Текст книги "В Маньчжурских степях и дебрях
(сборник)"

Автор книги: Иоасаф Любич-Кошуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Иоасаф Любич-Кошуров
В МАНЬЧЖУРСКИХ СТЕПЯХ И ДЕБРЯХ
Приключенческая повесть и военные рассказы

В Маньчжурских степях и дебрях

I

Петька Чужих прислонил свой карабин к дереву, приложил руки ко рту рупором и крикнул громко, что было силы:

– Гоп-гоп!

И через секунду опять:

– Гоп-гоп!

Потом опустил руки вдоль тела и прислушался.

Кругом было тихо.

Только гудели комары. Где-то далеко стучал дятел.

Ровный однообразный шум шел над лесом в верхушках деревьев.

Гоп-гоп!.. Гоп-гоп!

Но в ответ только этот однообразный шум деревьев.

Дятел перестал стучать, потом застучал ближе резко, громко.

Ствол дерева, где стоял Петька, скрипел чуть слышно, и когда Петька прислонился к нему спиной, он почувствовал, будто дерево дышит, тоже тихо, почти незаметно, в такт своему скрипенью.

Опять он крикнул:

– Гоп-гоп!

«Рип-рип», рипит дерево… Шумят вверху листья…

Дятел, кажется, застучал еще громче, еще чаще, с дробными перебоями словно вдруг рассердился…

Зеленым морем стелется кругом заросль между деревьями…

Кустарники стоять неподвижно… Сюда не доходить ветер.

Тут тишина… Мягкий, зеленый сумрак окутывает гущу кустов.

Только кое-где солнечный свет золотится на ветках и листьях.

Тихо…

И вдруг в кустарниках что-то хрупнуло глухо и слабо…

А Петька в это мгновенье, с напряженным вниманием насторожив слух и затаив дыхание, ждал ответного голоса на свой голос…

И ему уже казалось даже, будто он слышит где-то далеко-далеко какие-то голоса сквозь шум листьев, такие же смутные, неопределенные, как шум листьев, немолчный, монотонный, у него над головой.

Голоса словно летели к нему с этим шумом и в этом шуме…

Летели и не могли долететь, потому что ветер разносил их с собою по всему лесу, всюду вокруг над всем необъятным зеленым простором.

И они замирали в листьях, и вспыхивали опять, и опять замирали.

Звук, раздавшийся в кустах, откликнулся в сознании у Петьки неясно и смутно… Но через мгновенье точно электрическая искра пробежала у него по телу и ударила в мозг.

Что это?… Откуда это тот звук?

Весь он замер.

Листья над головой перестали шуметь, стук дятла оборвался сразу…

Петька вспомнил о диких зверях, с которыми приходится иногда встречаться охотнику в этих местах.

Может-быть, это тигр крадется…

Он схватил карабин.

Руки у него дрожали… Во рту стало холодно. Холодок пробегал и по зубам и охватывал сердце.

Карабин у Петьки был малокалиберный, но под сильный патрон Винчестера.

Обыкновенно Петька стрелял свинцовой пулей…

На всякий случай, однако, он брал с собой три, четыре патрона с пулей в мельхиоровой полуоболочке.

Такой пулей можно было убить быка. Она действовала как разрывная.

Патроны с пулей в полуоболочке он держал, чтобы не спутаться, когда они понадобятся, отдельно от других патронов в кармане своих шаровар.

Не сводя остановившихся, широко открытых глаз с чащи кустарников, он отвел затвор карабина книзу и переменил патрон.

Потом закрыл затвор и вскинул карабин к плечу.

Только один раз коротко мигнули его веки, и сейчас же глаза опять широко открылись и словно застыли, как стеклянные, глядя поверх ствола все в одну точку, в чащу кустарников.

На лбу выступили капли пота, и во рту опять стало холодно… Потом во рту и в горле сразу пересохло словно изнутри пыхнуло жаром.

