Текст книги "Грешница по контракту (СИ)"
Автор книги: Инга Максимовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
Кэт
Выстрел. Один, второй. Останавливаюсь. Мне не страшно. Уже не страшно. Развернувшись, медленно иду обратно. Я обещала, что убью его. Слово нужно держать.
– Ты зачем вернулась? – спрашивает Дэн. Он сидит, привалившись спиной к дереву, зажимая рукой кровоточащую рану. – Почему ты никогда меня не слушаешься? Пожалуй, я возьмусь за твое воспитание всерьез, маленькая непослушная дрянь.
– Где он? – вопрос сам слетает с губ. Проследив взгляд Дениса, вижу распластавшееся на снегу тело. – Я так испугалась за тебя, Денис. Так боялась, что он победил – я плачу, реву навзрыд, прижимаясь к самому любимому, самому родному на свете мужчине. Моему хозяину. Он гладит меня по волосам окровавленной рукой, и молчит. Я чувствую его дыхание на своей щеке. – Неужели, все закончилось? – шепчу, стараясь своими прикосновениями не нанести ему боль.
– Ты куда? – напряженно спрашивает Денис, видя, что я направляюсь в сторону поверженного зверя. Не подходи к нему, стой! – кричит он, но я снова его не слушаюсь. Я хочу увидеть поверженного зверя. Насладиться его смертью. Словно бес толкает меня к нему.
Он, вдруг резко открывает глаза и хватает меня за ногу железной хваткой. От неожиданности вскрикиваю, и падаю на землю рядом с ним. Зверь улыбается. В руке его зажата граната с выдернутой чекой. Вижу, как замер Дэн, глядя на смертельное оружие в руке своего отца.
– Не дергайся, куколка – безумно смеется убийца – Ты снова поверил, что я умер, сынок. Такой легковерный. Меня защищает сам дьявол. Вот и матушка твоя явилась, они все тут. Наблюдают мой триумф – в глазах его сумасшествие. Зверь оглядывается по сторонам, радуясь несуществующим зрителям – Я все равно обыграл тебя, гаденыш.
– Отпусти ее. Тебе нужен я, зачем тебе девчонка? – глаза Дэна пылают, но подойти он боится. Зверь не шутит.
– Мне – не нужна. А вот тебе – очень даже – на губах зверя пузырится пена. Я понимаю, что он умирает, видимо, пробито легкое. Денис не сводит взгляда с разжимающихся пальцев, в которых зажата граната. Я при всем желании не успею. Какая же я дура. Непроходимая идиотка. Хозяин был прав в отношении меня. Я не успеваю понять, как Дэн оказывается возле меня, чувствую сильную руку, выдергивающую мое тело из кровавой каши, в которую превратился снег. Он толкает меня впереди себя, закрыв своим телом со спины, и перехватив гранату из разжавшихся мертвых пальцев, не глядя отбрасывает куда то в сторону. Взрыв рвет перепонки, опаляет невероятным жаром. Взрывная волна отбрасывает нас с Денисом, так и не выпустившим меня из своих стальных объятий. Я падаю на снег, чувствуя на себе обмякшее, безжизненное тело, придавившее меня к земле, как каменная плита. С трудом выбираюсь из-под него.
В ушах гудит, голова кружится. Но, увидев то, что стало с моим хозяином, забываю обо всем. Он похож на сломанную куклу. Спина буквально разворочена, кожа свисает кровавыми лоскутами, смешиваясь с обрывками ткани. Дэн дышит, но насколько хватит его сил. С трудом борясь со слезами, я снимаю с себя одежду, и рву ее на длинные лоскуты, что бы, хоть как то его перевязать. Оставить его тут одного, об этом не может быть и речи. Денис не приходит в себя, лишь изредка стонет, когда я, стараясь не очень его шевелить, делаю перевязку. «Главное не навредить. Только бы дотащить его до людей. Там помогут» – успокаиваю себя, потому что, боюсь сойти с ума, видя его в таком беспомощном состоянии. Его ресницы успевают покрыться инеем, пока я, сдирая в кровь ладони, режу еловые лапы, ножом убийцы. Но он жив, и это главное. Остатки куртки уходят на то, что бы связать ветки, соорудив из них импровизированные носилки – сани, на которое я, со всеми предосторожностями, перетаскиваю безвольное тело любимого. «Жив, жив, жив» – бьется в мозгу. Мне жарко, от напряжения, нервов. Хочется лечь рядом, и просто уснуть, но этого позволить себе я не могу.
