Текст книги "Мстительница"
Автор книги: Инга Берристер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Глава шестая
Тим Уилдинг никогда не знал, что значит желать и не получать желаемого.
С первой же минуты своей жизни он был окружен обожавшими его женщинами, и когда подрос, то научился отлично пользоваться их обожанием, манипулировать ими, но с такой чарующей непосредственностью, что они продолжали любить его и возносить до небес.
Он был внуком лорда Марчингтона, предки которого пользовались благосклонностью королевы Елизаветы I. Его семья владела богатыми землями в Пемброкшире и на Севере. Дед обычно жил в Дорсете, где владел беспорядочным нагромождением домов, расширявшихся и усовершенствовавшихся несколькими поколениями богатых людей, которые могли позволить себе перестраивать их в угоду моде.
Собственно, из Дорсета явился первый граф – моряк, ставший пиратом, а потом одним из фаворитов королевы Елизаветы, которому она щедро отплатила за верность (или, ходили слухи, за постельные услуги) рукой одной из своих богатейших подопечных девиц. Кейт Соти принесла своему мужу состояние, накопленное ее дедами, и вдобавок он сам заслужил земли на севере Англии.
Уиллу Уилдингу было уже сорок семь лет, когда он женился, и поговаривали, будто его невеста пошла за него против воли. Она любила кого-то другого, но слово королевы – закон, и в положенное время леди Кейт родила своему мужу одного сына и трех дочерей.
И все же графский титул явно не компенсировал ее потери, отчего на фамильных портретах леди Кейт изображали хрупкой неулыбчивой женщиной, словно теряющейся в тени жизнелюбивого великана, своего супруга.
Уилл Уилдинг заложил традицию, которую поддерживали все Уилдинги, бравшие в жены только богатых невест, чтобы сохранить и увеличить свои богатства. Современный лорд Уилдинг был мультимиллионером и жил вместе с сыном и его семьей в Марчингтон-плейс. И хотя его невестка родила четверых детей, только один из них был мужского пола, а следовательно, единственным наследником фамилии. Тим вырос в полном осознании своей значительности, ведь в будущем ему предстояло стать пэром Англии. Кстати, он довольно рано узнал о своей физической привлекательности и бессовестно пользовался ею.
Секс был для Тима способом подчинять себе свои жертвы, и ему одинаково нравилось спать с мужчинами и с женщинами. Возраст, внешность, личность не имели значения и не влияли на его выбор пока он не встретился с Симоном Геррисом который был на год старше его. Они познакомились совершенно случайно но с первого же взгляда Тим определил что Симон не такой, как все. У него была сила которая порабощала Тима, и под его всезнающим руководством Тим стал учиться тщательнее отбирать любовников.
В Оксфорде он положил глаз, помимо прочих, на одного из преподавателей влияние которого на жизнь колледжа трудно было переоценить. Они еще не стали любовниками, но Тим был уверен в победе.
Сойдясь вместе, друзья смеялись над тем, с какой легкостью им удается подчинять себе все новые и новые жертвы. Они оставались любовниками, собственно, всегда ими были, однако секс не составлял главную часть их отношений Симон слишком хорошо знал Тима чтобы не предоставлять ему полную свободу. Иногда Тим наслаждался преследованием своей жертвы и в итоге ее полным подчинением, но, бывало, он выбирал себе таких любовников, которые могли быть ему просто полезны.
Его с Симоном сосед подпадал под первую категорию, однако никак не желал им подчиняться. Тима это не расстраивало. Он мог ждать, предвкушая сладость победы. До приезда Майлса в одной секции с Симоном и Тимом жил кто-то третий, и нельзя сказать, что Майлсу пришлось по вкусу заменять собой выбывшего студента. Он подозревал, что и Симон Геррис относится к его появлению без восторга, по крайней мере, они оба старательно избегали друг друга.
Тим действовал иначе, получал удовольствие от мучений Майлса, донимая его двусмысленными шуточками. Вот была бы радость, если бы бесстрастное лицо Майлса исказила гримаса страсти! Тим думал об этом постоянно, не сводя с Майлса смеющихся глаз… И никуда он не денется, так оно и будет! До сих пор на счету Тима не было ни одного поражения. А почему бы ни пригласить Майлса к себе домой на рождественские каникулы?
