Текст книги "Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Осторожно! – говорил он доброжелательно. – Позвольте вам помочь перейти лужу… Нет-нет, не сюда, вы промочите ботиночки!

В Тереске нарастало такое чувство, что, появись перед ней сейчас лужа глубиной по пояс, она, несомненно, влезла бы в нее. Она перестала думать, решив, что позволит себе такую роскошь только тогда, когда с ними расстанется.

Кристина разговаривала с женихом про свежую курицу, которую нужно было купить для бабушки. Курица должна была быть обязательно свежая и очень жирная, что казалось недостижимым, поскольку жирными бывали только мороженые импортные пулярки, а бабушка категорически не желала есть мороженую птицу. Тереска не могла понять, чья это бабушка, его или ее, во всяком случае, отношение к бабушке как к общей собственности говорило о глубине близости влюбленных. Было совершенно ясно, что их чувства нашли себе место в обычной жизни и вошли в стадию общих дел. На площади Спасителя она наконец сообразила, что требовательная бабушка – это бабушка Кристины, и забота жениха о свежей птице вытекает исключительно из его чувств к обожаемой девушке.

На площади Унии Тереска решила, что дальше поедет на автобусе. Она надеялась, что они оставят ее на остановке, а сами пойдут себе домой на Раковецкую, но жених Кристины был джентльменом. Он счел недопустимым оставить Тереску одну на улице, причем говорил об это так, что у Терески перехватило горло. Она совершенно не собиралась в таком душевном состоянии возвращаться домой.

«И все из-за этой кретинки, – подумала она горестно, не уточняя, что именно из-за кретинки. – Если бы она пришла в бассейн, не было бы всего этого…»

Ее мысль должна была значить нечто большее: присутствие Шпульки было бы для нее душевной опорой, которая не позволила бы ей впасть в состояние такой угнетенности и отчаяния. А теперь ей приходилось с этим справляться одной.

Жених Кристины был очень милый и страшно упрямый. Не обращая внимания на ее протесты и объяснения, он дождался, когда придет автобус, впихнул Тереску внутрь и с радостной веселой улыбкой помахал ей рукой. Кристина, купаясь в своем счастье, безразлично относилась к его эскападам.

Тереска проехала одну остановку, вышла на Раковецкой, перешла на другую сторону улицы и села в автобус, который шел в противоположном направлении. Наконец-то она могла перестать следить за выражением лица.

Кристина, бабушка, курица, жених… Эта нежная забота, эта общность интересов, это взаимопонимание на основе нежных чувств… Они вместе, вдвоем, у них какая-то общая жизнь, а у нее что? А она была, есть и останется одна, никто не скажет ей доброго слова, никого не касаются ее нужды, хлопоты и огорчения, ей могло быть очень нужно купить курицу, фазана, мороженого страуса… для бабушки, так ведь ни одной собаке это не интересно! И что ей от этой пятерки по истории, которую она с почетом получила, от норм по плаванию, которые она каждую минуту может сдать, от фотоаппарата, которым никто не будет ее фотографировать, от магнитофона, под который ей не с кем танцевать, от этих недоумков, которые бегают за ней исключительно для развлечения… И что ей с того? Собственно говоря, она никому не нужна, никто ее не любит. Богусь ее бросил, даже Шпулька… даже Шпульке, единственной настоящей подруге, она надоела по уши, даже Шпулька против нее протестует… Никто не знает, до чего она одинока и несчастна и как ей хотелось бы иметь кого-то, кто любил бы ее и кого она могла бы любить, и абсолютно никого это не касается…

Слезы, которых стало уж очень много, не помещались в глазах. Тереска потянула носом раз, другой, открыла сумочку и обыскала ее.

«Вот дьявол, – подумала она, несчастная и сердитая. – Конечно, забыла платок!»

Кто-то сел на освободившееся место с ней рядом. Тереска отвернулась к окну, энергичнее шмыгнула носом и попыталась незаметно вытереть его рукавом. Безрезультатно. Слезы упорно катились.

«Прекрати распускать нюни, люди смотрят! – приказала она самой себе со злостью. – Вот незадача с этим платком, вся засопливилась…»

Она снова открыла сумку, притворяясь, что ищет носовой платок и стараясь спрятать лицо.

– Пожалуйста, возьмите, – вдруг спокойно сказал кто-то рядом.

