Текст книги "Адам и Эвелин"

Автор книги: Инго Шульце

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

23
РАССКАЗЫ О ПЕРВОМ ДНЕ

На следующее утро Адам обнаружил, что Катина палатка закрыта, он уже собирался пойти к воде, когда заметил у входа в палатку большие шлепанцы.

– Катя? – Он услышал тихое покашливание. – Катя, ты здесь?

Крыша палатки прогнулась под давлением чьего-то локтя или ладони, что-то зашелестело, и молния немного опустилась вниз, но лишь настолько, чтобы в отверстие просунулась голова.

– Привет, а сколько времени?

– Пол-одиннадцатого.

– Погоди. – Она опять исчезла.

Адам попытался разглядеть что-нибудь в приоткрывшееся отверстие, но лишь мельком увидел ее голые плечи. Она что-то тихо говорила. Адам еле успел отойти, когда Катя, в футболке и майке, вылезла из палатки. Она потянулась и издала звук, напоминающий нечто среднее между зевком и торжествующим кличем. Небо было голубое, лишь несколько облачков, похожих скорее на белый дым, проплывали в небе над озером.

– Ты, кажется, нашла свои таблетки? – спросил Адам.

Катя вытащила из палатки соломенную шляпу и надела ее.

– Я вчера поздно легла. Как все прошло?

Адам пожал плечами:

– Ничего особенного. А у тебя?

– Здесь все хотят свалить на Запад, почти все, об этом никто не говорит, но здесь все как одна большая семья.

– Один за всех и все за одного.

– Может, сходим кофейку попьем? Я тебя приглашаю. Я вчера сидела с детьми, вон там, они из Ульма, платят пять западных марок в час. И так еще всю неделю.

– Не понимаю.

– Здесь за одну западную марку двадцать пять форинтов дают, иногда даже больше.

– Я об этой семье из Ульма, они же с тобой совсем незнакомы. Они оставляют тебя одну с детьми?

– А, они easy, не заморачиваются.

– Easy?

– Да, они постоянно говорят «easy». От меня ничего не требуется, дети все равно уже спят, я просто должна быть рядом, если они вдруг проснутся.

– Но они же тебя совсем не знают!

– Мы вместе ходили купаться, а потом поужинали.

– А все остальные на что живут, тоже детей нянчат?

– Без понятия. Мы пробудем здесь, сколько получится, а потом…

– «Мы» – это кто?

– Да все! Некоторые тут с июня уже. Ждут, пока что-нибудь произойдет. А если уж дальше совсем никак, собираются переехать в местный пионерлагерь, «Занка», там тоже братья Мальтийского ордена. Деньги я тебе верну завтра или послезавтра.

– Не надо, у меня полный бак и две канистры. На обратный путь хватит.

– Вы собираетесь возвращаться?

– Почему же нам не вернуться?

– А твоя жена?

– Возьму с собой.

– Возьмешь с собой?

– Да, а как же.

– Вы помирились?

– Почти.

– Ты ее любишь?

– Иначе бы меня здесь не было.

– А я думала, я смогу тебя переубедить.

– Одного ты уже переубедила.

Адам через плечо показал большим пальцем на палатку:

– Ты это о Сузанне? Ей нельзя было садиться за руль, мы ее не пустили, она совсем напилась.

– Это что, женские шлепанцы?

– Шлепанцы?

– Да это великанша какая-то.

Они встали в очередь у киоска.

– А как все прошло с венгеркой?

– Пепи пока в отъезде, но ее мама – она нам такие застолья устраивает, по вечерам, по утрам, и, когда я уходил, она уже опять у плиты стояла! Все остальные там даже обедают.

– Плохая компания и кузен?

– Сегодня с утра он полчаса проторчал в туалете, а потом еще и надушился какой-то дрянью. На весь дом воняет духами и какашками мистера Супермозги.

– Он что, такой весь из себя суперумный?

– Да, ученый какой-то, даже в университете по совместительству преподает.

– А здесь он за компанию ждет?

– Да вообще-то нет. Ему на днях домой нужно. Завтра они хотят на границу съездить – туда, где другие перебежали.

