Текст книги "Орудья мрака"

Автор книги: Имоджен Робертсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Размышляя, Харриет долго глядела на Краудера, а затем всплеснула руками.

– Для человека, не желающего смотреть в лицо своим собратьям, вы чрезвычайно тонкий знаток психологии, – заявила она, и Краудер поклонился.

Тут в дверь тихонько постучали, затем она слегка приоткрылась, и в проеме показалось лицо Дидоны. Служанка увидела, что мертвец прикрыт тканью, и ее выражение стало менее испуганным. Дидона вошла в помещение и присела в реверансе.

– Прошу прощения, мэм. Сквайр уже вернулся из городка, а кухарка готова подавать обед.

– Мы будем сию секунду.

Когда дверь за служанкой захлопнулась, Харриет с полуулыбкой посмотрела на Краудера.

– Что ж, похоже, мы закончили все возможные приватные дела с этим беднягой. Полагаю, мы должны донести обо всех подробностях надлежащим лицам.

Госпожа Уэстерман повернулась к двери, однако Краудер, откашлявшись, не двинулся с места.

– Я осмотрел тело, мэм. Мои знания по нынешнему случаю на этом исчерпываются. А потому я вынужден поинтересоваться – зачем вам понадобилось, чтобы я принимал участие в разгадывании вашей загадки?

Харриет поглядела на анатома.

– Потому что считаю: вам присуща ясность ума; к тому же, сэр, вы чужды здешнему обществу, и вас не интересуют местные правила поведения. В этом-то для меня и состоит ваша значимость. Я уверена, что с вашей помощью мы сумеем сохранить честность. Вы уже несколько раз повели себя крайне грубо по отношению ко мне, а потому я все больше убеждаюсь, что вы мне необходимы. В округе невероятно мало независимых и свободно мыслящих людей, особенно теперь, когда мой супруг ушел в плавание, так что, возможно, я просто вынуждена была выбрать вас.

– А супруг одобрит ваше участие в этом деле, мадам?

Харриет опустила взгляд к полу.

– Вероятно, не одобрит. Однако он больше разбирается в политике, чем я, и потом, он уже достаточно богат. – Краудер нахмурился, а Харриет продолжала: – Но, прежде чем он узнает об этом, пройдет не менее шести недель, его негодование сможет достигнуть Кейвли спустя еще шесть недель. К возвращению он успеет подготовиться к любым затруднениям, которые я ему создам. Так уже бывало раньше. Неужели это вас беспокоит?

– Нет. Но, вероятно, это должно беспокоить вас.

Мягко улыбнувшись собеседнику, Харриет повернулась и без лишних слов направилась к двери.

I.7

– Отец! – закричала Сьюзан, снова вбегая в лавку из семейной гостиной.

Она внезапно остановилась в дверном проеме, заметив, что Александр, стоя у окна, смотрит на улицу, и вспомнила, что теперь, когда ей исполнилось девять, пора прекратить носиться по дому, словно уличный мальчишка. Услышав ее голос, отец повернулся к девочке, и Сьюзан решила, что хмурится он скорее из-за своих мыслей, чем из-за ее поведения.

– У вас все хорошо, папенька? Не хотите ли поесть? Мы с Джейн испекли пирог! – Лицо девочки стало серьезным. – Неужели вы все еще волнуетесь из-за своего кольца? Мне жаль, что мы не смогли найти его.

Александр улыбнулся дочери.

– Нет. Я решил больше не тосковать о нем, а пирог – это чудесно. – Он снова бросил взгляд в сторону площади. – Думаю, все хорошо. Лорд Джордж Гордон поднял толпу. [8]8
  Александр имеет в виду так называемый мятеж лорда Гордона – антикатолические беспорядки в Лондоне в июне 1780 г. Они были направлены против Акта о папистах (1778), расширявшего участие католиков в общественной жизни, а также разрешавшего им служить в армии, приобретать землю, содержать школы, отменявшего преследование католических священников. Мятеж получил имя Джорджа Гордона (1751–1793), главы Ассоциации протестантов, которая настаивала на отмене Акта о папистах.


