Текст книги "Все девушки — невесты"

Автор книги: Ирина Ульянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Что можно ответить на абстрактный вопрос: «как ты»? Я пожала плечами: нормально. Мирошник пристально, с пристрастием разглядывала меня в зеркальце над ветровым стеклом. Мое внимание, в свою очередь, привлекло кольцо на ее руке, лежавшей на окружности рулевого колеса. Крупный прозрачный камень светился изнутри, выбрасывая снопы искр, взмывавших вверх, словно маленький фейерверк. Чудо, до чего красиво!

– Южноафриканский голубой бриллиант, любовник подарил, – заметив мой интерес, пояснила бывшая однокурсница. – А ты что подумала – стекляшка, фианит?

– Нет…

– Брильянт? – ошалело переспросила старушка. – Вот жисть пошла: одним любовники брильянты дарят, а другим пенсии на хлеб не хватает! Где же справедливость, елки-моталки?!

– Кстати, мне нужно купить хлеба, – вспомнила я.

– Да ну, брось! Зачем тебе хлеб? Это же дико вредно – дрожжи, пустые калории. – Линка опять чуть не проехала на запрещающий сигнал светофора.

– Тут, тут сворачивай, – панибратски похлопала ее по плечу, обтянутому карамельно-розовым трикотажем, пенсионерка. – Заезжай во двор направо, да посигналь погромче. Пущай все видят, с каким почетом Варькину сноху возют!

Сигналить не потребовалось – Варька сидела на лавочке в окружении таких же досужих старушек, воспринявших наш приезд как явление Христа народу.

– Батюшки-светы! – воскликнула она, прижав к сморщенным щечкам растопыренные пальцы.

– Прощевайте, девки! – точно закадычная подруга, изрекла наша бабуля. – Ехайте с миром, будьте здоровеньки и дай вам Господь добрых полюбовников!

– Бред какой-то, – вырвалось у меня.

– Это ты зря, Померанцева! Неужели тебе не нужен добрый любовник? – ехидно усмехнулась Мирошник и стронула свой понтярский автомобиль.

– Нет, не нужен и никогда не был нужен. Мне мужа достаточно.

– По-прежнему живешь с Зарубиным?

– С Зарубиным, с кем же еще… Коней на переправе не меняют.

– Смешная ты!.. Еще как меняют! Я лично уже трех коней сменила и собираюсь взнуздать четвертого.

Возможно, я и вправду смешная. А она – разве нет? Каждый из нас по-своему смешон… Я постаралась утихомирить раздражение, мысленно уговаривая себя: да, некстати попалась эта противная Мирошник, напугала до полусмерти, отняла время, но надо быть терпимой. Ничего, скоро от нее отделаюсь… Сказала ей:

– Конечно, Линочка, взнуздывай! Ты, как всегда, прекрасно выглядишь…

– А ты, дорогая, совсем опустилась: одета черт-те во что, за кожей не следишь и прическа – полный отстой. Как тебя только Зарубин терпит?

Какой она была, такой и осталась: высокомерной стервой! Вынудила меня оправдываться – дескать, это я в данный момент не в форме, а обычно белая и пушистая, как тополиный пух. И дочка у меня – умница и красавица, на факультете социологии успешно учится. Линка скептично оттопырила нижнюю губу, давая понять, насколько ее не колышут чужие дети.

– А Зарубин чем занимается?

– Сегодня уехал на рыбалку.

– На рыбалку? Рыбалка – это хорошо, – задумчиво проронила она и продолжила утолять праздное любопытство: – Сонька, а почему ты не толстеешь? Фитнесом занимаешься?

– Что ты? Когда мне?.. Без фитнеса забот хватает! Работаю с девяти до шести, и дом целиком на мне. Ленчик ведь абсолютно не помогает:..

Машина остановилась возле того же злополучного светофора, где меня чуть не задавила фурия Мирошник. Я схватилась за ручку – подмывало выбраться из машины и дунуть по направлению к дому не прощаясь. Но это было бы верхом невежливости, потому что Лина, надувая щеки от важности, вещала:

– Естественно, зачем ему тебе помогать? К чему вообще самим корячиться? Для этого существуют домработницы!

Раздатчица добрых советов постучала длиннейшими наращенными ногтями по ободу руля. Изумительный бриллиант в кольце полыхнул разноцветными лучами – длинными, тонкими и острыми, как лазер. Я зачарованно уставилась на него, не сразу отреагировав на ее вопрос:

– Померанцева, почему бы тебе ни пригласить меня в гости, не показать, как ты живешь? Сто лет ведь не виделись!

