Текст книги "Орудья мрака"

Автор книги: Имоджен Робертсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Часть четвертая

IV. 1

Понедельник, 5 июня 1780 года

Возможно, Сьюзан спала, однако, когда свет начал заползать в щели между ставнями и девочка услышала знакомые звуки лондонской улицы, которая зашевелилась, словно пьяница, пробудившийся от плохого сна, ей показалось, будто всю ночь она наблюдала за передвижением теней на потолке.

Она спросила у Грейвса и мисс Чейз, можно ли рассказать брату о странной перемене в его – вернее, в их – положении и видах на наследство, и все втроем они решили никому ничего не говорить, пока не придет время. Ей казалось, что сообщить обо всем Джонатану будет справедливо, однако принять такое решение было куда проще, чем на самом деле рассказать. Сначала она пообещала себе, что сделает это после ужина, потом решила, что Джонатан устал и нуждается в отдыхе, а теперь и сама потеряла способность ко сну, пытаясь найти мягкие и правильные слова – те, что наверняка будут поняты.

Девочка вздохнула и села на кровати, а затем, свесив ноги, увидела, что брат спит на соседней постели. Его светлые волосы разметались по подушке, а руки были расставлены в стороны, словно в своих снах он мчался по крутому склону. Его кожа была такой же безупречной и бледной, как облака ранним утром. Сьюзан протянула руку и резко потрясла его за плечо.

– Джонатан! Джонатан, проснись!

Мальчик зашевелился и открыл глаза. Сьюзан заметила в них замешательство, которое каждый раз испытывала сама, просыпаясь в этой комнате. Те же первые несколько секунд покоя, потом, когда знакомые предметы из детской, располагавшейся над лавкой на Тичфилдской улице, так и не появились, – подозрение; затем Джонатан зажмурил глаза и глотнул воздуха, вспомнив, где он и что произошло.

– Джонатан, я должна кое-что сказать тебе.

Мальчик подтянулся на локтях и протер глаза.

– Что?

– Ты проснулся?

– Конечно, проснулся. Ты же только что трясла меня за плечо.

– Тебя зовут не Адамс, а Торнли. Вероятно, ты виконт, а когда-нибудь станешь графом.

Не вставая с постели, Джонатан нахмурился.

– И какого графства?

– Суссекс.

Мальчик бросил взгляд на сестру.

– О! Значит, вот откуда та картинка.

– Какая картинка?

– Та, что была на папенькином перстне. С драконом и птицей, которые держат щит. Возможно, тот человек знает это.

– Это феникс. К тому же, ты сказал глупость – какой человек?

Наконец-то приняв сидячую позу, Джонатан возмущенно ответил:

– Я не говорю глупостей! Этот человек показал мне картинку, такую же, как та, что была на перстне, и спросил, не видел ли я ее. Я рассказал ему о перстне, а он сказал, что я умный. А потом пообещал, что вернется и подарит мне камзол, такой же, как у него. Мне понравился его камзол, он был красивый. Но он не вернулся.

– Когда это было, Джонатан? И что это за человек?

– Это было много дней назад. Я же сказал тебе. Его звали Картер. Похоже на колоду карт. Почему ты спрашиваешь?

– Возможно, он взял перстень! – Понизив голос, Сьюзан дернула за простынь. – А он не был похож на… другого человека?

Джонатан покачал головой.

– Нет, он был хороший. Зачем ему брать кольцо? У него была картинка. – Дети с минуту подумали об этом, а потом мальчик, склонив голову набок, снова поглядел на сестру. – Если я виконт, значит ли это, что ты леди или еще кто-нибудь?

Сьюзан принялась качать ногами.

– Возможно.

Зевнув и снова зарывшись в постели, Джонатан положил голову на подушку.

– Они заставят тебя учить французский.

Сьюзан округлила глаза.

Краудер не уходил домой до тех пор, пока тело Картрайта должным образом не обрядили; промежуток между смертью больного и тем временем, когда женщины объявили, что покойник омыт и подготовлен, он провел на кухне перчаточника, попивая красное вино вместе с Майклсом. Исполин покинул дом, как только Краудер своими длинными белыми пальцами закрыл глаза Джошуа, но не замедлил вернуться с бутылкой бургундского, которую он, словно игрушку, сжимал в своей огромной руке, и двумя бокалами; трактирщик быстро протер их краем рубашки и без слов поставил на стол.

