Текст книги "Отель Вавилон"
Автор книги: Имоджен Эдвардс-Джонс
Соавторы: Мистер Икс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Пару минут спустя переключаю внимание на бредущих мимо парадной двери работников кухни – перерыв закончен. Хорошо, что Адриан занят и не видит: подчиненные в подпитии. Это сразу бросается в глаза – ребята смеются и похлопывают друг друга по спине. Никакой дурак так не радовался бы, возвращаясь на кухню, если бы шел трезвый. Вдруг один из парней подбегает к окну, прижимает к стеклу физиономию и целует его, оставляя мутное пятно. В какое-то мгновение мне приходит в голову: сейчас он снимет штаны и покажет приемной голый зад, но парень вдруг замечает спину Адриана и поспешно возвращается к толпе приятелей.
Не осуждайте их за желание побаловаться перед пятичасовым кошмаром. Вторая половина дня на кухне лично мне всегда казалась более тяжкой, чем утро. По возвращении с перерыва ты переодеваешься в свежие белые одежды, и разыгрывается сущий ад. Люди утомлены, нервы на пределе, а дел больше прежнего, и напряжение утраивается. Во-первых, как только ты пришел, должен сделать уйму закусок. Например, сегодня в шесть тридцать в отеле вечеринка на четыреста человек, и одному Богу известно, сколько им потребуется рулетов из копченой лососины и блинов, чтобы разгуляться. Море закусок требуется и для бара. В баре первоклассного отеля, поверьте, никак не обойтись чипсами, арахисом и странно зелеными оливками. Дабы оправдать цену на бокал мартини, надо быть готовым подать к нему филе анчоуса под белым соусом на соленом печенье, половинки перепелиных яиц, фаршированные икрой, и креветки на тостах. Закуски должны быть готовы до того, как помощники главного повара займут свои места и начнут резать зелень и овощи, колдуя над ужином. Машу рукой одному из младших поваров и благодарю судьбу за то, что в эти дни работаю не в подвальном этаже.
Адриан внезапно встает со стола Тони и, похлопывая его по плечу, говорит нечто вроде: рад, что нашелся выход. На лице консьержа облегчение. Адриан же, направляясь к стойке, чем-то несколько озадачен.
– Как дела? В пределах нормы? – спрашивает он.
– Да, – отвечает Лиз на удивление тонким голоском.
– Чей это багаж? – интересуется управляющий, указывая на чемодан, который я собрал без ведома владельца и поставил у стойки.
– Одного постояльца, – быстро произношу я, вдруг чувствуя себя не в своей тарелке. То, что я натворил, уже вылетело у меня из головы. Краснею. И гадаю, замечает ли мою растерянность Адриан.
– Уберите в служебное помещение, – распоряжается он. – Нельзя загромождать вестибюль вещами. Когда чемодан заберут? Имейте в виду: надолго оставлять багаж в гостинице, из которой клиент уже выписался, не положено.
– Да, мистер Томпсон, – говорю я, не глядя в глаза Адриану и уже наклоняясь, чтобы взять чемодан.
– Так когда его заберут? – спрашивает управляющий.
– Гм, скоро, – бормочу я, надеясь на удачный исход.
– Хорошо. – Адриан направляется к стеклянной двери. – Ревизор еще здесь?
– Точно не знаю, – отвечаю я.
– Да или нет? Ты у приемной стойки, – сухо замечает Адриан.
– Нет, – произношу я как можно увереннее.
– Вот это другое дело, – говорит управляющий. – Твоя задача – все замечать, – добавляет он, поворачивая голову и указывая двумя пальцами на собственные глаза. – Смотри в оба.
– Да, мистер Томпсон, – отчеканиваю я, когда Адриан поворачивается и входит в стеклянную дверь.
Все вздыхают с облегчением. Напряжение мало-помалу отступает. В присутствии Адриана даже Джез и Дейв как на иголках: смотришь на них, и такое впечатление, будто они только о чертовой работе и думают!
– Не в духе, – говорит Лиз, сообщая очевидное. – Интересно, что его вывело из себя.
– Понятия не имею, – отвечаю я. – Но терпеть не могу, когда он такой. Тони, ты как?
