Текст книги "Дорогая кузина"

Автор книги: Ирина Лобановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

8

Илья надумал обратиться в частное сыскное агентство. Ему посоветовали бюро Малышева. Навстречу Илье поднялся молодой здоровяк с хитрым и профессионально внимательным взглядом.

– Проблемы? – коротко спросил он.

Илья кивнул. Кто сюда приходит без них? Мрачно сел возле стола.

– Григорий Васильевич, – представился молодой бугай, хотя Илья уже знал его имя и отчество. – Кого будем искать, ловить и преследовать? Вашего соперника в бизнесе? Любовника жены? Убийцу?

– Последнее, – сказал Илья.

Слишком молод этот российский Шерлок Холмс, чересчур юн… На вид лет двадцать пять-двадцать семь. И уже свое частное сыскное бюро… Очевидно, пронырлив и удачлив. Офис просто шикарный.

– Вот, качаю из Интернета программы и базы данных, – кивнул владелец агентства на компьютер. – Но долго качаются. Начинаю скучать…

Он всегда начинал беседу с пустяков, незаметно присматриваясь к новому клиенту.

– Это да, – согласился Илья. – Зато сам работает, надо лишь время от времени на него посматривать. А за это время можно выкурить сигарету и выпить чашечку кофе.

Детектив широко, во весь рот улыбнулся:

– У меня такая уйма данных скачивается, что за это время можно выкурить целую пачку или выпить целый кофейник.

– Ты, Гришка, плохо кончишь! – часто повторяла, пророчествуя, мать. – За решеткой! Обязательно сядешь.

Гриша лишь посмеивался. Он выбрал себе дорогу еще в детстве. И лежала она отнюдь не за решетку, а в прекрасное и таинственное здание под тремя буквами КГБ. Гриша твердо решил крепко-накрепко повязать свою жизнь с поиском преступников и всякой нечисти.

Рос он действительно хулиганом, учился из рук вон плохо. Школа делала неоднократные попытки его выгнать, чтобы не мучиться, но потом директор и завуч, разжалобившись слезами и отчаянием матери, снисходили до очередного прощения и помилования, и Гришка продолжал учиться. До следующего скандала и потока двоек по всем предметам.

Гришка был хамоват и запросто говорил учительнице, споткнувшейся на полуслове:

– Что же вы так плохо подготовились к уроку?

Однажды он забил клин в замок кабинета своего класса, и пока вызывали слесаря, пока тот, ругаясь, открывал замок, восьмиклассники прохлаждались в коридоре. Почти весь рабочий день.

Потом Малышев залез в длинный горизонтальный шкафчик.

– Гриша, ну, куда ты лезешь?! Задохнешься там – и будет готовый гроб! – нашелся учитель.

Через неделю Григорий принес в школу какой-то интересный предмет и начал увлеченно перекидывать его одноклассникам на уроке.

– Что это летает у нас по классу? – поинтересовалась молодая учительница математики.

– Это фаллоимитатор, Анна Петровна! – радостным хором сообщили перевозбудившиеся восьмиклассники.

– Ах, вот оно что! – радостно воскликнула не лишенная юмора математичка. – Замечательно! Фаллоимитатор учителю на стол!

Гришка помялся и нехотя положил на стол новую игрушку.

– И что вы с ним собираетесь делать? – нахально спросил он.

– А то же самое, что и ты! – бодро отозвалась математичка. – Сначала буду метко бросать в коллег в учительской, а потом кину прямо в директора! Но сначала прикреплю записку "Привет от Гриши Малышева из восьмого "Б"!" Пусть ловит!

Гришка на время присмирел.

Но через пару недель перед очередной контрольной по математике очухался. Позвонил в милицию и сообщил, что в школе заложена бомба, которая рванет с минуты на минуту. Милиционеры, давно не верившие в эти взрывные устройства в школах перед экзаменами и зачетами, но обязанные реагировать на каждый сигнал тревоги, тотчас примчались вместе с большой и по виду ленивой собакой. Учителя в спешном порядке эвакуировали детей и выскочили во двор. Гришка стоял среди одноклассников и потешался в душе над наивностью и глупостью взрослых. Ему нравилось их дурачить.

