Текст книги "Свиток дракона"

Автор книги: Ингрид Дж. Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Арестованный повернул голову и увидел на стене свиток. Рука его потянулась к правому уху – на месте отрубленной мочки виднелся уродливый красный шрам. Такой поворот событий застал его врасплох, но он продолжал упорствовать:

– Все это лживая подтасовка. Не было ее там. А на картине изображен морской дракон, нагнавший бурю. Не было там никакой бури… – И поспешно поправился: —…в такое-то время года.

Мотосукэ не сдержал усмешки.

– Нет, вы слыхали?! Он ведет себя будто кошка – изо рта торчит рыбий хвост, а она притворяется невинной.

Акитада продолжил:

– Помимо нападения на императорский караван вы обвиняетесь также в том, что с девятью другими убийцами лишили жизни Хигэкуро и попытались убить его дочерей.

– Ты помнишь меня, ублюдок? – выкрикнул со своего места Тора. – Мы видели тебя в саду у храма и поймали в ту ночь двух мерзавцев из твоей шайки.

– Да, он был там. Я тоже его видела, – звонко проговорила Аяко.

– Тебе нужны еще доказательства? – спросил Акитада.

Глаза лжемонаха отчаянно бегали, как у загнанного в угол зверя. Отыскав глазами Отоми, он вырвался из рук державших его стражников и бросился к ней.

Аяко, стоя на коленях, все еще обнимала рыдающую сестру, когда обезумевший от ярости негодяй, изрытая проклятия и гремя цепями, метнулся к ним, пытаясь дотянуться своими ручищами.

Тора не раздумывая схватил стоявший перед Сэймэем столик, метнул через весь зал и угодил монаху между ног. Тот упал, сокрушив столик своим телом. Запоздало спохватившиеся стражники навалились на него.

Сэймэй громко выругался – впервые в своей жизни. Не веря собственным ушам, Акитада смотрел на своего почтенного слугу, а тот, так и оставшись с кисточкой в руке, весь забрызганный тушью, сердито оглядывай рассыпавшиеся бумаги. Потом старик спохватился и виновато посмотрел на Акитаду:

– Э-э… Хм… А нет ли другого столика? То есть если вы, господин, конечно, намерены продолжать этот… э-э… не совсем обычный допрос. – Так, ловко свалив всю вину на Акитаду, он сердито запыхтел и принялся вытирать с лица тушь листком бумаги.

– Не переживай. Мы уже закончили, – сказал Акитада и, обращаясь к солдатам, успевшим поставить монаха на колени, приказал: – Уведите его!

Аяко помогла сестре подняться и поклонилась в сторону судейского помоста:

– Если мы вам больше не нужны, мы уйдем. Моя сестра очень слаба.

Акитада растерялся, но Мотосукэ пришел ему на помощь:

– Вы обе сослужили великую службу этой провинции и всей стране. Мы никогда не забудем вашего подвига и навсегда останемся перед вами в долгу.

Аяко учтиво склонила голову.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, но в этих словах нет нужды. Наша семья всегда почитала за честь выполнять свой долг перед страной. – И, больше не взглянув на Акитаду, повела сестру к выходу.

Тот сидел, потерянный в своем безмолвном горе.

Мотосукэ, прочистив горло, громко спросил:

– Ну так что? У нас есть что-нибудь еще?

– Нет. Это все.

ГЛАВА 21
Снежинки

Свинцовые тучи нависали над губернаторской резиденцией. Снежные вихри играли с глиняными статуями драконов, стороживших вход в губернаторские покои, и пытались закружить Акитаду, пробиравшегося между множеством повозок и носильщиков. Во дворе дома Мотосукэ грузили добро, которому предстояло отбыть вместе с хозяином в столицу.

