355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иоанна Хмелевская » Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь] » Текст книги (страница 4)
Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:41

Текст книги "Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]"


Автор книги: Иоанна Хмелевская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

По другую сторону изгороди Кшиштоф Цегна ломал голову, как ему лучше поступить. В голове у него смутно бродила где-то вычитанная – или, может, услышанная – мысль, что долг милиции – осуществлять профилактику преступлений, а не только гоняться за преступниками, чему их жертвы будут аплодировать с того света. Он увидел перед собой желанную возможность, отличившись похвальным поступком, приблизиться к жизненной цели и категорически постановил себе не совершить в этом вопросе ни одной ошибки. В голосе Терески, которая сомневалась в необходимости обращаться в милицию, он услышал ноту протеста, а ее следующие слова его всерьез обеспокоили. Он понял, что двигаться прямиком тут не следует, поскольку это может плохо кончиться, поэтому надо действовать хитростью.

Тереска глубоко вздохнула, отлепила спину от ворот и пошла дальше по направлению к дому. Шпулька, шаркая ногами, поплелась за ней.

– А какими порядочными они мне в первую секунду показались! – сказала она с сожалением.

– Ну что ты, наоборот! Совсем не порядочными! Очень подозрительно они выглядели! Ты видела, какое выражение лиц у них было? Этот голый был так вежлив, аж плохо становилось! Надо быть начеку! Слушай, они не знают, где мы живем, может быть, они попробуют нас выследить.

– Так они же за нами не пошли?

– А ты откуда знаешь? Черт знает, где там была калитка, они могли выйти через калитку и как раз нас увидеть. На всякий случай надо вернуться домой окольным путем. Я пойду со стороны садов и пролезу через ограду, нет, через две ограды. Войду к Ольшевским, а потом только к нам. А ты… Погоди. Ты скроешься с глаз возле того сада на перекрестке, через дыру влезешь в сад и пройдешь мимо дровяных сараев.

– Они же огорожены.

– Ну и что? Ты не перелезешь через ограду? Там есть деревья, никто тебя не увидит, а ты сразу окажешься в вашем дворе. Нужно так сделать обязательно, зачем нам глупо рисковать.

Шпулька болезненно охнула, тревожно огляделась и вдруг резко притянула Тереску к себе.

– Слушай, за нами кто-то идет! Не оборачивайся! О Господи, бежим!

Тереска оглянулась и успела схватить Шпульку за рукав.

– Крыша у тебя, что ли, поехала? Куда ты, это же милиционер!

– Милиционер?

– Ну да. Погоди… А что, если…

Обе вдруг остановились как вкопанные и обернулись. Кшиштоф Цегна тоже остановился. До этого он твердо решил, что не станет прямо обращаться к этим двум замешанным в преступлении личностям, ведь они могут отпереться от всего, что говорили! А он проверит, где они живут, кто они такие, а потом посоветуется со своим начальником. Может быть, тот их знает. Но ни в коем случае он не может сейчас позволить им сориентироваться, что за ними следят.

Шпулька дернула Тереску за рукав и попыталась подтащить ее к молодому человеку в мундире.

– Его Провидение сюда послало! – горячо шептала она. – Не могу я жить, как дикий зверь в норе! По крайней мере спросим его, это же не какое-нибудь официальное учреждение, спросим его так, по личному вопросу!..

Тереска, наверное, подчинилась бы без особого сопротивления, но вид Кшиштофа Цегны вызвал у нее вполне определенные ассоциации. Именно так, по ее мнению, должен был бы выглядеть молодой Скшетуский [4]4
  Герой уже упоминавшегося романа «Огнем и мечом», жених Хелены Курцевич.