– Катя, Иди одна, приведешь помощь – за своими делами, не замечаю, что Денис открыл глаза, – вместе не выберемся.
– Выберемся – упрямо говорю, отталкиваясь ногами от земли. Импровизированные носилки легко поддаются, скользят по промерзшей земле – Ты говори со мной, ладно? Я хочу слышать твой голос – умоляю, глядя на его слипающиеся веки. Он лишь молча моргает, сил на разговоры нет. Я ползу, таща за собой тяжелые ветки, на которых лежит Дэн. Не знаю, насколько хватит сил.
– Тее нужно думать о ребенке, – шепчет он, но я его не слышу, упрямо двигаясь по темному лесу, хотя, даже не знаю куда. Только спустя час осознаю, что Ден молчит, и чуть дышит. Он умирает, я явственно, почти физически осознаю это. Слезы заливают глаза. Я сдаюсь. Ложусь рядом, и закрываю глаза, обвив рукой деревенеющее тело самого любимого на свете мужчины. Зверь, все таки добился своего.
* * *
– Здесь. Нашли. Товарищ генерал, мы их нашли – возбужденный крик, заставил Генерала вздрогнуть. Алексей Петрович выкинул окурок, и пошел на крик, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Он не спал несколько ночей, прежде чем машину Дениса нашли. Генерал Симонов чувствовал вину перед семьей друга. Он так до конца и не верил, что покойники могут воскреснуть. Был уверен, что родной отец Дениса, сгорел в той избушке, много лет назад. И теперь, увидев на снегу тело своего крестника, генерал заплакал. Сто лет не мог выдавить из себя слезинки, даже когда хоронил единственного друга, своего Кольку.
– Живы, – выдохнул один из спасателей, расчехляя свой чемоданчик – не знаю, правда, надолго ли. Парень тяжелый. У девушки, сильное переохлаждение. Вообще чудо, что при таких травмах он еще не умер.
– Катя беременна. С ребенком все в порядке? – генерал достал дрожащими руками очередную сигарету, наблюдая за работой медика. Десять лет не курил, а тут сорвался.
– Ну, я ж не господь бог, не всевидящ – сквозь зубы выдавил медик. Генерал отбросил так и не прикуренную сигарету, и подхватил на руки легкое тело, не подающей признаков жизни девушки.
Он выдохнул только в больнице, куда спустя долгих четыре часа доставили пострадавших. А потом уехал домой, где сидя перед фотографией, с которой ему улыбалась счастливая семья друга, целый день пил водку, без закуски, не обращая внимания на испуганное ворчание жены, которая, не переставая плакала.
– Я не сдержал обещания, Коля, прости – прошептал он, и схватился за грудь, скрипя зубами от обжигающей боли. Жена только на утро обнаружила генерала, лишь на неделю пережившего Николая Георгиевича. Генерал Симонов так и не узнал, что тело маньяка, уничтожившего целую семью, так и не нашли, хоть и перерыли весь лес.
Глава 23
Дэн
Она, скрючившись, спит на стуле рядом с моей кроватью. Такая маленькая и измученная, что мне нестерпимо хочется прижать ее к себе, крепко, и больше никогда не отпускать. Я пытаюсь приподнять руку, но она не слушается, лежит словно плеть. Я с ужасом понимаю, что не чувствую ни ног ни рук.
