Текст книги "Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Но все мысли затопило чувство блаженного, безграничного, парализующего счастья. Богусь… Богусь пришел… Он тут… Через минуту она его увидит!..

– Тереска! – окликнула снизу пани Марта. – К тебе гость!

Решительным жестом Тереска сорвала с головы платок. Проехалась расческой по волосам. Потоптавшись на месте, рванула молнию на юбке, потом снова застегнула ее, сняла с ноги один ботинок, снова его надела, и, не отдавая себе отчета, что делает, косо застегнула пуговицы жакета. Неизвестно для чего она схватила платок, похожий больше на грязную тряпку, чем на головной убор, и выскочила из комнаты.

Богусь стоял внизу, облокотившись на перила лестницы и насмешливо смотрел вверх. Долгожданное зрелище оказало на Тереску такое сильное впечатление, что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть, и медленно сойти вниз на подкашивающихся ногах.

– Ну и везет же мне на тебя, – сказала она расстроенно, но в голосе звучала пылкая радость. – Ты что, не мог раньше позвонить и предупредить, что придешь?

Богусь с интересом смотрел на платок.

– А что, я снова не вовремя? – спросил он с вежливой иронией. – Эта штука кажется мне не такой опасной, как топор… Позвонить я не мог, потому что совершенно не знал, что приду. Просто был тут поблизости и мне пришло в голову, что я мог бы использовать момент и на секундочку заскочить. А ты что, куда-то отправляешься? Не стесняйся, я зайду в другой раз.

Тереска почувствовала, что ей делается холодно изнутри, а душа как-то странно каменеет. Она мгновенно приняла решение.

– Ну что ты, – уверенно ответила она. – Никуда я не собираюсь. Пошли наверх, поговорим спокойно.

Комната выглядела довольно прилично, туда можно было привести гостя. Наученная страшным опытом, Тереска категорически отреклась от всяких генеральных уборок, пока наконец не установятся вымечтанные контакты. Она быстро кинула в шкаф разбросанные кое-где на стульях детали туалета и положила платок на письменный стол. Богусь с любопытством огляделся вокруг и уселся на тахту.

– Как вижу, тут у тебя вполне сносное жизненное пространство, – заметил он снисходительно. – Ты тут что-нибудь устраиваешь, а?

Комнату родственников Тереска заняла всего лишь несколько месяцев назад, поэтому ничего до сих пор не устраивала, но смысл вопроса, который прозвучал неоднозначно, она поняла правильно.

– Ах, в последнее время почти ничего, – небрежно ответила она – Некогда мне этим заниматься, что-то хлопот прибавилось.

Богусь внимательно посмотрел на этажерку, письменный стол и шкаф.

– А музыка какая-нибудь у тебя есть? Поставила бы что-нибудь…

– Что? Ничего у меня нет. Радио внизу.

– Как это? У тебя нет магнитофона? Или хотя бы проигрывателя?

В голосе у него прозвучало изумление, смешанное с презрением и недовольством. В глубине сердца Тереска почувствовала страшное унижение. У нее не было ни магнитофона, ни проигрывателя, ни даже транзисторного приемника. И до сих пор ей не приходило в голову, что у нее должны быть такие вещи. Семья Кемпиньских не могла вкладывать в детей сказочных сумм, а атмосфера в семье вынуждала мириться с существующим уровнем жизни. Только в этот момент Тереска почувствовала себя хуже, беднее, зауряднее остальных. Богусь привык к определенному уровню жизни, а она что?..

– Я вот как раз и думала что-то купить, – сказала она, пытаясь говорить небрежным тоном и создать впечатление, что отсутствие элементарных предметов культурного быта – всего лишь результат ее рассеянности, а не отсутствия денег.

– Я вижу, что к тебе надо приходить не только готовым к сюрпризам, но и с собственным транзистором, – издевательски сказал Богусь и вынул сигареты. – Закуришь?

Тереска подскочила на стуле.

– Как это, ты куришь?!

– Конечно. А ты нет?

На миг характер Терески взял верх над чувствами.

