Текст книги "Орудья мрака"

Автор книги: Имоджен Робертсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

III.3

Харриет быстро расправилась с обедом, Краудер же почти не ел. Как только слуги оставили их втроем, они снова стали обсуждать предположение – то, что сиделку Брэй мог послать Александр, и, казалось, дамы были готовы принять его за факт.

– У нас нет доказательств, – устало и уже в третий раз проговорил Краудер.

– Завтра должно быть дознание, – слегка раздраженно ответила Харриет. – Вероятно, у сиделки Брэй в замке были друзья, о коих нам пока неизвестно. Возможно, они смогут что-то сообщить нам.

– Ради их же собственного блага, – вздохнула Рейчел, – я надеюсь, что они не знают адреса Александра. Кажется, это очень опасные сведения.

Внезапно замерев, Краудер и Харриет воззрились на девушку.

– На вашем месте, – продолжила она, – прежде чем направиться в замок и потребовать от Хью ответа, что именно держит его в зависимости от управляющего, я бы выяснила, можно ли что-то узнать у господина Картрайта. Все же он единственный известный нам человек, встречавшийся с Картером Бруком, когда тот был еще жив. Он огорчился, что его считают знакомым Брука, и, возможно, рассказал не все, что ему известно о покойнике.

Краудер кивнул.

– Вы совершенно правы, мисс Тренч. Вероятно, это самый лучший образ действий.

Положив себе еще немного рыбы, Рейчел слегка задиристо улыбнулась Харриет.

– Он наверняка не захочет видеть вас. Так что, Харриет, я предложила бы долгую прогулку по жаре до самого городка и внезапный приступ дурноты прямо возле лавки.

Краудер увидел улыбку на лице Харриет и заметил:

– Наша страна потеряла великого генерала, мисс Тренч, когда вы родились женщиной.

– Я полагаю, каждой женщине время от времени должно думать по-генеральски, – с легким поклоном парировала она. – К тому же вы обрадуетесь, узнав, что страна также потеряла великую актрису, поскольку мою сестрицу воспитали приличной замужней дамой.

С косоватой улыбкой Харриет точь-в-точь повторила поклон своей сестры.

– Не уверена, что сейчас я веду себя как приличная замужняя женщина, Рейчел.

Мисс Тренч слегка округлила глаза.

– О, Харри, я вовсе не говорила, будто ты приличная женщина, я лишь заметила, что тебя так воспитали.

Краудер подумал: а бросит ли госпожа Уэстерман в сестру салфеткой? Он подозревал, что мисс Тренч спасла лишь открывшаяся дверь и – госпожа Хэткот, которая явилась забрать посуду.

Рейчел не преувеличила, говоря о талантах своей сестры. Подходя к лавке Картрайта, ставни которой были закрыты, Краудер видел, как Харриет готовится, делая быстрые короткие вдохи, однако, когда она всем весом упала на него так, чтобы он все же смог дотянуться до дверного молотка, анатом понял: он не смог бы отличить настоящий приступ слабости от изображенных госпожой Уэстерман симптомов. Краудер лишь надеялся, что сможет сыграть не хуже. Он дважды настойчиво стукнул по двери и, как только им открыла миловидная служанка – по его предположению, та самая девушка, что волновалась, оставаясь одна, – анатом то ли ввел, то ли внес госпожу Уэстерман внутрь; при этом горничная успела лишь открыть, а потом закрыть рот. Краудер отворил первую попавшуюся дверь, за которой оказалась скромная гостиная, и помог Харриет опуститься в кресло.

Служанка с явной тревогой посмотрела на гостей, а затем твердо произнесла:

– Господин Картрайт передает свои извинения. Нынче он очень занят делами и не может принимать визитеров.

Краудер сурово нахмурил лицо и резко отвернулся от девушки.

– Милая моя, неужели вы полагаете, будто госпожа Уэстерман или я имеем привычку вот таким образом наносить светские визиты? – Служанка вздернула подбородок. – Госпоже Уэстерман стало дурно на жаре, и ей необходимо где-нибудь отдохнуть. Твой хозяин может отправиться ко всем чертям, мне нет до него никакого дела.