– Катя, Кэт, – тихо зову я, но из горла идет лишь хрип.
Она вскакивает со своего неудобного ложа, и подбегает ко мне. Я с удивлением вижу ее небольшой, аккуратный животик, которого не замечал раньше. Сколько же я был без сознания?
– Я знала, что ты вернешься, – тихо шепчет она, не обращая внимания на слезы, стекающие по щекам. Они капают мне на запястья, но я ничего не чувствую.
– Скажи мне, только не лги, – прошу, глядя, как она прячет глаза – что со мной
– Дэн, тебе лучше поговорить с врачом, – она едва выдавливает из себя слова.
– Твою мать, почему ты никогда не слушаешься? – кричу я, напугав ее до ужаса.
Она замерла, а потом выскочила из палаты, словно за ней гонятся все черти ада. Ей страшно. Спустя несколько минут Кэт возвращается в сопровождении доктора. Он молод, но уставшие глаза, мудрые, глядят в самую душу.
– Денис, вы зря пугаете свою невесту. Ей вредно нервничать, – он говорит со мной, как с ребенком. Меня это страшно раздражает.
– Она мне не невеста, – выплевываю я, – зачем ей нужен неподвижный инвалид? Так ведь Китти? Ты же только и думаешь, как быстрее свалить отсюда не так ли? – истерично кричу, стараясь не видеть, с какой жалостью смотрит она на меня своими испуганными глазищами.
– Успокойтесь, Денис Николаевич, истерика не прибавит вам сил. Да, у вас поврежден спинной мозг, и никто из врачей, ни сам господь бог, не станет делать никаких прогнозов. Предстоит длительная реабилитация. Но с таким настроением, шансы у вас равны нулю. Может это жестоко, но надеюсь, мои слова немного охладят вас, и заставят задуматься о семье, а не жалеть себя. Это путь в никуда
– Которая мне не поможет, – хриплю я в момент пересохшим горлом.
– Главное, верить. – совсем по-человечески говорит врач, и уходит, оставив нас одних.
– Уходи. Пошла вон! – кричу, срывая горло. Катя стоит не шелохнувшись.
– Денис – вдруг тихо говорит она, срывающимся голосом, не обращая внимания на то, как я беснуюсь – ты избалованный, нестерпимый гад, думающий только о себе. Я думала с ума сойду, так ждала, когда ты вернешься и будешь рядом. Мне плевать, какой ты, я люблю тебя – срывается она в крик, и обмякнув, отворачивается, мелко вздрагивая острыми плечами. Катя плачет, и мне становится стыдно. Моя девочка столько прережила, а я веду себя, как последняя сволочь.
– Прости, – прошу, и сам пугаюсь, что она не сможет простить мне моей вспышки. – Мне просто страшно, что я не смогу дать тебе полноценной, нормальной жизни, которую ты заслуживаешь.
– Почему ты все решаешь за меня?
– Потому что ты маленькая непослушная девчонка, – через силу улыбаюсь. Мне хочется зарыться рукой в ее волосы, почувствовать ее тепло, обнять, но это невозможно. От злости, бессилия и отчаяния скриплю зубами. Она подходит, и прижимается к моему бесчувственному телу, покрывая легкими поцелуями мое лицо. – Так ты еще не передумала выходить за меня замуж? – стараясь придать голосу веселья, спрашиваю я.
– И ты еще спрашиваешь? – сквозь слезы улыбается моя Китти.
– Тогда готовься, невеста. Через неделю жду тебя здесь при полном параде. И да, не забудь купить самое шикарное платье, а то жениться не буду – смеюсь, глядя в ее ошарашенные глаза. – Мой ребенок должен быть законнорожденым. – Я боюсь задать один вопрос, так волнующий меня.
– С ним все хорошо, – говорит Катя, предвосхищая мой вопрос, словно прочтя мысли. – Наш мальчик очень сильный.
– Мальчик? – чувствую, что не могу дышать. Новость обрушивается на меня, словно ушат ледяной воды. – Сильный, как его мама.
