Текст книги "Дорогая кузина"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
4
Эта красивая и хорошо, всегда модно одетая женщина действительно довольно часто давала Роману бесплатные билеты в разные культурные центры и дома. А он очень любил туда ходить. Еще до знакомства с этой дамой Роман однажды совершенно случайно (тоже кто-то дал билет) попал на вечер в Домжур. И на веки прикипел к этой культурной и красивой, как ему казалось, среде, к этой свободной раскованной своеобразной атмосфере, к этим интересным, ярким, незабываемым вечерам, встречам и концертам.
Когда он встретил на вечере в Доме литераторов ту прекрасную женщину (как же ее все-таки звали?), возле нее стоял элегантный плотный тип с черными, немного седеющими бакенбардами. Ими он и привлекал к себе всеобщее внимание. А она рассеянно смотрела вокруг плывущими ореховыми глазами, словно пропуская сквозь себя окружающую обстановку.
Роман подошел и поздоровался. Она искренне обрадовалась знакомому лицу.
– Мы с Вадимом как раз обсуждаем один вопрос, – в ее глазах запрыгал смех. – Видите этот бюст?
Роман повернулся. Они стояли возле небольшого бюста Льва Толстого.
– Вы будете смеяться, но это единственный здесь не член Союза писателей. Что он тут делает? Ведь у него нет и никогда не было билета СП!
Роман засмеялся. Ее спутник усмехнулся, показав отличные плотные зубы.
– Вам здесь нравится? – продолжала она.
– Да, очень, – искренне ответил Роман.
– Ну и хорошо! Я постараюсь почаще давать вам сюда билеты. С помощью Вадима. Пойдемте в зал!
Она взяла своего спутника под руку, легко и свободно, и повела к открытым дверям. Шелковое платье волновалось вокруг ее ног, тоже ею очарованное. Роман двинулся следом на некотором отдалении.
– У вас редкий, замечательный характер, – сказала она ему как-то, вручая очередные приглашения в ЦДЛ. – Вы умеете принимать жизнь такой, какая она есть, и ничего другого от нее не требовать. А еще по-настоящему любите литературу и театр. Ведь так?
Роман никогда не задумывался о своем характере: жил, как живется. Всегда был в курсе культурных новостей, обязательно с утра просматривая газеты подписчиков. А ЦДЛ казался ему немного странноватым. Однажды в туалете растерявшийся Роман, стоявший у писсуара, обнаружил к своему стыду и ужасу позади себя меланхолично-понурого вида девицу-уборщицу, спокойно вытирающую щеткой пол. Другого времени не нашла?!
Сосед интеллигентного вида словно подслушал мысли Романа.
– Ну и что такого? Зато без комплексов!
– Кто? – изумленно пробормотал Роман. – Она или мы?
Сосед не ответил, ухмыльнулся, задернул молнию на брюках и невозмутимо отправился мыть руки.
Родители умерли, оставив Роману небольшую квартирку. Она его вполне устраивала, жениться он не собирался, поскольку рядом с женщинами всегда чувствовал неловкость и робость. Бороться со своими настроениями Роману было сложно, да и не хотелось тратить на них силы. И вообще, о чем с дамами говорить и как с ними себя вести? Эти вопросы казались лишними и бессмысленными. Они повисли в воздухе да так там и остались висеть.
На почте, кроме суровой и грубой начальницы, живущей исключительно криками и руганью, работали сопливые девчонки, продававшие конверты и выдающие письма до востребования, да несколько почтальонш-пенсионерок. Они постоянно менялись, часто на место уволившихся желающих не находилось. Поэтому в последнее время на Романа свалилось сразу три участка. И крутись, и бегай, как электровеник. Особенно тяжко приходилось в дни, когда разносили пенсии по домам. И если бы не театры, не вечера в ЦДРИ, Доме кино и ЦДЛ, Роману пришлось бы совсем плохо. Стало бы просто нечем жить. И он был так благодарен этой красавице, о нем не забывающей… Как же ее звали?..
Менты, поняв, что от бестолкового, суетливого и забегавшегося почтаря многого не добьешься, быстро от него отстали. Правда, в прокуратуре вновь попытались вызнать хоть какие-нибудь подробности и допытаться о таинственном брате.