Харриет подняла глаза; ее лицо раскраснелось, дыхание по-прежнему было отрывистым, а молящий взгляд – влажным.

– Мне нужен всего лишь стакан воды и возможность оправиться, Ханна. Понимаешь, вчера мы обнаружили сиделку Брэй… и я вдруг вспомнила лицо бедняжки и…

Краудер был восхищен, увидев, как огромная слеза стекает по щеке Харриет. Не раздумывая, он взял в одну руку ее запястье, в другую – свои часы и принялся измерять пульс. Сделав шаг вперед, Ханна слегка вздохнула и расслабила плечи.

– Разумеется, я принесу вам воды. Оставайтесь здесь, мэм. – Бросив суровый взгляд на Краудера, она развернулась так быстро, что ее юбки зашелестели. Дверь за служанкой захлопнулась, прогремев засовом.

Пульс госпожи Уэстерман оказался спокойным и ровным – лучше и пожелать нельзя. Отведя глаза от карманных часов, анатом поймал ее взгляд. Харриет подмигнула ему. В коридоре послышался тихий разговор, затем дверь открылась, и в комнату вошел сам хозяин, неся воду и наклонившись вперед так, словно боялся показаться выше кого-либо из гостей.

– Дорогая госпожа Уэстерман! Я так сожалею, что вам нехорошо.

Он подал ей стакан с водой. Харриет приняла его трясущейся рукой.

– Господин Картрайт, прошу прощения, что мы помешали! – Ее ресницы задрожали, когда хозяин с негодующим восклицанием отверг ее извинения. – Вы знаете господина Краудера, я полагаю. Господин Краудер, это господин Картрайт.

Анатом распрямился и свысока поглядел на хозяина.

– Ах да! Перчаточник.

Улыбка Картрайта казалась слегка мрачноватой.

– Верно, сэр. Как я уже отмечал ранее, мое имя начертано над дверью. Однако сядьте, пожалуйста. – Отступив на шаг, торговец снова открыл дверь в коридор. – Ханна! Будь добра, принеси немного лимонада.

Харриет подняла руку.

– Мы слишком досаждаем вам, сэр.

– Вовсе нет, вовсе нет, госпожа Уэстерман!

Испустив весьма убедительный скучающий вздох, Краудер уселся, и следующие несколько мгновений двое мужчин молча наблюдали, как госпожа Уэстерман делает небольшой глоток, а затем так, словно держать воду ей слишком тяжело, опускает стакан на стоящий рядом стол. После этого она сказала, уже гораздо бодрее:

– Так, значит, это вы, господин Картрайт, отыскали горемыку Брука для господина Торнли? И как же это произошло?

Маленький человечек напрягся и, судя по виду, смутился. В комнату снова вошла Ханна, неся лимонад и три пустых стакана. Харриет слегка откинулась на спинку кресла и, получив стакан, поблагодарила горничную едва слышным «спасибо», однако, как только Ханна покинула комнату, состояние госпожи Уэстерман, судя по всему, снова улучшилось, поскольку она воззрилась на Картрайта со спокойным дружелюбным вниманием. Хозяин лавки перевел взгляд с одного собеседника на другого, и его кожа слегка заблестела. Краудер подумал, что он похож на загнанную в угол амфибию.

– В Лондоне есть кофейня, я обычно посещаю ее, когда езжу в город за покупками. Там я весьма поверхностно познакомился с Бруком. Вероятно, ведя дела с капитаном Торнли, я упоминал о некоторых типажах, коих встречал в Лондоне.

Похоже, торговец счел необходимым создать хотя бы видимость, что он слегка расслабился, а потому откинулся на спинку своего кресла и скрестил ноги. Краудер впервые заметил, что Картрайт носит кюлоты поразительного желтого оттенка.

– Иногда для увеселения друзей я имею привычку кратко характеризовать типажи, встретившиеся мне в большом городе. Когда мы видимся с капитаном Торнли, мне всегда хочется показать ему что-нибудь новенькое.

Харриет широко улыбнулась хозяину лавки.

– Это так замечательно, когда есть дар увеселять! – Картрайт поднял руку, словно хотел отмахнуться от похвалы, и слегка залился краской. – Именно поэтому он понял, что вы способны отыскать ему помощника?