– Да, наш сын. Давай назовем его Николаем, – сверкает очами Катя. Конечно, он будет носить имя моего отца. Настоящего отца, посвятившего мне свою жизнь. Катерина молчит, я вижу, что ее беспокоит что-то.
– Что случилось, куколка? – вопрос сам слетает с моих губ.
– Его не нашли, Денис. Тело убийцы испарилось, – голос Кати дрожит от напряжения. – Я забыла, когда спала нормально. Умом понимаю, что зверь не мог выжить. Мне страшно, Дэни.
Я уверен, – зверь мертв, видел его остекленевшие глаза, взрыв уничтожил наш кошмар, но не успеваю ответить, успокоить ее. Дверь в палату открывается, и я забываю обо всем на свете, наблюдая, как в нее входит Давид. Катя улыбается, видя мою реакцию. Давид еще слаб, рядом стоит Глаша, поддерживая моего брата под руку, но он уже похож на себя прежнего. Только небольшое подрагивание рук и нездоровый блеск в глазах, выдает, что ему пришлось пережить.
– Ну, чего вылупился? – ухмыляется он, и я едва удерживаюсь, чтобы не засмеяться, когда Глаша дергает его за руку, призывая замолчать. Как когда-то в детстве, она одергивала этого непослушного, вредного хулигана. В моем сердце поселяется уверенность. Я обязательно встану на ноги. Не имею права лежать овощем. У меня снова есть семья, нуждающаяся во мне.
Кэт
– Катерина Павловна, мы опоздаем, – ворчит Глаша, проверяя огромную корзину, из которой торчит горлышко бутылки шампанского.
– Глаша, давай договоримся, ты будешь называть меня Катей, – прошу я, но натыкаюсь на стену непонимания. Она упрямо качает головой
– Нет, вы теперь хозяйка дома, это неприемлемо.
– Тогда, я буду звать тебя Глафира Карловна, – вредно бурчу, умирая от смеха. Лицо няни пылает гневом
– Дэнни был прав, вы непослушная, и бесшабашная, – усмехается она, подхватывая тяжелую корзину с провизией. – Это надо придумать, жениться в больнице. Только вы способны на такое безумство. Молодежь, – под нос себе беззлобно ругается няня. Я стою, боясь шелохнуться. Корсет стягивает мой, уже довольно объемистый живот, и это не очень то нравится маленькому Горячеву. Я смотрю за Глашиной рукой, торопливо меня крестящие, и выхожу из теперь уже моего дома. Денис полусидит на кровати. Я давно не видела его таким. Он гладко выбрит, одет в дорогой костюм. Давид стоит тут же, и пытается застегнуть дрожащими руками запонки, на рубашке жениха. За неделю, прошедшую с момента возвращения, руки Дениса вернули свою чувствительность. Еще не до конца, но мы полны оптимизма. Ноги, все еще неподвижны, и сдвигов в лучшую сторону пока нет. Но, надежда, как известно, умирает последней. Я смотрю на мужчину, за которого не раздумывая, готова отдать жизнь, и умираю от счастья.
– Ну, как я тебе? – спрашиваю, хотя вижу без слов, какими глазами смотрит на меня Денни. Как жаль, что наши родители не могут разделить с нами радость. Он, видимо, тоже думает об этом, глаза вдруг наполняются болью, но он все равно улыбается, и поворачивается к брату.
– Ты Давид готовься – ядовито ухмыляясь, говорит он. Наконец-то Денис стал походить на того уверенного в себе наглеца, каким я увидела его впервые. – Букет ловить тебе предстоит, хотя, у тебя есть соперница, – уже смеется в голос, лукаво косясь на суетящуюся у небольшого раскладного стола, Глашу.
– Обалдуй – улыбается няня, с любовью глядя на своих воспитанников.