Кивнув, Краудер принял поставленный перед ним бокал и сделал большой глоток. Он задумался, попросят ли его анатомировать покойника. И понял, что ему не хотелось бы делать это. Как-то раз в Лондоне он видел, как отравление мышьяком сказалось на органах собаки, и решил, что совокупность его знаний едва ли умножится, если он увидит, что яд сотворил с человеческим организмом. Он почувствовал, как вино попало в пустой желудок и согрело его. Не осознавая собственных действий, анатом расправил члены и вздохнул. Майклс внимательно наблюдал за ним.

– Все бутылки и кувшины спрятаны, – объявил хозяин постоялого двора. – До того момента, как начался приступ, он ничего не ел с самого завтрака. Однако, вероятно, вам стоит забрать с собой бутылку, присланную из замка, и поставить ее в свою аптечку.

Краудер удивленно поглядел на собеседника.

– Вы полагаете, здесь ее хранить опасно?

Пожав плечами, Майклс растопырил свои пухлые пальцы.

– Я не уверен, господин Краудер. Этих бутылок две. Из одной он пил, из другой – нет. Заберите с собой открытую, чтобы я был спокоен. Лучше я не стану говорить то, что думаю. Я сам себя не узнаю.

Краудер, воздержавшись от дальнейших замечаний, снова сосредоточился на вине. Собеседники хранили молчание, пока бутылка не опустела, а небо за кухонным окном не начало светлеть, меняя летний рассвет на ясный день. Дверь открылась, и в помещение твердым шагом вошла молодая на вид женщина с узлом белья, который она тут же вынесла через заднюю дверь. Вернувшись, она положила руку на плечо Майклса. Он схватил ее ладонь и ненадолго поднес к своей щеке. Женщина нагнулась и поцеловала его в макушку, чем тронула сердце Краудера. До этого он никогда не видел жену Майклса, не знал, что она такая опрятная и молодая, и даже не представлял, что супруги способны воплощать этакий образчик крепкой семьи. Похоже, женщина почувствовала на себе взгляд анатома и подняла глаза.

– Господин Краудер, вы и мой супруг должны вернуться домой и отдохнуть. А мы с Ханной подежурим.

Он кивнул, однако, поднявшись, понял, что ноги сами несут его наверх, в комнату больного. В одном конце помещения на маленьком медном блюдце горели травы, а по обе стороны постели Джошуа были расставлены свечи. Ханна сидела на стуле, который большую часть ночи занимал Краудер; услышав скрип открываемой двери, девушка быстро поднялась. Анатом жестом велел ей сесть и поглядел в лицо лежавшего на постели покойника. Каким же странным оно казалось и как же мертво выглядят мертвецы. Джошуа нельзя было перепутать со спящим человеком. Его тело имело вид легковесный и бесчувственный – казалось, все человеческое покинуло его. Краудер заметил, что Ханна утирает глаза.

– Вы любили своего хозяина?

Они кивнула; вид у нее был слегка напуганный.

– Да, сэр. И…

Вероятно, усталость смягчила его голос, и он стал звучать ласковей, чем обычно.

– Что такое, дитя мое?

Девушка вздохнула, положив руку на постель хозяина.

– Сквайр Бриджес задавал разные вопросы – о яде и мышах. Боюсь, они скажут, это я во всем виновата, сэр. – Служанка погладила ладонью усопшего, словно женщина, успокаивающая ребенка. – Будто бы я хоть однажды навредила ему.

Краудер секунду хранил молчание, разглядывая профиль девушки в свете свечей.

– Я знаю, ты не делала ничего подобного. – Ханна одарила его мимолетной благодарной улыбкой. – И если у тебя будут сложности с поиском нового места, я с радостью приму тебя в свой дом.

– Мне бы очень хотелось этого, сэр. – Она перевела взгляд на лежавшего возле нее покойника. – Но сейчас мое место здесь.

Поклонившись ей с не меньшим почтением, чем герцогине, Краудер покинул комнату и, задержавшись лишь затем, чтобы взять у Майклса сверток и тягостно кивнуть, вышел на улицу через парадную дверь и направился к себе домой.