И еще бы сто лет не видеться, подумала я и проявила малодушие, замешанное на любезности:

– Я приглашаю, с удовольствием, но… ты знаешь, у меня не убрано, я еще не успела…

– Это мелочи! КамАЗы грязи не боятся!

Пришлось показать дорогу. Когда она припарковала авто возле моего подъезда, я вновь извинилась за скромность обстановки, ругая себя на чем свет стоит.

– Скромность украшает человека, как внушали нам в совке, – смешливо фыркнула Линка. – И ты поверила!

Маргаритка открыла в неглиже – не ждала посторонних. Ойкнула и поспешно улизнула в свою комнату. Однако от меня не укрылось то обстоятельство, что дочь явно переусердствовала с макияжем, прибавившим годков пять – семь к ее реальному возрасту. Глаза от черноты теней и туши запали, румяна на густо напудренном лице выделялись лихорадочными пятнами, а губы лоснились от блеска, будто мой ребенок только что глодал жирный окорок.

Мирошник бесцеремонно толкнула дверь в ее комнату:

– А чего ты убежала? Давай знакомиться! Меня зовут Элина Владиславовна, я подруга твоей матери.

Лучше бы разулась и не цокала своими шпильками, чем соваться к раздетой девочке!.. Смущенная Ритка, прикрывшись халатиком, ответила, что ей очень приятно познакомиться, но мне была заметна ее растерянность перед вызывающе-экстравагантной теткой. На фоне нашей далеко не шикарной квартиры Линкин лоск, кажется, удвоился, усилился и воздействовал прямо-таки угнетающе. Мирошник не вникала в нюансы чужих переживаний – словно натасканная ищейка помчалась дальше рыскать по углам. Заглянула всюду – даже в ванную, где на полу валялись скомканные мокрые трусы и носки Ленчика. Трудно ему было спрятать грязное белье в корзину… Сморщив нос, Элина ткнула трусы острым, иглоподобным носком босоножки и сообщила, что, по ее мнению, присутствие мужчины в доме выдает специфический запах псины. Слащавым голоском пропела фразу из романса Вертинского: «Она не знала, что даже розы от мороза пахнут псиной…»

Зря старалась. На меня ее дешевое кокетство произвело обратное впечатление. С чего бы прожженной, немало пожившей бабе вещать тоном маленькой блондинки, юной институтки?! Она смолоду-то не отличалась целомудрием… Я не растерялась, тоже ответила стихами – суровой, горестной строчкой из Блока: «Я сам в ненастье пахну псиной и шерсть лижу перед огнем…» Кстати, на самом деле, в моем доме ничем, кроме качественной парфюмерии, не пахло – уходя, Ленчик оставил приятный шлейф рафинированного табака и тонизирующего зеленого чая.

– А сколько лет вы женаты с Зарубиным?

– Двадцать. Точнее, скоро уже двадцать один.

– Кошмар! Столько не живут, – закатила глаза Линка, усаживаясь на единственный стул в кухне – любимое место Ленчика.

– А сколько ты прожила с Аркадием? – Я произнесла заветное имя, и сердце кольнуло, как в юности, всякий раз, когда сталкивалась с Гольдиным. Случалось это довольно часто – ради удовольствия посидеть с ним рядом, в одной аудитории, я посещала факультатив по современной зарубежной литературе. Напрягала, заставляла скрипеть от надсады свои слабые мозги, читая на языке оригинала романы Джека Керуака и Джона Апдайка, в то время еще не переведенные на русский. Зубрила мудреные литературоведческие термины, вступала в полемику, а он… все равно меня игнорировал. Напрасно мучилась старушка в высоковольтных проводах!.. Это если судить с лапидарных позиций. Но в действительности любовь никогда не бывает напрасной, а знания – излишними, они развивают… Сейчас-то я понимаю, что самое интересное в жизни – это саморазвитие… А Линка и не догадывается, как ей повезло… даже не предполагает, что мы были соперницами…

Она в изумлении приподняла свои выщипанные, подрисованные коричневым карандашом брови:

– С Аркашкой, с этим ничтожеством?! Нашла о ком вспомнить!

– Не скажи… Гольдин был очень одаренным, незаурядным парнем.