Что это?… Откуда это тот звук?

Весь он замер.

Листья над головой перестали шуметь, стук дятла оборвался сразу…

Петька вспомнил о диких зверях, с которыми приходится иногда встречаться охотнику в этих местах.

Может-быть, это тигр крадется…

Он схватил карабин.

Руки у него дрожали… Во рту стало холодно. Холодок пробегал и по зубам и охватывал сердце.

Карабин у Петьки был малокалиберный, но под сильный патрон Винчестера.

Обыкновенно Петька стрелял свинцовой пулей…

На всякий случай, однако, он брал с собой три, четыре патрона с пулей в мельхиоровой полуоболочке.

Такой пулей можно было убить быка. Она действовала как разрывная.

Патроны с пулей в полуоболочке он держал, чтобы не спутаться, когда они понадобятся, отдельно от других патронов в кармане своих шаровар.

Не сводя остановившихся, широко открытых глаз с чащи кустарников, он отвел затвор карабина книзу и переменил патрон.

Потом закрыл затвор и вскинул карабин к плечу.

Только один раз коротко мигнули его веки, и сейчас же глаза опять широко открылись и словно застыли, как стеклянные, глядя поверх ствола все в одну точку, в чащу кустарников.

На лбу выступили капли пота, и во рту опять стало холодно… Потом во рту и в горле сразу пересохло словно изнутри пыхнуло жаром.

Что, если тигр?

Будь у него штуцер, он успел бы при первом промахе или неловком выстреле пустить в зверя вторую пулю из другого ствола.

Но у него только одна пуля.

В случае неудачи ему все равно не успеть перезарядить карабина.

Тогда он погиб.

Эти мысли промелькнули мгновенно в его мозгу, как одна мысль словно все мысли о штуцере, о тигре, о промахе слились в одну мысль.

И его страх перед страшным зверем вдруг словно сгорел в этих мыслях… Или ушел куда-то далеко… Опустился глубоко-глубоко…

Но душа стала спокойна…

Точно была буря в душе, и потом наступило затишье.

Он держал под цевьем карабина в левой руке запасной боевой патрон. Но он не помнил, как и когда очутился у него в руке этот другой патрон.

Он только сейчас ощутил его на ладони.

У него всегда была такая привычка – стрелять по дичи с запасным патроном в левой руке, чтобы, в случае промаха, быстро перезарядить карабин.

И ему, правда, удавалось иногда догонять вторым выстрелом дикую козу или волка.

Конечно, тигр – не волк.

Тигр от него не побежит…

Но он выпрямился, прислонился к дереву и стал ждать.

Его брови были сдвинуты.

Коротенькая морщинка легла на лбу между бровями вверх от переносицы.

И вдруг он почувствовал, как кто-то схватил его сзади за руку около локтя крепко и больно.

Душа словно застыла… Мурашки побежали от шеи по затылку.

Он хотел крикнуть, хотел повернуться, но голос, этот готовый сорваться с губ крик ужаса, будто потух в гортани.

Глаза открылись широко, широко. Он чувствовал, как уходят его силы.

В ногах под коленями пробежала дрожь, и ноги подгибались сами собой.

II

– Бросай ружье!..

Чьи-то сильные, твердые, как деревянные, пальцы забегали у него по руке от локтя вверх к плечу, нащупывая то тот, то другой мускул…

И вдруг остановились.

Крепкие ногти надавили больно на какую-то жилу под мышкой…

– Бросай!..

Правая рука, державшая карабин около шейки приклада, разжалась у него сама собой.

Он чуть не вскрикнул от боли.

Карабин кувыркнулся в левой руке прикладом книзу и ударился с легким бряканьем задком о землю…

Какой-то человек, невысокого роста, сутулый, бородатый, в кожаной черной куртке выскочил из-за спины и схватил карабин.