– Нормально. – Консьерж показывает рукой на телефон. – Отправим янки в «Шикиз». Я пустил вход пару хитростей, и Адриан согласился позвонить ему и сказать, мол, «Шикиз» гораздо более престижное место, и публика там достойнее.
В отель входит весьма привлекательная рыженькая женщина с несколько утомленным лицом и мокрыми волосами. По-видимому, пошел дождь. В руках у незнакомки несметное количество сумок, в том числе две, которые, судя по всему, раскладываются и превращаются в подобие чемоданов.
– Здравствуйте, здравствуйте, – говорит она, подходя к стойке. – Ванесса, Ванесса О’Нейл. – Улыбается и опускает все сумки на пол.
– Добрый вечер, мадам, – отвечаю я, набирая ее имя на компьютерной клавиатуре.
Ванесса О’Нейл становится к стойке вплотную и улыбается. Я улыбаюсь ей в ответ.
– На двое суток, – говорит она.
– Прекрасно.
Мы умолкаем, и я улавливаю странные звуки.
– Что это гудит? – спрашивает Лиз.
– Бог его знает, – отвечаю я, подходя ближе к стойке, из-за которой и доносится шум.
Джез, спешащий взять багаж мисс О’Нейл, чтобы отнести его в номер, устремляет взгляд на сумки, застывает на месте и густо краснеет. Сама мисс О’Нейл гудения как будто не слышит и продолжает рыться в сумочке в поисках кредитной карточки.
– Номер четыреста шестьдесят, – говорю я, подавая ключ.
– Спасибо, – отвечает она, протягивая кредитку.
Звук не прекращается, и мисс О’Нейл наконец начинает крутить головой, ища глазами, откуда он доносится. Джез внезапно опускается на корточки, что-то поднимает с пола и нерешительно произносит:
– Мадам… – На его щеках ярко-красные пятна. – По-моему, это ваше. – Продолжая растерянно смотреть в пол, он подает клиентке большой черный фаллоимитатор.
– О Боже! – Мисс О’Нейл взвизгивает, хватает вибратор и принимается судорожно вертеть его в мокрых руках, безуспешно пытаясь выключить. В конце концов засовывает в сумку гудящим. – Э-э… – произносит она, поднимая на меня глаза.
– Да, мадам?
Мне приходится так больно укусить себя за внутренние стенки щек, что едва не течет кровь. Мы смотрим друг другу в глаза, делая вид, что вовсе не замечаем вибрирующую сумку.
– Не возражаете, если я отправлюсь в номер прямо сейчас, а с бумагами разберусь попозже? – протяжно, но настойчиво спрашивает она.
– Разумеется, не возражаю, – умудряюсь проговорить я почти через нос.
Мисс О’Нейл сгребает сумки в охапку, решительно отвергает несмелые предложения Джеза ей помочь и мчится к лифту. А когда входит в кабину и прижимается спиной к дальней стенке, мы почти слышим, как с ее губ слетает вздох облегчения.
Двери закрываются, и я прыскаю со смеху, потому что слишком долго сдерживался. Нам всем до сих пор ужасно неловко. Джез в таком потрясении, что без слов и будто в замедленном режиме идет за угол – поведать о секс-игрушке Дейву. Лиз заявляет, что сочувствует бедной мисс О’Нейл, и нет ничего страшного, если современная женщина пользуется вибратором. Тони говорит: за сегодняшний день это самое занятное происшествие. Тут же звонит приятелю в «Клариджез» поделиться впечатлениями и, давясь от смеха, расписывает все в преувеличенно ярких красках. Хохот того доносится даже до меня.
Впрочем, черный фаллоимитатор мисс О’Нейл не идет ни в какое сравнение с штуковинами, которые наши горничные обнаруживают в некоторых спальнях. Как раз сейчас, когда пришло время обходить номера, их и поджидают разные сюрпризы.
