Текст книги "Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях"

Автор книги: Инесса Яжборовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 46 страниц)

ИТАР-ТАСС устами корреспондента В. Ржевского привел 10 мая 2000 г. выдержки из выступления в Сейме 9 мая министра иностранных дел Б. Геремека. Министр указал на то, что «в историческом расчете с прошлым остаются еще нерешенные задачи», на «отсутствие доброй воли с российской стороны»^{48}. Во всех польских публикациях по этой проблематике неизменно вставала проблема расчистки негативных наслоений прошлого. В российских материалах преобладало желание просто перешагнуть через них, перелистнуть, не дочитав до конца, страницу и забыть о ней.

Согласование позиций требовало встречи на высшем политическом уровне. Телефонные переговоры Путина с Квасьневским, обещавшие нормализацию двусторонних отношений, побудили последнего, обойдя дипломатический ритуал очередности визитов, принять приглашение и приехать в Москву. Визит 10 июля был оценен российской прессой как «окончание периода охлаждения» и «разрядка напряженности в российско-польских отношениях последних месяцев». Путин подвел итоги посвященных в основном экономическим вопросам переговоров словами: «Мы уверены, что отношения между Россией и Польшей выйдут на качественно новый уровень»^{49}.

Однако для польской стороны в этом визите весьма важное значение, явно недооцененное российской стороной, имела проблема совместного, на президентском уровне проведенного морально-политического закрытия Катынского дела. Отвечая в Польше на многочисленные вопросы журналистов о том, обсуждалась ли в Москве эта проблема, Квасьневский подтвердил, что еще раз воспользовался случаем, чтобы «объяснить значение этого дела» для поляков и «одновременно уверить, как это сделали премьер Бузек и архиепископ Жичиньский, что за Катынь мы не обвиняем русских, мы говорим только о сталинском режиме». Он заверил Путина, что Катынь не будет использоваться в антироссийских целях, но необходимо упорядочить историю. Однако для того, «чтобы построить на этой трудной основе что-то полезное, – отметил он, – нужна воля обеих сторон». Квасьневский выражал надежду на участие Президента России в торжествах в Катыни, на то, что это «раньше или позже произойдет»^{50}.

В момент открытия мемориала в Катыни Путин был занят другими обязанностями. Президент Польши, соблюдая договоренность об одинаковости уровня представительства, в Катынь не поехал.

Это повлияло на содержание и тональность выступления представителей обеих сторон на открытии «триптиха» мемориалов жертв тоталитарных репрессий, поскольку многое в двусторонних отношениях всегда зависело и зависит от того, какую позицию способна занять и займет современная Россия, получившая весьма непростое внешнеполитическое наследство.

Очевидно, что затягивание с урегулированием старых проблем стало одним из существенных факторов кризиса отношений в последние годы. Первый Президент Российской Федерации должной последовательности не проявил. Более того, многие достижения прежних лет, багаж доверия и надежд оказались растерянными, а груз ответственности еще более вырос.

В полном объеме сохранилась проблема преодоления комплекса ущемленного «старшего брата», ее решение предполагает очередной шаг (ответственный, хотя отнюдь не новый) в деле осуждения преступлений сталинщины, верификации оценки деятельности прежних поколений политической элиты, международно-правовой квалификации военного преступления и преступления против человечества – катынского злодеяния, много десятилетий тому назад получившего всемирную огласку на Нюрнбергском процессе как пример геноцида. Эту проблему предстоит решать в духе открытости и честности, основательно и последовательно, не теряя самоуважения и государственного достоинства. Задача не из легких, но ее решение сулит значительные политические дивиденды на международной арене.

Очередным важным этапом решения проблем Катынского дела стало открытие «триптиха Катынь—Харьков—Медное» совместных мемориалов жертв тоталитаризма. Начало было положено 17 июня 2000 г. в лесопарковой зоне Харькова. Первоначально планировалось, что совершенно естественно, начать торжества в Катыни, но там приготовления затянулись.

В украинско-польском Мемориале жертв тоталитаризма перемежаются превращенные в братские могилы «ямы смерти и забвения» 4,5 тыс. репрессированных с 1938 г. советских граждан и почти 3,8 тыс. убитых весной 1940 г. польских пленных из Старобельского лагеря. В освещении комплекса, торжественной панихиде и траурном митинге приняли участие польский премьер Е. Бузек и украинский премьер В. Ющенко, представители политической и военной элиты, общественности, 600 членов организаций «Катынские семьи» и местное население.

