Текст книги "Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Там было написано, что пятнадцать, а он нам дал гораздо больше, – сказала она уже на шоссе, когда страшная усадьба наконец скрылась из виду, а дикий вой транзистора стих в отдалении. – Понятия не имею, сколько их, и исправлять не стала. Не говоря о том, что ни за какие коврижки я не согласилась бы их пересчитывать там!

– Что это вообще было, просто кошмар какой– то! – простонала Шпулька, глубоко дыша и стараясь более или менее прийти в себя. – Это же сумасшедший, точно, потому что пьян-то он не был! Почему он вытворял эти штуки?!

– А тебе какое дело? Главное, что он нам дал в два раза больше этого добра, чем обещал. Я только не понимаю…

– Погоди. У меня такое впечатление, что ты все время пытаешься что-то сказать. Что такое «каким чудом»?

– Я как раз и собиралась тебе именно это сказать, а ты меня снова перебиваешь. Я уже пару часов не могу закончить начатую фразу! Я не понимаю, каким чудом он мог переставлять мебель в темноте без малейшего шума. Ведь мы стояли во дворе и ничего не слышали.

Шпулька, которой наконец удалось как-то поставить одну ногу на столешницу посреди палок и веток, замерла на месте, готовая оттолкнуться другой ногой.

– А знаешь, действительно… Мне просто в голову не пришло. Ведь это невозможно! Он что, силой воли перемещал тот шкаф?

– Я подозреваю, что он вовсе не переставлял мебель. И вообще, ты веришь, что есть на свете такой кот, который может сбросить чуть ли не полкрыши?

– Ни во что я не верю. Вот именно, что мне все это не нравится. Слава Богу, что это все в последний раз и больше мы туда не поедем! Темно, как у негра во всех местах, поехали! Я до завтра в себя прийти не смогу…

Таинственная машина появилась за ними только за углом. Она ехала точно так же, как в прошлый раз, на том же расстоянии. Полуживая от страха Шпулька толкала повозку в нечеловеческом темпе, среди многочисленных отчаянных клятв никогда не выходить из дома с наступлением темноты и разнообразных ругательств в адрес тех, кто выдумывает такую идиотскую общественную работу. Они точно тем же путем, что и вчера, доехали домой и уже в половине девятого вечера добрались со столом на колесиках до дома Шпульки.

– Завтра мы едем в Тарчин, – твердо сказала Тереска.

– Не завтра! Ради всего святого, только не завтра! – умоляла Шпулька с безумными глазами. – Позволь мне передохнуть! Послезавтра!

– Послезавтра исключено, потому что я иду с Богусем в кино. Снова отложится, а ведь надо свалить всю эту гадость с плеч долой – и конец делу. И нас в покое оставят. Так что завтра, сразу после уроков.

– Я от этого с ума сойду!

– Не сойдешь, ничего не будет. В Тарчине живут нормальные люди, а одного садовника я сама знаю. И вообще до сих пор все были нормальные, за исключением одного этого. И даже хорошо, если в Тарчин они тоже поедут за нами, мы сделаем перерыв и переждем их.

– Давай переждем сейчас!

Тереска была неумолима. Собирание саженцев для будущего сада было необыкновенно тяжелым и занудным занятием, оно отравляло ей жизнь, отнимало время и занимало мысли, которые надо было посвятить более важным и неотложным делам. Она мечтала любой ценой покончить с этим как можно скорее. Особенно потому, что такая внушительная общественная работа давала возможность заслужить в школе право ничем больше не заниматься до конца года. А в школе всегда лучше отличиться в хорошую сторону, чем в плохую. Она не видела другого выхода, кроме как дотянуть количество собранных саженцев до тысячи и вздохнуть с облегчением.

Она уступила мольбам Шпульки только в одном отношении – чтобы они возвращались домой под защитой твердой мужской руки. Зигмунт даже обрадовался возможности проверить, не пригодится ли ему курс дзюдо, который он посещал весь прошлый год. Поотстав от Шпульки, он договорился с Тереской, что пойдет в отдалении, чтобы не отбить у возможных хулиганов охоты нападать, а в нужный момент появится. Домой он вернулся страшно разочарованный, поскольку никто на Тереску не нападал. Шпулька вздохнула с облегчением.