– Что с тобой, Китти? – Дэн обеспокоенно смотрит на меня, Я, правда, чувствую себя плохо. От нервного перенапряжения кружится голова, и я боюсь, что сейчас просто упаду в обморок.
– Все хорошо, родной, просто, дурацкий корсет мешает мне дышать.
– Иди сюда – приказывает он и я подчиняюсь, пальцы Дениса путаются в тугой шнуровке. Они еще не работают, как надо, но он упрямо пытается расслабить завязки.
– Подожди – говорю я, поворачиваясь к нему лицом, и взяв его за ладонь кладу ее на свой живот. Денис замирает, ощущая уверенные толчки нашего сына, который решил, что пора ему познакомиться с папой.
– Это восхитительно – он, вдруг охватывает меня за талию и притягивает к себе, утыкается лицом в мой живот, и тихо шепчет – «Я больше никому не позволю обидеть вас. Никому и никогда».
Приглашенная работница ЗАГСа на распев читает, какой – то глупый текст, который я не слушаю. Все, что нам нужно, мы знаем без этих, клишированных, высокопарных слов. Он рядом и это главное. Где ей понять, этой немолодой, измученной жизнью бабе, глядящей на меня с неприкрытой жалостью, что такое счастье видеть любимого живым, что значит быть свободным и больше не бояться. Дэн надевает мне на палец обручальное кольцо, а я не могу отвести от него счастливого взгляда.
– Можете поцеловать невесту – говорит женщина, но Денис уже припадает, к моим губам. не дожидаясь чьего– то разрешения.
– Сегодня ночью, желаю видеть свою жену здесь– шепчет он, от чего я заливаюсь краской – У нас обязательно должна быть первая брачная ночь, куколка.
Я лишь киваю головой, в знак согласия, с любовью глядя на веселящегося мужа.
Эпилог
Кэт
– Не ленись, сколько можно в коляске передвигаться? – нахмурилась я, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Глаза Дениса мечут молнии, но он послушно поднимается и отталкивает мою руку, в которой я протягиваю ему костыль.
– Ты меня за кого принимаешь, куколка? – говорит он, делая неуверенные шаги, по садовой дорожке, – и вообще, не смей мне приказывать. Я твой хозяин, не забыла?
– Да, хозяин, – покорно говорю я, наблюдая за веселыми бесенятами в глазах любимого.
– Ты, маленькая, непослушная дрянь, – нежно шепчет он мне в ухо, рукой обнимая за талию. Его ладонь спускается на ягодицы, и я чувствую, как возбуждение свивается внизу живота в тугой комок. – Придется мне наказать тебя, Катя Горячева.
– Дэн, нас могут увидеть, – говорю, мечтая лишь об одном как можно скорее оказаться в спальне, в объятиях любимого хозяина.
– Ну и пусть видят. Меня это совсем не напрягает. Или ты снова будешь играть в недотрогу? Не выйдет, я теперь имею полный, безграничный контракт на твои тело и душу. Или опять будут какие-то возражения? – смеется он, но руку убирает.
– Дэн, прекрати, это невозможно. Или ты хочешь, чтобы я набросилась на тебя, прямо здесь.
– О да, детка, я хочу этого больше всего на свете, – хрипит Дэн, проникая рукой мне под блузку, и отодвинув чашечку бюстгалтера, захватывает пальцами мой сосок.
– Не останавливайся, – шепчу, но он с усмешкой отдергивает руку, и одергивает задравшуюся блузку – Я тебя трахну, Китти, но, чуть позже. Хочу, чтобы ты извивалась и кричала, подо мной, умоляя о пощаде – шепчет он, улыбаясь, словно чеширский кот.
Я едва не стону от разочарования, но проследив, его взгляд расплываюсь в улыбке. Глаша медленно идет к нам навстречу, счастливо улыбаясь.
– Катерина Павловна, Коленьке есть пора, – говорит она, протягивая мне смешного бутуза. Он тяжелый уже, наш сыночек, самый красивый на свете мальчик. Колюшка тянет к отцу ручонки. Денис улыбается и делает неосознанное движение навстречу, но я перехватываю малыша.