Открывая мемориал, глава областной государственной администрации О. Демин заверил, что светлая память об убиенных «сталинскими людоедами останется навсегда в сердцах украинцев и поляков». Лейтмотивом выступлений премьер-министров, как сообщал официальный «Урядовый курьер», была констатация: «...эту страшную страницу своей истории человечество не должно забыть», «историческое значение имеет покаяние перед погибшими, символом чего является возведенный мемориал»^{51}.

В Украине для этого было сделано немало. И если в 60-е годы, когда на месте захоронений было снято ограждение, население стало собирать «кладбищенские трофеи» (польские знаки отличия, пуговицы, вещи, выносимые на поверхность во время весеннего таяния снегов или ливней), репрессии воспринимались как обычное для «социалистической действительности» дело, то в 80-е годы по инициативе Общества «Мемориал» развернулся сбор документов и фактов о расстрелянных поляках, об убитых пленных. Инициатива издания материалов о реабилитированных была в 1992 г. поддержана на уровне правительства и Верховного Совета Украины. При подготовке томов по областям редакционно-издательская группа «Реабилитированная история» обнаружила огромное количество архивных дел и должна была разбить документы на несколько книг, выделив обильные польские материалы в особый том.

Украинское руководство придает большое значение подготовке совместных с поляками изданий, снимающих последствия исторического противостояния и расчищающих завалы тоталитаризма. На траурной церемонии В. Ющенко говорил о небывалом ущербе, нанесенном обоим народам уничтожением цвета их наций. «Голос Украины» выделил при этом утверждение Ющенко, гласящее, что создание общего европейского дома поставит точку на трагическом прошлом и сделает невозможным возврат к политике и идеологии насилия^{52}.

Кульминацией торжеств 60-летия стало открытие Катынского мемориала, составной частью которого (как и в Медном) является Польское воинское кладбище.

Юридически оформив в соответствии с Женевскими конвенциями договоренность с руководством России, польские власти положили в основу создания польских воинских кладбищ принятые в международной практике нормы поименного увековечивания памяти всех погибших с указанием имени и фамилии, года рождения и смерти, воинского звания, а для гражданских лиц – профессии. Были приняты общие для трех мемориалов принципы строительства кладбищ в местах умерщвления и сокрытия останков, со своеобразной монументальной часовней в виде исполненной в чугуне, с отлитыми именами и фамилиями всех жертв, Стены памяти с многометровым крестом и полевым алтарем, а также низко расположенным колоколом, звон которого символизирует голос жертв преступления.

Катынское воинское кладбище имеет особую историю, отразившую многократно воспроизводимую гигантскую ложь вокруг преступления. Обнаруженное почти сразу и уже летом 1943 г. преобразованное Технической комиссией Польского Красного Креста в братские могилы из «ям смерти и забвения», оно было перекопано и передислоцировано непосредственно после освобождения Смоленска. По завершению «трудов» бригады из НКВД по очищению могил от вещдоков, дабы исключить подлинную датировку преступления, а также комиссии Бурденко, закреплявшей ложную «официальную версию», территория, после повторного беспорядочного сваливания останков в ямы, была сравнена с землей.

После войны на первом памятнике на двух языках была выбита надпись: «Здесь захоронены военнопленные польские офицеры, зверски замученные немецко-фашистскими оккупантами осенью 1941 года». В 70-е годы были оформлены две символические, ложные могилы. На новом памятнике менялись надписи: «Жертвам фашизма – польским офицерам, расстрелянным гитлеровцами в 1941 году», затем – просто жертвам, без даты...

В 1991 г. следователи Главной военной прокуратуры не обнаружили останки на прежних местах. Их удалось локализовать только полякам в результате длительного бурения и зондирования территории. Одновременно были обнаружены тысячи останков советских жертв сталинских репрессий. Это позволило создать совместный Катынский мемориал.