– И со своей незаурядностью трех с половиной копеек заработать не мог! Зато вечно весь в претензиях, весь в обидах – общество его недооценило, жена ему «браво» не кричала.

Вот если бы Аркаша взял меня в жены, я бы ему непрерывно кричала «браво»!.. Подумаешь, претензии. У кого их нет? Пожалуй, лишь у амеб и инфузорий, у простейших микроорганизмов… Я вспылила:

– И он абсолютно прав! Общество всегда гнобило личностей, выделявшихся из серой массы, – людей с интеллектом и с тонкой душевной организацией. Но близкие-то должны проявлять толерантность, должны их поддерживать.

– Лично я ничего никому не должна! – отчеканила Мирошник. – Остынь, Померанцева: где тонко, там и рвется. Душевная организация Гольдина давным-давно надорвалась!.. Он свалил в Израиль и там окончательно деградировал. Заделался обыкновенным кондовым алконавтом, что, казалось бы, нетипично для евреев.

– Мам, почему вы так шумите? Прямо стены трясутся, – встряла осмелевшая принарядившаяся Рита. – Мы сегодня будем ужинать или как?

– Или как, – сердито бросила я, будто дочка повинна в несправедливости мироустройства. В незадачливой судьбе прекрасного принца Аркадия Гольдина… Мне было тошно, муторно, а мои руки сновали сами по себе, расстилая полотняные салфетки, выкладывая на них приборы. В центр стола они поставили фарфоровый салатник. Чиркнули спичкой, поджигая конфорку, и плюхнули на нее сковороду с отбивными. Привычные манипуляции несколько успокоили никудышные нервы, но, как оказалось, ненадолго. Потому что красноволосая гарпия опять завелась по поводу Аркаши:

– Поддерживать его! Что бы ты понимала, Померанцева, в городской любви!.. Ха, она еще меня поучать берется! Прожила за спиной Зарубина, горя не зная… Тебя-то Леонид всегда обеспечивал, в «Монтану» упаковывал и всячески оберегал от внешнего мира, вот ты, Сонька, и расслабилась. Не врубаешься, что почем в этой жизни!

Меня в особенности уязвило упоминание про «городскую любовь» – этим выражением мы в институте обычно подкалывали невероятно нелепых однокурсников из деревни, обитавших в общежитии и решительно не ориентировавшихся, как ступить и что молвить. Они действительно вели себя как слоны в посудной лавке, но я-то здесь при чем?.. На тех же повышенных тонах, что и Мирошник, я ответила:

– С чего ты взяла, что Леонид меня оберегал? Я всегда сама работала! И ребенка сама воспитывала!

В качестве аргумента я указала на притихшую размалеванную, как девушка с парижского бульвара Сен-Дени, Риту. Моя бы воля, умыла ее и приковала бы цепью к кровати или батарее центрального отопления, как водится в боевиках, чтобы не смела разгуливать по ночам!.. Но так далеко материнская воля над взрослой дочерью, увы, не простирается… Мои лоб и щеки занялись огнем под стать газовой горелке. Нет, так дело не пойдет! Пора взять себя в руки… С чего я распустилась, зачем поддаюсь на провокационные подначки?.. С усилием переключилась на непринужденную шутливую интонацию:

– Линочка, у нас сегодня на ужин свиные отбивные и картошка. Любимая пища фермеров Нового Света и моего супруга!

Эта хамка не оценила моих потуг нейтрализовать взрывоопасную, неврастеническую атмосферу:

– Ты, как всегда, заблуждаешься, Померанцева! Плебеи Америки предпочитают фасоль в томате. Или бобы с сардельками. Мой второй муж был американцем. Так что плавали, знаем.

– О, вы жили в Штатах? – Теперь уже Риткины подрисованные брови поплыли вверх от изумления, граничащего с восхищением.

– Да, жила, причем в те приснопамятные годы, когда из-за железного занавеса еще комар вылететь не смел!.. А мой третий муж был латышом… За что ценю эту нацию, так это за высокий уровень бытовой культуры. У них повсюду салфеточки, статуэточки, цветочки в корзиночках… Крестины-именины, даже Лиго – по-нашему, день Ивана Купалы, празднуют на полном серьезе. Зато национал-шовинизм на том же бытовом уровне – просто запредельный! Кого угодно достанет!.. Я сбежала из независимой Риги без оглядки. И решила: баста, хватит с меня нацменов! Следующего мужа буду брать из чистокровных русаков без выкрутасов, без всяких там фильдебоберов, – жестко заявила она, будто кто-то пытался оспаривать ее заявление. Встала и удалилась в ванную комнату. Наверное, захотела помыть руки.

