Текст книги "Грешница по контракту (СИ)"
Автор книги: Инга Максимовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Глава 20
Дэн
– У меня нет выбора – твердо говорю, не сводя глаз с сидящего на больничной палате брата. Он не реагирует. С тех самых пор, как его нашли, Давид не произнес ни слова. Смотрит в стену и мерно раскачивается из стороны в сторону.
Поднимаюсь, иду к двери. Не оглядываясь.
– Не ходи туда, брат – вдруг слышу тихий голос, а потом истерический смех – там живут монстры.
Почти бегом покидаю больничную палату. В последнее время, в моей жизни стало слишком много больниц. Отец сидит в коридоре, в окружении амбалов охранников, он кажется совсем маленьким. Я молча подхожу к нему, и заключаю в объятия.
– Как он? – устало спрашивает папа. Он боится заходить к сыну, боится видеть, что стало с его ребенком. Так ни разу и не зашел к нему.
– Все будет хорошо, отец– говорю, сам не веря своим словам.
– Не будет, сын. Я часто думаю, что жизнь свою прожил не так. Гнался за деньгами, хотел дать вам все самое лучшее. Нужно было просто увезти вас. Куда то далеко, что бы никто не мог добраться до единственного дорогого, что было в моей жизни.
– Тебе не нужно было забирать меня, отец – говорю спокойно, но чувствую, что голос дрожит.
– Нет, Денис, это было самое мое правильное решение – твердо говорит папа, и вновь становится самим собой. Сильным, уверенным в себе бизнесменом, который никогда не сгибался ни перед чем – Катю ищут. Мои бывшие коллеги, по кирпичику разберут город. Я подключил и бандитов. Они терпеть не могут таких уродов. Найдем, я уверен в этом. И я лично, разорву его голыми руками, наслаждаясь страданиями ублюдка. Я только поэтому все еще топчу эту грешную землю. Странно, даже болезнь моя отступила. Это временно, до тех пор, пока не сотру с лица земли эту тварь.
– Я уезжаю, завтра – говорю, наблюдая за реакцией отца – буду там, где смогу быстро среагировать на любые новости. Прошу, не удерживай меня.
– Не буду. Это твоя семья, борись за нее до последнего – отец одобрительно смотрит на меня. Странно, я ждал шквала возражений, а тут ледяное спокойствие.
– Спасибо. Иди, ты нужен сыну – говорю, и сам открываю перед отцом дверь. Он делает шаг, и начинает падать, схватившись рукой за грудь. Я слышу, как тело отца с грохотом падает на пол, вижу, как бегают охранники, крича во все горло. Странно, больница, а врача не найти. Да он ему уже и не нужен. Мой папа лежит на полу, уставившись остекленевшим взглядом в покрытый тонкими трещинами, белый потолок. На лице блаженство.
– Я исполню твои мечты, отец – тихо говорю, опустившись на колени, перед бездыханным телом любимого, моего настоящего, единственного родителя. – Разорву тварь, голыми руками, наслаждаясь его мучениями. Спи спокойно.
Чувствую сильные руки, оттаскивающие меня от покойника и не сопротивляюсь. Больше нет смысла ждать. Нужно спасать самую мою большую драгоценность.
Глаша плачет, сидя в холле. Тихо скулит, по бабьи. Дом умер.
– Куда мне теперь, Дэни? Я же жизни без вас не знаю. Сколько себя помню, все время с вами.
– Здесь живи. Жди. Скоро у тебя новый воспитанник появится – через силу улыбаюсь, глядя на няню. Она смотрит на меня, с надеждой во взгляде, а потом вскакивает.
– Да, что же это я. Надо же вымыть все, дом подготовить. Младенцы должны в чистоте расти – безумно говорит она, и начинает метаться по комнате, как вспугнутый воробей.
– Олюшка убьет меня, если увидит, как дом запустила. Она, кстати уже вернуться должна от косметички, я нервничаю. И Николай Георгиевич к вечеру вернется, а ужина нет. Вот беда то.
Я разворачиваюсь и ухожу. Нельзя прощать. Столько горя принес в наш дом этот ублюдок. Через час, накинув куртку, выхожу из родного дома. Я вернусь сюда с Катей и моим сыном, почему то уверен, что родится именно мальчик. Ввернусь, что бы вновь наполнить его жизнью. Но, для этого, я должен отнять ее у того, кто помог мне родиться на этот свет. Машина отца стоит в гараже. Огромный внедорожник, как раз то, что надо. Придется провести в пути целую ночь, потому запасаюсь провизией в близлежащем магазине. Главное, что бы менты не остановили, в багажнике целый арсенал. Телефон начинает звонить, едва успеваю отъехать от города километров на десять.