Составляющий часть мемориала «Остров скорби», Польское воинское кладбище, представляет собой шесть покрытых травой, с размещенными на ней огромными лежачими крестами, братских могил, рядом с которыми положены по форме «ям смерти и забвения» фигурные чугунные плиты рыжего цвета. Задник общей территории в 1,4 га – Стена памяти с крестом, алтарем и колоколом. Весь этот массив окружает по периметру бетонная стена-бруствер, опускаясь вниз, к асфальтовой аллее со скамеечками для родных, близких и других посетителей. На ней укреплены такие же чугунные именные памятные таблички. Меж преобладающих польских фамилий встречаются украинские, белорусские, еврейские, есть грузинские, латышские, татарские, русские. Поэтому в конце главной аллеи возведены обелиски с символами разных конфессий – католическим, православным, иудаистским, мусульманским.

Даже при первом знакомстве с надписями на таблицах сразу бросается в глаза преобладание людей активного, зрелого, 30—40-летнего возраста, трудовой интеллигенции массовых мирных профессий – врачей и учителей, инженеров и техников, агрономов и журналистов. Их судьбу разделила интеллектуальная элита страны. Тут – известные поэты и писатели, ученые с мировыми именами и преподаватели вузов... Они были призваны из запаса как офицеры младших званий и, проходя переподготовку, только успели надеть военную форму. Таких, мобилизованных на защиту Отечества со всех концов страны, тут большинство: в Козельском лагере, узников которого тут захоронили, кадровые военные составляли всего 30%. В братских могилах – представители разных поколений – и молодежь, и старики.

28 июля торжество в Катынском мемориале началось с открытия российской части с многочисленными массовыми захоронениями жертв сталинских репрессий разных лет, а затем было освящено укрывавшее более 4.400 убитых пленных из Козельского лагеря Польское воинское кладбище. Долго и печально, трагически-пронзительно звонил колокол, на металле которого запечатлена молитва, обращенная к Богоматери. На полевом алтаре – икона Козельской Богоматери с надписью: «Памяти отцов наших».

Перетекая одна в другую, на экуменическом богослужении в память погибших драматично звучали молитвы, слова которых повторяли доставленные в Катынь огромным поездом сотни их родных – вдовы, дети и внуки. Среди них были те, кто, будучи в 1940 г. депортирован на Север России, в голодные и холодные степи Казахстана, сумел выжить и вернуться в Польшу. Их – около 800 человек – привезли в Катынский лес, где они впервые могли поставить свечи, поклониться могилам своих отцов, выполнить свой долг заботы и памяти, достойно участвовать в воинском ритуале торжественной церемонии прощания с ними.

Проникнутые мыслью о прощении и примирении молитвы священников, речи польского премьер-министра Е. Бузека и российского вице-премьера В. Христенко содержали одни и те же ноты, хотя акценты были расставлены несколько по-разному. Поблагодарив россиян за возможность достойно похоронить польских граждан, Бузек уточнил: «Мы здесь для того, чтобы снова сказать: мы помним и не забудем». Поляки исходят не из чувства мести, а из чувства справедливости, из требований своей культурной традиции; должны быть установлены все фамилии жертв и места их погребения, виновники преступления должны быть наказаны и должен быть произведен окончательный расчет^{53}.

Польский премьер призывал соотечественников учиться трудному искусству прощать, памятуя, что Иисус Христос велел делать это 77 раз. Россиянам адресовалось предложение использовать шанс строить отношения без лжи и ненависти, вместе задуматься над тем, какие меры следует принять, чтобы подобные трагедии, «как катынский геноцид и многократно повторяемая ложь», никогда больше не повторились.

Российский вице-премьер выразил соболезнования: россиянам понятны чувства поляков, как и мотивы двух президентов, осудивших в 1992 г. «преступления тоталитаризма, принесшие столько страданий народам наших стран».

Однако в мае 1992 г. в совместном заявлении Б. Ельцин и Л. Валенса не ограничились такой декларацией: они говорили и о преодолении наследия прошлого на основе международного права, а при закладке польского воинского кладбища в Катыни 4 июня 1995 г. в обращении Ельцина упоминалось о близком завершении следствия, об установлении имен убийц и механизмов принятия преступного решения. Именно на новой правовой основе предлагалось «окончательно перевернуть» трагическую страницу нашей общей истории.

Христенко воспроизвел только былую риторику о странице, которую надо перевернуть. Но существо прежней позиции было выхолощено. Вместо того, чтобы сделать ясное юридико-политическое заявление, он перевел рассуждения в плоскость, далекую от государственного подхода, заговорил об «устранении из российско-польских отношений элементов недоверия и предубежденности», о важности происходящего для будущего этих отношений, «особенно для их межчеловеческого измерения».