Участковый позвонил в школу перед предпоследним уроком, в результате чего с последнего урока девочек отпустили. После краткого совещания подруги решили не открывать настоящей причины своего ухода, сваливая все на саженцы. Добыча, выпрошенная до сих пор, лежала в углу за старым сараем, прикрытая от глаз возможных похитителей кучей веток.

– Начнут расспрашивать, что да как, какие там преступники, и только голову нам заморочат, – раздраженно говорила Тереска. – Или мы туда опоздаем, или тут придется быть невежливыми. Лучше не нарываться. Мы скажем, что кто-то на огородах нам обещал пару штук и в другое время дать не может. Это же правда, потому что мы и так идем на огороды.

– Но ведь тогда придется что-нибудь принести! – запротестовала Шпулька.

– Да ведь пока никто не видел, как мы носим, не знает, где мы это держим, так что никому и не сообразить, которые саженцы мы вчера принесли, а которые сегодня. В конце концов, что-нибудь там выцыганим…

Участковому неведомо почему не понравилось перелезать через закрытые ворота, и он предпочел открытую калитку. Обе, Тереска и Шпулька, в один голос запротестовали, утверждая, что от калитки они дороги к подозрительному месту не найдут. Однако их уверили, что на нужное место их приведут.

На нужном месте молодой человек мощного сложения с мрачной мордой прибивал какие-то реечки к беседке. Тереска и Шпулька, затаившись в зарослях, смотрели на него с большим интересом.

– Морда у него довольно бандитская, но я его в жизни в глаза не видела, – заявила Тереска, завершив осмотр. – А ты?

– И я тоже нет. Он вообще ни на что не похож.

Участковый явно огорчился. Юноша, судя по внешнему виду, весьма недурно подходил на роль потенциального бандита. Судя по полученным сведениям, он был сыном медсестры, у него имелись дружки-приятели, которых он зачастую приглашал на участок мамуси. Надежда, что именно их и подслушали девочки, оказалась обманчива.

– А вообще-то я даже и не знаю, тот ли это участок, – с упреком сказала Шпулька.

– По-моему, участок тот самый, и я не знаю, откуда этот парень тут взялся, – недовольно откликнулась Тереска. – Хозяйка этого участка тут небось полгорода пахать заставляет. Те были постарше.

– Ну ладно, ничего не поделаешь, – сказал с сожалением участковый. – Раз не тот, надо искать дальше. Пошли!

Они прошли по аллейке несколько метров, и вдруг Тереска остановилась как вкопанная. Идущий следом Кшиштоф Цегна едва не налетел на нее.

– Ой, мамочки мои… – прошептала она в испуге. – Пан сержант!

На участке прямо перед ними какой-то тип в клетчатой рубашке и шортах наводил порядок на грядке. Он был один. Шпулька оглянулась и сдавленно пискнула. Участковый и Кшиштоф Цегна таинственным образом пропали с глаз долой. Тип обернулся, увидел их обеих, и лицо его осветилось дружелюбной улыбкой.

– Приветствую вас, – сказал он вежливо. – Вы, девушки, за саженцами пришли? Они приготовлены.

Как Тереска, так и Шпулька, не сговариваясь, сочли, что нужно вести себя спокойно, сказать «здравствуйте» и ни за что на свете не выказывать своих подозрений. Но в горле встал какой-то ком, а конечности отказывались слушаться.

– Ради Бога! – воскликнул коварный тип и сделал приглашающий жест.

– Если он начнет нас водить по участку… – вдруг оскорбленно шепнула Шпулька зловещим тоном.

Тереска сделала над собой усилие.

– Добрый день, – сказала она мужественно и направилась на грядку. – Если вы так любезны… Мы их возьмем…

– Ну и сколько вам удалось уже набрать? Далеко до тысячи?

– Нет, у нас почти что семьсот штук. Очень красивый у вас участок. Вот ваша жена удивится…

Шпулька за ее спиной тихо пискнула. Тереска опомнилась и прикусила язык. Коварный тип поднял на нее глаза и весело улыбнулся.

