Текст книги "Ведьма Чёрного озера."

Автор книги: Ирина (Никтовенко).

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8. Участь проклятых.

….. Стояла, опять же, поздняя осень – голые деревья в саду, бесстыдно тянули чёрные ветви к далёким небесам, словно пытаясь вымолить прощение за все грехи, совершённые на этой земле людьми.. Снега ещё не было, хотя ждать оставалось совсем недолго, ибо, серые, свинцовые тучи грозили ненастьем и от того, особенно уютно было сидеть вечерней порой у горящего камина, с кружечкой горячего глинтвейна в руках, наслаждаясь теплом и уютом мирного дома.

В большой и богатой усадьбе графа К* готовились к открытию зимнего сезона – подросла юная красавица Наталья. Дел хватало всем – и горничным, и швеям, и компаньонкам. Все суетились, шумели и смеялись, предвкушая предстоящие праздники – весёлые и продолжительные, наполненные радостью, светом и предвкушением чего-то неожиданного, но, обязательно доброго и чудесного.

Сама дебютантка отчаянно трусила, мило краснела, примеряя взрослый наряд, но готовилась к первому в своей жизни балу с необычайным воодушевлением.

Беда обрушилась на счастливый дом внезапно – вспыхнул бунт. На одном из заводов восстали работные люди и огонь мятежа, точно лесной пожар, распространился по округе.

Графиня Мария и юная Наталья ничего не знали о происходящем – они радостно щебетали, рассматривая рулоны прекрасных тканей, атласные ленты и голландское кружево. Примерять обновки – это же так увлекательно и время бежит незаметно за всей этой предпраздничной суетой.

Голубоглазая красавица дочь в этот день была особенно нежна с матерью и с окружающими её людьми – счастью девушки не было предела. Подумать только – она стала взрослой! Прощайте детские платьица, полосатые чулочки и милые косички и, да здравствует бал дебютанток! Бал, на котором Наталья, несомненно, произведёт самый настоящий фурор!

Наталья была очаровательна в своём первом бальном платье – легка, воздушна и, необыкновенно прекрасна.

Именно такой и увидел её старый граф, лишь на несколько минут опередивший беснующуюся толпу, преследовавшую его карету по пятам.

Это было ужасно – усадьба пала, не оказав никакого сопротивления озверевшей от крови, черни. Возбуждённые, истощённые тяжким трудом и недоеданием, люди, ворвались на широкий двор богатой барской усадьбы.

Любое сопротивление безжалостно каралось – восставшие не щадили никого, ни слуг, ни господ, даже малых детей бросали в огонь, если те имели несчастье попасться им на глаза.

Графа убили сразу – его выволокли во двор, уронили в стылую грязь и избили палками, самым главным оружием мятежников, а, затем, изувеченный труп бывшего владельца усадьбы, глумясь, прибили к стене дома и каждый желающий, мог выразить ему своё почтение.

Вскоре, тело графа оказалось покрыто толстым слоем грязи и нечистот.

Кругом шныряли странные, оборванные дети, с ножами в грязных руках, их жестокие улыбки напоминали оскалы, а худые, истощённые тела вызывали лишь жалость и отвращение.

Но, не на долго…

Мария, до последнего прикрывала собой дочь, пытаясь спасти единственного ребёнка от вопящей и жаждущей крови, толпы, но, стареющая матрона мало что могла противопоставить озверевшей черни.

Мать безжалостно оторвали от плачущей девушки и их обеих выволокли во двор.

Предводитель восставших, некий Фрол, здоровенный, плечистый детина, лет сорока, работавший на бойне забойщиком скота, долго и с наслаждением избивал свою бывшую госпожу, а, затем, махнув рукой, бросил её беснующейся толпе, захмелевшей от выпивки и запаха крови.

К тому времени, старой графине, стало почти что, всё равно.

Конечно, её изнасиловали и не один раз.. Озверевшему мужичью было интересно и весело унижать и мучать, еще недавно всесильную аристократку, но, дряхлеющее тело графини оказалось не так привлекательно, как молодые и свежие тела служанок и горничных, которых быстро растащили по углам и, так же, подвергли побоям и насилию.