Вообще-то я никак не возьму в толк, зачем они это делают. Во-первых, в вечерние часы люди, живущие в гостиницах, как раз находятся в номерах – принимают ванны, разбирают вещи, расслабляются или смотрят телевизор и никак не желают, чтобы им мешали. Особенно лезли с ненужными услугами (например, пытались отвернуть край простыни) или делали то, с чем любой в состоянии справиться сам. Мне особенно нравится, как в этом отеле негромко включают радио, настроенное на «Джаз ФМ», и зажигают лампы у кровати – будто постояльцы не додумаются, как сделать это без посторонней помощи. На подушку кладут счет за завтрак, а на уголок отвернутой простыни – пульт дистанционного управления. Покрывало сворачивают и убирают в шкаф. Последний штрих – бутылка минеральной воды в подарок от отеля плюс, если полагается, кожаный бумажник или другой презент и, конечно, шоколадные конфеты на подушку.
Шоколад – одна из немногих мелочей, на которую отель раскошеливается почти безвозмездно. Трюфели – ими мы обычно одариваем наших клиентов – стоят три с половиной фунта за коробку. Постояльцы получают по бесплатной коробке каждый вечер.
Впрочем, «бесплатно» – это только так говорится. Если бы вы знали, насколько дешево обходится отелю поддерживать комнаты в первозданном виде, раскрыли бы от изумления рты. На один номер затрачивается в день чуть больше десяти фунтов. Сюда входит и стирка простыней, и свежие полотенца, и газеты (шестьдесят пять центов), и отопление, и свет, и износ, и возмещение украденного (фунт десять центов), и плата горничной за уборку (фунт двадцать пять центов), и стоимость чистящих средств, которыми она пользуется (тридцать девять центов), и туалетные принадлежности «Пенхалигон» (фунт шестьдесят), и, наконец, самое дорогое – пресловутые шоколадные конфеты. Когда знаешь эти цифры, задумываясь о том, что с некоторых клиентов мы берем за сутки две тысячи фунтов, просто диву даешься.
Тони все еще треплется по телефону про секс-игрушки, а Лиз вдруг объявляет, что идет на ужин в столовую. Не возражаю: за целый день она отлучилась всего на десять минут, а съела лишь диетическое печенье во время ленча. Так уж и быть, пусть насладится макаронами с сыром и булочкой.
Лиз уходит вниз по лестнице, а я регистрирую супружескую пару из Болтона, явившуюся с целой коллекцией от Луи Вюиттона: семейным чемоданам, сумками и карманным несессером. К выходным клиенты подготовились основательно. Женщина в предвкушении отдыха вся светится. Трижды повторяет мне, что пойдет в театр. Ее муж не в особенном восторге. Заполняя бланк и протягивая кредитную карточку, то и дело вздыхает. По-видимому, его сердце гложет мысль о том, что во время маленьких каникул им придется выложить по меньшей мере тысячу только за проживание в гостинице.
Работать мне еще больше часа. Облокачиваюсь на стойку и размышляю о пятничных передачах по телику, о готовом блюде на дом из ресторана, которое с двадцаткой от техасца запросто могу себе позволить, и о том, что пораньше лягу спать. Скорее бы. Зарегистрирую еще пару клиентов, и можно гулять.
Смотрю в окно и вдруг замечаю останавливающийся у гостиницы небольшой белый фургон химчистки. Настроение падает. Химчистка – сущий кошмар. Мало того, что они вечно опаздывают, еще и непременно что-нибудь теряют. Отель пробовал сотрудничать с разными фирмами – расположенными поблизости, в других престижных районах и известными по всему городу. Результат всегда один: недовольство постояльцев и утерянные вещи. По-моему, услуги этого рода обязан предоставлять сам отель; некоторые крупные гостиницы и предлагают их. Только мой вам совет: если вы останавливаетесь в отеле ненадолго, о химчистке вообще забудьте.
– Добрый день, – говорит, входя, человек в синих одеждах и с белыми картонными коробками в руках. В такие лучше класть не свернутые рубашки, а торты. Для этих ребят главное внешний блеск, вовсе не качество работы.
– Добрый вечер, – отвечаю я, подчеркивая, что он припозднился. Вообще-то им положено являться в четыре, чтобы работники хозяйственной службы успели отнести одежду клиентам до вечера.
Парень из химчистки выходит, возвращается еще пару раз и приносит красное пальто в целлофане и что-то типа дорогих платьев для коктейля.
– Вот. – Протягивает мне для подписи бумагу на дощечке с зажимом. – Тут все, что сдавали, – добавляет он, когда я начинаю проверять вещи и ставить против каждого названия галочку.
