Текст книги "Орудья мрака"

Автор книги: Имоджен Робертсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

IV. 9

День клонил голову к вечеру. В Кейвли-Парке царила тишина. Харриет и Рейчел, ничего не говоря, сидели в продолговатом помещении салона, однако ни одна из них не притворялась, будто занята чем-то, кроме собственных мыслей. Как только они прибыли домой, Харриет на час поднялась наверх, а когда сели ужинать, Рейчел решила, что сестра плакала. Ели дамы без аппетита. Безмолвие легло на них, словно пыль на домашнюю утварь. Время медленно утекало, и высокие напольные часы отсчитывали его четвертями. Их бой начинал действовать Харриет на нервы – маленькие медные молоточки словно бы находили узловатые дуги в ее позвоночном столбе и заставляли их звенеть. Тут в дверь тихонько постучали, и в салон вошла госпожа Хэткот с запиской для Рейчел.

– Из замка, мисс, – сообщила она, стараясь не глядеть девушке в глаза, и удалилась.

Харриет пристально наблюдала за Рейчел, сидевшей у стола напротив нее, когда та развернула и прочитала записку, а затем снова сложила листок и протянула его сестре.

– Прости, Харри, – проговорила она, – но я не могла поступить иначе. Когда ты поднялась наверх отдохнуть, я послала господину Торнли записку, – я просто хотела сказать, что полагаю его невиновным и верю, что правда со временем выплывет наружу, если он проявит терпение.

Харриет поглядела на безмятежное лицо сестры. Это было очень похоже на Рейчел – проявить доброту и великодушие по отношению к человеку, который их не заслуживает. Она надеялась, что в конце концов появится некто достойный подобного нежного уважения. Девушку следует любить за это, но и защищать от этого.

– Ну конечно, дорогая моя, – ответила Харриет. – Никто не может осудить тебя за такой поступок.

Рейчел все еще сжимала листок между пальцами. Харриет ждала, когда сестра будет готова предоставить записку в ее распоряжение. Разворачивая листок, госпожа Уэстерман ощутила, как пульсируют жилки у нее на лбу. С тех пор как они возвратились домой, она чувствовала себя слабой, словно дитя. Она очень редко плакала, но когда это случалось, слезы опустошали и расшатывали ее. Она прочитала неуклюжие каракули Хью. Долго их разбирать не пришлось.

Благодарю Вас, мисс Тренч. В прошлом терпение не было мне особенно полезно, однако предпринятые действия также не лучшим образом сказались на моей участи. Я благодарен за то, что Вы не считаете меня способным на подобные злодеяния.

Хью также послал им обеим наилучшие пожелания и поставил свое имя. Харриет перевернула лист бумаги, словно в надежде, что на его уголке может появиться приписка – какое-нибудь тайное сообщение.

– Любопытно, что же он имеет в виду? Обладая определенным умом, можно счесть это за полное признание, Рейчел.

Слегка нахмурившись, младшая сестра подняла глаза.

– Я думала, упоминая «действия», он имел в виду то, что отправил Брука на поиски Александра. Похоже, с этого и начался весь нынешний ужас.

Харриет кивнула, слегка поморщившись, – ее головная боль по-прежнему была беспрестанной и яростной. Она мучила госпожу Уэстерман весь вечер, а ведь Харриет постоянно говорила окружающим, что никогда не бывает больна. В будущем она станет с большим сочувствием относиться к дамам, воображающим себя больными и слабонервными.

– Рейчел, мы давно не разговаривали о господине Хью Торнли.

В улыбке девушки сквозила чуть заметная горечь.

– Неужели? По мне так в последние дни мы едва ли говорим о чем-нибудь ином.

– Ты понимаешь, что я хотела сказать.

Рейчел не подняла глаз, а просто накрыла руку сестры своей ладонью.

– Это проходит, Харри. Некоторое время я была очень несчастна, и ты знаешь это. Даже теперь я порой чувствую себя несчастной, однако это больше походит на воспоминание о печали, чем на саму печаль. Ты понимаешь меня?

Харриет кивнула.

– Мне очень жаль, Рейчел.