[Закрыть]
. Высокий худощавый брюнет с энергичными, серьезными и благородными чертами лица. Она никогда в жизни не приняла бы к сведению факт существования у Скшетуского бороды, потому что бородатые ей не нравились. Таким образом идеально выбритый Кшиштоф Цегна идеально совпал с образом Скшетуского. Невзирая на переживания и испуг, у нее промелькнула в голове мысль, что Кристина должна была бы обручиться именно с этим милиционером, раз уж ей вообще надо было обручаться… Какая чудесная была бы пара: Хелена и Скшетуский. История повторилась бы…

Ее литературно-исторически-свадебные размышления длились недолго, но этой минуты хватило, чтобы Кшиштоф-Скшетуский принял решение. Не дожидаясь, пока закончится борьба мнений между высокой стройной блондинкой и стройной, чуть поменьше, хрупкой шатенкой с великолепной растрепанной гривой густых волос, он быстро повернулся, поспешно ушел и пропал в закоулках стройки.

Тереска и Шпулька, которые собирались к нему подойти, замерли на месте, сбитые с толку. Милиционер повернулся и пропал с какой-то странной поспешностью, словно сам хотел всеми силами избежать встречи с ними.

– Слушай, он увидел нас и убежал, – подозрительно сказала Тереска. – Почему бы это?

– Почему? – возмущенно сказала Шпулька. – Потому что ты стояла как столб! Мы упустили случай!

– Глупая ты. Что-то тут странное. Слушай, может быть, это вообще был не милиционер?

– А кто?!

– А один из этих бандитов? Переодетый?

Шпульке стало нехорошо. В голове у нее мелькнула было трезвая мысль, что, во-первых, милиционер не был похож ни на кого из бандитов, во-вторых, никто из них не смог бы переодеться, выследить их и догнать, но паника заглушила здравый смысл. Не вдаваясь ни в какие дальнейшие размышления, она повернулась и, преодолевая дрожь в коленках, поросячьей трусцой направилась к дому. Тереска рванула за ней, встревоженная и напуганная всеми событиями.

– Мы так будем носиться туда-сюда до скончания века! – пропыхтела она сердито. – Не беги ты так, надо на что-то решиться.

– Я ни на что решаться не собираюсь, – просипела Шпулька в ответ. – С меня хватит! Я возвращаюсь домой и лезу через сараи. Там собака! Мне все равно!

Кшиштоф Цегна мчался за ними на приличном расстоянии, стараясь не очень попадаться им на глаза, но и не терять их из виду. В какой-то момент он заколебался, видя, что Тереска свернула между заборами садов, а Шпулька помчалась дальше, набирая скорость. Он быстро решил проверить адрес первой, а потом, может быть, погнаться и за второй. Так он стал свидетелем весьма своеобразных действий блондинки. Он увидел, как она пролезла через густые кусты, которыми заросли промежутки между садами, и перелезла через следующую сетку, стараясь не повредить живой изгороди. Он перелез тоже и прокрался за ней, не очень понимая, почему она возвращается домой таким странным образом. Он не все слышал из беседы подружек и заподозрил, что она нелегально забирается в чужой дом, но успокоился, видя, что в последнем саду блондинка вышла из-за кустов смородины и нормальным шагом направилась в дом. Он окончательно убедился, что нашел место жительства одной из выслеживаемых, когда сидевший во дворе и занятый починкой велосипеда подросток выпрямился и обратился к ней со словами: «Привет, сестрица!»

Вторую из выслеживаемых он догнать не успел, поэтому повернул обратно, обошел дом вокруг и проверил его номер.

Чуть позже пани Букатова вышла из барака, чтобы развесить на веревке белье, случайно посмотрела в глубину двора и увидела, как ее дочь ползет на четвереньках среди веток дерева по крыше сарая в соседском саду. Способ возвращения Шпульки из школы показался пани Букатовой весьма оригинальным, она постояла, посмотрела, но ничего не сказала, только подумала про себя, что какое-то отношение к этому должна иметь Тереска. Она ничего не сказала и тогда, когда Шпулька заявила, что у нее страшно болит голова, потому что она отвыкла от школы, что она рано ляжет спать и ни за какие коврижки ни в какой магазин не пойдет…

* * *

– Молодая Кемпиньская, – сказал задумчиво участковый, услышав в тот же вечер рапорт Кшиштофа Цегны.

