Текст книги "В Маньчжурских степях и дебрях
(сборник)"

Автор книги: Иоасаф Любич-Кошуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

X

Петька притаился в амбразуре окна и ждет.

В руке карабин…

Кругом по-прежнему тихо.

– Неужели промахнусь? – думает он.

Тревожно бьется сердце… Вон он, японец. Теперь ружье его висит неподвижно. Отчетливо виден сучок, на который оно повешено.

Петька на глаз прикидывает расстояние до сучка.

Сколько тут?.. Шагов двадцать, двадцать пять…

Больше не будет…

Ему вспоминается лицо Семена, когда он грозил ему пальцем, и его слово: «лучше промахнись»…

Семен, верно, не хочет, чтобы он испортил японскую винтовку…

А лучше было бы бить по затвору: тогда бы японец уж ничего не сделал бы с Семеном…

В глазах у него начинает рябить…

Рядом с сучком выплывает другой сучок, совершенно такой же…

Он прищуривает глаза, открывает их опять…

Зелень листьев становится вдруг словно ярче…

Резче обозначаются контуры отдельных листиков…

Словно он смотрел сквозь мутное окно с мутными стеклами, а потом сразу открыл окно.

Листья так и блеснули ему в глаза.

Нет, не нужно смотреть так пристально…

Но глаза, помимо воли, останавливаются опять на сучке…

Листья сливаются в одно расплывчатое мутно-зеленое пятно.

Только сучок виден точно черная черточка.

Желтеет что-то посередине сучка. Это – ремень. Вон и пряжка. Заостренный кончик ремня торчит кверху из-под пряжки.

Умышленно сосредоточивает он внимание на ремне ниже сучка.

Но и ремень вдруг неожиданно пропадает из глаз, превращается во что-то бесформенное серо-желтое, что уплывает книзу под сучок, и перед глазами снова сучок.

Тихо, слабо закричал где-то подкрапивник…

В первое мгновение этот крик словно пронесся мимо него. Он остался неподвижен.

Но потом он вздрогнул.

Сердце стукнуло и остановилось… Теперь крик подкрапивника точно прошел его насквозь, в грудь и в сердце.

Ведь это не подкрапивник, это Семен.

Все его внимание ушло в слух, и глаза в эту минуту, казалось потеряли способность видеть. Живая сила, проникавшая зрение, ушла из глаз, перелилась на другое чувство; зрение словно замерло.

Опять закричал подкрапивник…

Он положил карабин на земляной подоконник и прицелился.

Карабин на подоконнике держался как на прицельном станке…

Снова кричит подкрапивник.

«Эх, лучше б уж молчал!..»

Он навел мушку. Твердо стоит мушка, словно застыла. Точно черненькое маленькое пятнышко село прямо на желтый ремень, охватывающий сучок поперёк…

Он нажал на спуск.

Выстрел…

Он слышал, как вслед за выстрелом что-то глухо стукнуло впереди или внизу в кустах.

Клуб дыма медленно расплывался между деревьями в листьях.

В дыму по веткам дуба, где сидел японец мелькало что-то синее, быстро скользя вниз, то скрываясь за стволом дуба, то появляясь опять…

Дым редел с каждой минутой, уходя кверху, словно расползаясь и расплываясь вверх, подтягивалась легкая газовая кисея…

Японец теперь был отчетливо виден.

Торопливо соскакивал он с ветки на ветку, хватаясь руками за верхние ветки, извиваясь между ветками, где они были особенно густы, появляясь то с той, то с другой стороны ствола.

Он был без ружья.

И на ветках ружья тоже нигде не было видно.

Петька не промахнулся.

Японец, наконец, спрыгнул в кусты.

В ту же минуту в кустах мелькнуло что-то большое, темное… На одно мгновенье между веток показалось лицо Семена и сейчас же опять скрылось. Потом кусты зашумели, затрещали ветки… Послышался сдавленный крик.

Из кустов кверху взвилась черная сумка с оборванным ремнем, затем еще какой-то предмет…

Петька знал, что у Семена не было такой сумки…

Значит, Семен повалил японца на землю и обрывает с него его вещи…

Хрипло вдруг прозвучал голос Семена:

– Петька! веревку!.. Ремень у меня висит над кроватью.