– Полагаю, так и было, впрочем, я подчеркнул, что не могу отвечать за нрав Брука, и посоветовал капитану Торнли не платить ничего вперед, пока он не получит вещественных подтверждений.

Соединив пальцы домиком, Краудер позволил себе медленно оглядеть Картрайта и убедиться, что торговец чувствует испытующий взгляд, а потому ощущает скованность.

– Господин Картрайт, отчего, говоря о господине Торнли, вы всегда упоминаете его военное звание?

Маленький человечек снова ощетинился.

– Когда-то у меня были жена и сын, господин Краудер. И дочь тоже – впрочем, слава Господу, сейчас она замужем и живет отдельно. Я потерял и жену, и сына в первые годы Американского мятежа. Мой сын погиб в Бостоне, а жена захворала и умерла спустя месяц после того, как мы получили эту новость. Капитан Торнли знал моего мальчика на протяжении всей его жизни. Принес его в лагерь на собственных плечах и держал за руку, когда тот умирал.

Краудер снова подумал о масках, которые носят люди, – они сливаются с их кожей, словно грим, нанесенный для ежедневного представления. Насколько же интересней становится человек, когда горе или размышления стирают эту краску с его лица.

– Когда капитан Торнли вернулся, он первым делом навестил меня и только потом отправился домой, чтобы снять мундир. Он пришел рассказать мне, что Том умер, как мужчина, от этого любой отец станет испытывать гордость.

– Это очень любезно с его стороны, Джошуа, – тихо заметила Харриет.

Слегка шмыгнув носом, лавочник кивнул.

– К тому же он не забывает обо мне, даже спустя годы. Нынче утром он принес мне из замка бутылку с каким-то напитком и попросил прощения за то, что втянул меня в это дело. Порой он слишком остер на язык, а временами грубоват, однако у него по-прежнему добрая душа. И о чем бы он меня ни попросил, я всегда готов выполнить его просьбу. Чего только ни сделаешь, чтобы отблагодарить человека, который был с твоим мальчиком в последние минуты и не позволил ему остаться в одиночестве. Нашему Тому наверняка не было так уж страшно, по крайней мере в присутствии капитана Торнли. Поэтому раз он попросил меня отыскать для него человека, искусно и тщательно задающего вопросы, я готов пойти хоть на край света, чтобы выполнить эту просьбу.

Краудер немного смягчил свой ледяной тон.

– Значит, ваш сын знал и Клейвера Уикстида? – поинтересовался он.

Господин Картрайт взял себя в руки и, подняв глаза, удивленно пожал плечами.

– Да, знал, – впрочем, в письмах Тома он упоминался лишь однажды. Полагаю, мой сын не любил господина Уикстида. Том считал его шпионом. Говорил, что солдаты не доверяли ему, так как он всегда все записывал в книжечки с кожаными переплетами. Он и теперь так делает. Я достаточно часто видел, как он пишет в «Медведе и короне», поставив рядом свой бокал. Хотя нынче он больше времени проводит в замке, не то что в первые дни. Даже капитан Торнли в последние месяцы редко появляется у нас. – Картрайт нахмурился. – Не то чтобы Уикстид потрудился хоть раз поговорить со мной о Томе. Вероятно, он и не понял, что между нами существовало родство. Он заботится лишь о себе и своем положении.

В голосе лавочника слышалась горечь. Харриет глотнула лимонада.

– Кажется, господин Торнли доверяет вам больше, чем своему управляющему, я имею в виду, что с просьбой касательно Брука он обратился именно к вам.

Погрузившись в раздумья, господин Кратрайт почесал шею чуть ниже уха.

– Ох, госпожа Уэстерман, не знаю уж, могу ли я так сказать. Вероятней всего, капитан Торнли просто вспомнил, что как-то в разговоре я упоминал о Бруке или о ком-нибудь подобном.

Харриет кивнула. Краудер склонил голову набок.

– Вы видели Брука, когда тот направлялся на встречу с господином Торнли?

Картрайт вздрогнул.

– Видели? Скажите же нам, господин Картрайт! – нетерпеливо потребовала Харриет.

Лавочник огляделся – судя по виду, он сильно нервничал.