Истошно кричали женщины, отчаянно визжали молодые девушки, с которыми никто не собирался церемониться, плакали дети, уцелевшие в кровавом разгуле. Безумные старухи рыдали над трупами мужей и сыновей, но сама графиня, сквозь боль, затуманившую сознание, слышала лишь один-единственный голос, крик своей дочери.

Предводитель бунтовщиков приберёг для себя самую завидную добычу – молоденькую дочку графини, всё еще наряженную в шикарное бальное платье.

Отчаянно кричащую девушку раздели под глумливый хохот толпы и бросили спиной прямо на землю..

Резко раздвинув, судорожно сведённые ноги девушки, насильник довольно ухнул, дыхнув в лицо жертвы прогорклым ароматом сивухи и сильно вдавил её обнаженное тело в каменную брусчатку двора.

Наталья отчаянно закричала, тщетно пытаясь избегнуть позорной участи, толпа одобрительно взревела, загоготала и заулюкала.

Распалённый сопротивлением Фрол, лишь отмахнулся, рыча по– звериному и рывком вонзился в нежную плоть.

Через некоторое время Наталья затихла, потеряв сознание, но это ничего не изменило – насильнику было все равно, главное, что жертва жива и ещё дышит.

Вдоволь натешив собственную плоть, а, толпу – зрелищем униженной и растоптанной аристократки, Фрол ухватил свою жертву за длинные волосы и утащил в дом, где уже готовился пир для опьянённых кровью и властью, победителей.

Тело мертвого графа, изуродованное и осквернённое, так и осталось висеть на стене его собственного дома, а, старую графиню, которую сочли мёртвой, не церемонясь, сбросили в глубокий колодец, тут же, во дворе, в двух шагах от её, некогда, богатого и счастливого дома.

Победители пировали, дорвавшись до обширного винного погреба, превратив графский дом в огромное стойбище беснующихся дикарей. Остальные постройки пылали, освещая красным заревом округу. Причудливые тени мелькали по стенам, голосили женщины, выли собаки, оплакивая невинно убиенных.. Казалось, что на землю сошёл ад и адские же твари, терзают людей..

Ночью ударил мороз и раскисшую от дождей землю сковало льдом, но, кровавую вакханалию насилия, грядущее ненастье остановить уже не могло.

Три долгих дня, бывшие рабы, пили и гуляли в доме господ, три дня нечеловеческих пыток и бесконечных унижений для тех, кто имел несчастье жить и служить в барском доме…. самыми несчастными оказались молодые девушки и женщины. Многие из них умерли от побоев, не выдержав насилия и глумления, но, Наталья, всё ещё была жива.

В избитой и истерзанной девушке невозможно было узнать вчерашнюю красавицу – она превратилась в один кровоточащий кусок мяса, который, каким-то чудом, всё еще дышал и даже не утратил способности плакать.

Вдоволь наигравшись, бывший забойщик скота, отдал графскую дочку на потеху своим соратникам и каждый из тех, кто ещё вчера был вынужден низко кланяться господам, счёл за счастье отыграться на несчастной.

Не вынеся подобной участи, Наталья сошла с ума, в собственном безумие ища спасения от, распалённых похотью, мужиков. Опьянённые безнаказанностью и вседозволенностью, рабы вышвырнули девушку вон из собственного дома, на мороз, в самую пургу, на верную смерть..

Метель завывала, кружила и бесновалась уже целые сутки – жители окрестных деревень, примкнувшие к повстанцам и принявшие активное участие в разграблении графского дома, благоразумно сидели по домам, пережидая непогоду.

Никто из них не пришёл на помощь беспомощной сумасшедшей девушке, медленно замерзающей на морозе.

Им было всё равно.

Бунтовщики и не подозревали о том, что кольцо карателей медленно и неумолимо сжимается и, что, вскоре их постигнет та же участь, что и несчастные жертвы их кровавых игрищ, ибо приказ, отданный командирам был краток и ясен – без пощады..

Нет, ничего не подозревающие бунтовщики продолжали кровавую оргию, упиваясь возможностью есть и пить в барском доме, насиловать и убивать по собственной воле.