Петька спустился в землянку, разыскал ремень и, взобравшись опять к окошку, выскочил через него наружу…

Схватив свой карабин, он побежал с бугра вниз по зарослям…

– Где вы, дядя Семен?

Очутившись в кустах, он сразу потерял направление… Он точно опустился на дно озера… Не было видно ни деревьев, ни бугра… ничего не было видно… Густо зеленела вокруг него частая заросль.

На минуту он потерялся.

– Здесь я! – крикнул Семен, совсем от него недалеко.

Он повернул на голос…

Кусты вдруг зашумели впереди него, раздвинулись, и мимо него, согнувшись и протянув вперед руки, мелькнула фигура в синей кофте…

Фигура сейчас же исчезла, точно нырнула в заросль, на самое дно, в самую её глубину…

Петька остановился неподвижно…

Он слышал, как шумел куст теперь уже позади него и гораздо тише, и глуше.

Он стоял, насторожив слух в ту сторону, откуда доносился до него этот шум, все ослабевающим звуком…

– Дядя Семен! – проговорил он, наконец, тихо. – А дядя Семен!..

Что-то дрогнуло у него в лице. Нижняя губа отвисла. Он мигнул веками и повторил опять трепетным голосом:

– А дядя Семен!..

Шум в кустах позади совсем затих… Только хрустнуло что-то раз или два далеко, смутно и невнятно.

Закусив губу и широко открыв глаза, он стал пробираться вперед между кустами.

Его охватил ужас…

Он чувствовал, как к горлу подкатывают слезы, и все кусал губу…

Смутно различал он сквозь слезы, заволакивавшие глаза, куда он идет…

Что-то зачернелось в кустах впереди него.

Он остановился и закрыл глаза.

Теперь ужас проник его всего… Казалось ему, дыхание у него остановилось. Ужас, пробежавший горячим огнем в душе, точно сжег в себе дыхание…

Семена уж он больше не считал живым…

И он задрожал весь, когда открыл глаза, и раздвинув ветки, заглянул между ними…

Вот он Семен… Сидит согнувшись, опираясь одной рукой о землю, а другую приложив к груди…

Голова опущена, рот полуоткрыт.

– Дядя Семен!..

Семен шевельнулся…

Тихо слышится его голос:

– Погоди, дай передохнут… Стой тут и как увидишь, прямо бей… У него ничего нет.

Видно, что ему тяжело говорить… Он словно давится каждым словом.

– Это он меня ладонью, – хрипит он опять, – прямо по горлу под подбородком… Ладонь на ребро взял, значит, вразрез…

XI

Понемногу Семен оправился.

Он встал, пощупал у себя горло тремя пальцами, сложив их щепотью и немного запрокинув голову.

– Думал совсем шею сломал, – сказал он Петьке. – Спасибо зацепил за подбородок, а то бы тут мне и конец.

Он опять ощупал горло…

И когда он стоял так с откинутой немного головой, бегая пальцами по всему горлу от подбородка вниз и опять назад к подбородку, тонкая улыбка чуть-чуть тронула его губы.

Полуприкрыв глаза, он покосился на Петьку и проговорил уж без хрипоты и совсем чисто:

– А ведь небось думает убил, анафема…

Потом спросил:

– Ты его видел?

– Видел, – ответил Петька, – только он пропал сразу…

– Стрелял бы…

– Говорю же вам, сразу… А то бы…

Петьке стало досадно на себя.

Почему он, правда, не стрелял в японца?

Правда, видел он его всего только одно мгновенье, но все равно нужно было ему пустить пулю вслед…

Он передернул губами, отвернул лицо в сторону, и опять с одного уголка у него дрогнула верхняя губа и дрогнул маленький мускул около носа…

Он опустил глаза…

– А ружье ты сбил ловко…

На щеках у Петьки разлился румянец.

Он вспомнил как он целил по сучку…

– Это хорошо, это что же… Ловко наметил… Я это лежу, вдруг слышу хлоп, потом дыр-дыр-дыр… Гляжу, нет ружья и сучка нет…

Петька чувствовал, как из души у него словно поднимается что-то горячее, широкое… Будто и слезы, и радость… Будто слезы закипели в радости…

Его губы складывались в улыбку, он чувствовал эту улыбку. Тоже помимо его воли она выплывала откуда-то изнутри, и раздвигались его губы, и тоже помимо воли на глаза набегали слезы… Слезы тоже выплывали откуда-то вместе с улыбкой.

