Текст книги "Мужской роман"

Автор книги: Ирина Потанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Я послана тебе на счастье, – попыталась оспорить Вера.

– Смотри, – Игорь засмеялся, – Как бы не превратился я окончательно в какое-нибудь доисторическое животное. Вдруг еще территорию метить начну. Задеру лапу и…

– Не переживай, я и так уже давно тобой меченая. Ты у меня всегда вот здесь, – Вера коснулась ладонью груди, – Мой внутренний Игорь локального пользования. Где бы я ни была, чтобы ни делала… Ты всегда во мне и со мной. И окружающие это чувствуют. Я им чужая. Я им – твоя. Никто на твои территории не претендует, не нервничай.

«Никто, кроме тех, от кого ты скрываешь мое существование. А скрываешь ты его почти ото всех» – агрессия мелькнула в мыслях Игоря и затухла от нежности Вериных прикосновений, – «Ну почему я никак не могу прекратить вспоминать о плохом? Подумать только, а ведь когда-то я кричал, что каждый человек должен всегда оставлять себе запасные варианты… Мол, перекрывать пути к отступлению – все равно, что рубить сук, на котором сидишь… А теперь сам вот отчаянно страдаю из-за нежелания Веры обрубать свою связь с тылами… Как глуп я был. Настоящие тылы – это те, которые всегда с тобой и всегда готовы поддержать, а вовсе не те, к кому можно возвратиться для зализывания ран. Я – её тылы. Иначе все происходящее между нами – фальшь и кромешная ложь. Господи, даруй мне силы в здравом уме дождаться момента, когда Вера сама все это поймет…»

– Знаешь, – Вера осторожно высвободилась из объятий, – Теперь я решила быть кроткой. Смиряюсь с отсутствием яблонь.

– Идеи твои, как всегда, гениальны, – вполне искренне сообщал Игорь, спустя несколько минут. Они с Верой взобрались-таки на дерево. Сидели, обхватив ногами толстенную ветку клена и, посмеиваясь, по очереди кусали купленное заранее в круглосуточном магазине огромное яблоко.

– Просто так хотелось яблок на дереве, – оправдывалась Вера.

– Прямо по-Прутковски: «Хочешь быть счастливым – будь им», – усмехался Игорь.

«Вот бы еще в личной жизни ты придерживалась тех же правил» – неугомонно комментировал некто ехидный, накрепко присосавшийся к Игоревому мозгу.

* * *

Как ни старался Игорь скрывать свои дурные мысли, Вера все равно чувствовала их.

– Знаешь, по-моему происходит что-то непоправимое, – уже дома завела она разговор, – Я чувствую, как мы сгораем. Любовь плавится и утекает сквозь пальцы. Неужели всего лишь какие-то невысказанные признания способны довести наши отношения до такого накала?

– О чем ты говоришь? – Игорь удивился слишком наигранно.

– Ну, вот видишь! Ты даже пытаешься скрыть от меня собственную озабоченность… Говоришь одно, думаешь другое, чувствуешь третье… Я боюсь. Я вижу, как все рушится. Как в страшных фильмах: «Доктор, мы его теряем»

– Если для тебя эти «невысказанные признания» подходят под эпитет «всего лишь», почему же ты не можешь их высказать? Если это настолько не важно…

Игорь не сдержался, Игорь снова заговорил об этом и в словах его звучал не прикрытый упрек.

– Игорь?! Да что же это? Нельзя заставлять человека менять что-то из-под палки…

– Ты сама завела этот разговор! – Игорь почувствовал, как в душе его вздымается что-то очень нехорошее, он уже даже не говорил, а шипел сквозь стиснутые зубы, – Зачем? Чтобы иметь возможность насладиться чтением моралей? Вот, мол, какой я стал такой-растакой: вынуждаю, упрекаю, требую… Я ничего не требую, Вера. Я просто говорю то, что думаю… Но это, кажется, тебя не устраивает. Извини, мне надо побыть одному…

Игорь выскочил из кухни, выместив злобу на ни в чем не повинной кухонной двери. От хлопка та жалобно задребезжала вставленным стеклом. На пол посыпалась штукатурка. Бледная Вера, не проронив не звука, молча принялась подметать. От этой её покорности Игорь мгновенно пришел в себя.