Никто из них не задумывался о расплате, о том, что случится завтра – дыба и колесование, тюрьма и каторга, все эти виды наказаний казались чем-то далёким и эфемерным. Люди, всю жизнь влачившие жалкое существование, нищие, голодные и обездоленные, желали, хоть на краткий миг почувствовать себя господами, насладиться мнимой властью, правом карать и миловать.

Всех их ждала только смерть и кровавые штыки солдат, потрясённых звериной жестокостью вчерашних бесправных рабов.

… А, Наталья, медленно брела по двору, уже синяя, почти окоченевшая от холода, она еле переступала по земле ногами, залитыми кровью и бессмысленно улыбаясь, таращила пустые глаза в снежную даль..

От цветущей красавицы не осталось и следа – нежное девичье лицо опухло от побоев, нос был сломан и губы, разбитые в кровь, напоминали кровавые лепешки. На роскошной девичьей груди не было живого места, впрочем, как и на всём остальном её теле.

Правую руку Наталье сломали, и она нежно баюкала переломанную конечность, словно маленького ребёнка прижимая её к груди.

Но девушка, всё ещё была жива и, как заведённая, повторяла одно, единственное слово, которое кричат все испуганные дети в минуту опасности.

Наталья шептала – «Мама!»

……. Графиня вылезла из ледяной ловушки к закату третьего дня, восстав из мёртвых, точно Дракула из страшных легенд..

Никто и никогда не узнает о том, каким образом удалось выжить ей в ледяном крошеве глубокого, как адская бездна, колодца, никто и никогда не узнает, каким именно богам и демонам молилась графиня и какие силы призывала на помощь.

Она выжила, вопреки всему, вылезла, обломав ногти о замшелый камень стен, обледенелая и окровавленная. Она вылезла из колодца, который должен был стать её могилой, перевалилась через сруб и, разжав внезапно ослабевшие пальцы, упала прямо на наледь, больно ударившись боком и покатилась в ближайший сугроб.

Она стояла на четвереньках, не в силах подняться на ноги, растрёпанные волосы смёрзлись неопрятным, ледяным колтуном, синяки на теле почернели, запекшаяся кровь уже не была яркой и темнела бурыми пятнами на белоснежной коже.

Мария напоминала вурдалака, вылезшего из своего гроба и насосавшегося крови.

Да, полноте, осталось в ней хоть что-то от человека?

Бесстрастным, пустым взглядом обвела она двор, почти скрытый злой пургой – её, вовсе не волновали тела тех, кто умер сразу, растерзанный толпой и брошенный на поживу хищникам… А, таких в снегу широкого двора валялось очень много – изломанные куклы, замерзшие и безразличные ко всему, они так и не дождались спасения, тщетно взывая к небесам, безучастным к молитвам несчастных.

Глаза графини, в которых сверкали отблески дольних пожарищ, остановились на теле мужа, прибитого к стене на самом виду.

И, тут, Мария завыла…, громко, в голос. Стоя на четвереньках, она выла, раскачиваясь из стороны в сторону и норовя свалиться без сил. И, такая тоска звучала в этом потерянном голосе, что даже метель смутилась, перестав завывать в трубах и прислушалась к отчаянью в крике обессиленной женщины.

Мария, собрав последние силы, выпрямилась и, шатаясь, зашагала вперёд, к высокому крыльцу, к окнам, в которых горел свет и где, кто-то живой предавался простым человеческим радостям.

Но, в графине уже не оставалось ничего от человека. Она превратилась в упыря, одержимого мыслями о мести.

Машинально, она нагнулась, подхватив со стылой земли огромный тесак, вероятно, впопыхах, оброненный кем-то из нападавших и двинулась дальше, с каждым шагом приближаясь к своему бывшему дому.

И, тут она услышала тихое:

– Мама! Мамочка моя!

Медленно, очень медленно обернулась Мария…

Голос, этот голос показался ей знакомым – кто-то, наверное, маленький ребёнок, шёл к ней, пересекая широкий, заполненный мертвецами двор, шёл, через злую пургу и звал маму..