Должно-быть, карабин его интересовал больше, чем Петька…

Он отошел с карабином в сторону и стал рассматривать его, поворачивая то так, то этак, с очень озабоченным видом, сосредоточенно хмуря брови и шевеля усами.

Потом вскинул глаза на Петьку и сказал:

– Эге, молодчик!..

И, скосив глаза сейчас же в сторону, в глубину леса, мотнул головой и присвистнул:

– Фю-фю-фю.

Затем повернул карабин боком, поднял его немного и склонился над ним совсем низко, почти касаясь ствола усами…

Внимание его, очевидно, привлекла теперь прицельная планка…

Лицо у него снова стало сосредоточенное.

Брови сдвинулись, кожа на широком, красном, почти кирпичного цвета лбу собралась в морщины, глаза сощурились…

Он еще ниже наклонил голову и, держа карабин в левой руке, поставил большой палец правой ногтем на прицел сбоку, возле второй зарубки…

Потом передвинул палец до четвертой зарубки…

Еще глубже, еще резче стали морщины на его лбу, брови сошлись совсем.

Вдруг он поднял голову и остановил глаза на Петьке.

– Пять и ноль – это сколько? – спросил он.

Голос у него был хриплый и грубый.

– Петька уже успел немного придти в себя.

– Как? – спросил он, в свою очередь.

Он не совсем хорошо понял, о чем его спрашивают.

– Пять и ноль… я говорю, пять и ноль…

И человек в кожаной куртке покрутил указательным пальцем над затвором карабина.

– Ну?..

Затем нахмурился и добавил, мигнув веками:

– Тут отчеканено.

– А, – сказал Петька, догадавшись, наконец, в чем дело, – это пятьсот…

Человек в кожаной куртке снова поднес карабин к глазам и через секунду снова глянул на Петьку из-под густых черных бровей.

– Пятьсот?

– Пятьсот… Только вы, дяденька, зачем?.. Вы мне ее отдайте, винтовку.

Человек в куртке опустил карабин к ноге и сейчас же, едва карабин коснулся о землю углом приклада, отсторонил его от себя и потом оглянул его сверху вниз от конца ствола до приклада.

– Хе, – сказал он, – винтовка. Какая это винтовка?

Снова он бросил короткий взгляд по карабину и снова остановил глаза на Петьке.

– Так на пятьсот?

Человек в кожаной куртке, очевидно, не был злой человек…

Правда, он говорил насмешливо и несколько пренебрежительно, но Петька видел, что в душе он ничего не имеет ни против него, ни против его винтовки.

Может-быть, он только не доверял цифрам, выставленным на прицеле винтовки.

– Отдайте дяденька…

Петька протянул к нему руку.

– Чего?..

Человек в кожаной куртке шевельнул бровями… Чуть-чуть обозначились на разгладившемся теперь лбу лёгкие морщинки.

– Я говорю, зачем она вам…

Петька все держал руку протянутой…

– Да на!..

И человек в куртке двинул было винтовкой в сторону Петьки… Сейчас же, однако, он задержал винтовку…

Даже немного нагнул ее к себе…

– Заряжена!

– Заряжена… и курок поднять.

– Можно стрелять?

– Можно, – сказал Петька хмуро и опустил руку.

Человек в куртке оглянулся кругом, поднял потом карабин к плечу и прицелился в молоденькую березку, толщиной вершка в полтора…

Он потянул за спуск, потом отпустил спуск, потянул опять и опять отпустил.

Небольшой вороненый курок сзади затвора оставался неподвижен…

– Что же это? – сказал человек в куртке, повернув лицо в Петькину сторону, и потом потрогал спуск… – Ви!.. не действует.

– Она с отказом, – проговорил Петька по-прежнему хмуро.

Он все более переставал бояться человека в куртке.

– Как с отказом?…

– Сперва спуск идет слабо, как на ниточке, а потом, как упрется, тут и спускай…

На лице человека в куртке изобразилось недоумение.