– Разве это имеет значение? Коронер сказал, что его убил вор, прибывший из Лондона. Давайте оставим это.

– А сиделка Брэй?

– Как говорят, это было самоубийство. Несомненно. Разумеется, она была угнетена постоянным присутствием возле лорда Торнли, и, если она решила сжечь свои бумаги, прежде чем совершить столь отчаянный шаг, почему бы и нет?

– Господин Картрайт, что бы ни говорили, я скажу вам: эту несчастную женщину убили, и это так же верно, как то, что я сижу перед вами, – сообщила Харриет торговцу. – Это убийство наверняка связано со смертью Брука, понимаете? Вероятно, вы правы – ваша встреча с Бруком, состоявшаяся до его смерти, не имеет значения, но, прошу вас, расскажите нам обо всем, что знаете. Слава Богу, если я не права, однако я не могу спокойно спать в своей постели и думать о своем мальчике, сестре или резвящейся малышке, подозревая, что здесь могут твориться темные дела. Вы добрый человек и отец. Вы бы чувствовали то же самое, разве нет?

Обращение к Картрайту как к родителю и покровителю оказалось мудрым шагом. Вздохнув, он поглядел на свои колени, после чего, похоже, решил заговорить.

– Я видел Брука, когда тот направлялся в город, и говорил с ним.

– А вы не заметили – кто-нибудь шел за ним по дороге? – осведомился Краудер.

– Нет, сэр. – Картрайт грустно взглянул на анатома. – Боюсь, что нет.

Краудер и сам слегка огорчился.

– И что же произошло между Бруком и вами?

– Он окликнул меня на окраине городка и поблагодарил за то, что я раздобыл ему работу. Казалось, он был очень доволен собой. – Умолкнув, Картрайт виновато огляделся. – Он показал мне перстень, сказал, что взял его, пока семейство навещало соседей. Это доказывает, что он мог похваляться кольцом где угодно и перед дурными людьми, верно?

– Он говорил вам, каким образом раздобыл перстень? – спросила Харриет так мягко, будто пыталась вытянуть нитку из очень тонкого волокна.

Перестав разглядывать колено, Картрайт кашлянул и лишь после этого ответил:

– Сказал, что украл его из бюро того человека, Александра, из его гостиной.

Краудеру показалось, что язык у него во рту распух и отяжелел.

– А он сказал вам, где живет Александр?

Картрайт выглядел глубоко подавленным.

– Он записал адрес на клочке бумаги, – пробормотал торговец.

Харриет резко подняла глаза и поймала взгляд Краудера.

– Он помахал им у меня перед носом, говоря, что получит за это деньги, – продолжал Картрайт. – Сказал, что это лучше любого банковского билета. Я очень старался припомнить адрес. И говорил капитану Торнли, что пытался это сделать, но ничего не получилось. Луговая улица, возможно… Однако я не уверен.

Краудер ощутил, как тяжело ухает сердце в его груди. Харриет облизнула губы.

– Что-нибудь еще, Джошуа? Он что-нибудь еще говорил об Александре?

– Только то, что отыскать его было дьявольски сложно. Другое имя, другое положение. Брук считал, будто больше никто в Лондоне не смог бы этого сделать, да и ему просто повезло. Сказал, будто ему помог мой намек на то, что Александр без ума от музыки и что сначала он пошел по этому пути. А я рассказал ему все, что знал об Александре, – о его внешности, больной ноге и прочем. Все решилось благодаря этому, а еще благодаря какому-то ребенку, попавшемуся ему по дороге и приведшему в нужное место. Брук считал себя очень находчивым еще и за то, что прихватил с собой набросок герба Торнли. – Торговец поднял глаза на собеседников. – Было уже поздно, так что он двинулся дальше. Я никогда не видел человека, который был бы так доволен собой.

– Он шел пешком? – спросил Краудер.

– Да. В Пулборо он наверняка прибыл на дилижансе. – Человечек снова оглядел гостей. – Я не знал, что мне сказать на слушании. Меня ни о чем и не спросили. Потом я сказал об этом господину Хью, хотя, кажется, это было жестоко, к тому же все время с ним рядом был Уикстид. Похоже, ничего, кроме горечи, это делу не прибавило. Как бы мне хотелось яснее восстановить в памяти эту бумагу!