Выйдя за ворота, Акитада свернул налево и направился в сторону префектуры. Кутаясь в поднятый воротник, он с грустью думал, каким далеким оказалось это его великое приключение от тех надежд, которые он на него возлагал. Всего несколько недель назад он рвался сюда, мечтал встретиться со здешними людьми, получше узнать жизнь в провинции и многого достигнуть. Все это, конечно, произошло, но какой ценой! Ценой человеческих жизней! Порученное ему важное государственное задание не принесло ни удовольствия, ни удовлетворения – одно лишь расстройство. Здесь он потерял бесценное сокровище – веру в себя. Осталось только чувство долга, привитое ему родителями и учителями. Эти обязательства перед государством, императором и семьей вытеснили все остальные желания и страсти – вот и все, что ему теперь оставалось. Мрачная перспектива.

Это самое чувство долга подстегивало его, когда в последний свой день пребывания здесь он выбрался в город. Первой его целью была префектура. Она занимала совсем мало места по сравнению с губернаторской резиденцией – всего лишь одно скромное административное здание, тюрьма и казармы для полицейских. Акинобу он застал сидящим за столом над стопкой документов. Новый префект встретил его усталой улыбкой.

– Прошу прощения, ваше превосходительство, что не могу предложить вам чаю, – сказал он. – Боюсь, такие удовольствия нам не по средствам. Но, может быть, чашку вина?

– Нет, благодарю вас. Я уже пил у губернатора его великолепный чай. К тому же я и сам не очень-то привык ко всякой роскоши. Вот, пришел попрощаться и поздравить вас с назначением на должность префекта.

Акинобу поморщился.

– По правде сказать, я всего лишь руководящий чиновник и моя работа здесь почти не отличается от той, что я выполнял у губернатора. – И он кивнул на горы бумаг на своем столе.

– Ну, это, конечно, явление временное, – попытался утешить его Акитада и вздохнул. – Мне кажется, что я не принес сюда ничего, кроме неприятностей.

– Нет, ваше превосходительство. Наши неприятности сами нашли вас. Мы очень благодарны вам за помощь. Я обязательно наведаюсь к вам с прощальным официальным визитом перед завтрашним отъездом.

– Пожалуйста, зовите меня по имени. И визитов официальных не нужно. Я хочу, чтобы вы знали, как я благодарен вам за помощь. Она была поистине неоценима. – Улыбаясь друг другу, они раскланялись. – Но у меня был еще один повод прийти. Я хочу поговорить с арестантом по прозвищу Шрам.

Акинобу удивленно поднял брови.

– Он как-то связан с делом об ограблении караванов?

– Нет. Дело совершенно другое. Он сидит у вас за убийство уличной женщины Жасмин. Но я подозреваю, что он убил еще двух женщин.

– Здесь? Но ведь он появился в городе только пятого числа этого месяца.

– Были убиты еще две женщины – в столице и в Фудзисаве.

– Но… – Акинобу помедлил, но все же спросил: – Простите, но почему вы только теперь решили поделиться этими сведениями?

– Я сам не знал до сегодняшнего утра. Или просто не понял, что знал. Пока я только домысливаю детали и хочу поговорить с этим человеком, чтобы утвердиться в своих подозрениях.

– Боюсь, вы просто не представляете, что за фрукт этот Шрам. Он упорно отвергает все обвинения против него. В убийстве этой женщины, Жасмин, он обвиняет своего подельника, какого-то полоумного дурачка.

– Да, тут он почти обвел меня вокруг пальца, – кивнул Акитада. – Но, сопоставив детали убийства уличной женщины в Фудзисаве и мотивы убийства Жасмин, я понял, что ее убил именно Шрам. В тот злополучный день она сказала ему, что хочет уйти к другому мужчине. Тогда он перерезал ей горло и отдал ее тело на растерзание своему полоумному дружку, который хоть и пользуется дурной славой, но эту женщину не убивал.

– Примерно так я и предполагал, – сказал Акинобу. – А в каких еще убийствах вы подозреваете Шрама?

– Я считаю, что в ночь праздника Хризантем он убил молодую знатную женщину в Хэйан-Ке, позарившись на ее украшения. – Акитада достал из пояса обломок синенького цветка и положил его на стол перед Акинобу. – Вот кусочек от этих украшений. Жасмин продала его одному местному лоточнику, а тот продал мне в день моего приезда.

– Какая необычная вещь! – Склонившись над цветком, Акинобу внимательно рассмотрел его. – Я всегда думал, что такие украшения носят только особы из императорской семьи.