Несколько секунд он смотрел на Петьку молча, потом произнес, вздернув брови:

– Ф-э…

И выставил между зубами кончик языка.

Потом крякнул и сказал:

– Теперь чую…

Вскинул карабин, прицелился и выстрелил. Березка вздрогнула и медленно с легким треском повалилась в кусты, как подрезанная.

Петька даже сам не ожидал такого эффекта.

До сих пор ему еще не приходилось стрелять из своего карабина разрывными пулями…

Громко, почти с отчаянием он крикнул:

– Отдайте, дяденька!..

Но человек в куртке взял карабин под мышку и пошёл прочь, не особенно торопясь и не взглянув больше ни разу на Петьку, будто он никогда его и не видел, будто Петьки тут и не было.

Он шел и говорил, качая головой:

– Ну-ну…

Казалось, это он не у Петьки отобрал винтовку, а купил ее в магазине, попробовал и теперь несет домой чтобы повесить на гвоздик у себя над кроватью.

III

– Дяденька!..

Человек в куртке шел впереди Петьки также неторопливо, не оборачиваясь, и продолжал рассуждать сам с собою:

– О-о… Да… Это точно… Это можно сказать…

И качал головою.

Вдруг он остановился.

Взглянув через плечо на Петьку, он спросил:

– Ты чей?

– Чужих, – ответил Петька…

Человек в куртке пошел дальше.

Сделав несколько шагов, он опять остановился.

– Так Чужих?

– Чужих.

– Гм… А откуда?

Петька назвал свою станицу.

– Гм, – опять сказал человек в куртке.

Петька видел, как он крепче прижал карабин под мышкой. – Дяденька!..

Даже слезы навернулись на глазах у Петьки. Не отрываясь, он смотрел на рубчатый изящный задок своего карабина…

– А дяденька!

– Ну?

– Отдайте.

Человек в куртке повернулся к нему совсем.

– Значит… значит, – заговорил он и вдруг широко открыл глаза и уставился, не мигая на Петьку…

Глаза у него были большие, серые… Теперь глаза выкатились; зрачки точно сжались с боков и вытянулись немного к верху поперек белков…

Он снова вздернул брови.

– Далеко ж ты, молодчик!

И он присвистнул…

– Дяденька, – снова начал было Петька, но голос у него пресекся… Испуганно, быстро он поднял глаза и остановил их на человеке в куртке…

– Как далеко?..

Говорил он с запинкой точно заикаясь.

Человек в куртке сдвинул брови и пристально посмотрел в глаза Петьке.

– А ты не врешь?

– Чего вру?

Человек в куртке подумал немного.

– А ты где ночевал?

– В лесу…

Значит, ночи три ночевал?…

– Четыре…

Голос у Петьки был все такой же пресекающийся. Также испуганно глядели его глаза…

– Теперь шабашь! – сказал человек в куртке. – Не выйти тебе отсюда до второго пришествия.

Он помолчал немного и заговорил опять:

– Заблудился… да… понимаю… Я сам так раз заблудился вроде тебя…

Он все двигал бровями… Усы у него тоже шевелились. Морщины на лбу то разглаживались, то собирались снова.

– Охотник?

И он крякнул и пристально поглядел в глаза Петьке.

– Охотник, – ответил и Петька.

Человек в куртке опять крякнул.

– На охоту ушел?

– Да.

– За козой?

– За козой.

– А ружье потихоньку стащил?

– Потихоньку.

Человек в куртке мотнул головой.

– Знаю… все знаю…

Снова он двинул бровями.

– У отца стащил?

– Нет, у дяди.

– Ну, а я у отца… Гм…

И закрутив ус вокруг он оттянул его в сторону, потом книзу…

И сейчас же вслед за усом наклонилась, и его голова будто он притянул ее за ус.

– Гм… да… Что ж ты теперь будешь делать?