– Кажется, я тебя не достоин, – попытался улыбнуться он, забирая из рук Веры веник.

Телефонный звонок заставил вздрогнуть обоих. Игорь мельком глянул на часы и нехорошо сощурился.

– Поздновато для праздных разговоров. Может, началось? Предупреди хоть, как надо отвечать, чтобы прийтись по душе твоему мужу, – Игорь снял трубку, – Внимательно слушаю, – сдержанно поздоровался он с тишиной. Тишина немного подождала, вслушиваясь, потом повесила трубку.

Впрочем, после происшедшего, в доме и без неё хватало молчания. Вера напряженно думала о чем-то, привычно пристроив мизинец в уголок рта и глядя за окно. Игорь уже решил предпринимать попытки перемирия, как телефон снова зазвонил.

– Возьми, пожалуйста, трубку, – холодно произнес Игорь, вместо запланированных теплых слов, – Со мной им явно не хочется говорить.

Вера молча подошла к телефону. На этот раз молчали на том конце провода несколько дольше. Вера первая нажала отбой.

– Что ж, видимо просто хотели послушать голос твоего очередного ухажера. И правильно. О чем им со мной говорить? – Игорь раньше и не подозревал в себе столько ехидства, – Если бы у нас было что-то серьезное, ты б давно рассказала обо мне. А раз я просто очередное увлечение, то и …

– Игорь, ведь это была Марийка, – Вера исподлобья одарила взглядом-укором и снова отвернулась.

– С чего ты взяла? Она бы не стала звонить так поздно. Да и не молчала бы… – Игорь даже всю свою язвительность растерял от растерянности.

– Мне звонили бы на трубу, – пояснила Вера, – Кроме того… Знаешь, женщина всегда чувствует соперницу. Я знаю, что это была она. Просто знаю, и всё.

– Значит, перезвонит завтра, – резонно заключил Игорь, – Но это не в её привычках – молчать в трубку. Какая она тебе соперница, о чем ты? Мы с ней прекрасно друг друга поняли. В дружбе жили, дружески расстались. Я такой – какой есть сейчас – совершенно ей не нужен. Ей строители коммунизма нужны, а с сумасшедшими, к построению семьи по принципам женских журналов не пригодными, она всегда предпочитала не связываться… У тебя нет соперниц, Вера. Я свою жизнь от наносной фальши очистил полностью. Весь я теперь подогнан под нас с тобой. Без остатка. И знаешь, даже жаль немного. Оставил бы кусочек себя, было б куда сейчас прятаться. Когда ты уходишь в свою жизнь, оставаться нами становится невыносимо. А становиться собой уже не могу – весь в нас превратился.

И тут прорвало Веру.

– Ну что ты уцепился за эту свою «мою жизнь»? И как мне жить теперь, зная, что я мучаю тебя? – она почти кричала, нервно заламывая ладони и тяжело дыша, – Ведь ты крушишь сейчас все, что между нами есть, понимаешь? Оказывается, тебе плохо, оказывается, невыносимо… Я-то думала, что мы счастливы!

Такой реакции на свои последние слова Игорь никак не ожидал. Он открывал душу, стремясь к налаживанию контакта, а, его, как оказалось, воспринимали в штыки.

– Молчишь? – Вера сокрушенно покачала головой, – Нечего ответить? Значит, действительно несчастен, раз даже не возражаешь… И что же мне теперь делать? Понимаешь, все дело в разности темпов. У нас с тобой разные скорости… Ты успеваешь поломать прежний мир, выстроить свежий и уже приготовиться к разрушению этого нового, пока я только собираюсь с мыслями. Ты действуешь наобум и по наитию, а я хочу провести все как можно безболезненнее для всех, как можно правильнее. Я жду момента, а ты …

– А что мы будем делать, если момент этот не представится? Или, если наступит он тогда, когда от меня уже ничего не останется? Ты ведь не слепая, ты ведь видишь, в какое чудовище я постепенно превращаюсь из-за вынужденного бездействия…

– Момент представится! Я сама формирую его. Именно этим своим безэмоциональным бездействием и формирую. А ты своим неверием рушишь нас.