– Забудь, там никого больше не пропускают.

– Он говорит, венгры отворачиваются и делают вид, что ничего не замечают.

– Что-то я не уверена.

– Он якобы по радио слышал, весь вечер только об этом и говорил.

– О чем?

– О девушке, которая пешком перешла через границу. Она спросила: «Это Австрия?» Австрийцы подумали, что у нее не все дома. Они ответили: «Нет, луна». Тогда она стала громко кричать и прыгать, как сумасшедшая.

– Я бы сделала то же самое, – сказала Катя.

– Наша очередь.

Адам взял поднос с кофе и йогуртами и направится к столику у небольшой стенки, за которым они уже сидели накануне.

– Может, кузен с кузиной на Запад свалят?

– Было бы здорово.

– Тут такие байки все время травят. Никогда не знаешь, где окажешься, в Австрии или в тюряге Штази.

– А, да ладно. Просто попробуй представить, что ты здесь в отпуске.

– Ты будешь смеяться, но у меня даже есть такое ощущение, – сказала Катя.

– По тебе не скажешь.

– Странно это все как-то, правда?

– Я тоже пытаюсь представить, что я здесь в отпуске.

Катя рассмеялась:

– А ты здесь разве не поэтому?!

– Да какой уж тут отпуск, если мне постоянно приходится словом и делом поддерживать юных беглянок из ГДР?

– Твое здоровье! – сказала Катя и подняла стаканчик с йогуртом.

– Мы ложки забыли.

– Можно и без них.

Катя приставила стаканчик ко рту и начала пить.

– Отпуск, – сказала она, – за отпуск.

– Тут уже почти как на Западе, правда?

– Слушай, Адам, хочешь один секрет? Мы там встретимся, в Вене, или в Берлине, или в Токио, на что угодно поспорю.

– Не думаю. Правда не думаю.

Катя протянула ему ладонь, чтобы заключить пари:

– Давай, по рукам.

– Ну что за чепуха, не буду я спорить.

– Да ладно, не трусь, мы же спорим просто так, ни на что. Я абсолютно уверена.

Адам покачал головой.

– Какая-то глупость, – сказал он, но все-таки хлопнул по ее ладони.

Катя удержала его руку.

– Твое здоровье, – сказала она и снова подняла стаканчик с йогуртом.

– Твое здоровье! – сказал Адам.

Они смотрели друг на друга и пили. Даже когда стаканчики опустели, она не отпустила руку Адама, но положила на нее и свою левую руку и нагнулась к нему, словно желая посвятить его в какую-то тайну.

24
СОКРОВИЩЕ

– Эй, ты слышишь, мы уходим!

Адам вздрогнул от испуга.

– Ты что, заснул?

– Кажется, да.

Он надел брюки и вынул из кармана часы.

– Еще ведь только четыре?

– Скоро полседьмого.

– Подожди же, Эви, пожалуйста.

Она остановилась, не поворачиваясь в его сторону, но затем помахала другим, чтобы они шли вперед.

Адам сложил покрывало и влез в свои сандалии.

– Тебе идет эта юбка. Только обруча не хватает.

Они шли наискосок по поляне, на которой оставались почти что одни только парочки, Адам – на полшага позади нее. Симона и Михаэль ждали на тротуаре, у дороги.

– Мы можем как-нибудь остаться одни хоть на десять минут?

– Зачем?

– Я бы хотел понять, есть ли между нами еще хоть что-нибудь. Когда приходится смотреть на то, как ты мажешь другого кремом…

– Адам, я тебе уже сто раз говорила: это не моя вина. И я не просила тебя за мной ехать.

– Хорошо, это моя вина, мы это уже выяснили. Я извинялся, неоднократно и по многу раз.

Эвелин рассмеялась, покачала головой и повернулась, чтобы идти дальше.

– Эви, пожалуйста, к чему весь этот цирк? Не ломай комедию.