[Закрыть]Они полагают, будто дать католикам право на собственность – личное оскорбление для каждого английского протестанта, и хотят помешать принятию Акта. Глупцы. Господин Грейвс только что заходил ко мне сообщить, что даже парламент в осаде, однако нас толпа не станет беспокоить. А Джонатан тоскует по кольцу? Полагаю, он думал о нем даже больше, чем ты или я.

В голове Сьюзан всплыли обрывки воспоминаний. Она снова увидела перед собой кольцо и выгравированный на нем рисунок и вспомнила, что сказал ей несколько дней назад Джонатан, вернувшись в комнату после игры. Он говорил что-то о камзоле.

Девочка открыла было рот, чтобы рассказать обо всем папеньке, как в магазин влетел ее брат.

– Долой папизм! Долой папизм! – крикнул он, взмахнув платком, и бросился к отцу.

Подхватив сына на руки, Александр поднял его.

– Нет нужды спрашивать, играли ли вы во дворе, сэр. Однако, юноша, следите за своими словами. Они приносят беды вашим друзьям и не делают вам чести.

Казалось, Джонатан растерялся и хочет что-то спросить, но отец шикнул, заставив его замолчать. В этот момент позади них возникла встревоженная горничная.

– Сэр, говорят, толпа возвращается из Вестминстера, и она разъярена.

Джонатан открыл было рот, чтобы снова прокричать что-то, но, поймав взгляд отца, осекся.

– Ты беспокоишься о родне, Джейн? – Александр участливо посмотрел на девушку.

– Немного, сэр. Говорят, толпа направляется к богатым домам, но о нашей вере все знают, а там осталась только мама. Боюсь, она будет волноваться, сэр.

– Что ж, ты должна пойти к ней. И передать ей наши наилучшие пожелания.

Как только первые слова сорвались с губ хозяина, Джейн тут же принялась развязывать передник, а потому ответила уже скороговоркой.

– Спасибо вам, сэр! Я вернусь, как только станет тише. Мы с мисс Сьюзан приготовили пирог, которого вполне хватит на обед, а на ужин есть хлеб и горшок творога.

– Мы управимся. Иди же к своим родным и возвращайся, когда сможешь.

Сьюзан с тоской оглядела горничную. Она еще никогда не видела, чтобы Джейн так волновалась, к тому же ей не нравился отцовский тон. Исчезнув на кухне, прислуга вышла из дома прочь, а папенька, подойдя к дочери, положил руку ей на плечо.

– Не беспокойтесь, юная дама. Просто глупый народ, желая повеселиться, понаделал много шума и бед. Нам ничто не угрожает. Пойдем же попробуем ваш замечательный пирог.

Краудер и Харриет как раз приближались к застекленным дверям, выходившим на главную лужайку, когда до их слуха донесся резкий шлепок и удивленный детский возглас. Краудер бросил взгляд на Харриет – та заторопилась по лестнице в дом. Он последовал за ней. Оказавшись в помещении, анатом увидел раскрасневшуюся Рейчел. Девушка энергично трясла за плечо мальчика лет пяти. На лице у ребенка, который сжимал в свободной руке кисть для рисования, уже проявлялось красное пятно. Когда Рейчел заговорила, в ее дрожащем голосе послышалось раздражение.

– Стивен, гадкий мальчишка! Как ты мог!

Увидев в дверном проеме Харриет, мальчик высвободился, подбежал к ней и, зарывшись лицом в ее юбки, с большим удовольствием зарыдал. Увидев сестру и гостя, мисс Тренч вздрогнула. Она умоляюще протянула руки к госпоже Уэстерман.

– О, Харри, прости. Я не хотела этого, но он из одной лишь вредности разрисовал мою картину черными точками, а ведь у меня получилось как раз то, к чему я стремилась!