Роман видел его раза три или четыре. Случайно. Заносил письма. Красавица просила, поскольку из почтовых ящиков часто все пропадало. Один раз возле брата терлась какая-то девушка, совсем девочка, но очень жопастенькая не по возрасту.
Кузен был костлявый, бледный, невысокий, с вытянутым вперед узким утиным носом. Имел обыкновение бессмысленно бродить по улице, подъезду и квартире кузины и стоять подолгу на одном месте, уходя в свои мрачные мысли-глубины. Одевался бедно и легко даже зимой, не по сезону, обладал длинным темным хвостом жидковатых и вечно сальных волос, и исчерна-серыми, редкими по цвету и выразительности красивыми глазами с женскими длинными ресницами, загибающимися вверх.
Опять это слово, над которым так потешались в милиции… Ну да, красивыми!.. Почему нужно отрицать правду? Но чем он занимался, где жил и как его звали, Роману осталось неизвестным. Как-то звали…
Однажды он зачем-то заплел свой длинный темный хвост в косу.
– В косу? – заржал следователь. – А он, случаем, не "голубец"? Раз с косой разгуливал?
– Не знаю, – пробормотал Роман и вдруг вспомнил: – Она, по-моему, любила его, относилась к нему с нежностью и ласково звала Привидением.
Это все, что он мог сказать. Не помнил он, и откуда приходили ей письма. Разве с его тремя участками упомнишь? Ему очень хотелось помочь найти убийцу такой волшебной женщины, но, увы, Роман оказался плохим помощником.
– Ну, привидение оно и есть привидение, не отыщешь, – резонно заметил следователь. – А этот Вадим? Молодой? Как выглядел?
Почтальон старательно описал очередного красавца.
– Писатель, поди? – лениво протянул следователь.
Роман пожал плечами:
– Не обязательно. Это раньше в ЦДЛ бывали только писатели, а теперь там полно народа со стороны. Ходят по пригласительным, на платные вечера покупают билеты. Многим писателям теперь такие билеты не по карману. Я слышал.
– Обнищала, значит, пишущая братия? – хмыкнул следователь. – Раньше больше платили?
– Кому как, – уклончиво ответил Роман и вспомнил поэта на улице. – Тут недавно по телевизору передавали, что ваша бывшая коллега Маринина занимает третье в России место по богатству среди женщин. Передача была к Восьмому марта.
– Ну да? – заинтересовался следователь. – Жаль, не слыхал… А кто из нашего бабья выбился в настоящие лидеры? На первые места?
– Татьяна Дьяченко и Алла Пугачева.
– Ясно, – кивнул следователь. – Ничего нового… Ладно, подписывай протокол и вали к себе на почту. Опять, небось, твоя психованная начальница разорется.
Роман махнул рукой:
– Да я уже привык. Притерпелся.
– Тоже красивая? – иронически справился следователь.
Роман вспомнил худую, вечно злобную, как рыба акула, седую начальницу и содрогнулся:
– Какое там…
– А-а, значит, не все у тебя красивые под одну гребенку! – заржал следователь. – Это радует! Вот тебе оправдательный документ и ступай восвояси! Да больше на пришитых баб не заглядывайся! Это опасно, заруби себе на носу!
Роман вышел на мокрую от лениво таявшего снега улицу и печально побрел на почту. Может, он был влюблен в ту женщину?.. Она казалась намного выше его по своему положению, происхождению, образу жизни. Породистая… Он благоговел перед ней. А теперь ее нет, ее убили… Кто это сделал и почему?
Возле пустыря Роман приостановился. Сюда в феврале по ночам свозили на самосвалах со всей округи снег и ссыпали, не давая покоя жителям окрестных домов. Наступил март, но работу по уборке снега управа не закончила. Не уложилась в срок. Только теперь тот же самый снег стали вывозить с пустыря. Куда и зачем? Прямо бред и чудовищная имитация деятельности, как нередко у наших чиновников. Без комментариев… Зато вспоминаются Сизиф и данаиды.
На углу у метро Роман купил себе мороженое. Чтобы отвлечься.
Шагающий навстречу поддатый, изрядно пахнувший не одной бутылкой пива мужик неожиданно громко бахнул:
– Уф, чего-то мне жарко, распарился! Парень, дай мороженого освежиться!