– Знаешь, что самое ужасное? – Она повернулась к нему. – Что ты даже не понимаешь, в чем дело. Что ты еще вообще решаешься смотреть мне в глаза! Ты, за этим шкафом! А если бы это я так стояла, а в ванной сидел бы толстый мужик? Ты бы что сделал, доверял бы мне, как раньше?

– Я знаю только, что люблю тебя, тебя и больше никого.

– Ты довольно быстро утешился.

– Я ей помог, вот и все, я перевез ее через границу в багажнике. Это правда.

– И я должна этому верить?

– Это так, у нее спроси. Если бы я тебя не любил, меня бы здесь не было.

– Мне хотелось уехать из этого захолустья, из этого ресторана и от тебя, вообще уехать, чтобы просто в кои-то веки побыть одной.

– С Моной и Михаэлем?

– Это совсем другое.

– Я мешаю тебе сосредоточиться?

– Раз ты не хочешь меня понять…

Эвелин пожала плечами. Она ускорила шаг. Симона и Михаэль перешли через дорогу и, срезая угол, поднимались наверх, к улице Роман.

Адам, с покрывалом под мышкой, шел следом.

– И чего мне ждать, кроме всей этой комедии?

– Адам, ты в любой момент можешь уехать обратно, в любой момент!

– А ты? Ты когда уедешь?

Они стояли рядом друг с другом на обочине, но поток машин не прекращался.

– Не знаю.

– Как это?

– Не важно, когда я вернусь, я же уволилась, забыл?

– И что, ты все это время будешь у Пепиных родителей на шее сидеть?

– Нет.

– Да ведь опять уже скоро начнется это обжорство.

– За это платит Михаэль. Он на две недели снял здесь жилье, он и Мона. Меня они пригласили, а ты сам себя пригласил.

– Что?

– Не знал?

– Я не хочу сам себя приглашать.

– Пока что я здесь на две недели.

– А потом? На чем ты собираешься возвращаться?

– А может, я не захочу возвращаться?

– Хочешь нелегально эмигрировать?

– Ты еще громче кричи!

– Ты что, серьезно?

– Каков вопрос, таков ответ.

Эвелин дошла до середины дороги и остановилась на разделительной полосе.

– Ну, пойдем же, пойдем.

– Я с тобой не пойду, – сказал Адам, перейдя через улицу.

– Куда ты со мной не пойдешь?

– Ужинать.

– Не говори глупостей, они все равно готовят гораздо больше, чем нужно.

– Как же ты так позволяешь себя содержать?

– Пепи тоже две недели у нас гостила, отнесись к этому, как к гостеприимству.

– Со стороны Ангьялей?

– Ты же тоже бесплатно для нее шил.

Они поднялись рядом друг с другом по маленькой дорожке между домов и садов, пошли по улице Роман налево и повернули наверх, к дому с зеленой дверью.

Симона и Михаэль стояли на въезде к дому, на уровне сарайчика. Сначала можно было подумать, что они разговаривают. Но на самом деле говорила только Симона. Когда Адам и Эвелин поравнялись с ними, она замолчала. Михаэль улыбнулся Эвелин. Вдруг Симона, не говоря ни слова, быстрым шагом, размахивая сумочкой, направилась обратно к дороге мимо Эвелин и Адама.

– Мона?! – воскликнула Эвелин. – Что случилось? Мона?!

Симона ненадолго остановилась, словно собираясь обернуться и что-то сказать. Но она только вытащила из сумочки свои солнечные очки и пошла дальше.

– Мона!

– Она сама не знает, чего хочет, – сказал Михаэль и, обогнув дом, скрылся на участке.

– У меня для тебя кое-что есть, – тихо произнес Адам, – кое-что красивое.

– Мне от тебя ничего не нужно.

– Нет нужно, для этого ты просто должна сесть в машину.

– Не сяду.

– Тогда ты этого не получишь.

– Я же сказала, что мне ничего не нужно.

Адам открыл багажник и достал из него шкатулку с украшениями.

– К Финдайзенам ведь залезали прошлым летом, – сказал он и сел на заднее сиденье. – И я подумал, пока наш домик будет пустовать, вдруг кто-нибудь заберется, тогда это для него будет легкой добычей. И я взял это с собой.

