. Те, где все еще хорошо…

«Стоп! При Жэке размазней быть нельзя!» – скомандовали изнутри.

Сработало основное правило ныне вспомненного инстинкта самосохранения: все болезное надо обсмеять для обеззараживания. Игорь скривил губы в гримасу малолетнего дегенерата и заставил себя расхохотаться.

– Навсегда ушла. Прикинь?

Жэка на миг почернел, но тут же включился в игру.

– Ой, горе-то! – Жэка по-бабьи запричитал, демонстративно обхватив голову руками, – Ой бедушки! Так мы с тобой, выходит, друзья по несчастью, да?

– В смысле? – Игорь опешил, – Тебя она, что ли, тоже того… ушла то есть?

– Хуже! – продолжал театрально сокрушаться Жэка, – Со мной она и не жила никогда… Как тяжело, а?

– Тебе-то что? – ничего не понимал Игорь,

– Вот то-то и оно… Ничего. Все они мне по барабану. А это еще хуже, чем если б какая была, да ушла. В любом случае, ты – один. Я тоже один. Отчего бы нам ни объединиться.

Жэка таки добился своего, обстановка разрядилась, Игорь искренне рассмеялся.

– Звучит как-то неприлично. Ощущение, Жэка, что ты меня жениться зовешь.

– Упаси Боже! Зову совсем по другому поводу. Раз оба мы с тобой одиноки… то есть, свободны совершенно… то выходит, общее горе у нас, дружище. У меня даже горестнее, да? Так скрепим же эту знаменательную трагедию…

Игорь представил, что сейчас снова придется пить, и почувствовал себя еще несчастнее.

– … развлекательным путешествием, – неожиданно закончил Женька.

– Чего? Каким путешествием?

– В Крым. А то ты тут совсем зачахнешь… И потом, мне на новой работе отпуск дали… Не должны были, но подарили. Представляешь? Я с одним «челом» просто поменялся. Тот хочет в конце лета на моря, а я сейчас… Эй, да оживай же ты!

Игорь почувствовал покровительственные нотки в тоне друга и невольно вспомнил, что еще недавно сам состоял при Жэке кем-то вроде опекуна. Как все-таки все изменилось. Бестолковый ранее Жэка оказался ныне здравомыслящим и дееспособным. А Игорь превратился в раскисшую тряпку…

– Как говорил Майк: «Здесь нас никто не любит, и мы не любим их». Пора менять обстановку. Сечешь? Если ехать без дам, то комфорт и прочие навороты нам не нужны. А значит, и стоить эта поездка будет всего ничего. Поехали! Развеемся, наберемся сил, выкрутимся… Ты мысли свои довынашиваешь. А не поедешь, я тебя силой утащу!

И утащил. Почти силой. Также силой оптимистичный Жэка таскал раскисшего Игоря по сумасшедше красивому, но безразличному Крыму. Силой же, спустя две недели, притащил обратно домой и отволок к себе на работу в издательство, которое как раз взялось производить на свет какой-то забавный журнал для подростков. Силой Жэка засадил Игоря за компьютер и заставил тарабанить десятком пальцев по измученной побоями клавиатуре. А потом, когда силы Жэки временно иссякли, выяснилось, что Игорь уже и сам привык. Ходить, писать, в конце концов, жить. Привычка жить закабалила Игоря, заставила считаться с собой, обязала действовать. И прожил наш Игорь с тех пор много-много лет. Дотянул до глубокой старости. В полсилы, в черно-белом, не волнующем более мире. Делая вид, что ныряет в него, но даже не пытаясь погружаться. Как тогда, когда якобы спасали Малого. Фальшиво, но жил. Не из азарта. Не от желания. Просто по привычке. А вредные привычки, как известно, почти неискоренимы.

* * *

Не читай, забудь, не придавай значения. Все это привиделось тебе. Ничего не было. Ничего не было написано. Ничего не было написано о тебе. Не было ни сказок, ни разрушивших эти сказки разочарований. Ни тщетных иллюзий, ни попыток исправить их безнадежную тщетность. И вообще, не было, ни тебя, ни меня, ни этой книги. Необходимо стереть из ощущений все обиды и поражения. Вычеркнуть претензии и мольбы. Очистить память от этого непосильного груза.

Надо же ведь и вправду умудриться дожить до старости.

PPS. Раз-два-три… Взмах волшебной палочки… Горечь уходит, память обнуляется, превращается в безразличный чистый лист.

Но, увы, непобедимым роком, неподвластным времени и волшебству диагнозом, на белой глади листа неукоснительно проступают насмешливые слова приговора: Я люблю тебя.

* * *

– Вам просили передать, – от излишней официальности доброжелательная интонация официантки казалась Игорю какой-то вымученной.

– Кто, простите? – засуетился Жэка. В планы Жэки-организатора, анонимные подарки Автору не выходили. – Кто просил передать и почему я об этом ничего не знаю?

– Пара из-за дальнего столика, – дисциплинированно ответила официантка, – Ой, девушка уже куда-то отошла. Вон тот джентльмен в бежевом пиджаке.