IV. 2

Сьюзан думала, что, сообщив брату новости, снова заснет, однако она не на шутку взбодрилась. Мягкими шагами Сьюзан дошла до закрытого ставнями окна, распахнула их и вздрогнула от яркого утреннего света, неожиданно ударившего в глаза. Комната, которую отвели для них с Джонатаном, располагалась на верхнем этаже дома, и девочке были видны чудные струйки дыма, таявшие в небе над городом; казалось, будто в Лондоне обитают несколько исполинов, решивших начать день с курения трубок. Но вдруг что-то привлекло ее внимание, и Сьюзан поглядела вниз. На нее смотрел худой человек, который, кажется, интересовался господином Грейвсом. Он поймал взгляд Сьюзан и быстро снял шляпу, взмахнув ею так эффектно, что девочка улыбнулась. Затем, оглядевшись по сторонам, он поднял руку и поманил ребенка к себе. Сьюзан нахмурилась. Он снова помахал, подзывая ее. Сьюзан отвернулась и двинулась в глубь комнаты. Господину Грейвсу этот человек не нравился, она видела это своими глазами. Более того, судя по виду, Грейвс ощущал беспокойство, когда этот человек оказывался поблизости. Возможно, если она попросит незнакомца уйти, он послушается. Девочке не хотелось, чтобы господин Грейвс испытывал беспокойство. Она вдруг поняла: ей хочется, чтобы он был как можно ближе к ней и Джонатану.

Подкрепив свою решимость едва заметным кивком, девочка быстро оделась, неслышным шагом пробралась по спящему дому и постаралась как можно тише повернуть ключ в скважине выходившей на улицу двери. Одна из младших служанок, чистившая каминную решетку в салоне, обернулась и с удивлением поглядела на Сьюзан. Натужно улыбнувшись ей, девочка выскользнула на улицу, а служанка, едва ли превосходившая Сьюзан по возрасту и явно сбитая с толку, продолжала смотреть ей вслед.

На улице по-прежнему было тихо, однако Сьюзан смело двинулась к Моллою.

– Вы мисс Адамс.

Лицо человека было очень морщинистым, но не желтым. Девочка внезапно ощутила странное спокойствие и чуть было не поправила мужчину, но потом вспомнила об опасностях, связанных с новым именем, и просто кивнула в ответ.

– А вы – господин Моллой. Вы доставляете неудобства господину Грейвсу.

Мужчина издал хриплый смешок, заставивший девочку отскочить на шаг назад. Затем он поднял одну руку в попытке успокоить ребенка, а другой достал из кармана платок, чтобы промокнуть глаза.

– Ох, неужели, мисс? Это правда? Что ж, оказываться в должниках и вправду неудобно, а еще неудобнее – не рассчитываться с долгами. Доставляю я неудобства или нет, мне должны заплатить сегодня же, иначе я позабочусь о том, чтобы господина Грейвса к обеду забрали за долги. Мне нужно кормить жену и ребенка.

– Что вы имеете в виду – «забрали»? – нахмурилась Сьюзан.

– В темницу, юная мисс, – ответил Моллой, чрезвычайно аккуратно сворачивая свой платок и кладя его обратно, в карман кафтана. – Ему придется остаться там, если я не смогу получить свои деньги.

Сьюзан склонила голову набок.

– Ваши жена и ребенок голодны?

Судя по виду, человек слегка удивился.

– Нет, ягодка, пока нет. Но, вероятно, однажды проголодаются из-за отсутствия этих двадцати шиллингов. В этом мире все меняется ужасно быстро и внезапно, вам это известно. – Девочка медленно кивнула, соглашаясь, что в этом есть доля правды. – Поэтому мы должны держаться своих друзей, а для меня нет друзей лучше, чем деньги.

Девочка округлила глаза.

– У нас с братом лучший друг – господин Грейвс. А вы хотите забрать его.

Моллой вздернул подбородок.

– Вовсе нет. Я просто хочу получить деньги.

Потерев затылок, мужчина глянул на улицу за спиной у девочки. Сьюзан продолжала разглядывать кончик его подбородка.

– У меня их нет, – призналась она. Моллой пожал плечами, продолжая равнодушно осматривать улицу через голову ребенка. Девочка прикусила губу, резко втянула воздух и начала вытаскивать золотую цепочку, висевшую у нее на шее. – Зато у меня есть это кольцо.