Мария опустила тесак вниз, едва не выронив его из ослабевших рук и вгляделась в белую круговерть злых снежинок – из них, постепенно выступала окровавленная фигурка, хрупкая, но, никак не могущая принадлежать ребёнку.

– Мама… мамочка… – тихонько, из последних сил, прошептала Наталья и свалилась на землю прямо под ноги матери.

Несколько мгновений, долгих, непоправимо долгих, смотрела потрясённая графиня на окровавленный полутруп, в который превратилась её юная, цветущая дочь, затем, она упала в снежный сугроб рядом со своим ребёнком и снова завыла, долго, протяжно и очень громко. В крике Марии не было ничего человеческого – так воют дикие волки, обнаружив мёртвых волчат в собственном логове.

Наталья умирала – опытным взглядом Мария, сразу же, определила это.. Нет, графиня К* не умела врачевать, но, все ведьмы, даже чёрные, в какой-то мере, знали лекарское дело и анатомию человека.

Припав к дочери, Мария положила её голову себе на колени, ничуть не смущаясь наготы, ни собственной, ни своего ребёнка.

Она робко, с полубезумной улыбкой на посиневших губах, наблюдала за тем, как с лица её дочери постепенно уходит ужас, как расслабляются мышцы и разбитые губы растягиваются в робкой улыбке.

– Мамочка – шептала девушка – наконец-то… наконец-то, я нашла тебя. Ты спасёшь меня, мамочка?

Все дети на свете думают о том, что их родители самые-самые – самые красивые, самые умные, самые сильные… За ними, как за каменной стеной..

Но, как быть, если стена рухнула и привычный мир разбился в дребезги?

Как.. как быть?

Графиня не плакала. Нет, хотя, любая другая на её месте, заливалась бы слезами…

Ещё недавно, светская дама, холёная и ухоженная, она не помнила больше о том, что она – слабая женщина. Не помнила о том, что она сама представляет из себя замёрзший до состояния сосульки, полутруп, она ничего не чувствовала, ни холода, ни боли. Её сердце смёрзлось ещё там, в холодном колодце, сейчас же, оно превратилось в обычную глыбу льда.

– Конечно, доченька – шепнула она ласково, нежно убирая с лица девушки локон волос и продолжая баюкать своё умирающее дитя – Шшшшш… всё закончилось. Больше не будет больно, не будет страшно… Засыпай, милая..

…. И, тут в графском доме распахнулись двери. В её собственном, богатом, хлебосольном доме, в её убежище, в её крепости, в её гнезде, отданном ныне на поругание нелюдям, принявшим людской облик..

Из распахнутых настежь дверей дохнуло теплом, послышались голоса, громкий смех, перемежаемый криками и громкой бранью.

Слышались музыка, чье-то пение и раздавались звуки хорошей драки.

Кто-то невидимый в снежной метели, громко испортил воздух, а, затем, начал мощно опорожнять мочевой пузырь, прямо с крыльца, словно опасаясь сделать пару шагов по заснеженному двору.

– Правильно опасаешься – мстительно прошептала Мария, одной рукой перебиравшая волосы на голове, притихшей Наталью, другой – сжимая мясницкий тесак, так кстати найденный ею во дворе.

Женщина понимала, что и ей, и, любимой дочери, осталось недолго – Наталья уже почти умерла, холод и раны доконали её, графине, провидение отвело чуть больше времени, но, её конец, был, так же, неизбежен.

И, в этот самый миг, на этом, заснеженном дворе, умерла богомольная христианка, добрая жена и мать, а, родилась та, которую впоследствии нарекут просто и страшно – Ведьма, безжалостная убийца и злодейка, живущая ради мести всему этому жестокому миру..

Мария глубоко вдохнула ледяной воздух, сосредоточилась и чёрный талмуд роковой ведьминской книги, завещанный ей Фотиньей, словно бы открылся перед ней, она, даже услышала шелест страниц, ощутила слегка затхлый запах, исходивший от древнего фолианта.

Мария избегала этой книги, но, всё же, иногда, листала наследие ведьмы, вспоминала тяжкую поступь Мораны и понимала, что слова заклятий, крепко-накрепко, впечатались в её память.