Он поднял глаза на Семена и сказал:

– А я думал… дяденька… Я думал, удавил он вас, либо ножом…

Необыкновенно дорог стал для него Семен в ту минуту.

Ведь и правда, японец мог его убить.

Он мигнул веками.

Глаза у него заискрились и сразу стали необыкновенно ясные и чистые. Точно они омылись слезами.

– Как это он вас? – спросил он.

– Ладонью-то… А очень просто…

Петька видел, как Семен стиснул зубы и потом оглянулся по сторонам…

– Попадись он мне еще раз, уж не вырвется…

Семен говорил так, будто разгрызал эти слова между зубами.

Весь он выпрямился, вытянулся, сжал кулаки…

– Вы сказали, ребром…

– А это у них уже такая ухватка, – договорил Семен. – Когда бы я его так ударил, я бы ему голову снес.

И отступив на шаг, он стал рядом с Петькой.

– Вот гляди.

Он занес правую руку на левое плечо, вытянув и соединив плотно пальцы.

Потом глянул на Петьку через плечо.

– Гляди… Если я так ударю с размаху с плеча…

И, он плавно повел правой рукой, разгибая постепенно ее в локте…

– Видишь… Держи ладонь ребром и прямо бей… Сразу убить можно, если попадешь в горло.

– Значит, он вас так?..

– Так, да не совсем. Я тоже сразу сметил… Подбородок подставил… А то бы – смерть…

– Вишь ты, – сказал Петька.

– Ну да шут с ним!.. Все равно, далеко не уйдет… Я с него все оборвал: сумку, патронташ…

– Поискать? – продолжал Петька.

– Да тут не далеко… Сумка то, кажется, зацепилась на ветках, а патронташ, не знаю…

Он оглянулся кругом.

– Должно, тоже недалеко.

– Поищу.

– Валяй, брат…

Петька шагнул было в куст и вдруг остановился.

– А винтовка?

– Э, – сказал Семен, – винтовка далеко. Я ее, первым делом, сейчас шварк в кусты…

И повернувшись к Петьке спиной, он раздвинул густые переплётшиеся ветки винограда…

– Вон она там… Шагов, должно быть, с десяток…

Он опять оглянулся на Петьку.

– Ты, брат, пошарь тут насчет сумки и прочего.

И вошел в кусты.

Ветки винограда колыхнулись и, дрожа, сомкнулись за ним.

Через минуту Семен крикнул из кустов:

– Ты, брат, не бойся, он не вернется, потому что с чем ему вернуться?

И вдруг он захохотал громко, раскатисто.

Этот смех, как эхо, откликнулся у Петьки в душе… И самому ему стало сразу необыкновенно легко и весело.

– Дядя Семен! – крикнул он.

– А? – откликнулся Семен.

– Ничего, это я так, – сказал Петька.

Он и, правда, не знал, зачем он сейчас позвал Семена…

В нем вдруг почему-то явилось это желание крикнуть громко, полною грудью…

Ему долго пришлось полазить по кустам, пока он, наконец, разыскал большую кожаную сумку, замкнутую на замок и затянутую двумя ремешками, и потом патронташ.

Патронташ оказался полон патронов.

Патронташ был особенный, из мягкой кожи, с широкими карманами, специально под патроны в обоймах.

Петьке даже стало немного завидно, когда он открыл патронташ.

Патроны в обоймах… Значит, у японца была магазинка… А он слышал, что японские магазинки одни из лучших в мире…

Магазинку-то, конечно, Семен возьмет себе.

– Дядя Семен, где вы?

– Здесь я!

Зашумели кусты…

Петька почти столкнулся с Семеном.

В руках у Семена была винтовка, маленькая, с коротким стволом, необыкновенно чисто сработанная.

– Все нашел? – спросил Семен.

– Все.

– А патронташ?

– Вот он.

– Давай сюда.

Петька подал ему патронташ…

Семен вскинул винтовку, на руку.

Легкость-то какая!

– Магазинка, – сказал Петька.

Глаза у Семена округлились и стали словно выпуклей; брови чуть-чуть поднялись.

