Текст книги "Между строк"
Автор книги: Ирина Васильчикова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Это все вы увидели в моем взгляде?
– У вас умные глаза. А все эти выводы я сделал, наблюдая за вами и за вашей подругой.
– А вы наблюдательный.
– Это часть моей профессии.
– Что ж, давайте работать. – Я положила на стол диктофон и отключила звук у пейджера.
– Что вам заказать?
– Кофе.
– А поесть?
– Спасибо, я не хочу.
– Ну как же? Может, хотя бы салат?
– Нет, спасибо.
– Как знаете.
Мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы собраться и начать задавать вопросы. Не так-то просто было освободиться от обаяния этого мужчины, пусть на время. Это был почти гипноз. Потребовалась сила воли, чтобы отвести взгляд от его глаз, которые, казалось, проникали в душу, в самые потаенные ее уголочки. От этого было немного неуютно и в то же время безумно приятно от того тепла, которое разливалось по всему организму и заставляло трепетать каждую клеточку.
Создавалось впечатление, что он знает о своей привлекательности и умеет ею пользоваться. Как потом оказалось, первое впечатление было верным. В любой ситуации он был аккуратен и подтянут, не придерешься. Но при этом Морозов не принадлежит к тем мужчинам, которые трепетно относятся к своей внешности и поминутно смотрятся в зеркало. Нарциссизма в нем нет. Морозов из тех, кто редко показывает свои эмоции, все переживая в себе.
Оказалось, у нас разница пять лет, но он выглядит чуть старше своего возраста. Пристальный умный взгляд уверенного в себе человека, непослушные темно-русые волосы – понятно, что аккуратная прическа – заслуга хорошего парикмахера. Все это создает какой-то неповторимый образ настоящего мужчины – мужественного и вместе с тем гармоничного. Про такого не скажешь «чуть получше обезьяны», но с карамельными красавцами с обложек модных глянцевых журналов у него не было ничего общего.
Непринужденная беседа за чашкой кофе. Вопросы порой «на грани». Интригующие ответы: понимай, как хочешь. Это было одно из тех редких интервью, когда диктофон становился лишь необходимой условностью. Но по большому счету ни я, ни Морозов не обращали на него внимания.
Через какое-то время у меня возникло ощущение, что мы знакомы давным-давно. И как оказалось, наши взгляды во многом совпадают. Он, по-моему, тоже понял, что мы – одного поля ягода. «Два сапога пара, и оба на одну ногу», – как любил повторять мой одноклассник Ромка. В какой-то момент я непроизвольно посмотрела на часы и не поверила: прошло три часа!
– Сколько времени?
– Полшестого.
– К сожалению, я должен вас покинуть. Скоро спектакль. Не останетесь?
– В другой раз.
– Что ж, звоните. И если не трудно, принесите почитать текст. Я вас провожу.
Служебный вход в театр находился напротив метро, надо было лишь перейти дорогу.
– Хорошо.
Мы вместе дошли до метро. И тут Морозов «испарился». «Ушел по-английски. Что ж, и такое бывает…» – почему-то именно так я объяснила для себя его исчезновение. Но все же я задержалась у входа в метро, почему – сама не знаю. В тот день я вообще делала много необъяснимого. Я пыталась найти причину своих действий, найти раздражитель эмоций и ощущений, но не могла. Словно кто-то руководил мной.
Он появился так же неожиданно. С букетом роз. Я впервые видела рыжие розы. Не чайные, а именно рыжие.
– Вот, упросил, чтобы подыскали в тон. – Он протянул мне цветы.
– Спасибо. – Я уткнулась в их лепестки, ощутив какой-то невероятный аромат.
– Да вы почти слились с ними по цвету! Это фантастика… Ладно, я пойду, а то скоро спектакль. Звоните. – Он слегка наклонился и поцеловал мне руку. Это получилось как-то легко и естественно, само собой. Продавщица книг, забыв про свой лоток, не сводила с него глаз. Потом посмотрела на меня. «Вот счастье-то привалило! Везет кому-то», – читалось в ее взгляде. Похоже, она не верила своим глазам: перед ней сам Морозов! Вот он идет, непобедимый, неотразимый. В два-три шага он оказался у театра, который находился совсем рядом с метро. Его движения, пластика напоминали тигра на охоте. Я смотрела ему вслед, не в силах сдвинуться с места, и спустилась в лабиринты подземки лишь тогда, когда он исчез за дверью служебного входа.