– Иди ко мне, солнышко. Папе пока нельзя поднимать на руки таких больших мальчиков, – смеюсь, разглядывая сердито оттопыреную губку. Еще чуть– чуть, и мое сокровище разразится трубным ревом, не получив желаемого.
– Ты, все-таки несносная, – тихо говорит Дэн, гладя сына по легкому пушку льняных волос. – Непослушная, маленькая куколка. Наша мама, самое упрямое существо на свете, – говорит он сыну.
– Кстати, ваша мама, сказала, что ей надоело лежать, – Глаша сияет. У нее вновь появился смысл жизни.
Мы перевезли маму из клиники, и она пошла на поправку, вопреки прогнозам всех врачей. – Я ей вязание отнесла, ей полезно, думаю. И Коленька от нее ни на шаг не отходит.
– Так, а ну разойдитесь, женщины. Смотри сын, что я покажу тебе, – говорит Дэн, и тяжело ступая, идет по дорожке. Я, замерев, смотрю на моего мужчину, который делает первые самостоятельные шаги. Впервые за год. С тех пор, как мы вырвались из ада. Мы не вспоминаем. Слишком страшно.
– Ну, наконец – то. А то я думал, мне одному придется работать, чтобы прокормить нашу ораву, – слышу я смеющийся голос, и веселый смех Коленьки, который до безумия обожает своего дядю. Давид, к слову сказать, души не чает в любимом племяннике, и безмерно его балует.
– Смотри, не урони, обалдуй, – хмурится Глаша, готовая в любой момент выхватить своего воспитанника из рук Давида, который тискает нашего малыша, и легонько его подбрасывает.
Он больше не похож на себя бывшего. Иногда замирает, и глядя в одну точку, начинает раскачиваться, кричит по ночам. Раны телесные затягиваются, но душевные раны так и живут внутри, их ничем не вытравить. Давид не помнит, мозг стер страшные воспоминания, оставив в его сердце незаживающие ссадины.
– Ничего, тебе полезно, – ехидно говорит Дэн, задумчиво глядя на брата.
Единственного оставшегося в живых, из его семьи.
– Жаль, что папа с мамой так и не увидели внука, – сказал он лишь однажды, и больше никогда не говорил о них в прошедшем времени.
Я смотрю, как Глаша несет моего сына в сторону дома, и чувствую руки Дэна, обвивающие мою талию.
– Тебе не кажется, что нужно это отметить? – шепчет он, обдавая меня горячим дыханием, – а ну, быстро в спальню. А то я за себя не ручаюсь. Возьму тебя прямо здесь, если ты опять не будешь слушаться, детка.
– Я буду самой послушной на свете, хозяин, – отвечаю я, – только давай, я все-таки довезу тебя туда на коляске.
– Не дождешься. Хотя, если вам, моя госпожа, нравятся ролевые игры, я готов. Грешница и калека, звучит очень возбуждающе, тебе не кажется? – притворно рычит он, запечатывая поцелуем мои губы.
Я таю в его объятиях.
– Очень скоро, я наконец-то смогу тебя перенести через этот порог на руках. Мечтаю об этом с тех пор, как мы поженились. Мама моя очень этого хотела, чтобы были соблюдены все условности обещает он, а пока, давай уж, вези меня в гнездо порока, которое ты зовешь спальней.
Я люблю его. До безумия, космически. Мы стараемся не вспоминать, того, что с нами произошло. Год прошел с тех пор, как нам удалось вырваться из ада. Но порой тени прошлого оживают, будя нас по ночам, заставляя кричать от ужаса. Коленька родился в срок, огласив мир бодрым ревом.
– Дом ожил, – сказал Денис, когда мы вернулись из роддома, неся в руках сладко сопящего сына. Постепенно мы научились жить по-новому, не боясь и не оглядываясь каждую минуту. Но каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю.