– Не стоит жалеть, Харри. – Рейчел взглянула на сестру невероятно нежно. – В этом совершенно не было твоей вины, и хотя я считаю Хью невиновным, теперь я бы не пожелала быть его женой, как не пожелала бы и много месяцев назад. Уверяю тебя. Ему не нужна супруга, подобная мне, а он человек, неспособный составить мое счастье. Однако бывали мгновения… когда он с таким воодушевлением рассказывал о своих походах или планах, касающихся имения, и эти разговоры казались мне правдивыми. Харри, мне не хватает радостных и волнительных мыслей о будущем, вот и все.

Харриет сомкнула пальцы на ладони сестры и склонила голову.

Раздался стук, и госпожа Хэткот снова открыла дверь – на этот раз жест ее показался куда более выразительным. Женщины удивленно подняли глаза.

– К вам господин Краудер, мэм, и некий господин Клоуд.

По дороге домой сестры не говорили о Краудере, хотя Харриет едва ли думала о чем-нибудь другом – свою головную боль она отнесла на счет анатома и его кровожадного семейства. Он был не прав, осуждая Харриет за то, что она узнала об этом. Лежа наверху, в своей кровати, госпожа Уэстерман изобрела некое подобие плана – она навестит его утром и потребует рассказать обо всем, что он разузнал у Картрайта о местонахождении Александра, однако все то праведное возмущение, на которое она была способна, не могло загасить страдание, вызванное его явным предательством и ее собственными, сказанными в раздражении словами. Когда о нем доложили, Харриет осторожно поднялась. Если анатом одарит их своей обычной сдержанной улыбкой, она подойдет к нему и с величайшей радостью подаст руку, однако госпожа Уэстерман сомневалась, что он так скоро сумел покончить со своими демонами. А если не сумел, отчего тогда пришел?

Когда анатом вошел, вид у него был по-прежнему мрачный и усталый, а его поклон в лучшем случае можно было бы назвать формальностью. Испытав приступ сожаления, Харриет сдержалась: она выпрямила спину и приветствовала гостя улыбкой – мимолетной и опасливой. Вслед за анатомом в комнату вошел куда более молодой человек – темноволосый и стройный. Он был хорошо одет, и его платье шло ему, однако в незнакомце чувствовалась основательная серьезность. Харриет улыбнулась ему несколько мягче, понимая теперь, что, возможно, узнала его – это лицо мелькнуло в дальних рядах толпы, собравшейся на дознании. Избегая прямо глядеть на сестер, Краудер махнул рукой через плечо.

– Госпожа Уэстерман, мисс Тренч. Позвольте представить вам Дэниела Клоуда.

Рейчел тоже вскочила на ноги. Обе женщины присели в реверансе, а господин Клоуд поклонился. Казалось, молодой человек чувствует себя несколько неловко и никак не может расстаться со своей слегка взволнованной улыбкой. Он джентльмен, решила Харриет, хоть и не праздный.

– Господин Клоуд, – продолжил Краудер, – стряпчий из Пулборо. Он нанес мне визит нынче вечером, после дознания, и, некоторое время послушав объяснения, касающиеся его дела, я попросил его изложить все это при вас и вашей сестре, мадам.

– Счастлива знакомству с вами, господин Клоуд, – проговорила Харриет. – Садитесь, пожалуйста.

Молодой человек подчинился, едва заметно улыбнувшись и кивнув.

– Благодарю вас, госпожа Уэстерман. – Его голос оказался плавным баритоном с оттенком местной картавости. – Я немного познакомился с этим домом, когда был еще мальчиком, и мой дядюшка вел дела с тогдашними жильцами. Кажется, нынешние владельцы прекрасно содержат его.

Харриет едва слышно поблагодарила гостя и решила, что этот мужчина выглядит крайне благоразумным. Он немного помолчал, и ее взгляд сместился туда, где сидел Краудер, склонившись над своей тростью точно так же, как это было в «Медведе и короне». И вдруг госпожа Уэстерман поняла, что не сможет вынести этого, не сможет сидеть под тучей, которую они сами на себя нагнали, и, как ей показалось, не успев принять осознанное решение, она снова поднялась на ноги. С несколько удивленным видом вслед за ней поднялся господин Клоуд. Краудер лишь бросил на нее угрюмый взгляд.

