Текст книги "Эарнур (СИ)"

Автор книги: Имие Ла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Что это за место? – осторожно поинтересовался он у Саурона. – Где я находился все это время?

– Добро пожаловать в Барад-Дур, – усмехнулся тот. – Нравится? Прежнее здание было куда меньше и ниже, да и вообще, честно признаюсь, меня не очень устраивало – тесновато там было, и места всему и всем не хватало. К счастью, нашелся добрый человек Исилдур и выполнил за меня всю грязную работу, расчистив место для новой постройки. И мне хорошо, самому ничего делать и ребят своих напрягать не надо, и он душу отвел.

Эарнур от неожиданности потерял дар речи и не нашелся, что ответить.

– Садись, – Саурон чуть отодвинул от большого стола из красного дерева такой же резной стул. – Так вот, я тебе уже сказал, что убивать тебя не собираюсь. Я все-таки не мой папаша и его последователи, чтобы устраивать расправу не над тем, кто сделал что-то нехорошее, а над тем, кто рядом стоял или оказался родичем виновного. Благодаря им за преступление Финвэ досталось Маэдросу, а за то, что в припадке безумия натворил Исилдур, огребли по полной его ни в чем не повинные дети. Однако среди моих ребят очень много тех, кто жаждет расправы над Элрондом, и после его ангмарских похождений количество таких людей увеличилось в разы. Буду честным, я сам к ним отношусь, этот грязный скот в свое время воткнул мне меч в спину и покалечил моего друга Келебримбора.

– Я знаю, – чуть слышно проговорил Эарнур, – мне Маэглин рассказал.

– Твои друзья Мардил и Аранарт предлагали мне за твою жизнь и свободу любые деньги. Однако денег и золота у меня и без того предостаточно, и они мне совершенно не нужны. Поэтому я сделал им предложение, от которого трудно отказаться.

– Они... приходили? – удивился пленник.

– Какая неожиданность, да? Я думал, что Маэглин поставил тебя в известность, но он, видимо, забыл или нарочно решил об этом не говорить. В общем, я сделал им равноценное предложение. Я сказал, что отдам им тебя в живом и здоровом виде в обмен на голову Элронда.

Эарнур прикусил губу, потом через пару мгновений тяжело проговорил:

– Предложение хорошее, и я, наверное, даже не стал бы возражать, если бы Ари отрезал Элронду голову. Только он этого не сделает, даже если вы будете грозиться убить меня у него на глазах. Вы его не знаете.

– Ну, пока что он и в самом деле не согласился, – Черный Майя хищно ухмыльнулся. – Однако время у нас есть, подожду немножко, пока Аранарт созреет и Элронд окончательно доведет его, а то до кучи еще и собственных детишек до белого каления. Пока что будь моим гостем, отдыхай, набирайся сил и постарайся больше не вляпываться в неприятности, я тебя обижать не буду, – продолжил он ехидно-снисходительным тоном, и Эарнур решил, что его теперь однозначно не ждет ничего хорошего. – Вот только теперь я буду заставлять тебя разрабатывать покалеченную руку, потому что я пообещал Аранарту отдать ему тебя не просто живым, но и здоровым, а я всегда держу слово. Предупреждаю: это больно и неприятно. Так что готовься.

Король Гондора вздохнул и опустил глаза.

– Боюсь, вы мне уже ничем не поможете, я теперь калека на всю жизнь, – растерянно произнес он. – Почему вы просто не можете отпустить меня домой? Я готов поклясться чем угодно...