К нему быстро подошел злой директор:

– Это, конечно, сделал ты, Малышев! Больше некому! Зря мы тебя без конца прощаем! Слишком добренькие! А это всегда выходит боком. Подожди, ты у меня допляшешься!

– А вы докажите! – крикнул Гриша. – Мало ли что кому покажется!

Директор махнул рукой и пошел беседовать с милиционерами.

– Отойдите подальше от здания! – монотонно повторял один из них. – Товарищи учителя, отведите детей еще дальше! И отойдите сами!

– Да никакой там бомбы нет! – сказал директор. – У нас в школе самая главная и единственная бомба – Малышев из восьмого "Б"!

Гриша остался доволен выданной ему характеристикой. Она его устраивала, как и великая слава непревзойденного головореза.

Директор накапал на него ментам, и они решили вызнать все у хулигана Григория, предварительно обнюхав закоулки школы с помощью милой, добродушно настроенной к людям собачки – ее натаскивали исключительно на взрывчатку – и, конечно, ничего не обнаружив.

Лейтенант посадил Гришку напротив себя в кабинете директора. Тот уселся рядом.

– Так, значит, ты у нас Григорий Малышев? – сурово спросил мент, насупив густые мохнатые брови.

Гришка кивнул. Здесь врать бессмысленно.

– Ну, и зачем ты, Григорий Малышев, всех взбаламутил? Зачем вызвал милицию? Это называется ложный вызов, а наше обследование больших денег стоит. За такое могут и родителей сильно штрафануть, и вообще дать по загривку.

– Я-а?! – изумленно, изо всех сил выкатил до беспредельности невинные глаза Гришка. – Да почему чуть что – всегда сразу Малышев да Малышев?! Как будто в школе других, кроме меня, обалдуев нет!

– Другие есть, – усмехнулся директор. – Но они тебе, Григорий, в подметки не годятся! Ты и сам это прекрасно сознаешь.

Гришка, обладающий огромным самодовольством, отлично понимал свое превосходство над ровесниками. И бахвалился им.

– Но разве это повод для гордости? – прочитав его мысли, продолжал директор. – Гордиться надо своими успехами, трудом, достижениями. А у тебя одно озорство на уме.

"Нет, – подумал, Гришка, – главное – просто иметь любой повод для гордости. А какой именно – совершенно неважно".

– Так что, Григорий, ты признаваться собираешься? – спросил бровастый мент. – Это послужит смягчающим обстоятельством. Вроде как явка с повинной.

– Мне не в чем признаваться! – нагло заявил Гришка. – У вас ненормальное воображение!

Ишь, хитрые дядьки, пытаются его расколоть! Но Малышев – тот еще орешек! Никакие щипцы не помогут.

– Ну и наглец! Бить тебя некому! – посетовал обозленный мент. – Отец чем занимается? Ты ему тоже дома грубишь?

– Отца мы с мамкой себе не завели! Он нам без надобности! – дерзко сообщил Гришка. – И без него проживем! Даже лучше, свободнее! На кой ляд он нам нужен?

Бровастый мент кивнул, соглашаясь насчет свободы.

– Ладно, Малышев, ступай! – устало сказал директор. – С тобой бороться бесполезно. Что из тебя только вырастет?

– Фээсбэшник! – хвастливо объявил Гришка.

Мент и директор дружно вытаращили глаза.

– Кто? – в замешательстве спросил мент, решив, что перетрудился и ослышался.

– Фээсбэшник! – гордо и независимо повторил Гришка. – Собираюсь поступать в Школу КГБ! Те есть теперь ФСБ.

Мент и директор дружно захохотали.

– Твоя наглость, Малышев, переходит все границы! – заметил директор, отсмеявшись. – Мать завтра утром ко мне!

– А она тут при чем? – справился Гришка. – Ведь не она поступать собирается! И потом она давно на меня повлиять не в силах. И запретить мне что-нибудь. Я руковожу сам собой лет с пяти. Или вы ее будете отчитывать за мое вполне хорошее желание? Это осмысленный выбор. Что тут дурного?

– Катись! Видеть тебя не желаю! – закричал директор. – Вот горе на нашу голову! Только мать и жалко… Несчастная женщина!