– Я еду. Жди меня – выплевываю я, не дожидаясь пока он заговорит.
* * *
– Сука, грязная, маленькая шлюшка – убийца метался по землянке, как зверь в клетке. Как эта девка смогла сбежать, он же вколол ей лошадиную дозу лекарства. Неужели так хочет спасти своего выродка. Такая же, как мать Дэна. Андрей вышел наружу и огляделся. Легкий, летящий снежок успел скрыть следы беглянки, видно черти ей помогают. Ну ничего, он знает этот лес, как свои пять пальцев. Пригнувшись к земле, словно волк, убийца прислушался, надеясь услышать хоть шорох и едва не взревел от разочарования. Нет, далеко не уйдет. Холодно, а она почти голая. Твою мать, замерзнет, лишив его возможности вновь почувствовать себя богом. От этих мыслей, зверь разозлился, начал кружит по лесу. Девки не было, как сквозь землю провалилась. Ярость вихрилась внутри, требуя выхода. Убийца упал на землю и взвыл, как дикий зверь, срывая ногти об обледеневшую землю, и увидел, а точнее почувствовал звериным чутьем, проталину под еловыми лапами, свисающими почти до земли. Она была здесь. Совсем недавно. Кто то отнял у него добычу. Такого зверь не прощал никому. Андрей встал, и начал исследовать землю вокруг, пока не увидел большие следы, ведущие вглубь леса. Сердце наполнилось ликованием.
Глава 21
Кэт
– Пей – сунул мне в руку кружку, исходящую ароматным паром странный, похожий на лешего мужик. – Надо же, пошел зайцев промышлять, а нашел птичку – ухмыльнулся он.
Я с благодарностью приняла подношение, и начала жадно пить, стуча зубами об металлический край посудины.
Он странный. Я даже не сразу понимаю, что в нем не так. Все лицо заросло клочковатой бородой, только живые глаза смотрят на меня с живым интересом. Чувствую слабость, от тепла, идущего от стоящей рядом буржуйки, клонит в сон. Наверное, еще действует лекарство, введенное мне зверем.
– Дайте мне телефон – с надеждой прошу, наконец поняв, почему мужчина показался мне странным. Все его лицо пересекают глубокие шрамы.
– Так нету у меня – разводит он руками – зачем отшельнику адское изобретение? Ты поспи, дочка. Потом решим, что делать с тобой. И откуда ты взялась на мою голову? Вроде женских зон нет поблизости. Не из мужицкой же ты приблудилась.
– Нет, нельзя спать – испуганно шепчу, с ужасом глядя на тонкую дверь – он придет за мной. Как вас зовут? – спрашиваю, силясь встать с самодельной кровати, заваленной какими – то старыми, пахнущими нафталином, тулупами
– А никак – задумчиво говорит спаситель, жуя губами. Только сейчас понимаю, насколько он стар – Раньше Левой звали. В другой жизни – ухмыляется мужчина, оскалив желтые зубы.
– Лев, дорогой – горячечно шепчу я, хватая его за загрубевшие руки – мне срочно нужно позвонить. Отведите меня туда, где есть телефон. От этого зависят жизни. Не одна. Прошу вас.
– Эх, видимо пришло время мне грехи искупить – ухмыляется он, и я чувствую опасность, исходящую от этого старого, но еще крепкого мужчины. Он достает из стоящего у стены сундука теплые штаны, телогрейку и еще какие – то вещи и кидает их мне. – Пойдем, через часок. Только расскажешь мне сначала, откуда же ты так бежала, что аж обуться забыла.
Я рассказываю спокойно, но голос периодически сбивается. Рассказываю все, с того самого момента, как впервые увидела моего хозяина. Моего Дэна. От воспоминаний меня начинает трясти. Лева слушает, не перебивая, только желваки ходят на скуластом лице, да руки споро чистят ружье.
– Так, значит, коровка моя взбесилась – словно про себя, говорит он, когда я выдохшись заканчиваю свою исповедь – давно надо было шлепнуть, суку. Да я все ждал чего – то, наблюдал. Интересно мне было, чего этот чушок задумал. А тут вон чего. Одевайся, видно время пришло мне заканчивать мое изгнание. Ментов позовем, девочка. Хоть и не люблю я их. Вор я, не убийца.