– Мои украшения?

– Вообще-то мне не стоило бы тебе их отдавать.

– Ты с ума сошел? Они мои!

– Пожалуйста, на минутку, только на одну минутку.

Адам открыл изнутри вторую дверь:

– Вот, прошу, твои сокровища.

Эвелин села рядом с ним, повернула маленький ключик и открыла шкатулку.

– Проверь, все ли там на месте.

– Ну у тебя и нервы, Адам, провести это через границу, а потом просто оставить в багажнике. Дуракам везет!

– Больше тебе нечего сказать по этому поводу?

– Зачем ты это сделал?

– Я подумал, что так мне удастся заманить тебя в машину.

Эвелин открыла верхний ящичек.

– Не бойся, все на месте.

Она надела золотую цепочку и красно-рубиновые серьги-капельки.

– Как же это прекрасно, когда ты рядом, – сказал Адам.

За накрытым столом в беседке уже сидели Михаэль и господин Ангьяль в сдвинутых на лоб очках.

– Адам случайно нашел это у себя в багажнике, – сказала Эвелин, откинула волосы назад и принялась поворачивать голову туда-сюда.

Посреди молчания, последовавшего за этими словами, Адам произнес:

– Все так и было.

25
БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ

– Господин Адам, доброе утро, как вам спалось, господин Адам?

– Прекрасно, как на лоне Авраамовом. Эльфи на Балатоне тоже нравится.

Адам подошел к небольшому вольеру, который господин Ангьяль соорудил для черепахи.

– Я дала Эльфи немного морковки.

– Она ее уже всю смолотила, – сказал Адам, садясь за стол.

– Не хотите ли кофе?

Госпожа Ангьяль наклонила кувшин и взбивала теплое молоко венчиком. Адам открыл крышку сахарницы и положил себе в чашку три ложки.

– Я-то думал, что хоть сегодня последним приду.

Он взял из глубокой тарелки, стоявшей посередине стола, горсть маленьких темных виноградинок.

– А какой сегодня день недели?

Госпожа Ангьяль его не услышала. Все ее туловище было напряжено, лицо покраснело. Она тихо стонала, затем вбирала в себя воздух, а в те короткие перерывы, которые позволяла себе делать, сдувала волосы со лба.

– Готово! – сказала госпожа Ангьяль, взяла ложку и сдвинула вспененное молоко к носику кувшина, откуда оно тонкой струйкой полилось Адаму в чашку. Ее рука, задевшая Адама, была липкой и горячей.

– Ваш муж уже ушел на работу?

– Он поехал за Пепи, они завтра приедут.

– Какой прекрасный кофе, в нем даже ложка стоит.

– Вы очень любезны, господин Адам, всегда любезны, – сказала госпожа Ангьяль и вздохнула.

– Вы так о нас заботитесь – я себе рай так представляю.

– Можно я вам кое-что покажу? Нет-нет, сидите, я принесу, не вставайте.

Госпожа Ангьяль засеменила в дом, Адам еще раз открыл сахарницу, посыпал молочную пену равномерным слоем песка и окунул в нее рогалик. Было тихо, если не считать цикад, пения жаворонка и шелеста листьев, без которого ветер даже не чувствовался бы.

– Господин Адам, посмотрите, какое великолепие! Вы только потрогайте!

Госпожа Ангьяль держала в руках рулон темно-бордовой ткани и раскачивала его в руках, полная гордости и радости.

– Откуда у вас эта ткань?

– Это одной моей подруги. Ей брат прислал, из Швейцарии. Пожалуйста, потрогайте!

Адам вытер руки салфеткой и потрогал материал.

– Крепдешин? О, да это великолепный крепдешин. У меня была как-то похожая ткань, но не такого качества, и не так много, и не такого цвета. Сколько здесь метров, десять, двенадцать?

– Она сказала, дюжина, этого для нас всех хватит, так она сказала.

– А что она хочет из этого сшить?

– Что-нибудь праздничное, к свадьбе сына, вечернее платье. Вот, пожалуйста!

Адам вытянул губы в знак одобрения и взял рулон.