– Господин Клоуд, прошу прощения за грубость, однако, прежде чем выслушать вас, я должна наедине спросить кое-что у господина Краудера. Рейчел, вероятно, ты можешь попросить госпожу Хэткот принести нашим гостям что-нибудь освежающее. – Харриет обратилась к анатому: – Господин Краудер, будьте так добры, уделите мне минутку своего времени. – Не дожидаясь, пока гость встанет, она покинула салон, перешла коридор и оказалась в пустой столовой, придерживая дверь, пока анатом не вошел следом. Харриет позволила двери закрыться, когда Краудер зашел в комнату, и повернулась, чтобы опереться на нее спиной.

В столовой не зажигали огней. Харриет и Краудер оказались в мире светло-серых теней. Несколько мгновений Краудер постоял в центре комнаты, а когда стало ясно, что Харриет не собирается говорить, он, пристально глядя в ее сторону, обронил:

– Итак, мадам?

Она почувствовала, как ее самообладание лопнуло, будто бы внезапно хрустнув, как сухая ветка под ногами.

– Не смейте говорить мне «итак, мадам», Краудер! Как вам не стыдно! Как можно ненавидеть нас за то, что мы узнали вашу тайну! Это отвратительно с вашей стороны. Я прошу прощения за то, что сказала, однако вы меня рассердили. Вы ведь знаете, что мы не предавали огласке ваше положение. Нам не было о нем известно. Вы боитесь нашего сочувствия? От меня вы его не получите. Вы могли позволить себе роскошь и сбежать от любых недоразумений, которые вам подбрасывала жизнь. В этом я могу вам только позавидовать.

Он изумленно уставился на нее, и губы его побелели.

– Недоразумения, госпожа Уэстерман? Вы смеете именовать то, что произошло в моей семье, недоразумением?

Она мысленно обругала себя за это слово, однако остановиться не могла – ее словно ветром понесло, и обратного пути уже не было.

– И все же сочувствие вам необходимо. Я просчиталась. – Харриет поглядела в глаза анатома, и это ее не испугало. – Проклятье, Краудер! Вы упрямы! Я удивлена, что вы не успели сменить еще полдюжины имен, раз вы изволите так воспринимать людей, знающих хоть что-то о вашем прошлом. Поразительно, что гордыня может заставить человека так смалодушничать!

Анатом приблизился к ней на шаг; Харриет ощутила, что ее спина упирается в дверь.

– Если бы вы были мужчиной, – тихо проговорил он, – я бы убил вас за подобное замечание.

Харриет ощутила легкую дрожь в руке, которую она сжимала за спиной. Она повернула голову так, чтобы посмотреть на собеседника в упор.

– Оттого что вы убьете меня, правда не станет ни более, ни менее правдивой.

Их лица оказались так близко, что они чувствовали дыхание друг друга. Ощущая биение собственного сердца, Харриет вспомнила о том, где нашла Краудера – среди его препаратов, обращенного спиной к миру, – и подумала – ясно, внезапно и впервые – о том, как он устранился от обыденности и обрел некую разновидность покоя и как она снова увлекла его в самый быстрый из потоков. В ее глазах опять защипало, и Харриет сморгнула слезы.

– Ах, Краудер, мне так жаль. И я особенно сожалею, если из-за того, что я втянула вас в эту историю, вы испытали душевные страдания.

Снести ее сочувствие было в тысячу раз тяжелее, чем ярость. Два десятилетия скорби обрушились на него, точно наводнение. С грохотом уронив свою трость и отвернувшись от госпожи Уэстерман, анатом закрыл лицо руками. Его плечи затряслись, а из груди вырвался тихий стон. Харриет не двинулась с места, однако ощутила, что ее тело расслабилось. Царивший в комнате полумрак делал анатома похожим на одинокое порождение тьмы и холода, однако возникшие между ними стесненность и болезненность, казалось, рухнули и унеслись прочь, словно загубленная весенним половодьем детская плотинка на реке.