Харриет опустилась на колени, чтобы покрепче обнять мальчика, и, вынув из его рук вредоносную кисть, молча передала ее Краудеру, а затем погладила сына по волосам. Рыдания малыша поутихли. Он уткнулся лицом в шею матери и пробормотал что-то, всхлипывая.

– Что ты сказал, Стивен? Я тебя не слышу, – ласково проговорила Харриет, по-прежнему не глядя на сестру.

– Это вороны. Она забыла нарисовать ворон, – пояснил мальчик, срываясь на страдальческий вой. – Я ей помогал!

Ребенок снова уткнулся носом в шею Харриет; его маленькие пальчики, вцепившись в воротник ее дорожного платья, превратились в упрямые кулачки.

Лицо Рейчел еще больше исказилось страданием. Краудер оставался в тени портьеры, словно занавески госпожи Уэстерман могли защитить его от эмоций, вспыхивавших в комнате, словно китайские фейерверки над Садами Воксхолла. [9]9
  Сады Воксхолла (Vauxhall Gardens) – развлекательный сад в Лондоне, одно из главных мест отдыха горожан в XVII–XIX вв. В наше время бывшая территория садов частично занята небольшим парком Спринг-Гарденз.


[Закрыть]Он бросил взгляд на грязную кисточку, которую сжимал в руке.

Подождав, пока мальчик немного успокоится, Харриет ласково проговорила:

– Возможно, тетушка Рейчел не хотела, чтобы на ее картине были вороны. Об этом ты не подумал? Тебе бы не понравилось, если бы она перекрасила всех твоих солдатиков в желтый, верно? Даже если бы ей показалось, что так гораздо лучше.

Мальчик внезапно прекратил всхлипывать и, обдумывая это ужасное предположение, отстранился от матери. Стивен покачал головой. Харриет обхватила ладонями личико ребенка и улыбнулась ему, а затем поцеловала мальчика в горячий гладкий лоб.

– Что ж, юноша, вы вовсе не кажетесь таким уж оскорбленным. Извинитесь перед тетушкой и, возможно, она не станет в отместку перекрашивать ваши вещи.

Бросив взгляд в сторону Рейчел, Стивен осторожно приблизился к девушке.

– Простите, тетушка. Я подумал, что с воронами будет красивей.

На мгновение задумавшись, мальчик протянул руку. Рейчел опустилась на колени и с серьезным видом взяла ее в свою ладонь.

– Я не знала, что ты хотел помочь, Стивен. Прошу прощения за чрезмерное раздражение. Мы можем снова стать друзьями?

– Значит, вы не станете разрисовывать моих солдат желтой краской? Потому что они должны ходить в красных мундирах.

Рейчел покачала головой. Краудер вдруг понял, что улыбается, и вышел из-за занавески. Стивен засиял от радости и бросился целовать тетку в щеку, а затем, вырвавшись из ее объятий, обернулся и вздрогнул от неожиданности – мальчик увидел гостя, который, сжав в руке кисть, замер в дверном проеме, за спиной у Харриет.

– Кто вы, сэр?

– Я Гэбриел Краудер.

Сначала мальчик слегка задумался, а затем его глаза округлились.

– Вы едите детей, сэр?

Слегка согнувшись в пояснице, худощавый Краудер принял такую позу, чтобы удобно было смотреть мальчику прямо в глаза.

– Не так часто, как хотелось бы.

Глядя на гостя с трепетом и наслаждением, Стивен засунул в рот свой маленький кулачок. Затем объявил взрослым, что госпожа Хэткот испекла пирог и разрешила ему доесть крошки с противня, и выбежал прочь из комнаты. Харриет постояла немного, улыбаясь Краудеру, а потом ее глаза приняли более серьезное выражение, и она обернулась к сестре.

– Прости, Харриет, я не хотела. Я…

Лицо госпожи Уэстерман приняло раздраженное выражение; она подняла руку.

– Это на тебя не похоже, Рейчел.

Мисс Тренч вспыхнула.