– То, что все курят и что это модно, на меня не производит впечатления, – презрительно сказала она, – я не курю, потому что мне не хочется, а мода в данной области меня не интересует. Действия стада баранов для меня не аргумент. На турбазе ты не курил…

Богусь пожал плечами.

– Турбаза для меня была последними минутами детства, – снисходительно объяснил он. – В детстве я действительно не курил. Я решил, что не стану начинать ничего, пока из детства не выкарабкаюсь. Теперь я не вижу поводов для ограничений. Пока я был школьником… сама знаешь, как это бывает. Не люблю прятаться по сортирам.

Тереска кивнула головой. Чувства вернулись на свое место. Богусь казался ей невероятно гордым, невероятно мужественным, страшно взрослым и еще более желанным, чем раньше. Что бы он там ни делал, что бы ни говорил, он вызывал только восхищение и уважение.

– Естественно, теперь у тебя нет оснований ограничивать себя, – поддакнула она.

Богусь довольно критически на нее посмотрел.

– Слушай, а ты точно никуда не собиралась? У меня такое впечатление, что я тебе помешал и теперь ты сидишь как на иголках.

– Ну что ты! Почему?

– Ну, разве только, то, что на тебе, – это твоя домашняя одежда. Признаюсь, что в качестве пеньюара она очень оригинальна.

Счастливое чувство, что он рядом, под рукой, что она с ним вместе, что на него можно сколько угодно смотреть, слушать его слова, было так сильно, что все остальные дела отошли на второй и третий планы. Теперь, как гром с ясного неба, на нее свалилась выкинутая из головы противная действительность в виде Шпульки, которая ждала на насыпи со столешницей на колесиках. А также ее собственный внешний вид. Переодеться, снять жакет, сменить эту трижды проклятую юбку, омерзительные чоботы, показаться ему как-нибудь по-человечески… Потом станет страшно поздно, Шпулька по темноте не поедет, а это уже последняя поездка.

Тереска заколебалась.

– Честно говоря… – сказала она мужественно.

Богусь немедленно вскочил на ноги.

– Ну и почему ты сразу не сказала?

Тереска медленно и неохотно встала со стула.

На свете было очень немного дел, которые могли бы оставаться важными в присутствии Богуся. Надо же такому случиться, что он пришел, как раз когда ей надо ехать за саженцами… Надо ему как-то объяснить, рассказать, а то ведь он может обидеться, подумает, что его считают тут назойливым, в конце концов, сколько можно наносить неудачных визитов?! Надо показать ему, что помимо ее воли обстоятельства гнетут и велят свое… Почему-то в глубине души она смутно понимала, что общественная работа и сад для несчастных детей, – не такие вещи, чтобы Богусь мог это понять, наоборот, он скорее высмеет, отнесется к этому издевательски… Да ведь дело даже и не в саженцах, тут другие моменты играют роль…

– Искренне говоря, – сказала она в приливе внезапного вдохновения, – мне действительно нужно выходить, потому что я еду за город, а по темноте мне нельзя возвращаться.

– Тебе предки запрещают?

– Нет, милиция.

Богусь, уже в дверях, изумленно обернулся.

– А что случилось? Ты что-нибудь натворила?

– Дурацкая история, – ответила Тереска, счастливая, что в ее неинтересную серую жизнь впуталась такая восхитительно интригующая история. – Я же тебе говорила, что у меня идиотские проблемы. Пара подозрительных личностей пытается нас укокошить, Шпульку и меня. Помнишь Шпульку? Это бандиты, они замышляют преступление, и так получилось, что только мы можем их опознать. Вчера вечером они следили за нами…

Богусь недоверчиво и с легким любопытством пристально на нее смотрел.

– Вы, случайно, не страдаете манией преследования?

– Если даже и так, то в хорошей компании. Вместе с нами ею страдает все местное отделение милиции. Нам запретили шляться по темным местам. Я не так уж особенно и боюсь, но Шпулька дико перепугана, и мне приходится с этим считаться. Она как раз меня ждет.

– Интересно, – сказал Богусь, спускаясь по лестнице. – Ясное дело, не стану создавать дополнительных проблем. А что это за афера такая?

– Понятия не имею. Мы знаем, что речь идет об убийстве, но точно не знаем о каком. Этим занимается милиция, мы не вмешиваемся.