– О? – произнес он и, повернув свой трофей сначала на одну сторону, потом на другую, остановил глаза на том месте, где, по его предположению, должен был находиться магазин.

Потом поднял глаза на Петьку.

– Магазинка?

– На пять патронов, – проговорил Петька. Семен сел на землю, положил магазинку на колени и, склонившись над ней, осторожно потянул за небольшой рычажок с боку затвора… Потом потрогал скобу и опять вскинул глаза на Петьку.

– Как же это?…

Петька чуть-чуть отодвинулся.

– Да вы глядите, дядя Семен, – сказал он, – еще неровно выстрелит…

Им пришлось порядочно-таки повозиться с винтовкой пока, наконец, они освоились с её механизмом. Семен смотрел на винтовку и качал головой.

– Чудеса, – говорил он, – прямо чудеса!.. Значит, сейчас раз-два и готово, стреляй опять.

Потом он открыл патронташ.

Патронташ оказался полон патронов.

В особом карманчике патронташа он нашел отвертку, масленку и запасной ударник, тщательно завернутый в бумажку…

– Ремень только попортил; да ничего, я сам стачаю, – сказал он Петьке и поднялся.

– Ну, пойдём…

– А сумка-то?..

– Сумку разберем дома…

Семен сделал несколько шагов и вдруг остановился.

Петька видел, как он что-то нащупывал на земле ногой…

Он тоже остановился, подойдя к Семену почти вплотную.

– Что вы, дядя Семен?

В эту минуту Семен нагнулся.

Когда он выпрямился и повернулся к Петьке, в его руке был серебряный портсигар.

Он показал его Петьке.

– Его, небось, тоже?

– Серебряный, – сказал Петька, – конечно, его, а то чей же…

Семен нажал пружину с боку портсигара. Крышка отскочила.

В портсигаре было штук двадцать папирос, очень тоненьких, из желтоватой прозрачной, так что сквозь нее хорошо был виден табак, бумаги…

– Бросьте вы их, дядя Семен…

Петька даже немного отодвинулся назад.

– Чего?

– Папиросы, говорю, бросьте… Мало ли что!.. Может, это те самые… Помните, я говорил.

– Это что в Харбине? С ядом?

– Кто ж его знает.

Семен закрыл портсигар.

– Ну, нет, брат, шалишь, – сказал он, опуская портсигар в карман…

– Курить будете? – воскликнул Петька, глядя на него во все глаза.

Семен повернулся к нему спиной и зашагал по кустам.

– Кто-нибудь за меня их покурит, – проговорил он на ходу.

XII

Семен и Петька опять сидели у себя в землянке.

Они разбирали вещи, находившиеся в сумке.

Ключа, чтобы отомкнуть замок, при сумке не оказалось.

Пришлось замок взломать.

Семен отстегнул ремни, подвел потом ладонь под крышку сумки, надавил на крышку сысподу, и замок отлетел сам собой.

– Наша баба пуговицу крепче пришьет, – сказал он при этом.

В сумке было множество отделений и, так же как в патронташе, множество больших и малых карманчиков, запиравшихся каждый ремешком с пряжкой.

В главном, самом большом отделении сумки оказалось несколько слесарных инструментов: коловорот, великолепно сработанный из стали с так называемым «универсальным» американским патроном для зажимания сверл, набор спиральных в роде буравцов сверл, маленькая в разобранном виде точилка с наждачным точильным кругом, штук пять ножовочных пилок для резки железа, отлично станок для этих пилок, стальные небольшие тиски, французский гаечный ключ, молоток, сильные стальные кусачки, несколько клещиков разной величины и фасона, отвертка и еще кое-что.

– Слесарь, что ль, он? – вопросительно заметил Семен, выложив все эти вещи на стол…

– Тащите дальше, что там еще, – сказал Петька; —вот вы увидите, что у него есть непременно бритва. Он цирюльник.

Семен продолжал разгружать сумку.

На столе один за другим появились: ящик с чертежными принадлежностями, обшитый коричневой мягкой кожей другой ящичек – аптечка, занятый пузырьками с сигнатурками, приобретенный японцем, очевидно, в каком-нибудь русском городе, судя по надписям на сигнатурках, и наконец действительно три бритвы, ножницы и несколько гребешков.

– Вот видите! – воскликнул Петька.