Весь вечер настроение было приподнятое. Такой легкости я не ощущала давно. Наверное, свет, шедший откуда-то изнутри, не остался незамеченным. Мужчины оборачивались мне вслед. В метро кто-то уступил место. А может, это из-за цветов? Мужчины разучились их дарить. Или считают чем-то из прошлого, рудиментом. Сегодня я просто радовалась позднему теплу, закату, цветам, тому, что не разучилась чувствовать. Я не знала, можно ли это назвать любовью. Я боялась ошибиться. Но была уверена, что этот человек надолго останется в моей жизни. Хотелось верить в лучшее. В конце концов, все мы строим планы, зачастую иллюзорные. Но как-то не верилось, что Морозов самоутверждается таким образом, что я – лишь экземпляр в его коллекции. При этом меня не интересовало его прошлое, его бывшие увлечения. Ведь это было до нашей встречи. А главное – все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. Я это знала, даже не знала – чувствовала. Очень отчетливо. Как гласила популярная реклама: с точностью до миллиметра. Но это отнюдь не было самообманом или самоуверенностью. Это было почти ясновидение, яснознание – ощущения совсем другого порядка.
Придя домой, я засела за интервью. Расшифровала и написала практически сразу, на одном дыхании. И осталась вполне довольна результатом. Наверное, тому были причины. Расшифровывая кассету, я опять слышала его голос, заставивший забыть обо всем. Морозов, Морозов, что же ты со мной делаешь?
На следующий день мы встретились. Он отдал фотографии и просмотрел текст.
– Неужели я так говорил? – Он оторвался от текста и посмотрел мне в глаза. Долго и пристально. Было понятно, что весь этот разговор – о другом, лишь предлог, светская беседа. За этими словами стояли совершенно иные мысли и чувства. Много общаясь с людьми, я со временем научилась неплохо читать по лицам и жестам. И главными «маячками» для меня были глаза и руки.
– Что-то не так?
– Нет, все нормально. Как-то гладко все. Даже не верится. Иногда читаешь собственное интервью и думаешь: «Неужели я такой идиот?» Вроде и слова те же, но написано так, что после второго предложения читать не хочется. А тут…
– Я написала то, что вы рассказали, что было на кассете. Рада, что вам понравилось…
Морозову, как любому человеку, была приятна похвала, но он не «велся» на неприкрытую лесть. Он трезво оценивал себя, свои профессиональные качества. Его не «звездило» по поводу и без повода, как многих коллег. Блюдо «понты в сметане» не было в числе его фирменных.
«Официальная» часть встречи закончилась быстро. Через какое-то время мы уже были на ты, болтали ни о чем. Мы играли в «кошки-мышки». Только было непонятно, кто из нас охотник, а кто – жертва. Может, было два охотника? А может, оба были жертвами чувства? Или два хищника, готовых показать свою истинную сущность в любой момент? Флирт на грани. Взгляды. Прикосновения. Интонации… Не существовало ни времени, ни окружающих людей. До поры.
– Андрей, привет! Здравствуйте. – А это уже мне.
– Привет.
– Хорошо, что я тебя встретил. Перед спектаклем заскочи в театр к Наташе. Она тебя разыскивала.
– А что же она не позвонит?
– У тебя же мобильник выключен.
– Ах да… Спасибо, обязательно зайду.
«Пришелец» кинул быстрый взгляд на интервью:
– Пресса? Обратите внимание, талантливый человек!
– Вам я почему-то верю.
– Ладно, я пойду. Увидимся. Пока.
– Пока.
Нашу неспешную беседу нарушила трель моего пейджера. Сообщение от устроителей Дня российского артиста. И новость не из приятных. Уж не знаю, что к моему тексту добавил Белов, но один из видных киномагнатов настаивал на опровержении. А если его не случится, то на суде. В общем, туши электричество. А как все хорошо начиналось! И внутренний голос на этот раз не подал никаких тревожных сигналов. Странно. И неприятно.