Я начинаю натягивать на себя чужие вещи. Мне все велико, но выбора нет. Лева вдруг напрягается, прислушивается, и вскидывает ружье, приложив палец к губам. Движется, словно тень, что так не вяжется с его крупной фигурой. У меня обрывается сердце, когда слышу тихие шаги. Снег хрустит под ногами пришельца. Мой спаситель показывает рукой – прячься. Я падаю на пол, и заползаю под невысокую кровать, как раз в тот момент, когда дверь, с громким треском слетает с хлипких петель.
– Ну, здравствуй, Андрюша – насмешливо говорит Лева, без толики страха в голосе.
– Ты, ты? Это невозможно – хрипит убийца. В голосе его страх, словно призрака увидел
– Ты же сдох. Сгорел, я видел.
– Ты бы этого очень хотел, не так ли? Только не дотумкал своим мозгом чуханским, что во времянке погребок был. Там я укрылся. Да все равно обгорел. Два месяца в себя приходил, травками лечился. Ну ничего, видишь, сам ты пришел, за смертью своей.
– Нет, Лева. Не за смертью. Отдай, что взял, и тогда я, может быть, убью тебя быстро – взяв себя в руки, говорит убийца, – Думаешь, пукалки твоей испугаюсь? Дурак ты, Лева, каким был, таким и остался. Выживает не тот, кто сильнее, а тот кто быстрее.
Выстрел разрывает звенящую тишину. Я с трудом сдерживаюсь, что – бы не заорать в голос, глядя на то, как падает на пол, моя единственная надежда на спасение. Рана в его груди устрашающа. Он еще жив, отползает к стене, размазывая по земляному полу кровь, кажущуюся черной.
– Не нужно было тебе ждать, бугор. Может и твоя бы правда была – смеется Андрей. Я вижу только его ноги, затаившись в своем укрытии. Замираю, даже не дышу. Ружье Левы валяется рядом, но не дотянуться. Еще один выстрел. Спаситель дергается, и кричит от боли. Убийца медлит, явно наслаждаясь. Не убивает сразу. В этот раз выстрелил в ногу несчастному. Стреляет еще, и еще. Воздух пахнет гарью, металлом и кровью. Мое тело содрогается от рвотного спазма, я едва сдерживаю рвущийся из груди крик, когда вижу мертвые глаза Левы, смотрящие прямо мне в душу.
– Вылазь, куколка – насмешливо зовет меня зверь – я ведь знаю, что ты здесь. Ох, как ты здорово пахнешь. Сладко. Тебе страшно – вкрадчиво говорит он, не двигаясь с места.
Я знаю, что шанса спастись больше нет, но все еще продолжаю надеяться, что он уйдет. Сильная рука, хватает меня за ногу и тащит из под кровати. Сопротивляюсь, но тщетно. Он встряхивает мое тело, словно паршивого котенка, а потом бьет, сильно, с оттягом, по животу, от чего я падаю на пол, и начинаю крутиться от лютой, всепоглощающей боли, в луже еще теплой крови, которой залито все вокруг.
– Сука!!!! – орет он, методично нанося удары, по моему телу. Я пытаюсь закрыть руками живот, он видит это, но больше не бьет в него. Тело горит огнем, когда зверь, наконец, успокаивается, хватает меня за волосы, и тащит волоком к выходу. От боли и шока, даже не кричу, только скулю, тихо, без слез. Зверь улыбается, чувствуя свою власть. Я не чувствую бабочек в животе. Боль не пугает меня, я боюсь за ребенка, растущего в моей утробе, который не подает мне никаких сигналов.
Он выволакивает меня на улицу, и бросает на снег, а сам возвращается в избушку, знает, что я не денусь никуда. Даже пошевелиться, сил нет. Еще один выстрел. Запах гари и керосина. Опаляющий огонь. Ползу в сторону, потому что жар исходящий от избушки обжигает. Еще один удар, лишающий меня связи с реальностью. Чувствую только, как зверь несет меня, перекинув через плечо, словно охотничий трофей, весело напевая себе под нос, какую – то странную песню.
– Мы ждем гостя, куколка. Самого важного – безумно шепчет убийца, прежде чем я погружаюсь в спасительное беспамятство.