Мужчина немедленно посмотрел вниз. И сразу же заметил мерцание золота и сверкание бриллиантов. Его голос стал звучать тише и сладострастнее.

– Оно сгодится, деточка! Сгодится! Если ты отдашь его мне, мы совершенно рассчитаемся.

– Если я отдам его вам, вы оставите нас и не станете забирать господина Грейвса?

Моллой быстро кивнул.

– Он будет в полнейшей безопасности, ягодка, когда кольцо окажется в моих руках.

– Оно принадлежало маменьке, – тихо проговорила девочка.

Моллой снова оглядел улицу.

– Ваша маменька наверняка хотела бы, чтобы рядом с вами были друзья, разве не так?

Девочка задумалась. Миниатюра всегда будет с ней, однако господин Грейвс ей дороже кольца. Сьюзан почувствовала, как подступают слезы. Она сморгнула их. Удивительно, что такие мелочи могут уберечь Грейвса. Как бы ей хотелось, чтобы и желтолицый человек предоставил ей возможность договориться!

– Мне придется оставить себе цепь, иначе мисс Чейз узнает, что кольца больше нет.

Девочка завела руки за голову, чтобы расстегнуть цепочку. Моллой помолчал немного, потом пожал плечами.

– Да, да, цепь оставьте себе, юная мисс, а мне дайте только кольцо.

Он вытянул руку, потирая большим пальцем кончики указательного, среднего и безымянного. Тут раздался стук, и Моллой, ругнувшись, снова бросил взгляд через голову девочки. Сьюзан окликнули, она обернулась, по-прежнему ощупывая застежку на шее, и увидела мисс Чейз, приближавшуюся к ним большими шагами; глаза юной дамы сверкали, а волосы были распущены. Она подошла и положила руку на плечо Сьюзан. Ростовщик выпрямился и слегка побледнел.

– Господин Моллой! Объяснитесь.

– Всего-навсего небольшое дельце, мисс Чейз. – Кончиком языка Моллой облизнул свои тонкие губы. – Вам не стоит беспокоиться об этом.

Сердце Сьюзан сильнее забилось в груди.

– Прошу вас, мисс Чейз! Если я позволю ему взять кольцо, он не станет забирать господина Грейвса в темницу. Пожалуйста, позвольте мне сделать это. Я не хочу, чтобы господин Грейвс ушел от нас!

Последние слова напоминали скорее скорбный крик. Сьюзан почувствовала, что мисс Чейз сильнее сжала ее плечо. И посмотрела на Моллоя.

– Запугиваете девочку? А ведь она два дня назад видела, как убили ее отца! Вот как вы поступаете? Да как вы смеете после этого называть себя человеком?

Моллой выпрямился, изо всех сил стараясь заставить себя смотреть на мисс Чейз.

– Не сомневаюсь, все это очень печально, мисс. Но дело есть дело. Ты можешь отдать мне кольцо, ягодка. Мисс Чейз тут ни при чем.

– Ох, неужели? – Мисс Чейз вспыхнула.

Сьюзан снова попыталась расстегнуть замочек на цепочке.

– Вы должны позволить мне. Прошу вас.

Мисс Чейз вытащила из-за пояса маленький кошелек.

– Каков долг, Моллой? Я заплачу, пока вы не ограбили бедного ребенка.

Он что-то пробормотал себе под нос – Сьюзан не сомневалась, что не должна была это слышать.

– Двадцать шиллингов. И никакого воровства здесь нет, мисс Чейз. Вы не имеете права говорить такое.

– Мне интересно, что скажут люди, Моллой, когда услышат эту историю. – Мисс Чейз угрожающе сдвинула брови.

– Вы не должны платить! – Сьюзан топнула ножкой. – Ему это не понравится! Вы же знаете, что не понравится. Он застыдится и больше к нам не подойдет. Это я должна заплатить. Он заботится обо мне! Мы ему обязаны, а вовсе не вы!

Мисс Чейз пришла в замешательство. До крайности серьезная Сьюзан пристально смотрела на молодую женщину. Моллой слабо улыбнулся.