Гришка вышел из директорского кабинета и хвастливо объявил терпеливо ожидающим его под дверью верным дружкам:

– Ничего у них, конечно, не вышло! Пытали-пытали, приставали-приставали, расскажи, мол, сам, Гришенька, по-честному, как додумался ментов созвать? Да фиг им! Доказательств никаких! Пусть поломают себе бошки, я звонил или нет!

– А это вправду ты? – спросил один из приятелей.

– Такими любопытными бывают лишь девки! – отозвался Гришка.

И удалился вразвалку, важный и неприступный.

Больше всего на свете он любил играть в футбол. Вот когда на него засматривались все, даже директор! Гришка позволял себе, и довольно часто, вести футбольный мяч на перемене прямо по школьному коридору. Но делал это так красиво, ловко и пластично, ни разу никого не задев, не толкнув, ни разу не разбив школьного окна, что все претензии и замечания замирали на устах учителей. Они просто откровенно любовались Григорием и думали, и говорили – а вдруг это будущий Пеле или Бэкхем?

И советовали матери держаться за подростковый спортивный клуб, где занимался Гриша. Ни в коем случае не забирать оттуда сына. Но мать – Гришка сказал директору правду – давно с сыном ничего поделать не могла, хотя слезно его молила футболистом не становиться, а получить хоть какое-нибудь, пусть даже плохенькое, но высшее образование. Почему-то сочно-зеленое футбольное поле казалось ей чем-то страшным, ужасным, почти ямой, куда провалится ее единственный Григорий, если предпочтет носиться, как оглашенный, по этой яркой зелени всю оставшуюся жизнь.

И мать постоянно уговаривала да упрашивала Гришу футбол бросить – что же это за дело для мужика? И как этим можно прожить? Гоняясь по полю за мячом? Сын в пререкания не вступал, в спортивный клуб ходить продолжал и что-то про себя обдумывал. Но в свои тайны никого не посвящал. Только вдруг попросил мать:

– Ма, а ты не можешь купить мне компьютер? Нас в школе обучают, но мне хочется, чтобы был и дома тоже.

Мать сначала обрадовалась – неужто взялся за ум? – а потом опечалилась, глянув на цены в компьютерных салонах. Таких денег ей взять было неоткуда. Кроме того, Гришка выклянчивал комп покруче, как он говорил, а значит, подороже. Мать переживала, ночей не спала, думая, где найти деньги. Занять? Так ведь это в какую кабалу лезть! И сколько лет потом выплачивать. Взяться за вторую работу? Подрабатывать дворником или курьером? Да много ли заработаешь, а вот надорвешься мигом. И дом останется совсем заброшенным. Где-нибудь, наверное, можно выпросить списанный компьютер, но любимому сыну такой не нужен. У него явно имелись свои цели и замыслы, ради которых и стал необходим компьютер.

Гришка, видя мучения матери, тоже хорошенько обдумал почти тупиковую ситуацию и пришел на выручку матери и самому себе. Он подружился с молодым преподавателем информатики в школе. Тот быстро заметил искренний интерес хулигана Малышева, доставшего своими выходками всю школу, к компьютерам и решил на этом сыграть. Нехитрый педагогический прием сработал моментально. Гришка-бандит прилип к монитору надолго и всерьез, впитывая каждое слово учителя.

Преподаватель открыл в школе кружок дополнительного изучения информатики, и, конечно, Григорий Малышев стал первым и главным его членом. Директор был в восторге от деяний молодого коллеги. Его стали непрерывно расхваливать на педсоветах, и он был на вершине блаженства от своей педагогической находчивости и сообразительности, воображая себя Макаренко современности. Молодой учитель и все остальные не подозревали о далеко идущих планах Малышева. Так что напрасно они, наивные, поверили в его перерождение и искренний интерес к новому делу.

В два счета понахватавшись и разобравшись в устройстве сложной техники, лукавый Гришка подольстился к учителю и сообщил ему, один на один, что мечтает о собственном компьютере, но с деньгами дома напряг. Учитель, который был в курсе дела, понимающе кивнул. А не поможет ли Сергей Николаевич Гришке собрать компьютер из деталей? – продолжал хитрован. Это обойдется значительно дешевле, и Савеловский рынок недалеко… Ну, конечно, Сергей Николаевич с ходу согласился. Больше того, предложил Гришке поработать в школе вечерами дежурным, немного подзаработать, а если не хватит, учитель даст взаймы.