* * *
Хорошо, что он успел вовремя остановиться. Девка слабо дышит. Так, что ему пришлось по старинке поднести к ее губам зеркало. Жива. Он даже почувствовал подобие уважения к ней. Так борется за жизнь. Пожалуй, он даже не убьет ее. Запрет в погребе и будет пользовать, по своему усмотрению, после рождения наследника.
Андрей подошел к распластанной на кровати девушке, и с силой раздвинув ее ноги, ввел два пальца в сухое лоно. Крови нет, значит с ребенком порядок. Он положил руку на живот, и почувствовал несколько рваных движений изнутри. Отзывается наследник, чувствует родную кровь.
– Не трогай меня, тварь – слабым голосом выдохнула девка. Когда успела в себя прийти? Надо же, огрызается. Оскалилась, как тигрица.
– Ты хорошо пахнешь – Андрей поднес к носу пальцы, пахнущие ее соками – Поладим мы с тобой, если будешь послушной. Я умею быть нежным, лапушка. Таким нежным, что ты быстро забудешь ублюдка.
– Да, пошел ты – хрипит Катя, сверкая помутневшими глазами.
– Ох, как не хорошо ты разговариваешь со своим повелителем – насупив брови, спокойно выплюнул Зверь, едва сдерживаясь, что бы не разорвать наглую бабу голыми руками. Он посмотрел в лицо пленницы, и едва не заорал от ужаса. Вместо милого, измученного ее лица, он увидел изъеденное червями лицо той, что родила от него сына. Она смотрит на него пустыми глазницами, обнажив зубы в омерзительном оскале и смеется. Кривляется. Андрей отшатнулся, чувствуя теплые струи, стекающие по ногам.
– Обмочился, что же ты Андрюшенька, неужели я такая страшная? – леденящий сердце смех, впился раскаленной иглой в его больной мозг, и убийца закричал, дико, нечеловечески. Прогоняя ужасный морок. Катя молчит. Смотрит на него, как на безумца. В глазах ее нет страха. Жалость.
– Ты должна меня бояться! Должна, должна! – заорал зверь, опускаясь на пол.
– Да, пошел ты – рассмеялась пленница.
Нет, он все же убьет ее. Ведь, она видела его слабость. Андрей пошатываясь вышел на улицу, и вдохнул ледяной воздух. В голове прояснилось. Он зачерпнул в пригорошню грязный снег, и с жадностью начал его есть. Почему то именно сейчас ему этого захотелось. Что – то непонятное поселилось внутри. Требующее, ждущее, разрушающее. Убийца так и не понял, что это нечто обыкновенное безумие, проросшее своими щупальцами в его воспаленный мозг.
Глава 22
Дэн
– Дэн, твою мать, где ты?! – орет телефон, голосом генерала Симонова. – Скажи, что ты не дурак, и не суешь свою голову в пасть зверя. Умоляю.
– Жаль, что я разочарую вас – усмехаюсь я, не сводя глаз с дороги, – Я именно этим сейчас и занимаюсь. Не мешайте. Я найду и убью урода.
– Щенок, – генерал взбешен, но в голосе слышу нотки понимания. – Я думал ты умный. Сейчас же останавливайся, и жди моих бойцов.
– Нет, – выплевываю в трубку, нажимаю на сброс, отключаю телефон и извлекаю сим карту, которая тут же отправляется в открытое окно. Еще немного, и я на месте. Сердце подскакивает к горлу. Только бы успеть. До пола вдавливаю педаль газа. Еще совсем чуть-чуть, и все закончится. Огромный автомобиль отца, шурша шинами, останавливается возле небольшой зоны отдыха, оборудованной хлипким столиком, и такими же скамьями. Я выхожу из машины, и достав из багажника большой, походный рюкзак, закидываю его за спину. Лес спит, наполненный ледяной, звенящей тишиной.
Нужно бы дождаться утра, но я знаю, что не смогу вытерпеть целую ночь в бездействии, потому твердо ступаю по заледеневшей почве, стараясь производить как можно меньше шума. До места далеко. Я нашел карту в бумагах отца, которые он хранил в своем сейфе, вместе с отпиской о смерти животного – моего биологического родителя. От воспоминаний об отце, внутри все переворачивается. Я даже не похороню его, не увижу, как его тело погребут в стылую землю. Но, зато, для меня он навсегда останется живым.