– Из того, что мне известно, у нее бывают всякие завиральные идеи. Семью эту я знаю, приличные люди.

Он с минуту подумал и кивнул головой.

– Не знаю, сынок, в чем тут дело, но, может быть, ты правильно сделал. Лучше с ними по-дружески поговорить. Надо бы завтра с ними встретиться, как-нибудь ненароком, когда они будут возвращаться из школы, и уговорить их сюда прийти.

– Докладываю, что не знаю, хорошо ли это будет, – озабоченно сказал взволнованный Кшиштоф Цегна. – Из того, что я слышал, получается, что их жизнь в опасности. Какие-то там бандиты могут до них добраться. Может быть, лучше поговорить с ними сегодня?

– Думаешь, в этом что-то есть?

– Они были чертовски перепуганы. И похоже на то, что они знают про запланированное убийство. Я бы не стал мешкать, а предлог всегда найти можно. Может, удастся им все попросту объяснить насчет милиции?

Примерно через полчаса участковый позволил себя уговорить…

Тереска с чувством истинного облегчения закрылась в своей комнате. День был неслыханно утомительный и длинный, и только теперь, пообедав и убравшись подальше от глаз семьи, она смогла спокойно заняться анализом своих переживаний, чувств и впечатлений. С большим удивлением она внезапно обнаружила, что сегодня состояние ее души совершенно не такое, как вчера. Свалившиеся на нее обязанности, только что пережитые эмоции и неприятная необходимость непременно раскрыть дело трех убийц явно уменьшили ее интерес к Богусю. Она как-то лучше себя чувствовала, разумнее глядела на мир, жизнь, как таковая, казалась ей сегодня куда приятнее, и на сердце было легче. Богусь, разумеется, не сделался менее важен, но перестал стоять комом в горле.

Кроме того, насущным и жгучим вопросом перед лицом новых обязанностей стала организация времени. Надо было непременно начать наконец применять маски. Убийцы, саженцы, уроки, косметические процедуры и Богусь противоречили друг другу и требовали изощренного планирования. Неизвестно на основе чего Тереска, видимо, ведомая интуицией, решила, что Богусь сегодня не придет. Из дома ей выходить нельзя, чтобы не подвергать себя без надобности опасностям. Поэтому единственным разумным и правильным образом можно было занять вечер только косметическими процедурами.

С чувством приятного волнения, полная энтузиазма и восторга, она принесла к себе наверх яйцо, лимон и растительное масло. Она собиралась точно выполнить советы, которые содержались в брошюрках по уходу за лицом и многочисленных вырезках из журналов. Ромашка была в аптечке. Из кухни Тереска принесла еще чашку, блюдечко и терку для овощей, все как следует вымыла горячей водой и приступила к составлению бальзама красоты.

Занятая сложными действиями, она не обращала ни малейшего внимания на то, что творилось внизу. Ей показалось, что кто-то пришел, но этим кем-то была особа женского пола, довольно пожилая, поэтому ничего общего с Богусем она иметь не могла. Похоже, гостья завела с мамой в столовой светскую беседу. Тереску это ни в малейшей степени не интересовало.

Вилла была построена еще до войны и когда-то служила домом одной семье. После войны в ней поселились две, хотя и родственные, но дом пришлось поделить на две части. Прежний салон превратился в столовую, то есть общую комнату, где завтракали, обедали, ужинали и принимали гостей. Это помещение находилось в центре дома и соединялось с прихожей. Дом был построен так, что, куда бы человек ни шел, приходилось проходить через эту столовую. Прежняя столовая превратилась в комнату родителей, кабинет – в комнату бабушки, а комната прислуги – в спальню Янушека. Тереска занимала целую комнату наверху исключительно благодаря тому, что вторая семья, а именно младший брат отца с женой и сыном, выехала на четыре года на дипломатическую работу, позволив на это время пользоваться одной из своих комнат. Вот почему Тереска жила у себя наверху в полном покое.