– Не сомневаюсь, – отвечаю я. – Но для порядка хочу удостовериться. – Дохожу до конца списка и обнаруживаю, что, как и следовало ожидать, кое-чего не хватает. – Пропали две вещи.
– Вовсе не пропали, – заявляет работник химчистки. – Просто мы их привезем завтра.
– Ладно, – с сомнением в голосе отвечаю я.
– Говорю же вам, – стоит на своем он.
– Хорошо. – Расписываюсь в его бумаге. – Завтра постарайтесь приехать вовремя.
– Да-да. – Работник химчистки берет дощечку и уходит.
Звоню в хозяйственную службу сообщить, что привезли одежду. Никто не снимает трубку. Подумываю, не отправить ли сообщение кому-нибудь на пейджер, но в эту минуту Дейв вызывается разнести вещи по номерам. Быстро сообразил. А Джез, по-видимому, до сих пор под впечатлением от сцены с вибратором, потому и забыл, что, разнося одежду из химчистки, можно заработать по крайней мере двадцать фунтов чаевых.
После того как Дейв исчезает, проходит каких-нибудь пять минут, и мне уже звонят. Кто-то сдал две рубашки, а получил всего одну; кому-то не привезли галстук. Какой дурак, остановившись в отеле, отправляет в химчистку галстуки?
Телефон снова звонит.
– Это из номера четыреста четыре, – звучит из трубки женский голос.
– Добрый вечер, мадам, – отвечаю я.
– Потерялось мое платье от Валентино стоимостью две тысячи фунтов, – говорит постоялица.
– Уверен, оно не потерялось, мадам.
– Я сдавала его вместе с другими вещами. Остальное вернули, а платья нет.
– Очень жаль, что так вышло, – произношу я. – Не сомневайтесь, что получите платье завтра.
– Завтра? – визжит клиентка. – Что вы имеете в виду? Оно нужно мне сегодня, сию минуту! Через час я должна быть на вечеринке. Очень важной, понимаете? Мне необходимо платье. Потому что больше нечего надеть.
– А-а. – Накрываю микрофон трубки рукой. И шепчу: – Тони. – Консьерж поворачивает голову. – Проблемы с химчисткой.
Тони кивает и знаком велит мне соединить звонящую с ним.
– Не акайте мне! – вопит постоялица. – Принесите платье! Оно нужно мне прямо сейчас! – Еще немного, и у нее начнется истерика.
– Мадам, – говорю я, – мне ужасно жаль, но химчистка уже закрыта, поэтому забрать ваше платье сегодня мы не сможем при всем своем желании. Однако завтра во второй половине дня, гарантирую, вы его получите.
– Во второй половине дня!.. – орет женщина. – В восемь утра я уже выписываюсь.
– Тогда мы перешлем вам платье за свой счет.
– Разумеется, за ваш треклятый счет! – кричит она. – Вы же оплатите и мое проживание здесь, и услуги химчистки, и все прочее!
– Очень сожалею, мадам, – повторяю я.
– Да что мне ваше «сожалею»! – кипятится клиентка. – У меня больше нет с собой вечерних нарядов!
– Понимаю, мадам, – отвечаю я. – Сейчас я переключу вас на консьержа, который раздобудет вам любое платье, какое вы ни пожелаете. Готов поклясться, мадам, Тони найдет выход. Он самый надежный человек в городе. – Она продолжает распаляться, когда я нажимаю на кнопку «переадресация». – Поднимай трубку, – говорю консьержу, набирая его внутренний номер. Раздается звонок, и Тони отвечает самым что ни на есть умиротворяющим голосом.
«Боже правый!» – думаю я, опуская трубку и ощущая себя после воплей клиентки выпотрошенным. Хуже некуда.
18.00–19.00
Стою и слушаю речи Тони. На редкость одаренный парень. Наделен исключительной способностью разогнать тучи, обернуть трагедию в шутку и заставить человека вздохнуть с облегчением. Проговорив с женщиной каких-нибудь пару минут, он уже смеется вместе с ней, развлекает ее байками о более затруднительных положениях, в которых оказывались наши постояльцы по милости никуда не годной химчистки. В общем, в конце беседы клиентка чувствует себя едва ли не счастливицей.