Вечером Гришка поделился новостью с матерью.

– Да сумеешь ли ты сам собрать? – усомнилась она, жутко обидев сына.

– Информатик поможет, я же сказал! – буркнул он. – В школе собирать будем, после уроков.

Через неделю вся школа в изумлении наблюдала, как отъявленный бандит Малышев тихо, безропотно и трудолюбиво собирал системный блок под руководством Сергея Николаевича. А вечерами усердно дежурил в школе. Директор не возражал. Он был сторонником трудового воспитания и часто сетовал на избалованность подрастающего поколения.

К своему блоку Гришка никого не подпускал. Но главные школьные дебоширы, несмотря на суровые малышевские предупреждения и угрозы, вполне способные перейти в нешуточную драку, осторожно проползали к Гришкиному компьютеру и пытались нашлепать на клавиатуре знаменитое слово из трех букв. Но там почему-то не стояло русской раскладки. Тогда бойкие ребятишки, вполне овладевшие английским, набирали излюбленное "fu…".

Наконец Гришка по-настоящему озверел. И когда засек очередного "знатока" тщетно разыскивающего букву "Х", чтобы набрать слово на оную, решил проучить парня. Грамотей нужную букву не нашел – только латиница. И задумчиво спросил:

– А где тут буква "F"?

И Гришка, развернувшись, врезал "искателю приключений" в нос и заорал:

– У тебя ума только на одну букву и хватает!

Схватившись за окровавленный нос и справедливо возмутившись, парень завопил в ответ:

– А у тебя самого?!

И Григорий неожиданно ответил запредельно спокойно:

– У меня, правда, тоже.

И сел за стол собирать блок дальше. Больше к Малышеву никто не лез.

Довольно скоро у Гриши появился свой компьютер. Старый, но исправно работающий монитор принес из дома все тот же добрейший Сергей Николаевич. Он же подарил клавиатуру, мышь и коврик.

И Гришка увлекся новой игрушкой. Даже забросил любимый футбол, несмотря на отчаянные телефонные звонки тренера, скорбящего по спортивному загубленному таланту Малышева. Мать, увидев интерес сына и обрадовавшись, что футбол, наконец, позабыт-позаброшен, выкручивалась из последних сил, чтобы у Гришки всегда находились деньги на диски, дискеты, Интернет и другие необходимые для работы вещи. Она работала корректором, на работе ее ценили и стали приискивать и давать работу на дом за дополнительные плату.

Гришка теперь часто мотался на Савеловский рынок, перезнакомился с продавцами и ребятами-мастерами. Хулиганские выходки остались в прошлом. Гришка стал учиться и получать вполне приличные отметки. Школа ликовала. Сергею Николаевичу вручили Почетную грамоту. А мать справедливо рассчитывала, что Гришенька теперь поступит в институт. Связанный с информатикой…

Иногда мать робко, боясь помешать, приближалась к столу сына и спрашивала нечто несуразное, например:

– А в Интернете есть Пушкин?

– Если хочешь – назовись в нем Пушкиным, вот он и будет! – смеялся сын.

– Нет, я имею в виду – стихи Пушкина там есть?

– А-а! Ну, конечно, сколько угодно.

В девятом классе проворный Григорий резво списался по Интернету с девушкой по имени Стефания, которая сообщила, что сбежала из Англии в Россию и хочет тут остаться. Якобы ей здесь больше нравится. Но мать отговорила, попросту умолила Гришку с ней не знакомиться: а вдруг она шпионка? И Григорий решил с девушками повременить. Сейчас действительно не до них.

Никто не подозревал, чем Гриша занимается в одиночку ночами. А он упорно учился взламывать серверы и сайты. И когда полностью овладел этой механикой, взломал сервер ФСБ, вошел туда минуты на три и тотчас вышел.

Для осуществления определенной задачи Григорию этого было вполне достаточно.