– Господин Адам, мне очень неудобно, но я должна вас спросить, хотя вы и в отпуске, не хотели бы вы? Было бы замечательно, если б вы пошили для нее, потому что она обещала, что я, если что-нибудь останется, смогу использовать остатки для себя, если вы согласитесь, несмотря на отпуск, поэтому…

– У вас есть швейная машинка?

– Да-да-да, у Магды есть электрическая, даже «Текстима».

– Если вы уверены, что вам нужен именно я, – с большим удовольствием.

– Правда, господин Адам, правда? Вы на меня не сердитесь?

– Нет, я, наоборот, рад, что могу быть полезен, пусть приходит, или мы к ней сходим, как вам удобнее.

– Такая радость, господин Адам, такая радость! Я сейчас позвоню, я ей позвоню.

Госпожа Ангьяль прошла в дом, раздвинув занавеску из пластмассовых полосок, а Адам продолжал сидеть за столом с рулоном ткани в руках. Он не решался положить его рядом с собой.

– Чей ребенок? – спросила Симона.

– Доброе утро, – сказал Адам и прижал рулон к себе, чтобы Симона смогла пройти мимо него на свое место. – Приятного аппетита!

– Мне не до аппетита, – сказала она.

– Бонжур, – сказал Михаэль, не глядя на Адама. Они с Эвелин сели напротив.

– Доброе утро, господа.

Держа рулон в руках, Адам пошел в дом, словно чувствуя необходимость защитить материал. Он постучался в приоткрытую дверь, из-за которой доносился возбужденный голос госпожи Ангьяль. Она жестом показала ему, чтобы он вошел. Адам нагнулся вперед с рулоном в руках, словно коробейник, предлагающий свой товар. Госпожа Ангьяль указала рукой на стол. Он положил рулон на кружевную скатерть рядом с пустой хрустальной вазой.

– Завтра в первой половине дня? – спросила госпожа Ангьяль, закрыла трубку рукой и прошептала: – Она очень, очень счастлива, господин Адам.

За столом в саду царило молчание.

– Вы меня ждете? Начинайте, – сказал Адам. – Или вы все чем-то отравились?

– Можно и так сказать, – проговорила Симона. – Вы расскажете или лучше мне?

– Не могли бы мы поговорить об этом позже? – спросила Эвелин.

– Позже? Да пожалуйста, я все равно уже знаю.

– Все не так просто, Мона.

– Почему же, как раз очень даже просто. А это еще откуда? Чехословацкий конфитюр. И горчица? На завтрак?

Адам сел и окунул в чашку надкусанный рогалик.

– Ему пока еще вкусно, нашему Адаму, – сказала Симона.

– Только не надо трагедий!

– Я просто констатировала факт, не более.

– Мона, это смешно, – сказал Михаэль, – невероятно смешно.

– Адам, кажется, они сами хотят сообщить тебе эту новость, придется тебе немного потерпеть, я, наверное, этого уже не услышу.

Она потянулась к кофе. Затем Михаэль налил кофе Эвелин и себе.

– Будешь? – спросил он и протянул Адаму кофейник.

– Пардон, пардон! – воскликнула госпожа Ангьяль, быстрыми шажками выходя из дома.

Тыльной стороной кисти она дотронулась до кувшина, чтобы проверить, не остыл ли он, взяла венчик, прижала кувшин к груди и вновь принялась вспенивать молоко.

– Я очень счастлива, господин Адам, – проговорила она с напряжением, не прекращая усиленно работать венчиком, – очень счастлива!

– Ну хоть кто-нибудь, – вздохнула Симона. – Адам, подвезешь меня на вокзал? Не хочу больше мешать счастью молодых.

– И когда? – спросил Адам.

Ответа он не дождался, да, кажется, и не ждал. Как и остальные, он смотрел прямо перед собой, медленно жевал, вслушивался в постукивания венчика и в глубокие вздохи госпожи Ангьяль.

26
ПАРЫ

– Пепи, господин Адам приехал, выходи! – Голос госпожи Ангьяль эхом отдавался в прихожей. – Господин Адам, Пепи!