– Не женат я. Подожду с этим, пока подрастут такие хорошенькие и обаятельные существа, как вы. Вот, пожалуйста, я приготовил вам четыре саженца. Вы что же, все в руках таскаете? Тяжело ведь…

– Нет, вообще-то на санках возим, – ответила Тереска, не очень понимая, что говорит. – Но теперь унесем так, ничего страшного. Большое вам спасибо. Хотите расписку?

Коварный тип вроде как растерялся.

– Что, простите? Нет, спасибо, зачем мне расписка? Я куда охотнее посмотрел бы на ваши санки…

– Так ведь… – возмущенно сказала Шпулька, но примолкла, почувствовав ощутимый толчок под ребра.

– Большое вам спасибо, до свидания.

– К вашим услугам на будущее, в случае чего…

Участковый и Кшиштоф Цегна материализовались ниоткуда на полдороге к калитке.

– Это тот самый! – закричали обе одновременно. – Тех двоих нет, но там тот самый, который тогда был голый и копал!

На лице у Кшиштофа Цегны застыло странное выражение. Участковый с укоризной поглядел на девочек.

– Это режиссер с телевидения, – задумчиво сказал он. – Ну что ж, все возможно, и не такие вещи случаются в жизни. Вроде как он встречается иногда с такими двумя…

– Если меня спросить, так пусть ждет до морковкина заговенья! – вдруг перебила его Шпулька с омерзением в голосе. – Я за него не выйду, хоть бы он меня озолотил!

– Я тоже, – поддержала ее Тереска. – С ума он спятил… Вообще, – какой-то урожай на сумасшедших в последнее время!

– Уважаемые паненки считают, что у него не все в порядке с головой? – поинтересовался участковый.

– С головой! – возмущенно фыркнула Шпулька. – Он совершенно нормальный! Мерзкий развратник, лицемер, ведь он прекрасно знает, на чем мы возим саженцы, ведь он каждый вечер за нами ездит! Вчера один псих, сегодня другой… Ты же говорила, что больше сумасшедших не будет!

– А что, вчера вы тоже наткнулись на что-то в этом роде? – допытывался участковый, явно заинтересованный разговором.

Тереска и Шпулька, взволнованные последними своими приключениями, довольно сумбурно описали визит к удивительно гостеприимному селянину. Участковый и Кшиштоф Цегна обменялись понимающим взглядом.

– И к тому же машина у него была с дебильным регистрационным номером! – гневно закончила Шпулька, словно пользование автомобилем со сложными номерами относилось к самым извращенным преступлениям.

– Каким?

– Не помню. Никогда не помню даты этой идиотской революции. Но первая цифра – прямая противоположность моей отметки по истории. Вот она знает.

– Пять-семь-восемь-девять, – сказала Тереска. – Даже странно, что ты не помнишь, ведь цифры идут по порядку.

Участковому как-то не поверилось, что пять и семь идут по порядку, но в математические подробности он не вникал.

– А буквы какие? – спросил он. – Букв не помните?

– «В» и что-то там, – ответила Тереска.

– «ВГ», – торжествующе сказала Шпулька. – Я запомнила, потому что это инициалы моей тетки, которая живет в деревне. Она как-то нашла мертвого младенца, и про нее в газете написали сокращенно, одними инициалами.

Участковый подумал, что вдвоем Тереска и Шпулька вполне смогли бы доставить ему работы до конца жизни, но решил сосредоточиться как следует. Младенец из деревни – неважно, живой или мертвый, – наверняка не относился к его участку. У него под носом творится столько, что в ближайшее время не приходится бояться скуки.

Кшиштоф Цегна был очень взволнован.

– Это Черный Метя, – буркнул он. – Что он там делал?

– Никаких связей мы пока не обнаружили, – буркнул в ответ участковый. – А уважаемые паненки теперь куда? Обратно в школу?

– В Тарчин, – отрезала с досадой в голосе Шпулька.

– Сперва в школу, надо же отнести все это, – поправила ее Тереска, – потряхивая пучком саженцев. – А потом действительно в Тарчин. На автобусе.