– И правильно, это их дело. Значит, теперь с наступлением темноты ты под домашним арестом?

– Да нет, конечно, это было бы глупо. По городу мне ходить можно, лишь бы не там, где пусто и темно. Можно, например, пойти в кино, я страшно давно в кино не была.

У нее в горле словно застряла огромная жесткая сырая картофелина. Если он не захочет сейчас условиться пойти с ней в кино… Уйдет, пропадет снова, появится в какой-нибудь дурацкий момент… Нет, это что-то невозможное, ужасное, она этого не вынесет…

– В кино? – сказал Богусь. – А знаешь, неплохая мысль. На какой фильм ты хотела бы пойти?

– Да мне все равно, я никуда сто лет не ходила.

– Похоже, в «Палладиуме» идет что-то интересное. Можно было бы и пойти как-нибудь.

– Может, завтра? – неуверенно предложила Тереска с робкой надеждой. Она затаила дыхание.

– Завтра? Нет, завтра не могу, только послезавтра. На шестичасовой сеанс.

Он умолк, думая, что поход в кино с потенциальной жертвой убийства может оказаться даже очень оригинальным развлечением. При этом его разбирало любопытство, как будет одета Тереска.

– Отлично, пусть будет послезавтра, – согласилась Тереска, пытаясь подавить взрыв счастья. – Так где и как встретимся?

– Где-нибудь в центре. Лучше всего перед «Орбисом» на Братской. В половине шестого. Что ты на это скажешь?

Тереска выразила бы радостное согласие даже на предложение встретиться в полночь в трамвайном депо, не вникая в причины выбора места и времени. Разумеется, она не знала, что Богусь просто должен был улаживать кое-какие свои дела в «Орбисе» и выбрал филиал «Орбиса» поблизости от кино, боясь, что Тереска опозорит его своим внешним видом, если он должен будет ехать с ней через весь город. Однако, если бы она и знала причину, счастье ее от этого меньше бы не стало. Наконец все складывается так, как надо!

Они стояли на улице перед калиткой, и оба были как на угольях. Только сейчас Богусь внимательно осмотрел Тереску и убедился, что эту грязную тряпку она взяла с собой. Ему стало жарко при мысли, что кто-нибудь мог бы увидеть их вместе. Он лихорадочно попытался найти какой-нибудь предлог, чтобы ее не провожать. Тереска, понимая, что сильно опаздывает, больше всего на свете хотела бы, чтобы он ее проводил, но в то же время ни за что на свете не согласилась бы, чтобы он увидел, каким транспортом они пользуются, и понял, чем они занимаются. Шпулька наверняка держит это страшилище на самом виду, может, даже сидит на нем…

Мысль о том, что послезавтра у нее с Богусем свидание, придала ей сил.

– Не провожай меня, – героически сказала она. – И так мне придется мчаться галопом, я и без того довольно глупо выгляжу.

– Действительно, если мы оба помчимся галопом, это будет выглядеть еще глупее, – согласился Богусь, испытывая к ней благодарность за такое решение вопроса. – Ну, чао, держись. Не дай себя удушить по крайней мере до послезавтра. По слухам, фильм хороший…

Взбешенной получасовым ожиданием Шпульке достаточно было одного взгляда. От Терески исходило сияние. Казалось, у нее выросли крылья. Она стала просто другим человеком.

– Я глубоко убеждена, что сижу тут, как корова на лугу, только потому, что ты виделась с Богусем, – с омерзением сказала Шпулька. – Он у меня уже в печенках сидит, все трудности из-за него, ведь темнеет уже!

Тереске сейчас было бы светло даже посреди глубокой ночи.

– Ты что, даже солнце еще не зашло. Конечно, я встретилась с Богусем, он пришел как раз в тот момент, когда я выходила. А ты откуда знаешь?

– Солнце-то как раз уже закатилось. А по тебе издалека видно. Намотай себе на ус, что я не собираюсь быть жертвой твоих любовных проблем. Одно из двух: или Богусь, или преступники!

– Я-то, конечно, предпочитаю Богуся, – сказала радостно Тереска. – Перестань придираться, мы же последний раз едем! Завтра двинемся в Тарчин.