Взволнованно и торжественно она комком ваты наложила кашицу из чашки на распаренное ромашковым паром лицо. Месиво было довольно жидким, часть его стекла на шею, закапала умывальник и забрызгала халат. Оставив уборку на потом, Тереска, согласно рекомендациям брошюрки по косметике, легла и расслабилась на полчаса. Она чувствовала легкую тревогу, поскольку во всех косметических рецептах было ясно написано: МАСКУ СМЫВАЮТ ТЕПЛЫМ МОЛОКОМ. Это замечание она прочитала уже после того, как наложила на физиономию смесь из чашки, и только тогда опомнилась, что не запаслась теплым молоком. Спускаться за ним было уже поздно, потому что в столовой все время кто-то разговаривал.

Внизу пани Мендлевская, полная дружеского беспокойства и сочувствия, осторожно пыталась выспросить пани Марту относительно того, насколько та ориентируется в жизни своей дочери, и не менее осторожно посвятить пани Марту в эту самую дочкину жизнь. Изумленная и потрясенная пани Марта с ужасом узнала, что Тереска прямой дорогой идет к гибели и жизнь ее будет испорчена, что надо тактично, но энергично ею заняться, что ее, может быть, еще удастся как-нибудь спасти, хотя пани Мендлевская в этом сомневается. Судя по тому, что она слышала своими ушами, уже поздно…

Наверху Тереска открыла глаз и посмотрела на часы. Полчаса миновало, маска свое сделала, теперь нужно было ее смыть. Тереска села на тахте и тут вспомнила про теплое молоко.

Она не могла спуститься за ним в кухню, потому что в столовой, через которую ей пришлось бы пройти, все время кто-то по-дурацки трепался. На лице засохла желтая твердая корка, которая стянула кожу и придавала ей вид упыря. На волосах и халате застыли желтые брызги. Показаться кому-нибудь в таком виде было совершенно нельзя. Сидя на тахте и с тупым отчаянием глядя на стену, Тереска думала, что ей теперь, собственно говоря, делать с этой гадостью, и не приведет ли оставленная на лице маска к каким-нибудь необратимым результатам. Если бы только эта мерзкая баба наконец убралась! Мама наверняка тоже ушла бы из столовой, тогда, возможно, удалось бы незаметно пробраться в кухню.

Пани Мендлевская, потрясши пани Марту до глубины души и вырвав у нее обещание рассказывать о результатах серьезных воспитательных мер, принятых к детям, наконец стала прощаться. Тереска, притаившаяся на лестнице, с надеждой слушала прощальные любезности. Еще минутка – и можно будет попробовать…

Пани Марта закрыла двери и постояла в прихожей, полная мрачных мыслей. В двуличие Терески ей было трудно поверить, а симптомов морального разложения как-то за ней до сих пор не замечалось. Однако пани Мендлевская очень точно процитировала кошмарный разговор дочери с подругой, а ведь у нее не было поводов для вранья.

Пани Марта тяжело вздохнула и заколебалась: может быть, ей прямо сейчас поговорить с Тереской?.. Идти наверх? Нет, невозможно, сперва она сама должна все это обдумать.

Она снова вздохнула и направилась в спальню. Тереска на лестнице встала с корточек. В этот момент раздался звонок в дверь.

Пани Марта вернулась, а Тереска снова поднялась на пару ступенек. Корка на лице страшно ей мешала. В дверях показался участковый в компании… о Небеса! Бандита, переодетого Скшетуским!

Одеревенев от волнения и испуга, Тереска ясно услышала, как они очень вежливо и решительно требуют немедленно поговорить с нею, Тереской. Она успела подумать, что оно, может, и к лучшему – сразу решится проблема с бандитами, но тут же вспомнила про треклятую маску. Не спускаться же ей в таком виде.

– Тереска! – позвала пани Марта.

Понятия не имея, что делать, Тереска молчала. Пани Марта подошла к лестнице и увидела за балюстрадой площадки халат дочери.

– Тереска, это к тебе пришли! Спустись же! Почему ты не отвечаешь? Тереска!