Тереска перестала копаться в сумке и искоса посмотрела вбок, пытаясь не поворачивать головы. Она увидела белый, аккуратно сложенный платок, который подавала ей мужская рука. Она подняла глаза повыше и увидела молодого человека с самыми красивыми на свете глазами, того, кто помогал ей собирать свеколку и прогонял нахальную диву. Что-то в ней в отчаянии застонало.

Молодой человек, который узнал ее еще раньше, теперь увидел полные слез глаза, и неизвестно почему ему представилось затуманенное дождем озеро и слабо различимая сквозь пелену ливня стена леса. Ему вдруг страшно захотелось, чтобы над этим озером засветило солнце.

– Пожалуйста, – твердо сказал он.

Тереска поколебалась, потом взяла платок и вытерла нос.

– Большое спасибо, – жалобно сказал она. – Я как раз забыла свой…

Она замолчала и озабоченно подумала, что же ей теперь с таким платком делать. Отдать ему использованный или забрать его, постирать и отдать потом, но как? Спросить его адрес? Одновременно ей пришло в голову, что мало того что она одинока и несчастна, так еще и устроила из-за этого спектакль на глазах посторонних людей и оттого у нее дополнительные проблемы. Тут же она почувствовала, что забота молодого человека, совершенно ей чужого, страшно ее растрогала… И она подумала, что тем хуже, сейчас он так о ней заботится, а через пару минут его не будет, и вообще никого не будет…

– У меня с собой не больше трех платков, – сказал молодой человек. – Вы, пожалуйста, учтите это. Почему вы так плачете?

– Потому что вы очень хороший, – не задумываясь, ответила Тереска и расплакалась окончательно.

Молодой человек со вздохом положил руку на спинку сиденья перед ними, заслонив Тереску от глаз остальных пассажиров, и вытащил следующий платок. Тереска беспрерывно вытирала глаза и нос.

– Я вам все засморкаю! – всхлипнула она в отчаянии.

– Не все, а только платки. Если вам это поможет, я могу стать плохим. Но это неправда, заплакали вы раньше.

Главный поток удалось остановить. Он лился обильно, но недолго. Тереска отняла платок от глаз и снова вытерла нос. Сама себе она показалась несравненной дурой.

– Честно говоря, по глупости, – искренне призналась она. – Я как раз пришла к выводу, что ужасно несчастна. Разумные причины отсутствуют.

Она шмыгнула носом, посмотрела на молодого человека немного спокойнее и вдруг рассмеялась сквозь слезы.

Над озером засветило солнце.

– Ну и слава Богу, – сказал молодой человек. – А можно спросить, куда вы, собственно, едете?

– Понятия не имею. По-моему, я хотела ехать на Замковую площадь, чтобы поплакать там над трассой Восток – Запад. Это на меня хорошо действует.

– Трасса Восток – Запад не такая плохая, чтобы над ней плакать. Вы не против, если я вас немного провожу, пока вам не станет лучше?

– Наоборот. Вы тоже на меня хорошо действуете.

Сказав это, Тереска вдруг поняла, что это правда. В молодом человеке было что-то успокоительное, что возвращало равновесие душе, позволяло мыслям и чувствам занять правильное место. Основную причину такого воздействия она почувствовала в мгновение ока. В его поведении не было ничего от попытки кокетничать. Если он отнесся к человеку заботливо и ласково, то это значило, что он действительно чувствует к этому человеку что-то хорошее. Точно так же он заботился бы не только о ней, но и о лысом старичке или той же Кристининой бабушке.

– И все из-за этой дурацкой свежей курицы, – сказала она, стоя у балюстрады над трассой Восток-Запад. Я страшно разнюнилась, потому что мне пришло в голову, что для своей бабушки свежую курицу мне пришлось бы искать одной… Ну может, еще с моим братом, но ведь это не то! А самое смешное в том, что этот ее жених мне вовсе не нравится, он, конечно, симпатичный, но очень уж действует на нервы. Хотя, с другой стороны, должна признать, что он отличается в лучшую сторону от всех этих дворняжек, не знаю… может, потому, что он старше? Ему двадцать лет…

И не успела она оглянуться, как уже выложила молодому человеку все свои взгляды на других молодых людей, свои планы и намерения, рассказала про Кристину и Шпульку, раскритиковала свое увлечение Богусем и наконец призналась, что видела своего собеседника в роли жертвы искушенной соблазнительницы. Молодой человек живо заинтересовался всем, и этим тоже.