– Это плохо кончится, – мрачно сказала Шпулька, поворачивая повозку задом наперед. – Ты на этом Богусе помешалась так, как никто и никогда в жизни. Я, по крайней мере, такого не видела. А что, он завтра не может прийти?

– Не придет. Но послезавтра мы идем с ним в кино. Жизнь прекрасна!

– Для кого как, – буркнула Шпулька и левой ногой оттолкнулась от тротуара. – Мне она не больно нравится.

Тереска оттолкнулась правой ногой и с трудом отвлеклась от Богуся. Она с тревогой посмотрела на подругу.

– А что случилось?

– Ликвидировали тот буфет, где мама работала через день, – сказала печально Шпулька. – Теперь снова денег не будет. Я уж и сама не знаю, что делать.

– О Господи, не говори ничего на эту тему! – застонала Тереска, тут же помрачнев настолько, насколько это было возможно при ее теперешнем состоянии духа. – Мне от всего этого плохо делается! Пока я не думаю об этом, до тех пор все в порядке, но стоит начать… Радио нет, проигрывателя нет, фотоаппарата, приличных шмоток, модных сапог и зимнего пальто – ничего нет. А мой отец упрямо твердит, что воровать не будет.

– И мой тоже, – вздохнула Шпулька. – Понятия не имею, откуда люди берут деньги для своих детей. У Кристины есть все, и у этого ее… жениха… тоже. Они получают все от родителей.

– Наверное, этим родителям лучше живется. Мне вот пальто купят, может быть, и сапоги тоже, но остальное лучше сразу выбить из головы, потому что растет еще и этот идиот, мой брат. Разве что сама заработаю. Только вот придется давать эти паскудные уроки двадцать четыре часа в сутки…

Мрачные рассуждения на финансовые темы заполнили им по меньшей мере полдороги. Обе они с младых ногтей отдавали себе отчет, что требовать от родителей удовлетворения своих потребностей не имеет ни малейшего смысла. С тем же успехом они могли бы потребовать пятого времени года. У родителей просто не хватало денег – и все тут. При таком положении вещей обе уже очень давно привыкли рассчитывать на собственные силы и приспосабливать свои потребности к возможностям. Мрачная проза жизни врывалась в поэзию чувств с противным нахальством. Финансовые темы неизменно вызывали нервное расстройство и давили гнетом житейских неприятностей.

Ближе к месту назначения чувства взяли верх.

– Условлюсь с ним на воскресенье, – сказала мечтательно Тереска. – Может быть, вытащу его куда-нибудь за город.

– В воскресенье мы должны сажать деревья в Пырах, – напомнила ей Шпулька.

– Еще чего! У меня нет ни малейшего намерения вообще этим интересоваться! Да и тебе не советую. Если ты будешь в этом участвовать, значит, ты глупее табуретки. Хватит, мы так наработались, что теперь пусть другие мучаются.

– Да мне даже нравится сажать деревья… Я бы предпочла в одиночку посадить весь сад, чем стараться насчет этих саженцев. Рискуя к тому же потерять жизнь, когда меня бандиты укокошат!.. Не знаешь, почему сегодня нас не потащили их разглядывать?

– Не знаю. Может быть, их у милиции под рукой не было. Да какое тебе дело…

– Как это, какое мне дело! – возмутилась Шпулька. – Ты что думаешь, я буду стоять и смотреть, как они мне башку откручивают?! Тебя тоже должно интересовать, когда их наконец обезвредят!

– Не знаю, – ответила рассеянно Тереска, явно занятая какой-то страшно интересной мыслью. – Даже не знаю. Может быть, было бы хорошо, если бы они напали на меня, когда Богусь будет рядом, а он должен был бы меня защищать? Говорят, это очень сближает людей.

– Я знаю и другие способы подружиться. Ради Бога, пусть на тебя нападают, раз тебе это так нравится, но меня из этого можешь исключить. Мне не обязательно становиться ближе к Богусю такой ценой.