Краудер моргнул, глядя на Картрайта поверх сложенных домиком пальцев.

– Наш разум таинствен, господин Картрайт. Постарайтесь не загружать его слишком сильно. Приступая к своим ежедневным обязанностям, то и дело вызывайте в воображении встречу с Бруком. Наверняка вам известно больше, чем вы думаете.

Картрайт с надеждой поглядел на анатома.

– Вы так считаете, сэр?

– Подобное не раз происходило раньше.

– Как отрадно было бы помочь капитану! Я поступлю так, как вы советуете.

Вскоре после этого гости покинули лавочника с должными любезностями и предупредительностью. Обернувшись, Краудер увидел Картрайта, в раздумьях стоявшего у двери, до которой он проводил посетителей. Его глаза навыкате уставились в землю, а губы слегка шевелились – так он пытался восстановить утраченные обрывки воспоминаний; казалось, теперь только они связывают Александра с Хартсвудом.

III.4

На обратном пути до Кейвли-Парка госпожа Уэстерман погрузилась в раздумья. Краудер же оглядывался по сторонам, рассматривая густые отяжелевшие кусты, коим придал солидности новый рост, кисти дикой моркови и кудряшки белого вьюнка. Он вдруг подумал: а процветают ли под присмотром нового хозяина земли, которыми он когда-то владел? Анатом так и не встретился с человеком, купившим поместье. От своего бывшего поверенного Краудер знал, что пивовар, сколотивший состояние и выдавший дочь за лорда, желал получить в собственность часть удобно расположенной земли. Поверенный даже процитировал его: «Истинный англичанин никогда не сочтет себя по-настоящему счастливым, пока не приобретет кусок земли, при помощи которого сможет прокормить детей». Краудер с радостью избавился от имения. Оно да и титул тоже не должны были принадлежать ему, пока не повесили его старшего брата. Этой земле нужен был хозяин получше, она стала бы процветать в руках сведущего человека, а вовсе не представителя его рода.

Внезапно Краудер понял, что они свернули и приближаются к рощице, где обнаружили тело Брука; он поглядел на свою спутницу, пытаясь понять, случайно ли она направилась туда или эта прогулка была задумана специально. Харриет поймала взгляд анатома и поняла его вопрос без всяких слов.

– Я задумалась о том, можем ли мы узнать еще что-нибудь, посетив место первого убийства. Ведь если бы не Рейчел, мы бы не увидели у ведьмовской хижины оставшийся от писем пепел.

Краудер подумал немного.

– Вы полагаете, что мы по крайней мере сможем отыскать окурок сигары господина Торнли, если Хью, как он уверяет, ждал Брука?

Харриет кивнула.

– Это, разумеется, ничего не докажет. Но, вероятно, я буду склонна больше доверять ему, если мы найдем окурок.

Они достигли нужного места, и госпожа Уэстерман направилась к маленькой скамейке, стоявшей на поляне; там она уселась, словно ожидая свидания. Затем наклонилась, потянулась далеко вперед и рукой в перчатке разворошила сухую листву у своих ног. Анатом остановился в стороне, наблюдая за спутницей. Она искала осторожно, с педантичной внимательностью, расширяя полукруг, который описывала ее рука, и от старания слегка покусывала губу.

– А! – Харриет выпрямилась, держа толстый коричневый кончик сигары между указательным и большим пальцами.

Приблизившись и забрав у нее находку, Краудер поднес остаток сигары к своему длинному тонкому носу; Харриет тем временем отряхнула руки.

– Да, я думаю, это он, госпожа Уэстерман. – Краудер положил окурок на ладонь и ткнул в него кончиком пальца. – Я бы сказал, что он пролежал здесь недолго и что в свое время это была хорошая сигара.

– Итак, Хью действительно просидел здесь некоторое время. – Обхватив рукой подбородок, Харриет оглядела округу. – Тем не менее Брука застали врасплох, так что Хью, если убийца он, едва ли восседал в ожидании здесь, на самом виду.

– А тот факт, что перстень остался у покойника, говорит лишь об одном: после умерщвления злодей не стал тратить время на поиски, так что едва ли он решил бы отдыхать, после того как убил Брука.