– Мне нет дела до того, кто заплатит, но у меня есть и другие хлопотные занятия, а потому, дамы, не могли бы вы поскорее…

Мисс Чейз бросила на него презрительный взгляд.

– Ах, помолчите, Моллой. Вы целыми днями шляетесь здесь, а мне нужно подумать.

Моллой опустил подбородок. Мисс Чейз облизнула губы.

– Очень хорошо, Сьюзан. Я одолжу тебе двадцать шиллингов, – девочка начала было возражать, – а кольцо возьму под залог. Так ты будешь знать, что деньги твои, и ты вольна потратить их на что угодно.

Не поднимая глаз, Моллой сапогом вычертил полумесяц в пыли прямо перед собой.

– Похоже, вы взялись за мои занятия, мисс Чейз.

Девушка с отвращением посмотрела на ростовщика, но ничего не ответила. Сердце радостно подпрыгнуло в груди Сьюзан.

– Да, пожалуйста. Так будет правильно. А когда я стану леди, я отплачу вам. – Сьюзан ненадолго умолкла. – И вы купите себе экипаж, если пожелаете.

– Спасибо, Сьюзан. Только у папеньки есть экипаж, и я с радостью езжу вместе с ним.

Девочка, кивнув, согласилась.

Сделка была совершена. Забрав у мисс Чейз деньги, Сьюзан положила кольцо в ее ладонь. Юная дама неохотно приняла украшение, однако, увидев решимость во взгляде девочки, тут же спрятала кольцо в свой кошелек. Затем Сьюзан с радостной улыбкой ребенка, покупающего сладости, сунула одолженную сумму в руку Моллоя. Она собралась было уходить, но мисс Чейз все еще держала ее за плечо.

– Бумагу, Моллой.

Печально улыбнувшись, ростовщик вынул бумажник. Из него торчало множество испачканных документов; некоторые из них смялись, и Моллою пришлось разглаживать бумаги.

– Вы прекрасно подходите для нашего занятия, мисс Чейз. Жаль, что вам приходится целый день сидеть дома, расписывая ширмы.

Юная дама снова ничего не ответила – она пристально наблюдала за тем, как ростовщик хмуро роется в бумагах, доставая нужный документ из середины засаленной кипы. Он положил вексель в руку Сьюзан. Мисс Чейз по-прежнему не отводила глаз.

– А там отмечено о выплате процентов?

С минуту Сьюзан беспомощно разглядывала цифры, а затем, перевернув бумагу, сказала:

– Да, вот тут, мисс Чейз.

– Очень хорошо.

Разместив деньги в бумажнике, Моллой снова положил его в карман, располагавшийся прямо над сердцем, и ласково погладил его.

– Приятно вести с вами дела, дамы. Юному Грейвсу повезло иметь таких друзей.

Склонив голову набок, Сьюзан поглядела на ростовщика.

– А у вас теперь тоже есть друзья. – Он улыбнулся, с любопытством ожидая объяснений. – Шиллинги. Вы сказали, что они – ваши друзья.

Моллой рассмеялся – резко и отрывисто.

– И вправду говорил, ягодка, и вправду говорил!

Рукой он слегка коснулся полей своей засаленной шляпы и, посвистывая, двинулся по улице прочь.

Мисс Чейз присела на корточки – так, чтобы глядеть Сьюзан прямо в глаза.

– Скажи мне, милая, пока мы одни. Ты улучила момент и что-нибудь рассказала Джонатану?

Казалось, самостоятельность и сила, только что переполнявшие Сьюзан, куда-то испарились. Она очень грустно взглянула на мисс Чейз.

– Да, и он сказал, что мне придется учить французский!

Мисс Чейз рассмеялась гортанным музыкальным смехом, затем выпрямилась, на мгновенье прижала девочку к себе и повела ребенка в дом.

IV.3

Краудер шевельнулся и застонал. Стук в парадную дверь и без того разбудил его, а тут еще раздались голоса. Слушая их вполуха, анатом выбрался из постели и начал одеваться; он так старательно стряхивал обрывки слишком короткого сна, словно они и вправду могли упасть на половые доски его комнаты. Краудер замер. Он мог бы поклясться – за дверью только что заскулила собака. Анатом потряс головой и потянулся за сорочкой. Бдения у постели больного утомили его. Кости чувствовали свой возраст.