И, вот, буквы сложились в слова заклинания, одного из самых страшных в чёрной ведьминской книге, заклинание, навеки пятнавшее душу того, кто решился воспользоваться древними чарами, заклинание, после которого человек лишался права звать себя человеком.

Графиня, аккуратно уложив голову Натальи на снег, поднялась и принялась чертить странную, корявую фигуру во дворе собственного дома, которому, отныне, было суждено превратиться в одну огромную братскую могилу.

Фигуру она чертила тем самым тесаком, а её сердцем была Наталья, лежавшая в самом центре звезды и медленно умирающая от холода и ран.

Но, графиня знала о том, что её собственной крови и крови дочери, будет, вполне достаточно, для того, чтобы свершилась месть.

Сама же Мария, выжить и не надеялась.

Для чего ей жить? Все, кого она любила – умерли, жестокой, насильственной смертью.

Её муж, горячо любимый, был зверски растерзан мятежной толпой и дочь, что умирала у неё на руках с её именем на губах, не оставили ей ни единого шанса на будущее. У неё никогда не появятся внуки и безжалостное время сотрёт даже само упоминание о старинном аристократическом роде.

…. В доме графине продолжалась пьяная гурьба, где-то в ночи регулярные войска сжимали удавку на горле бунтовщиков, но, для Марии и её семьи, всё было кончено. Теперь, важна была лишь одна месть.. всё остальное для неё перестало существовать.

Поцеловав затихшую Наталью в изуродованный лоб, покрытый шишками и ссадинами, Мария подтянула её поближе к себе – странно, женщина почти не ощущала дикого холода, хотя, даже на ощупь, тело Натальи казалось ледяным.

Но, сердце истерзанной девушки, всё еще билось, ещё гнало горячую кровь по сосудам, она ещё дышала, но дыхание это ослабевало с каждым мгновением.

И, тогда, Мария заговорила – древние, чеканные, точно отлитые из металла, слова заклинания, слетали с её губ, покрытых ледяной коркой.. Они звучали в ненастной ночи набатным колоколом, падали на снег, как тяжёлые комья земли в открытую могилу..

И, не было в них добра, одно лишь зло, зло и чёрная ненависть..

Седые патлы Марии рвал ветер, метель вплетала в них колючий снег, блестящие дорожки кровавых слёз ползли из уголков глаз по впалым щекам к окровавленной щели рта.

Умирающая женщина с почти мёртвым ребёнком на руках, проклинала живых страшными словами, побуждая очнуться от зимней спячки неистовые силы самой Тьмы.

С последним словом, она взмахнула тяжелым тесаком, перерезая горло собственной дочери.

Кровь, такая яркая и такая горячая, хлынула густым потоком, орошая Марию с головы до ног, она всё текла и текла, как бесконечная алая река, а, Мария лишь плотнее прижималась к своему ребёнку…

Затем, выждав пару мгновений, она, недрогнувшей рукой, вонзила нож себе в грудь..

Жесткое лезвие воткнулось в живую плоть жадно, словно вгрызаясь, скрежетнуло по кости ребер и..

Сердце чёрной ведьмы, пробитое насквозь, ударило в последний раз и остановилось.

А, её колдовство, лишь набирало силу.

Во все времена самой сильной и самой страшной, считалась именно магия крови, а, уж, родная кровь пролитая на алтарь…

Вероятно, Морана пронзительно хохотала в миг своего наивысшего торжества.

Где-то, вдалеке, в пустынной степи, зародился чёрный смерч. Колоссальным, снежным столбом он обрушился на мирную землю. Он рычал, завывал, подобно огромной своре диких псов, небеса наполнились тьмой и рёвом, ветер крепчал, превратившись в свирепый ураган, несся по степи семимильными шагами, рыскал в поиске жертвы.

И, он нашёл её.

Мощный смерч обрушился на графскую усадьбу, круша и ломая стены, он рвал и кромсал всё, что попадалось ему на пути. Крохотные фигурки людей взмывали вверх, к безумным небесам, летали там, аки птицы, а, затем, падали наземь, разбиваясь о твердь.