Когда 2 сентября происходило открытие следующего российско-польского мемориала – Государственного мемориального комплекса «Медное», оно имело тот же характер совместного траурного мероприятия – российской церемонии и польского общенационального торжества. В этой процедуре, с прямой телетрансляцией на всю Польшу, участвовала польская государственная и общественная элита, сопровождавшая около 400 родных и близких погибших. Оформленный по аналогичным катынским канонам польский комплекс, объединяющий 25 братских могил более 6.300 расстрелянных пленных из Осташковского лагеря, на этот раз был размещен позади Стены памяти и алтаря с опущенным ниже уровня земли колоколом. Российская часть мемориала, отличающаяся оригинальным архитектурным решением, пока еще не доведена до окончательного воплощения проекта, но обещает быть лучшей из числа российских памятников жертвам репрессий сталинского режима.

Начатое крестным ходом и освещением кладбища, проникновенно прозвучало экуменическое богослужение на русском, польском и арабском языках. Оно закончилось всеобщими жестами примирения.

В официальной части выступили польский премьер-министр Е. Бузек и министр внутренних дел России В.Б. Рушайло. В речи Бузека еще требовательнее прозвучало напоминание об обязанности найти и увековечить все захоронения жертв, назвать все имена вывезенных в советские лагеря и сгинувших там, в том числе в «архипелаге ГУЛАГ», многих тысяч польских граждан – солдат и гражданских лиц.

Нельзя не отметить, что даже наиболее продвинутая в смысле понимания ожиданий польской стороны речь министра внутренних дел В.Б. Рушайло не могла не отразить специфическое различие российского и польского исторического сознания. Сложившийся в окончательном виде за годы советской власти менталитет россиянина, который может быть обозначен слабо окрашенной эмоционально есенинской констатацией «много в России троп, что ни тропа – то гроб», разительно отличается от польского менталитета, в котором право на жизнь – очень высокая ценность, органически сочетающаяся с правом каждого быть достойно похороненным и бережно сохраняемым в памяти. Это касается не только католиков, но и представителей других конфессий. Нарушив эти святые права, не следует ограничиваться констатацией равенства перед лицом тоталитарных репрессий, сходства масштабности жертв. Вряд ли кого-нибудь убедит и оставит равнодушным стыдливое, а скорее лукавое умолчание о том, кто же был палачом. Точно так же мало кто способен воспринять как конструктивное императивное утверждение: «История не должна омрачать наши отношения». Трудно найти другой такой народ, для которого история столь много значит, как поляки. И это требует большего понимания.

Если отвлечься от этого (а отвлекаться, по совести, не следовало бы), выступление российского представителя было конструктивным и содержащим важные для польского уха элементы. Процитируем его наиболее существенный фрагмент: «В этот торжественный день мы все становимся участниками поистине исторического события – открытия совместного российско-польского мемориала жертвам тоталитарных репрессий независимо от политических взглядов, национальности и вероисповедания. История человечества неумолима. Она все расставляет на свои места. Только в 90-х годах благодаря начавшимся в России и Польше процессам новых преобразований мы получили возможность переосмыслить наше историческое прошлое и осудить преступления бесчеловечной машины тоталитаризма, исковеркавшей миллионы человеческих жизней.

Наш долг – еще раз со всей ответственностью заявить: подобное не должно повториться никогда. Прошлое не должно омрачать день сегодняшний, а тем более наше будущее. На нас лежит ответственность за счастливую жизнь следующих поколений.

Убежден, что больше никогда тень недоверия и предубежденности не омрачит дружеские чувства, которые связывают наши народы. Убежден, что и в дальнейшем память о трагедии в Медном и в Катыни, общая скорбь о погибших должны объединять наши народы.

Пусть эти места, некогда скрывавшие тайны прошлого, станут символами нашей общей скорби и примирения, местами, где наши дети смогут поклониться светлой памяти ушедших поколений»^{54}.

Совершенно очевидно, что существенных результатов «переосмысления нашего исторического прошлого» и квалификации (осуждения) преступления тоталитаризма в отношении польского народа это выступление практически не содержало. А именно это, наряду с заверением, что подобное не повторится никогда, а не только «не должно повториться», может стать прочной основой формирования стабильного добрососедства. Что же касается «дружеских чувств, связывающих народы», то в настоящее время это всего лишь вышедший из употребления публицистический стереотип прошлого.