Тогда Харриет наклонилась и, полуприсев, подняла трость. Длинные юбки будничного платья вздыбились вокруг ее ног. Она не стала подниматься сию же секунду, а задержалась там, где была, устремив взгляд на анатома. Он глубоко вздохнул, провел рукой по лицу, медленно прошел мимо госпожи Уэстерман и остановился у ряда длинных окон, освещавших комнату, откуда принялся разглядывать дорогу, ведшую к дому. Окна были открыты, и рассеянный легкий ветерок слегка приподнимал занавеси. Он нес с собой тяжелые воспоминания о дневной жаре, проникая сквозь ветви дуба, который защищал фасад дома. Аромат казался спокойным и умиротворяющим.

– Простите меня.

Его голос звучал неловко, словно он был человеком, за несколько лет не проронившим ни фразы и так и не привыкшим заново произносить слова. Поднявшись, Харриет подошла к нему. Она ничего не сказала, но, вложив трость в его ладонь, позволила своим пальцам задержаться на его рукаве, и, так и не отняв их, посмотрела в окно на дуб.

– Это дерево – одна из причин нашего переезда в Кейвли. Мой супруг сказал, что станет меньше волноваться о нас, уходя в плавание, если будет знать, что у него есть такой друг и хранитель.

Краудер ответил не сразу, но, когда заговорил, казалось, он уже больше походил на самого себя.

– Неужели вам действительно нужен хранитель, госпожа Уэстерман?

Она улыбнулась.

– Мне больше нравится думать, что нет. Однако союзники нужны каждому из нас – разве вы не согласны, господин Краудер?

– Вероятно.

Харриет подняла глаза и увидела призрак усталой улыбки, коснувшийся его губ. Она почувствовала, что ее головная боль немного отпустила.

– Вы вовсе не хотите об этом говорить?

Анатом знал, что на уме у госпожи Уэстерман. Он медленно покачал головой.

– Нет, не сейчас. Возможно, когда-нибудь в будущем. Сегодня я желаю послушать то, что скажет господин Клоуд.

Они еще немного побыли в полумраке, чтобы установившееся между ними перемирие углубилось и стало казаться совершенным, достаточным. Краудер предложил Харриет свою руку, и они двинулись прочь.

– Простите, что я по-прежнему не рассказал вам о местоположении Александра. Я все время страшился, что нас услышат. Картер Брук отыскал его на Тичфилдской улице.

Харриет округлила глаза.

– Я знаю ее. Это возле площади Сохо. – Она улыбнулась, и Краудер открыл перед ней дверь в салон. – Ах, Краудер, возможно, мы все же постигнем смысл этого кошмара.

IV. 10

Когда Краудер и Харриет снова вошли в комнату, Рейчел и господин Клоуд были на ногах. Похоже, Рейчел демонстрировала гостю некоторые диковины, коих в салоне было множество, и поясняла, в каких путешествиях Харриет и ее супруг отыскали их. Госпожа Уэстерман порой и вправду сомневалась: уж не знает ли Рейчел все эти истории лучше, чем она сама? Молодые люди были застигнуты как раз в тот момент, когда Рейчел смеялась над довольно смущенным выражением своего собеседника – он разглядывал изображения, вырезанные на маленькой костяной флейте. Ради всех присутствующих Харриет понадеялась, что серьезный юноша не слишком тщательно изучил их. На этом инструменте обычно играли во время обряда плодородия на одном из островов Вест-Индии. Рейчел поглядела сестре в глаза, и Харриет улыбнулась девушке. Господин Клоуд снова поклонился и очень бережно вернул флейту на стол. В его глазах загорелся известный огонек, заставивший Харриет усомниться: а вдруг стряпчий разглядывал маленький инструмент гораздо внимательней, чем она надеялась? Госпожа Уэстерман разъярилась, ощутив, что вот-вот покраснеет.

– Простите, что заставили вас ждать, господин Клоуд. Надеюсь, Рейчел не докучала вам морскими историями?

Стряпчий улыбнулся.

– Мы путешествовали в Индии и обратно, госпожа Уэстерман, пересекали Европу и даже ненадолго заглянули на Гибралтар. Я не слыхал рассказов увлекательнее.

Похоже, Рейчел была довольна.