Он вскинул глаза на Петьку.

– А?

И закрутил другой ус.

– Не знаю, – сказал Петька.

Человек в куртке глядел на него исподлобья, немного искоса. Распустив и расправив ус, он закрутил его опять вокруг пальца…

– Чего?

– Не знаю, – повторил Петька, – вы говорите, далеко? – Не далеко, а опять заблудишься… Верст около ста.

– Сто верст! – воскликнул Петька.

Человек в куртке повернулся к нему спиною.

– Пойдем ко мне.

– Дяденька!..

– Сказано, пойдем….

И человек в куртке шагнул в кусты.

– А винтовка!..

И Петька увидел опять, как человек в куртке поплотней прижал его карабин под мышкой.

Немного погодя, человек в куртке сказал:

– Хорошая штучка…

– Вы меня проводите домой? – спросил Петька.

– Провожу – ответил человек в куртке, шагая по кустам.

Петька шел за ним. Ветки хлестали ему в лицо, сухие корявые сучья задевали за платье. Но он не замечал этого.

«Унесет, – думал он, – ой, унесет и бросит!»

Человек в куртке несомненно не был разбойником.

Но кто он был?

Петька понимал только одно: человеку в куртке понравилась его винтовка и он кажется намеревался завладеть ею.

Что тогда будет делать Петька?

И потом, куда его ведет человек в куртке?

Он говорит: «пойдем ко мне»… Стало-быть, он тут живет где-нибудь недалеко… А кругом лес, тайга…

Петька вспомнил про нож, который он всегда держал за голенищем.

Но он не вынул ножа.

Он чувствовал себя совсем беспомощным… Отчаяние опять охватило его… Слезы навертывались на глаза…

Ему хотелось бросить человека в куртке, убежать от него. Но он продолжал идти за ним, глотая слезы и плохо видя за слезами, куда он идет…

А человек в куртке все бормотал что-то про себя глухо и невнятно, плевался и крякал. И все шел, шел. Все дальше, дальше, перепрыгивая через пни, через повалившиеся деревья, через колдобины и рытвины.

IV

– Ну, вот и дома!..

Человек в куртке остановился и оглянулся на Петьку.

– Я тут живу… да… Тут у меня землянка… Петька напрасно искал землянку. Как и раньше, кругом него было непроходимая чаща кустарников.

Человек в куртке раздвинул ветки густого орешника и шагнул вперед.

Согнувшись потом и все продолжая придерживать руками ветки орешника, он крикнул:

– Сигай сюды!

Затем выпустил ветки и спрыгнул куда-то вниз.

Петька слышал, как глухо стукнули его сапоги… Он тоже нагнулся, развел ветки и увидел прямо перед собою высокий бугор, сплошь заросший диким виноградом.

Аршина полтора кверху бугра чернело четырёхугольное отверстие, очевидно, вход в землянку.

Чтобы земля не обваливалась, в эту узенькую мрачную дыру была вставлена деревянная рама, сколоченная из толстых деревянных брусьев оструганных довольно чисто.

Дверь отворялась внутрь…

– Сигай, сигай! – крикнул опять человек в куртке, показываясь в полумраке входа по грудь. Затем он схватился руками за порог и высунулся немного из своей берлоги.

– Эй, молодчик!..

И закивал Петьке головою.

Губы его расплылись в улыбку.

– Сигай, не бойся!..

Внутри бугра раздалось глухое урчанье…

Человек в куртке скосил глаза и крикнул грубо:

– Ну, ты! Эй!..

И застучал внизу ногой…

Затем он опять обратился к Петьке:

– Иди, говорят тебе…

– А это у вас что там?

Подняв над головой руки, Петька держался за ветки и чуть-чуть колыхал ими.

На человека в куртке он смотрел недоверчиво и мялся на месте.

– Медведь, – сказал человек в куртке, – только он ручной и совсем вроде как собака.