Игорь вдруг ощутил бесполезность всяких разговоров. Спор, в котором каждый преследует цель остаться при собственном первоначальном мнении, неизменно превращается в ругань. Ругаться уже надоело.

– Пойдем спать, – Игорь мягко обнял Веру за плечи, – Давай забудем все это, и пойдем спать. Знаешь, как будто сглазили… На нас обоих сегодня нашло что-то нехорошее. Это нужно усыпить. Пусть оно уснет вместе с нами, но, в отличие от нас, не проснется. Никогда больше не проснется.

Вера покорно позволила увести себя в комнату. Игорь вдруг почувствовал, что её слегка трусит. Кажется, происходящее стоило Вере еще больших нервов, чем ему самому.

– Вот такого тебя я люблю, – уже освободившаяся от оков одежды Вера сидела на краешке кровати и наблюдала, как Игорь заводит будильник, выключает телефон, гасит свет, распахивает окно, – То есть люблю-то я тебя любого, но с таким тобой, я, кажется, смогу быть счастлива всегда.

– С каким?

– Заботливым, мудрым, и верящим в то, что все у нас получится… Я очень люблю тебя. Правда.

– Я знаю, – Игорь взмахнул простынёй, укрывая, и сам нырнул в постель, – Я чувствую.

«Знаю, чувствую, но не знаю, смогу ли продолжать это делать» – мысленно добавил он, проваливаясь в сон.

– А ведь ты так и не переубедил меня. Неужели и впрямь чувствуешь себя несчастным со мной? – Вера подождала ответа и, не дождавшись, продолжила, – Если так, то к чему тогда все это…

Игорь промолчал. Опровергнуть – значило признать возможность дальнейшего затягивания всех этих маскировок, шифровок и тайных встреч. Увы, затягивалась они петлей, при чем на его, Игоря шее. Шею было не жалко. Жалко было испорченных отношений, которые потом уже вряд ли удастся восстановить. Согласиться – значило причинить Вере боль и дать повод к опусканию рук. Кроме того, на самом-то деле Игорю было очень хорошо с Верой. Она была, бесспорно, его женщиной – не в смысле собственности, а в смысле родства. Половинкой, судьбой… Шансом на настоящую жизнь, когда всю необходимую гамму ощущений получаешь от одного человека, и, отдаваясь, умещаешься в нем полностью. Когда не мечешься по разным судьбам, в поисках реализации чего-то своего невостребованного, или ради получения чего-то недоиспытанного. Шансом избавиться от фальши и поверхностности…

Игорь промолчал и сделал вид, что спит. Вера поняла, что он притворяется. Кажется, именно в тот момент она всерьез подумала о том, что ситуация начинает по-настоящему пахнуть безысходностью.

* * *

Будильник перехватил Игоря по пути к сновидениям. Ночью отчего-то не спалось. Критовсикй сражался с мрачными мыслями. То гнал их, то сам гонялся за ними, стремясь уничтожить, додумав до конца. Но у мрачных мыслей не бывает логического конца, а у Игоря не хватило сил просто забыть о них. Несколько раз Критовский подходил к окну покурить, потом долго сидел на постели, рассматривая спящую Веру. Во сне Вера превращалась в ребенка. Складывала ладошки под щеку, по-детски хмурилась каким-то своим снам. Простыня облегала, подчеркивая стройность тела. Игорь улыбался этакому противоречивому кадру. Женщина с лицом ребенка.

«Скорее ребенок, по нелепой случайности оснащенный телом женщины. От этого-то все беды. Ну не понимает она, что губит нас своей нерешительностью… Действительно не понимает. А может, у меня просто навязчивая идея? Что, собственно, пагубного в происходящем?»

Тут Игорь вспоминал, как дергается от любых телефонных звонков, вспоминал, что чувствует, когда Вера, как бы между прочим, бросает свое лёгкое: «Я сегодня к Вадиму. Приду позже»

«А раз не муж он ей вовсе, так тем паче нужно прекратить весь этот бред с тайнами. Раз не муж, то чего опасаться-то? Никому, значит, боль причинять не придется…»

В общем, как только Критовский нашел таки в себе силы уснуть – сразу же наступило утро. Игорь решил сделать вид, сто его это не касается. Не открывая глаз, он следил за Вериными перемещениями. Вот она просыпается, потом собирается с силами, резко подскакивает на кровати. Несколько секунд сидит, собираясь с мыслями. Успокаивает будильник, здоровается с городом возле окна, идет в ванну.