– Что-то случилось?
– Пока не знаю, но дело, похоже, пахнет керосином.
– Что так?
– Мой текст изуродовал редактор, а я теперь виновата. Дело, говорят, судом пахнет. Завтра поеду разбираться, что к чему.
– Все обойдется. Не переживай, не бери в голову.
– Будем надеяться.
Я не думала, что ситуация с Беловым будет иметь для меня и для окружающих такие последствия. Никто не был виноват в моих неприятностях, но я отыгрывалась на всех по полной программе. Я увидела, как вошел и сел недалеко от нас Роман Медников. Его последнее время стало «звездить», но лечить это никто не брался. Не хотели рисковать. Один раз из-за него у меня чуть не полетело полполосы. Он отказался от интервью, причем в весьма грубой форме, а замену еле-еле нашли. Отказался, когда все было готово, оставалось только завизировать текст и подобрать фото. Пришлось снимать готовый материал. Его фирменное блюдо «понты в сметане», причем двойная порция, мне надоело по самое не могу. Это вообще на любителя, я бы сказала, на гурмана. Я решила отыграться за все.
Увидев Морозова, он с ним поздоровался.
– Извини, это кто? – спросила я как ни в чем не бывало.
– Роман Медников. Ты что, не узнала?
– Фамилия знакомая, но что-то не припомню.
Морозов, ничего не подозревая, хорошо поставленным голосом популярно объяснил мне, кто такой Роман Медников. Роман все это прекрасно слышал, но виду не подавал. Хотя я видела, как у него напряглась спина. Не ожидал он, что его кто-то еще может не знать. Он привык к толпам восторженных поклонниц, к тому, что за ним бегают журналисты. А тут – такое. Но стервизм в малых дозах, говорят, полезен. Если у человека есть мозги, он все поймет. Если нет – это фатально. Пьяный проспится, дурак – никогда.
Потом, встретив меня на премьере, Медников, наверное, сломал голову: почему с другими актерами я, что называется, «на дружеской ноге», а его не знаю и вообще не замечаю в упор?
Какое-то время мы с Морозовым сидели молча, глядя друг на друга, потом продолжили разговор:
– Завтра закину текст и фото в редакцию. На той неделе выйдет.
– Замечательно. Что ж, нам надо идти.
Мы не спеша дошли до метро и все никак не могли проститься.
– Ты опоздаешь.
– Не переживай, успею.
– Ладно, я пойду. Может, еще заскочу в редакцию.
– Счастливо! Не пропадай…
– Она постарается.
Морозов всячески пытался меня развлекать, но сообщение, пришедшее на пейджер, испортило настроение окончательно. Белов подставлял меня уже не в первый раз, но до этого все как-то обходилось. Надо было объяснить ему популярно, что к чему. Сколько можно, в конце концов!
После встречи с Морозовым я поехала на интервью с Игорем Андреевым – режиссером, заставившим говорить о себе не столько театральную, сколько светскую тусовку. А по большому счету и ту, и другую.
Морозов и Андреев были однокурсники, со временем Игорь занялся режиссурой. В Москве, наверное, нет театра, где не идет его спектакль. Конечно, при первой же возможности Андреев звал Морозова в свой проект. Оба уперты, амбициозны, из-за чего их отношения часто оказывались на грани разрыва. Но Морозов отходчив и не способен долго хранить обиды, Андреев, напротив, может долго копить раздражение, помнить какие-то незначительные выпады в свой адрес, но не мстит. Просто словно ведет учет. Долгое время для обоих было главным удержаться в профессии и по-настоящему заявить о себе. Все остальное отходило на второй план. Сейчас, когда потерян счет эфирам и публикациям, когда оба самодостаточны, несколько поменялись интересы и круг общения. Друзья отдалились: исчезло связующее звено – общая цель.