– Я была невероятно огорчена. Я услышала о мертвеце и на мгновение подумала даже…

Харриет на секунду поднесла ладонь ко лбу, а затем, подойдя к сестре, взяла девушку за руку и подвела к креслу.

– Ах, Рейчел, прости. Мне даже на ум не приходило… К тому же я сурово поступила с тобой. Тебе, наверное, хотелось послать нас ко всем чертям.

Рейчел покачала головой.

– Это была глупая мысль, и она мелькнула лишь на мгновение. – Девушка бросила взгляд в тень, туда, где, ощущая неловкость, стоял Краудер. – Простите, сэр, что вам пришлось стать свидетелем моего несдержанного поведения. Мне стыдно.

Ее сестра рассмеялась.

– Ах, Рейчел, нынче утром я сама по крайней мере семь раз ужаснула его своими словами. Разве нет, господин Краудер? При желании он мог бы очернить нас перед всей округой. Правда, господин Краудер редко появляется в обществе, а потому едва ли сможет разрушить нашу репутацию раньше, чем мы это сделаем сами. Присядьте, пожалуйста, сэр.

Рейчел наблюдала за тем, как гость сел, предусмотрительно поставив кисть в вазу, что стояла на приставном столике.

– И тем не менее, сэр, я стыжусь, что вы стали свидетелем моего скверного поведения. Я надеюсь, вы постараетесь не думать обо мне дурно и, так же как моя сестра, полагаюсь на ваше благоразумие.

Тепло ее взгляда и голоса показались Краудеру благословением – к привлекательной внешности, характерной для этого семейства и присутствовавшей в старшей сестре, добавлялись настоящие изящество и женственность. Волосы девушки отличались более светлым оттенком, чем у Харриет, хотя солнечный свет, отражаясь в них, также озарял ее голову золотистым сиянием. А глаза Рейчел выделялись тем же зеленым оттенком, что и у госпожи Уэстерман. Возможно, они были несколько больше, а взгляд девушки казался мягче, однако близкое родство сестер обращало на себя внимание. Фигурка Рейчел была несколько тоньше, чем нужно, однако это придавало ей хрупкости, которой, как уже успел заметить Краудер, недоставало Харриет. Кожа мисс Тренч отличалась свежестью и нежностью расцветающей юности. Она выглядела так, будто бы еще не знала суровой погоды. Пусть Рейчел тоже не обладала выдающейся красотой, однако анатом внезапно ощутил, как в нем просыпается былой ценитель женских достоинств.

– Я буду благоразумен до гробовой доски, мэм.

Харриет вздернула брови.

– Что же, сэр, будем надеяться, этого не понадобится. – Краудер слегка заерзал в кресле. – А теперь, Рейчел, будь добра, скажи, где в этом доме ты спрятала сквайра Бриджеса?

Рейчел издала тихий сдавленный смешок.

– Он в библиотеке, дописывает письма. Нам нужно поскорей отобедать, не то мы рассердим кухарку и госпожу Хэткот. Она так любит сквайра, что, кажется, сегодня на стол подадут все содержимое нашей кладовой, так что, если все это испортится, нам же будет хуже. – Обернувшись к анатому, девушка продолжила: – Вы присоединитесь к нам, сэр? Обычно мы обедаем без особых формальностей, а вы будете желанным гостем.

Краудеру показалось, что внезапно, без особых усилий с его стороны он стал выглядеть еще нелепей.

– Боюсь, что нет, мисс Тренч, но я благодарен вам за приглашение. Я обедаю в более поздний час и обычно дома.

Харриет не обернулась к нему, но проговорила голосом слегка заскучавшего человека, которого утомляют расшаркивания, принятые в обществе:

– Позвольте вас уговорить, господин Краудер. Сквайр, конечно же, отобедает с нами, а я была бы рада еще немного обсудить ваши впечатления о происшедшем.