– А как бросится?..

– Не бросится…

Что-то темное, косматое появилось рядом с человеком в куртке… Рядом с его руками на порог легли две лапы… Лапы заскребли по порогу. Послышалось кряхтенье…

Петька видел, как толстые когти вцепились в край порога…

– Пошел на место! – крикнул человек в куртке. – Ну! говорят тебе…

Когти разжались, лапы сползли с порога…

– Пошел, пошел!..

Петька шагнул вперёд и остановился.

– А у вас там темно?

– Чего темно! У меня окно…

– И он не тронет?

– Сказал, не тронет!.. Он меня боится.

Петька, наконец, решился…

– Ладно, – сказал он, – пустите.

И совсем близко подошёл к порогу.

– Пустите. Прямо сейчас вниз?

– Прямо вниз; тут три порожка.

Продолжая держаться руками за порог, человек в куртке откинулся назад… Сразу он пропал в темноте… Только руки его белели на пороге.

Потом он разжал пальцы и гулко стукнул, спрыгнув вниз.

Петька стал спускаться по порожкам. Один, другой; внизу смутно видит третий…

А дальше – тьма…

Пахнет землей, сырой овчиной, дымом…

– Погоди, – слышится голос человека в куртке, – я открою окошко…

Что-то скрипит в глубине землянки.

– О, чорт! – опять доносится снизу его грубый голос. Слышно, как он дергает за веревку: веревка глухо звучит отрывистым, гудящим звуком.

– О, чтоб тебя!..

Опять гудит веревка, еще резче.

Человек в куртке кричит снизу:

– Забухло, чтоб его!

И вдруг блеснул свет…

Землянка осветилась сразу…

Прежде всего Петька увидел хозяина землянки. Он стоял посреди землянки с головой, поднятой кверху, держа в левой руке веревку, спускавшуюся с потолка.

Сейчас же он бросил веревку и повернулся к Петьке.

– Теперь видно?

– Видно…

Петька глянул кругом и потом вниз. Ступеньки обрывались сразу, круто… От последней ступеньки до полу было около аршина.

– Ну, прыгай!

Петька спрыгнул…

Что-то завозилось в глубине землянки в углу около сложенной из сырцового кирпича маленькой в роде кухонной плиты печки.

Там было темно…

Только стенка печки едва заметно белела с одного края.

И вдруг по краю печки неясно проползла какая-то тень, и затем в освещенном пространстве показалась большая голова с острыми ушами и короткой острой мордой…

Человек в куртке сделал свирепые глаза и крикнул, круто повернувшись к печке:

– Васька!.. Ну!

И топнул ногою…

Голова скрылась.

– Это он? – спросил Петька.

– Он…

И, подняв руку, человек в куртке погрозил указательным пальцем в угол около печки.

– Я т-тебя, каналья!..

– Молодой он?

– Три года…

Человек в куртке подошел к выходу из землянки и запер дверь, подперев ее толстым дубовым колом.

V

– Дяденька!

– Ну?

– А вы кто будете?..

– Охотник, – ответил хозяин землянки и спросил в свою очередь: – ведь ты охотник?

– Охотник…

– Ну, и я охотник. Тебя как звать?

– Петром.

– Ну, а меня Семеном…

– Вы тут так постоянно и живете?..

– Гм, – сказал хозяин землянки.

– Бывает и уходите?

– Все бывает…

– А домой вы меня проводите?

– Сказал, провожу…

Петька повел глазами на карабин… Карабин теперь уже висел в головах над сколоченными из досок козлами, застланными вместо матраца козьими шкурами.

– Дяденька… Дядя Семен… А ее как же?..

И Петька кивнул головою на карабин.

– Кого ее?..

Глаза у хозяина землянки вдруг словно наполнились мраком.

Голос зазвучал хрипло и отрывисто.