Тереска перепугалась, что мама поднимется наверх. Она решила ответить что-нибудь и убедилась, что ей почти невозможно открыть рот. Она сделала отчаянное усилие и ответила, почти не разжимая челюстей:

– Шечас шпушусь, тойко оденушь!

– Что ты говоришь? – спросила пани Марта, не понимая этих странных слов.

Тереска сделала последнее отчаянное усилие и почувствовала, как корка на лице трескается, противно пощипывая кожу.

– Сейчас спущусь, только оденусь, – пробормотала она погромче.

– Поторопись!

Тереска юркнула в свою комнату. В испуге и волнении она сперва заметалась по комнате, но потом кинулась в ванную. Молоко молоком, но, может быть, и водой смоется?

Вода – что холодная, что горячая – скатывалась по засохшей корке, только слегка ее размазывая. Не было никаких шансов, что маска смоется с Терески до конца месяца. Молоко становилось продуктом первой необходимости.

От души проклиная болтливую пани Мендлевскую, милицию и саму себя за дурацкое упущение, Тереска впала в черное отчаяние. Дорогу в кухню через столовую ей отрезали. Она не спустится, пока оттуда не уйдут все остальные, а они не уйдут, пока она не спустится. Судя по голосам, к маме и этим двум типам присоединилась бабушка. Их всех при одном ее виде кондратий хватит…

Она вернулась в свою комнату и решительно выглянула в окно. Решетка от дикого винограда, козырек над черным ходом, карниз… если постараться, так можно бы спуститься, а потом войти в кухню из сада, не проходя через прихожую и столовую. Если в комнате мама и бабушка, кухня совершенно пуста, ведь ни отец, ни Янушек не станут там возиться…

Янушек закончил чинить велосипед, вынес на помойку мусор и разные отходы и, возвращаясь, увидел в темноте свою сестру, которая слезала с козырька над кухонными дверями. Его это зрелище не очень заинтересовало: в конце концов, каждый имеет право выходить из дома, как ему удобнее. С минуту он смотрел, как она с этим справится, после чего вошел в кухню и зажег свет. Тут же в кухню вбежала Тереска. Янушек повернулся к ней, намереваясь спросить, всегда ли теперь она будет выходить из своей комнаты этим путем. Однако у него немедленно перехватило дыхание и пропал голос. Впрочем, голос тут же вернулся.

Собравшиеся в столовой услышали визг, краткий, но такой страшный, что они мгновенно вскочили на ноги. Кшиштоф Цегна оказался быстрее всех. Он выскочил в коридорчик и еще успел увидеть Тереску в дверях кухни.

Он не завизжал столь же пронзительно не потому, что представитель властей не должен реагировать на леденящее душу зрелище, как старая дева-истеричка или малолетний сопляк, и не потому, что Тереска именно в этот миг прошипела: «Молчи, скотина!..», а просто потому, что лишился дара речи. Он был еще очень молод, и такого никогда в жизни не видел.

Видя, что дело плохо, Тереска быстрым движением схватила то, что оказалось под рукой, и закрыла лицо. Ворвавшись в кухню, пани Марта увидела, как ее дочь лихорадочно срывает крышки с кастрюлек, а лицо у нее замотано тряпкой для мытья посуды.

– Тереска, Господь с тобой! – воскликнула пани Марта сдавленно.

Тереска схватила кастрюлю с молоком и без слова выскочила из кухни, диким галопом бросившись наверх. На лестнице она споткнулась, пролила немного молока и скрылась из виду.

Пани Марта пыталась опомниться. Ей было непонятно абсолютно все: и действия собственной дочери, и то, что та оказалась в кухне, хотя по лестнице не спускалась и через столовую не проходила. Пани Марта не знала, что ей делать: мчаться наверх за дочерью или пытаться объяснить этим чужим людям то, чего она и сама не понимает?

– Прошу прощения, – беспомощно сказала она, – не понимаю, что с ней такое… Молодежь нынче…

– Меня, проше пани, ничто теперь не удивляет, – сказал участковый с каменным спокойствием. – Я с ними много общаюсь.