После чего мгновенно, не дав Роману опомниться, преспокойно выхватил у него мороженое, куснул, как от своего, и вернул великодушно.
Роман мороженое выкинул и грустно поплелся дальше.
5
Инга совершенно не знала, что делать после школы. Выбор оказался богат, а потому сложен. Можно было поступить учиться в Анапе, но еще лучше вернуться на время в Краснодар, где институтов полно. Против работы родители дружно возражали. Они мечтали, чтобы у дочки появился диплом какого-нибудь престижного вуза. Только сама она никак не могла определиться с выбором своего будущего. Тогда отец стал рекомендовать пока, на время обдумывания, пойти в стюардессы, мать склоняла к медицине, но у Инги не лежала душа ни к чему. И вообще ее мысли были забиты совсем другим.
Прошлым летом на пляже она познакомилась с забавным юношей. Сначала с ним затусовался Илья, а потом представил паренька кузине.
Жители южных городков ходят на пляж не часто и еще реже загорают. Это курортники приезжают сюда, мечтая об одном – вдоволь накупаться и на время превратиться в негров. У местных море и пляжи всегда под рукой, южная экзотика для них – норма жизни, привычный ее атрибут, и не более того. И они живут обычной жизнью, работают и учатся, не замечая, что находятся на вечном курорте. Иначе существовать здесь было бы нельзя.
Илья приехал на лето к дядьке, а потому на пляж бегал часто. Он довольно легко и быстро сходился с людьми, но почти всегда оставался к ним равнодушным. Поэтому друзей себе не завел.
Худой длинный парень, лежащий рядом на махровом полотенце что-то увлеченно читал. Илья полюбовался им час-полтора, а потом не выдержал:
– Что читаешь?
Тот ответил явно вызывающе, подчеркнуто серьезно и деловито:
– Книгу!
Искоса взглянул из-под козырька шапки на Илью, никогда не расстающегося с плеером.
– А ты что слушаешь?
– Музыку! – в тон ему отозвался Илья.
Оба дружно прыснули и с любопытством осмотрели друг друга.
– Илья, – сказал младший Охлынин.
– Павел, – представился незнакомец. – Ты откуда прибыл в сей блаженный уголок?
– Из Краснодара, – Илья подтянул свое полотенце поближе к соседскому. – У меня тут дядька с теткой живут и кузина. А ты?
– Из Москвы.
– И чего? Совсем один? Как тебя родители отпустили?
– Мне так сподручнее. Отговорился, будто еду с друзьями, наболтал ерунды, – объяснил Павел. – Ничего, поверили. Да я им за девятнадцать лет надоел смертельно. Друг от друга надо периодически отдыхать. А вообще у моего папахена очень интересная позиция. Он строго следит, чтобы я приходил домой вовремя и сообщал, где болтаюсь и с кем, а на то, что я часто заявляюсь домой пьяным, ему плевать.
– Ты пьешь? – удивился Илья.
Он сам не прикасался ни к пиву, ни к вину.
Павел вытащил из большой сумки фляжку, отвинтил крышку и дал Илье понюхать.
– Всегда беру с собой коньячок. На случай, если у кого-то вдруг станет плохо с сердцем. Гуманизм и забота о людях. Вот я на поезде сюда ехал, так одна женщина едва в обморок не свалилась от духоты. Влили в нее моего коньячку – отпустило.
Илья хмыкнул:
– Угу, любые поступки можно оправдать якобы благими целями.
– И убийство?
– Тоже, наверное, можно. Главное, чтобы голова варила нормально. Все продумать до мельчайших деталей, сочинить всякие разности… А ты работаешь или учишься?
– Учусь в авиационном. На третий курс перешел. А ты?
– Мне еще год до окончания школы.
– А потом?
Илья почесал длинный утиный нос.
– Как-то не думал. Вообще-то я пробую писать… Хочу попытаться в Литературный.
Павел взглянул на него иронически:
– Ты чего, хромой на голову? Там, знаешь, какой конкурс? Нужен большой блат!
– Говорят, теперь все изменилось, – пробормотал Илья. – А блат… У меня папаша – известный поэт. Только знать меня не хочет.