– Едва ли, однако это возможно. Хью мог позабыть о перстне, но пожелал вернуть душевное равновесие до возвращения домой.

– Несомненно.

Вынув платок, Краудер завернул в него окурок; он и сам не понимал, зачем делает это, однако было бы невежливо презреть усилия спутницы и снова бросить находку на землю. Харриет опять огляделась. Листва дуба, росшего на склоне холма прямо перед ними, зашевелилась на ветру – плотная зелень подалась было вверх, а затем снова вернулась на место.

– Многое бы я отдала, чтобы только взглянуть на записные книжки Уикстида, – обращаясь неизвестно к кому, призналась Харриет.

– Вы полагаете, он и вправду записывает все, что ему известно? Никто еще не говорил нам, что он слабоумен.

Краудер опустился на скамью подле нее, однако обратил взгляд в противоположную сторону – туда, где обнаружили Брука. Некоторое время Харриет не отвечала. Тишина этого места и отрада, которую оно дарило, стали проникать в душу анатома. Казалось, он был почти так же высоко, как облака. Краудер посмотрел вверх – туда, в голубизну меж листьями, где они парили и набухали. Госпожа Уэстерман заговорила снова, так, словно беседа не прерывалась.

– Я думаю, он умный и безжалостный человек. Однако у меня есть подозрения в отношении самой себя: вероятно, мне по-прежнему не хочется называть Хью убийцей. К тому же тот, кто убил Брука, должен был участвовать и в умерщвлении той несчастной. Я бы не смогла простить себе, если бы человек, коему я доверяла, приложил руку к повешению женщины почтенных лет. Я не могу не думать о ней, и от этого кровь моя холодеет. Она сопротивлялась, а помощь не пришла.

Краудер нарисовал в своем воображении эту картину. Женщина в годах… Неужели кто-то обманул ее, и она по собственной воле отправилась в хижину с письмами в руках? Возможно, но кто это сделал? В голову анатому приходила лишь мысль о Хью, только ему сиделка могла бы назначить такое свидание. Ведь именно он разыскивал Александра. Несомненно – если бы она решила обнаружить свою вроде как тайную осведомленность о местоположении Александра, она пошла бы к Торнли. Сиделка договорилась о встрече с тем, кому доверяла, однако на нее напали. Она наверняка поняла, что визави хочет причинить ей зло, ибо женщина нанесла удар и задела обидчика.

– Семейство Торнли приходило в церковь нынче утром? – вдруг спросил Краудер.

– Да. Леди Торнли явилась под руку с Хью. Время от времени она позволяет толпе полюбоваться собой, и мы любуемся. Иначе просто невозможно.

– А Уикстид? – Харриет кивнула. – Полагаю, вы бы уже сообщили мне, если бы заметили царапины у кого-нибудь из пришедших.

Госпожа Уэстерман не повернулась, но в ее словах анатом услышал сдержанную улыбку.

– Да, думаю, я, пожалуй, рассказала бы об этом.

– Она поцарапала злодею если не лицо, то уж наверняка предплечья. – Краудер вообразил мужчину, который ожидал сиделку, держа наготове веревку; незнакомец снял плащ, приготовившись к тяжелой физической работе – убийству другого человека. В сознании анатома возникла сцена: женщина со связанными руками, сопротивляясь, видит, как на балку вешают веревку.

– Ей наверняка вставили кляп, – проговорила Харриет.

Даже путь к Тайберну [22]22
  Тайберн – место публичной казни в Лондоне, использовалось до 1783 г.


[Закрыть]в сопровождении гикающей толпы, что бросает на тебя злобные взгляды, вряд ли напустит такой ужас, как летний вечер, проведенный в хижине с крепко связанными запястьями и кляпом из тонкого льна, затыкающим рот. Анатом устремил взгляд в глубь леса.

– Я знаю, вы не ищете успокоения, однако вспомните тот удар, что пришелся ей в затылок. Возможно, по причине этого увечья она была в бессознательном состоянии, когда убийца накинул веревку ей на шею.

Харриет притопнула.