– Конечно же, он спит, девушка! Он и после рассвета сидел у постели Картрайта. Но мне нужно его видеть, и ты должна разбудить его.

Голос принадлежал Майклсу. Затем кто-то снова заскулил. Без сомнения, он привел с собой собаку. Краудер слышал, как служанка попыталась возразить еще раз, однако ее слов разобрать не сумел.

– Ох, поди же и позови его, Бетси, ради Бога! Иначе я перестану давать твоему отцу кредит в «Медведе» и расскажу, в чем причина! Вот увидишь!

Высокий женский голос произнес еще одну невнятную фразу.

– Нет, не надо провожать меня в библиотеку, спасибо! За кого ты меня принимаешь? Я подожду в коридоре. Ступай же разбуди его, пока я окончательно не потерял терпение!

Открыв дверь своей спальни, Краудер бросил взгляд вниз, в коридор.

– В этом нет необходимости, Майклс, вы уже сами все сделали. – В голосе анатома чувствовалась улыбка, однако его лицо тут же посерьезнело, стоило ему встретиться взглядом с посетителем, стоявшим внизу, на каменном полу полутемного коридора. – Что стряслось? – Краудер начал спускаться вниз по лестнице. – Принеси, пожалуйста, кофе, Бетси. В кабинет.

Майклс бросил встревоженный взгляд на собаку, которую он держал возле себя на коротком кожаном поводке. Черная псинка – сука, с седоватой шерстью у морды.

– Я ведь с собакой, господин Краудер.

– Не имеет значения.

Краудер толкнул одну из дверей, расположенных по левую сторону коридора, и позволил Майклсу войти первым. Затем, приблизившись к ставням, впустил в комнату свет летнего дня. А потом обернулся. И Майклс, и, судя по всему, собака, разинув рты, разглядывали кабинет.

Перед ними открылось радующее глаз, просторное помещение, отделанное крашеным деревом. У предыдущих жильцов здесь располагалась столовая, однако Краудер не устраивал у себя приемов, ему нужно было место для работы. У задней стены он велел установить полки, на которых помещались самые ценные, по его мнению, книги и препараты. Посреди зала стоял длинный грубо сработанный стол, отполированный до блеска благодаря бесконечным отскабливаниям и отмываниям; такие столы обычно встречаются на кухнях лучших домов. На нем были разложены инструменты анатома. В дальнем конце комнаты, под несколькими латунными канделябрами, стояла конторка, на которой лежали забытые Краудером записные книжки. Но больше всего Майклса привлекли препараты. Они были плодами почти десятилетия научных занятий и старательного коллекционирования. Краудер, как и прочие люди, располагавшие временем и средствами, частенько посещал аукционные залы Лондона и Европы, однако покупал он не искусство в итальянском стиле и не мраморные фрагменты античной эпохи, он приобретал органы человеческого тела, заключенные в тяжелые склянки со спиртом; в них вводились разноцветные смолы, дабы продемонстрировать разнообразные сосуды и формы, свойственные нашему организму, а также подчеркнуть причудливые капризы развития, открытые взору для постижения и изучения, словно неизвестные тексты. Взгляд Майклса скользил по полкам.

– Что это? – Он указал на тонкий рисунок человеческих легких, изумительный пример работы препаратора. Капилляры, по которым воздух через кровь попадает в организм, напоминали голые ветви деревьев в безветренный день – ошеломляюще многосложные и тонкие, словно кружева.

– Легкие молодого человека из Лейпцига.

Рука Майклса лежала на груди – он ощущал, как грудь вздымается и опадает под его ладонью.

– Красиво, – похвалил трактирщик.

Улыбнувшись себе под нос, Краудер поставил кресло к столу, занимавшему центр помещения.

– Садитесь, пожалуйста.

Открылась дверь, в комнату вошла Бетси и принялась расставлять на столе между двумя мужчинами предметы из кофейного сервиза. Пока девушка ставила чашки, нога Майклса прямо-таки подпрыгивала от нетерпения. Видимо, собака была не так сильно встревожена, потому что, широко зевнув, свернулась под креслом трактирщика и положила морду на передние лапы. Бетси ушла, по-прежнему стараясь не глядеть на полки, а когда дверь за ней закрылась, Краудер произнес лишь одно слово:

– Итак?