– Тогда какой это блат? – махнул рукой Илья. – Хотя я бы на твоем месте все-таки попытался как-нибудь к нему подъехать, похитрее подольститься… Мол, единственный сын… Мечтаю пойти по стопам отца… Хочу творить… То да се…
– А я не единственный. У отца в Москве дочь от второго брака. Немного моложе меня.
– Все равно, сын-то один. Ты бей на это, глядишь, чего-нибудь и выбьешь. Главное, не сдавайся! Погоди пять минут, я пойду повидаюсь с Джоном!
Павел встал с полотенца и удалился.
"С каким таким Джоном? – с интересом подумал Илья. Забавный парень… Наверное, закорешил с иностранцами".
Вскоре Павел вернулся.
– А кто такой этот Джон? Как-то вы быстро с ним расстались… Привел бы его сюда.
Москвич залился смехом. Он хохотал долго – Илья даже стал раздражаться – а потом объяснил, что на английском слэнге "схожу повидаюсь с Джоном" значит то же самое, что на русском – "схожу до ветру". И вновь шлепнулся на свое полотенце.
– Люблю пляжи! – мечтательно признался он. – Девицы тут все на восемьдесят процентов голые.
– А на нудистском на все сто! – заметил Илья.
– У вас разве такой есть? – живо приподнялся на локте Павел. – С детства мечтаю побегать голожопиком!
– Не завели пока. Проектируем, – хмыкнул Илья. – Так что тебе придется потерпеть и это лето побегать в плавках. А вот и моя кузина…
Инга пришла в тот день на пляж с рынка, где покупала себе тряпки к новому летнему сезону. Как все анапчане, сделать это заранее она не догадывалась. Да и времени не хватало, пока училась.
Мельком глянув на незнакомого парня, она с ходу поделилась новостями:
– Сейчас вы будете смеяться! Я прицениваюсь на рынке к майкам. А продавец-грузин говорит с акцентом: "Это майка с чортиками!" Ну, думаю, стоит ли мне покупать майку, на которой нарисованы чертики? Как-то сомнительно. Чего сейчас только не делают… Стою, размышляю… А он тем временем показывает мне шорты и говорит: "Комплект – маэчка и чортики!" Оказалось, он так произносит слово "шортики".
Ребята засмеялись.
– Познакомься, – сказал брат, – это Павел из Москвы. Учится в МАИ.
– Очень приятно, – невнятно пробормотала Инга, одновременно стаскивая через голову сарафан.
Стянула и приятно удивилась, увидев, как резко изменилось лицо москвича-студента. Он прямо приклеился взглядом к ее груди, на которой еле застегнулся купальник.
– Что, в столице нашей Родины таких нет? – лукаво спросила Инга и села на горячий песок.
– У нас в МАИ все девчонки как циркули, – пожаловался студент.
– Зато умные, – попыталась восстановить справедливость Инга.
– Это верно, – пробурчал Павел.
Было абсолютно ясно, что ему этот девичий ум по фигу. Его волнует совсем другое…
– А ты тоже еще в школе? – спросил он, приковавшись к Инге глазами надолго и всерьез.
– Через год окончу.
– И что дальше? Тоже не решила, как братан?
Инга пожала плечами и вытянулась позагорать:
– Год впереди. Успею…
– А чем ты любишь заниматься?
– Ничем не люблю, – честно отозвалась Инга. – Родители избаловали.
– А я люблю собирать грибы, – начал рассказывать Павел. – Мы ездим в лес всегда одной и той же небольшой компанией. Но грибов пока ни разу не собрали.
Инга фыркнула:
– Это еще почему? Они все разбегаются, вас заметив?
– А потому, что собираемся мы вроде за грибами, возьмем корзины и едем на электричке в известный нам лесок. Но по дороге пива набухаемся. Потом нам этого становится мало, опять кайфу хочется. Переходим на водку. А как прибудем на место – пытаемся грибы собирать, но без толку, ни одного не находим. Так до сих пор и не знаем: то ли они в тех лесах не растут, то ли мы каждый раз в таком состоянии, что грибов в упор не видим.
– Ты пьяница? – Инга пристально и с подозрением осмотрела парня.