– Вы очень добры, сэр, – кивнув, заметила Харриет.

– Я очарован, госпожа Уэстерман! – Он смерил ее совершенно серьезным взглядом, и Харриет распознала в нем привлекательное сочетание черных волос и голубых глаз, каковое впервые заметила, познакомившись со своим мужем. – Я едва ли покидал здешние земли, но очень бы хотел путешествовать. Я с радостью послушал истории о вас, а мисс Тренч рассказывает их прекрасно, я полагаю.

Сколько же ему лет, задалась вопросом Харриет, двадцать пять, двадцать шесть? Не сумев вовремя остановиться, она поймала себя на мысли, что этот молодой человек прекрасно смотрится рядом с Рейчел.

– Я уверена: она рассказывает их лучше, чем я, и мы с супругом можем довериться ей – моя сестра непременно придаст нам соответственный героический облик. Итак, господин Клоуд, я в вашем распоряжении, если вы желаете о чем-то поведать нам.

В тот же миг стряпчий снова нахмурился; он использовал для размышлений те несколько мгновений, которые потребовались остальным, чтобы занять свои места.

– Я полагаю – и, надеюсь, вы будете снисходительны ко мне – мне необходимо объяснить, почему я не стал первым делом говорить со сквайром. Я бы непременно сделал это, но, конечно, ввиду ареста господина Торнли сразу же после приостановки дознания… Одним словом, я несколько часов прогуливался по городку, и, поскольку сведения, которые у меня есть, не строго конфиденциальны, к тому же я видел вас обоих на дознании… И сквайр не показался мне…

Судя по виду, он чувствовал себя неловко, однако во время прогулки по городку он принял решение, и, похоже, ничто из увиденного им не заставило стряпчего передумать. Харриет стало интересно, не знаком ли он с Майклсом.

Повертев трость между ладонями, Краудер спокойно молвил:

– Мы понимаем вас, господин Клоуд. И с уважением относимся к вашим сомнениям.

Молодой человек кивнул.

– Благодарю вас. Мой дядюшка – старший компаньон нашего дела в Пулборо. Я сотрудничаю с ним вот уже два года, однако он в отъезде, и я подумал: возможно, я могу обратиться к вам за рекомендациями, раз сквайр нынче… недоступен.

– Благодарим за доверие, – ответила Харриет.

Они подождали еще мгновение. Господин Клоуд разглядывал свою манжету. Харриет почувствовала, как в ней снова растет нетерпение, однако сумела удержаться до того момента, когда юноша опять заговорил.

– Сиделка лорда Торнли, Маделина Брэй, оставила нам на хранение свое завещание.

Внезапно выпрямившись, Харриет бросила на Краудера красноречивый взгляд. Он поднял руку так, словно желал отразить некий удар.

– Это все, что мне покуда известно, госпожа Уэстерман. Когда господин Клоуд сказал мне об этом, я попросил его отправиться вместе со мной к вам.

Харриет была рада, хоть и почувствовала из-за этого свою вину. Ревностно относиться к сведениям ей не подобало, ведь у нее самой еще остались невысказанные тайны, но тем не менее ей было приятно, что рассказ господина Клоуда станет новостью для них обоих. Краудер опять перевел взгляд на молодого человека.

– Продолжайте, господин Клоуд.

– Составление завещаний – одна из первых обязанностей, порученных мне дядюшкой, поэтому я хорошо помню госпожу Брэй. Когда весть о ее смерти дошла до нашего города, я решил посетить дознание, чтобы понять, возможно ли вступить в контакт с ее наследниками. Мы с дядюшкой должны действовать в качестве ее душеприказчиков.

Краудер кивнул, разглядывая ногти на своей правой руке. На лице господина Клоуда отразилась неуверенность. Увидев, что молодой человек смотрит на Краудера, Рейчел улыбнулась ему.

– Не беспокойтесь о господине Краудере. Он всегда ведет себя так, когда особенно заинтересован в том, что, как он думает, ему собираются сказать. – Анатом поглядел на девушку, приподняв бровь. – Именно так, между прочим, – пояснила она.

Краудер откашлялся и снова положил руку на трость. Рейчел повернулась к молодому человеку.