– Не разгоняйся, тут где-то нам нужно сворачивать…

Последний владелец сада, который обещал им под расписку вручить для благородных целей пятнадцать саженцев, сидел в своей кухне за столом в обществе двух гостей. Эго был здоровенный, похожий на быка жирный мужик, который производил такое впечатление, словно умственная работа не относилась к его любимым занятиям. Его сотоварищи составляли живейший контраст: старший был очень высокий, страшно тощий, такой светлый, словно его дочиста отполоскали, а младший – низенький, надутый и просто неестественно черный. Старший был флегматично сдержан, спокоен, одет изысканно и элегантно, а младший – живой, темпераментный, нервический, одетый в попугайно-пестрые шмотки. Всех троих объединяла тема, которую они с неослабевающим интересом обсуждали.

– Здесь безопасно, – говорил хозяин, хмуря лоб. – Лучшего места не найдешь. Никто нас тут вместе ни разу не видел… Вот черт их принес!

Последние слова он сказал весьма недовольным тоном, случайно посмотрев в окно. Оба гостя последовали его примеру.

– Падла! – сдавленным голосом возопил младший, сорвавшись со стула.

– Спокойно, – сказал холодно старший. – Без паники. Кажется, ты прав. Выходим через черный ход, прямо сейчас. Они не должны нас тут увидеть.

– Говорил я, что это мусора! Говорил?!

Хозяин, который все это время тупо сидел у стола, таращась в окно, с удивлением обернулся.

– Какие мусора? Вы чего, ребята?

– Эти две девки во дворе! Это мусора! Они нас выследили! «Безопасное место»! Нашел себе безопасное место!

– Чего это он?.. Девчонки из какой-то школы, за саженцами приехали, я им вчера обещал. Я совсем про них забыл, хотя, кажется, мы с ними на попозже уговаривались…

– Самое лучшее доказательство! – кипятился тот, что помоложе, лихорадочно бросаясь то к столу, то к двери. – Они нас высмотрели уже вчера! Специально приехали, чтобы проверить!

– Прекрати истерику, – спокойно сказал старший. – Из какой они школы, какие саженцы, откуда они тут взялись, когда и как попали сюда?

Хозяин объяснил, кто и зачем прислал вчера к нему двух учениц средней школы, имеющих общественное поручение. Выполосканный блондин сухо объяснил, что этих двух они вчера встретили на дороге и девчонки показались им подозрительными. Хозяин поддакнул, что вчера они, действительно, были тут у кого-то другого тоже по поводу саженцев, а раньше он их здесь никогда не видел.

– Одна из них идет сюда! – дико просипел нервный брюнет.

Худой блондин посмотрел в окно и неспешно поднялся.

– Мы удаляемся, – решил он. – Прекрати свой спектакль, пока нет никакой ясности. Выпустите-ка нас через черный ход, пан Шимон, а потом проведите их по всему дому, чтобы они ясно увидели, что тут никого нет. На всякий случай. Потом сплавьте их, а там посмотрим, что они сделают. Уберите-ка приборы…

– Закрыто и никого нет, – доложила Тереска, возвратясь к Шпульке, которая поджидала ее, держа повозку за ремень.

– Так куда же делся этот мужик? – расстроилась Шпулька. – Он же должен быть около дома. Вообще кто-то же должен дома быть!

– Может быть, он в саду. Я же говорила, что мы приедем слишком рано. Подождем, может быть, он где-нибудь покажется, а если нет, пойдем его искать.

– Мы даже не знаем, какой сад его…

Они оставили стол посреди двора и заглянули за дом. Там они убедились, что единственные открытые двери находятся под крыльцом и ведут в какую-то каморку в подвале. Тереска присела на корточки и заглянула туда без всякой надежды, потому что в темноте ничего не было видно. Делать им больше было нечего, вокруг не видно было ни одной живой души, и они разочарованно уселись на козлы для пилки дров. В сгущающихся сумерках пустой двор выглядел удивительно мертво и мрачно.

– Даже кур нет, – с претензией в голосе сказала Шпулька.

– Они спать пошли, – буркнула Тереска.

– Так ведь в этом окне горит свет!

– И ты поэтому считаешь, что там должны быть куры?

– Нет, кто-то из людей.

– Не видать, чтобы там кто-то был, а халупа заперта.