По-разному они относятся и к себе. Андреев в большей степени денди. Он следит за модой, дважды в год, когда выходят осеннее-зимняя и весенне-летняя коллекции, обновляет гардероб, всегда одет с иголочки – хоть на обложку снимай. Но он не подчеркивает свою модность, в его осанке, походке, манере двигаться и говорить есть некая небрежность. Но это тоже часть имиджа, отнюдь его не портящая. Иногда его заносит, и самолюбование переходит допустимые границы, но, к счастью, это никогда не принимает гипертрофированных форм.
На предостережения коллег о том, что к нему просто так «на кривой козе не подъедешь», я отнеслась скептически. И у меня были на это основания. Неоднократно получалось так, что человека все считали зазнайкой и снобом, а мы прекрасно ладили. Так получилось и в этот раз. Правда, без инцидентов тоже не обошлось. Как-то я позвонила Андрееву с просьбой поделиться новостями для нового журнала издательского дома «Braunhaus» – обычного журнала ни о чем для домохозяек, где, помимо прочего, была полоса со светскими новостями. Не знаю, что тогда на Андреева нашло, но он выдал мне следующее:
– Я тебе новости расскажу, когда ты с этим журналом договор подпишешь.
– Не поняла.
– Я хотел сказать, когда ты с ними отношения наладишь.
– У меня со всеми хорошие отношения. Ты иногда думай, кому и что говоришь. Когда я без договора в «Еженедельник» информацию о твоих премьерах ставила, тебе не кисло было?
– Ну что ты возмущаешься?
– Я возмущаюсь? Это так, профилактика.
Тогда все обошлось, новости я с него стрясла, и больше подобных инцидентов не было. Но окончательно он понял, что со мной ссориться и спорить бесполезно после одного случая. Мы решили написать про политический театр, про то, что политики – те же актеры и спектакли порой разыгрывают – актерам и не снилось. В подтверждение мы взяли пьесу «Гамлет» и раздали политикам роли с учетом особенностей их характера. Получилось забавно и даже весело. Во всяком случае, фактура была просто отличная. Этот материал хвалили на планерке и даже анонсировали на радио.
– Слушай, мы про наших олигархов совсем забыли.
– Они всегда в тени, о них мало что известно… – начал было Игорь.
– Значит, будут одной большой тенью отца Гамлета.
Андреев сначала посмотрел на меня квадратными глазами, а потом хохотал минуты три.
На этот раз он сам меня разыскал, чтобы рассказать такое…
В театр я приехала на взводе, поскольку чувствовала, что история с Беловым добром не кончится. Игорь встретил меня на вахте. Похоже, он никогда не видел меня в таком состоянии и даже не представлял, что я могу дойти до такой степени накаливания.
– Что с тобой? – спросил он вместо приветствия.
– Искрю.
– Неприятности?
– А у кого их нет?
– Пошли в буфет.
Мы спустились в театральный буфет. Низкие потолки не давили, а, наоборот, создавали так необходимую иногда иллюзию недоступности: знаешь, что тебя здесь никто не достанет. Круглые столики темного дерева и венские стулья возвращали в детство: у бабушки были настоящие, те еще стулья, не новодел. Как-то все уютно и по-домашнему, больше похоже на какое-нибудь модное кафе, а не на театральный буфет. Как здесь не посидеть часика два за чашкой кофе, обсуждая роль, рассказывая бесконечные байки? Представляю, на сколько здесь затягивался обеденный перерыв! Подобный уголок – мечта многих. Далеко не все театры могли предоставить труженикам сцены подобные условия для отдыха. Наверное, здесь директор любит поесть, причем с толком, гурманствуя, и чтобы обстановка радовала глаз. Иначе было бы как у всех, по шаблону.
– Кофе я тебе не предлагаю. – Игорь мудро заказал вина.
Андреев действительно выдал интересную информацию. Я попросила его до выхода номера пока ни с кем ею не делиться. Незаметно за разговорами пролетел почти час.
– Привет! Какие люди! – К нам присоединились Михаил Скороходов и Александр Гришин – ведущие актеры театра. – Как жизнь?
– Продолжается, – отозвалась я. Мы хоть шапочно, но были знакомы.
– Судя по тону, не очень удачно.
– Как вам сказать, чтобы не обидеть?