– Это значит, – проговорил Семен, – что, как куда придет, сейчас, дескать, вы не извольте сумлеваться, я цирюльник. Ловко!

Он открыл одну бритву, сдвинул к локтю рукав своей рубашки и, послюнявив черные, довольно длинные волосы, покрывавшие его руку от запястья до самого локтя, провел по ним бритвой.

Бритва брила отлично.

Семен вытер ее осторожно подолом рубахи и потом, поднеся к губам и повернув плашмя, дыхнул на нее.

– Стальная, – сказал он.

Петька усмехнулся.

– Известно, стальная.

– Ишь, ишь, – продолжал Семен, указывая пальцем на матовое пятнышко, появившееся на поверхности бритвы в том месте, на которое он дыхнул.

Матовое пятнышко быстро уменьшалось в размерах, будто таяло.

– Ишь, ишь…

Семен осторожно закрыл бритву и положил ее рядом с другими бритвами.

– Ну, дальше…

И опять склонился над сумкой.

Он порылся в сумке и выложил на стол коротенькую довольно толстую, приблизительно около вершка, трубку.

С обоих концов в трубку были вставлены круглые стекла.

Трубку по середине охватывало железное кольцо с прикрепленными к кольцу на железных же мочках двумя ремешками, из которых один оканчивался медной пряжкой.

Петька быстро схватил трубку.

– Что это? – спросил Семен.

Петька повертел трубку в руках, потом приставил ее к глазу.

– Я знаю! – крикнул он.

– Ну?..

– Вы даже и не поверите! Дайте-ка вашу винтовку…

– Берданку?

– Нет эту, японку…

Петька протянул к нему руку и пошевелил в воздухе пальцами, словно подгребал к себе что-то.

– Ну, давайте, давайте… Это от ней.

– Как от ней!

Не сводя широко открытых глаз от Петьки, Семен потянулся за винтовкой…

– Ведь это, – сказал он, – подзорная труба, только я не знаю, зачем тут ремешки… На!

Он подал ему винтовку.

Петька пристегнул к винтовке сверху ствола около прицела трубку, вышел на середину землянки и прицелился в окно.

Потом отнял приклад от плеча, передвинул трубку несколько дальше по стволу и опять приложился.

– Дядя Семен!

Он снова отнял винтовку от плеча и смотрел на Семена, подзывая его к себе глазами.

– Пойдите-ка сюда.

Семен подошел.

– Нате-ка.

И Петька протянул ему винтовку.

– Прицельтесь… Только глядите прямо в стекло.

Он отступил на шаг и стал позади Семена…

Семен вскинул винтовку к плечу.

Через минуту он опустил винтовку стволом вниз и повернулся к Петьке.

Он ничего не мог сказать Петьке… Только открыл рот и потом присвистнул:

– Фью!..

И выпучил глаза.

Трубка оказалась особым оптическим прибором, увеличивающим почти вдвое и сильно приближающим предмет, по которому целят.

Семен осторожно отстегнул прибор и поставил винтовку в угол.

– Это значит, – обратился он к Петьке, – давай мне мышь, я и в мышь попаду на сто шагов…

Он заложил руки за спину и стал смотреть на винтовку и качать головой.

Затем подошел опять к койке где лежала сумка.

– Нет ли тут еще чего?

Сел на койку и взял сумку на колени.

Но он уж не мог больше спокойно исследовать содержимое сумки.

Он передал ее Петьке.

– На, ты…

И взяв в руки свою волшебную трубку, принялся разглядывать ее внимательно и сосредоточенно.

В сумке нашлось еще несколько вещей: электрическое огниво, походная чернильница, два куска мыла, нитки, иголки…

Затем из самого большого кармана Петька вынул небольшой портфель из мягкой кожи.

В портфеле оказались какие-то бумаги, чертежи и планы, три стопки русских золотых, рублей на триста, и кожаный мешочек, наполненный, по-видимому, каким-то порошком, необыкновенно тяжелым для всякого порошка, который знал Петька.

Петька развязал мешочек.

– Дядя Семен, гляди-ка!

Семен, уже оставивший свою удивительную трубку и занимавшийся подсчетом золотых, поднял голову, продолжая высчитывать:

– Два по десяти рублей, да еще два по десяти, да три по пятнадцати…

Он умолк, уставившись в одну точку.