– Ну и хорошо, мы вас подбросим на автовокзал…

* * *

– Уже и так весь город видел, как эта милиция возит нас на машине, – недовольно заметила Шпулька в автобусе. – Еще немного, и мы для всех станем подозрительными личностями. По-моему, самая пора с этим всем покончить.

– Может быть, мы и живы до сих пор только благодаря милиции, – утешила ее Тереска. – Бандиты тоже это видят и не могут на нас напасть.

– Знаешь, случаев мы им сами предоставляем столько, что хватит выше крыши.

– Но они не уверены, что поблизости нет милиции, и наверняка боятся. Хотя ты права, я тоже считаю, что со всем этим самое время покончить. Посмотрим, что будет в Тарчине, а в случае чего у нас есть еще садовник под Груйцем. Через две недели мы уже от всего этого отделаемся.

– Эх, уговорить бы нам кого-нибудь с машиной! – вздохнула Шпулька. – Пешком под Груец – я себе этого вообще представить не могу!

– У тебя есть знакомые с автомобилем?

– Весек… – сказала Шпулька неуверенно. – Ты же нравишься ему.

Тереска недовольно сморщилась.

– Будет ко мне приставать. Я этого не выношу. Вся их компания мне страшно не нравится, уж очень они зациклены на ухаживании за девочками. Весек считает, что если я с ним заговорила, то уже, значит, влюбилась, потому что с другой целью с ним вообще никто не разговаривает.

Шпулька снисходительно пожала плечами.

– Он уже привык. Эти глупые девчонки то же самое думают, так что на его месте и я привыкла бы. Все они такие: Йолька, Баська, Агнешка, Магда… полкласса! Только ты одна ты такая странная.

– Ага. И ты тоже. И еще пара-тройка девочек.

– Это не считается. Нас вообще не замечают. Мы старомодные и с предрассудками, как до войны. Большинство девчонок нахальные и всеми силами стараются иметь своего мальчика, все равно какого. Ничего другого у них в мыслях нет.

Тереска подумала, что ей тоже хотелось бы иметь своего мальчика, только чтобы им обязательно был не кто иной, как Богусь. Она не хочет никаких суррогатов, никого вместо него. Странная… Разумеется, она странная. Она не желала ходить в джинсах, демонстрируя к ним не просто презрение, а самую настоящую ненависть. Она довольно редко участвовала в домашних вечеринках, а уж если приходила, то к представителям противоположного пола относилась с такой сдержанностью, что на фоне окружения выделялась очень резко. Ее невозможно было «укротить». Ее волновали вопросы, которые не волновали никого больше. Все считали, что Тереска странная.

В глубине сердца и потаенных уголках души она пестовала свой идеал великой любви. Демонстрируя окружающим только скептицизм и некоторый житейский реализм, в самых дальних закоулках своего существа Тереска прятала веру в это сверхчеловеческое чувство. Чувство это должно было быть святым, уникальным, чтобы зиждилось оно на взаимопонимании и родстве душ, но обязательно оставалось при этом земным. Однако сперва духовные материи, потом уже все остальное.

Пока что ей очень и очень не везло. Сколько раз ей уже казалось, что она нашла подходящий объект, достойный того, чтобы одарить его потрясающими чувствами, но оставалась с этими чувствами одна. Объект не обращал на нее ни малейшего внимания. А если чьи-то чувства обращались на нее, неизменно оказывалось, что исходят они от личности очень даже среднего уровня.

Богусь пробудил в ней немыслимую надежду. С первого взгляда видно было, что он подходит по всем статьям, к тому же в самом начале знакомства он явно начинал ухаживать за ней совершенно как полагается. Первое в жизни, настоящее, неописуемо романтическое свидание под луной Тереска постановила запомнить навсегда, не сомневаясь, что таких очаровательных минут будет все больше, а вымечтанный роман из скромного бутона расцветет пышным цветом. Но почему-то все выглядит совсем иначе…

– А ведь сначала он за мной бегал, – сказала она ни с того ни с сего с глубокой обидой, уставясь в окно автобуса.