Господин Краудер сидел на краешке аккуратно обитого хозяйского кресла – склонив голову как можно ниже и чувствуя на себе ободряющую улыбку мисс Тренч, он принял приглашение.

– Я уведомлю госпожу Хэткот, – сказала Рейчел, сделав небольшой реверанс, а затем встала и поспешила прочь из салона.

Не успела закрыться дверь, как анатом услышал быстрый стук ее туфелек по выложенному плиткой коридору; мисс Тренч бегала так, словно была маленькой девочкой.

Поднявшись, Харриет подошла к превосходному письменному столу, стоявшему у дальней стены продолговатого салона, и начала просматривать аккуратно сложенную корреспонденцию. Краудер понял, что эта комната наверняка служит ей не только местом отдыха, но и кабинетом. Она вполне подходит ей, решил анатом, – в этом приятном и практичном помещении не наблюдалось избытка роскоши и прочей чепухи, которая весьма досаждала Краудеру в типично женских покоях. В эту продолговатую комнату попадало много света из сада; современная и практичная мебель была подобрана со вкусом. Стену за письменным столом закрывали тома в переплетах из коричневой кожи, а на приставных столиках и каминной полке были собраны любопытные objets d’art, [10]10
  Предметы искусства (фр.).


[Закрыть]великолепно смотревшиеся на своих местах. По всей видимости, супруг госпожи Уэстерман во время путешествий собирал не только домашнюю утварь, но и немало денег за добычу, захваченную в бою, а потом доставлял богатства доброй хозяйке. Вздохнув, Харриет положила бумаги обратно на письменный стол.

– Думаю, здесь нет ничего важного. Что ж, сэр, пойдемте обедать?

Обычно, когда в лавке звонил колокольчик, Джейн выходила в торговый зал, а потом сообщала семейству, просит ли посетитель хозяина. Поскольку теперь служанка вернулась в отчий дом, Сьюзан, лишь только до ее слуха донеслось огласившее салон радостное медное звяканье, вскочила на ноги и помчалась в лавку – так быстро, что отец даже не успел отложить салфетку.

Она позабыла о желтолицем господине. Незнакомец осторожно закрыл за собой дверь лавки и опустил штору, а затем повернулся к девочке, улыбаясь той же отталкивающей улыбкой, что и утром. Сьюзан замерла перед посетителем. Он сделал шаг вперед и нагнулся к ребенку.

– И как же вас зовут, юная леди? – Запах, вырывавшийся изо рта господина, напомнил Сьюзан о Скотобойном переулке, куда мясники выбрасывали испорченный товар.

– Сьюзан Адамс.

Похоже, это позабавило посетителя.

– Неужели Адамс? Прелестно, прелестно. А дома лишь ваш отец, Сьюзан Адамс, и ваш младший брат?

– Я могу вам помочь, сэр?

Сьюзан обернулась и встретилась с суровым взглядом папеньки – он вошел в салон без кафтана. Приблизившись к девочке, Александр ласково отодвинул ее в сторону. Она с удовольствием спряталась за отца, радуясь тому, что он не убрал руку с ее плеча.

Посетитель довольно долго всматривался в папенькины глаза, а затем ответил:

– Я полагаю, можете, сэр. Мне велели передать вам весточку из замка.

Сьюзан видела, как посетитель изменил положение, затем услышала папенькин стон – порой он издавал такой звук, поднимая большую стопку партитур. Внезапно отец сильно надавил ей на плечо, и девочка оступилась под его весом – оба тяжело приземлились на пол. Пытаясь принять сидячее положение, Сьюзан в замешательстве посмотрела вверх. Желтолицый человек стоял над ними, по-прежнему улыбаясь. Он держал нечто влажное и красное – до этого девочка ничего не видела в его руке. Она слышала дыхание папеньки – тяжелое, прерывистое. Сьюзан повернулась к нему – изумленно округлив глаза, Александр прижимал руку к тому боку, на который пришелся удар. Сьюзан снова поглядела вверх, на желтолицего господина, ожидая объяснений. Он ответил на ее взгляд.