– Не надо клятв, – с усмешкой ответил Саурон, – они мне не нужны, я прекрасно способен понять, насколько можно доверять тому или иному человеку. Я тебе верю. Однако ты не покинешь Мордор, пока Элронд жив. Во имя твоей же безопасности. Я прожил на свете уже не одну тысячу лет и знаю много такого, чего пока что не знаешь ты. Элронд не оставляет в живых случайных свидетелей своих мерзостей, если только речь не идет о Линдире, Глорфиндейле и прочих дружках этой ушастой мрази. Если бы Исилдур в свое время добрался все-таки до Имладриса целым и невредимым, Элронд бы его просто убил без зазрения совести, а то вдруг к бедняге вернется здравый рассудок и он расскажет всем, как верный герольд приставил Гил-Галаду меч к горлу? Заодно, думаю, он бы и Элендуру глотку перерезал – парень не был свидетелем битвы на Ородруине, но все равно умудрился ненароком сказать Элронду, что тот наверняка не получил корону и Вилью из рук смертельно раненого Гил-Галада, а попросту снял и то, и другое с трупа. Поэтому сиди пока здесь и ни о чем не беспокойся. Как только Аранарт принесет мне голову моего врага – ты свободен и можешь в тот же день ехать домой.

Эарнур молча сидел, разглядывая стол. По сути Мордор – та же тюрьма, только без решеток, и теперь ему отсюда не выбраться, нечего и надеяться.

– Про безумие Исилдура я знаю, – наконец решился вставить он, – однажды я нашел в библиотеке Минас Тирита его дневник.

– Нда, если бы он об этом услышал, то был бы не слишком этому рад, – ответил Саурон. – У него в дневнике было очень много такого, о чем он бы однозначно не хотел рассказывать своим родичам и потомкам.

Королю Гондора показалось очень странным, что Черный Майя говорит об Исилдуре, в отличие от Элронда, без какой-либо неприязни, не говоря уже о ненависти, хотя успел заметить, что из-за жуткого шрама на горле Саурон все время держит голову как будто немного склоненной набок. Удивительно было бы не испытывать злобы по отношению к тому, по чьей вине ты остался без пальца и с перекошенной шеей!

– Ну... если бы я был на его месте, я бы точно не хотел, чтобы о таких подробностях моей жизни узнал кто-то из моей семьи, – согласился с ним Эарнур. – Тогда зачем он это писал? Хотя ответ очевиден... он был сильно не в себе.

– Ему просто некому было больше довериться, – пояснил Саурон. – Только бумаге. А вот теперь, собственно, перейдем к бумаге. И к самому неприятному.

Встав из-за стола, он открыл один из ящиков в нижней части стоявшего неподалеку книжного шкафа, положил перед Эарнуром чистый лист бумаги и перо и придвинул к нему чернильницу.

– Если уж ты читал дневник Исилдура, то наверняка помнишь историю одного безмозглого юноши-мелькорианца по имени Амарт, который жил в Гондоре, но при этом очень не любил держать свой рот закрытым, за что и огреб, – продолжал Черный Майя. – Гил-Галад у нас всегда был не в меру жалостливым, он отобрал этого недоделка у сильно злых на болтливого юношу Верных и, поскольку я в то время был на востоке, привез его к моему второму сыну Тхэссу, который тоже умеет хорошо лечить всякие раны и болезни. Тхэсс с моим внуком Кириандилом, которого ты уже знаешь, это он помогал Морнэмиру с тобой возиться, постарались, конечно, на славу, только вот они оба тоже не в меру жалостливые и упустили то время, когда нужно было заставлять парня любой ценой через боль и слезы шевелить покалеченными пальцами. Ну и результат был соответствующий: тому потом было трудно всю оставшуюся жизнь не то что свои сказки о черных маках и белых ирисах записывать, а даже ложку держать. Вот чтоб с тобой такого же не было – бери перо. Правой рукой. Только попробуй мне переложить его в левую. Можешь исписать весь лист самыми грязными оскорблениями в мой адрес, я разрешаю и не обижусь, но только при одном условии – что писать ты будешь только правой рукой. Все понятно?

Эарнур покорно кивнул, в душе сомневаясь, что вообще сможет хоть немного поднять покалеченную руку и взять перо, а потом удержать его в пальцах.