– А за кем же ему было еще бегать? – трезво ответила Шпулька, без колебаний поняв, о чем Тереска говорит. – Между нами, девочками, на той турбазе ты была самая красивая. Он правильно выбрал.

– Может быть, надо было притвориться, что он мне не нужен?

– Может быть, и так. Откуда мне знать? Ничего страшного, можешь притвориться теперь.

– Теперь у меня меньше возможностей.

– Так ты постарайся, чтобы их было больше.

– Кретинизм, – сказала Тереска, помолчав. – Я должна прилагать все усилия, чтобы с ним встречаться, чтобы притвориться, что он мне не нужен. Глупость какая-то получается.

– Что глупость – это верно, – немилосердно согласилась Шпулька, чувствуя с одной стороны легкую зависть и грусть, что Тереска переживает такие чувства, a c другой – великое облегчение, что у нее пока на этом фронте все спокойно. – Не хочется тебя огорчать, но что-то мне кажется, ничего с этим Богусем у тебя не получится.

– Глупая ты… лучше не серди меня сейчас! А то я ни слова не скажу ни одному садовнику, и тебе придется все самой устраивать!

– О Боже! – простонала Шпулька. – И зачем я дала себя втянуть в эту гадость! Я просто оживу, когда это сумасшествие с саженцами кончится! Пусть милиция… наконец… переловит этих бандитов! Не могу я существовать в таких условиях! Господи, давай кого-нибудь обворуем, убьем, но сделаем так, чтобы получить все остальные саженцы!

Два садовника в Тарчине проявили довольно умеренную благотворительность, отдав для нужд общества весьма ничтожную часть своего сада. Третий жил в отдалении, примерно километрах в двух от областного центра. С определенным трудом, уже в темноте, они нашли его владения. К счастью, владения были освещены, над входом в прекрасную современную виллу горела лампочка, внутри, несомненно, кто-то был.

– Посмотри, – легкомысленно сказала Тереска, остановившись перед калиткой. – Машина этого чокнутого.

– Какого чокнутого?

– Того типа, который вчера гонял нас по всему своему дому. Тот, с датой французской революции. И что он тут делает?

Шпулька, которая уже собиралась войти, попятилась от калитки.

– Если тут этот чокнутый, я сюда не войду, – сказала она твердо. – Лучше я школу брошу!

– Дурочка, не глупи, он же не станет гонять тебя по чужому дому! Тут ведь есть какие-то люди…

– Не хочу и не пойду. Я страшно боюсь сумасшедших, а он может взбеситься, как только нас увидит. Лучше уж в Груец ехать.

– Ты сама спятила, не серди меня! Можно убежать, если его увидим. В такой темноте легко спрятаться. Если у него случится приступ, его легко скрутят. Я пойду первая, и перестань сама себе придумывать трудности!

Все время упираясь и пытаясь вырваться от Терески, Шпулька позволила протащить себя через двор к входу. Эту сцену наблюдали из дома три пары глаз.

– Невозможно, чтобы это было стечение обстоятельств! – прохрипел в бешенстве низенький, очень чернявый тип. – Они ездят специально за нами!

– Я начинаю предполагать, что ты, возможно, прав, – задумчиво ответил высокий, худой, словно выполосканный блондин. – Уж очень много совпадений. Не понимаю только, почему они все это делают так открыто. Они вообще не прячутся. Что это значит? Предупреждение? Камуфляж?

Третья пара глаз принадлежала хозяину дома, который с интересом поглядывал то на своих гостей, то на две фигуры, которые метались по двору.

– Да что такое? – спросил он раздраженно. – О чем вы тут говорите? Кто это такие?

– Две мерзкие девки из милиции, которые за нами следом волочатся, как вонь за армией! – дико заревел чернявый. – Куда мы, туда и они! А за ними мусора! Ну как это получается?

– Мы встречаемся уже третий раз, – спокойно перебил блондин. – Они ездили по Вилановской аллее и остановились как раз там, где у нас было назначено свидание. Они были у Шимона. Они ездят под предлогом, будто собирают саженцы для какой-то школы и поэтому ходят по садовникам. Шимон им дал сколько-то штук и даже получил расписку. Неизвестно, сколько во всем этом правды, с милицией они разговаривали, это факт, но, может быть, они просто испугались Мети, который пытался выследить, где они живут. Может быть, действительно ездят за нами. Мне не нравится, что они добрались и сюда.