Не прошло и четверти часа, а, от богатого дома и зажиточной деревеньки, притулившейся к графской усадьбе, остались лишь руины.

И тогда, вспыхнуло пламя – оно родилось прямо из земли, грозное, пылающее, ревущее и голодное.. Всё вокруг мгновенно сгорело и покрылось пеплом, жирным и чёрным. Даже камни были слегка оплавлены яростным огнём.

Уцелели лишь несколько тел и все они принадлежали членам графской семьи.

Неведомый огонь, обрушившийся вместе с ураганом на и, без того пострадавший от мятежа край, уничтожил ещё несколько близ лежащих деревень.

В народе шептались о том, что это кара небесная настигла бунтовщиков и пожрала их вместе с теми, кто рискнул и встал в ряды мятежников.

То, что осталось от графского рода, похоронили в фамильном склепе, как ни странно, уцелевшем и почти ни пострадавшим во время бунта и светопредставления, случившегося зимой.

Склеп запечатали и оставили в покое.

В том месте, где особо сильно бушевала стихия, образовался разлом, заполнившийся водой.

Вода в разломе окрасилась в странный чёрный цвет, берега вокруг бездонной ямы, сгладились и водоем приобрёл округлую форму.

Так и появилось озеро, по цвету воды названное – чёрным.

Постепенно история бунта и страшного пожара, забылась и на месте сгоревших деревенек возникли новые поселения.

Одно такое появилось рядом с озером.

Его и назвали по имени озера – Чёрно-Озером..

Никто из деревенских никогда не проявлял любопытства и не пытался вскрыть усыпальницу старинного графского рода.

А, через какое-то время в Чёрно-Озеро, одна зажиточная вдова выстроила себе добротный дом из красного кирпича с весёлыми, расписными ставнями и звали ту вдову Мария, а, по отчеству – Ивановна.

**

Марь Ивановна решительно отодвинула зеркало прочь – ей, несколько поднадоело любоваться собственными сединами.

Честно сказать, она ненавидела старость – сморщенную кожу, больные суставы, пигментные пятна и прочие «прелести» преклонного возраста и теперь, с нетерпением ожидала того самого момента, должного принести ей желанную молодость.

Ведьма с вожделением облизала узкие, сухие губы и представила себя снова молодой и красивой – кожа, нежная и бархатистая, губки-ягодки, упругая попка… И, на пляж, куда-нибудь, за границу – на Бали или Мальдивы, к жаркому солнцу и жгучим красавцам-мачо…

Она сполна вознаградит себя за вынужденное прозябание в глухой деревне, в самой заднице мира – больше никаких деревенских увальней и пасторалей, только утонченные натуры и аристократический блеск шикарных отелей… Она же аристократка, как ни крути и не какая-нибудь там дамочка, купившая титул за деньги, а, самая, что ни на есть, настоящая, урождённая графиня К*…

Марь Ивановна аккуратно разгладила подол простенького, опрятного платья, поднялась с удобного кресла, в котором так уютно греть свои старые кости и забегала по комнате.

Как она, теперешняя, отличалась от той, испуганной и потрясённой женщины, что очнулась в фамильном склепе две сотни лет назад.

Страх – первое, что почувствовала, восставшая из мёртвых, Мария – это был страх.. Она, как ни странно, не испытывала простых человеческих нужд – ни есть, ни, пить, ни, в кустики, ей не хотелось..

Ей, просто, было страшно от того, что её похоронили заживо.

В родовом склепе графов К* было достаточно прохладно и сухо, никакие мерзкие запахи не витали в воздухе..

Разумеется, Мария не удивилась воскрешению – у неё всегда была хорошая память и она достаточно усердно читала ведьминскую книгу, доставшуюся ей в наследство от старой Фотиньи, намереваясь отыскать в колдовстве защиту от всех бед. Её семью это знание не спасло, но, ведьма, как это и было обещано самой Мораной, уцелела.

Её губы растянулись в зловещей ухмылке – ей, всё-таки, удалось отомстить! В своём страшном полусмерти-полусне она, точно, наяву, видела, как сгорают в безжалостном пламени её враги, как корчатся от жара их тела, как рассыпаются пеплом.