9

Подмосковный аэропорт появлению Вадима ничуть не обрадовался, а здешняя природа отнеслась к нему более чем равнодушно. Моросил мелкий холодный августовский дождь. Толпы народа целенаправленно шагали в разные стороны. Лица сосредоточенные и замкнутые. Поглощенные какими-то мало оптимистичными мыслями, пассажиры не обращали внимания ни на что: ни на погоду, очевидно, давно к ней привыкнув и с ней смирившись, ни на толкучку, ни на аэродромную неразбериху. Но Охлынин приехал в Москву впервые и поначалу растерялся. Он собрался спрашивать, как добраться до города, но его выручил динамик, громогласно объяснивший, где всех прибывших с нетерпением поджидает автобус.

Низко висевшее небо придавливало к земле. Привыкший к его краснодарской высоте, широте и безбрежности Вадим на минуту остановился и недоуменно, тоскливо поднял голову вверх. Неужели здесь так всегда?! Как живут тут люди?!

– Давай, парень, не тормози! – тотчас поторопили сзади. – За тобой люди идут! Рассусоливаться некогда!

И Вадим поспешил к автобусу. Тот тянулся в Москву медленно, с трудом продираясь сквозь вереницу машин. И это тоже казалось Охлынину странным. В его представлении в пятницу поздним вечером шоссе должно быть абсолютно свободным. Наконец, они доползли до какой-то станции метро. Вадим автоматически выбрался на улицу вместе с остальными пассажирами и с удовольствием вдохнул в себя влажный и чистый после прошедшего дождя прохладный московский воздух.

– Да не стой ты столбом на пути! – вновь крикнули сзади. – Дождешься, метро закроют!

"Закроют? Почему? – задумался Вадим. – А-а, ну да, на ночь…" И бросился в метро.

Ариадне он дал телеграмму о своем позднем прибытии в столицу, но теперь почему-то начал опасаться, что телеграмма не дошла, что неприлично вламываться ночью в чужой, совершенно незнакомый дом… Да и вообще, на каких основаниях он явился сюда? Никому не известный, никем, кроме этой чудаковатой девушки со странным именем, не званный… Провинциальный юноша с несколькими стихотворениями, опубликованными в местной малотиражной, мало пригодной для чтения газетенке да чудовищным самомнением…

Но теперь поздно размышлять. Он уже в Москве, и от Ариадны его отделяют какие-нибудь полчаса времени.

Со схемой метро Вадим разобрался довольно быстро. Он всегда и везде хорошо ориентировался. Немного подсказала дежурная на перроне. Легко справился поэт и с неизменным трепетом, возникающим у всех, впервые ступивших на эскалатор. В конце концов, метро Вадиму очень понравилось, и он развлекался и глазел по сторонам, пока добирался до дома Ариадны. Она жила недалеко от станции метро "Аэропорт".

В подъезде высокой кирпичной башни поэта остановила строгая немолодая дежурная в больших очках:

– А вы к кому так поздно, молодой человек?

И он снова испугался: вдруг его не пустят? Что он тогда будет делать? Где ночевать? И как сможет повидать Ариадну и поговорить с ней?

Вадим робко выдавил из себя фамилию Ариадны. Старушка сдвинула очки на нос и окинула его еще больше посуровевшим взглядом:

– Подождите, я позвоню.

Она сняла трубку телефона, стоявшего на столе рядом с ней, и набрала номер.

– Василий Иваныч, добрый вечер, к вам молодой человек, – льстиво заворковала дежурная и повернула голову к Охлынину. – Как ваша фамилия?

Он представился по полной форме и подумал: Василий Иваныч… Значит, где-то рядом должен быть обязательно Петька…

– Да, – угодливо лепетала в трубку старушка, – да, конечно, Василий Иваныч, обязательно… Спокойной вам ночи!

Она почтительно опустила трубку на рычаг. Вадим с тревогой ждал оглашения приговора. Бабка вновь внимательно и неодобрительно осмотрела его с ног до головы.

– А вы представляете себе, молодой человек, к кому идете? – торжественно, с пафосом в голосе спросила старушка.

"Понятия не имею", – подумал юный поэт и ответил:

– Конечно. К Ариадне!