«На меня и не посмотрела даже. Может, обижена. А, может, нет ей до меня никакого дела. Что зря ласку расходовать? Я ведь сплю, значит, и не оценю даже»

Игорь вдруг понял, что уже много дней просыпается не в своей тарелке.

«Чтобы в своей тарелке просыпаться, нужно в ней и заспать» – справедливо объяснил себе он, – «Если наше «мы» когда-нибудь наладится, то и всякое утро будет, что надо. А от строевого построения с первыми же звуками будильника, Веру все же нужно будет отучить»

Вера вернулась в комнату и принялась собираться. Как всегда напряженно, четко, аккуратными рассчитанными жестами. Игорь открыл глаза.

– Каждое утро ты срываешься, будто в бой. Ведь масса времени еще есть. Улыбнись, расслабься…

– Не могу, – Вера сосредоточенно повязывала на шею какой-то прибамбас. То ли галстук, то ли просто платок. Получалась эдакая французская Вера, – Если расслаблюсь – усну. Для меня каждое утро – подвиг. Вообще-то я ужасная соня… Ладно, пойду кофе варить. Ты б тоже уже вставал.

– Могла бы хоть поболтать со мной для приличия, – проворчал Игорь.

– Не могу. Мне такие приличия вредны. Ты одним своим видом меня провоцируешь на совершенно недостойные мысли. Не подумай ничего дурного. Просто и так из последних сил заставляю себя не думать о сне, а тут ты блаженно валяешься, как наглядная провокационная агитация. В общем, приходи кофе пить. Выходим как обычно?

– А есть варианты?

– Нет. Сначала я, через пятнадцать минут – ты. Не обижайся… Это все скоро закончится.

– Безусловно. Только, боюсь, оно может закончиться плохо.

Вера молча ушла в кухню. Игорь вспомнил, что вообще-то сегодня не его смена. Со времени появления Веры, Критовский вне зависимости от графика каждый день ходил в «Пробел». Дел там на всех хватало, а лишней возможностью побыть рядом с любимой, пренебрегать не хотелось. Но это было раньше, до вчерашних насмешливо-сочувствующих взглядов коллег, до решения прекратить все это в ближайшее время, до сегодняшней бессонной ночи… В конце концов, вчера Игорь собирался вообще никогда не появляться в «Пробеле». Нужно было хотя бы один день отдать под соответствие этому «всегда»…

– Я не пойду сегодня на работу.

– Ой, – Вера так искренне огорчилась, что Игорь даже подумал изменить решение, – То есть, не ходи конечно. Смена-то не твоя… Просто я так не привыкла без тебя. Представляешь, целый день…

– Пусть у тебя будет время подумать. Своим постоянным наличием рядом, я никак не даю тебе собраться с мыслями… Кроме того, у меня по журналу уже столько дел накопилось… Это только кажется, что внештатникам время для работы не нужно…

Все это было правдой, хотя и вспомнил о ней Игорь уже после решения никуда не ходить. На самом деле Критовский попросту хотел выспаться. Чтобы усыпить собственную вспыльчивость. Чтобы разогнать мысли. Мрачные, не мрачные… Всякие. Отключиться и ни о чем не думать.

– Если ты очень хочешь, я, конечно, пойду с тобой, – без особого энтузиазма сообщил Игорь, после нескольких не слишком болезненных уколов совести.

– Очень хочу, но не ходи, – Вера пробежалась пальцами по волосам Игоря и в мире тут же стало чуточку светлей, – Журнал – это важно. Журнал, в отличие от «Пробела» – это творчество…

– Ты же терпеть не можешь слова, – Игорь подмигнул.

– Вот так я странно устроена. Терпеть не могу все, что мне по-настоящему нравится.

– Просто ты боишься попасть в зависимость. Но это дурацкая боязнь. Самая страшная разновидность несвободы – это строить жизнь, основываясь на боязни эту самую свободу потерять …

– Буду меняться, – покорно заявила Вера, немного насмешливо.

– Буду учиться не читать нотаций, – не менее покорно отреагировал Игорь.