Акитада молча забрал цветок, и Акинобу развернул один из свитков на столе.

– Он покинул Хэйан-Ке десятого числа месяца желтеющей листвы и два месяца болтался к востоку от столицы в окрестностях дороги Токайдо.

Акитада кивнул.

– Сроки совпадают. По-видимому, он бежал из столицы сразу после убийства. В начале этого месяца он уже был в Фудзисаве. Там тоже нашли уличную женщину с перерезанным горлом. Как раз тогда мы проезжали через Фудзисаву и моего слугу Тору ошибочно арестовали, потому что у него было избитое и порезанное лицо.

– Ай-ай-ай! – оживился Акинобу. – Стало быть, там были и свидетели?

– Да. В обоих случаях. В Фудзисаве убийцу видела еще одна уличная женщина. В столице за ним случайно подглядел нищий бродяга. Оба свидетеля описывали убийцу как человека с ужасно исполосованным лицом.

– Да, по-видимому, вы правы. – Акинобу поднялся. – Только позвольте вас предупредить – Шрама допрашивали с пристрастием, но он так ни в чем и не признался, отверг все обвинения.

Акитада хорошо понимал значение слова «с пристрастием». Этот человек перенес настоящие пытки, которые редко не давали положительных результатов.

Они шли через двор к зданию тюрьмы. Крыши уже припорошило снегом, на земле чернели следы.

В промозглой привратницкой сидел стражник, грея руки над жаровней. По приказу Акинобу он достал связку ключей и отпер тяжелую дверь. За ней тянулся узкий коридор, освещенный мерцающим пламенем масляных светильников на стенах. По обе стороны коридора зияли черными проемами зарешеченные темницы, а впереди виднелся огонь, похожий на пламя очага. По мере приближения Акитада увидел, что это была всего лишь крохотная комнатенка с выложенной камнями ямой посредине, в которой полыхал огромный костер. Его черный дым через дыру в потолке уходил в серо-стальное небо. Закопченные балки, грязные, заляпанные кровью стены, спертый воздух, пронизанный жаром и дымом, – все это напоминало мрачные изображения ада, которые в буддийских храмах служили для грешников напоминанием о предстоящих муках.

За решетками двух камер замаячили головы – чья-то одутловатая рыхлая рожа и другая, похожая на носатую хищную птицу. Стражник отыскал на связке еще один ключ и отпер третью камеру.

– А ну-ка вылезай, паршивец! – рявкнул он. – У нас посетители.

Из глубины темницы, гремя ручными и ножными оковами, показалась человеческая фигура. Такое лицо можно было увидеть только в самом жутком ночном кошмаре. Акитада, хоть и подготовленный описаниями Торы к встрече с неким страшилищем, от неожиданности отступил назад. Арестант, заметив это, зловеще усмехнулся.

Мерцающий свет костра лишал его лицо всего человеческого – багровые выпуклые шрамы искажали черты, придавая им нелепо-уродливый вид. Налитые кровью глаза возбужденно горели, распухший запекшийся рот щерился в жестокой ухмылке, обнажая два ряда желтых зубов, скорее похожих на звериные клыки. Здоровенный, широкоплечий, он стоял перед ними, всем своим видом выказывая презрение, насмешливо скалясь, – сам дьявол в человеческом обличье.

Акитада молча смотрел на него, мысленно сопоставляя наружность убийцы Жасмин с образом уродливого демона из истории, рассказанной Крысой. То убийство произошло почти три месяца назад в другом городе, но именно здесь и сейчас эти три преступления странным образом воссоединились в единую картину благодаря неслыханной цепочке совпадений.