– Сохраняй спокойствие, дитя мое. Скоро все закончится.

Девочка не могла пошевелиться, но, нащупав руку отца, почувствовала, как его пальцы сжали ее ладонь. В дверях возник уставший от долгого одиночества Джонатан.

– Папа, можно мне съесть корочку от пирога, если она тебе не по вкусу?

Желтолицый господин быстро поднял взгляд, и на его лице снова зазмеилась улыбка. Сьюзан решила, что он, наверное, очень стар. Его кожу, словно плохо починенный фарфор, покрывали глубокие трещины. Шляпа, которую он нахлобучил поверх парика, казалась сальной и даже блестела в некоторых местах.

– Здравствуй, юнец! Подойди и побудь с нами немного.

В голосе посетителя слышалась настойчивость. Сьюзан попыталась открыть рот и шепотом проговорила:

– Не надо, Джонатан.

– Не слушай свою гадкую старшую сестру, мальчик мой. Когда те, кто знает лучше тебя, велят подойти, нужно поступать именно так.

Сьюзан не видела брата, она могла лишь следить за сверкавшими глазами незнакомца. Не отводя взгляда от мальчика, желтолицый господин вытер нож о полу своего кафтана. Девочка почувствовала, что ее сердце бьется, как безумное, словно в последний раз.

В этот момент снова зазвенел медный колокольчик, и в лавку по обыкновению быстрой походкой вошел господин Грейвс.

– Александр! – взволнованно воскликнул он. – Ты не поверишь, как далеко зашла толпа. Они пытаются… Бог мой! Что стряслось?

Издав яростный крик, желтолицый человек повернулся к двери. Сьюзан видела, как Грейвс, кинувшись к нему, загородил выход; рука незнакомца описала широкую дугу, и молодой человек, пошатнувшись, упал набок. Желтолицый выбежал на улицу, шумно захлопнув дверь. Джонатан пронзительно завопил. С трудом встав на колени, Грейвс подполз к Сьюзан и Александру.

– Боже мой! Боже мой! Александр!

Девочка снова взглянула на отца и увидела, что в том самом месте, которое он зажимал руками, на жилете расцвел странный красный цветок; пятна виднелись даже на шейном платке, который поутру был чист. Джейн станет жаловаться на дополнительную работу.

Застонав, господин Грейвс поглядел на девочку.

– Сьюзан? Сьюзан! Слушай меня! Ты ранена?

По его лицу протянулся тонкий красный порез, тут и там украшенный капельками, словно драгоценными камешками на нитке. Ухватив Сьюзан за плечи, молодой человек принялся трясти ее.

– Ты ушиблась, девочка моя?

Она удивленно посмотрела на Грейвса. Казалось, он сидел очень далеко от нее. Джонатан был в истерике. Нужно утихомирить брата, не то он разбудит маму, а ей сейчас очень нужен покой. Сьюзан покачала головой. Грейвс продолжал смотреть на нее.

– Я схожу за лекарем. Запри дверь и открывай ее только мне, поняла? Только мне! – Молодой человек повернулся к ревущему мальчику. – Джонатан, принеси папеньке воды. – Грейвс положил руку на плечо Александра. – Не двигайся. Нет! Ради Бога, не пытайся говорить, приятель.

Александр попробовал поднять руку. В его хрипящем дыхании различались слова. Мужчины глядели друг на друга.

– Заботься о них, Грейвс.

– Даю зарок. А теперь… – Он встал и помог подняться Сьюзан, вынудив девочку отпустить отцовскую руку; в ответ она взвизгнула, жалобно, словно побитая собака. Ухватив ее за плечи, молодой человек посмотрел прямо в глаза ребенку и сказал: – Подойди к двери, Сьюзан. И запри ее за мной. – Девочка с трудом кивнула. – И помни: ты никому не должна открывать ее, пока я не вернусь. Запомнила?