– Не знаю, но она, наверное, сейчас спустится…

– Не спустится она, – ответил с глубоким убеждением Янушек. – Она, наверное, чем-то заболела. У нее кошмарная физиономия. По-моему, это черная оспа.

– Деточка, что ты говоришь! – испугалась бабушка. – Никакая не оспа, а тряпка для посуды. Она ее из раковины с обмылками вытащила. Надо к ней подняться.

– Я бы на вашем месте не стал, – предостерегающе заметил участковый. – Мне кажется, что лучше переждать.

– Ну хорошо, но сколько ждать-то?!

Тереска наверху извела всю кастрюлю молока, пытаясь смыть корку не только с лица, но еще с волос и ушей. Всеми силами, в горячечной спешке, она пыталась убрать следы косметических процедур с умывальника, ванны, халата и пола. Объяснений она категорически решила не давать. Она придирчиво посмотрела на себя в зеркало, ища следов благотворного воздействия маски.

Если бы кожа ее была старая, увядшая и вялая, результаты наверняка не замедлили бы сказаться. Молодую, свежую, к тому же оживленную румянцем волнения кожу ничто не могло сделать еще свежее. Расстроенная, неуверенная в действии маски, рассерженная Тереска спустилась наконец вниз.

Через полчаса патрульная машина милиции подъехала к дому Шпульки, которую затем жестоко разбудили и силой выволокли из кровати. Ссылка на головную боль ей не помогла. Тереска была немилосердна.

– Если из меня сделали идиотку и заставили скомпрометировать себя на глазах целой толпы, ты тоже должна пойти на какие-то жертвы, – категорически и с некоторой обидой заявила Тереска. – Не знаю откуда, но они знают про наших бандитов, а этот Скшетуский – действительно милиционер. Давай сразу все расскажем и с плеч долой.

– Господи, помилуй, какой еще Скшетуский? – спросила остолбеневшая Шпулька, которой померещилась помесь Робина Гуда с Арсеном Люпеном, и она не была уверена, слышит все это наяву или еще во сне.

– Ну тот, на дороге, тот, который от нас убежал. Ты не заметила, что он похож на Скшетуского? Когда тот мучился с пойманным на аркан Хмельницким. Одевайся скорее!

В отделении милиции к ним отнеслись серьезно, и они сразу почувствовали себя очень важными персонами. Участковый, который работал в этом отделении много лет, знал не только свой район, но и прилегающие. Никоим образом ему не удавалось сопоставить с полученными сведениями никого из своих подопечных. Поэтому он пытался раздобыть как можно больше подробностей. Энтузиазм Кшиштофа Цегны был заразителен.

Тереска и Шпулька очень подробно описали три преступные личности, несколько раз процитировав их разговор. Они с сожалением признали, что особых примет, которые бросались бы в глаза и позволили бы узнать злодеев на улице, не было.

– У него была волосатая спина, – сказала после долгого размышления Шпулька.

– У которого?

– У того, с лопатой.

– Не годится. Сквозь одежду этого не видать, а голым он по городу ходить не станет.

– У того, с галстуком, было тупое выражение лица, – неуверенно заметила Тереска.

– Тоже не пойдет. Тогда каждого второго надо было бы арестовывать…

Насчет роста тоже трудно было что-нибудь установить, учитывая, что стоял только один, а двое сидели. То, что они были полураздеты, не позволяло описать их костюмы. Участковый мрачнел все больше.

– И когда, они говорили, это преступление должно состояться?

– В два. Ночью, поскольку был разговор о том, что люди должны спать.

– Ага… А место они называли?

– Около скверика.

– Ну да. И на машине?

– На машине.

– Ну да… Только по огороду и сможем их найти. Иначе не получится.

Вопреки горячему нежеланию Терески и Шпульки было решено, что наутро, до начала школьных уроков, лучше всего в половине седьмого утра, они приведут представителей властей на подозрительный участок, а милиция позднее без труда дознается, кто хозяин и кем были его гости. Надо все устроить очень осторожно, чтобы преждевременно не спугнуть преступников. Поэтому действовать надо рано утром.