Несмотря на жар костра, Акитада содрогнулся, сжимая в руке крохотный кусочек цветка. Как знать, какими странными и причудливыми способами духи убиенных жертв находят пути к отмщению? Синий цветок явился сюда следом за убийцей, и свидетель убийства проделал тот же путь, и Жасмин, последняя жертва изувера, умудрилась избавиться от цветка так, что он в конечном счете попал к единственному человеку, способному раскрыть всю цепочку. Но понять это Акитаде удалось не сразу, а лишь по мере того как соединялись отдельные звенья. Он видел во сне цветущий вьюнок, из которого сочилась кровь. Получил из дома письмо, где сообщалось об исчезновении госпожи Асагао, фаворитки императора. Это имя означало «вьюнок». И была еще одна весть – друг Акитады, красавец и женолюб Тасуку, внезапно объявил о своем отказе от мирской жизни и постригся в монахи. О многочисленных любовных романах Тасуку с придворными дамами в столице ходили слухи. Возможно, по возвращении домой Акитада узнает всю правду о случившемся или не узнает ее никогда.

Акинобу коснулся его рукава.

– Вы хорошо себя чувствуете, ваше превосходительство?

Акитада кивнул и заставил себя приступить к допросу.

– Как тебя зовут и откуда ты родом?

Арестант поклонился.

– Зовут меня Року – это сокращенно от Хироку. А родом я из семьи Сано, достопочтенный господин. – Голос его звучал на удивление учтиво. – Вы не обращайте внимания на мой вид – это собаки-полицейские по дури своей приняли меня за какого-то гнусного душегуба. Быть может, вы, ваша честь, сможете разобраться в этом деле?

Бесстыдство этого человека было поистине поразительно. Представленный ему длиннющий список обвинений и длительные пытки, коим его подвергали, не умерили наглости, с которой он все отрицал. Акитада решил подыграть ему.

– По вашей речи я вижу, что вы выросли в столице и неплохо воспитаны. Как же получилось, что такой человек, как вы, оказался здесь и в таких условиях?

На уродливом лице появилась хитрая мина.

– Эх-хе-хе!.. Ну, с таким доброжелательным господином всегда можно поделиться! Как вы верно подметили, вырос я в столице. Посещал буддистскую семинарию близ ворот Расемон. Родители мои хотели, чтобы я стал школьным учителем, да уж больно много честолюбия во мне было. Влекло меня к оружию, и вот, взявшись за меч, подался я преподавать в разных школах боевых искусств. Имя мое уже стало известным, когда начались неприятности. Своим искусством я нажил себе врагов. Один такой соперник бросил мне вызов, и схватка закончилась плачевно. – Он поднес руку к исполосованному шрамами лицу и недобро усмехнулся. – Порезал он меня, и я с ним расправился. Дружки его обвинили меня в убийстве. Тогда-то я и подался искать счастья в чужие края; так меня занесло сюда. Впрочем, здесь мне тоже сразу не повезло – арестовали якобы за убийство какой-то шлюхи. Один полоумный душегуб сознался в этом убийстве, но полицейские ему не поверили и давай выколачивать признание из меня. – Шрам смерил многозначительным взглядом Акинобу, который невозмутимо смотрел на него.

Так и не услышав от Акитады ни слова, арестант отвернулся. Его белая рубаха на спине была перепачкана засохшей кровью. Он задрал ее, показывая распухшие, кровоточащие следы от кнута. Потом нагнулся и задрал обе штанины – ноги под ними выглядели как сплошное кровавое месиво.

Акитаде сделалось дурно. Удивительно, как этот человек смог вынести такое. Но он поспешил напомнить себе, что деяния Шрама по жестокости во много раз превосходили его собственные муки, и сказал арестанту:

– В ближайшее время я возвращаюсь в столицу и заберу вас с собой. Тамошние власти быстро разберутся с вашим делом.

От этих слов Шрам передернулся.

– Нет! Не утруждайте себя понапрасну! И вообще, это может навредить моей семье. Просто замолвите за меня словечко здесь.

– Не получится. Здесь я вам ничем не могу помочь. А клан Сано не такой уж значительный, чтобы подобное могло как-то на него повлиять. – Жестом показав, что разговор закончен, Акитада повернулся, чтобы уйти.

У него за спиной Шрам разразился громкой бранью, пока хлыст стражника не перевел ее в мучительный стон.

Акинобу догнал его на улице и недоуменно спросил:

– Неужели вы всерьез намерены забрать его с собой, ваше превосходительство? Ведь все его слова полнейшая ложь!

– Знаю. И намерения мои абсолютно серьезны, – ответил Акитада, жадно глотая чистый воздух и с удовольствием пробуя на язык снежинки. – Я даже собираюсь отправить сегодня по этому поводу рапорт со специальным курьером.

– А как же быть с его преступлениями здесь? И с убийством в Фудзисаве? И вообще, он очень опасный тип.

– В пути его будут хорошо охранять, – устало сказал Акитада. – Преступление, за которое ему предстоит отвечать в столице, будет разбираться на закрытом тайном суде, за коим последует скорая казнь. А вы здесь никогда не добьетесь этого, не получив признания.

Предстоявший Акитаде последний визит был тоже не из легких. Ноги сами замедлили шаг, когда за углом показалась школа боевых искусств Хигэкуро. Снежинки холодили лицо, но он не вытирал их. Проходя мимо владений богатого соседа, он заметил на воротах рубцы, оставшиеся от полицейских секир, а вместо замка на них теперь красовались бумажные полоски с государственными печатями. Сколько горя и беспорядков повидала эта маленькая улочка за последние несколько дней! Акитада посмотрел на тучи, набухшие тяжелым свинцом. Снег приглушат все звуки, размывал очертания. Безмятежность и покой вернулись сюда, но для него этот покой был безрадостным.

Двери школы стояли нараспашку. Еще издали он увидел Хидэсато с веником и совком. Выбросив мусор в сточную канаву, тот повернулся, чтобы зайти в дом, и заметил Акитаду. Выражение счастливого удовлетворения на его лице тотчас же сменилось беспокойством.

– Вот, пришел попрощаться, – пояснил Акитада.

Его больно задело, что Хидэсато не сумел скрыть облегчения. Он огляделся по сторонам, приставил совок и веник к стене и поклонился.

– Надеюсь, ваше превосходительство без приключений доберется домой, – сказал он.

– Благодарю. А ты, я вижу, помогаешь.

Хидэсато покраснел.

– Да, девчонкам нужна помощь. – И, помолчав, прибавил: – А Тора уже там.

Эта новость не удивила Акитаду, но тоже больно задела. Он понимал, что Тора захочет остаться с Отоми, и ждал этого. Ему вспомнилась их самая первая встреча, знакомство. Чувства, что он испытывал к этому грубому сыну крестьянина и бывшему солдату, тогда показались бы непостижимыми.

Хидэсато беспокойно переминался с ноги на ногу.

– Э-э… Я очень вам благодарен, господин. Ведь я понимаю, что вы сняли с меня обвинение в убийстве.

– Пустяки. Рано или поздно это обвинение сняли бы и без меня.

Хидэсато покачал головой,

– Если бы не вы с Торой, мы с Аяко не были бы вместе. Я ведь не так уж молод и уже не надеялся обрести дом и семью, не говоря уж о любви такой девушки, как она. Я никогда не забуду того, что вы для меня сделали.

Пряча боль и гнев, Акитада повернулся к Хидэсато спиной и вошел в учебный зал. Дверь во внутренний дворик была распахнута. Там у забора лежали заснеженной горой свернутые циновки и сломанные ширмы, а в самом зале на полу возле жаровни сидел Тора и отчищал от крови лук Хигэкуро. Возможно, скоро им станет пользоваться Хидэсато. Из жилой части дома доносился приятный запах готовящейся пищи.

Тора встретил Акитаду широкой улыбкой – еще один счастливый человек!

– Правда, здесь опять стало хорошо и уютно, как прежде?

Акитада огляделся, кивнул. Окровавленные циновки исчезли. Пол и столбы были отмыты и начищены до блеска. Все оружие висело и стояло на прежних местах.

– Ты хорошо поработал, – сдержанно проговорил Акитада и направился в сторону кухни.

Он ожидал застать Аяко у плиты, но там была только Отоми. Она сидела на полу, склонившись над шелковым свитком, и рисовала лик богини милосердия. Акитада окинул взглядом помост возле окна – тот был пуст, если не считать пары недоплетенных соломенных варадзи.

Его пронзила глубокая печаль по Хигэкуро. Мысль о том, что такой человек умер, когда менее достойные продолжали жить, была невыносимой. Эту смерть так же трудно пережить, как гибель ребенка. Утешало лишь, что умер он не напрасно. Больше всего в жизни Хигэкуро хотел найти хороших мужей обеим дочерям, и это ему удалось. Теперь жизнь в доме не угаснет. Тора, Хидэсато и Аяко займутся школой, Отоми продолжит рисовать, и обе пары вырастят здесь своих детей. Их счастье скоро заслонит страшные воспоминания о пролитой в соседнем зале крови.

Он вернулся к Торе.

– А где Аяко?

– Понятия не имею, – пытался тот уклониться от ответа, но, посмотрев на Акитаду, взревел: – Хидэсато!

Сержант явился тотчас, будто все это время стоял за дверью, с нетерпением ожидая, когда уйдет Акитада.

– Куда пошла Аяко?

Хидэсато взглянул на Акитаду и после некоторого колебания ответил:

– В храм Каннон… как она делает это с тех пор… с тех пор, как умер ее отец.

Акитада поблагодарил его и спросил у Торы:

– Мы увидимся сегодня вечером?

– Ну конечно! – Тон его был угнетающе бодр. – Мы же здесь почти все закончили. Передайте Аяко, что обед готов.

Пеший путь до храма оказался долгим, но Акитаде сегодня некуда было торопиться. Все здесь выглядело совсем по-другому. По улицам сновали люди в веселых разноцветных одежках, со дворов доносился детский смех, повергав его в еще большее уныние. Из труб поднимался дым, смешиваясь с белесой снежной мглой. Мягкий снежный ковер под ногами поглощал звук шагов, и Акитаде казалось, будто он шагает по облаку.

Ощущение нереальности усилилось, когда он ступил на территорию заброшенного храма. Здесь царило безмолвие. Эти храмовые строения казались вымышленным миром, сказочным дворцом, обиталищем небесных принцесс. Он вспомнил, какими зловещими они представлялись ему на фоне черной ночи. Теперь же крыши укрывало серебристое пуховое одеяло, гнутые кверху карнизы напоминали раскинутые крылья неведомой снежной птицы. Эти волшебные белые чертоги окаймляли голые деревья, черные и безмолвные, как дворцовые стражи. Акитада остановился. Казалось, смертный, шагнув в этот неземной мир, исчезнет в нем безвозвратно.

Но для него этот шаг был делом чести. Он быстро пересек улицу и прошел мимо красных колонн во двор. Единственная цепочка следов вела по снегу к главному храму и поднималась по ступенькам. Он прошел рядом, чтобы не затоптать их своими большими сапогами.

Аяко внутри не оказалось, хотя перед ликом богини все еще горела свеча и из соседней курильницы струйкой поднимался кверху дымок ладана. Через храм Акитада вышел на заднее крыльцо.

Аяко стояла, прислонившись к столбу, и смотрела на заснеженные деревья.

– Я знала, что вы в конце концов придете, – проговорила она, не поворачивая головы.

– Я был очень занят. – Он почти не осознавал своих слов – так сосредоточенно разглядывал ее: этот изгиб щеки и изящную шею, гордо расправленные плечи. Он представил себе ее тело, золотистую гладкую кожу, которой вновь мысленно касался, вдыхая аромат.

Она повернулась к нему.

– Я ждала здесь каждый день. – В глазах ее была нежность.

– Все изменилось, – сказал он.

Она кивнула и неожиданно произнесла:

– Вы все еще сердитесь на меня? И на Хидэсато.

– Да. Хотя знаю, что не имею на это права.

Она снова отвернулась.

– Вы думаете, что я водила его в баню и занималась с ним любовью там, где мы с вами лежали вместе.

Он устыдился своей глупой ревности, но солгать не мог.

– Вы ошибаетесь, – вздохнула она. – Может, от этих слов вам станет легче. Не знаю… Хотя какая разница, если мы с вами принадлежим к разным мирам? Когда-то мой отец имел высокое положение, но потом мы стали в этой стране никем. Отец смирился и приучил нас ценить настоящие человеческие взаимоотношения, которые редко сыщешь в вашем мире. Он верил, что даже у Крысы есть честь – возможно, в гораздо большей степени, чем у какого-нибудь важного столичного сановника.

Акитаду охватил гнев.

– Ты смеешь обвинять меня в бесчестье?! Ты, отдавшая себя какому-то нищему сержанту, бродившему по улицам в поисках надежного местечка, где можно спрятаться от закона! С чего ты взяла, что он не бросит тебя, получив возможность пойти дальше? Ведь для такого человека, как он, ты всего лишь удобное средство к существованию, тепло в ночной постели.

Она вздрогнула от этих слов и, повернувшись к нему, печально сказала:

– Простите меня. Я не думала, что причиню вам такую боль. – Голос ее дрожал от слез, но она только плотнее запахнула на груди куртку, словно защищаясь от холода его презрения. – Я слышала про ребенка и очень жалела, что ничем не могу вам помочь.

– Аяко! – взмолился он, в миг раскаявшись в своих словах. – Еще не все потеряно, еще не поздно! Поехали со мной! – Он помолчал и прибавил: – Будь моей женой!

– Нет. Слишком поздно, – сказала она. – Даже когда мы только познакомились, было уже поздно. Я знала, но ничего не могла с собой поделать, за что сейчас и прошу прощения. Я никогда не смогу быть вашей женой, если все будет так, как сейчас. И поэтому должна выбрать Хидэсато.

– Нет!

– Да. – Она стояла перед ним на фоне снежного пейзажа, и черные волосы обрамляли худое бледное лицо, на котором светились необыкновенные глаза. Она стояла напряженная, распрямив плечи и вцепившись в столбик перил так сильно, что костяшки пальцев побелели. Но голос ее звучал спокойно и ясно в этой тишине. – Хидэсато очень добрый и благородный человек. Хотя вы и отказываете ему в благородстве, но он и пальцем меня не коснулся. После вашего отъезда я выйду за него замуж, потому что этого хотел бы мой отец. Вместе мы будем заботиться об Отоми и жить в дружбе и согласии.

Акитада молча смотрел на нее. Снежинки превращались на ее волосах в хрустальные капли. И, уступая ее решимости и чувству долга, он согласно кивнул.

– А теперь вам нужно идти, – прошептала она. – Пожалуйста, Акитада, скорее уходите!

Он протянул было руку, чтобы утереть ее слезы, но тут же опустил и пошел прочь.

Остаток этого дня Акитада бродил по улицам города. Выйдя из храма богини милосердия, он направился к нищенскому пустырю, а оттуда в гарнизон. Там он издали наблюдал, как маршируют на плацу солдаты под надзором Юкинари. Завтра капитан обязательно придет их провожать, поэтому Акитада не стал отвлекать его и ушел.

Путь его лежал в богатые жилые кварталы; там он нашел переулок, куда выходили задворки опустевших владений Татибаны. Распахнутая калитка болталась на ветру, и он вошел взглянуть на сад. Павильон, где располагался кабинет, был укутан снежным одеялом. В прудике рыбы поднялись из черной толщи воды, все еще надеясь получить из рук хозяина вкусных крошек. Но только снег падал на воду и растворялся на ее темной поверхности. Так и не дождавшись угощения, рыбки уплыли обратно на дно. Уходя, Акитада еще раз оглянулся. Его следы пятнали первозданную белизну дорожек – возможно, больше их никто не будет мести. Калитку он закрыл на задвижку.

В сгущающихся сумерках Акитада брел к расцвеченному разноцветными огнями рынку, не замечая, что ноги немеют от холода. Он шел по улочкам веселого квартала, не обращая внимания на густо беленные липа, кокетливые взгляды, манящие пальчики и призывный шепот здешних обитательниц. Из домов доносились музыка, пронзительные голоса женщин и грубый хохот их клиентов. Прошел он и по самым бедным улицам, где жались по углам влюбленные парочки, словно призрак, тайно наблюдающий чужую полноценную жизнь.

Уже совсем стемнело, когда он вернулся в гостиницу – промокший, продрогший и усталый.