Всё во славу Мораны и ей в жертву..

Не испытывала к ним Мария жалости и месть, всё равно, не казалась ей полной. Отныне, она, душой и телом, предана своей госпоже Моране и станет служить ей вернее пса весь, отпущенный ей темными силами, срок.

«А, он – ликуя, подумала ведьма – судя по всему, весьма велик! Морана умеет вознаграждать за преданность!»

С удовольствием взглянула Мария на свои руки – белые, нежные, без морщин и старческих пятен. Она ощущала себя молодой, полной сил и.. злости.

Злости на тот мир, что отнял у неё самое дорогое!

Графиня оглянулась – два каменных саркофага привлекли её внимание. В каждом из них лежали останки, дорогих ей людей, третий саркофаг, её собственный, был пуст.

Презрительно фыркнув, Мария осмотрела свой наряд, морща точёный носик – дешёвка, пожалели денег на погребальный саван! Ничего, она отыщет виновного и показательно накажет его за пренебрежение к древнему роду!

А, ей ведь придётся выйти к людям, отыскать себе убежище, новую одежду, а, самое главное– ведьминскую книгу, хорошо спрятанную в тайнике.

И, пусть, отныне, ей нужно приносить Моране кровавые жертвы, дабы не утратить благосклонность тёмной богине, Мария не испытывала колебаний – она убьёт любого, ради достижения собственных целей.

То, что молодость и красоту, ей вернёт лишь родная кровь, отданная Моране в качестве оплаты, слегка затрудняло выполнение её планов, но, лишь слегка.. И, если, раньше, сама мысль о том, что потребуется убить родное дитя, для того, чтобы омолодиться, ввергла бы Марию в ужас, то, теперь.. Теперь, она вонзит нож так глубоко, как этого требует ритуал и не дрогнет ни на миг!

Прошлая Мария, любящая мать и преданная жена, исчезла, задохнувшись под очередным похотливыми насильником, терзавшим её слабое тело, замёрзла в ледяной бездне колодца, в который её бросили умирать, погибла, омытая горячей кровью, принесённой в жертву, Натальи, нынешняя же – совсем иная и миру только предстоит познакомиться с ней.

Тычком, не, по-женски, крепкого, кулака, Мария распахнула двери своего узилища, ослепительный солнечный свет ударил ей прямо в глаза..

Яростно бушевала весна, гремели ручьи, кругом звенел птичий гомон.. В далёких, синих небесах пылало яркое солнце.. Плыл, разливаясь, густой колокольный звон.

Мария улыбнулась ясному дню и покинула своё унылое пристанище.

«Конец марта – втянув ноздрями густой, свежий воздух, определила она – самое утро года! Восхитительное время для начала новой, удивительной и бесконечно прекрасной жизни!»

Двери усыпальницы с грохотом захлопнулись за её узкой и гордой спиной, но, женщина в погребальном саване на голое тело, даже не оглянулась.

Возможно, она навестит это место печали, но, позже, гораздо позже, а, пока..

Бывшая графиня К*, с неудовольствием взглянула на размытую ручьями дорогу, но, без колебаний ступила в жирную, чавкающую грязь.

Ей придётся слегка испачкаться.. Ничего, новая жизнь стоит грязных ног..

Глава 9. Ведьмы и ведьмак.

**

К вечеру, когда Анжелика уже, совсем было, извела себя разными думами, тётка пристала к ней с поручением – требовалось сбегать в магазин, в доме закончился и хлеб, и молоко.

Конечно, а, как же иначе – целый день тётка, как проклятая, возилась на огороде, позабыв обо всём, а, нервничавшей племяннице, разумеется, и в голову не пришла бы мысль о том, что нужно проявить инициативу и что-то там прикупить

В другой раз, Анжела бы, обязательно огрызнулась – мол, отвали, родная, я тебе не прислуга, хочешь молочка, так, сама чапай до магазина. Но, сегодня, всё случилось иначе – желая слегка отвлечься от мрачных мыслей, девушка безропотно схватила деньги и сумку и выскочила из дома.

Тётка, если и удивилась необычайной сговорчивости Лики, то предпочла промолчать – девчонка частенько пугала её странными поступками и, не менее странными, действиями.