Как Тереска, так и Шпулька согласно и категорически заявили, что этот участок они смогут найти только тем путем, каким на него попали. Ни о чем другом не может даже идти речь. В спешке и с испугу они даже не заметили, как выглядит все окружение, поэтому понятия не имеют о том, как расположен этот участок по отношению к нормальному входу. В результате этого заявления на следующий день в половине седьмого утра четыре человека перелезли через наглухо закрытые ворота на тылах садовых участков. Участковый, правда, пытался подобрать к воротам ключ, но замок так заржавел, что ни одна отмычка его не взяла. А спрашивать ключ по соседям участковый опасался, чтобы не расплодились слухи.

– Это тут, – сказала Тереска, остановившись на дорожке.

– Ну что ты! – запротестовала Шпулька, – это там!

– Ты что?! Тут! Вот стол, а тут он копал!

– Ничего подобного. Стол стоит там, ты же видишь! А здесь сидел этот, с горохом.

– Так ведь это было возле дорожки, перпендикулярно к ней!

– Вот именно. Перпендикулярно к этой дорожке!

– Решайтесь на что-нибудь, уважаемые панны, – безнадежно предложил участковый. – Мы же не можем заниматься всеми людьми со всех огородов.

Но с уважаемыми паннами сладу не было. Каждая из них категорически стояла на своем, при этом подозрительные участки, расположенные на расстоянии двух десятков метров друг от друга, выглядели действительно почти одинаково. На каждом из них стоял стол, возле него лавочка, возле лавочки росло большое дерево, а посреди был свежевскопанный кусок земли. Несколько замечаний Кшиштофа Цегны, которые тот высказал во время вчерашнего допроса и сегодняшнего посещения подозрительного места, заставили Тереску и Шпульку почувствовать себя героинями дня. То, что будущую жертву преступления надо спасти, не вызывало у них никакого сомнения. Они пытались помочь этому всеми силами.

В конечном итоге участковый решил проверить оба подозрительных участка и сориентироваться поближе в действиях их хозяев. Все вместе могло оказаться ошибкой, но могло и навести на след серьезной аферы. Участковый любил быть в курсе того, что творится на его территории. Кшиштоф Цегна упорно толкал его на активные действия. В нужный момент они устроили бы очную ставку бандитов со свидетелями.

– Слушай, – задумчиво сказала Шпулька, когда они обе исключительно рано оказались возле школы. – Мы, наверное, безнадежно глупы.

– Может быть, – признала Тереска. – А что?

– Потому что сад у нас под носом. Когда вчера я перелезала через все это, я ясно увидела, как поблизости от меня на участке растет что-то похожее на питомник саженцев. Я запомнила, где это. За каким чертом нам таскаться по незнакомым садоводам, когда этого, что рядом, я, можно сказать, знаю.

– Так ведь его одного нам мало. Нам нужна была тысяча деревьев, да? Даже если бы у него столько было, всех он все равно не отдаст. Сегодня мы к нему пойдем, но потом придется ехать и ко всем остальным. И слушай, может быть, у этого садовника тоже надо будет взять адреса, потому что в тех местах, про которые нам сказали бандиты, они могут на нас устроить засаду.

Шпулька вросла в тротуар.

– Ты с ума сошла? Почему?

– Так ведь они про нас ничего не знают. Они за нами не шли, мы им не сказали, что за школа, вообще ничего им не сказали. Если они соберутся нас убивать, то должны искать нас в каком-нибудь заранее условленном месте. Пошли же, ты что, собралась тут до скончания века стоять?

– Боже, Боже!! – простонала Шпулька. – За какие грехи мне все это приходится терпеть?! Мне на дух не нужны такие сенсации, если бы я знала, что из того выйдет, я бы вчера ногу сломала! Это тебе хочется иметь яркую и богатую жизнь, а не мне!

– Ничего страшного, сломать ногу ты всегда успеешь. Не преувеличивай, пока что ничего особенного не происходит. А этот Скшетуский мне кажется симпатичным, и сама посмотри – он же прав.