Спи малютка мой прекрасный
Баю-баюшки баю
Спи, покойся, за тобою, я без устали смотрю
Сам Господь с высот небесных в колыбель глядит твою
Спи мой ангел, спи прелестный
Баю – баюшки-баю.
Колыбельная звучит в моем мозгу. Ее пела моя мать, защищая меня от садиста, а потом пела моя Катя, качая меня в объятиях. Детская песня стучит, бьется в голове, прогоняя сверхъестественный страх, который я предательски впустил в свое сердце. Да, мне страшно, до одури, я его боюсь. С детства боюсь зверя. Говорят, ребенок не помнит ничего до определенного возраста. Я помню себя. Помню все. Каждую минуту, прожитую мною в аду. Каждую секунду, проведенную возле мертвого тела матери.
Рука сжимает рукоять пистолета. Прибавляю шаг, почти бегу, сбиваясь с дыхания, лишь бы скорее покончить с человеком, сломавшим мою жизнь. Страх уходит, сменяясь лютой, неудержимой ненавистью и яростью. У меня есть теперь, для кого быть сильным.
Только к утру, выхожу к небольшой поляне. Он там. Знаю. Делаю шаг, и чувствую как что-то, касается ноги, чуть ниже колена. Растяжка. Ловушек наставил, мразь. Еле заметная, тонкая струна, соединенная с чекой гранаты, прикрепленной к дереву.
Делаю шаг назад, и морщусь. Тихий хруст валежника под ногами, разрывает тишину, как выстрел. Не стоит обнаруживать себя раньше времени. Рот наполняется горечью. Достаю фляжку, чтобы ополоснуть пересохший рот. Затаился сука. Я больше чем уверен, что зверь уже знает, что я тут и теперь просто наблюдает. Играет со мной. Физически ощущаю взгляд, полный ненависти. Скинув рюкзак, переступаю через растяжку, и делаю шаг вперед. Скрываться больше нет смысла.
– Ну, здравствуй, гость дорогой, – слышу насмешливый голос. Зверь появляется передо мной, словно из-под земли. От неожиданности вздрагиваю. И отступаю на шаг назад, прямо в кучу сушняка, наваленного тут же. Слышу легкий щелчок, а потом лязг капкана, смыкающего на моей щиколотке, свои смертоносные зубья. Резкая, ослепляющая боль пронзает ногу, заставляя орать от боли. Он смеется, закинув голову к тяжелому, нависшему над верхушками вековых деревьев небу. Это смех безумца.
– Дурень ты, сынок, – улыбаясь, говорит он. Чувствую легкий укол в предплечье. Боль отходит на задний план, сменяясь полным безволием и апатией. Неужели я проиграл? Так быстро, и позорно. От этой мысли хочется выть. Будто со стороны наблюдаю, как роется тварь в моем рюкзаке. Безвольными руками пытаюсь разжать капкан, сдирая до крови руки.
– Ох, горе. Давай помогу, – он идет в мою сторону, странной, танцующей походкой, неся в руке сучковатую дубину, которую вставляет между створками капкана, используя ее, как рычаг. – Негоже, если ты откинешься так рано, у меня столько развлечений для тебя припасено, сынок, – деловито говорит он, отпихивая ногой поддавшуюся ему ловушку.
– Где Катя? – хриплю, борясь со слабостью.
– С нашей девочкой все хорошо. Скоро свидитесь, мой мальчик. Она должна увидеть, как я буду кромсать тебя на куски. Мой внук станет таким же, как я. Пусть посмотрит ее глазами, как нужно становиться богом. Я так решил.
– Ты больное животное, – хриплю я, проваливаясь в беспамятство.
* * *
Надо же. Он так ждал, целую ночь работал не покладая рук, расставляя ловушки. А ублюдок даже не оценил его стараний.
Убийца улыбнулся, рассматривая сына, пристегнутого к стулу. Грудь Дэна мерно вздымалась, стянутая широкими ремнями.
– Ну, как тебе твой герой? – спросил он Катю, глядящую на любимого полными боли и ужаса глазами. – Ноге конец, конечно – рассуждал он, глядя на разорванную ступню, с торчащей из кожи, белой костью. – Но, в принципе, зачем ноги покойнику? Да ведь, куколка?
– Я убью тебя, – выплюнула девка. Зверь отшатнулся. Червячок страха шевельнулся в груди. Он подошел к столу, на котором хранил шприцы с лекарством и едва не взвыл от разочарования. Занимаясь ловушками, убийца совсем забыл пополнить запасы препарата.