Позади них раздался шорох, они обернулись и увидели редкостной красоты черного кота с белой манишкой на груди.

– Ты посмотри, какой красавец! – восхитилась Тереска. – Иди сюда, кис-кис-кис…

Кот остановился, посмотрел на нее, потом отскочил и присел на краю лужайки. Тереска слезла с козел и направилась в его сторону.

– Кис-кис-кис… Иди сюда, хорошая киса, иди сюда… Ну куда же ты, балда!

Кот минутку подождал, потом снова недоверчиво отскочил подальше, подозрительно оглядываясь. Тереска приближалась к нему плавными, незаметными движениями. Наклонившись вперед и вытянув руку, она приманивала его нежно и ласково. Шпулька с интересом смотрела на них.

– Пошурши ему чем-нибудь, – посоветовала она.

– Чем? Кис-кис-кис… Иди сюда, киса, какой ты хорошенький, я же тебя не съем. Кис-кис-кис…

Тереска подняла с земли палочку и поцарапала палочкой по гальке. Кот заинтересовался. Тереска стала водить палочкой по гальке все ближе и ближе к коту. Не отрывая глаз от палочки, кот приготовился прыгнуть, но потом вдруг раздумал, развернулся, скользнул за куст и уселся в двух метрах от девочек.

– Он настолько же глуп, насколько хорош, – разочарованно сказала Тереска и подползла к нему на корточках, царапая палочкой по галечной дорожке. Кот застыл на месте.

Шпулька соскочила с козел и пошла следом, с любопытством наблюдая за ними. Во дворике совершенно ничего не происходило, и Тереска с котом были единственным развлечением. Кот был недоверчивый и совершенно необщительный, шуршанье палочки его очень интересовало, но держаться он предпочитал поодаль. Он снова отпрыгнул на метр и сел.

За котом следом Тереска и Шпулька переместились на другой конец двора. Кот удрал под какой-то сарай, остался там и принялся играть концом веревки, которая свисала между деревьями. Тереска на него не обиделась.

– Обожаю кошек! – сказала она в восторге. – Посмотри, какой он восхитительный.

– Ага, – поддакнула Шпулька. – А ты посмотри, какой идиотский номер. Все цифры разные, невозможно запомнить.

– Где номер?

– А вон там.

В сарае багажником к ним стоял автомобиль, который немного выдавался наружу. Номерной знак был замечательно хорошо вымыт и просто сверкал, напрашиваясь, чтобы его прочитали.

– Действительно, – признала Тереска. – Совершенно дурацкий. «ВГ 5789». Если бы в начале была единица, то была бы Великая французская революция. А эта пятерка только мешает.

– Да уж, двойка была бы уместнее, – со вздохом заметила Шпулька. – За Великую французскую революцию очень легко получить двойку. Пятерку гораздо сложнее.

Кот пропал во мраке, в глубине сада. Обе девочки вернулись к своей повозке, ожидание начинало потихоньку действовать им на нервы. Они уже собирались пойти на поиски хозяина, который не мог уйти далеко, поскольку оставил в окне свет. Они как раз обсуждали, не покричать ли им, когда двери дома вдруг открылись и на пороге появился дружелюбно улыбающийся хозяин.

– Барышни за саженцами, а? Пожалуйста, пожалуйста. А что ж вы так рано приехали?

– Мы уж думали, что вы куда-то ушли и мы вас не дождемся до конца жизни, – с облегчением ответила Тереска. – Вот именно, нам удалось поехать пораньше…

– Пусть скорее дает саженцы – и домой! – сердито зашипела Шпулька. – Совсем темно сделалось!

– Пожалуйста, пожалуйста, – приглашал в дом хозяин. – Я вот мебель наверху переставлял, хотите посмотреть?

Они совершенно не собирались что-либо тут смотреть, но предложение садовника было настолько неожиданным и дурацким, что они даже немного обалдели и не успели отказаться. Невольно они вошли в дом.

Хозяин широким жестом открыл двери соседней комнаты, зажег огонь и оглядел комнату так, словно видел ее в первый раз в жизни. Тереска и Шпулька машинально тоже огляделись. Хозяин попятился и вошел в кухню. Окончательно замороченные девочки вошли туда следом за ним. Их провели через следующую комнату за кухней, потом вывели в коридор, а затем загнали по узким крутым ступенькам наверх.