Да заведи ты себе хоть двести русаков! – кипятилась я от возмущения экспансивной Мирошник и ничего с собой поделать не могла. Старалась не терзать себя воспоминаниями о первом фиаско – глупой, безответной влюбленности в Аркадия. Убеждала себя: пустое! Past Indefinite. Прошедшее время… И явственно припомнила, как однажды весной, после факультатива отправилась следом за Гольдиным, чтобы вычислить дом, в котором он живет. Пряталась в жидкой тени голых деревьев, хотя Аркадий шагал не оглядываясь, погруженный в свои мысли. Он скрылся в подъезде монументального дома постройки эпохи сталинского ампира. Я замерла напротив и вскоре увидела, как на втором этаже загорелся свет – предмет моего обожания включил настольную лампу и задернул портьеру. На ней, точно на экране, проецировался его увеличенный горбоносый профиль, курчавая голова, склоненная над письменным столом. Он всегда много занимался… Пошел дождь, быстро переродившийся в ливень с грозовыми раскатами. Я вымокла насквозь, до нитки, до последней клетки своего воспаленного любовью существа, но никак не могла заставить себя уйти. В результате заболела бронхитом, зачахла, еле сдала сессию за второй курс… И все-таки, когда любишь, жизнь прекрасна!.. Не то что с Ленчиком: сплошная преснятина… Вот он уехал на рыбалку, а мне нисколечко не жалко!..

Хорошо, что Линка довольно долго пробыла в ванной – я успела обрести равновесие. И никак не отреагировала на ее странную загадочную и плотоядную улыбку. Чем уж она там занималась, в нашем совмещенном санузле, что так лыбится?.. А, пусть делает что угодно!.. Я с чистосердечным радушием поставила перед гостьей из прошлого тарелку с огнедышащей отбивной, обложенной румяной поджаренной картошкой. Но угодить Мирошник было невозможно – она дернулась:

– Куда ты мне столько навалила, Померанцева? Я вообще после шести вечера стараюсь не есть!

Тем не менее взмахнула пальцами с преувеличенными ногтями, как хищная птица над добычей, схватила мясо руками и вонзила в него свои нечеловечески многочисленные зубы.

Все в ней было каким-то чрезмерным и опасным: ярко-красные волосы, шокирующе крупный бриллиант, легкомысленная до вульгарности экипировка. Помнится, Оскар Уайльд в комедии «Идеальный муж» высказался: «Румян слишком много, а платья слишком мало – это в женщине всегда признак отчаяния». Ритка сидела вся в туши и румянах, Линка обнажила грудь глубоким декольте розовой кофточки. Выходит, они обе в отчаянии?.. Одна я в здравом уме и трезвой памяти… Как бы то ни было, молчание едоков – лучшая похвала хозяйке. Я в нее удовлетворенно вслушивалась минут пять, а затем моя несравненная Маргарита невинно поинтересовалась:

– Элина Владиславовна, а у вас есть дети?

– Кто? Дети?! – Линка замерла с отвисшей челюстью, будто услышала бог весть какую несуразность. – Зачем они мне?

– Ну, так… для полноты… для собственного повторения. – Моя бесценная дочь начала заикаться и спешно запила конфуз вишневым соком.

– Считай, что я неповторима! – хлестко отрезала Мирошник, как пощечину отвесила. – А уж от полноты и вовсе уволь!

Н-да уж… Общение с ней подобно прогулке по минному полю – не знаешь, где рванет и откуда прилетит!.. Мы с Риточкой понимающе переглянулись, а Лина как ни в чем не бывало продолжила пережевывать картофель. Тут в прихожей раздался звонок, и ребенок поспешил открыть. По кухне пробежался сквознячок, донесший стук, смех, шепоток – звуки, не оставлявшие сомнений в том, что пожаловала Оксана Петренко, дочкина подружка. Она мне нравится – уютная, пухленькая, веселая, лишенная никчемных рефлексий.

– Я голодная, как зверь! Прямо собаку с шерстью бы проглотила, – выпалила Оксанка скороговоркой вместо приветствия и приземлилась на Ритин табурет.