Представив реакцию Симона на это приглашение и его темные от неукротимой злобы глаза, Тим помрачнел, и тотчас его мысли перескочили на Рашель. Она все еще девственница… Он готов был отдать голову на отсечение. Уж в чем в чем, а в этом он разбирался, как никто. Что же, как нельзя кстати. Сердце у него забилось быстрее в предвкушении будущих удовольствий.
С ее помощью он наверняка вызовет Дьявола. Симон… Тим помрачнел, вспомнив, что Симон не верит в это. Хотя он и был одним из инициаторов и организаторов Клуба адского пламени, сам давно перестал этим интересоваться, верно потому, что не испытывал такую тягу к мраку, какая была у Тима.
Он ему покажет. Сам все сделает и убедит его… Как сделает? Теперь он знает. И Тим вновь ощутил накатившую на него волну возбуждения. Теперь девственницы наперечет, а эта – настоящая девственница, самая настоящая! Он чувствовал в ней гордость и свободолюбие. Эта будет сопротивляться. И отлично. Жаль что нельзя сразу…
Наверное, она всего лишь официантка, но умница и на мякине ее не проведешь. Не надо ее пугать… Пока не надо. Вот, когда придет срок, пусть боится сколько влезет…
Кафе, о котором вспомнила Рашель не пустовало, однако один столик на двоих оказался свободным. Рашель села, а Тим пошел к стойке. Она заметила как все взгляды сразу устремились на него. Такой совершенной красоты ей еще никогда не приходилось видеть, и все же именно это совершенство остужало ее порыв, хотя и притягивало к себе. Инстинкт, передавшийся ей от предков внушал недоверие к юноше, но Рашель убеждала себя в отсутствии опасности так как они всего лишь собираются посидеть и поговорить. Кафе они покинули едва ли не последними, и Тим настоял на том, чтобы проводить ее до отеля, но, когда он попытался ее поцеловать, Рашель с силой оттолкнула его. Тим принял отказ, но удивился, а потом лениво улыбнулся, и она поняла, что ему совсем нетрудно найти ей замену. – Рашель обрадовалась, что Бернадепа уже спит и ей не надо ни с кем говорить о Тиме. Пока еще не время…
А Тим вернулся к себе после двух. Распрощавшись с Рашель, он был так возбужден и доволен собой, что отправился на дискотеку. Там он нашел симпатичную простушку, которая была готова на все, лишь бы затащить его к себе в постель. Только после того, как она заснула на скомканных простынях, он ушел, унося с собой запах ее тела и дешевых духов.
Майлс поднял голову, но не выказал никакой другой реакции на его приход.
– Все сидишь? Я думал, ты уже давно в своей постельке. Или побоялся, что я приду к тебе? – поддразнил его Тим, который уже давно разработал стратегию и тактику преследования жертвы.
Однако Майлса нелегко было пронять. Настроение у Тима упало, и он полез за сигаретами. Затянувшись, Тим наблюдал за точными движениями никак не отреагировавшего на это Майлса, который принялся собирать книги. Проклятье!
Слишком он умный, ничем его не прошибешь. Тим жаждал увидеть, как Майлс забудет о самоконтроле и как от всей его гордости не останется и следа.
– Геррис искал тебя.
Майлс проговорил это, не глядя на Тима, но не сумел скрыть от него напряжение, которое прятал под маской безразличия. Ага! Значит, не такой уж он чурбан! Тим улыбнулся и вынул изо рта сигарету.
– Ревнуешь? – промурлыкал он, делая шаг навстречу Майлсу. – Мой дорогой…
– Прекрати, Тим, – не скрывая неприязни, отозвался Майлс. – Знаешь, тебе в самом деле пора от меня отстать. Твое дело, с кем ты водишься, но мне Геррис не нравится.
– Потому что он голубой? – насмешливо подняв бровь, спросил Тим. – Мой дорогой, да половина университета…
– Сначала насилует, а потом избивает десятилетних мальчишек? Не думаю.
Итак, Френчу известно. Где-то Симон прокололся… Обычно он неплохо скрывает свои пороки. Надо его предупредить, чтобы был осторожнее.
– Он сказал, что ему нужно? – беззаботно поинтересовался Тим.
– Он говорил насчет собрания. Насколько я понял, оно перенесено на завтрашний вечер.