– А еще я буду ужасно без тебя скучать. Постараюсь прийти поскорее.

Закрывая за Верой дверь, Игорь подумал, что, после вчерашних разговоров, во всем этом обмене любезностями, уже не сквозит прежняя непосредственность и искренность. Кажется, и Игорь, и Вера решили бороться за видимость хороших отношений, пренебрегая сутью.

Завалиться спать на этот раз помешал телефонный звонок. Уже знакомая тишина ехидно скалилась на том конце провода. После пятого нервного игоревского «Не молчите!», ситуация изменилась.

– Быстро же ты привел её в дом… От меня еще и соседи не успели отвыкнуть…

Значит, все-таки Марийка. Только этого не хватало.

– О соседях я как-то не подумал, – Игорь постарался держать нормальный дружеский тон, – Надеюсь, они обо мне тоже не думают. Надеюсь, у них есть дела поважнее. А чего ты звонишь и молчишь?

– А о чем нам с тобой разговаривать? – горечь в интонациях Марийки на миг сменилась агрессией.

– Если не о чем, то чего звонить? – Игорь произнес это непростительно мягко. Надо было жестче, чтобы навсегда убедить Марийку в том, какая он, Игорь, сволочь. Чтобы не сожалела добрая Марийка, теплая Марийка, мудрая Марийка, о потере Игоря. Чтоб не испытывала по поводу расставания никаких эмоций, кроме облегчения. Надо было жестче, но у Игоря не хватало сил.

– Действительно, – Марийка хмыкнула как-то совсем по-игоревски, – Наверное, просто привыкла иногда слышать твой голос… Ладно, извини. Я, кажется, не в том состоянии, чтобы сейчас адекватно общаться. Мне не стоило звонить… Просто, знаешь, жить самой оказалось не так просто… Думаешь всякое, переживаешь… Хорошо хоть работа у меня есть. Она – не человек, она – не предаст…

Хотелось закричать что-то поддерживающее. Хотелось кинуться оправдываться, мол, не предавал он никого – напротив, спас от необходимости жить с таким чудовищем, каким был Игорь до встречи с Верой. Хотелось просто узнать, как Марийка поживает. Но любое вмешательство ныне было равносильно вредительству. Марийку нужно было отпустить полностью, не оставив ни малейшей зацепки для былых привязанностей. И, кажется, выполняя это необходимое, исполнитель испытывал даже более болезненные ощущения, чем сама жертва.

– Ну, пока, – не дождавшись никакой ответной реакции, Марийка положила трубку.

«Все правильно. Ты поступил правильно,» – нашептывал растревоженный внутренний голос. А сам Игорь тревожился совсем по другому поводу. Вера… Прикрыв глаза, Игорь попытался представить, что происходит сейчас вокруг неё.

«Пробел» все так же тонул в суете. Чудачества клиентов забавляли, подбадривающий Палюрич заботливой квочкой витал над работниками. Анюта – полноправная хозяйка своих марионеток – направляла их незаметно на очередную жертву. Отчаянно пытался расти духовно Тоха. Нелепо старался случайно не повзрослеть Жэка. И даже Стас, конечно же, появлялся со своей неизменной бутылочкой пива. А вот Игоря уже среди них не было. И это ровным счетом ничего не меняло в компьютерном центре. Коллектив уже обрел собственную душу, не зависящую от наличия конкретных своих членов. А значит он, Игорь, свою миссию на этой работе уже выполнил. Значит, больше он был не нужен. Ни Палюричу, ни «Пробелу», ни, в сущности, Вере… Эта собственная ненужность тяготила. Вместо уместного ощущения свободы, несла с собой обиду. Игорь знал, что это злое чувство. Знал, что оно только портит все. Но ничего не мог с собой поделать.

«Порчусь», – произведя краткий самоанализ, сухо констатировал Игорь, – «Уже даже воняю тухлятиной. Уже сам себе противен. Пора менять. Снова пора что-то менять. Нужно жить своей жизнью. Господи, я ведь уже даже забыл, как это делается».