– Картошки, к сожалению, мало осталось, – посетовала я, выкладывая для нее на тарелку последнюю отбивную. Кто бы знал, что придется потчевать двух гостей?.. Как кстати, что Ленчик отказался ужинать…

С появлением новой сотрапезницы теснота в нашей шестиметровой кухоньке приобрела угрожающие формы. Мирошник скривилась, придвигая свой стул вплотную к стене. А Петренко, забыв о голоде, вытаращилась на нее и застрекотала:

– Послушайте, это не вас, случайно, показывали в передаче «Женское время» по десятому каналу?

– Естественно, меня, лапочка. Кого еще-то показывать в этом затхлом, провинциальном городишке? – Элина хрипло рассмеялась. Судя по всему, вопрос доставил ей колоссальное удовольствие, потому что она вполне миролюбиво и даже игриво обратилась ко мне: – Софи, ты в курсе или нет? Я на позапрошлой неделе открыла первый в сибирской столице полноценный салон красоты для мужчин…

«Которые пахнут псиной», – мысленно добавила я. И, сдерживая смех, чуть не подавилась косточкой от маслины.

– Оборудование заказывала в Германии и Франции, массажисток обучала в Таиланде, – продолжала Мирошник. – На презентацию собрала весь бомонд, что называется, всю политическую и деловую элиту Новосибирска. Пожаловал и господин вице-губернатор – ему дико понравилось! Из мэрии были двое, из районной администрации, санэпидстанции… набежали всякие разные… Кто откажется от халявы?.. Но вообще среди моих постоянных клиентов преобладают банкиры, президенты крупных компаний, настоящие долларовые миллионеры. Олигархи местного значения!

– Поздравляю! Отлично, отлично, – в такт ее россказням кивала я, радуясь, что раскаленная обстановка сгладилась.

– Мой салон – абсолютное ноу-хау, в нем представлен полный комплекс SPA-услуг конкретно для мужчин. Я переориентировалась на сферу услуг, потому что торговым бизнесом сейчас заниматься невыгодно: рынок перенасыщен, доходы от торговли свалились, стали совсем незначительными. Все просчитала – и не промахнулась!

– Отлично! – вновь подтвердила я, оглядывая застолье – всем ли всего хватает.

– Что ты заладила: «отлично, отлично»? – противным голосом передразнила Мирошник. – Прямо как в анекдоте. Знаешь этот анекдот?

– Нет.

– Рассказываю. Две подруги встречаются, давно не виделись, почти как мы с тобой. Обмениваются новостями. Одна, такая вся из себя навороченная, сообщает: у меня любовник – супер! В Италию свозил, с ног до головы нарядил, «пежо» подарил. А вторая, вся такая запущенная, убогая – без слез не взглянешь, поддакивает: отлично, отлично. Удачливая подруга говорит: что я все о себе да о себе? У тебя-то как дела? «Нормально, – отвечает та. – Занимаюсь самообразованием, хожу на психологические тренинги, обучаюсь хорошим манерам. Раньше я бы тебе сказала…» – Лина сделала паузу, выразительно посмотрев на девчонок. – Понимаешь, Сонька, там непечатное слово – .. Ладно заменю его, сама догадаешься, что к чему…

Значит, та отвечает: «Раньше бы я сказала: „ты гонишь“! А сейчас говорю – „отлично, отлично“».

– И правда, Линочка, анекдот про нас! Но я, в самом деле, охотно тебе верю. Нисколько не сомневаюсь – у тебя и впрямь все отлично. Ты – настоящая королевишна!

– Значит, говоришь, Зарубин мало зарабатывает, плохо вас обеспечивает… – непонятно отчего, без всякой связи, заключила Мирошник.

– Папа зарабатывает отлично, – не удержалась от вариации на тему анекдота Рита. – Просто мои родители ведут хозяйство на западный манер. Каждый оплачивает свою часть расходов.

– А твои расходы кто оплачивает? – уточнила Элина.

– Ну, в основном отец…

«Королевишна» потянулась за сумочкой, висевшей на спинке стула, достала пачку дорогих японских сигарет и закурила.

– Классная у вас сумка. Кожа джангл, да? – подала голос восхищенная до мозга костей Петренко.

– Угу, джангл, эффект искусственно состаренной кожи, – подтвердила Мирошник, невозмутимо стряхивая пепел в тарелку прямо на остатки пищи. – Prada веников не вяжет!