В Оксфорде было немало тайных, полу тайных и совсем не тайных обществ и клубов, так что подозрительный взгляд Майлса вселил в душу Тима беспокойство. Однако ощущение опасности сразу же оживило его. Вот такой и должна быть жизнь. Всегда на грани… Опасность, насилие, смерть…
Майлс смотрел, как Тим слоняется по комнате, все еще напичканный своими наркотиками, и ему показалось, что от него пахнет не только злосчастной травкой, но и духами. Странно… Черноволосая девушка, которую он видел с ним, как будто не в его вкусе. Обычно Тим предпочитает более искушенных и ко всему привычных девиц.
Майлсу захотелось открыть окно и впустить в комнату свежий воздух, но он знал, что стоит ему сделать это, как он немедленно подвергнется всякого рода нападкам, единственная цель которых – лишить его самообладания. В смысле секса Тим совершенно его не интересовал, впрочем, как и любой другой представитель мужского пола, однако у него был горячий нрав, и хоть он старательно держал его в узде, Тиму уже не раз удавалось доводить его до края… Майлс подозревал, что, подобно Симону, Тим тоже предпочитает соединять секс с насилием, разве что, в отличие от Герриса, Тиму больше нравилось, когда причиняли боль ему самому.
И вновь Майлсу пришлось напомнить себе, что сексуальные причуды соседей его совершенно не касаются. Ему крупно повезло, что он может учиться в Оксфорде, значит, надо работать, а не ввязываться в игры избранных.
Студент, который прежде делил секцию с Симоном и Тимом, был исключен из университета, кажется, за наркотики. Но ведь сигареты с травкой тут не курит только ленивый. Не слишком ли жестоко его наказали за обычный в Оксфорде проступок? Странно, но Тим ни разу не назвал его по имени, хотя они прожили вместе целый год.
Тим принадлежал к золотой молодежи. В Оксфордском университете учились его деды и прадеды. У Майлса почти не было сомнений, что никакой степени Тим не получит и ему, в сущности, наплевать на нее. Несмотря на всю его божественную красоту, Тим внушал Майлсу опасения не только из-за своей бисексуальности. Что-то было в нем расчетливое и опасное, никак не сочетающееся с его постоянной улыбчивостью своего в доску парня. Если бы у Майлса было право выбора, он предпочел бы другое соседство, по крайней мере, небогатый и честолюбивый юноша был бы ему больше по душе.
И к степени он относился со всей серьезностью, потому что она означала первую ступеньку в достижении поставленной им перед собой цели. Сколько Майлс себя помнил, он всегда хотел быть юристом, и ему, выросшему в приюте доктора Барнадо, уже удалось многого достичь. Словно в классическом романе, его, одного дня от роду, оставили на ступеньках больницы. Мать не нашли, а ему еще долго пришлось сражаться за жизнь, прежде чем два года спустя врачи признали его здоровым. Но тогда он уже был слишком большим для тех семейных пар, которые ждали своей очереди на усыновление ребенка.
На судьбу Майлс не обижался, относясь к ней философски. Приют был совсем не плохим, воспитатели добрыми, и сам он упорно культивировал в себе жизнерадостность, которая защищала его от слишком упорных мыслей о поступке его матери.
Если ему и повезло в жизни (а ему нравилось считать себя везучим), то это случилось, когда его отправили в приют, расположенный на окраине деревни Котсволд. Одним из наиболее щедрых его попечителей был местный мировой судья и бывший офицер – полковник Уайтгейт. Вдовец и приверженец строгой дисциплины, он принадлежал к тем бездетным людям, которые любят детей и притягивают их к себе. Кстати, он частенько приглашал к себе сирот, которые сначала помогали ему на его крошечной ферме, а потом долго пили чай в просторном кабинете. Полковник выращивал пони для поло, еще в армии став признанным знатоком этой спортивной игры. Ему хватило ума понять, что он не в состоянии содержать команду и кататься по всему свету, посещая более или менее интересные матчи, поэтому полковник отдал свои силы разведению пони. Человек он был начитанный, но жизнь вел по-деревенски простую и кое в чем оставался в высшей степени наивным для своего возраста. Короче, принадлежал к тем немногим людям, которых с полным правом можно называть джентльменами.
К детям он относился с неизменной добротой, а так как приют был небольшим, то полковник почти всех знал по имени. Правда, только когда Майлс заслужил стипендию для учебы в Регби, он проявил к нему особый интерес.
Словно нарочно, школа в Регби была частной, принадлежавшей полковнику, и когда директор приюта пожаловался ему, что Майлс не сможет воспользоваться стипендией, потому что нет денег на его экипировку и прочие расходы, он немедленно принял решение оплатить не только форму, но и все мероприятия, в которых Майлс по настоянию полковника непременно должен был принимать участие.