Дежурная пожевала губами:

– Ишь ты… К Ариадне… Да еще на ночь глядя! Проворный какой!.. Ну, ступай… Разрешили… Говорят, ждет она тебя. Жених, что ли?.. И чего только нашла в этаком?..

Бабка вновь одарила Вадима презрительно-оценивающим взглядом.

– Лифт прямо. Восьмой этаж.

Охлынин поднялся наверх, нашел нужную квартиру и позвонил. Дверь распахнул удивительный мужчина. Очевидно, отец Ариадны.

Он чем-то напоминал самого Вадима, хотя неумеренности в нем оказалось куда больше. "Все сверх", – подумал поэт о незнакомце: слишком красив, чересчур высок, на редкость плечист, крайне силен… Хозяин квартиры просто грешил избытком достоинств. Всего многовато… Наверняка женщины без конца вешались ему на шею. Вот в кого так хороша Ариадна… Черные брови, карие очи…

Вадим опять растерялся. Что там вякала внизу эта бабка? На что намекала? Или это и впрямь какой-то великий, известный человек, а Охлынин понятия не имеет, к кому ввалился на ночь глядя, и чья дочь Ариадна?..

– Добрый вечер… – смущенно выдавил он.

– Здравствуйте, здравствуйте, Вадим Анатольевич! – приветливо и дружелюбно пробасил хозяин. И бас у него тоже оказался бескрайне раскатистым. – Проходите, не стесняйтесь! Дочка прямо заждалась вас! Чем-то, видно, вы пленили ее сердце. Впрочем, это отлично видно! – И он громко засмеялся, довольный своим каламбуром. – Доча, ты где? Смотри, кто к нам, наконец, пожаловал!

– Я давно здесь, папа! Не шуми! Мама спит, – тихо сказала Ариадна из-за его спины.

Хозяин отодвинулся, пропуская гостя в квартиру.

Он вошел, застенчиво опустил на пол сумку и нашел глазами Ариадну. Она стояла, безмятежно сунув руки в большие карманы домашнего простого платьица, и испытующе глядела на поэта, словно с ходу пыталась выяснить, с чем он к ней пожаловал.

– Меня зовут Василий Иваныч, – представился хозяин, закрывая за приезжим дверь. И тотчас без труда угадал его мысли. – Уже ищете Петьку? Вы даже непроизвольно оглянулись. Так делают абсолютно все! А некоторые даже о нем спрашивают. Но вместо Петьки вот, позвольте вас познакомить, моя единственная дочь Ариадна. Прошу любить и жаловать!

И он снова засмеялся, опять очень довольный своей плосковатой примитивной шуткой.

Ариадна даже не улыбнулась. Судя по ее невозмутимому виду, она привыкла к банальному юмору и оптимизму отца, их не одобряла и давно никак на них не реагировала.

– Как вы долетели? – начал расспрашивать Василий Иванович. – Вот вам тапочки. Мойте руки и проходите в кухню. Будем вас кормить. Вы ведь проголодались с дороги? И, конечно, устали? Доча, проводи гостя! Наша мамочка уже спит, вы на нее не обижайтесь. Она устает за день. Большая нагрузка. Весь дом на ней.

Ответов на свои вопросы отец Ариадны, похоже, не ждал. Да и звучали они у него утвердительно, один за другим, не давая собеседнику ни малейшей возможности вставить хотя бы слово.

Ариадна ободряюще подмигнула Вадиму, едва заметно кивнув в сторону отца. Охлынин все понял и пошел за ней. А Василий Иванович, безмерно удовлетворенный собой и всем происходящим, на время скрылся в комнате.

Квартира была большая и темноватая из-за огромного количества книг, ютившихся на стеллажах, протянувшихся по всем стенам коридора с пола до самого потолка.

– Сколько у вас книг! – почтительно заметил Вадим. – Настоящая библиотека!

– Папа любит читать, – коротко отозвалась Ариадна, открывая дверь в ванную. – Смотри внимательно и запоминай: эти два синих полотенца твои. Поменьше – для рук, побольше – для душа. Ванна чистая, я вымыла ее еще раз два часа назад. Можешь ополоснуться. Зубная щетка у тебя есть? На всякий случай я тебе приготовила новую. И тоже вымыла. Здесь мыло и зубная паста. Если любишь халаты, возьми этот. Или пижаму. Комнату мы тебе приготовили на два дня отдельную.