– Слушай, для чего это мы туда идем, скажи ты мне на милость? – тревожно прошептала Шпулька. – Почему он так носится по всему дому, с ума сошел, что ли?

– Тихо! – прошипела в ответ Тереска. – Давай повежливее, может, тогда нам удастся выцыганить у него еще пару саженцев…

Хозяин носился как угорелый по мансарде с покатой крышей, открывая двери во все комнаты и каморки и показывая ветхую и устаревшую мебель.

– Места тут маловато было, я и переставил шкаф, – оживленно говорил он, с трудом пролезая мимо старинного пузатого комода и настежь распахивая дверцы огромного допотопного шкафа, который занимал всю стену в маленькой комнатенке. – Так-то лучше будет, а? Козетку я в другую комнату выкинул…

Тереска и Шпулька, совершенно не понимая, по какой причине он с восторгом показывает им все помещения и утробу шкафов, неуверенно поддакивали, что так действительно лучше. На всякий случай они предпочитали ничего не критиковать, боясь, что, если им что-то не понравится, он примется переставлять мебель заново.

– Ты, слушай, откуда он переставил этот шкаф? – обалдело шепнула Шпулька. – Где он у него помещался раньше?

– Если сейчас он освободил тут место, я вообще не могу себе представить, как он раньше входил и выходил, – шепнула в ответ столь же ошеломленная Тереска. – И вообще каким чудом…

Она осеклась, потому что хозяин неожиданно решил, что экскурсия по дому окончена. Оставив открытые двери и зажженный всюду свет, он начал спускаться со ступенек.

– Жена в город поехала, так я хочу ей приятное сделать. Вот удивится, когда вернется, а?

– Наверняка. Ужасно удивится, – убежденно поддакнула Шпулька.

– А ванная у вас есть? – спросила Тереска, желая сделать приятное хозяину и выказать хоть какой– то интерес.

Хозяин вдруг остановился как вкопанный и подозрительно на нее посмотрел.

– Ванная? – переспросил он. – А у меня второго выхода в доме нет, – добавил он без всякой связи с предыдущим. – Пожалуйста, барышня, можете посмотреть.

Тереска невольно подумала, что понимает этот странный тип под словом «ванная» и какого рода помещение может называть этим словом? Может быть, веранду? Она не успела больше ничего предположить, потому что колоритный хозяин дома подошел к двери в другом конце сеней.

– Вот, барышня, пожалуйста, если хотите, можете посмотреть ванную, – рявкнул он таким страшным голосом, что в окне задребезжало стекло.

У Шпульки от испуга по спине побежали мурашки. Несомненно, перед ними стоял сумасшедший, у которого внезапно обострилась болезнь. Удастся ли им живыми и невредимыми выйти из этой истории?

Онемев от неожиданности, Тереска, ничего не понимая, смотрела, как хозяин сражается с дверной ручкой, которая явно не оказывала ни малейшего сопротивления. Он несколько раз ее нажал, приоткрыл дверь, снова захлопнул ее, снова приоткрыл и снова захлопнул, и, повторив эту операцию раз десять, наконец широко распахнул дверь.

За дверью находилась обычная, только очень грязная и обшарпанная ванная комната, заставленная всякой дрянью. В противоположной стене было окно, высокое и узкое. Под ним стояли какие-то ящики, доходящие до самого стекла. Замороченная Тереска невольно удивилась, куда это окно выходит, поскольку возникало такое впечатление, что за ним находится еще одно помещение, а не двор. Еще не успев сообразить, что ее ведь это, собственно, не касается, Тереска подошла к окну и выглянула во двор, прижавшись лицом к стеклу.

На черном фоне она увидела светлый прямоугольник, в котором виднелось небо, и немедленно где-то близко, сразу же за стеной, снаружи, раздался страшный грохот, словно обрушилось полдома. И она, и Шпулька резко вздрогнули и отскочили внутрь.