Когда же в конце первого семестра Майлс попробовал было восстать, полковник доходчиво объяснил ему, как привилегия учиться в частной школе скажется на его будущей жизни, и посоветовал не пренебрегать представившейся ему возможностью.
– Думаешь, я бы поднаторел в поло, если бы не служил в армии? А у тебя уже есть планы на будущее?
– Юриспруденция, сэр… – не очень уверенно ответил Майлс.
Он сам не понимал, почему его так завораживают законы. Искажение законов или неправильное их понимание приводили его в бешенство, и Майлс не упускал случая подискутировать на тему законотворчества.
Если полковник и огорчился, то не показал вида. Но и Майлс отлично знал, как дорого будет стоить его обучение и как много оно потребует времени, не говоря уж о том, что мир юристов – очень закрытый, и чужаков туда впускают с большой неохотой. А он к тому же в своих честолюбивых мечтах видел себя барристером, но для этого другие барристеры должны были открыть для него свои конторы и пригласить к себе. Менее сложным, хотя тоже непростым был путь в солиситоры, и Майлсу пришлось бы начать с него.
Все это он уже не раз обсуждал с заведующим пансионом при школе и осознавал, сколько препятствий на его долгой дороге к цели. Без ученой степени о карьере и думать было нечего, однако степень, полученная в Оксфорде, десятикратно увеличивала его шансы. После этого опять придется учиться и сдавать экзамены, но полдела будет сделано.
Вот обо всем этом он и поведал полковнику, когда тот спросил его о планах на будущее.
– Умный мальчик. Цель у него высокая, – сказал полковник директору приюта.
– Слишком высокая, пожалуй.
– Да… Посмотрим….
Полковник финансировал последние два года обучения Майлса в школе и очень гордился его успехами. Каждый год он приглашал его на каникулы в свое поместье, но Майлс приезжал всего на две недели, а остальное время зарабатывал деньги подсобным рабочим на буровой в Северном море. Жить там приходилось в ужасных условиях, работа была тяжелой, зато деньги платили большие, так что в банке у него скопилась приличная сумма, если, конечно, не пускать ее на ветер.
В Абердине Майлс многому научился. Приезжая с другими рабочими на континент, он обнаружил, что стоило сказать о буровой, и девушки слетались на эти волшебные слова, словно мухи на мед. В Оксфорд он приехал не девственником. Сначала у него были случайные встречи с абердинскими девицами, а потом в пабе его подцепила скучающая жена одного из служащих нефтяной компании, привезла домой, показала разницу между удовлетворением сексуальных потребностей и сексуальным наслаждением и научила любовным играм. Майлс с изумлением обнаружил в себе страстность, о которой и не подозревал, и положил уроки той женщины в основу своего сексуального образования.
Постоянную подружку он не заводил, предпочитая менять девушек, так как, подобно некоторым другим студентам, меньше всего на свете хотел связать себя узами брака.
Учеба отнимала у него много времени, и хотя Майлс ни на секунду не забывал о степени, все же оставлял достаточно времени и на развлечения, был членом нескольких дискуссионных клубов, занимался греблей и теннисом, любил слушать классическую и народную музыку, хотя не играл ни на одном инструменте, и время от времени приносил остроумные заметки в университетский журнал «Исида».
Ни под каким предлогом он не позволял себе пьянство и наркотики, обожаемые jeunesse dore, так как был слишком умен, чтобы угодить в этот капкан. Майлс отлично знал, почему его преследует Тим Уилдинг.
О гомосексуализме он узнал еще в Регби, но понял, что это не по нему. Майлс любил женщин, хотя среди его друзей были и голубые. Они привлекали его умом и знаниями. Однако в Тиме Уилдинге было заложено что-то разрушительное и опасное.
Хотя их комнаты были в одной секции, друзей они выбирали себе разных. Тим совершенно не интересовался учебой. Он и его приятели сверху вниз смотрели на студентов, которые появились в Оксфорде из обычных школ или благодаря грантам. Их узколобый снобизм раздражал Майлса, хотя он и не исключал, что все происходит скорее от их комплекса неполноценности, нежели от искреннего сознания своего величия, которое выставляли напоказ при каждом удобном случае.