– Я не могу жить без тебя Денис Горячев – шепчу я, счастливо прижимаясь к любимому мужу.
– Ты мое счастье – шепчет он, одним словом, разгоняя все мои страхи.
Дэн
– Денис Николаевич, с вами все в порядке? – спрашивает меня водитель. – Вы побледнели.
– Ничего, Володя все в порядке – отвечаю я, делая глубокий вдох.
Кабинет отца встречает меня тишиной. Здесь все так же, как было при его жизни. Фотографии на столе. Вот отец нежно обнимает маму, на одной из них. Хватаюсь рукой за галстучный узел. Мне, вдруг нечем дышать.
– Они живы, для нас, правда? – говорит Давид тихо, я даже не заметил его появления.
Не отвечаю, быстрым шагом покидаю отцовы пенаты. Мне нужен воздух. Володя распахивает передо мной дверцу автомобиля, но я игнорируя этот его жест, иду по улице, залитой ярким, солнечным светом, слегка прихрамывая. Хромота останется со мной на всю жизнь, как память о звере, истребившем почти всех тех, кто мне дорог.
– Сынок, дай червонец, трубы горят – откуда ни возьмись передо мной появляется грязный, замызганный мужик, и протягивает ко мне скрюченную пятерню.
Я стою, не в силах пошевелиться. На минуту мне кажется, что кошмар вернулся.
– «Тело не нашли» – звучит в мозгу испуганный Катин голос.
– Эй, мужик, ты чего? Ну, нет так нет, – говорит оборванец и исчезает, сливается с редкими прохожими.
Показалось. Я с облегчением вздыхаю, и поворачиваю обратно – работа ждет. Вот только странное чувство чьего то присутствия, никак не желает покидать меня. Я вижу его всюду: из окна автомобиля, среди толпы людей на улице. Образ зверя преследует меня, доводя до умопомрачения. Вот и сейчас мне кажется, что он стоит на другой стороне улицы и режет меня глазами. Я моргаю и прогоняю морок. Катя научилась жить и не вспоминать, ради меня и сына. Только иногда, когда я не вижу тихо плачет, раскачиваясь из стороны в сторону. А я пока не могу забыть. Со временем мы научимся жить не оглядываясь на прошлое, но пока воспоминания слишком свежи. Я отгоняю дурные мысли. Монстр умер – иначе и быть не может.
* * *
Он не помнит, кто он. Но знает, что в этой жизни, что-то недоделал, потому не может умереть. Зверь проснулся в своей норе, и вышел на охоту. Желудок свело от голода. Монстр принюхался. Легкий ветерок откуда – то донес запах дыма, который он ненавидит. Он помнит огонь, сжирающий его тело, а потом провал. Тьма, из которой никак не найти выхода. Зверь оскалился. Покрытая ранами кожа срослась, стянув его лицо, превратив в неподвижную маску. Страшная боль пронзила тело, когда он в один прыжок настиг зазевавшегося зайца. Убийца впился зубами в еще теплую тушку, и принялся пировать, не обращая внимания на кровь, стекающую из агонизирующей тушки животного, смешивающуюся с его собственной, из вновь открывшейся раны. Насытившись, монстр вернулся в нору, и бессильно упал на покрытый хвоей пол. Она снова здесь. Не оставляет его ни на минуту, следит, чтобы он не вспомнил. Ничего, он окрепнет и выгонит ее. И тогда зверь вернет свою жизнь.
– Чего ты хочешь? – спрашивает зверь у призрачной женщины, сидящей на подстилке из веток. Она молчит. Только страшно скалится своим покрытым струпьями лицом, а потом вдруг начинает тихо петь.
Спи малютка мой прекрасный
Баю-баюшки баю
Спи, покойся, за тобою, я без устали смотрю
Сам Господь с высот небесных в колыбель глядит твою
Спи мой ангел, спи прелестный
Баю – баюшки баю.
Конец.