Перспективы развития российско-польских отношений связаны не столько с декларациями, сколько с открытой и честной морально-политической позицией, за которой будущее. Ее ростки просматривались 2 сентября во время открытия польского воинского кладбища в Медном: многие жители Твери и окрестностей пришли на траурную церемонию и влились в число ее участников. У некоторых на груди было обращение: «Простите нас, поляки!» Такая же надпись-плакатик, наложенная чьей-то совестливой рукой, появилась на памятных именных таблицах. Такие плакатики и свечки раздавал желающим житель Твери Г. Дигенко. Публикуя его фотографию в материалах об открытии мемориального комплекса в Медном, ежемесячник общества «Мемориал» «30 октября» снабдил этот материал заголовком: «Село скорби, станешь ли ты для нас вратами покаяния?»^{55}

В заявлении тверского «Мемориала» в том же номере газеты обращалось внимание на уроки, которые следует извлечь из той масштабности и значимости, какую поляки придали церемонии в честь памяти жертв репрессий. На фоне спешки и невнимания областного руководства к своим гражданам, в том числе выжившим жертвам политических репрессий, к российскому общественному мнению резким контрастом выглядела польская церемония, которая демонстрировала трогательное внимание к родственникам погибших, соучастие польских правительственных, общественных и религиозных организаций, выступавших как единое целое^{56}. Кстати, само возложение венков к Стене памяти в порядке живой очереди было важным жестом внимания и уважения к родным и близким, хотя, видимо, резало привычный к официозу чиновничий глаз. На сайте Польского агентства печати в Интернете появилось интервью коммуниста-депутата Государственной думы от Твери В. Зоркина, который открытие мемориала в Твери назвал «удручающим», одновременно проявив полное незнание обстоятельств гибели пленных и возведения Польского воинского кладбища силами поляков. Его «классовое чутье» никак не соизмерялось с тем фактом, что большинство (около 5 тыс.) убитых составляли рядовые – сельские, поселковые, городские постовые, офицерских же чинов полиции среди расстрелянных было менее 300 чел. Впрочем, кем бы убитые пленные ни были, акция НКВД не становится от этого менее преступной.

В день завершения «триптиха Катынь—Харьков—Медное» НТВ в программе «Сегодня» устами Татьяны Митковой напомнило, что слова «простите, если можете» Б.Н. Ельцин сказал перед Катынским крестом в Варшаве в августе 1993 г. (хотя тогда это было скорее личным жестом и не получило резонанса в российских СМИ). Сейчас содержательная сторона открытия польских воинских кладбищ тоже в значительной степени не попадает на страницы российских информационных изданий, на наше телевидение и радио. Тем не менее, и это весьма отрадно, в сознании российской общественности Катынское дело уже присутствует как знаковое, последовательное и достойное его завершение понимается как условие нормализации российско-польских отношений.

Проведенный радиостанцией «Эхо Москвы» после открытия Катынского мемориала интерактивный опрос, с участием А. Черкизова, С. Бунтмана и других (а эта радиостанция покрывает своим вещанием 40—60 городов России), оказался вполне репрезентативным, охватив более 1.200 человек. Он показал, что 69% слушателей полностью понимают необходимость прямо заявить о признании вины за катынское преступление и извиниться перед польским народом.

Народ России еще раз убедительно показал способность мыслить по-государственному, действовать честно, по совести, цивилизованно, во всеоружии международного права переступить порог XXI века. Это позволяет оптимистически воспринимать перспективу воплощения в жизнь декларируемых государственными руководителями намерений развивать добрососедские отношения, партнерское сотрудничество, политический диалог с соседями, обоснованно рассчитывать на взаимность с их стороны.

А. Квасьневский во второй половине 2000 г. неоднократно возобновлял приглашение В.В. Путину посетить Варшаву. В опубликованном на страницах «Московских новостей» интервью польский лидер говорил о необходимости «нового начала» в отношениях между двумя странами, о недопустимости потери нынешнего шанса наладить близкие и дружеские отношения. В этом контексте он вновь обратился к базовой проблеме доверия польского народа к народам России – к проблеме катынского злодеяния.