– А, чертов котище, шкодливый такой, что прям не знаю как! – громко рявкнул хозяин дома. – Снова что-то с крыши сбросил!

– Судя по шуму, дымовую трубу, – буркнула Шпулька, с трудом подавляя панику.

– Скорее уж тот шкаф выбросил, – ответила ей вполголоса Тереска, пытаясь прийти в себя. – Или комод…

– Так что, все уже барышни посмотрели? – выкрикнул хозяин с каким-то странным раздражением.

– Абсолютно все, – заверила его Тереска, а Шпулька энергично закивала головой. – Вы очень красиво переставили всю мебель. Жена наверняка очень обрадуется. Так что, может, насчет саженцев?..

– Что? А-а-а, точно, саженцы… Пожалуйста, пожалуйста, пошли за деревцами. Идите, барышни, во двор, я сейчас приду…

Он подождал, пока они не отдалились на безопасное расстояние, приоткрыл заставленные ящиками двери из ванной на веранду и выслушал указания, которые ему лихорадочно шептали из темноты:

– Держи их тут, пока не выйдем. Пошуми чем-нибудь, что ли, чтобы они не слышали машину, машину они просто не имеют права увидеть! Может быть, тогда не сориентируются, откуда мы!

– Да что же вы там делали, мать вашу?! Надо было раньше смываться!

– Мы ждали, чтобы тебе сказать, а эта соплячка башку в окно – выставила, вот Метя и отскочил… Что за дрянь ты тут держишь?!

– Бочки для капусты…

Тереска и Шпулька молчали, пока не оказались во дворе возле своего стола на колесиках.

– Иисусе-Христе! Бежим! – простонала отчаянным шепотом Шпулька, оглянувшись, чтобы на всякий случай проверить, не крадется ли за ними этот чокнутый. – Это какой-то шизик, сейчас начнет показывать нам сад! Плевала я на саженцы, я жить хочу!

– И речи быть не может! – твердо шепнула в ответ Тереска. – Без саженцев я отсюда не тронусь!! Не для того я, как дура, шлялась по этой лавке вторсырья, чтобы отсюда уйти несолоно хлебавши! Не понимаю, каким чудом…

В этот момент в дверях появился хозяин.

– За саженцами, прошу за саженцами! – сделал он приглашающий жест. – Тачечку вашу с собой прихватите! Подъедем поближе, да и погрузим, чего с ними бегать туды-сюды… Вон туда, идите-идите…

Тереска и Шпулька на всякий случай не протестовали и с невероятными усилиями пропихивали повозку сквозь кусты и заросли, понятия не имея, что они в темноте топчут и какую потраву учиняют. Они добрались до питомника, возле которого уже лежала куча приготовленных саженцев.

Хозяин все это время нес что-то в руке – оказалось, транзистор. Вместо того чтобы приступить к погрузке деревьев, он стал ловить какие-то станции.

– Музычку себе заведем – оно, глядишь, веселее будет, – говорил он оживленно. – О, вот это хорошо!

– Господи Иисусе! – тихонько простонала в ужасе Тереска.

Дикий скрежет, вой, писк и визг, которые неслись из приемника, заглушили все вокруг. Вопя полной грудью, чтобы перекричать радио, хозяин стал предлагать различные способы размещения саженцев на повозке. Погрузив на нее обещанные пятнадцать, он впал в неукротимую филантропию и стал выдирать из земли дополнительные деревца. Радио чудовищно орало, куча деревьев на повозке угрожающе росла. Тереска и Шпулька ясно поняли, что сойдут с ума, если не выберутся вовремя из этого необъяснимого кошмара.

– Спасибо, уважаемый пан, уже хватит! – вопила в отчаянии Тереска. – Большое вам спасибо! Мы больше не свезем!

– Что?

– Спасибо, достаточно!!

– Что?!

– Спасибо, нам хватит!!!

– Что?!

– Дово-о-льно! – дико заревела Шпулька. – Веревки не хватает.

Не приглушая невыносимого радио, хозяин двинулся в обратный путь. Сопя и постанывая от усилий, Тереска и Шпулька в поте лица пропихнули нагруженную столешницу на колесиках из сада во двор. Тереска поспешно вытащила из кармана расписку.