– А вы что там делали? – удивленно спросил он.

– Воровали часы, – таинственно ответила Тереска. Она беззаботно рассмеялась и рассказала соответствующий фрагмент аферы. Молодой человек явно очень обрадовался.

– А-а-а, так это были вы! Я знал, что там кто-то стоит, но не мог разобрать кто. Этот кто-то упорно скрывался. Меня очень радует, что все теперь выяснилось.

Тереска мимолетно удивилась его способности помнить такие мелочи, потому что, хотя для них со Шпулькой вечер был незабываемый, молодой человек часов ведь не крал и у него не было повода так подробно помнить этот вечер. Разве что… Разве что та девица…

– А та пани… – сказала она осторожно. – Вы с той пани… Тогда…

– Ни тогда, ни когда-либо еще, – живо и поразительно искренне ответил молодой человек. – Эта пани представляет тот самый тип людей, который вам так не нравится.

– То, что мне не нравится, еще не означает…

– Мне тоже не нравится. И поэтому мне нравится, что вам они не нравятся. Вы правы, не желая опускаться до этих… мимолетных развлечений. Человек заслуживает большего. При условии, что он может уважать в себе человека.

Тереска немедленно вспомнила Коссак-Щуцкую и крестовые походы и ощутила, что понимает, в чем дело, и, даже не задумываясь, чувствует, что это то самое, что надо… В душе у нее посветлело.

– Но ведь так я все время буду одна да одна, – критически сказала она, почему-то очень мало огорченная этим. – Разве что найдется такой человек, который думает точно так же.

– Ну, конечно, найдется. Таких больше, чем вам кажется. Таких, которые ищут настоящие чувства, а не суррогат. Им только неудобно признаваться в этом, потому что настоящие чувства сейчас немодны.

– Слава Богу, я всегда была немодная. Это значит, что и вы тоже?

– Ну да, и я тоже. И если я еще на что-то надеюсь, то вам сам Бог велел. Ведь вы еще такая молодая! Перед вами целая жизнь!

Это прозвучало так убедительно, что у Терески перехватило дыхание. Эта жизнь вдруг оказалась такой огромной, так заполнила ее всю, что она почувствовала, что вот-вот лопнет. Действительно, впереди у нее была вся жизнь! Она отделалась от истории, у нее есть уроки, впереди весна, а там каникулы! Над трассой Восток – Запад зашумел лес, а по трамвайным путям потекла река. На другой стороне Вислы появился берег океана. Перед ней была вся жизнь!

На молодого человека посмотрели просветлевшие глаза, прозрачные, как вода, и сверкающие, как звезды.

– Я могу ехать домой, – сказала Тереска. – У меня наступило необратимое улучшение. Но платков, таких засопливленных, я вам не отдам. Я их выстираю, а что дальше – не знаю. Могу послать вам на Главпочтамт до востребования.

– Не нужно, я сам их заберу при случае. Я знаю, где вы живете. А самое лучшее будет, если вы будете носить их при себе, в случае чего пригодятся, а я их у вас возьму при следующей встрече. Как видно, случайно мы с вами встречаемся не хуже, чем если бы условились.

– Не знаю, когда в следующий раз я буду воровать часы, но пусть будет так, – согласилась Тереска. – Вот мой автобус.

– Я вас провожу. А вместо обычной байдарки лучше купить складную. А то с перевозкой будет страшно трудно…

* * *

– Какая она замечательная, – сказала Тереска со счастливым вздохом. – И такая большая! Столько можно разместить!

– И два весла, – сказала мечтательно Шпулька.

– И можно купить её в рассрочку. Еще только добавить тысячу восемьсот злотых. Я никогда в жизни столько не скоплю, а уж если придется платить в рассрочку, то обязательно буду платить! И еще хватит на все остальное.