«Какая разница кто?» – Игорь тоскливо смотрел на запотевшую бутылку вина, выглядывающую из-под ослепительно белого вафельного полотенца официантки. Само полотенце вызывало у Игоря значительно больше подозрений, чем неожиданный подарок, – «Передавать Автору, на презентации книги которого присутствуешь, выпивку – вполне распространенное среди современных читателей явление. Спасибо, что «Мурку» сыграть не просят. А вот полотенце вызывает массу вопросов. По-моему, настолько белого цвета в природе вообще не существует…»

В последнее время Игорь стал ужасным ворчливым снобом. В подношении марочного вина мерещилась ему унизительная подачка, в выборе высокопробного ресторана местом презентации – излишняя помпезность, в любопытных взглядах и скоплении народа – фальшь и лицемерие.

– Игорь, ты это видишь?! – Жэка крепко сжал локоть своего подопечного, – Немедленно посмотри. Вот это сюрприз!

Из-за дальнего столика, широко размахивая руками, навстречу Игорю с Жэкой улыбался своим шестидесятизубовым улыбищем настоящий Вась-Вась.

– Палюрич!!! – Автор, чуть не опрокинув свой столик и чудом не налетев на шарахнувшуюся официантку, кинулся здороваться. Ворчливый сноб моментально умер, уступая место прежнему Игорю. Жэка распорядился, чтоб Вась-Вася «переселили» за центральный столик.

– Читал твою книжку… Услыхал о презентации, решил зайти. Ну, ты даешь! – весомо отрецензировал игоревское творчество Палюрич.

– Понравилось? Мне было бы приятно… – ловя себя на заискивающей интонации, поинтересовался обычно сдержанный и циничный Автор.

– Ну, не то чтобы, – лукаво улыбнулся Вась-Вась, – Ты же знаешь, я романы не люблю. Они для меня слишком уж романтичные… А вот меня ты раскусил лихо. Все, что я думал, ты прямо в точности отобразил. Как телепат. Да и вообще здорово… Что книга вышла, что такое вот празднество в её честь происходит, – Вась-Вась огляделся.

– Это не я, – поспешил откреститься от всей этой шумихи Игорь, – Это Жэка. Он на рукопись у меня в компьютере наткнулся – и пошло поехало. Он у нас теперь крупный менеджер. Шел в издательство системщиком, да не утерпел, опять к продажам вернулся. На этот раз он воротила издательского бизнеса. Раскручивает авторов своего издательства. На мне вот эксперементирует…

– Всего лишь скромный литературный агент, – с достоинством отрекомендовался Евгений, и тут же начал приставать к Палюричу с коммерцией, – А сами вы, часом, ничего не пишете? Если что, мигом раскрутим. У нас уже та-а-кие связи. А у вас? Если есть через кого, то можете вы нас раскручивать, а то нам этот город уже мал становится…

Всего этого Игорь уже не слышал. Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Игорь отвернулся и потерял связь с действительностью. Вера не подходила. Сидела за тем самым столиком, откуда только что ретировался Палюрич, и напряженно всматривалась в Игоря.

– Здравствуй, – Игорь и сам не заметил, как пересек банкетный зал и оказался рядом с ней, – Почему ты не подходишь?

– Боюсь, – глаза Веры светились, кажется, она и впрямь была рада встрече, – Ты про меня такого понаписывал… А я вот Палюрича вот на презентацию вытащила. Твой метод применила, на всех остановках района объявления развесила, и мне Галина перезвонила. ВасьВась уже не прячется. Он полностью обелен во всей этой истории. Не появлялся просто оттого, что не знал, где всех искать… Я его еле откопала. Знала, что тебе будет приятно. А сама вот подходить боюсь. Зачем? Все равно в самый ответственный момент ты вдруг онемеешь и ничего не сможешь сказать.

– Тогда я напишу. Осознаю и потом напишу…

– Потом – это слишком долго, – Вера поднесла к губам высокий бокал с вином, – Впрочем, это неважно. Важно другое… Ты снова пишешь. Поздравляю с выходом книжки.

– Подожди, – Игорю ужасно хотелось отвести в сторону бокал, закрывающий часть Вериного лица. Ему хотелось видеть лицо всё, изучать в мельчайших подробностях, вспоминать, – Скажи – ты что, вернулась, да?

Игорь сначала спросил, а потом осознал истинный смысл своего вопроса. Осознал и ужаснулся содеянному. «Никогда не задавайте вопросы, ответы на которые боитесь услышать». Игорь боялся. Он вдруг отчетливо понял, что единственным способом вернуть им с Верой взаимопонимание, было написать эту злополучную книгу. И понял еще, что знал об этом изначально, и что писал, исключительно ради этого. Ради того, чтобы Вера поняла, наконец, откуда бралась это душащая невозможность что-либо объяснить. И вот, Вера прочитала. Поняла ли? Важно ли это ей сейчас? Меняет ли понимание что-то в их судьбах? Сейчас от Вериного ответа зависело настолько много, что Игорь уже даже не хотел его слышать.

– Извини, – Игорь отвел глаза, – Я о чем-то не том спрашиваю…

Игорь очень боялся. Оказалось, зря.

– Да, – Вера говорила предельно серьезно. Глаза её снова стали глазами существа из другого мира. – Я вернулась. Если ты, конечно, понимаешь, о чем я говорю.

И мир снова сделался красочным.