Странный какой-то… На теле ни одного волоса, словно не мужчина. Правда, Илья тоже особой волосатостью, признаком мужественности, которым так любят кичиться парни, не отличался. Но для брата это все равно.
– Да не! – махнул рукой москвич. – Хотя иногда бывает. Один раз заявился пьяный даже на лекции. Смотрю, рядом сидят две незнакомые мне морды. Паренек весь из себя скромный, разумненький и с милой улыбкой, и с ним всего шугающаяся, трепетная девочка. Она сидела слева от меня, а парнишка – слева от нее. И я спьяну давай девочку лапать! Она боится, ежится и морщится, но ничего сказать не решается. Сопровождающий ее мальчик смотрел-смотрел, а потом ей ненавязчиво тихонько говорит: "Наташ, ты не хочешь сесть на мое место? А то мне очень нравится твое!" Она обрадовалась, скромница: "Конечно, давай поменяемся!" Поменялись. И что, вы думаете, я стал делать? Обнимать другую девчонку, сидевшую справа от меня. А с мальчиком завел задушевные хмельные беседы о трогательном прошедшем детстве, о космосе и человеке на нашей красивой Земле. Он, скромно улыбаясь, слушал и мирно понимающе мне поддакивал. Мы далеко сидели от лектора.
– У-у! – пропела Инга. – А я сначала подумала, что ты начал вместо девочки обнимать пересевшего мальчика…
– Не! Я не совсем извращенец… Но твоя мысль любопытна… Сперва трогал девочку, а когда вместо нее сел мальчик – не смутившись, принялся лапать его… Форма падения слишком серьезная…
Илья смеялся:
– По-моему, ты сочиняешь. Но интересно! А почему ты беседовал с мальчиком о космосе?
– Мечтаю туда слетать, – ответил Павел.
"Дурачок, – подумала Инга. – Отставший от жизни. Теперь о космосе не мечтают даже малые, совсем несмышленые дети. Это раньше все как один рвались в космонавты. Нынче только в олигархи, в Абрамовичи, ну на худой конец, в заместители Грефа".
– А возьмут тебя? Там ведь подготовка будь здоров, а ты, – Илья окинул взглядом худого, совсем не спортивного москвича, – качка напоминаешь не сильно.
– Но говорят, лет через десять-пятнадцать могут построить пассажирский космический корабль, – оптимистично объявил студент.
– А ты представляешь, сколько будет стоить билет на этот кораблик? Миллионов десять, наверное.
– Представляю. Надо придумать, где заработать.
– Несколько миллиончиков? – Илья опять почесал свой длинный нос уточкой. – Планируешь занять место Билла Гейтса?
– Не… Может, банк ограбить? Представляешь – человек ограбил банк для того, чтобы на эти деньги слетать в космос!
Снова посмеялись.
Москвич подтянул свое полотенце поближе к Инге:
– Сяду поближе к солнышку.
Она усмехнулась:
– Я так на него похожа?
– Еще мы любим ходить в походы, – вместо ответа продолжал Павел рассказ о своих вкусах и пристрастиях. – Однажды проснулись утром… Ребята спали отдельно, девушки – отдельно. И только один парень спал в палатке вместе с семью девицами.
Инга уставилась на москвича с любопытством.
– И вот перед завтраком две девицы, смешав в кучу смех и раздражение, требуют от него за что-то извиниться. За что – никому не говорят. А тот канючит и не хочет просить прощения. Я говорю: "Отстаньте вы от парня, совсем его зачмырили! Что он такого ужасного сделал?" Но тут вмешался мой друг Юрка, и что самое прикольное, на полнейшем серьезе заорал с настоящим пафосом: "А ты почем знаешь, что он сделал?! Может, ночью их всех там поизнасиловал?! И они за это извинений требуют, а ты за него вступаться вздумал!"
Илья призадумался:
– Чтобы один парень за ночь изнасиловал семерых девушек?.. Только если вся семерка прямо возжелала… А вы, я так понимаю, спокойно спали и ничего не слышали…
– Ну, вы и трепачи! – возмутилась Инга. – И темы у тебя, студент, скажем прямо, почти непристойные!