– Ума не приложу, как тебе это удается, – говорю я, когда Тони кладет трубку.
– Опыт!.. Ну, – добавляет Тони, – мне следует поспешить. Надо узнать, может ли один мой приятель прислать платья из «Харродз», чтобы через полчаса они уже были здесь… А тебе скоро домой?
– Жду не дождусь, – улыбаюсь я. – Диван и телевизор чертовски по мне соскучились.
Трезвонит телефон. Беру трубку.
– Алло? – звучит очень знакомый голос. – Это Бен.
– А, привет, Бен! – восклицаю я, довольный, что звонит сменщик. – Уже едешь? Денек сегодня был еще тот. Только что вселилась клиентка со здоровым черным вибратором в сумочке – это надо было видеть! А техасец раздает розовенькие так, будто они вышли из моды.
Бен не отвечает. Даже не смеется.
– Бен? – зову я. – Ты меня слышишь?
Из трубки доносится негромкий кашель. У меня падает сердце. И опускаются плечи. Я, черт возьми, уже знаю, что последует.
– Понимаешь, – начинает Бен, – я неважно себя чувствую. – Кашляет снова, будто в подтверждение своих слов. – Грипп. Ужасный. В городе, оказывается, эпидемия. Я весь день пролежал в кровати, думал, смогу выкарабкаться и приеду на работу, но ничего не вышло. – Еще раз кашляет, теперь более убедительно. Так, что не возникло бы ни малейшего сомнения, если бы я не знал, что Бен выкуривает в день по тридцать сигарет и может закашляться в любую минуту. – Прости, дружище, – говорит он. – Но я не в состоянии выйти.
Я до того зол, что почти лишаюсь дара речи. Выдавливаю из себя краткое:
– Понял.
– Дружище, – продолжает Бен. – Поверь, мне самому ужасно неприятно. – Он опять кашляет.
– Угу, – отвечаю я.
– Честное слово, – произносит Бен слабым голосом. – Проклятая зараза. Надеюсь, тебя обойдет стороной.
От последних слов чаша моего терпения переполняется.
– Пошел ты знаешь куда?! – внезапно выдаю я.
– Что? – спрашивает Бен.
– Иди на хрен! Достал ты меня, честное слово.
– Ты что же, считаешь меня вруном? – как и подобает, исполненным обиды голосом спрашивает Бен. И снова кашляет, для пущей достоверности.
– Никак не считаю, – ворчу я.
– Если так, знай: я расскажу Адриану… Как только немного поправлюсь и выйду.
– Делай, что хочешь, – говорю я.
Бен собирается что-то сказать в ответ, но я опускаю трубку.
Черт знает что! Час от часу не легче. Опираюсь локтями о стойку и кладу голову на руки, представляя, что повлечет за собой внезапно подхваченный Беном грипп. Двойную смену. Одному из нас придется работать до самого утра. С ужасом осознаю, что мучиться придется мне. Лиз последняя дежурила ночью и непременно затянет нудную песню о том, что остаться сегодня никак не сможет. Замещать Бена буду в любом случае я. Наверное, даже не имеет смысла пререкаться с Лиз, и стоит без слов вызваться на роль ночного дежурного.
Боже мой! Ненавижу Бена! Он не только спит с начальницей хозяйственной службы и работает спустя рукава, но еще и не дурак выпить. Точнее, почти алкоголик. Страсть к выпивке – профессиональный риск всех, кто занят в гостиничном бизнесе. Не знаю, с чем это связано; может, с напряженной работой и нетипичными графиками, либо склонные к алкоголизму люди идут в отель, потому что знают: тут можно достать спиртное в любое время суток. Так или иначе, Бен последняя скотина. За этот месяц не выходит на работу вот уже третий раз. Вдрызг напивается и не в состоянии куда бы то ни было ехать. Поэтому звонит и под вымышленными предлогами отпрашивается. То у него заболела мать, то сломался водонагреватель, то расстроился желудок. На более оригинальную выдумку не хватает мозгов. Впрочем, должен признать, сегодня мне не показалось, что он очень навеселе. Обычно у него так заплетается язык, что сам соглашаешься: на работе ему делать нечего.