– Продолжайте, пожалуйста, господин Клоуд.

Он кивнул ей.

– Оказалось, у госпожи Брэй в этом мире было немного родственников и друзей, однако им она оставила куда больше, чем можно было ожидать. Сумма в пятьдесят фунтов должна быть выплачена ее давнему другу, некоей госпоже Сервис, проживающей на Тичфилдской улице в Лондоне. – Внезапно Харриет очень плотно сжала ладони. Господин Клоуд подождал немного, но, поскольку она так и не заговорила, продолжил: – А маленькая брошь с камеей, которую, как она отмечает, подарила ей мать госпожи Сервис, эта дама пожелала передать дочери своего «благодетеля». Его дочь зовут Сьюзан и – в самом деле, эта часть показалась мне несколько странной, и я подумал, что к ней следует привлечь чье-нибудь внимание, – этот благодетель, как сказано в завещании, также живущий на Тичфилдской улице, «известен под именем Александр Адамс». – Он не заметил, какое невероятное впечатление произвели на слушателей его слова, поскольку, нахмурившись, снова принялся разглядывать свою манжету. – Записывая со слов завещательницы эту фразу, я счел ее необыкновенной, и спросил об этом у госпожи Брэй. Она чрезвычайно настаивала, а когда она указывала точную формулировку, на ее лице отразилась неподдельная радость…

Молодой человек осекся и поднял глаза. Все три слушателя неотрывно смотрели на него, словно в этом опрятном салоне он только что проделал некий ужасный и удивительный фокус. Клоуд выглядел немного растерянным.

– Я надеюсь, вы не считаете, что я поступил неправильно, поделившись этими сведениями с вами.

Над рукоятью Краудеровой трости мелькнула легкая улыбка.

– Значит, Александр нынче зовется Адамсом, верно?

Госпожа Уэстерман поднялась; лицо ее вспыхнуло, а глаза засияли.

– У него есть ребенок! Краудер!

Мисс Тренч уперла локти в колени, видимо пребывая в глубокой сосредоточенности.

– Погоди, Харри! – с нажимом сказала девушка. – Это имя… Я помню, нынче утром… – Вскрикнув от ужаса, она вскочила на ноги, побежала к столу, располагавшемуся в дальнем конце салона, взяла с него «Дейли эдвертайзер» и примчалась назад.

Краудер поднялся ей навстречу; господин Клоуд тоже растерянно встал, чтобы не оказаться единственным сидящим в комнате. Харриет поймала сестру за локоть.

– Рейчел, что там?

Мисс Тренч принялась перелистывать газетные страницы, затем сунула издание Харриет.

– Вот! Ах, Харри, вот она!

Девушка отступила на шаг назад и наверняка споткнулась бы, если бы господин Клоуд не удержал ее за локоть и не помог сесть. Она с благодарностью поглядела на молодого человека.

Просмотрев страницу, Харриет прикрыла рот рукой. Краудер постучал по ковру концом своей трости.

– Госпожа Уэстерман, ради всего святого, избавьте меня от тревожного ожидания.

– «Ужасное убийство совершено на Тичфилдской улице», – нетвердым голосом начала читать Харриет. Взгляд Краудера метнулся на ее лицо. Она посмотрела на анатома, чувствуя, как трясется ее рука, и попыталась успокоить дрожь, а уж потом продолжить чтение. – «В прошедшую пятницу, помимо многочисленных волнений черни, было совершено жуткое убийство в музыкальной лавке и печатне господина Александра Адамса на Тичфилдской улице». Ах, Краудер, его убили!

– Будьте добры, госпожа Уэстерман, читайте дальше.

– «Некий мужчина, чье имя поныне остается загадкой, вошел в лавку, когда господин Адамс и его дети сидели за ужином, и убил ее владельца одним безжалостным ударом ножа в живот. Кажется, если бы не случайное появление друга, этот дьявол в человечьем обличье мог бы погубить и юные жизни двух беззащитных, оставшихся без матери детей господина Адамса, Сьюзан Адамс, всего лишь девяти лет от роду, и ее младшего брата Джонатана». Ах, значит, дети живы! – Госпожа Уэстерман обменялась взглядами с Краудером и продолжила чтение: – «Убийца скрылся в толпе, и, хотя господин Адамс оставался в живых достаточно долго, чтобы успокоить детей и передать их на попечение своего друга, все попытки врача спасти его жизнь оказались тщетными».