– Всем доброе утро! – сказал Адам.

Михаэль, жуя, кивнул.

– Привет, – сказала Эвелин.

Между разноцветными пластмассовыми полосками в проеме открытой двери показались руки госпожи Ангьяль.

– Доброе утро! Когда вы вернулись, господин Адам? Мы вас не слышали!

– Что-то около полуночи, наверное. А сколько сейчас времени?

– Три минуты одиннадцатого, – сказал Михаэль.

– Пепи!

Госпожа Ангьяль пошла обратно в дом.

– Как все прошло?

– Она поехала на «Саксонии», в восемнадцать двадцать пять. То есть она как раз сейчас в Лейпциге выходит. Все было раскуплено, она взяла последний билет. Но в самом поезде почти никого не было, в купе она ехала одна.

– Она что-нибудь сказала?

Адам потер глаза большим и указательным пальцами и подавил зевоту.

– По крайней мере, она ничего не просила передать.

– А она… Мы надеялись, ты привезешь ее обратно.

– Поздновато тебе это в голову пришло, – сказал Адам и отвернулся. Кто-то с грохотом спускался по лестнице.

– А вот и она, – сказала Эвелин, когда Пепи вынырнула из-под пластмассовых полосок занавески.

Адам двинулся ей навстречу, они расцеловались.

– А ты все хорошеешь! – сказал он.

– Здорово, что вы приехали, – сказала Пепи.

– Да, – сказал Адам тихо, – я тоже рад.

– Мне кажется, – сказала Эвелин, – что сейчас ей костюм даже больше идет, чем в прошлом году, может такое быть?

Адам посмотрел на Пепи, которая, кажется, не знала, что ей делать и что говорить.

– Ты уже завтракала? – спросил он.

Пепи кивнула:

– Можно с вами посидеть?

– Ни в коем случае, – отрезал Адам, взял ее за руку и подвел к столу.

– Пойду за чашкой схожу, – сказала Пепи.

– Тут есть, – отозвался Михаэль, – я уже налил.

Пепи села рядом с Адамом:

– Мне так неудобно, что моя мама загружает тебя работой для Магды Ласло, сейчас, во время отпуска, это просто невозможно, ужас…

– Нет, совсем нет!

– Ну разве ты можешь ответить иначе, ты слишком воспитан…

– Нет! – сказал Адам с набитым ртом. – Наоборот, я же люблю это делать!

Пепи покачала головой.

– Пепи, правда, поверь, Адам не умеет ездить в отпуск. Когда ему нечего делать, он страдает, ты же сама видела.

– Но здесь? Здесь так не должно быть. Ты все еще куришь?

– Конечно.

– Мне однажды уже пришлось сдать его в химчистку, и он теперь уже больше не пахнет вами, вашим домом. Хочешь яичко, Адам? Свежее, только из-под курицы, четыре с половиной минуты? Я не забыла, четыре с половиной! И пирог, мама испекла. Ради тебя она сегодня даже церковь прогуливает.

Пепи взяла пустой кувшин из-под молока и пошла в дом.

– Еще и пирог есть? Ты смотри-ка, – сказал Михаэль и приподнял кофейник.

– Спасибо, – сказал Адам. – А молоко еще осталось?

– Судя по всему, оно в работе.

Эвелин пододвинула к нему сахарницу.

– Ты не должен верить всему, что говорит Мона.

– Чему конкретно я не должен верить?

– Ладно, не важно. Главное, чтобы она дома не вела себя, как здесь.

– В этом ты можешь быть уверена.

– Она так сказала?

– По крайней мере, с тобой это никак не связано.

– Со мной не связано? У меня сложилось другое впечатление.

– Вы не можете о чем-нибудь другом поговорить? – спросил Михаэль, намазывая рогалик маслом. – Уехала, и слава Богу! Она и так довольно долго тут атмосферу портила.

– Мона переборщила. По крайней мере, она сама так сказала.

– Правда? – спросила Эвелин.

– Ты меня спрашиваешь? Тебе бы надо это знать. Но что Михаэль… ну то есть что ты хотел на ней жениться, это даже я знал.