Не представляете, в каком я бешенстве. Терпеть не могу ночные дежурства. Хуже наказания и не выдумать. Не то чтобы меня страшит перспектива до утра стоять на ногах. Я постоянно храню в служебке кофеиновые таблетки проплюс, чтобы не заклевать на работе носом. К тому же Джино – несмотря на проведенную ревизию – позднее, когда мне станет совсем невмоготу, непременно принесет пару рюмок водки. Просто ночью творится бог знает что. Между двумя и тремя все переворачивается вверх дном. Впрочем, что я такое говорю? Слишком мягкое подобрал выражение. Отель в буквальном смысле сходит с ума, и я не уверен, что сегодня сумею справиться с вытекающими из этого последствиями. Все, о чем я мечтаю, это диван и телик. А получаю Содом, Гоморру и Бедлам – «три в одном».
Не знаю, в чем корень гостиничного зла, но поверьте на слово: едва вселившись в отель, люди странным образом меняются. По неведомым мне причинам, даже если в обычной жизни это добропорядочные граждане с хорошими манерами, давними друзьями и постоянными партнерами, когда они входят через вращающуюся дверь в гостиницу, тотчас словно забывают, как надлежит себя вести. Границы дозволенного стираются. Правила теряют силу. Обязанности выветриваются из головы. Дивы и внебрачные дети, что годами живут в них, вдруг выскакивают наружу. Кстати, всем кажется, что их никто не замечает. Что кутить они могут, как рок-звезды, а на следующий день предстать перед стойкой тихонями с лицами невинных младенцев. Они не учитывают одной мелочи: мы-то не пьем до потери пульса, потому все видим и слышим.
Нет, я не выдержу.
– Что это ты такой хмурый? – интересуется Лиз, вернувшись с макаронного ужина.
– Не хмурый, а злой как собака, – говорю я. – Бен, видите ли, снова заболел.
– Что? Опять? – спрашивает Лиз.
– Ага.
– Думаешь, он врет?
– Зачем задавать глупые вопросы? – бурчу я. – Сама ведь знаешь Бена.
– Прости, – говорит Лиз. – Да, ты прав.
– М-да…
– Я на ночь не останусь, – спешит сообщить Лиз. – У меня свидание, еще неделю назад пригласили на ужин.
– Не волнуйся, – отвечаю я. – Я сам останусь.
– Серьезно? – изумляется Лиз.
– Да. У тебя ведь свидание, и вообще. Мой диван, конечно, расстроится, но, думаю, переживет.
– Спасибо! – восклицает Лиз, наклоняясь вперед, чтобы чмокнуть меня в щеку. – Ты мой спаситель.
– Прекрати, – ворчу я, легонько отталкивая ее. – Дополнительный заработок в любом случае не бывает лишним.
– Что верно, то верно, – соглашается Лиз, снова поворачиваясь лицом к стойке. – Все равно спасибо.
Она едва не танцует от радости. Во-первых, ей не придется торчать здесь всю ночь, во-вторых, у нее свидание. В гостиницу входит бизнесмен, и Лиз принимается его регистрировать, а я смотрю на нее повнимательнее – по-моему, она заново накрасилась. Расчесала волосы, опять обрызгалась мерзкими духами и обвела губы красно-коричневым. Определенно идет с кем-то ужинать.
К великой радости Тони, является человек из «Харродз» с оливково-золотой коробкой, наполненной нарядами. Джеза отправляют в четыреста четвертый номер, и Тони зарабатывает приличные чаевые.
В вестибюле опять шумно и людно. Приходят те, кто живет неподалеку, – пропустить после работы и перед возвращением домой стаканчик-другой; являются стайками гламурные девицы – распить бутылочку шампанского, прежде чем отправляться на вечерние встречи; приезжают друзья постояльцев, чтобы вместе посидеть в баре, бизнесмены – выпить с возможными деловыми партнерами. И разные придурки – на ранний ужин для театралов.