Ариадна говорила точно так же, как ее отец, не требуя ответов. И все-таки она оказалась сообразительней своего папаши, поскольку на миг замолчала и лукаво взглянула на гостя:

– Я тебя заболтала?

– Да нет, – отозвался он, с трудом приходя в себя от всего увиденного и услышанного. – Просто тогда, на вокзале, ты была такой молчаливой…

Ариадна усмехнулась:

– Это, наверное, после долгой нудной дороги в душном поезде. Дорожная скука, да еще по пути на юг – страшная бяка! Изнуряет, раздражает и доводит до тоски и онемения. В этом смысле самолет намного лучше. Но мама панически боится отрываться от земли, хотя железнодорожных катастроф по статистике не меньше или даже больше, чем авиационных. Я не буду больше тебе мешать.

И Ариадна вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Вадим в недоумении осмотрелся еще раз. Куда он попал?.. Что все это значит?.. Да реально ли вообще все происходящее?.. Но его вновь выручило умение ориентироваться в незнакомой обстановке и способность приноравливаться. Он обладал беспредельной выживаемостью в любых условиях, как хорошо приспособленное к земной жизни, сурово тренированное ею, а потому выносливое животное, щедро одаренное благоволившей к нему природой крепкими нервами, зубами и желудком.

Через пятнадцать минут гость, свежий и взбодрившийся после душа, выплыл из ванной в шикарном махровом вишневом халате. Никто бы не поверил, что юноша впервые в Москве, в этой просторной, заваленной книгами, застеленной коврами и обставленной дорогой мебелью квартире и первый раз в жизни надел такой халат. Все выглядело вполне привычно, обыденно, как детали жизни молодого поэта.

Ариадна подарила ему одобрительный взгляд, осмотрев с ног до головы.

– Папа! – позвала она. – Ты будешь с нами ужинать? Ты, кажется, собирался.

Василий Иванович выглянул из комнаты и тоже с удовольствием оглядел гостя.

– Иду, доча! Но ужинать так поздно я не привык, поэтому просто посижу с вами. Нарушу ваш милый интим! – Он снова засмеялся. – Обещаю: ненадолго! Дальше вы будете любезничать без меня.

Ужин потряс Вадима изобилием, изысканностью и сервировкой. Дорогой фарфор и хрусталь. Молочно-белые, жестко накрахмаленные салфетки. Вино и фрукты. Зелень и свежайший хлеб. Оливки и маслины. Рыба и ветчина.

Но Охлынин и тут остался на высоте, ничем себя не выдав, не показав изумления и замешательства. Он моментально справился с собой, сел за стол как ни в чем не бывало и хладнокровно взял вилку и нож…

Ариадна им откровенно любовалась, а Василий Иванович, лениво потягивая из бокала вино, балагурил, посвящая Вадима в тонкости семейной жизни Величко.

– Доча вьет из меня веревки, – добродушно жаловался Василий Иванович. – Она одна может делать со мной, что угодно. Ну, и еще, пожалуй, моя жена, мать Ариадны, Маргарита Даниловна. Они обе преданно охраняют мой покой, соблюдают мой режим и дают мне возможность спокойно работать.

– Папа – известный писатель, – флегматично вставила Ариадна. – Ты, наверное, слышал его фамилию.

Вадим от неожиданности подавился. Ну да, конечно, как же он сам не догадался?.. Фамилия-то на слуху. И эта бабка– дежурная внизу намекала…

– Я читал, – растерянно пробормотал он. – Просто почему-то не связал сразу…

Василий Иванович благодушно хохотнул:

– Не тушуйтесь, молодой человек, это бывает! Трудно представить, что ваша случайная знакомая, встреченная на краснодарском вокзале, вдруг окажется дочкой известного писателя. Такое случается только в романах.

"Значит, я с ходу угодил именно в такой роман, – подумал Вадим. – Теперь надо постараться остаться в нем навсегда…"

– А что вы читали? – с любопытством и тщеславием любого творческого человека поинтересовался Василий Иванович. – И каково ваше мнение?