– Прав-то он прав, – буркнула Шпулька, с неохотой плетясь к школе, – а вот черной бороды ему не хватает… Но мне в этом принимать участие не обязательно! Я тебя очень прошу, устрой себе эту красочную и насыщенную жизнь без меня!

Действительно, с самых малых лет, с того момента когда она научилась читать, а может быть, и раньше, Тереска горячо мечтала иметь бурную и насыщенную жизнь. Всякая мысль о стабильности, застое, неподвижности была ей противна. Теперь она все же пришла к выводу, что благосклонное Провидение, удовлетворяя ее запросы, немного переборщило, потому что жизнь стала разнообразной до сумасшествия.

Непосредственно после уроков ей надо было наносить визиты различным садовникам и огородникам, которые широко расплодились по окраинам города, и максимально напрягать мозги, чтобы склонить их к благотворительности. Это длилось долго и было весьма мучительно. Затем ей приходилось бежать на свои репетиторские уроки, которых набралось уже шесть в неделю, что давало ослепительные надежды на поправку финансового положения, но катастрофически съедало время. Затем ей надлежало заниматься запланированными косметическими процедурами, масками, гимнастикой, массажем головы, травяными умываниями, наукой стрелять глазками и прочими сложными вещами. Поздно вечером она вместе со Шпулькой отправ¬лялась за выпрошенными саженцами. Вдобавок пришлось начать делать уроки, поскольку школа предъявляла свои неумолимые требования. Все вместе не оставляло ни минуты времени на то, чтобы терзаться из-за Богуся.

Перевозка саженцев была сознательно перенесена на как можно более позднее время, потому что происходила она весьма оригинальным образом и возможность скрыть ее под покровом ночи успокаивала девочек. Кроме того, было известно, что Богусь не придет позже чем в восемь, поэтому позже восьми она могла спокойно выходить из дому, так что все, вместе взятое, получалось весьма неплохо.

Среди обилия различного хлама у Шпульки отыскались антикварные сани, которые ее отец сделал сам после Варшавского восстания, в последнюю военную зиму, чтобы возить на них картошку. Не располагая ничем другим, он использовал для этой цели круглую столешницу от огромного дубового стола, немного отпилив ее с обеих сторон. Благодаря этому размер саней был метр на метр двадцать, а сидели они на полозьях, взятых от какой-то брички или даже кареты. По просьбе Шпульки ее старший брат, Зигмунт, демонтировал полозья и поставил это чудовище на колеса от старого детского велосипедика. Все вместе выглядело весьма необычно: впереди находился ремень, за который можно было тянуть, а сзади торчала железная дуга, для того чтобы держаться и толкать. Нагруженный ворохом привязанных шпагатом саженцев, этот дикий вид транспорта ни на что не был похож и неоднократно вызывал нездоровый, по мнению Терески и Шпульки, интерес прохожих.

– Мы похожи на сборщиков утиля, – с омерзением сказала Шпулька.

То, как они выглядели, в этом случае было Тереске безразлично, однако средь бела дня привлекать к себе внимание не хотелось. Того только не хватало, чтобы случайно наткнуться на Богуся! После первой кошмарной встречи последствия могут быть необратимые…

Прошло три дня. Пани Марта терзалась черными мыслями. До сих пор она была склонна думать, что пани Мендлевская наверняка ошиблась. Тереска не относится к дочерям, из-за которых у родителей бывают неприятности, и у пани Марты не было оснований беспокоиться насчет ее жизни. Однако же теперь Тереска стала с пугающей регулярностью уходить из дому после восьми вечера и возвращаться около одиннадцати, избегая разговоров со своими домашними. При этом она производила впечатление физически вымотанного человека.

На четвертый день пани Марта случайно услышала обрывок разговора между своими детьми, от которого у нее волосы на голове встали дыбом.

– Этот доктор с Жолибожа – человек порядочный, – говорила Тереска Янушеку, который чистил сразу все свои ботинки на ступеньках возле черного хода. – На деньги не жадный, так что я с ним все уладила. Не будь свиньей, одолжи свой велик!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю