Текст книги "Адам и Эвелин"

Автор книги: Инго Шульце

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

30
ВЕЧЕР ПРИ СВЕТЕ МИГАЛКИ

– Пойдем искупаемся? – спросила Эвелин. – Луна взошла.

Михаэль остановился на террасе ресторана, где группа музыкантов, одетых в рубашки с жабо и красными бабочками, все еще играла песни «Аббы». Голоса певицы почти не было слышно, хотя она касалась микрофона губами.

– Они просто непотопляемые!

Высоко задирая ноги, Михаэль спрыгивал вниз по ступенькам.

Вообразив левый кулак микрофоном, Эвелин пела «you are the dancing queen…», нацелив указательный палец правой руки на Михаэля. Он удержал ее руку и поцеловал ее.

– Спасибо, – сказал он.

– Так здорово было! Где ты всему этому научился?

– Чему?

– Ну, всем этим танцам! Научишь меня им, всем по очереди!

– Ты же и так все умеешь!

– А, ничего я не умею.

– Ты смотрела мне в глаза, и у тебя все получалось.

– А когда ты меня отпускал, все заканчивалось.

Михаэль нагнулся и поднял Эвелин на руки. Она обхватила его за шею, положив голову ему на плечо. Через несколько метров у нее с ноги слетела босоножка.

С Эвелин на руках Михаэль присел на корточки, подхватил босоножку пальцем, распрямился и пошел дальше.

Когда он остановился, она поцеловала его в шею.

– Еще немножко, совсем немножечко! – прошептала Эвелин.

– Merde!

Он попытался поставить Эвелин на землю. Она продолжала держаться за него.

– Машина, – сказал он и высвободился из ее объятий.

Водительская дверь была приоткрыта.

– Ты не запер дверь?

Михаэль обошел вокруг машины.

Когда Эвелин увидела разбитое стекло, она прикрыла рот ладонью. Михаэль сел на переднее сиденье и открыл бардачок.

– И что? – спросила она.

Он продолжал обшаривать руками бардачок.

– Всё, всё украли!

– Всё?

– Всё, – сказал Михаэль и вытащил из кармана рубашки пачку форинтов. – Это всё, что у меня осталось.

– И паспорта тоже?

– И кредитки, всё.

– Ты ничего не оставил в комнате?

– Ключи от квартиры.

– Они приемник украли!

– Вот его бы я им с радостью подарил.

– Как они его вытащили?

– Какой же я идиот! Не хотел танцевать с полными карманами. Подумал, раз машина стоит здесь, на гостиничной парковке, то ничего не случится.

– Это моя вина. Если б у меня была сумочка, но я не хожу с сумочками, я…

– Нужно вызвать полицию.

– В такой час?

Большая стеклянная дверь гостиницы была уже заперта. Михаэль несколько раз позвонил. Худощавый пожилой мужчина на ходу пытался найти на связке нужный ключ. Какое-то время они стояли напротив друг друга, разделенные стеклом. Портье безуспешно дергал дверь изнутри, Михаэль – снаружи.

– Господи, неужели он не понимает, что она заперта?

Портье скрылся.

– Мне так жаль, просто ужас, прости.

Эвелин погладила Михаэля по руке.

– Может, он с ними заодно. Он должен парковку охранять, а не запираться.

Михаэль начал громко стучать в дверь. Прибежал портье, показывая ключ.

– Вы уверены, что это произошло здесь? – спросил портье, держа в одной руке телефонную трубку и уже набирая номер.

– Мы бы не стали ставить сюда машину с разбитым стеклом и оставлять в ней деньги!

Михаэля попросили по буквам продиктовать свое имя, номер и марку машины.

– Они приедут осмотреть место происшествия, – сказал портье и предложил им присесть на диван.

С обеих сторон его обрамляли пепельницы на стойках, их серебряные полукружья были доверху забиты окурками.

– Давай подождем на улице, – сказала Эвелин.

– Радуйтесь, что машина на месте, – сказал портье, придержал для них дверь и вновь запер ее за ними.

Михаэль сел на верхнюю ступеньку и закурил.

– Будешь?

Эвелин покачала головой.

– Все равно мы прекрасно провели время, этого у нас теперь никто не сможет отнять, – сказала она.

– Ты замерзла?

Она прижалась к нему.

– Может быть, это знак, может, это означает что-то хорошее!

– И что хорошего это может означать?

– Может быть, это значит, что мы должны вместе перейти через границу.

– Перейти через границу? Нелегально?

– Ну да, у нас же ничего нет. А если нас схватят, ты скажешь, что я – твоя жена из Гамбурга.

– Да кто в это поверит?

– Но они ведь не знают. А западные, конечно, заметят, но, может быть, они все поймут и скажут: да, это правда.

– Зачем человеку с Запада нелегально переходить через границу?

– Да потому что у него больше нет паспорта! Ты же сам сказал, что шансы – как минимум фифти-фифти.

– Ну и фантазии у тебя!

– Может быть, нам попробовать: мы с тобой, вместе, взявшись за руки просто перебежим на Запад!

– Если они меня схватят, то наверняка подумают, что я шпион или что-нибудь типа того.

– Они же не будут знать, кто ты.

– Ничего, они это выяснят. А потом я окажусь в Восточном Берлине.

– У нас была бы хорошая отговорка.

– Отговорка? Я пытаюсь бежать потому, что у меня украли паспорт? Да в это даже австрияки не поверят.

– Кто?

– Австрийцы.

Эвелин посмотрела прямо перед собой. Когда Михаэль попытался ее обнять, она отстранилась.

– Ну что такое? Ты сердишься?

– Я просто представила себе, как мы с тобой вдвоем попали бы в лагерь для беженцев, мы бы вместе начали все сначала. А когда нам будет тяжело, нам достаточно будет просто вспомнить, как мы, взявшись за руки, перебежали через границу.

– Ив, тебе не нужно в лагерь для беженцев, тебе не нужно нелегально пересекать границу.

– Но с тобой вместе это было бы так прекрасно.

– Романтики у нас еще будет предостаточно. Подожди, вот только выберемся в Бразилию.

– Дело совсем не в романтике.

Михаэль глубоко вздохнул:

– Сейчас, по крайней мере, все довольно неромантично.

– Может, Адам нас до Будапешта довезет.

– Почему Адам?

– Ты же сказал, что у тебя больше нет денег?

– Я возьму взаймы.

– У кого? У Ангьялей? А потом с разбитым стеклом и без прав поедешь в Будапешт?

– Я могу на поезде поехать или на автобусе, если тебе так больше нравится.

– Почему ты? У меня тоже украли паспорт!

Они посмотрели друг на друга. Михаэль хотел что-то сказать, но тут выключилось внешнее освещение гостиницы.

Не успели они привыкнуть к темноте, как к ним приблизилась машина с мигалкой, медленно заезжавшая на парковку. Держась за руки Эвелин и Михаэль на ощупь спустились по лестнице и пошли на свет мигалки.

31
СОВМЕСТНАЯ ПОЕЗДКА

– Я сяду сзади, – сказала Эвелин, когда Адам открыл для нее переднюю дверь.

– Тогда пусть Михаэль сядет вперед, здесь больше места для ног.

Михаэль помедлил и вопросительно посмотрел на Эвелин.

– Мы еще кое за кем заедем, иди вперед, – сказал Адам.

– Что, за Пепи?

– Нет, за Катей с турбазы.

– Кто такая «Катя с турбазы»?

– Та, которую я подвозил.

– Вы решили вместе попутешествовать? – спросил Михаэль, садясь вперед.

– У нее тоже нет ксивы, а без ксивы ни туда ни сюда.

– Нет чего?

– Паспорта. У нее паспорта нет. А то еще наши братья и сестры примут ее за венгерку или вообще за русскую, которая просто хорошо говорит по-немецки.

Адам завел машину и три раза постучал по приборной панели:

– Не подведи, Генрих, до Будапешта и обратно.

– Он всегда так делает, не удивляйся.

Михаэль внимательно посмотрел, как Адам переключил скорость, снял машину с ручного тормоза и тронулся с места.

– Адам такой суеверный. Ему бы на каждый день по гороскопу.

– А у твоего Генриха неплохой звук. У него сколько цилиндров, четыре?

– Три, шестьдесят первого года выпуска. Мой отец его холил и лелеял. Ездил на нем только по воскресеньям или иногда в театр. Ему хотелось сберечь его, он всегда его берег.

– Это у них семейное, – сказала Эвелин.

– Понимаю. Такой олдтаймер, наверное, сейчас гораздо дороже, чем раньше.

– Это не олдтаймер, я совершенно спокойно на нем езжу, ты же видишь!

– За тридцать лет он себе на это название заработал.

– Ездит он безупречно.

– Ну да, – сказала Эвелин, – будем надеяться.

– Ты уж мне поверь, – их взгляды ненадолго встретились в зеркале заднего вида, – он меня еще никогда не подводил.

Эвелин насмешливо поджала губы и прислонилась головой к окну.

Катя уже ждала их на обочине.

– Ого, она что, переезжает? – спросил Михаэль.

– Она в моей шляпе!

Катя приветственно похлопала рукой по правой фаре, а затем подняла с земли пластиковые пакеты, спальный мешок Адама, надувной матрас и палатку. Адам открыл багажник и стал класть туда вещи, которые она ему протягивала.

– Да она как шкаф, – прошептал Михаэль.

– Почему, хорошая фигура, – сказала Эвелин и улыбнулась, когда открылась дверь и Катя села рядом с ней.

– Привет, я – Катя.

Она подала Эвелин руку, а затем протянула ее и вперед, Михаэлю.

– Спасибо, что согласились подвезти.

– Мы все в руках Адама, хотим мы того или нет. Правда, Адам, потерпишь нас немного?

– Хочу я того или нет.

– Да ладно, тебе же это только приятно.

– Под «приятно» я понимаю нечто иное, чем в такую погоду работать вашим извозчиком.

– Такая уж твоя доля, вечно тебе приходится быть рыцарем, – сказала Катя, – правда, на эту роль лучше тебя никого не найти.

– Ты не мог бы включить радио, радио «Дунай»? – спросила Эвелин. – Или приемник все еще сломан?

– Лучше спойте что-нибудь, – сказал Адам и поправил зеркало заднего вида.

Катя улыбнулась.

– Ты хочешь остаться в Будапеште? – спросила Эвелин.

– Я просто подумала, если они за сегодня не успеют… где-то ведь нужно будет переночевать.

– Наши все делают при тебе, – сказал Михаэль.

– У тебя есть фотографии на паспорт? – спросила Катя.

– Ничего у меня больше нет, еле четыреста форинтов наскребется.

– Это неплохо, на два-три дня этого хватит.

– У меня даже часов больше нет.

– Тоже украли?

– В отеле пришлось оставить, в залог за телефонные звонки.

– С семьей разговаривал? – спросил Адам.

– В банки звонил, надо было кредитки заблокировать.

– Еще две недели назад здесь требовались няни, я за день зарабатывала по двадцать западных марок, это шестьсот форинтов! А теперь все сложнее, – сказала Катя.

– У тебя больше ничего не осталось? – спросил Адам.

– Где-то около ста западных марок, но западные семьи уже почти все разъехались.

– За пять вечеров – больше, чем нам вообще разрешают менять, – подсчитала Эвелин. – Ты правда думаешь, что в посольстве не успеют оформить паспорта за один день?

– Не знаю, как там у них все. Вы меня, главное, одну там не оставляйте.

– В Будапеште?

– В посольстве. У меня же нет визы. Если они просекут, что меня здесь вообще-то не должно быть.

– Merde, – сказал Михаэль и обернулся. – Это еще почему?

– А Адам разве не рассказывал? Он меня в багажнике провез.

– Правда?

– Я думала, вы знаете.

– Да-а, веселенькая перспектива! – сказал Михаэль.

– Если мы пойдем туда втроем и вы не бросите меня одну…

– Они, говорят, даже таксистов вербуют, чтобы те людей выкрадывали, а ты сама добровольно идешь в посольство, – сказала Эвелин.

– И где же твой паспорт?

– Я хотела через Дунай переплыть, это была не очень хорошая идея.

– Там даже утонуло несколько человек, – сказал Михаэль.

– Не знаю.

– Если они как-то странно начнут себя вести, говори правду, просто правду, и что ты потом передумала. Тогда они тебе даже билет на поезд купят, – сказал Адам.

– Ну да, станут они вдруг о людях заботиться, – сказала Эвелин.

– Они всегда заботились о людях, – сказал Адам.

– Ты прям как партработник заговорил!

– Почему?

– Заботились? Да они к нам как к собственности относятся.

– Я имею в виду билеты! Надо же обратно доехать. Они всегда так делали. Так все посольства делают!

– Только наше еще по ходу делает так, что люди пропадают, – сказала Эвелин.

– Не верь ты в эти сказки…

– Из-за них даже наши люди пропадали, – сказал Михаэль, – и довольно много людей.

– Теперь такого нет.

– Теперь такое тоже случается.

– По крайней мере, Катя никуда не пропадет.

– Как прикажете, товарищ Адам!

– Я даже был когда-то товарищем.

– Что, коммунистом? – спросил Михаэль.

– Почти два года, перед армией вступил, после армии вышел, стремительная карьера!

– Не бойся, в мае Адам даже на выборы не ходил.

– И что было потом? – спросил Михаэль.

– Ничего, что они ему сделают! А вот меня бы, наверное, выгнали, я же еще учусь.

– И у тебя потом не было проблем? – спросила Катя.

– У Адама могущественные подружки, они все у него шьют.

– Не говори ерунду. От чего им меня защищать?

– Признайся уж честно, у тебя шьет парочка жен всяких шишек.

– Какое мне дело до их мужей?

Эвелин рассмеялась:

– Да, до их мужей тебе дела нет, ты уж точно не из-за них хочешь вернуться.

– А когда вы уезжаете? – спросила Катя.

Адам сбросил скорость, потому что ему не удавалось обогнать ехавший впереди грузовик. Дорога была узкой и все время петляла.

– Пока непонятно, – ответил Адам. – А ты еще сколько здесь пробудешь?

– Я? – спросил Михаэль.

Адам кивнул.

– Еще три дня, у меня и так уже отпуск кончился. Но я буду приезжать, каждые выходные.

– Ну, посмотрим, какая будет погода, – сказал Адам.

– Спасибо, что вы ее захватили, – сказала Эвелин, взяла у Кати с колен шляпу и надела ее.

Все четверо смотрели вперед, словно зачарованные видом цепи на грузовике, которая волоклась по асфальту и покачивалась из стороны в сторону, будто рука машущего человека.

32
РАБОТА НА ВЕЧНОСТЬ

– Обычно поднимаешь паспорт вверх, и тебя пропускают. Но так…

– Они просто уже знают этот трюк, – сказал Адам и отпил пива из бутылки.

Михаэль тоже держал в руках бутылку. Они сидели в Будапеште, на острове Маргит, недалеко от зеленой палатки, которая стояла в кустах у самой воды и в которой лежали Эвелин и Катя.

– А сколько сейчас времени?

– Мне кажется, где-то между часом и двумя. Но у тебя же есть часы!

– Я их иногда забываю завести, а потом не знаю, правильно ли они идут.

– У меня – автоматические, они сами заводятся.

– Дома мне не нужны часы. Эти мне Эви подарила.

– Часы всегда нужны.

– Мне теперь только «Ладу» хочется, может, еще второй гараж, а так вообще…

– Как говорила моя бывшая…

– Кто?

– Моя бывшая, бывшая жена. Я был женат, примерно столько же, сколько ты был в партии.

– И что она говорила, твоя бывшая жена?

– Она говорила, что, когда кого-нибудь любишь, всегда знаешь, что ему подарить.

– Ты тоже так думаешь?

– Это еще было самое умное из того, что она говорила. Я действительно больше не знал, что ей дарить.

– Может быть, у нее уже все было.

– Раньше мне было достаточно просто пройтись один раз по улице с магазинами, и я уже знал, что ей куплю.

– Я бы с радостью подарил Эви место в вузе.

– У нас его каждый сам себе может подарить и потом учиться до бесконечности.

– Сколько хочешь?

– Некоторые учатся по десять лет и дольше.

– У нас еще нужно получить место, а если тебе его не выделяют… Эви дали дурацкую характеристику, потому что она одна из всего класса курила и иногда опаздывала, хотя и жила в двух шагах. Отметки у нее были хорошие, но на искусствоведение ее все равно дважды не взяли.

– Искусствоведением на хлеб не заработаешь.

– Почему? Они не меньше всех остальных получают.

– У вас – может быть, но у вас все равно нужно сначала найти работу.

– Если уж тебя приняли в вуз, то ты и работу найдешь, это университет должен обеспечивать.

– Как университет?

– Конечно, лучше, когда ты себе сам ищешь работу, но, если ничего не находишь, они обязаны найти для тебя место или оставить работать у себя.

– Смешно.

– У Эви спроси.

– А до какого действительны ваши временные бумаги?

– До тринадцатого, – сказал Адам и достал из сумки четыре странички формата А5.

– Временный заграничный паспорт А 08969, действителен в Венгрии, ЧССР и ГДР (Бад-Шандау). Ты думаешь, я бы мог найти у вас работу?

– Если ты действительно хочешь, почему нет?

– Ну, не думаю, что это так просто.

– Каждый, кто хочет, что-нибудь находит.

– Но не обязательно то, чего хочет.

– No problem. Просто нужно иметь идею, прилежание и немного везения. Иногда достаточно просто улыбаться.

– А у вас разве не все улыбаются, по крайней мере, те, кто хочет что-нибудь продать?

– Тот, кто у вас по-настоящему классный специалист, у нас тоже работу найдет. На вершине всегда есть место! А почему ты спрашиваешь?

– Не можем же мы вечно жить у Ангьялей.

– Да они тебя обожают, идеальный зять.

– Эржи тоже ничего.

– Ее мать? Ты серьезно?

– А что, она помоложе тебя будет.

– От тебя всего можно ожидать.

Михаэль протянул бутылку в его сторону, Адам чокнулся с ним.

– Ты тут раньше бывал?

– Нет, я никогда Востоком не интересовался. Это уже двадцать лет назад был просто отстой.

– В смысле экономики?

– Если называть свои автобусы «Икарусами», – Михаэль рассмеялся, – что же из этого выйдет? Прогресс приходит с Запада.

– Я неплохо живу.

– Пусть ваши начальнички сначала опубликуют статистику заболеваемости раком, тогда ты больше не будешь так говорить. Такое вредное предприятие, как в Розитце, – у нас бы его запретили, у нас такое просто немыслимо. Мона мне как-то показывала озеро Терзее. Это страшное дело! Это просто преступление!

– А ты вообще чем занимаешься?

– Цитологией.

– А конкретнее?

Михаэль улыбнулся:

– Мы пытаемся выяснить, почему мы стареем и умираем, чтобы когда-нибудь больше не стареть и не умирать.

– И почему мы стареем и умираем?

– Тебе это правда интересно?

– Ну да.

– Когда клетки размножаются, когда копируются хромосомы, все время что-то теряется, каждый раз как бы срезается кусочек. В какой-то момент утрачивается такое количество информации, что клетка ломается, происходит это примерно через пятьдесят циклов. Но так быть не должно. Если бы клетка могла воспроизводиться без потерь, мы бы жили вечно, то есть нам бы не пришлось умирать.

Михаэль щелчком отбросил сигарету, словно светлячка, и закурил новую.

– Кто глубоко затягивается, раньше умирает.

– Одно с другим не связано, по крайней мере, не сильно. В каждом из нас – часы, и, когда у них заканчивается завод, наступает конец, если, конечно, не заводить их все время заново. В принципе уже сейчас можно вычислить, сколько ты проживешь, причем вычислить довольно точно.

– Ты думаешь, это возможно, такая подзаводка?

– Да конечно, это вопрос времени. Через сорок, пятьдесят лет почти все будет у нас в руках.

– Через сорок лет?

– Примерно. По крайней мере, тогда можно будет подзаводить их так, чтобы прожить двести лет или даже дольше.

– И ты ищешь ключик от этих часов?

– Ты когда-нибудь слышал что-нибудь о теломерах?

– Это зверьки такие?

– Теломеры – это кончики хромосом, своего рода наконечники, как пластиковые колпачки на шнурках. С каждой копией клетки они становятся короче. Образно выражаясь, это – тикающие часы. В отношении филярий мы уже близки к разгадке.

– Вы сможете это сделать?

– Американцы, наверное, да.

– Ты так обо всем этом говоришь, будто это что-то само собой разумеющееся. Но ведь это означает, что нам не повезло, – получается, мы будем последними, кому суждено умереть?

– Или повезло, это как посмотреть. Может быть, мы будем предпоследними или предпредпоследними, но через сто лет человечество будет у цели.

– А почему тогда об этом ничего нигде не слышно, раз вы уже так близки к разгадке?

– Ну конечно, не все так просто. Но раковые клетки, например, раковые клетки бессмертны, они не заканчиваются, они воспроизводятся без потерь. То, что делают раковые клетки, мы должны перенести на здоровые. У нас, так сказать, уже есть образец.

– Образец бессмертия. – Адам помассировал грудь. – Но в таком случае правы те, кто себя консервирует, кто замораживает себя!

– Возможно, очень даже возможно.

– Мне было бы достаточно прожить столько, сколько Эльфи.

– Сколько черепаха? В домашних условиях она не проживет дольше пятидесяти, для нее жить с нами – это слишком большой стресс.

– Не дольше?

– На воле они живут дольше ста, но Эльфрида столько наверняка не проживет. Ты не знал?

– Нет.

– Если бы я мог дожить до того дня, когда мы справимся со смертью! Это было бы грандиозно!

– Не знаю. Если одни так и останутся смертными, а другие перестанут умирать или будут жить как минимум в пять раз дольше…

– Но ведь это и так уже происходит! Страх тут – не помощник! Нам нужно освободиться от преходящести, от смертности. Это – единственный категорический императив, нужно преодолеть смертность, виной которой мы сами!

– Странно это как-то звучит.

– Это как наркотик, если подсел на него, уже не слезешь.

– Ты живешь, чтобы работать, или работаешь, чтобы жить?

– Нельзя так ставить вопрос.

– Можно, ты всю свою жизнь тратишь на вечность.

– Для меня работа – это жизнь. Для тебя нет?

– Все так, но мы имеем в виду не одно и то же.

– Почему, у тебя ведь замечательная работа.

– Именно потому, что я могу делать то, что мне хочется.

– Но если ей хочется платье, не можешь же ты сшить ей брючный костюм.

– Могу, если в брючном костюме она будет лучше выглядеть.

– Да, уверенности в себе у тебя хоть отбавляй.

– Ты любишь Эви?

– Люблю ли я Эвелин?

– Да.

– Если бы я ее не любил, меня бы здесь уже не было. Я уже давно должен быть в Гамбурге.

– Три недели – это что, слишком много?

– Ты знаешь, что это значит, исчезнуть на три недели? Так все можно пустить под откос, все, не только свою работу, но и работу всех остальных, весь проект!

– И бессмертие.

– Да, и бессмертие тоже.

Оба кивнули, словно наконец-то пришли к единому мнению.