Они возвращались весенним днем после смотрин складной байдарки в идеальном состоянии, оставив за нее задаток знакомому, который как раз собирался ее продавать. Нормы по плаванию были сданы неделю назад. Весна пришла внезапно, солнце светило, ветер сушил улицы. Тереска светилась от счастья так, что затмевала солнце, потому что одновременно с покупкой байдарки на нее снизошла невероятная слава в школе. Не только у нее были самые лучшие оценки в обоих третьих классах, но и ее ученики замечательно отличились в учебе. В результате ее репутация преподавательницы превзошла все ожидания, что позволяло рассчитывать на будущие доходы. Шпулька, сдав нормы по плаванию, смирилась с тем, что каникулы они проведут так, как хочет Тереска, и ей это даже начало нравиться. Если принять во внимание такие соблазнительные планы, то до каникул Тереска не выдумает ничего нового, просто не успеет… Хотя, разумеется, с Тереской никогда ничего не известно…

– Я считаю, что ты могла бы с ним пококетничать, – вдруг предложила Шпулька, перебивая Терескины восторги по поводу уключин.

– С кем?! С веслом или с хозяином байдарки?!

– Да нет, с тем парнем с красивыми глазами.

Тереска остановилась как вкопанная.

– А знаешь, мне даже в голову не пришло, – ответила она изумленно. Еще секунду подумала, потом покачала головой и пошла вперед. – Он для кокетства не годится, – сказала она твердо.

– Почему?

– Не знаю.

– Я считаю, что он очень красивый. И не настолько уж старше. Максимум лет на шесть, ну, может, пять. И похоже, симпатичный человек. И мыслящий. И хорошо воспитанный. И не знаю, чего тебе еще надо.

– Ты так его расхваливаешь, словно тебе от этого какая-то выгода, – подозрительно сказала Тереска. – Ну да, все при нем. Просто даже чересчур. Но кокетничать с ним невозможно.

– Ну хорошо, а почему?

– Потому что он как раз из тех, кто не признает кокетства. Белая ворона.

Теперь уже Шпулька остановилась как вкопанная.

– Так ведь это как раз то, что тебе нужно!

– Вот именно. Но не хватает одного-единственного основного достоинства.

– Какого?!

– Не стой посреди проезжей части! Он не влюбился в меня насмерть с первого взгляда.

Шпулька покинула дорогу и перешла на тротуар.

– Но может, влюбится со второго, – сказала она осторожно. – Ты могла бы постараться.

– Не похоже на то, чтобы он в меня влюбился бы даже со сто двадцать второго взгляда. А вообще вся штука в том, что должно быть так, чтобы мне не нужно было бы стараться. Разве ты не понимаешь, что это должно быть само собой?

– Ну хорошо, а ты?

– Что я?

– Что ты о нем думаешь?

– Ничего не думаю. Представь себе, это какое-то странное чувство. Стоит мне о нем подумать, в голову немедленно приходит такое огромное количество вещей, что я не могу отделаться от этих мыслей и немедленно начинаю про все эти вещи думать. Сперва я вспоминаю про эти каникулы, потом про следующие, потом оказывается, что на свете такое количество мест, которые непременно нужно увидеть, и такое количество дел, которые надо переделать, а у меня совершенно нет времени! Не могу я о нем думать, потому что тогда умру от усталости.

Шпулька повертела пальцем у виска, и несколько минут они шли молча. Тереска вдруг замедлила шаг.

– Но стоит мне подумать, что он мог бы в меня влюбиться… – призналась она невероятно нежным, тихим, умиленным голосом и вздохнула. – Что он мог бы… Что те чувства, о которых он говорил… Что он мог бы в меня…

Шпулька судорожно стала глотать ртом воздух, потому что вдруг поняла, что, слушая Тереску, старалась не дышать и вот-вот задохнулась бы.

– Ну? – нетерпеливо сказала она.

– То мне это кажется совершенно невозможным. Скорее я окажусь во Флориде. Но до Флориды мы на байдарке не доплывем. Поэтому не дай Бог мне в него влюбиться, потому что потом я уж была бы несчастной до конца жизни. Это тебе не дурацкий Богусь…

Шпулька подумала, смиряясь, что в таком случае дело просто безнадежное и не остается ничего другого, как настроиться на то, что рано или поздно ее заставят плыть во Флориду если не на байдарке, то на каком-нибудь суденышке ненамного больше. Тереска на сей раз влюбилась во весь мир!

Тереска радостно посмотрела на небо.

– Мир такой большой, – сказала она, словно только что это поняла. – Должны же мы увидеть хотя бы кусочек! Так что выкинь из головы серую, будничную жизнь.