Тот факт, что Тим был внуком пэра Англии, никак не влиял на Майлса. Тем хуже для Тима. Его дед был суперважной персоной, отец – в высшей степени удачливым бизнесменом, так что Тиму было на что чудить. Однако Майлс не завидовал ему. Нелегко нести на своих плечах бремя чужой славы. В общем, его соседи ему не нравились, хотя если выбирать из двух зол, то Симон был пострашнее.
В нем было нечто такое, что пугало Майлса. Он мог быть на редкость обаятельным, тут и спорить не о чем, но иногда… Если что-то складывалось не по его, Майлс чувствовал, как Симона окутывает мрак и наружу просятся все его пороки. Короче, он старался держаться от них подальше.
Сексуальные наклонности обоих не были секретом, но в Оксфорде бисексуалами никого не удивишь. Иногда, наблюдая их вместе, Майлс видел, как Тим нарочно старается спровоцировать Симона на жестокость… Ему это нравится, с отвращением думал Майлс. Впрочем, оба его соседа были людьми взрослыми и их личные дела его не касались.
К тому же их соединял не только секс, и Майлс понимал это, видя бесчисленных любовников и любовниц Тима, которых он не прятал от чужих глаз. Правда, несмотря на свои сексуальные победы, Тим производил впечатление бесполости, даже невинности, как неполовозрелый ребенок. Если Тим старался быть обаятельным и остроумным, то мрачная аура Симона Герриса отпугивала всех, кроме его ближайших друзей.
Майлс подозревал, что Тим и остальные основали нечто вроде тайного клуба, хотя не имел ни малейшего понятия ни о его цели, ни о творящихся там делах. Тайных клубов в Оксфорде было пруд пруди. Одни организовывались, другие умирали естественной смертью, третьи превращались в почтенные институты, членство в которых считалось великой привилегией. Майлс, однако, сомневался, что кто-нибудь вспомнит о клубе Герриса, едва он покинет Оксфорд.
Однажды Тим сказал, что Геррис мечтает о церковной карьере. Майлс не принял его слова всерьез, так как Симон никак не мог считаться благочестивым христианином, однако счел за лучшее промолчать, зная любовь Тима к розыгрышам.
В другой раз один из преподавателей заметил, что из Симона Герриса может получиться хороший политик.
– Он достаточно порочен и бесчестен для этого…
Тим дождался, когда Майлс заснул, и выскользнул из дома. К счастью, прошли те времена, когда на оксфордских улицах нельзя было появляться ночью. Для Тима тайна составляла главную часть его жизни, и ему нравилось незаметно покидать свою комнату и держаться в тени по дороге к месту встречи.
Симон уже ждал его, и это не удивило Тима. В отличие от Майлса, Симон даже не попытался скрыть отвращение, едва учуяв запах духов, исходивший от приятеля, и грубо оттолкнул его, едва тот приблизился, чтобы обнять.
Тим тихонько засмеялся, зная, что в его власти заставить Симона выть от страсти.
Тима в занятия черной магией, не знал, насколько он подпал под власть сатанизма. Он изучил его истоки и проявления в разные времена. Вызов дьявола он предвкушал как наслаждение из наслаждений, гораздо более сильное, чем любой наркотик, гораздо более возбуждающее, чем соприкосновение с чужой плотью. Тиму стало жарко и даже показалось, будто он отделяется от своего тела…
А Симон смотрел на него и мрачнел. Опять Тим курил свою гадость. Глаза полыхают огнем, и в уголке рта – струйка слюны. Сколько раз он предупреждал его о привыкании. Сам Симон тоже баловался наркотиками, но очень осторожно.
Жертвоприношение девственницы. Идея ему понравилась, хотя он предпочел бы бледное бесполое тело мальчика. От этой мысли ему стало жарко. На прошлой неделе… Он вздрогнул и весь покрылся липким потом.
Маленьким мальчишкой, еще в Итоне, он как-то раз зашел в комнату старшего ученика, когда тот трудился над Тимом, и возбуждение, охватившее его тогда при виде совершавшегося на его глазах сексуального насилия, еще долго волновало кровь. Тогда он в первый раз понял, что удовольствие можно получать не только от секса, но и от причиняемой боли.
Когда Пол Сомертон продал Тима своему приятелю, Симон занял его место. Однако жестокость старшего ученика не произвела на него большого впечатления. Симон давно не мог получать удовольствие, не причиняя боль своей жертве. Но так же давно он научился скрывать свои садистские порывы.