– Вероятно. Рана была кровавой, но череп ей не проломили. Возможно также, этим ударом пытались прекратить ее сопротивление, чтобы связать запястья, и она очнулась, чувствуя, как их стянула веревка.

Краудер почти ощущал холодную землю под своей щекой, боль в голове и жутко стянутых запястьях. Перед его глазами возник мрак хижины и мужские сапоги, то появляющиеся, то исчезающие из поля зрения, – это их владелец медленно завершал приготовления. Краудер чувствовал ужас, проникший под кожу, словно кто-то впустил в него ртуть, скользкую и холодную.

– Возможно и такое, госпожа Уэстерман. – На мгновение анатом крепко зажмурил глаза. – Нужно попросить сквайра провести обыск в замке Торнли. Проверить всех обитателей на предмет царапин. Как думаете, он осмелится на это?

Слегка подвинувшись, чтобы посмотреть на собеседника, Харриет склонила голову набок.

– Возможно, но лишь притом, что коронер сочтет этот случай убийством, в чем я сильно сомневаюсь. Даже если что-то покажется ему подозрительным, подобные царапины всегда можно как-нибудь оправдать, а неприятности возникнут чрезвычайные.

Медленно кивнув, Краудер поднялся.

– Значит, мы сами должны их найти, и как можно скорее. Через три-четыре дня раны, оставленные сиделкой Брэй на убийце, заживут, и мы упустим нужный момент.

Грейвс ощутил, как ухнуло его сердце. Уговорив Сьюзан и мисс Чейз снова сесть за стол, на котором стояла шкатулка, он вынул первую стопку лежавших в ней бумаг и обнаружил лишь негодные копии старых партитур. Его желудок сжался. Он и не представлял себе, насколько сильна была его вера, что в шкатулке обнаружится нечто важное. Грейвс поднялся, стремясь скрыть свои эмоции от дам, и подошел к окну, дабы взглянуть на улицу, но увидел лишь обращенное вверх лицо Моллоя, смотревшего прямо на него. Молодой человек решительно отошел прочь.

Вынув стопку бумаг, мисс Чейз бережно повернула их лицевой стороной к себе и сказала:

– Господин Грейвс, думаю, я кое-что нашла.

Юноша уселся напротив нее, и мисс Чейз подвинула ему письмо. Оно было написано простым аккуратным почерком – женским, как показалось Грейвсу, – и снабжено датой четырехлетней давности. Чуть ниже значилось просто: «Замок Торнли, Суссекс». Поглядев на то и дело моргавшую Сьюзан, молодой человек принялся читать вслух:

Уважаемый господин Адамс!

В доме меня приняли с величайшим облегчением. Думаю, здешние люди не умеют справляться с болезнями, подобными графской. Он почти полностью утратил способность говорить, и людей пугают издаваемые им звуки. Полагаю, в душе он остался тем же, кем был, и я рада предложить бедняге то утешение, на какое способна. Время от времени наведывается миледи, и, мне кажется, он рад, когда ее видит. Я восхищена ее преданностью и тем, что она не уезжает из дома. Она спрашивала, сможет ли он когда-нибудь путешествовать, и сурово посмотрела на него, когда я сказала, что считаю это нежелательным. Думаю, граф не поймал этого взгляда, поскольку на вид по-прежнему казался довольным. Говорят, господин Хью Торнли решил вернуться с войны в Америке, как только представится возможность приплыть, чтобы на несколько месяцев принять на себя управление поместьем.

Мне хотелось бы еще раз поблагодарить Вас, господин Адамс, за то, что направили меня на эту должность, которая, кажется, прекрасно мне подходит, а также за то, что снарядили меня в дорогу. Я буду и впредь писать Вам каждые полгода, как мы договаривались, и, конечно же, хранить молчание о том, каким образом я оказалась на этом месте. Разумеется, я буду соблюдать Ваши пожелания в этом отношении без дополнительной щедрости с Вашей стороны.

Искренне Ваша,

Маделина Брэй

Грейвс вытер лоб рукой.

– Что это может означать? Кто эти люди? Вы слышали о них, мисс Чейз? Ты знаешь какое-нибудь из этих имен, Сьюзан?

Покачав головой, девочка приняла испуганный вид. Грейвс встревожился: а вдруг он говорил с большим пылом, чем ему хотелось?