Готовить и подавать ранний ужин в пятизвездочных отелях ужасно не любят. По сути, и охотников-то ужинать раньше времени находится весьма немного. Однако по той или иной причине мы всегда их обслуживаем. Подают ранний ужин в обеденном зале, обычно что-нибудь легкое: кусок копченой лососины, пирог с начинкой, салат, чашку супа или специально приготовленный омлет, от которого во время очередного акта не забурлит в желудке. Работники кухни страшно злятся: ранний ужин приходится как раз на то время, когда повара и помощники, занятые приготовлением ужина и закусок для банкетов, носятся туда-сюда как угорелые. Мы стараемся обслужить и выдворить театралов как можно быстрее, делая вид, что боимся, как бы они не опоздали к началу представления. Хоть, само собой, это нас ни капли не волнует. Просто хочется, чтобы зал своевременно освободили, и можно было привести его в порядок до прихода более серьезных клиентов.
Театралы – скучнейшие люди: раздражительные подростки, которым «культурные выходы» устраивают против их воли родители; женщины средних лет с такого же возраста подругами; пожилые пары. Ничего интересного они никогда не смотрят, ездят на «Отверженных» или что-нибудь в этом роде, что ставят десятилетиями.
Но это не самое страшное. Ужаснее всего в театралах то, что после представления они возвращаются полакомиться сладеньким. Примерно в четверть одиннадцатого, когда служащие кухни, вымотанные суматошным вечером, уже надеются, что в ресторан больше никто не пожалует, и начинают готовиться к закрытию, театралы заявляются вновь и требуют подать им карамельный пудинг, от которого быстрее уснешь. Честное слово, я никак не возьму в толк, зачем они вообще здесь нужны. Вот как раз мимо стойки проходят две дамы соответствующего возраста.
– Добрый вечер, – приветствую их я.
– Добрый вечер.
Улыбаюсь, машу им рукой и звоню в офис Адриану сообщить, что внезапно заболел Бен. Управляющий не в восторге. Когда-то они были с Беном приятелями, но теперь Адриан все больше держит портье на расстоянии. Адриан честолюбив и продвинулся так далеко в столь короткие сроки отнюдь не благодаря одному таланту. Выбирая друзей, он осторожничает, особенно любезен лишь с нужными людьми и прекрасно знает, перед которыми из клиентов не грех и полизоблюдничать. К слову сказать, вот наконец и миссис Диксон с проклятой тявкающей собакой.
Дейв уже к ее услугам – точнее, к услугам ее чемоданов. Тащит по два в каждой руке, проходя через вращающуюся дверь. Миссис Диксон собственноручно ведет собачку, впрочем, не глядя на нее, вернее, будто не замечая, что та лает и рвется к лодыжкам других клиентов, явно с намерением укусить. Миссис Диксон с ног до головы в розовом от Шанель, у нее ярко-желтые волосы, напудренное белое лицо и тяжелые накладные ресницы, точно лапы сдохших пауков. В общем, ни дать ни взять Барбара Картленд. Лиз без слов удаляется в служебку, и возможность оказать гостье почтение выпадает мне.
– Добрый вечер, миссис Диксон, – говорю я.
– Добрый? – спрашивает она. – Для кого-то он, может, и добрый, а я смертельно устала от чудовищной поездки.
– Неужели? Мне искренне жаль.
– И на том спасибо, – отвечает миссис Диксон. – Какой номер вы подготовили для меня на сей раз? Очень надеюсь, не тот ужасный, в котором я вся измучилась. Не помню точно, на каком он этаже. Сержант! – кричит она на пса, который, натянув поводок, бесстыдно норовит заняться сексом с ногой Джеза. Бедняга Джез! Весь день только и краснеет. – Оставь человека в покое!
Сержант по-прежнему заливается лаем, не щадя своей маленькой мерзкой глотки.
– Мы поселим вас в «люксе» пятьсот шестьдесят, – сообщаю я, расплывшись в дежурной улыбке.
– Пятьсот шестьдесят? – переспрашивает клиентка. – Где это?
– На самом верху, – отвечаю я. – Окна выходят на общественный сад.
– Общественный? Не желаю смотреть на достояния общественности.
– Сад очень живописный, – без былой уверенности бормочу я.
– Не исключено, – заявляет миссис Диксон. – Но я предпочитаю все эксклюзивное.
– Э-э… – протягиваю я.
– Э-э, – передразнивает меня она.