– Я скоро вернусь – пообещал маньяк, проверяя путы, стягивающие руки и ноги пленницы. За Дэна он не волновался. Ему он ввел двойную дозу, значит, очнется нескоро. – Не скучайте, голубки – хохотнул он, и вышел на мороз, доставая из наплечной сумки, огромный амбарный замок. После побега девки, убийца решил быть более осмотрительным. Ничего, к вечеру он вернется, и начнет развлекаться. А пока, пусть попрощаются. Он не зверь. Он бог, вершащий судьбы людей.
Кэт
Дэну плохо, я вижу бисеринки пота на его лбу, над губой, которую так люблю целовать. Он бледен, как снег, который укрыл всю землю.
– Денис, Денни, – зову, но отклика нет. Он свесил голову на грудь, и теперь похож на сломанную куклу. Дергаю прикованную к кровати руку, сдирая кожу на запястьях. Есть время. Зверь не вернется быстро. Дал нам фору.
Дергаю руку сильнее, цепь натягивается, заставляя меня задыхаться от боли. Хорошо, что ноги не сковал. Соскальзываю с высокого прозекторского стола, который весь покрыт бурыми пятнами, и повисаю в нескольких сантиметрах от пола. Тянусь пальцами, чтобы обрести хоть какую-то устойчивость. Я знаю, что убийца хранит свои инструменты в тумбе, стоящей всего в полуметре от меня. Мне везет, стол не прикручен к полу. Уперевшись в пол ногами, пытаюсь сдвинуть его с места, едва сдерживаясь, чтобы не заорать в голос. Запястья горят от боли, содранная кожа повисла лоскутами, заливая кровью все вокруг. Но сдаться – значит признать свое поражение. Потому упрямо продолжаю свою муку, закусив до крови губу.
– Катя, Кэт, – слышу слабый голос. Дэн очнулся, это придает мне сил. Не отвечаю, берегу энергию. Еще один рывок, и ножка стола попадает в выбоину в полу. Конструкция встает намертво. От злости я вою, и начинаю дергать сильнее, уже не обращая внимания на боль в руках, в одночасье сойдя с ума от беспомощности и ярости. От адреналина шумит в ушах, тело наполняется яростной силой. Хочется крушить все на своем пути. С громким криком дергаю цепи вновь и вновь, не останавливаясь ни на секунду, и вдруг ощущаю, что левая рука свободна. Цепь с громким треском разрывается, и словно хлыст ударяет меня в плечо. От неожиданности замираю, ловя ртом спертый, пропахший сыростью воздух землянки.
– Денис? – зову, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос? – потерпи немного. Я тебя освобожу скоро – говорю, ковыряясь в замке наручника найденной в тумбе отверткой. Замок поддается не сразу, потому, когда слышу легкий щелчок, едва не пою от радости.
– Катя, – горячечно шепчет Дэн, когда я подхожу к нему, держа в руке любимый нож убийцы, покрытый ржавчиной, но неимоверно острый. – Уходи беги. Приведешь помощь. Со мной ты далеко не уйдешь.
– Нет уж хозяин? – напряженно выговариваю, разрезая толстые, брезентовые ремни, стягивающие его грудь. Руки не слушаются. Взгляд падает на ногу Дэна, и я едва не кричу, видя его изуродованную конечность. – Хрен я тебя оставлю. Теперь ты меня будешь слушаться. Я твоему отцу обещала, что глаз с тебя не спущу. Он с меня шкуру сдерет, если я брошу твою задницу тут подыхать – стараясь говорить бодро, с тревогой вглядываюсь в его измученное лицо.
– Отец умер, Катя, – тихо говорит Дэн, играя желваками. – Ты, все-таки несносная, маленькая, непослушная дрянь, – ухмыляется он, и лицо его пересекает кривая, невеселая усмешка.
– Прости. Я не знала.
– Ремень этот не кромсай, – просит Денис, он снова похож на себя. Сильный, уверенный в себе мужчина, – ногу мне перетянем, раз уж ты твердо решила выполнить волю моего папы, и переть меня на себе через весь лес.
Я выполняю его приказ, на автомате работая тесаком, который периодически выпадает из моих израненных ладоней. Дэн сидит не шевелясь, когда я срезаю последнюю путу, сковывающую его тело.