– А винтовку… Дяденька…

Семен крякнул, опустил глаза, помолчал немного и, потом опять подняв глаза, проговорил:

– Уморился, небось?

– Чего?

Петька все смотрел на карабин.

– Уморился, говорю, небось!

– А что?

– Спать бы ложился…

И, подойдя к койке Семен присел перед ней на корточки. Неожиданно вдруг он повернулся к Петьке лицо и произнес вопросительно:

– А?..

– Я ничего, – сказал Петька.

– А мне показалось, будто говоришь. Спать хочешь?

Он сунул руку под койку и пошарил там, бормоча что-то; потом выдернул из-под койки связку козьих шкур.

Опять он повернул к Петьке лицо.

– На…

И еще немного подпихнул рукой связку по направлению к Петьке.

– Это тебе постель.

Потом повел головой в бок, в угол возле двери.

– Там стелись…

И через секунду добавил:

– Я тоже лягу.

Петька взял шкурки и стал их развязывать.

Семен поднялся с пола, занес руки за голову, за затылок и, переплетя на затылке пальцы, потянулся всем телом.

– О Господи, Господи!..

Затем хрустнул пальцами.

Петька развязал шкурки и разостлал их на полу. Одну шкурку он положил в голова.

– А есть не хочешь?

Петька отрицательно качнул головой.

– Нет, не хочу.

– А то у меня есть фазан.

– Не хочу, – сказал опять Петька.

– Ну, как хочешь…

Семен подошел к печке.

– Васька! – крикнул он, отступил на шаг и хлопнул ладонью по коленке.

Потом свистнул.

Порядочной величины медведь поднялся тяжело и медленно и подошел к нему.

Семен потрепал его по голове, взял затем за загривок и подтолкнул легонько другой рукой сзади.

Пошел на сторожку.

Переваливаясь и ступая ровным, размеренным шагом, медведь приблизился к двери, постоял здесь немного, опустив голову, и потом опустился на пол сразу всем телом.

Он протянул перед собой передние лапы и положил на них голову.

От Петьки он был всего на расстоянии шага.

Покосившись на Петьку, он сейчас же перевел глаза на дверь.

Петька смотрел на него молча, не смея шелохнуться.

Он видел, как медведь закрыл глаза.

– Дяденька!..

В голосе у Петьки слышались слезы… Прямо в глаза он уставился Семену.

– Боишься?…

– Да ведь, дяденька, зверь…

– А еще охотник!..

– Да ведь как же без ничего…

– Не тронет, сказано…

И, нахмурив брови, Семен проговорил протяжно, повернувшись к медведю:

– Ва-а-сьсс-ка…

И погрозился медведю пальцем.

Вторую половину слова он произнес с каким-то присвистом и особенно энергично тряс при этом пальцем перед самым своим носом.

– Чтоб у меня смирно, – закончил он, – слышишь?

Медведь опять покосился на Петьку.

– Не буду я с ним спать! – крикнул Петька и отошел в сторону.

Семен опустил голову, склонив ее немного к плечу, и дернул себя за ус.

– Чего?…

– Не буду, – повторил Петька.

Его уже начинала разбирать злость против этого человека, распоряжавшегося с ним, как с своей вещью.

– Мудруйте над вашим медведем, – сказал он, – а меня не трогайте.

Семен пристально глядел на него и молчал.

Наконец, он заговорил:

– Если ляжешь с Васькой, то я тебе подарю винтовку… Да… подарю винтовку…

И с последним словом, он вскинул голову и подбоченился. – Ну?

– А какую? – спросил Петька.

– Какую! Известно какую… Вот эту.

Он указал на Петькин карабин.

– Ей Богу?..

Лицо у Петьки просветлело.

Семен мотнул головой.

– Сказал, значить так…

Петька закусил нижнюю губу… На лбу собрались морщинки.

Минуту он молчал, потом проговорил отрывисто:

– Ладно!

И сейчас же лег на свою постель.