Мы просидели еще полчаса. Решив, очевидно, раз и навсегда поставить мою крышу на место, заказано всего было немерено. Но я-то после этих посиделок поехала домой, а ребятам предстояло играть спектакль.
– Может, останешься?
– Я люблю вас всех и каждого отдельно, но смотреть спектакль пятый раз – это выше моих сил. Тем более сегодня.
– Тебе «в лом» пятый раз смотреть, а мы четвертый год играем. Представляешь, каково!
– Так жалко вас, так жалко…
На этом и расстались. Через пару дней я встретила Аллу Буланову, актрису этого театра. Она рассказала мне такую историю:
– После спектакля встречаю Скороходова и говорю ему, заметь, искренне: «Ты сегодня был на удивление убедителен в этой роли». Он только кивнул. Как потом выяснилось, ему и играть ничего не надо было. Ну, ты помнишь, он в этом спектакле «вечно пьяный, вечно молодой»…
Я не стала рассказывать, откуда взялась «убедительность» и что я была после этих посиделок в полном порядке, поскольку из-за колоссального стресса меня спиртное не взяло. Вообще. Как будто не вино пила, а минералку.
Дома меня ждал еще один сюрприз. На автоответчик подруга, работавшая в «Московской неделе» в отделе новостей, сообщила, что в последнем номере на мой материал было опубликовано опровержение. Этого еще не хватало! Завтра же с утра еду в редакцию.
Увидев меня, Белов понял, что сегодня ему не поздоровится.
– Дай мне почитать мой текст и текст опровержения.
Он протянул газеты. К моей заметке был присобачен непонятно откуда взявшийся «желтый хвост». Как выяснилось, на этом мероприятии была еще одна внештатница, которая это и раскопала. Но скандальная информация не была записана на диктофон, так что – увы и ах. Текст был подписан двумя фамилиями, и на том спасибо. Я отложила газету и взяла последний номер, с опровержением. Особо нас не ругали, но и киношникам дали понять, что они не всегда и не во всем правы. Я уже хотела было успокоиться, но последняя фраза заставила меня в корне поменять мнение. Опровержение заканчивалось классическим «виновные строго наказаны».
– Объясни мне это, пожалуйста. Меня подставили, и я же еще строго наказана. Интересно!
– Ты же понимаешь, это отписка. Они настояли.
– А как вообще этот текст появился?
– Ирка Гаврилова принесла. Между прочим, без этого «желтого хвоста», как ты выражаешься, материал бы вообще не вышел.
– Да лучше бы он вообще не выходил! Оно мне надо было?
– Я теперь тоже так думаю.
– Но ты мне хотя бы мог позвонить? Мне эта радость никуда не упала, как ты понимаешь. Разгрести бы то, что есть.
– Зачем?
– Как это – зачем? Материал, если помнишь, все-таки мой. И я должна быть в курсе дела, я должна знать, что ты с ним сотворишь.
– Давай выйдем в коридор, не будем смущать человечество.
– Давай.
Но от того, что мы вышли в коридор, разговор менее напряженным не стал.
– Ты думаешь, мне легко? Мне и так вставили по первое число, не знал, как отмазаться.
– Это твои проблемы. У меня по твоей милости теперь забот хватает. Как бы это мои «великие» не увидели. А то потом проблем не оберешься. Репутация – вещь хрупкая.
– Да перестань ты!
– Знаешь что, дорогой, для тебя это, может быть, и не важно. Но я репутацию зарабатывала не один год и потерять все в один миг не хочу. На первый раз так и быть, живи безмятежно. Но подставишь еще раз, будешь оплачивать мне материальный ущерб. Сто баксов минимум.
– Ты с ума сошла? Откуда у меня такие деньги с нашими гонорарами?
– А мне это фиолетово. Мобильник ты себе на что-то купил и оплачиваешь, машину тоже. Сначала надо думать, а потом уже делать. И не надейся, что в следующий раз тебе все сойдет с рук.
– Ты говоришь, моральный ущерб. Ты не представляешь, как мне вчера не повезло. У меня разрезали сумку и вытащили все деньги, документы. Мне надо будет уйму удостоверений возобновлять.
– Повторяю еще раз для бестолковых: это не мои проблемы. Я тебе все сказала.