Недавно польский президент опубликовал книгу «Дом всех – Польша», в которой посвященный России раздел озаглавил: «Почему Россия не любит извиняться?»

Политический опыт Квасьневского, испытывающего мощное давление со стороны той части общества, которая требует последовательного расчета с тоталитарным прошлым, научил его ответственности перед своими гражданин. Поэтому в беседе с корреспондентом «Московских новостей» В. Мастеровым он указал на проблему Катыни. «Здесь, – подчеркнул он, – необходим жест, который закрыл бы эту горькую тему»^{57}. Важность катынской темы для Польши и поляков, необходимость морально-политического жеста для закрытия Катынского дела и примирения нельзя недооценивать. Одновременно польский президент заявил о намерении «отдать дань уважения тем 600 тысячам советских людей, которые лежат в польской земле, отдав жизни за освобождение Польши». В Варшаве это интервью оказалось в центре внимания польской печати и ни один из комментаторов не обошел стороной проблему взаимных жестов примирения между Россией и Польшей. Изложение этого материала самая популярная «Газета выборча» снабдила заголовком «Надо сказать: „Извините“»^{58}.

В рамках формирования нового, неконфронтационного курса, добрососедских отношений была достигнута договоренность о давно ожидавшемся визите В.В. Путина в Варшаву. Он намечен на первую половину 2001 г. Его предварил визит 22—23 ноября 2000 г. в польскую столицу министра иностранных дел РФ И.С. Иванова, сделавший более эффективным сотрудничество в области внешней политики, а также визиты министра внутренних дел В.Б. Рушайло и министра транспорта С.О. Франка, представителей Федеральной пограничной службы, «Газэкспорта» и ряда других крупных государственных деятелей России. Весной планируется приезд в Варшаву председателя Правительства РФ М.А. Касьянова.

Во время визита Иванова А. Квасьневский поблагодарил российские власти за содействие в открытии польских воинских кладбищ в Катыни и Медном. Министры иностранных дел обеих стран возложили венки к памятнику жертвам Катыни и памятнику-мавзолею воинам советской армии, павшим в боях за освобождение Польши от гитлеровцев.

Новый этап в развитии российско-польских отношений был оценен как «золотой», который, по заявлению А. Квасьневского, откроет будущее столетие как «золотой век польско-российских контактов». И.С. Иванов заявил об открытости на все проблемы общего исторического прошлого^{59}. Можно надеяться, что раскручивание взаимных претензий, попытки в очередной раз «вчинить встречный иск» другой стороне, которые в последние месяцы возбудили прессу обеих стран («счет» к Польше по поводу судеб красноармейцев в лагерях войны 1919—1920 гг. напомнил полякам о попытке Советской России «взять штурмом», захватить Польшу в ходе мировой революции), перейдут наконец в русло совместных научных исследований на корректной документальной основе и перестанут наносить вред урегулированию двусторонних отношений. Интенсивная подготовка визита Президента России в соседнюю страну явно способствует этому, как и позиция прогрессивной общественности демократической России^{60}.

Указом Президента Республики Польша А. Квасьневского группа российских граждан была награждена за участие в раскрытии катынского злодеяния польскими правительственными наградами.

Примечания

1. Уголовный кодекс Российской Федерации. М., 1996.

2. Listy Katyńskiej ciąg dalszy. Straceni na Ukrainie. W-wa., 1994; Ukraiński ślad Katynia. W-wa, 1995; Siadem zbrodni katyńskiej. W-wa, 1998; Яжборовская И. Катынь: признать правду очень трудно. С. 5Б.

3. Таранов С. По долгу памяти // Известия. 6 ноября 1988.

4. Брагин В. Катынь – рана земли // Российская газета. 26 мая 1995.

5. Копии полных текстов в архиве И. Яжборовской.

6. Копия в архиве И. Яжборовской.

7. См.: Берия С. Мой отец – Лаврентий Берия. М., 1994.

8. См.: Harz M. Bibliografia zbrodni katyńskiej: Materiały z lat 1943—1993. W-wa, 1993; eadem. Bibliografia zbrodni katyńskiej: Materiały z lat 1993– 1997 // Zbrodnia katyńska: Upamiętnienie ofiar i zadośćuczynienie. W-wa, 1998. S. 118-144.