– Давай, перетяни мне ногу, – приказывает он, я опускаюсь перед ним на колени, и с силой стягиваю его голень, чуть выше страшной раны, орясь с едкой тошнотой. Не знаю, удастся ли сохранить конечность. Он скрипит зубами от боли, но молчит.
– Что, думаешь стоит ли связывать жизнь с инвалидом? – ухмыляется Дэн. – Так, вали, я не держу.
– Ты, все-таки, непроходимый придурок, – выплевываю я, чувствуя, как меня трясет от нервного напряжения.
– Там мой рюкзак, в нем оружие. Принеси, – Дэн собран, но я вижу, что бравада дается ему с трудом. – И ногу перебинтуй мне как следует. Иначе он нас сразу отыщет, по следам крови.
Я нахожу какую-то грязную тряпку, и разорвав ее, исполняю приказ, соорудив подобие медицинской повязки.
Дверь не поддается. Мне хочется рвать и метать. У Дениса не хватает сил, чтобы выбить хлипкую фанерную конструкцию. Он оседает на пол, сползая спиной по земляной стене, когда я начинаю метаться по пропахшей кровью землянке. Наконец, мне удается найти лом, который мы используем как рычаг, просунув между косяком и самим полотном.
Когда мы, наконец, выбираемся на воздух, небо начинает темнеть. Я с трудом подавляю желание бежать, что есть мочи.
– Стой, – Денис хватает меня за локоть, боль пронзает все тело, – там полно ловушек. Гад подстраховался, – невесело усмехается он, и наугад тычет ломом в небольшой сугроб, чуть в стороне от меня. Я с ужасом слышу, как смыкается очередной капкан на железном инструменте.
– Иди за мной, и внимательно смотри под ноги, – приказывает мне хозяин, и ступает, тяжело опираясь на импровизированный костыль, сооруженный наспех из найденной тут же сучковатой ветки. Я иду за ним, след в след, понимая, насколько тяжело дается ему каждый шаг. Он вдруг останавливается, и опускается на колени, возле толстого ствола векового дерева.
– Что там? – спрашиваю тихо. Дэн показывает рукой на натянутую между деревьями струну, и тихо матерясь, срезает со ствола, что-то, что аккуратно кладет в карман куртки.
Спустя час, мы делаем привал. Дэн измотан до невменяемости. Глаза лихорадочно горят, на покрытом испариной лице. Я кладу руку ему на лоб и ощущаю опаляющий жар.
– Далеко еще? – спрашиваю, просто, для того, чтобы не позволить ему заснуть. Он вдруг подбирается, и прикладывает палец к губам. В звенящей тишине леса, я вдруг слышу, как хрустит снег, под чьими – то ногами, и чувствую подступающую панику. Денис достает из кармана гранату. Так вот, что он нашел там, возле землянки.
– Беги вперед, не оглядывайся, – приказывает он мне одними губами, и видя мою заминку, наставляет на меня пистолет, непонятно откуда возникший в его ладони. – Пошла вон, или я сам тебя убью, – шипит он.
– Нет, ты этого не сделаешь, – упрямо шепчу я, но вижу в его глазах безумие. Сейчас он похож на зверя, своего биологического отца. Мне становится страшно. И я бегу. Не оглядываясь. Понимая, что вижу любимого в последний раз. Я уже поняла, что он задумал, и от этого осознания, сердце мое сковывает льдом ужаса. Рука машинально сжимает рукоятку смертоносного ножа. Ножа убийцы.
* * *
Убийца принюхался, словно дикий зверь, выслеживающий свою добычу, и припал к земле. Охота его заводила. Увидев сломанный замок, он почувствовал жжение в груди, уже не впервые, но не обратил никакого внимания на дискомфорт. Далеко беглецы не уйдут. Выродок ранен, а куколка слишком ослаблена. Что ж тем интереснее. Возле деревьев Андрей увидел на снегу капли крови и оскалился, вглядываясь в рваные сумерки, между стволов. Откуда на него вновь смотрела изъеденное червями, женское лицо. Но страшно ему уже не было. Мертвые не опасны, опасаться нужно загнанных в угол зверушек, которые, как он понял, способны на многое. Отогнав морок, он заскользил по засыпающему лесу, идя по снегу, закапанному кровью. Пора заканчивать этот спектакль.
* * *
Дэн
Я молчу. Просто жду, когда зверь выйдет ко мне. Он не спешит, словно играет со мной.