Хорошо, что природа еще заодно снабдила Охлынина отменной памятью и проворным языком.

– Это отлично! – тотчас заговорил Вадим и вновь поймал на себе испытующий, чуточку подозрительный и явно насмешливый взгляд Ариадны. Но не смутился ни на минуту, не споткнулся на слове и продолжал шпарить, как по-писаному. И правильно сделал. – Я читал два ваших романа: "Вешние зори" и "Рассвет над Днепром". По-моему, здорово! Такие люди, такие характеры!

– Прямо железобетонные, из стали и сплава, – ядовито добавила Ариадна.

Но на ее реплику никто не обратил внимания. Василий Иванович слушал гостя с искренним восхищением.

"Неужели ему до сих пор это не надоело? – изумленно подумал Охлынин. – Не прискучило, не обрыдло? И похвалы по-прежнему греют его честолюбие? Ведь вокруг давно сплошное славоблудие! Поздравлялки и восхвалялки! Он лауреат множества премий, секретарь Союза писателей, член редколлегий нескольких журналов… Но дорожит читательским мнением, радуется любому одобрительному отклику, млеет от пустых слов случайного парня из провинции… Странно… Или писатели все такие? Вот не подозревал…"

И с жаром пустился плести новые словесные кружева.

– Они все у вас очень чистые, нежные, самоотверженные! Вы подмечаете и описываете самые лучшие человеческие качества. Это правильно! И замечательно! На таких примерах можно и нужно учиться жить и становиться человеком!

– Настоящим, – опять сдержанно бросила Ариадна.

– Да! Ну и что?! – горячо отозвался Вадим. – Разве это плохо?! Это прекрасно! Мы все должны учиться и расти на положительных примерах из жизни, вот как у Василия Ивановича! Давайте выпьем за вас и ваши книги! И за ваш успех! – Он схватил свой бокал.

По-настоящему счастливый писатель радостно чокнулся с гостем. Ариадна пить не стала. Она сидела, усмехаясь и пристально разглядывая Вадима.

– У тебя, оказывается, неплохо подвешен язык! – съязвила она. – И хватка жизни тоже присутствует.

– Все на месте! – отозвался он. – Это, по-твоему, серьезный недостаток?

– По-моему, да, – Тон очень холодный. – Выпутываться из любой ситуации и ускользать от неприятностей умеют лишь те, кто сами прекрасно наловчились выкручивать руки другим. Это закон!

Охлынин немного смутился и просительно взглянул на писателя. Тот покровительственно улыбнулся.

– У моей дочи слишком своеобразный, нетипичный для женщин склад ума, – миролюбиво объяснил он. – Она должна была родиться мальчишкой. И судит она обо всем чересчур резко, часто опрометчиво и категорично. Так что привыкайте к ней и не теряйтесь.

Вадим кивнул и слегка воспрянул духом.

– О твоем отце столько пишут газеты, – укоризненно сказал он Ариадне.

– Неужели вы думаете, что моя доча читает газеты? – добродушно хмыкнул Василий Иванович. – Особенно те, где пишут обо мне? Нет, это не про нее. У нее свои дела и заботы.

Охлынин виновато подумал, что не знает, чем занимается Ариадна. Ну, ничего, у него есть почти два дня. Еще можно успеть наверстать упущенное.

– А вы, я слышал, пишете стихи? – спросил Василий Иванович. – И, по слухам, очень хорошие…

Он выразительно лукаво покосился на бесстрастную неподвижную дочь. Вадим покраснел от удовольствия. Значит, Ариадна все рассказала отцу… И ей действительно понравились его стихи… Это здорово…

Да, за любое дело надо браться умеючи. В этом суть и смысл жизни. Ловкость, такт, гибкость и смелость решают все. Главное – найти практическое средство, гарантирующее полный успех, особое в каждом отдельном случае. А пока ничего не нашел, ничего не предпринимай, терпеливо выжидая. Также необходимо хорошо познать самого себя. Научиться распознавать свои таланты, а потом трудиться, стараясь их развить. Таков путь к счастью и успеху, другого не бывает.

– Я только пробую… – сказал Вадим, постаравшись придать интонации максимум скромности. – А учиться у нас не у кого. Стараюсь читать.