Ее пренебрежительное поведение меня покоробило – так себя даже в самых дрянных забегаловках с плохо вышколенной челядью не ведут. Убрав тарелку, я придвинула к ней пепельницу, стоявшую тут же на столе, и отвернулась к плите, готовя кофе. Руки были заняты, а уши свободны. Услышала, как Мирошник поинтересовалась, не желает ли Маргарита подработать у нее летом.

– Кем? Массажисткой? – прыснула дочка.

Элина Владиславовна, выпуская дым, задрала подбородок, и я, расставляя на столе кофейные пары, с удовлетворением отметила, что шея у нее сохранилась гораздо хуже лица. Прямо даже не требует искусственного старения, в отличие от сумочки, – кожа без того дряблая, бледная, с глубокими продольными морщинами!.. Помешивая ложечкой в чашке, Лина веско молвила:

– Ты не угадала, девочка. У меня, помимо мужского салона, много чего есть: бутики, фотостудия, модельное агентство…

– Неужели манекенщицей?! – не дала ей закончить Оксана.

– Не исключено, что манекенщицей! Впрочем, я точно не уверена, степень соответствия сможет определить только Глеб Колокольников – мой штатный фотохудожник. Надо пройти фотопробы, кастинг…

– Я согласна! – подпрыгнула на стуле резвая пампушка Петренко.

– А Рита нет, – поспешила я оградить ребенка. – Она серьезный человек, и…

– По-твоему, я не серьезный? – резко оборвала интриганка Элина.

Маргарита выразила полную с ней солидарность:

– Мам, не надо за меня решать, ладно?

Мирошник снова полезла в сумку, неторопливо вытянула изящную визитницу и раздала жертвам, попавшим на ее крючок, карточки. Я с большим сожалением оценила, насколько холеные и изнеженные у нее руки. Учитывая отсутствие домработницы и дурную привычку хлопотать по хозяйству без защитных резиновых перчаток, мне достичь подобного совершенства явно не светит!.. Словно в подтверждение этого умозаключения бриллиантовый луч разрезал воздух, очерчивая границу между Мирошник и мной. Девчонки глядели на кольцо не менее завороженно, чем я, – камень светился воплощенной чистой радостью. И почему все лучшее – мужчины и драгоценности – достается стервам?

– Позвоните по этому номеру в понедельник после двенадцати.

– Ночи? – невпопад уточнила Оксана.

– Разумеется, дня, ласточка. После двенадцати часов дня, – повторила Элина с расстановкой, как для непроходимых тупиц.

Девочки, допив свой кофе, заторопились в «Рок-Сити». Гарпия закурила вторую сигарету. Я занялась грязной посудой. Каждому – свое…

– Слушай, Померанцева, а чего мы с тобой тут сидим? – Гостья обвела кухню неприязненным взглядом, будто увидела впервые.

– А что тебе не нравится?

– Сегодня же пятница! Пятница-развратница, задирайте платьица! – Мирошник молниеносно приподняла мой подол и хлопнула бы по мягкому месту, если бы я вовремя не увернулась. Скорость реакции – великая вещь, она пригодилась мне уже вторично за сегодняшний невезучий день. Расхохотавшись звучно, подобно раскату грома, она предложила: – Поехали, дорогая, отрываться по клубам и ресторанам! Пора тебе немножко растрясти свое целомудрие.

– Но…

– Никаких но! Возражения не принимаются! Я знаю, что невозможно двадцать с лишним лет трахаться с одним и тем же мужиком – это противоестественно, удовлетворения не получаешь.

– Неправда, я так не считаю. – По инерции возразив, я вдруг поняла, что кривлю душой.

Невозможно двадцать лет жить с человеком, который нивелирует твою индивидуальность, размалывает ее в пух и прах. Невозможно заглядывать в рот мужчине, который обращается к тебе исключительно глаголами в повелительном наклонении, держит за кухонно-уборочный комбайн, за агрегат для доставки продуктов и выноса мусорного ведра. Я сама в отсутствие морального удовлетворения замусорилась по самую маковку!.. Слишком избаловала мужа и дочь – они удобно устроились на моей шее: сели и погоняют, не задумываясь о том, что моя выносливость отнюдь не беспредельна. О, они у меня еще попляшут! Они еще убедятся: не на ту напали!.. Я сказала:

– Действительно, Линка, поехали отрываться!

И не стала мыть посуду.