– Я садовник, – заметил хозяин. – Надо как-нибудь решить этот вопрос, а то вся наша работа пойдет коту под хвост.

– А с ней и мы! – заскрипел зубами чернявый.

– Только спокойно, – сказал блондин. – У меня есть идея. Эти идиотские саженцы – прекрасный предлог. Если бы его устранить, можно было бы выяснить, предлог это или действительно правда. Если перед нами дурацкое стечение обстоятельств, мы можем выбросить их из головы. Шимон говорил, что им сколько-то штук еще не хватает. У тебя саженцы есть?

– Саженцы чего?

– Вроде бы фруктовых деревьев.

– Разумеется, есть…

– Попробуй дать им столько, чтобы им хватило для выполнения плана. Посмотрим, как они отреагируют и что сделают завтра. Если они снова где-нибудь покажутся, по крайней мере, мы будем знать, о чем это говорит.

– То есть что, дать им эти саженцы?

– Ну да. Столько, сколько им надо. Чтобы им не за чем было ездить.

Хозяин дома выразительно сморщился и недоверчиво посмотрел на гостей.

– Ты что, считаешь, что я их тут выращиваю, чтобы раздавать? Я что, Благодетель, Рука Подающая? Если потом впишете в счет и оплатите, то пожалуйста.

– Впишем. Оплатим.

Шпулька позволила доволочь себя до ступенек крыльца и тут уперлась руками и ногами.

– Дальше не пойду! Внутрь не войду ни за что на свете! Мне от него не паркетины из гостиной нужны, а саженцы! Пусть он выходит во двор!

– Не глупи, что мне ему, письмо написать, чтобы он с нами встретился на свежем воздухе? – убеждала ее разгневанная Тереска. – Надо его найти и объяснить, в чем дело! Ты можешь стоять в дверях!

– Он нас втянет силой!

– Да его, может быть, и вовсе тут нет!

– Как это? Автомобиль сам приехал?

– Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Какое тебе дело до машины? Он ведь машину нам насильно не показывал!

– Вот именно.

Неизвестно, сколько времени продолжался бы этот обмен противоположными мнениями на первой ступеньке крыльца, если бы двери вдруг не открылись и не появился бы довольно молодой весьма антипатичного вида тип. Лампа под крышей освещала его недоброжелательную рожу, обезьяньи, выдвинутые вперед челюсти, сморщенный, низкий лоб и маленькие блестящие поросячьи глазки.

– Барышни, вы к кому? – спросил он недоверчиво. – В чем дело?

Тереска вздохнула с неописуемым облегчением, хотя вид типа вызвал у нее ощущение, что тут им не повезет. Уж кто-кто, а эта мрачная горилла точно не даст…

– Простите, это вы хозяин? Добрый вечер, извините, что оторвали вас от дел, но нам поручили такую общественную работу…

Освобожденная от необходимости входить в дом и не видя поблизости сумасшедшего селянина, Шпулька пришла в себя и помогла объяснить вопрос. Тип ей не понравился, и она тоже испугалась, что доводы Терески не принесут желаемого результата. Кошмарные усилия никогда не кончатся…

Тип слушал внимательно и молча, странно двигая челюстями. Тереска и Шпулька исчерпали весь запас аргументов, перевели дух и начали по новой. В их тоне ясно слышалось отчаяние.

– Минутку, – невежливо перебил он их. – Ладно, саженцы. Сколько вам еще нужно?

Обе девочки умолкли на полуслове. Тереска лихорадочно выхватила из кармана блокнот.

– Нам не хватает еще двухсот восьмидесяти шести штук, – сказала она неуверенно.

– И столько визгу из-за каких-то там двухсот штук, – презрительно сказал садовник. Девочки несказанно удивились. – Я-то думал, что две тысячи. Ладно, пусть будет двести. Пошли!