Отказавшись от первоначальных намерений выспаться, Игорь решил действительно позаниматься журнальными делами. В качестве холодильника, спасающего от окончательного протухания, такая работа вполне подходила. На первый взгляд. При последующем рассмотрении оказалось, что не так все это просто. Даже столь привычные и родные когда-то строчки обозрения отказывались сдаваться без боя. И война велась даже не за творчество или четкость формулировок. Завоевывать приходилось каждую секунду, свободную от трагичных мыслей о бесперспективности будущего. Вера, насмешливо выслушивающая очередные претензии клиентов, не покидала мысли Игоря. Точнее, не покидало отсутствие у Веры мыслей об Игоре. Писать в соавторстве с собственной обидой Игорь не умел.

– Алло, – Игорь все-таки набрал её номер, – Извини, что отвлекаю. Просто соскучился. Люблю, наверное… Как ты? Как "Пробел"? Что там наши монстрообразные Орлики?

– Извините, вы не туда попали, – холодно проговорила Вера и нажала отбой.

Игорь почувствовал себя последним идиотом. Что, интересно, на этот раз он сделал не так?

Гуманная Вера решила объяснить это, спустя несколько минут. Перезвонила с автомата на домашний телефон.

– Нет, с тобой в разведку ходить нельзя, – вместо ожидаемых извинений сообщила она, – Никогда не откровенничай, не уточнив, можно ли говорить. У меня же довольно громкий динамик в телефоне, а рядом Миленок стоял. Зачем ему знать, что я думаю о Орликах? Кроме того, если звонишь на сотовый, лучше просто говори, куда тебе можно перезвонить по городскому. Мы ведь с тобой пока еще не миллионеры.

Голос её звучал официально. Строго по-«Пробеловски». Так, будто звонила она не с автомата, а прямо из-под носа строгой Анюты.

«У нас действительно разные скорости», – Игорю оставалось только посмеяться, – «Я, выходя с работы, перестраиваюсь значительно быстрее.»

– Это все, что ты можешь мне сказать? – Игорь даже посмеивался, предвкушая положительный ответ.

– Пока все. У нас тут дурдомно и динамично. Как всегда. Правда есть и новости. Позже перезвоню. Пока отбой.

На отбой нажал сам Игорь. Вера Домашняя оказалась временно недоступна, а Вера Деловая его сейчас абсолютно не интересовала. Даже спорить и ссориться с такой Верой не хотелось.

«Все маслом вниз! И динамик в телефоне слишком громкий, и Миленок рядом, и в «Пробеле» все «как всегда», хотя меня там нет… Гадостно все-таки устроена гражданка-судьба. Все для неудобства пользователя!»

Совершенно не к месту вспомнился армейский БТР. Чтобы залезть в кабину, необходимо погрузиться в люк, наступая грязнющими подошвами не куда-нибудь, а прямо на сидение. Сначала потоптался, потом туда же сел. По другому в машину не залезешь. Такая уж конструкция. Все для отбивания человеческих инстинктов у солдата. Игорь вспомнил эту «школу жизни». Внутренне перешел на военное положение. Погрузился в привычный при данных обстоятельствах скептис и, без лишних капризов и творческих метаний, снова уселся за работу. Получалось пусто, но много. То, что нужно, для окружающей бессмысленности. К своему ужасу Игорь обнаружил, что даже не стыдится написанного. Все так пишут, отчего же ему, Игорю, нельзя?

«Вот и я научился подменять себя настоящего бессовестным роботом» – Игорь, ранее завидовавший боевым качествам Веры, вдруг обнаружил, что ему тоже довольно легко дается безразличие к плодам собственной деятельности, – «Нажал на кнопку, перекрыл нужные каналы… И вот уже не мечущийся между знанием “как надо”, и видением того “что получается”, слабак, не сгорающий от противоречий между любовью к ближнему и собственной целостностью, слюнтяй, а эдакий механический автор. Стальной строчитель ежемесячного литературного обозрения для журнала.”

Как ни странно, даже халтурная работа отняла довольно много времени. Когда телефон в очередной раз зазвонил, Игорь мельком глянул на часы и удивился. Вспомнив, что Вера обещала еще перезвонить, Игорь ускорил шаг.

– Старик, надо выпить и обмозговать, – вместо обещанной Веры, судьба, конечно же, подкидывала неожиданного Жэку.

– Что будем мозговать? – вообще-то Жэка не так часто навязывал своё общество в столь требовательной форме. Значит, и впрямь что-то стряслось. Отказаться от встречи Игорь не мог.