– Выходи, – хриплю я, раздирая горло. – Давай, сука, я хочу посмотреть на тебя! – уже кричу, испугавшись, что он пошел за Катей.
– Нехорошо так отца родного называть, – он выходит из-за дерева, и расслабленной походкой направляется в мою сторону.
– Мой отец, умер, – сквозь зубы цежу я, и вижу, как лицо убийцы пересекает кривая ухмылка. В темноте, она кажется черным провалом, и от этого становится жутко. – Ты, тварь, мне никто.
– Умер, все-таки? Хорошая новость. Хотя, немного жаль. Я хотел сам лишить его жизни. Так, как он меня лишил моей. – В руке Андрея блестит длинный, похожий на стилет нож, которым он играет, показывая свое превосходство надо мной. – Знаешь, я хотел усыпить тебя, а потом убить. Но теперь думаю, что это будет верхом безрассудства с моей стороны. Какой интерес, убивать безвольное существо? Я даже дам тебе фору. Час. Да, часа будет достаточно. Тебе только нужно сказать, где девка. Меня она сейчас интересует больше.
– Катю ты не получишь, – твердо говорю я, глядя ему прямо в глаза. Он смотрит на мою руку с зажатой в ней гранатой и скалится.
– Ну, ту то твою рыжую, как там ее звали? Анна, вроде. Я получил – безумно усмехается он, явно отвлекая мое внимание, медленно кружит вокруг, подираясь все ближе. – Как она орала, когда я выбивал из нее твоего ребенка. Умоляла о пощаде, прежде чем сдохнуть, вертелась возле моих ног. Маленькая, сладкая дурочка. Она доставила мне несказанное удовольствие.
– Мне не нужна фора. Я убью тебя прямо сейчас. Ты больная тварь, которая по какой то идиотской ошибке, топчет эту землю – выплевываю я, не сводя глаз с руки биологического отца, который, вдруг делает молниеносный выпад в мою сторону.
Едва успеваю увернуться. Раненую ногу ожигает резкая боль. Он видит мою заминку и нападает вновь, целясь мне в грудь. Нож вскользь задевает меня по ребрам, вспарывает ткань куртки. Боли не чувствую, только тепло от пропитывающей ткань крови. Зверь смеется, закинув голову к темному, тяжелому небу, с которого ему подмигивают мелкие звезды.
– Дурак ты, Дениска. Бога нельзя убить. Силенок у тебя маловато – улыбается он, слизывая с ножа капли крови. Меня тошнит. Убийца подскакивает ко мне, и без страха выхватывает из руки пистолет, которым я так и не воспользовался. Вижу дуло, нацеленное мне в лицо.
– Ну, стреляй, чего ждешь? – выплевываю, ожидая выстрела.
– Это не интересно. Как ты не понимаешь? Я хочу, чтобы ты умирал медленно – обиженно говорит Андрей, и откидывает пистолет в сторону. Я бью его по коленям, собрав все силы. Зверь рычит и падает на меня. Боль ослепляет, когда его рука входит в рану. Бью наотмашь, даже не думая куда. Просто, что бы сбросить с себя ненавистного выродка. Он отлетает в сторону, и резко встает на ноги. Мне не хватает всего мгновенья.
– Ах ты, сука – рычит он, глядя как я пытаюсь встать, и наносит очередной удар, теперь уже по сломанной ноге. Нет, я не позволю ему уйти отсюда живым. Словно какая-то неведомая сила, наполняет мое тело. Перехватываю его руку с зажатым в ней ножом, и до хруста выворачиваю запястье. Лес оглашается жутким, животным криком. Криком боли и ярости. Душа наполняется ликованием. Мне хочется убивать его медленно. Смотреть, как тварь умирает мучительно и болезненно. Неужели, я такой же, как он. Это пугает меня, до одури. И я закрываю голову руками, обрушившись на покрытый кровавыми пятнами снег.
– Ты все такой же сопляк – торжествующе смеется зверь, видя мое состояние. – Твоя мать, зря так дешево отдала свою жизнь. Да и сыну такой отец как ты не нужен. Чему ты сможешь его научить, если сам ни на что не годен. То ли дело я? Я сделаю его богом – безумно кричит он, не замечая в своем припадке, как я протягиваю руку, за валяющимся, чуть поодаль пистолетом. Выстрел разрывает звенящий от напряжения воздух.