Мы проговорили почти сорок минут. Белов, похоже, подумал, что я с него и правда буду требовать деньги. Но мне он просто надоел. Надоел тем, что и информацию, и деньги из него приходилось выбивать. Потом, как выяснилось, деньги своих авторов, тех, кто поскромнее и не будет качать права, он просто присваивал. Или публиковал совместные материалы в других изданиях, но уже только под своей фамилией. В общем, как ни крути, а нашему сотрудничеству пришел конец. С одной стороны, я ощутила необыкновенную легкость, а с другой – меня искрило еще сутки, и в радиусе километра вымирало все живое. Даже кот лишний раз старался не попадаться мне на глаза, хотя, казалось бы, привык уже ко всему.
Среди звездного великолепия и голливудских улыбок я, как ни странно, чувствовала себя вполне комфортно. Хотя что же тут странного? Можно подумать, я никогда до этого не видела нарядных дам, щеголяющих многокаратными брюликами, и белозубых красавцев в смокингах. А уж сколько церемоний и всевозможных премий пришлось пережить – просто ужас! Но сегодня случай особый: на сцене сам Терминатор произносит пламенную речь. По-английски. И я, со своим «заржавелым» немецким, его прекрасно понимаю, хотя языка не знаю. Все хорошо. Просто лучше некуда.
И тут я замечаю, о ужас, что стою босиком на холодном мраморном полу! Я сразу как бы съеживаюсь среди этого великолепия. Просто Золушка на балу, ситуёвина – обхохочешься. Все всё прекрасно видят и понимают, и только хорошее воспитание и следование этикету не позволяют присутствующим показывать пальцем в мою сторону. Но это я, конечно, зря накручиваю. На таких вечеринках народ «выгуливает» костюмы и драгоценности. В первую очередь надо себя показать. Заметят здесь или слишком эпатажный, или слишком безвкусный наряд. Ну, еще будут весь вечер перемывать кумушкам кости, если те вдруг придут в одинаковых платьях. К счастью, подобного не наблюдается, и никто, кроме меня, не замечает моего конфуза. Неудобно, что и говорить. И холодно. Незаметно пытаюсь затеряться в толпе и обо что-то царапаю ногу. Арнольд удивленно смотрит на меня в упор и произносит так хорошо знакомое требовательное мяу-оу!!!
И вот вместо Шварценеггера я вижу своего кота, который отчаянно пытается выковырнуть меня из-под одеяла. Время трапезы пришло, а я никак не желаю кормить Его Величество, валяясь в кровати. Непорядок!
Прогнав остатки сна, шествую на кухню. Рыжий, как всегда, бежит впереди меня. Увидев полную миску, он, забыв обо всем, по-звериному урча, поглощает завтрак. Я, сварив себе кофе, сажусь у окна и, отпивая ароматный напиток, пытаюсь понять, что значит этот причудливый сон. Ни в одном соннике не удастся найти его толкование, это уж точно. Так что со своими сновидениями придется разбираться самой. Всегда все приходится делать самой.
За окном – утро, разбавленное нежными пастельными красками и еле приглушенными звуками. Позже краски станут более яркими и выпуклыми. Разбег будет взят потом. А пока – неспешное утро в акварельных полутонах и на сбавленных скоростях.
Что-то заставило меня отвлечься от размышлений о Шварценеггере и о моем неопределенном будущем. Все самое неприятное и странное почему-то случается вдруг, когда этого меньше всего ждешь. Наверное, это и называется «закон подлости». Передо мной сидел Рыжий, приняв вполне «человеческую» позу и подперев голову передней лапой. Он в упор смотрел на меня своими агатовыми глазами. Очевидно, затянувшаяся пауза его порядком утомила, и Рыжий, подмигнув, произнес так хорошо знакомым голосом известного актера:
– Ну, здравствуй!
– Здравствуйте, Александр Владимирович! – машинально ответила я.
– Нет. – Рыжий провел лапой у меня перед глазами. – Я – Рыжий! – На этот раз он говорил своим голосом.
Бред какой-то! Кот говорит своим голосом!