– Что будем пить, тебя, как обычно, не интересует… Или алкоголик, или абсолютнейший негурман.

Это странное словечко появилось у Жэки в обиходе сравнительно недавно. Произносилось оно с такой интонацией, что обозначало нечто вроде «профана», лишенного, вдобавок, всяких эстетических запросов.

– Скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты, – огрызнулся Игорь.

– Да, – смирился Жэка, – Действительно. Ты мой друг, значит и я тоже абсолютнейший… В общем, забивай стрелу.

Игорь, наоборот, с удовольствием забил бы на эту стрелу, но дружба обязывала, приходилось назначать встречу.

– Я с Веркой приду, – в довесок ко всему, обрадовал Жэка, – Ну, в смысле, с твоей Веркой, – поправился друг, дабы избежать уже знакомых странных реакций друга.

Игорь, нехотя, влез в кроссовки.

* * *

Из пижонства Игорь уселся прямо на бордюре. Домашние замызганные джинсы, выгоревшая футболка, легкий прищур, вместо солнечных очков… Прямо целый стиль, а не просто «лень погладить брюки». Вот оно, сладостное веяние свободы. Раз ни на какую работу идти не надо, значит, и одеваться можно, как вздумается…

Пришедший несколько раньше срока Игорь восседал под оговоренным с Жэкой памятником и лениво разглядывал прохожих.

Два торопливых силуэта в строгом показались на противоположной стороне дороги спустя несколько минут. Собранная Вера – чуть впереди. Жэка, кажущийся рядом с ней несуразной громадиной, – покровительственно отставая на два шага. Заметили Игоря, немного развернулись. Пошли на сближение по оптимальной траектории.

Со стороны казалось, будто серьезное приличное семейство решило вдруг вычитать курс нравоучений беспризорнику. Серьезная физиономия Жэки нависала над свеженьким, отутюженным пиджаком, полы которого, в свою очередь, нависали прямо над нерадивым Игорем.

– Игореха, мне тут не нравится, – доставал Евгений, – Пойдем где-то в приличном месте сядем. Кофейку бахнем. Массу всего обсудить надо…

– Лень идти. Давай, валяй, выкладывай…

– Нельзя ж вечно таким вот «Хиппи-эндом» страдать…

Вера аккуратно приземлилась на краюшек скамейки, развернувшись вполоборота к Игорю. Она молча ждала результатов переговоров, всем своим видом выказывая презрение к мелочности обсуждаемых тем. Ладони её чинно возлегали на плотно сжатых коленках.

«Утром и не заметил, что она сегодня в юбке. Кому скажи, что еще ночь назад эта леди с восторгом лазила по деревьям, – не поверят».

– Какая разница, где говорить? – вмешалась, все-таки, Вера, не выдержав, – Не хватало еще так много времени терять на обсуждение таких мелочей!

Можно было поспорить, рассказать, что антураж – это вовсе не мелочи, что он порой создает именно тот дух, который необходим для введения собеседника в нужное для восприятия конкретных мыслей состояние. Можно – но не нужно. Что-то в Вериных нотках насторожило, заставило почувствовать, мол, на этот раз речь идет не об очередных философских исканиях Жэки…

Игорь молча встал, демонстрируя готовность смириться с желанием Евгения.

– Да ладно, – Жэка, кажется, тоже решил уступить, – Могу и здесь остаться. Верка права, какая разница где…

Игорь сел на лавочку рядом с Верой. Её ладонь тут же перекочевала в его руку.

– Понятно, солировать придется мне, – Вера вздохнула, – Надеюсь, это хоть как-то поможет. А вообще, для пользы дела, вас, кажется, следует держать подальше друг от друга. Поодиночке – люди, как люди. Что-то делать пытаетесь, мыслить, осознавать… Стоит собраться вдвоем – как рычаг какой поворачивается – моментально переключаетесь на споры друг с другом, обо всех своих делах забывая.

– Это потому, что мы слишком всерьез друг к другу относимся, – улыбнулся Игорь, – Мужчины, знаешь ли, в присутствии достойного противника ни о чем другом, кроме победы над ним, думать не могут…

– Что естественно для обычного двуногого самца, но совсем ненормально для мужчины-Человека, – едко прокомментировала Вера.