Она снова кивнула, и Грейвс, в глазах которого читалось безумное нетерпение, потащил ее к двери; стоя на улице, он ждал, пока раздастся звук поворачиваемого замка, а затем помчался вниз по узкой улочке.

Сьюзан наблюдала за ним, удивляясь, почему он убегает так быстро, а затем обернулась к отцу. Она опустилась на пол возле него и, приподняв голову Александра, положила ее на свое колено. Девочка попыталась хоть немного напоить отца водой – то и дело расплескивая ее и рыдая. Джонатан принес питье с обеденного стола. Задача оказалась сложной, потому что руки девочки были скользкими и красными, однако она решила, что несколько капель все же проскользнули между губами папеньки. Джонатан уткнулся ей в бок, и Сьюзан слегка поменяла положение, чтобы он смог прижаться теснее. Подвинувшись, она с тоской заметила, что на полу образовалась алая лужа и что ее платье и штанишки Джонатана тоже пропитались красным. Поставив на пол стакан с водой, девочка очень осторожно обхватила отцовскую руку. Джонатан взялся за другую. Дыхание Александра стало еще более прерывистым, тихим и вялым. Он с трудом открыл глаза и тяжело сглотнул.

– Сьюзан…

Девочка даже не шевельнулась. Все казалось таким далеким, словно она вот-вот провалится в сон. Окружающий мир то возникал, то снова ускользал от нее. Она погладила отца по волосам. После падения они растрепались, а папенька всегда придавал особую важность опрятности.

– Сьюзан… – Голос Александра звучал так низко, что девочка с трудом узнавала его. – Послушай… под прилавком, за партитурами Бонончини, [11]11
  Бонончини – итальянская музыкальная семья, особенно популярная в XVII–XVIII вв. Скорее всего, имеется в виду Джованни Баттиста Бонончини (1680–1747).


[Закрыть]лежит черная деревянная шкатулка. – Отец замолчал, снова закрыв глаза. Теперь он судорожно глотал воздух. Сьюзан продолжала гладить его по волосам. Подняв веки, папенька пристально посмотрел ей в глаза. – Ты должна взять ее с собой, куда бы ни отправилась. О том, что ты найдешь в ней, поговори с господином Грейвсом. – Он снова закрыл глаза, снова шумно втянул воздух. Из уголка его рта потекла тонкая струйка какой-то жидкости, густой и красной. Джонатан опять заплакал, закрыв глаза руками. – Не осуждай меня, Сьюзан…

Девочка не проронила ни слова, продолжая гладить отца по волосам. В ее голове внезапно всплыло воспоминание о том, как ее, совсем еще ребенком, свалила хворь. Она вспомнила прохладную маменькину руку на своем лбу и ее пение. Отец снова глотнул воздуха, и по его телу пробежала сильная дрожь; девочка почувствовала, что он сильно, почти до боли, сжал ее ладонь, а после его рука внезапно размякла. Джонатан шумно всхлипнул и поднял глаза на сестру.

– Тише, Джонатан. Папе нужно отдохнуть. – Сьюзан облизнула губы и, не прекращая поглаживать отца по волосам, принялась напевать тихим надтреснутым голосом.

 
Не пора ль тебе уснуть, мое малое дитя?
В небесах сгустилась тьма.
Не пора ль тебе уснуть, мое милое дитя?
В небесах сгустилась тьма.
 

Сьюзан сдержала слово и никому не открыла, до тех пор пока спустя четверть часа не вернулся господин Грейвс, который вел за собою запыхавшегося недовольного лекаря. Оказавшись на месте, им пришлось пробиваться сквозь взволнованную толпу, перекрывшую доступ к двери; она состояла из соседей, которые слышали крики и видели бегущих людей. Прильнув к оконному стеклу, горожане с изумлением и восклицаниями глядели на девочку с прямой спиной и ее брата – дети стояли на коленях в луже отцовской крови, которая, казалось, разлилась по всей лавке. Девочка гладила отца по волосам и еле слышно напевала колыбельную.