Не протестуя, не задавая вопросов, с одной стороны, от неожиданности онемев, с другой – боясь спугнуть появившуюся внезапно надежду, Тереска и Шпулька в изумлении смотрели, как странный тип открывает один из сарайчиков за домом, как оттуда выезжает фургон, подъезжает к саду и паркуется возле питомника, такого огромного, что границы его терялись в темноте. Они шли за ним и не верили собственным глазам.

Тип вышел из кабины.

– Таскать будете сами, – приказал он. – Пусть одна таскает, а вторая складывает в машину.

В душе Шпульки зазвучал ангельский хор. Тереске показалась, что вся округа осветилась небесным светом. На их глазах происходило чудо.

Спотыкаясь в темноте о выбоины и канавы, сопя от усилий и царапая кожу о ветки, Тереска бегом носила огромные связки саженцев, невзирая на то, что земля и торф, облепившие корни, сыплются ей за воротник и скрипят на зубах.

– Быстрее, – бешено шипела Шпулька из фургона. – Быстрее, а то раздумает! Он тоже сумасшедший, но мне все равно! Ой, мамочки, не тычь мне палкой в глаз!

– Не обращай внимания, – сопела Тереска. – Быстрее, бери же! Может быть, он пьяный, а от свежего воздуха протрезвеет!

Неожиданное счастье придало им нечеловеческие силы. Корни деревца, облепленные торфом, с размаху шарахнули Шпульку в глаз. В самом ветвистом саженце она запуталась волосами. Однако все это были такие мелочи в сравнении с тем, что близился конец их мучений!

– Все, вот вам, барышни, двести восемьдесят шесть штук, – сказал невероятный тип. – Поехали, садитесь, гражданки!

– Вы… Вы действительно хотите сами нам все это и отвезти?! – спросила Тереска с радостным выражением на вымазанной землей физиономии.

– А чего ж? Пешком, что ли, вы их в Варшаву потащите?

– Нет, но… Вы просто поразительный, вы восхитительный, вы замечательный!!

Мрачный тип еще раз уныло на них посмотрел, наморщив лоб и явно пытаясь прийти к какому-то решению.

– Вы, уважаемые барышни, чегой-то очень грязные, – сказал он. – Ну, да ладно, в дому умоетесь. Сейчас времени нету!

Он сел в кабину и стал прогревать мотор.

– Я искренне полагаю, что гориллы – самые красивые существа на свете, – сказала Тереска, мечтательно глядя в окошко и пытаясь отвести от себя колючие ветки. Она изо всех сил старалась не колотиться позвоночником о борт фургончика.

Не пытаясь вникать в свои переживания и чувства, Шпулька ясно понимала, что ее мнение насчет горилл полностью совпадает с мнением подруги.

– Ага! – горячо поддакнула она. – Мне тоже так кажется… Я чулок порвала!

– И я тоже. Да черт с ними, с чулками! Тут так жестко… у меня теперь синяки точно будут. Тебе не кажется, что тут трясет с нездешней силой?

– Это самая лучшая поездка в моей жизни! – категорически возразила Шпулька. – По-моему, я сижу на какой-то железяке. Не понимаю, как ты можешь настаивать, чтобы парень непременно был красивый, хорошо воспитанный и большой интеллектуал. Зачем тебе это?

– Не знаю. Посмотри, как легко ошибиться в человеке. Внешность ни о чем не говорит.

– Вот именно…

В жутко трясущемся фургончике, посреди веток, палок, сучьев и облепленных торфом корней воцарилось молчание. Варшава и школа были все ближе и ближе, а вместе с ними близился конец мук и терзаний.