Я ошалело таращилась на кота, пытаясь из цветных осколков впечатлений собрать более-менее вразумительное панно моей сумасшедшей действительности. Передо мной сидит кот, который не только умеет говорить, но и может имитировать чужие голоса. И я воспринимаю это как нечто естественное! А мяукающий Арнольд был на самом деле или только во сне? Собрать паззлы в картинку не получалось.
– Дорогая, ты мне вроде и не рада, – обиженно протянул Рыжий, но опять голосом актера. – Он смотрел на меня в упор.
– Рада, – ответила я все так же машинально. Во всяком случае, в голосе отсутствовали какие-либо эмоции. – Кофе будете?
– С каких это пор мы на вы?
– Перестань, пожалуйста, менять голос! Меня это сбивает. И без того каша в голове.
– Я думал, тебе понравится.
– Мне нравится. Но лучше не надо.
– Как скажешь.
Но все это оказалось сном, таким замысловатым сном во сне. Мяукающий Арнольд, говорящий кот… Просто тихий ужас. Писатели-фантасты обзавидовались бы такому сюжету. Я проснулась, но была не в состоянии открыть глаза, чтобы окончательно прогнать наваждение. Прошло минут десять, а я все собиралась с силами.
Телефон заливался, плача навзрыд. Я не могла взять трубку и прекратить эту истерику. Не могла даже открыть глаза. Телефон затих, но запищал где-то пейджер. Очевидно, решили, что раз я не беру трубку, меня нет дома.
Голова казалась большой и пустой, а тела я не ощущала вообще. Интересно, сколько времени? И кто меня мог искать в такую рань? Сделав невероятные усилия, я открыла глаза. Часы показывали три часа дня. «Да. Это сильно. Текст, похоже, накрылся. Но что за странное состояние?» И только через какое-то время я сообразила, что это признаки простуды. Так оно и было. Конечно, это не входило в мои планы. Но с другой стороны… Может, это шанс остановиться и разобраться в том, что происходит? Та самая остановка в ежедневном забеге, которой я все никак не могу дождаться? Два-три дня уж точно вылетают. Надо позвонить в редакцию, сказать, чтоб не дергали.
– Дим, привет. Меня пару дней не будет.
– Мы же номер сдаем сегодня.
– Знаю. Я свалилась с простудой. Так что до конца недели – без меня.
– А если Алина будет спрашивать?
– Скажи все как есть.
– Но ведь у тебя «висит» интервью с Морозовым.
– В следующий номер поставьте. Ладно, я пошла лечиться. Пока.
– Пока. Выздоравливай.
– Спасибо, постараюсь.
Все, спать. До упора. До потери пульса. Почему-то именно во сне проходили все болячки. Наверное, это то, что мне действительно необходимо. Я положила трубку и залезла под одеяло.
Телефонная трель разбудила в самый неподходящий момент. И ведь что-то снилось красивое и радостное…
– Привет, болящая.
– Алина…
– Как нам быть с текстом? На замену ставить нечего. Может, скинешь по «мылу»?
– Я действительно фигово себя чувствую. Да и карточку оплатить надо, у меня нет доступа в Инет. Поставьте пока что-нибудь другое.
– Я тебе еще раз повторяю: ставить нечего. Дырка почти на полосу.
– Тогда пусть Димка подскочит. Или Макс.
– Они знают, как ехать?
– Димка знает.
– Хорошо, я его к тебе направлю. Выздоравливай.
– Ага…
Через час раздался звонок в дверь. Чего мне стоило вытащить себя из-под одеяла, одеться и выйти в коридор! Видок у меня был еще тот: глаза не открывались, то, что творилось на голове, даже при богатой фантазии нельзя было назвать прической. Я старалась не смотреть в зеркало. Неудобно, конечно, в таком виде гостей принимать. Но во-первых, из-за простуды я почти не соображала, а во-вторых, мы с Димкой давно уже были практически родственниками. Вряд ли кому-то придет в голову стесняться брата.
– Привет!
– Привет, Дим. Проходи.