– Петька, сколько это?

И вдруг его взгляд упал на мешочек, который показывал ему Петька.

Он вытянул шею и спросил:

– Что это?

Мешочек до верху был полон желтоватым порошком в роде мелких медных опилок…

Семен протянул руку и схватил Петькину руку около кисти.

– Петька!

Глаза его так и впились в содержимое мешочка. Он тряхнул Петьку за руку.

– Петька! да ведь это золото!

Мешочек был действительно с золотым песком.

XIII

На другой день Семен сказал Петьке:

– Петька, золото-золотом, а я того все-таки так не оставлю.

И, затянувшись из коротенькой трубочки, он пустил в лицо Петьки целую волну дыма…

– Ты не старовер?..

– Нет, – сказал Петька.

Семен опять затянулся и выпустил также дым уже одновременно и через рот, и через ноздри тремя синими клубившимися на концах струями. Синие струи словно разбивались о воздух.

– Я того не оставлю… Нет, шалишь, это дудки… А то еще подумает, дескать, получили золото и довольны, не погонятся…

Он пыхнул еще раз.

– Я его найду… И знаешь, что я тебе скажу… Он кивнул Петьке пальцем, согнув палец крючочком…

– Ты пойди-ка сюда.

Но Петька сидел с ним рядом. Ему некуда больше было подвинуться.

– Что вы?… – спросил он.

– Я то?… я, брат, знаю, что… Вот ты говоришь, он цирюльник.

– Конечно. Видели бритвы?..

– А песок?

– Какой песок?

– А золотой… Э-э!..

Он значительно поднял вверх указательный палец и потом приставил его к кончику носа.

– Чуешь?..

Петька молчал.

– Понимаешь, чем тут пахнет?

И, отняв палец от носа, он приставил его ко лбу, но и от лба отнял сейчас же.

Он только едва коснулся им лба.

– О, это, брат, штука!.. Это значит, мы его разыщем. Да и еще кое-кого вместе с ним… Я тут слышал про одно место. Манзы золото моют… Около одной речки. Он, видно, там был, да туда, видно, и пошел.

Он сунул в рот полупотухшую трубку и стал ее раскуривать, пыхтя и отдувая щеки.

А когда раскурил, затянулся, выпустил дым опять через нос и губы и сделал перед собой круглый жест рукой.

– Тут ведь сколько угодно золота… Только ковырни…

– А вы знаете, как пройти?..

– На ихнюю заимку-то?..

– Да, где эти манзы.

Лицо у Семена омрачилось.

– Говорят, оно заколдовано, это место. Один здешний шаман заколдовал… Да это все враки.

Семен стал еще мрачнее.

Мигнув на Петьку глазами, он спросил:

– А ты как думаешь?

– Конечно, враки…

– Я, видишь, ходил раза два… Да думаю, мало ли что… Заколдовано, не заколдовано, а как придешь один, а их там десятеро… А теперь нас все равно что шестеро…

Он выразительно поглядел на Петьку.

– Чуешь?

И, подогнув на левой руке указательный палец под большой, произнес, шевельнув усами:

– Во-первых то у меня был один патрон в ружье, а теперь пять патронов… Значит, пять?.. Так, теперь дальше…

И при этом он указательным пальцем правой руки надавил на следующий за указательным на левой и пригнул его к ладони.

– Второе – ты… Выходит шесть. Да еще труба… Она одна стоит трех. Значит, как раз десяток… И значит, теперь можно… Да еще Ваську захватим. Васька один десять сломает. А?

– Конечно.

– Пойдем, значит?

– Найдем ли только?

– Ну вот, найдем…

– Погодите, где эта сумка?

Петька вспомнил о бумагах, заключавшихся в портфеле.

– Там были какие-то планы…

Сумка висела на стене.

Петька снял ее, раскрыл, достал портфель и из портфеля вынул бумаги…

Внимание его сразу остановил небольшой кусок бристоля с нанесенным на нем чертежом…

Петька учился три года в железнодорожном училище и умел чертить карты…

Он разобрал сразу на чертеже лесные пространства, горы и реку, извивавшуюся среди леса в узкой полосе низменности.

Надписей он, разумеется, не мог прочесть…

Надписи были японские.