Мисс Чейз взяла маленькую ручку девочки в свою ладонь и погладила ее. А потом медленно проговорила:

– Разве несколько лет назад какой-то граф не женился на танцовщице и не заболел после этого?

Грейвс нахмурился и, уставившись в столешницу, попытался собраться с мыслями.

– Возможно, у Александра были родственники в том доме, – продолжила мисс Чейз. – Он был образованным человеком. Помню, я как-то слышала об одном джентльмене, прекрасно воспитанном в каком-то поместье. Он был сыном управляющего и получил всестороннее образование, чтобы занять место отца. Однако уже молодым человеком поссорился с семьей и пожелал создать собственное состояние, вместо того чтобы присматривать за чужим.

Оглядев свои ногти, Грейвс спрятал их, сжав кулаки.

– И что же с ним стало? – поинтересовался он.

– Он разбогател и купил собственное имение. Так теперь принято, я полагаю. Хорошие люди могут завоевать положение в обществе, если им достанет мужества. – Девушка нежно улыбнулась ему, и Грейвс почувствовал, что на душе у него полегчало.

Сьюзан, сильно наморщив свой гладкий лобик, подала молодому человеку еще одно письмо.

– Это странное письмо! От той же дамы, я полагаю. Вы прочтете его, господин Грейвс? Я не уверена, что все понимаю.

Взяв у ребенка бумагу, юноша откашлялся.

Замок Торнли, Суссекс

Уважаемый господин Адамс!

Здесь все по-прежнему. Господин Хью Торнли и леди Торнли не слишком дружны; очень жаль, когда родственники не способны утешить друг друга в такие времена – как Вы думаете, господин Адамс? Однако я узнала, что старший сын, Александр, виконт Хардью, несколько лет назад пропал из здешних мест – более того, у меня была возможность взглянуть на портрет этого джентльмена в молодости, когда я вместе с экономкой протирала миниатюры, и выслушать всю эту историю. Я бы рассказала ее Вам, но подозреваю, что Вы и так ее знаете! Мне бы не хотелось посеять в Вашей душе беспокойство, господин Адамс. Клянусь, никто не узнает о Вашей тайне из моих уст, и я больше никогда не стану упоминать о ней.

Ваша Маделина Брэй

Грейвс закончил чтение, и в комнате повисло тяжкое молчание. Юноша осторожно поглядел на девочку, пытаясь угадать, все ли она поняла.

Сьюзан уперлась взглядом в столешницу; она не чувствовала ничего, кроме невесомой тяжести кольца, висевшего у нее на шее. Что за пропавший сын? И что за Александр? Ее отца тоже звали Александром, и он был джентльменом, но мог ли он оказаться таким знатным? Гуляя в парке, Сьюзан не раз встречала графов. Никто из них не был похож на папеньку, и ни один не казался ей приятным. У девочки пересохло во рту. Заморгав, она посмотрела в темно-синие глаза Грейвса.

– Неужели папенька – сын этого больного человека?

Облизнув губы, юноша с некоторой долей отчаяния поглядел на бумагу, которую держал в руке.

– Похоже, эта мисс Брэй так считает! Все это кажется очень странным, Сьюзан. Твой отец когда-нибудь говорил тебе вещи, способные навести на мысль…

Девочка неистово замотала головой.

– Нет. Только когда в тот вечер спросил об экипажах и платьях.

– Здесь должно быть что-то еще. – Грейвс снова потянулся к шкатулке. – Давайте просмотрим все страницы, одну за одной.

Они опять принялись разбирать шкатулку – переворачивали каждый лист с партитурами, перетряхивали каждую связку, проверяя, не спрятано ли там чего.

Мисс Чейз обнаружила их – три бумаги, спрятанные в связку партитур, которую Грейвс незадолго до этого отложил в сторону, сочтя просто маскировкой.

– Вот! Вот же они, господин Грейвс!

Девушка разложила бумаги на столе. Свидетельство о браке и два других документа, удостоверяющие рождение Сьюзан и Джонатана. На брачном свидетельстве стояли два имени – Элизабет Аристон-Грей и Александр Торнли. Дети значились как Сьюзан и Джонатан Торнли.