Харриет огляделась. Рейчел была бледна, господин Клоуд растерян и испуган, пальцы Краудера, крепко обхватившие рукоять трости, побелели.

– Кто же этот друг? – почти прошептала она. – Его нужно предупредить! Тут написано еще что-то.

«Мотивом для этих убийств мог, вполне вероятно, послужить грабеж, но в этом ли дело – о, Англия! – когда подобное убийство происходит при свете дня, в доме уважаемого человека, оставившего своих малолетних сына и дочь одинокими, брошенными на произвол судьбы в этом жестоком суматошном мире. Похороны господина Адамса прошли в присутствии его многочисленных друзей, преисполненных уважением к убитому, прекрасно разбиравшемуся в чудесной музыке, какую нынче можно услышать в городе, и к его стремлению рекомендовать лучшие произведения самым искушенным ценителям».

Харриет отложила газету в сторону. Краудер почти видел, как в сгущающейся тени госпожу Уэстерман окружают жуткие видения – чудовища, порожденные воображением и состраданием, тянут ее за темно-красные юбки, перебирают ее волосы своими длинными восковыми пальцами.

Господин Клоуд изумленно огляделся.

– Я не понимаю. Это человек, бывший благодетелем сиделки Брэй?

Рейчел обернулась к нему – лицо девушки было спокойно, но казалось опустошенным, а голос мисс Тренч звучал глухо, отчего Дэниел почувствовал себя так, словно заблудился в холодной ночи.

– Мы полагаем, что Александр Адамс – урожденный Александр Торнли. Наследник замка Торнли и виконт Хардью.

На этот раз побледнел уже господин Клоуд. Харриет заговорила, обращаясь к пустому пространству.

– И у него были дети.

Краудер немного ссутулился, по-прежнему опираясь на трость.

– Возможно, они незаконнорожденные.

Харриет покачала головой.

– Если Александр покинул свое семейство из любви к их матери, я могу лишь посчитать, что он женился на ней, и дети родились в браке.

Господин Клоуд снова поднялся, на этот раз внезапно посерьезнев.

– Они в опасности, – сказал он. Ему никто не ответил. Тогда он обратился к анатому: – Господин Краудер, разве я не прав? Я не настолько хорошо разбираюсь в этом деле, однако могу понять, что здесь действует чья-то отчаянная рука и что влияние ее простерлось до Лондона. Это и ребенку было бы ясно. Мы должны предупредить их, предостеречь их друзей, как сказала госпожа Уэстерман, укрыть их в некоем безопасном месте, покуда угроза не миновала.

Краудер не сводил глаз с рукояти своей трости. Он ощущал стремительный ток молодой крови, живую энергию юноши, стоявшего в некотором отдалении от него. Уголок его рта изогнулся, и на лице появилась усталая улыбка.

– Да. Полагаю, господин Клоуд, вы постигли основы нынешнего положения.

Дэниел бросил быстрый взгляд на Рейчел, пристально смотревшую в сторону, в угол комнаты, а затем снова обратил его на фигуры Харриет и Краудера, каждый из которых, похоже, погрузился в свой собственный мирок.

– Позвольте мне отправиться к ним, – тихо попросил он.

Казалось, Харриет очнулась. Нахмурившись, она обернулась к стряпчему.

– Нет, господин Клоуд, я поеду.

– Простите, госпожа Уэстерман, однако в этом нет ни малейшего смысла. – Молодой человек сделал шаг вперед. – Опасность будет грозить этим детям до тех пор, пока стоящего за всем этим человека не передадут в руки правосудия. Вы можете поспособствовать этому куда лучше, чем я. Позвольте мне поехать. Я отправлюсь сейчас же и буду в Лондоне к рассвету.

Харриет замешкалась. Она подумала о собственных детях, спящих наверху, а затем быстро кивнула и отвернулась. Страхи и путаница этого вечера по-прежнему не отпускали ее.