Но ему бросился в глаза на правом берегу речки, в среднем её течении, неправильный четырёхугольник, закрашенный золотой краской…

– Слушайте, дядя Семен, что это речка, где промывают золото, куда течет?

– Куда течет?.. Еще в одну речку.

– А та?

– А та в море.

– А откуда она течет?

– Какая? Которая в море или маленькая?

– Маленькая.

– Маленькая… Гм… Маленькая от их. Вон туда…

И Семен махнул рукой в сторону двери.

Петька уткнулся опять носом в карту. Потом он повернул карту так, что низовья неведомой реки, изображенной на карте, приходились против двери.

– Дядя Семен!

– Ну…

– Вы хорошо знаете эту речку, где золото?..

– Ну вот, как же не знать!

– Знаете, как она течет?.. Где и как поворачивает, где есть болота, где горы?..

– Знаю порядочно.

– Ну, хорошо; станьте теперь лицом, куда она течет.

– А зачем?

– Да уж тогда узнаете…

Семен крякнул.

– Опять что-нибудь?..

Он взглянул через плечо. Петьки на разложенные перед ним бумаги.

– Нашел, что ль, что?

– Да уж вы не спорьте… Это еще лучше трубки, может, будет.

Семен встал и повернулся лицом к двери.

– Ну-ка…

Петька поставил палец на карту в месте истока реки.

– Значит, – начал он, – вы стоите сейчас лицом, куда течет речка?

– Так, – сказал Семен.

– Теперь слушайте… Речка начинается из болота?

Семен оглянулся на него.

– Ну, из болота… Знаю.

– Потом она течет прямо, потом тут такая дуга – лукой загибается?.. Так?

– Так…

Голос у Семена изменился сразу, словно ослабел.

– Потом заворачивает направо, – продолжал. Петька. – Верно?

Семен быстро повернулся к нему.

– Да ты что ж это!..

Глаза у него выкатились. Медленно поджал он губы, прижав нижнюю губу верхней, и молча смотрел, на Петьку.

Водя по карте пальцем, Петька продолжал:

– Потом идет опять прямо… потом будет с боку озеро?..

Семен шептал за ним почти беззвучно:

– Прямо… да… а потом озеро…

Петька уже не требовал от него подтверждений…

– А за озером, – почти крикнул, – сейчас на правом берегу и есть это самая заимка.

Семен согнул спину и хлопнул себя обеими руками по ногам около коленей…

– Ах ты Господи! – произнес он. – Ведь, должно, там и есть эта заимка; я так и сам думал.

Он тихо подошел к Петьке, спрятав руки за спину, и указал глазами на карту.

– Что ж это?

– Карта, – ответил Петька.

– Значит, план?

– Да, план.

– И на нем все видно?

– Все… очень хорошая карта.

– А как же это?

– Погодите, дядя Семен.

Петька что-то очень внимательно рассматривал в правом уголке карты.

– Ну-ну, – сказал Семен и отступил назад, все держа руки за спиной.

Постояв молча минуту, он подался корпусом вперед и проговорил тихо, вытягивая шею:

– Что еще нашел?

– Погодите…

– Ну-ну.

Семен опять замолчал.

Петька, наконец, поднял голову от карты.

– Тут, дядя Семен, – проговорил он вдумчиво, – я еще хорошенько не разобрал… А тут, кажется, еще показано, как пройти на эту заимку с берега. Прямо, кажется, надо по ручью. Ручей тут как раз течет в реку.

– Ну, этого я не знаю, – сказал Семен. – Туда я не заходил. Обаполо бродить бродил, а около самой заимки не был. Не знаю.

– Не были?

– Не был…

– Ну, теперь пройдем.

– Давай Бог… А уж он непременно туда наладился… а?.. Ты как думаешь?

– Думаю, что туда… Где ж ему тут…

– То-то и толкую. Куда ни подайся, везде лес, глушь… Зверье бродит.

Петька стал укладывать бумаги обратно в портфель. Потом замкнул портфель, положил его в сумку и застегнул на сумке ремни…

– Хитрый народ, – сказал Семен, когда Петька, встав коленями на край койки вешал сумку на прежнее место, на стенке.

Петька взглянул на него через плечо.

– Японцы-то, – пояснил Семен, опасаясь, вероятно, чтобы Петька не принял его слов на свой счет. – О, мы что, мы простые…