9. Brzeziński Z. Wstęp // Mikke St. «Spij, mężny» w Katyniu, Charkowie i Miednoje. W-wa, 1998. S. 5.

10. Ibid. S. 87, 94, 118; Głosek M. Archeologiczne aspekty badań cmentarzy polskich oficerów zamordowanych przez NKWD na Wschodzie // Słowiańszczyzna w Europie średniowiecznej. T. 2. Wrocław, 1996. S. 261—266.

11. Mikke St. Op. cit. S. 154, 156, 186, 204.

12. Ibid. S. 127, 131.

13. Постановление Правительства Российской Федерации от 19 октября 1996 г. № 1247. г. Москва. «О создании мемориальных комплексов в местах захоронений советских и польских граждан – жертв тоталитарных репрессий в Катыни (Смоленская область) и Медном (Тверская область)» // Российская газета. 29 октября 1996.

14. Корнилов Л. Мы – соседи на всю жизнь // Известия. 27 июня 1998; Сычева В. Президентов сблизило искусство // Сегодня. 30 июня 1998.

15. Zbrodnia katyńska. Upamiętnienie ofiar i zadośćuczynienie. W-wa, 1998. S. 145.

16. Przewoźnik A. Katyn—Miednoje—Charków: Miejsca pamięci, prawdy i przestrogi // Ibid. S. 13.

17. Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 23.

18. Он же. Сто сорок бесед с Молотовым // Гласность. 29 мая 1997.

19. Чубарьян А. Война и судьбы мира // Свободная мысль. 1995. № 2. С. 47.

20. Секреты Гитлера на столе у Сталина: Разведка и контрразведка о подготовке германской агрессии против СССР. Март—июнь 1941: Документы из Центрального архива ФСБ России. М., 1995. С. 6, 7.

21. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сб. документов. Т. 1. Накануне. Кн. первая (ноябрь 1938 г. – декабрь 1940 г.). М., 1995. С. II, III.

22. Там же. С. V, VI.

23. Там же. С. 87.

24. Там же. С. 84.

25. Михутина И.В. Польско-советская война 1919—1920. М., 1994; Она же. Так сколько советских военнопленных погибло в Польше в 1919– 1921 гг.? // Новая и новейшая история. 1995. № 3; Она же. Не 20 тысяч, а гораздо больше // Правда. 2 июня 1994; Ю. Иванов. Задолго до Катыни // Военно-исторический журнал. 1993. № 12; Он же. Рецензия на книгу И.В. Михутиной // Свободная мысль. 1995. № 1. С. 107—110; Он же. Задолго до Катыни: Красноармейцы в аду польских концлагерей // Свободная мысль. 1995. № 5; Матвеев Г.Ф. И.В. Михутина. Польско-советская война 1919—1920 гг. М., 1994 // Новая и новейшая история, 1995, № 4; Соколов Б. Польско-советская война в пристрастном освещении // Подмосковье. 27 мая 95. № 21 и др.; Tarczyński M. Zbrodnia katyńska a los jeńców rosyjskich z 1920 r. w publicystyce rosyjskiej // II półwiecze zbrodni. Katyń-Twer-Charków. W-wa, 1995; Achmatowicz A. Strzałków to nie Katyn, Tuchola – nie Miednoje: Kwestia jeńców sowieckich wojny 1919—1920 w Polsce // Studia z dziejów Rosji i Europy Środkowo-Wschodniej. T. XXX. W-wa, 1995.

26. Ярузельский В. Уроки истории – не соль на раны / Беседу вел В. Оскоцкий. Рязань, 2000. С. 18—19.

27. См.: Мухин Ю. Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно. М., 1993; Он же. Катынский детектив. М., 1995; Филатов В. Славянский саркофаг // Молодая гвардия. 1995. № 2—3 и т.п.; Коробейников A.A. Горбачев: другое лицо. М., 1996. С. 165.

28. Куманев Г., Шкляр Э. До и после пакта: Советско-германские отношения в преддверии войны // Свободная мысль. 1995. № 2. С. 6, 7.

29. Начало войны и Советский Союз. 1939—1941 гг. Международная научная конференция в Институте всеобщей истории РАН // Новая и новейшая история. 1995. № 4. С. 89, 92—93; Дурачиньский Э. Польша в политике Москвы 1939—1941 годов: факты, гипотезы, вопросы // Война и политика: 1939—1941. М., 1999. С. 30—64.