Сжав правую руку в кулак, Майклс стукнул ею по ладони левой.

– На кухне у Картрайта полнейший разгром.

Краудер подался вперед.

– Бог мой! А ваша супруга? А Ханна?

Майклс поднял взгляд; его губы тронула мимолетная улыбка.

– Обе целы и скорее злы, чем напуганы. Они не слышали, что кто-то входил, а когда начался шум, поняли, что не могут выбраться из спальни. Как только все утихло, моя жена вылезла через окно и пошла за мной. – Он поглядел Краудеру в глаза. – Та бутылка по-прежнему у вас?

Не говоря ни слова, Краудер поднялся и направился к шкафу, стоявшему в самом темном углу комнаты. Затем вытащил из кафтана ключ и, повернув его в замке, достал сверток, полученный прошлой ночью от Майклса. Он принес его на стол и поставил между собой и гостем, а после снова взялся за чашку кофе.

– Хорошо, – обрадовался Майклс.

– Кто это сделал?

Майклс с явной осторожностью отставил изящную фарфоровую чашку из Краудерова сервиза – обычно мужчины так обращаются с игрушками из кукольных домиков своих дочерей.

– Юнцы сквайра, я полагаю.

Краудер кивнул.

– Зачем?

– Вчера я слышал, как сквайр говорил вам об этом за дверью. Он считает, что это сделал Хью, однако опасается того, что произойдет, если поместье перейдет в руки леди Торнли и ее сына. Она хитроумна. И отношения между ними неприязненные. – Майклс попытался объяснить. – Я подозреваю, что они знали друг друга еще в городе, до того как она вышла за графа, и она считала, что Бриджес плохо относился к ней. Когда миледи только приехала сюда, казалось, она станет усложнять ему жизнь. А потом лорд Торнли заболел, и власть снова переменилась.

Краудер медленно кивнул.

– Значит, он полагает, что это сделал Хью, и стремится защитить его.

– Вы достаточно насмотритесь на все это во время сегодняшнего дознания. Коронер станет дергаться, словно кролик, попавший в силок, потому что не будет знать, кто в конце концов обретет власть над ним.

– А вы сами считаете Хью отравителем?

– Но ведь он вручил эту бутылку, верно? Мальчонкой он всегда мне нравился, однако в Америке с ним что-то стряслось… Пусть неприятно, что эта блудница станет собирать с нас ренту и учить своего сынка, как держать нас в повиновении, я лучше буду иметь дело с ней, чем с убийцей. – Майклс поглядел в голубые глаза Краудера; на темном лице анатома они казались светлыми, словно колотый лед. – К тому же, есть такая вещь, как правосудие, верно? Госпожа Уэстерман и вы прекрасно знаете об этом. Я вижу – по тому, как вы ведете дела.

– Мы стараемся, как можем. А вы что, желаете попытать счастья вместе с нами?

Майклс слегка заерзал в кресле.

– Думаю, да. Я всегда могу продать «Медведя» и уехать отсюда – в прошлом мне это не раз предлагали. Так или иначе. Именно поэтому я привел собаку. Давайте испробуем на ней содержимое бутылки и посмотрим, удастся ли коронеру смутить нас.

– Очень хорошо, но, думаю, нам следует послать за викарием.

– Для собаки?

– Дабы появился еще один свидетель того, что с ней станет.

– Что ж, прекрасно, господин Краудер, – согласился Майклс. – Так и поступим.

Когда они со Сьюзан вернулись в дом и сели на диван в салоне, мисс Чейз все еще держала руку на плече девочки. Сьюзан посмотрела в лицо юной дамы – с него по-прежнему не сошла краска, появившаяся во время столкновения с Моллоем, – и увидела, что ее прекрасные черты отражают смятение, жалость и, как решила девочка, изумление. Мисс Чейз покачала головой, словно надеясь, что в ней немного улягутся мысли, а затем сказала с полуусмешкой:

– Ах, Сьюзан, я не представляю, как поступать дальше. Должна ли я рассказать господину Грейвсу о том, что ты сделала?

Сьюзан прикусила губу.

– Я не знаю. Мне не хочется, чтобы он волновался из-за Моллоя, но, как вы считаете, будет ли он испытывать неловкость из-за того, что мы оплатили его долг?