В приоткрытую дверь из прихожей была видна комната: стены в желто-песчаных тонах, как в дюнах. Над секретером – полка с коллекцией львов. Фигурки – самые разнообразные: керамические, стеклянные, пластмассовые, из камня, а также мягкие игрушки. Всего около тридцати штук, не меньше. Не было ни одной с оскалом. Коллекция хищников состояла из мультяшных добродушных экспонатов. На окнах – занавески шафранового цвета. Плюшевый плед на диване, кот, спящий в кресле, свернулся калачиком.
– Да, подруга. Что-то ты совсем расклеилась. Ничего, это лечится. Кухня у тебя направо?
– Кажется.
– Тяжелый случай. Пошли.
Кухню я обдумывала и приводила в порядок долго: чтобы было все под рукой и в то же время уютно. Две противоположные стены были покрашены в ярко-желтый цвет, две другие – цвета кофе с молоком. Также желтыми были окно, плинтуса и дверь, а кофейным – потолок. Даже холодильник был желтый, еле нашла. Кухонная мебель из сосны, а стена, у которой размещался кухонный «уголок», отделана деревянными планками. В холодном грязном городе мне хотелось вечного лета, поэтому вся моя квартира выдержана в ярких, солнечных тонах. Сразу поднималось настроение, особенно когда возвращалась домой промозглым осенним вечером. Я глубоко уверена в том, что солнца много не бывает. А «солнечный» интерьер придавал силы и создавал летнее настроение.
Димка выложил продукты, фрукты. Я, честно говоря, не совсем понимала, что происходит.
– А это под занавес. – Он торжественно завершил натюрморт бутылкой красного вина.
– Дим, ты с ума сошел.
– Сейчас перекусим, силы появятся. Может, соображать начнешь.
– Добрый ты.
– А как же. Только ты вот не ценишь.
– А, делай что хочешь.
– То есть ты меня кормить сегодня не будешь?
– Я?!
– Ну, давай лечиться.
Он накромсал бутерброды, помыл фрукты.
– Давай, лекарь.
Димка стал открывать вино. Пробка выскочила почти мгновенно, издав такой знакомый, ласкающий ухо чмокающий звук.
– Коллектив велел поставить тебя на ноги. Мы не можем в такой ответственный момент лишиться столь ценного работника.
– Спасибо, друг.
– Завсегда пожалуйста. Твое здоровье!
Потом он решил перевести меня на усиленное питание.
– Сухомятка – это не совсем то, что тебе нужно. Сейчас что-нибудь изображу. Как у тебя плита включается?
Я задумалась. Такие вопросы были для меня сегодня посложнее теологических споров.
– Ты чего? – Димка настороженно наблюдал за мной. Очевидно, его напряг мой ступор.
– Забыла. Помню, что у мамы в другую сторону. А в какую именно – не помню.
– Как у тебя все запущено! Вот что, подруга, так не пойдет.
В конце концов Димка разобрался с плитой, и на столе дымились овощное рагу и рыба. Я сказала что-то вроде: талантливый человек талантлив во всем. Банально, но это правда.
Через полтора часа, забрав текст и фотографии, Димка уехал.
Три дня я не появлялась в редакции, борясь со злобной вирусиной. И я ее одолела.
Наша редакционная комната мало чем отличалась от других – обычная офисная мебель, шкаф для одежды, стеллаж для бумаг и подшивок, компьютеры, телефоны. Мы разнообразили ее афишами тех мероприятий, на которых довелось побывать, и плакатами с автографами друзей-артистов. На окне стояли алоэ, чахлая герань и два забытых всеми кактуса. Несмотря на отсутствие ухода, растения выжили и даже иногда радовали цветами. В том числе и кактусы. На двери, со стороны коридора, было повешено отпечатанное на принтере объявление: «ГОВОРИ КРАТКО. ТРЕБУЙ МАЛО. УХОДИ БЫСТРО».
– Всем привет! Как дела? – поприветствовала я коллег.
– Смотрите, кто пришел! Да все по-прежнему. Сегодня вышел твой несравненный Морозов. Кстати, он тебя обыскался. Вчера весь вечер звонил. Спрашивал твой домашний телефон, но я не открыл ему эту страшную тайну, – ответил Димка. Макс лишь кивнул. Он, как всегда, сидел, уткнувшись в компьютер.