– Вот только знать бы место, где можно укрыть детей, если возникнет нужда, – продолжал Клоуд. – Чем ближе они к Тичфилдской улице, тем страшнее угроза, однако я не думаю, что дом деда может стать теперь убежищем для них, если… – он поглядел на собеседников, – если я правильно понимаю нынешнее положение.

Краудер быстрыми шагами подошел к письменному столу Харриет.

– Правильно, сэр. А снабдить вас безопасным местом, полагаю, смогу я. – Он вытащил лист бумаги и принялся разглядывать перья Харриет, пока наконец, охнув, не выбрал одно из них, которое счел подходящим. – Я напишу записку, каковую вы передадите господину Джону Хантеру. Он был моим наставником в Лондоне, великий человек во многих отношениях и здравомыслящий в отличие от большинства. У него есть дом в Графском дворе. Хантер пустит вас к себе, если вы сочтете это необходимым. Он человек суровый, и домочадцы у него необычные. – Краудер посыпал письмо песком. – Он также знает некоторых лиц, кои могут понадобиться, если вы окажетесь под угрозой. – Анатом сложил записку и передал ее Дэниелу. Тот слегка нахмурился. – Гробокрадцы и иже с ними, господин Клоуд, – пояснил Краудер. – Он анатом, как и я сам, и притом отменный, однако потребность в материале заставила его вступить в престранные альянсы. Впрочем, вы можете вверить ему и свою жизнь, и жизни детей. Он не выдаст вас, даже если сам король и архиепископ Кентерберийский постучат к нему в дверь и станут спрашивать о детях.

Стряхнув свои видения, Харриет тоже быстро шагнула к бюро, заставив Краудера спешно уступить ей место, и нетерпеливо выдвинула ящичек с боковой стороны, выполненной из светлого дерева. Она достала денежный сундучок, открыла его ключом, который извлекла из кармана, и вынула стопку банкнот. Судя по виду, господин Клоуд слегка оскорбился и попытался отмахнуться от нее. Однако Харриет едва ли не топнула ногой.

– Ах, возьмите их, господин Клоуд! Возможно, вы станете испытывать нужду в деньгах и столкнетесь с тратами, коих не предвидели, покинув свой дом нынче утром.

Молодой человек снова замешкался, однако, поняв смысл ее слов, взял деньги и поклонился.

– Я благодарен вам за оказанное доверие, госпожа Уэстерман.

Кажется, эти слова удивили ее – стряпчий заметил, как Харриет обменялась взглядами с Краудером и пожала плечами.

– Похоже, мы действительно доверяем вам, господин Клоуд. Мы ошибаемся?

Стряпчий покачал головой.

– Нет. Вы не ошибаетесь. Я могу уехать немедленно, прямо отсюда. Вы позволите мне написать записку для отсылки утром в Пулборо? Я бы не хотел, чтобы родители тревожились. Я сообщу им, что дела удерживают меня здесь на несколько дней.

– Разумеется, – молвила Харриет. – Хорошо. Рейчел, пойди принеси, пожалуйста, господину Клоуду один из Дэвидовых плащей для верховой езды. А мы пока расскажем ему о том, что нам известно.

Так и не вернувшись на свои прежние места, Харриет и Краудер поведали молодому человеку обо всем, что они видели, думали и подозревали с самого рассвета пятницы. Стряпчий по большей части молчал, а вопросы, все же заданные им, были умны и весьма уместны. Он усвоил необходимое к тому моменту, когда Рейчел вернулась с плащом и небольшим мешком провизии, собранной на кухне, в котором лежала также бутылка, наполовину заполненная самым дорогим бренди, что было у Харриет. После этого молодой человек удалился.

Когда дверь за ним захлопнулась, Рейчел, Харриет и Краудер ошарашенно переглянулись. Затем госпожа Хэткот проворно, словно лейтенант, готовящий палубы к бою, вошла в салон, чтобы убрать почти не тронутые закуски и напитки, и Харриет поднялась из-за своего бюро.

– Замечательно, – обронила она. – И что теперь?

17 июня 1775 года, холм Брида

возле Чарлзтауна, залив Массачусетс