Павел равнодушно пожал плечами:
– Смотря на чей взгляд и вкус. Подумаешь, темы! Народ у нас мало что знает и мало в чем толком разбирается. Я как-то купил белую льняную косоворотку с вышивкой. Пришел в ней на дежурство. Я подрабатываю охранником. Напарник говорит: "О, русская рубашка! Молодец! Это по-нашему!" Пришел я в той же рубашке в институт. Руководитель семинара спрашивает: "У вас украинская рубашка?" Пошел все в той же самой рубашке в общагу к приятелям. Один как заорет: "Привет! У тебя, смотрю, белорусская рубаха! Здорово!"
– А какая она была на самом деле? – поинтересовалась Инга.
Вместо ответа Павел спросил:
– Может, надумаешь после школы к нам поступать?
– Чтобы разбавить собой общество циркулей?
– Хотя бы… Ты как относишься к технике?
– Плохо, – вмешался Илья. – Она путает отвертку с напильником, смертельно боится электрического тока и утверждает, что в телефоне его нет.
– Не ври! – обиделась Инга. – Я хорошо знаю отвертку в лицо! Но вообще-то я и вправду хочу выбрать что-нибудь гуманитарное.
– Тоже Литинститут?
– Нет, туда я не гожусь. Мне что-нибудь попроще.
– Пошли искупнемся! – вскочил с полотенца Павел. – Ты вся извалялась в песке!
И все трое со смехом понеслись к морю.
6
Несколько дней после встречи на вокзале Вадим бродил чересчур задумчивый.
Сочиняет поэму, подумала Тамара, и по обыкновению предпочла мужа не трогать и лишний раз не приставать. Мается дурью, четко определил редактор газеты и с ходу выдал своему чересчур поэтическому корреспонденту (достался ведь такой на долю!) несколько неотложных заданий.
– Ты влюбился? – спросил младший брат Толик.
Вадим одновременно удивился, разозлился и задумался. С чего бы это ему влюбляться в неизвестную девушку с таким экзотическим, а в действительности попросту диким именем? Некоторые родители видят смысл своей жизни в том, чтобы приискать своему ребенку, часто единственному, необыкновенное имечко, сразу удивляющее и запоминающееся. Навсегда выделяющее их чадо из вереницы сверстников, где вечно одни сплошные Наташи, Лены и Марины.
И, тем не менее, уста младенца, то бишь женатого на любимой Элеоноре брата Толика, которому было уже от роду девятнадцать, как водится, выдали очередную истину. Вадим стал вспоминать ту девушку на вокзале все чаще и чаще и даже подозрительно ждать ее звонка. Но она не звонила. А потом шеф совершенно забил Вадима заданиями и придирками к его информациям, у грудного Илюшки случился по причине летней жары понос, Тамара начала нервничать… И поэт поневоле забыл о звонке незнакомки. Вот тогда она позвонила, конечно, совершенно неожиданно.
– Вадик, тебя к телефону! – крикнула секретарь редакции. – Из района звонят. Очень плохо слышно.
Вадим взял трубку. На линии что-то звенело и трещало.
– Это Ариадна, – услышал он сквозь противный, какой-то крысиный писк.
– Кто? – не сразу сообразил он.
– Ариадна, – повторила девушка в полной уверенности, что ее забыть невозможно. – Мы возвращаемся в Москву. Завтра около двух часов будем в Краснодаре. Стоим недолго…
– Понял! – крикнул Вадим. – Буду обязательно!
Запищали короткие гудки отбоя…
– Откуда звонили? По поводу урожая? – справилась любопытная секретарша.
– Дела… – туманно отозвался Вадим. – И потом, по-моему, в твои функции не входит проверка моей работы.
Секретарша Леночка, давно заигрывавшая с Охлыниным, жутко обиделась. И пожаловалась на него главному. Но тот все жалобы пропускал мимо ушей, чем устраивал буквально всех, даже кляузников, прекрасно понимавших, что капнуть в любой момент могут и на них.
Леночку Вадим презирал. Она была патологически безграмотна, писала Анна Охматова, Свирдловск и спрашивала, кто такой Вознесенский.
Издеваясь, Охлынин месяц назад прикрепил над ее столом объявление: "По всем вопросам обращайтесь к секретарю Елене. Это ее стол. Если ее нет на месте, подождите – это займет не больше десяти минут. Она вышла по нужде, пописает, обязательно вернется и поговорит с вами".