– Адам, не нужно тут, правда…

– Но он прав, – сказал Михаэль. – Я ей обещал. Я обещал жениться на ней, чтобы она могла выехать. Но что на этом основании она предъявляет какие-то претензии, что она считает, что может мне указывать, а потом еще и грозится на меня заявить, это неправильно, так нельзя.

– Она это говорила? – спросил Адам. – Она тебе угрожала?

– Ив, Эвелин все слышала.

Михаэль закурил сигарету.

– Этого тебе твоя новая подружка, видно, не рассказывала. Поэтому я и надеялась, что вы вернетесь вдвоем. От нее всего можно ожидать. Даже Габриэльша Моны боялась, ты только подумай – начальница и боится официантки.

Адам взял кусок белого хлеба и сделал себе бутерброд с салями и кусочком сыра.

– Как бы то ни было, я рада, что Генрих не подвел. На него действительно можно положиться.

– Генрих?

– «Вартбург» Адама. Это имя еще его отец придумал.

– Ты называешь свою машину Генрихом?

– А что тут смешного?

– Никогда еще такого не слышал.

– Это вы себе каждые два года новую покупаете, а старую в металлолом сдаете. У нас они, как члены семьи.

– У моей пробег триста тысяч, и я…

– Триста тысяч километров?

– Правда-правда.

Михаэль стряхнул пепел в подставку для яиц, стоявшую на его тарелке.

– Тогда она тоже уже заслужила имя. Как насчет Габриэлы, по-моему, подошло бы, красная Габриэла? У нас одно время была Изабелла, наш первый «трабант», серый с серой крышей, – у вас бы, наверное, сказали, цвета слоновой кости.

– Jó napot! – Около их стола очутилась женщина – дама в шляпке и с блестящими светло-розовым блеском губами. Костюм в мелкую черно-белую клетку был ей немного маловат.

Она спросила что-то по-венгерски. Когда она произнесла имя «Эржи» и указала на открытую дверь, у нее из рук, разлетевшись по садовой дорожке, выпала стопка журналов.

– Какой пассаж, – сказал Адам и вскочил с места, чтобы помочь ей.

– Köszönöm, köszönöm szépen! – восклицала она полушутя, полусерьезно и не остановилась даже тогда, когда все журналы уже были подняты с земли, а Пепи и госпожа Ангьяль подошли поздороваться.

– Köszönöm.

– Это Магда, – сказала Пепи, – наша подруга.

Магда за руку поздоровалась с каждым из присутствующих, для нее освободили место, госпожа Ангьяль принесла чашку и для нее. Пепи поставила на стол стаканчик с яйцом. Адам, который держал в руке журналы, остановился и начал листать верхний, то и дело посматривая на Магду. Шляпка, которую она попыталась поправить, съехала набекрень, что придавало Магде лихой вид.

Михаэль взял кофейник, налил ей кофе, задул свечку в высокой подставке под чайник и снял крышку с сахарницы.

Магда посмотрела на Михаэля сияющими глазами и что-то сказала Пепи.

– Госпожа Ласло говорит, что она очень рада видеть вас здесь.

– А я-то как рад, здесь просто чудесно.

Он с улыбкой взглянул на Эвелин.

Пепи перевела. Они помолчали, потом Магда снова нагнулась к Пепи и начала шептать ей что-то на ухо. Чем дольше она шептала, тем сильнее хихикала. Пепи же, поначалу склонившаяся к ней, теперь сидела очень прямо и с серьезным видом смотрела перед собой. Окончив шептать, Магда разразилась хохотом.

– Госпожа Ласло говорит, – сказала Пепи, – что она о вас много слышала.

– Ну, надеюсь, только хорошее, – сказал Михаэль и рассмеялся вместе с госпожой Ласло. – Надеюсь, только хорошее, – повторил он и вопросительно посмотрел на Пепи, которая, кажется, не собиралась переводить его добавление.

– Госпожа Ласло надеется, – сказала Пепи и подняла глаза, словно ища чего-то на небе, – надеется, что вы сошьете для нее платье.