Иной раз женщина не могла вспомнить событий прошедшего дня, но, списывала это на свой преклонный возраст, на самом же деле, Анжела, забавляясь, избавляла тётку от части воспоминаний, а, затем, втихомолку злорадствовала, наблюдая за тем, как беспокоится тётка Зина и, как мучительно пытается вспомнить забытое.

…… В магазин ходить Анжела не очень любила – она, ведь, росла без отца и считалась нагулянной. В посёлке, где, на удивление современным веяниям, царили слегка патриархальные нравы, это считалось тёмным пятном на репутации. Можно было сказать и так – родилась Анжелка совсем без репутации и это было очень плохо.

Не смотря на свою яркую внешность и бойкий характер, девушка, вряд ли, могла рассчитывать на то, что кто-нибудь, из парней с которыми она гуляла, возьмёт её замуж.

Родители кавалеров обязательно воспротивятся – никому не нужна невестка, дочка, той самой, гулящей Верки, прижившей девчонку от несерьёзного сынка, всеми уважаемой, Марь Ивановны.

Впрочем, Анжелка особо не огорчалась – для гулек парней ей хватало, а, замуж она не спешила. Ещё чего – всю жизнь горбатиться на огороде, как тетка Зинка или, вкалывать за гроши на ферме? Утирать носы сопливой мелюзге или ублажать мужа, отрастившего пивное брюшко и позабывшего, что такое дезодорант?

Нет, на жизнь у Лики имелись совершенно иные планы – заполучив ведьминскую силу, она рассчитывала слегка развлечься в родном хуторе, а, затем, отправиться в путешествие, повидать мир и опробовать новые возможности.

Марь Ивановна, свято уверовав в собственную прозорливость и непогрешимость и не подозревала о том, что, досужая Анжелка, тайком пролистала ее заветную книгу, не всю и не подробно, но, о ритуале омоложения, пронырливая девчонка пронюхать успела.

Шебутная ведьмочка, жадно листавшая книгу, не совсем вникла в суть вопроса, обмирая при каждом шорохе и опасаясь, что старая ведьма поймает её на горячем, но, главное уяснила – ритуал отбирает силы и молодость у одной и возвращает их другой.

Анжелка очень надеялась отобрать силы у противной бабки, так неохотно делившейся с ней своими тайнами.

Как будто, с чужим человеком, а не с родной внучкой.

Обидно, мля..

Теперь же, для Лики прояснился интерес Марь Ивановны к пришлой девчонке – вовсе не собиралась дорогая бабуля делать ту наследницей всего имущества и собственных тайн, а, намеревалась, как вампир, высосать из неё все соки.

Лика, в общем-то, подобный подход к вопросу, одобряла, целиком и полностью – чего ради с кем-то церемониться? Нужно думать лишь о себе и собственной нужде. Вот, кто позаботится об ней, Анжелке, если не она сама? Бабка? – нет, та, скорее, удавит её собственноручно, если узнает, что хитрая девчонка сунула нос в её тайные делишки; тётка? – это и вовсе, смешно! Жить на нищенскую зарплату и тяжело работать до самого сдоху – это не для Анжелы.. Отец? – девушка скрипнула зубами от злости – отца она ненавидела, хоть и не видела этого человека ни разу за всю свою жизнь. Мерзкий тип – обрюхатил её мать и смылся в неизвестном направлении, бросив глупую девицу расхлёбывать последствия собственной ошибки. Не подумал о том, каково это расти с клеймом безотцовщины, когда всякий норовит ткнуть в тебя пальцем..

Повзрослев и набравшись ума, Анжела научилась откусывать эти самые, тыкающие пальцы, пользуясь возможностями своего чудесного ведьминского дара, но, всё равно, было очень обидно. Почему – одним всё и ещё чуть-чуть, а, другим, ничего? Та же, Альбина – чем она лучше Анжелки, а, живёт ведь не в нищете с больной тёткой, а с богатенькой мамочкой и отец её, всё-таки, признал, хоть и сбежал впоследствии.

Но, тут уж, дорогая бабулька постаралась!