Игорь собирался парировать, но вмешался Жэка.

– Не спорь с дамой! – наигранно строго сказал он, после чего значительно тише добавил, – С сумасшедшими лучше не спорить, – после чего, ловко увернувшись от брошенного Верой взгляда, весело захихикал.

Игорю такие игры не понравились. Это его Вера, вот пусть в него одного взглядами и метается!

– Ладно, гаврики, – Игорь резко посолиднел, – Что обсуждать-то собирались?

– Ты знаешь домашний телефон Вась-Вася? – вместо ответа, поинтересовалась Вера.

– Сотовый знаю. А что?

– Сотовый все знают, – отмахнулся Жэка, – Только он не отвечает, этот сотовый. А нам Палюрич сейчас позарез нужен.

– На работе искать не пробовал? – пошутил Игорь, – Ладно. Хватит словесного бисера. Что случилось, выкладывайте?

– Жэка, расскажи ты, у тебя статус круче. Не свидетеля, но участника – горько усмехнулась Вера.

– Скажи еще «соучастника», – огрызнулся Жэка, – Прямо счастлив буду от таких твоих формулировочек.

– О, – Игорь не удержался от смеха, – Его и с тобой, Вера, тоже нельзя рядом держать. Тоже спорить бросается, обо всем на свете забывая. Его вообще изолировать от общества надо…

– Перестань! – хором цыкнули на Игоря собеседники, – Дай человеку с мыслями собраться…

– Короче так, – затараторил Жэка, – Я тебе пока своего ничего не скажу. Только факты и все. А выводы – сам делать будешь… Наперекосяк все с самого утра пошло. Я в первый раз в жизни не опоздал к открытию, и, на тебе, не было открытия… Представляешь? Нету Палюрича, и все тут. Ну, мы, ясное дело, стоим под дверью, нехорошими словами ругаемся. Сначала только между собой потом уже и с клиентами некоторыми… Наконец, пришла Галина. Глянул я на неё, – и все упреки в горле застряли. Ну, точно, стряслось что-то…

– Не выдумывай, – вмешалась Вера, – Ничего такого по ней видно не было, это мы с тобой уже позже пофантазировали, что она, наверное, ужаснее всех себя в этой ситуации чувствовала… Не из тех Галина, кто свои ощущения так легко на публику выдает.

Не столько придерживаясь чьей-то стороны в споре, сколько внутренней интуицией представляя, как все это могло происходить, Игорь уже представлял описываемую картину. Как обычно, целеустремленным снарядом, Галина достигла крыльца «Пробела». Коротко взорвалась в ответ на недовольные реплики сотрудников.

– Мы вас ждем, ждем, – конечно же, это Анюта, – А вы…

– А где Вась-Вась? – это все хором.

– Нет, вы только посмотрите на них! – ворчит Галина, якобы, сама себе, но так, чтоб слышно было всем, – Я, значит, все бросаю, еду с того края света эту злополучную дверь открывать, а они еще и недовольны. Скажите спасибо, что я вообще сюда приехала.

– Спасибо, – умиротворяюще произносят сразу несоклько голосов (Верин, конечно же, среди них).

– В мои обязанности сие, вроде как, не входит. Директор ваш заболел, – продолжает Галина, пытаясь победить хитрый дверной замок, – Я, можно сказать, проявила верх альтруизма, вызвавшись вам ключи подвезти. А вы, мерзавцы, еще и морды кривите… – и тут же совсем другим тоном, – Ой, Тошенька, помоги мне завершить это вскрытие. В жизни с таким замком не сталкивалась…

Антон, давно Палюричем натренированный, легко открывает дверь. Толпа вваливается в «Пробел».

– Господа клиенты, господа клиенты! – голосит Анюта, заметив суматоху, – Пока не заходим. Стоим на крылечке, ждем. Работникам нужно три минуты, чтобы приготовиться к встрече с вами. Господа клиенты! Выйдите, я сказала! Ну, до чего тяжелый народ, а?!

Галина ловко хватает швабру и приходит на помощь Анюте, начиная механическими движениями обмывать пространство вокруг столпившихся на пороге любопытных клиентов. Те мгновенно испаряются за дверь.