Мисс Чейз кивнула с серьезными видом, разглядывая сцепленные руки, которые лежали перед ней, и слушая, как девочка размышляет вслух.

– Возможно, он посчитает, что Моллой ради нас решил изменить намерения и на некоторое время исчезнуть, – предположила Сьюзан.

Мисс Чейз убрала прядь волос за ухо ребенка.

– Ты разумное дитя, – заметила она. – Вполне вероятно. Полагаю, теперь он думает только о тебе и Джонатане.

Сьюзан быстро подняла взгляд.

– И о вас.

На лице мисс Чейз отразилось понимание, и она снова посмотрела в пол. А после паузы сказала:

– Сьюзан. Я думаю, тебе очень важно знать это: что бы ни случилось, мы с Грейвсом никогда не покинем вас. Мы останемся вашими друзьями.

Девочка почувствовала, как у нее сжалось горло.

– Папенька тоже не хотел нас покинуть.

Мисс Чейз раскрыла объятия и приняла в них ребенка. Сьюзан рыдала на ее мягком плече, чувствуя, что волосы Верити упали ей на шею, а рука гладит по спине. Девочка вспомнила отца, смотревшего на нее с улыбкой, услышала его энергичный смех и почувствовала, как, словно бы вновь начиная биться, запинается и жалуется ее израненное сердце. Сьюзан плакала, но теперь у слез был иной вкус.

Харриет проснулась рано, несмотря на давешние ночные бдения. В доме царила тишина. Она покинула свою спальню и, поднявшись по лестнице, ведущей на последний этаж имения, в детскую, осторожно открыла дверь комнаты. Стивен во сне воевал – очевидно, плечом к плечу с отцом. Его простынка сбилась, а влажная ночная рубашка перекрутилась и задралась на груди. Харриет опустилась на корточки рядом с кроватью и убрала волосы с щеки ребенка; он что-то пробормотал и, не просыпаясь, перевернулся на другой бок.

Наверное, она никогда не устанет поражаться красоте рожденного ею ребенка. Его кожа была светлой, словно утреннее парное молоко, и безупречно гладкой. На мгновение Харриет дотронулась до щеки мальчика тыльной стороной ладони; радость от этого соприкосновения была сродни идеальной боли.

Дверь тихо открылась, и в комнату вошла кормилица с младенцем на руках. Женщины улыбнулись друг другу, и няня опустилась в мягкое кресло у незажженного камина, чтобы солнечный свет не попадал на лицо малышке. Дитя жадно принялось за еду. Харриет ощутила, как, словно от воспоминания, смутно потягивает ее собственную грудь. Она знала, что женщины ее положения все чаще и чаще сами кормят детей. Когда Стивен родился на принадлежавшем ее супругу неустойчивом участке английских владений, на корабле, ей ничего не оставалась, как самостоятельно обеспечивать его питанием. Однако спустя несколько часов после рождения дочки Энн Харриет передала ее другой женщине, а сама, перевязав грудь, продолжила заниматься делами имения.

Наблюдая теперь за младенцем, Харриет надеялась, что на ее тогдашнее решение не повлиял пол ребенка. Она хотела родить дочку, ее супруг тоже мечтал о девочке, и Харриет с радостью ожидала ребенка, способного взять от нее куда больше, чем Стивен, однако, когда повитуха положила ей на руки дитя, вместе с пугающим приступом любви она испытала что-то вроде безысходности. «И что же станет с тобой? – подумала тогда Харриет, рассматривая аккуратные маленькие ноготки и темный пушок волос, таких непохожих на волосы Стивена. – Выйдешь замуж. Счастливо или несчастливо, но тебе предстоит сделать выбор всего один раз в жизни, и от него зависит вся твоя судьба». От тяжести этой мысли у Харриет перехватило дыхание, а повитуха, посчитав, что мать измучена родами, забрала у нее дитя. Делая вид, что она спит, Харриет слышала, как ребенка передали кормилице. И посмотрела из окна спальни на свои сады, хотя, конечно же, они, как и все, что она носила и ела, принадлежали ее супругу, так же как лошадь, на которой она ездила, и перо, которым она записывала свои расчеты. Харриет Уэстерман жила из милости, как и любая другая красиво одетая дама на этом свете.