Леночка внимательно изучила объявление и сказала:
– Деловитое пояснение. Спасибо!
И снимать не стала, обозлив этим обескураженного Вадима еще больше.
Правда, через день она заявила Вадиму:
– Прочитала я тут на досуге твой очередной дебильный материал!
Вадим отозвался абсолютно спокойно, со слабым вздохом и одновременно нежностью:
– Ленусь, а ты немножко стервозная, да?
У Леночки глаза полезли на лоб.
– Я?!
– Ну, ты ведь так выразилась о моей заметке, чтобы свести счеты. И потом, некоторые женщины охотно культивируют мысль о своей стервозности.
Леночка сидела в некотором замешательстве, близком к шоку.
– Не зна-а-аю… Даже не думала…
Вадим саркастично улыбнулся:
– А ты поразмышляй об этом на досуге!
На следующий день после звонка Ариадны Вадим явился на вокзал ровно в час. Боялся опоздать. Торговки ему обрадовались и тотчас начали совать в руки помидоры, сливы и яблоки. Довольный Вадим наелся и развалился на привычной скамейке, нетерпеливо поглядывая на вокзальные часы. Теперь до поезда оставались считанные минуты. Не опоздал бы… У Вадима, как всегда, имелось срочное редакционное задание, но сначала, конечно, Ариадна… Интересно, почему ее так назвали? Кто у нее родители?
Наконец, низко прогудел, возвещая о своем прибытии, электровоз, и поезд медленно и величаво, подавая свое появление чересчур торжественно и важно, стал подплывать к перрону.
Вадим встал, чтобы увидеть Ариадну из окна. Но в вагонах, хотя и тянувшихся предельно неторопливо, никакой Ариадны не было. Вадим вертел головой во все стороны, но без толку. Мимо проплывали чужие незнакомые лица, люди махали руками, что-то кричали… Неужели она его обманула?! Не может быть! Сама же позвонила! Или поехала не тем поездом?
Поезд остановился. Загорелые, явно неплохо отдохнувшие, бодрые люди повыскакивали на перрон, стремясь оставить здесь последние оставшиеся от отдыха деньги.
– Куры, цыплята! – надрывалась одна из торговок.
– Редиска, помидоры, яблоки! – надсаживалась вторая.
– Почему вы такой печальный? – спросили рядом.
Вадим резко обернулся. Рядом стояла Ариадна, потемневшая от солнца, чуточку похудевшая, но все такая же прекрасная.
– Я развожусь! – неожиданно выпалил Вадим и сам подивился сказанному.
– Разводитесь? – бесстрастно повторила Ариадна. – Так вы женаты?
– Был! – уточнил Вадим.
– А дети у вас есть?
– Сын. Маленький…
– И вы так грустите, потому что любите жену и сына? Тогда почему вы разводитесь?
– Потому что я полюбил другую!
– Вот как… Ну, надо же… – с прежним спокойствием сказала Ариадна. – А она тоже вас любит?
– Пока не выяснял! – отрапортовал Вадим. – Поскольку она отдыхала, и я ее не видел целый месяц. Сейчас и разберемся. У нас есть целых пять минут на выяснение отношений!
В темных глазах Ариадны замерцала насмешка.
– Так быстро? Разве так бывает?
– Именно так и бывает! – уверил ее Вадим. – Только так, и никак иначе! Один мой знакомый познакомился со своей будущей женой на автобусной остановке. Ну и что? Они сошлись на второй день после знакомства и отлично живут уже пятый год. Жизнь – короткая штука, в ней нечего медлить, а то ничего не успеешь! Она порой требует от нас немедленных, стремительных решений и действий. Чтобы не опоздать!
Ариадна задумалась:
– Вы ничего не знаете обо мне, а я – о вас…
– Подумаешь! – пренебрежительно хмыкнул Вадим. – Я не отдел кадров и не принимаю вас на работу! Зачем мне ваша анкета? Я просто вижу вас, на вас смотрю – и мне все ясно!
– Что же вам ясно?
– Что я встретил, наконец, девушку своей мечты!
– А как же ваши жена и сын?
Вадим нахмурился:
– У каждого из нас есть и должно быть прошлое… Без него тоже нельзя. Они уже остались там. Ничего не поделаешь… Я буду им помогать и о них помнить.