Повзрослев еще больше, он стал непревзойденным мастером камуфляжа. Никто не догадывался об его истинной сути. Окружающие могли любить его, могли не любить, но все чувствовали исходящие от него могущественные токи, хотя никто не понимал их значения.
Он уже возненавидел Рашель, даже ни разу не встретившись с ней, ибо ощущал сексуальное возбуждение Тима, причиной которого стала смазливая сучка. Симон ненавидел женщин. Они не возбуждали его, хотя он прекрасно понимал, что наступит день – и ему придется взять себе жену. Отец уже умер, оставив ему дом и земли, – всё. А Симон был честолюбив и знал, что амбиции сами по себе ничего не стоят, не подпитанные богатством, так что женитьбы не избежать. Он даже набросал небольшой список кандидаток в жены.
Неожиданно его мысли потекли в другом направлении. Один из членов клуба совсем сдурел и не убрал после последней мессы черные свечи. Теперь мучайся из-за него.
– У меня идея! – услыхал он голос Тима.
Симон посмотрел на него. Тим стоял на фоне окна, закинув назад голову, и глаза его горели. Знакомая поза. Обычно Тим принимал ее, когда хотел быть убедительным.
– В Марчингтоне есть часовня. Устроим там следующую мессу.
– Не дури! Это слишком опасно.
Симон на мгновение забыл, как Тим любит опасность, и не сразу понял, что совершил непоправимую ошибку. Увы, сказанного не вернешь.
– Чем опаснее, тем лучше, – тихо проговорил Тим. – Подумай сам. В Марчингтоне никто нам не помешает. Мы сможем сделать все, как полагается. Вызовем дьявола. Представляешь, какими мы станем могущественными?
Симон недовольно переступил с ноги на ногу. Неужели Тим всерьез верит?.. Он скривился. Ответ напрашивался сам собой. Тим ни на секунду не сомневался, что старинные ритуалы черной магии скрывают тайну единовластного могущества.
– Итак, черная месса – в Марчингтоне. Мы принесем в жертву девственницу и вызовем дьявола.
Опомнившись, Симон попробовал было разубедить его, но, внимательно вглядевшись в Тима, замолчал. Он был во власти слепой силы и предвкушал нечто необыкновенное… Он верил. Симон мог бы его остановить… Возможно… Но девушку нельзя упустить… Подумать только, какую он получит власть, если позволит Тиму привести его план в исполнение. Но мечтал Симон не о той власти, которая грезилась Тиму, а о куда более значительном земном могуществе. Пусть Тим режиссирует мессу. Сам он пока останется в тени и удостоверится, что ничего не сорвется. Людей надо подобрать очень осторожно…
Он стал вспоминать членов клуба, которые могли бы быть наиболее полезны ему в будущем. Тех, кто послабее и легко поддастся шантажу. О Рашели он забыл… Симону было безразлично, есть она или нет. Девушка была лишь средством для достижения определенной цели, а сама по себе значила не больше крошечного муравья. Если она нужна Тиму, чтобы провести мессу, пусть берет ее. У Симона глаза загорелись от удовольствия при мысли о своем двуличии. Каждый раз он возбуждался, получая очередное подтверждение своей полной власти над Тимом.
– Прекрасно, – медленно произнес он. – Только надо действовать очень осторожно, и никто, совсем никто, не должен ничего знать до самого последнего момента. Нам не нужно, чтобы кто-то струсил и побежал в полицию.
– Это будет здорово! – подтвердил Тим.
Он тяжело дышал, и его стройное тело напряглось. Симон узнал взгляд, который видел много-много раз, и тихо засмеялся.
– Здесь? – спросил он. – Ты хочешь меня здесь?..
Им было плевать на холод и мрак, когда неожиданный порыв сладострастия бросил их в объятия друг друга и заставил забыть обо всем на свете.
Потом они долго лежали на земле, пока Тим наконец не открыл глаза и не сказал тихо:
– Ужасно обидно, что Майлс не с нами.
– Осторожно, – предостерег его Симон, не разделяя его чувств. – Он не такой. Он не подчинится, Тим.
Но Тим не поверил ему, правда, не стал и спорить. Закрыв глаза, он представил, как должна проходить черная месса, и эти образы вновь возбудили его, отчего он потянулся к Симону. Но тот оттолкнул его. В их отношениях правила устанавливал Симон… Но иногда Тим забывал об этом.