Тора с Сэймэем укладывали в ящики вещи. На жаровне пыхтел чайник, на столе ожидал накрытый салфеткой поднос с ужином. Увидев его, Акитада вспомнил, что не ел с утра.

– Давно ждете? – спросил он у Торы.

– Да ладно, пустяки! Сэймэй рассказал мне про вашу матушку и сестер.

Акитада поморщился. В столице его ждала жизнь, от которой он так хотел убежать. Жизнь в семье, где всем заправляла его вдовая матушка. Железная рука и острый язык.

– Усталый у вас вид, – сочувственно заметил Сэймэй. – Прощальные визиты всегда нагоняют уныние. Я на всякий случай приберег для вас ужин.

– Попозже, Сэймэй. Сначала я разберусь с Торой. – Он печально посмотрел на слугу и заметил, как тот выправился, похорошел и, оказывается, снова начал носить свое синее платье. – А я думал, ты его продал, – кивнул он на Торину одежду.

Тора оглядел себя.

– Вот, решил вернуть это платье. И цвет подходит, и сидит как влитое. Надо же производить впечатление на людей. – Он подмигнул Сэймэю, и тот усмехнулся.

– Понятно, – печально проговорил Акитада. – У тебя, Тора, и так все получится, что бы ты ни делал и что бы ни носил. Мне будет не хватать тебя. – Он отвернулся, скрывая чувства. Открыл коробку с документами и пробормотал: – Здесь то, что ты заработал. И еще кое-что я прибавил в награду за твои старания и мудрые советы в деле ограбления караванов. А еще вот подарок – пригодится, чтобы начать новую жизнь. – Он протянул Торе сверток.

Парень удивленно смотрел, не двигаясь с места.

– Разве я вам больше не нужен? – бесстрастно спросил он.

– Я же ведь однажды сказал тебе, что ты можешь свободно уйти в любое время. Теперь, когда у тебя появились планы на жизнь, а моя работа здесь завершена, я не стану больше тебя удерживать.

– Какие еще планы? – начат сердиться Тора. – Вы до сих пор злитесь на меня за те слова, что я сказал про чиновников? А я-то думал, вы решили дать мне еще один шанс! – Он выхватил у Акитады деньги и вскрыл сверток. – Очень щедро, – усмехнулся он и бросил золотой слиток и связку серебряных монет к ногам Акитады. – Ну и живи как знаешь, старикашка! – крикнул он Сэймэю и бросился вон из комнаты.

Акитада изумленно смотрел ему вслед.

– Что за?.. – начал было он.

– Тора надеялся, что вы возьмете его с собой, – объяснил Сэймэй, растерянно опускаясь на подушку. – Только об этом и говорил, все расспрашивал меня про столицу, про вашу семью, про дом и работу, которую ему предстоит выполнять. Он, правда, опасался, что вы можете отказаться от его услуг, но я ему сказал, что вы никогда этого не сделаете и обязательно найдете способ его оставить. Теперь жалею, что ошибся, обнадежив его. – Сэймэй утирал рукавом глаза. – Как мало мы прожили вместе! Вот уж верно говорят: «Любая встреча – начало расставания». Мне будет не хватать этого мальчишки.

Окончательно сбитый с толку, Акитада в полной растерянности качал головой. Как же так? Неужели он чего-то не понял? Окрыленный надеждой, он бросился догонять Тору.

За воротами, ссутулившись на холодном ветру, Тора изучал объявления на заборе.

– Тора, я же не знал, что ты хотел поехать со мной! – воскликнул Акитада.

– Да что вы так переживаете? – не оборачиваясь бросил тот. – О-о, вижу, я больше не в розыске! Значит, удастся найти другую работу. Бойцы везде нужны. А может, вернусь в армию.

– А разве ты не женишься на Отоми?

Тора резко повернулся.

– Я?! Женюсь?!

Какое счастье! Акитада почувствовал невероятное облегчение.

– В таком случае, – сказал он, – может, поедешь со мной в столицу? Боюсь, правда, работа будет не очень интересная и платить я много не смогу, зато там полно хорошеньких девчонок.