– Это похвально, – вздохнула Ариадна. – Мне пора… Поезд вот-вот тронется…
– Подождите! – в отчаянии крикнул Вадим. – Вы же мне не ответили! Я ждал вас целый месяц…
– Месяц – это ерунда в масштабах вечности, настоящий пустяк, – разумно заметила Ариадна. – Вот мой адрес и телефон. Ваш телефон у меня есть, адрес пришлете. Я вам напишу. Когда что-нибудь решу.
Она вытащила из кармашка заранее приготовленный листок с адресом. Это о многом сказало Вадиму, вдохновило его и обрадовало. Вернуло почти утраченную надежду.
– Но мне нельзя писать домой… – пробормотал Вадим.
– Значит, ваша жена еще ни о чем не подозревает? – Ариадна пристально рассматривала Вадима. – Тогда пришлите мне адрес редакции. Или будем перезваниваться.
Она торопливо пошла к вагону.
– Передавайте привет другу! – крикнула Ариадна, поднявшись на площадку.
– Какому другу? – не понял растерявшийся от всего произошедшего Вадим.
– Познакомившемуся с будущей женой на автобусной остановке! Очевидно, именно он ваш идеал!
Она махнула загорелой рукой, засмеялась, и поезд вновь начал увозить ее от Вадима. Домой он вернулся в еще большей задумчивости.
Тамара не обратила на нее никакого внимания. Она давно привыкла к поэтической рассеянности мужа, сочинявшего на ходу. И полюбила его когда-то именно за его незаземленность. Тамару ничего в этой жизни не тревожило и не волновало. Беспокойно живут одни лишь несчастные люди, а Тамара была счастлива. Ей выпало на долю любить и жить под одной крышей с любимым человеком. Вдобавок талантливым, а значит, необыкновенным. Что еще можно желать для себя? Тамара больше ничего и не желала. И не задумывалась над тем, что ее одаренный муж вполне способен желать чего-то большего.
Тамара ничего не ждала от жизни, потому что получила от нее максимум. Она не боялась и не предчувствовала ничего плохого, неоправданно уверенная в своем спутнике и их общем безоблачном будущем. И, как чересчур неопытный, начинающий строитель, не подозревала, на каком зыбком фундаменте основывается ее уверенность.
Есть люди, которых радует абсолютно все вокруг, жизнь целиком, во всех ее проявлениях. Это счастливые характеры. Такие люди любят солнце и слякоть, холод и жару, шумные бестолковые праздники и домашнюю уютную тишину. Они радуются всему, что видят и слышат, всему, что делают. К ним и принадлежала Тамара. Экономная всегда и во всем, поскольку непростая полунищая жизнь давно приучила ее к этому, Тамара умела бережливо и мудро наслаждаться тем, что посылала ей судьба. Для нее все полученное стало огромным подарком, но это казалось ничтожным для Вадима.
Его мысли постоянно зацикливались на неосуществимых надеждах. Его слишком часто охватывал ужас перед убогостью и призрачностью того понятия, которое люди упорно именуют счастьем, перед однообразием и бедностью земных радостей.
Но Тамара ничего не замечала. Кроме того, родители внушили ей когда-то одну очень распространенную идею о том, что случаются только несчастья, которые предчувствуют. Стало быть, предчувствуй всегда счастье и не помышляй о возможной беде – тогда и проживешь жизнь на отлично. Правило формулировалось просто и, на первый взгляд, почти безупречно. Однако из каждого правила есть исключения, и порой их так много, что количество легко переходит в качество и топит все четко обозначенные постулаты.
Тамара не учитывала некоторых особенностей жизни. Например, что мужчины делятся на очевидных любовников и безусловных отцов. И бесполезно возмущаться и перевоспитывать. Вадим оказался из породы первых, ну, в крайнем случае, из числа плохоньких мужей, но никак не из когорты прирожденных отцов. Детские проблемы были ему противны, неприятны, они его тяготили, и день ото дня все сильнее.
Жена казалась Вадиму неповоротливой и ограниченной, чересчур невзыскательной, раз столь легко довольствовалась тем, что имела. Хотя Тамара не подозревала об этом. На ее счастье и беду.