Весьма оригинальная наружность человека, который сидел сейчас в кабине и вел машину, пробудила в Тереске множество сомнений. Она теперь осознала, что из-за его необычайного подарка внешность отошла на второй план. Вместе со своей обезьяньей мордой и весьма соответствующим ей туловищем он стал казаться и Тереске, и Шпульке просто красавцем. В то же самое время Аполлон Бельведерский, который категорически отказался бы помочь им в вопросе саженцев и прогнал бы их от ворот своего сада, сделался бы сразу по крайней мере заурядным. Может быть, даже противным. Стало быть, внешний вид – весьма относительная вещь, недостатки характера и ума подавляют внешнюю красоту, особенно тупость, которая всячески затрудняет общение, отнимает у личности все человеческие черты…

В душе Шпульки разливалось блаженство. Кошмарная деятельность, которой она занималась исключительно из солидарности и лояльности, деятельность, которая ее страшила и причиняла столько неприятностей, теперь должна наконец прекратиться. Благодаря этому очаровательному человеку… Ошеломление, вызванное нежданным счастьем, постепенно проходило, уступая место неописуемому облегчению. Она дала себе торжественную клятву больше не участвовать ни в одной общественной работе…

На Окенче Тереска пересела в кабину шофера, потому что водитель остановился и потребовал, чтобы ему показали дорогу. Всю дорогу, до самого школьного двора, он морщил свой обезьяний лоб, шмыгал носом и время от времени сплевывал в открытое окно. Тереска явственно ощущала происходящую в ее душе жестокую борьбу мнений…

– Гориллы гориллами, – сказала она мрачно Шпульке, когда фургончик, выгрузив саженцы, пропал во мраке. – Могу не настаивать, что они прекрасны, но специально я для себя некрасивых ребят выискивать не стану. А ты делай что хочешь.

Шпулька пожала плечами, заботливо заталкивая саженцы в укрытие под ветки.

– Ничего не буду делать, – твердо сказала она. – Прикрой саженцы как следует, потому что, ежели кто-нибудь у нас это украдет, я упаду хладным трупом. И все тут!

* * *

Заходящее осеннее солнце розовым блеском освещало мир и окрашивало теплыми тонами лица, когда радостная сияющая Тереска приближалась к «Орбису» на Братской. Она опаздывала почти на четверть часа, но даже не замечала этого. Прогуливающегося перед «Орбисом» Богуся она увидела издалека и замедлила шаг, потому что от волнения ноги у нее подогнулись и дыхание перехватило. Богусь посмотрел в ее сторону, остановился, и на лице у него появилось выражение живейшего интереса, в котором сквозило еще и восхищение! В этот миг у Терески было ястребиное зрение.

«Я ему нравлюсь, – подумала она в упоении. – Все-таки…»

Богусь уже начинал беситься, потому что ждать девушку, по его мнению, было безграничным позором. Обычно опаздывал он сам, и молодые дамы покорно его ждали. На сей раз он исключительно рано покончил со всеми делами, гораздо раньше, чем сам ожидал, и уже пятнадцать минут прохаживался по улице, не понимая, что, собственно, эта Тереска о себе воображает. Он посмотрел в ту сторону, откуда она должна была показаться, и увидел НЕЧТО.

Впереди Терески шла девушка, какую редко можно встретить в этом мире, полном несовершенства и недостатков. У нее были замечательные длинные черные волосы, светлые глаза, нежное лицо, старательно накрашенное в фиолетовые тона. Одета она была в обтягивающие черные кожаные брюки и такой же жакет, а в руке держала темно-красную розу на километровом стебле. На нее оборачивались все прохожие обоего пола. Богусь одним взглядом окинул девушку и уже не мог от нее оторваться. Идущую за девушкой Тереску он вообще не заметил.

Совсем не сразу радостно улыбающаяся Тереска сообразила, что Богусь смотрит вовсе не на нее, и выражение его лица должно ее не радовать, а настораживать. Только сейчас она заметила девушку, и, хотя видела ее только со спины, странное леденящее чувство мгновенно охватило Тереску. Она замедлила шаг еще больше, и ей стало словно бы нехорошо.

«Холера чертова, – мрачно подумала она, – неужели жизнь должна постоянно ставить мне палки в колеса? Что он такое в ней узрел? Надо бы ее увидеть спереди…»

Превозмогая странный паралич в ногах, Тереска ускорила шаг. Девушка шла медленно, направляясь к «Орбису». Тереска ускорила шаг еще больше, пробежала мимо нее и галопом влетела в «Орбис». Она столкнулась с каким-то мужчиной, который аж крякнул, и немедленно обернулась.