Пока я пытаюсь убедить ее в том, что вид на общественный сад тоже исключителен, жалея, что не сказал просто «сад», в вестибюле снова появляется мистер Мастерсон. В звуке его трубного голоса тонут разговоры театралов и пронзительное тявканье Сержанта. Джез и Дейв вытягиваются по струнке, как солдаты на построении. Мистеру Мастерсону это определенно по вкусу – он подает им пятерку. Но побеседовать ему надо не с ними, а с Тони. Голос техасца звучит еще громче, когда он заговаривает о столике в «Шикиз», похлопывая консьержа по спине и вручая ему еще одну купюру. Как назло, ее загораживают волосы миссис Диксон, и я не вижу, какого бумажка цвета. Судя по довольству, разлившемуся по физиономии Тони – фиолетового или розового. Мистер Мастерсон проходит в стеклянную двустворчатую дверь и направляется в бар.
– Боже мой, – изрекает миссис Диксон, морща белый нос так, будто в ноздри ударила жуткая вонь. – А это еще кто такой?
– Мистер Мастерсон, – грубо нарушая правила, сообщаю я. – Нефтяной барон из Техаса.
– О, – произносит она с таким видом, будто определила источник зловония.
– Он наш постоянный клиент, – говорю я. – Занимает обычно пятьсот шестидесятый номер, но в этот раз мы его приберегли для вас.
– В самом деле? – спрашивает миссис Диксон. – Весьма любопытно, правда, Сержант? – Она берет из вазочки бесплатную мятную конфету и бросает ее на пол. Сержант управляется с ней в считанные секунды. – Тогда, пожалуй, мы согласны на пятьсот шестидесятый.
Регистрирую миссис Диксон, и они с Сержантом идут к лифту, оставив багаж в вестибюле. Дейв и Джез в буквальном смысле тянут жребий, чтобы решить, кому нести вещи наверх. Как и парочка французов, что приехали сегодня после ленча, миссис Диксон не признает чаевых, во всяком случае, в этом отеле. Малой его частью владеет ее муж, поэтому ей кажется, будто для нее предоставляемые тут услуги все до одной бесплатные. Джезу опять не везет: взяв чемоданы и корзинку – по-видимому, Сержантову, – он отправляется на последний этаж. Сегодня явно не его день.
Лиз возвращается к стойке, и я решаю сбегать в бар сообщить Джино, что сегодня и не мой день, что я вынужден торчать в отеле до самого утра. Не потому, что нуждаюсь в его сочувствии, а потому как знаю, что непременно возгорюсь желанием промочить горло. Джино не раз приносил мне стопки с водкой. Иногда я плачу за них, чаще выпиваю на халяву. В особенно тяжелые минуты он всегда готов протянуть руку помощи. Впрочем, после сегодняшней ревизии, допускаю, ему будет вовсе не до меня.
В баре, когда я вхожу, полно народу. Гомон стоит – хоть уши затыкай. Свободных мест нет, в пепельницах горы окурков. Шум такой, что удивляешься, как люди, оживленно болтая, слышат друг друга. Громче всех галдит компания парней в дальнем углу зала. На их столике «Дом Периньон» урожая 1995 года. У бара две молодые красотки аплодируют Джино, а тот выделывает фокусы с шейкером, будто Том Круз в «Коктейле». В такие минуты в каждом движении бармена сквозит талант суперзвезды. Наш бар в сравнении с остальными – теми, что вечно до отказа набиты, и теми, которые почти отжили свой век, куда ходят лишь жалкие старики со скоплением газов в желудке, – в полном порядке; у нас благодаря Джино место особенное.
Стою в углу и наблюдаю, как он работает. Протягивает девицам бокалы с «Метрополитеном», пытается загнать им «Берритини» собственного изобретения: мартини с черникой. И тут же идет проверить, не закончилось ли у ребят за дальним столиком шампанское. Вполне понятно, почему он лишь счастлив лишний раз наполнить их бокалы – за бутылочку «Дом Периньон» клиенты выкладывают целых сто семьдесят два фунта. Проходя мимо мистера Мастерсона, Джино предлагает зажечь его сигару стоимостью в пятьсот фунтов, отвешивает неглубокий поклон, возвращается к стойке, на ходу получая заказ на бокал виски «Талискер» двадцатилетней выдержки, за который берет еще сорок фунтов.
– Джино, – окликаю его я, подходя.
– А, привет, друг! – Его глаза светятся довольством коммерсанта.