26

Два дня Исильмэ отмалчивалась, про себя размышляя обо всем произошедшем; на третий она, наконец собравшись с духом, сказала Тхайрэт, что принимает ее предложение.

– Я тут подумала... я согласна попробовать встретиться с Эарнуром и все ему объяснить, – произнесла она. – В конце концов, ничего со мной от простого разговора не случится и кусок от меня не отвалится. Даже если он скажет, что не хочет меня видеть, по крайней мере, я буду об этом знать.

– Вот и правильно, – орчанка пристально оглядела свою гостью с головы до ног. – Я поговорю с родителями и дядей, думаю, все получится, но для начала нам нужно привести тебя в порядок! Я, конечно, понимаю, что раны и переживания никого не красят, но вид у тебя еще тот!

Исильмэ безвольно опустила руки, стоя посреди комнаты в неловкой растерянности. Она почувствовала жгучее желание и одновременно боязнь посмотреться в висевшее в углу чистое отполированное зеркало – еще в первый день своего пребывания у Тхайрэт она удивилась тому, что видит в Мордоре такую вещь.

– Ты тоже думаешь, что я очень страшная? Мне всегда казалось, что я некрасивая, когда я смотрела на свое отражение, только расстраивалась, хотя другие мне говорили, что это не так. Тогда, наверное, лучше нам отказаться от нашего замысла, ведь все равно...

– Так, так, спокойно, – остановила ее Тхайрэт. – Ты меня как-то совсем не так поняла. Я не говорила, что ты некрасивая. Ты просто выглядишь плохо. Прежде всего, ты слишком худая, поэтому с сегодняшнего дня начинай есть как следует, что за девушка без задницы и с запавшими щеками? А еще умеешь ли ты что-нибудь полезное по нашему женскому делу, ну там шить, вышивать?

– Ну конечно, умею. Я же себе, пока жила дома, одежду сама шила, мы на рынок за ней не ездили, и дорого, и далеко.

– Вот и прекрасно. Я понимаю, что тебе из-за всего, что выпало на твою долю, есть не очень-то хотелось, но теперь попробуй заставить себя съедать в два раза больше, а не клевать как воробышек. Пока я буду тебя откармливать, заодно сошьем тебе красивое нарядное платье и туфли с вышивкой. Моя мама умеет шить, вязать и вышивать лучше всех наших мастериц, она всегда сама шила одежду себе, моим сестрам и нашему отцу, да и в подарок тоже, она и меня научила. А насчет красоты... она мне всегда говорила, что дело не в том, красив ты вообще или некрасив сам по себе, главное, чтобы ты выглядел красиво. К тому же красота – она, знаешь, для каждого из нас своя.

Исильмэ все-таки подошла к зеркалу и стала внимательно себя разглядывать. Интересно, на кого из родителей она похожа? Кажется, она уже начала забывать лицо отца...

– Твой отец любит твою мать? – поинтересовалась она.

– Еще бы. При первой встрече он был очарован ее невероятной красотой, он сам так говорил, – совершенно серьезно ответила Тхайрэт. Ее собеседница ужаснулась, хотя виду не подала: трудно было себе представить, чтобы эльфу нравились орчанки, хотя, судя по всему, Келебримбор всю жизнь плевал на все возможные правила, обычаи и условности.

– Красота для каждого из нас своя, – повторила она слова Тхайрэт, взяла с деревянной полочки гребень и несколько раз провела им по волосам.

– Я тебе еще раз повторю, что главное к тому же не быть красивой, потому что один человек решит, что ты красивая, а другой – нет, а выглядеть красиво. Если ты хочешь понравиться мужчине, ты должна быть нарядно и чисто одетой, умытой, причесанной, ну и не выглядеть такой изможденной, как сейчас, – продолжала та. – Я уже пообещала, что мы сошьем тебе хорошее платье и туфли. Потом нужно будет добавить какие-нибудь украшения, ну я тебе и свои подарю, у меня же отец их хорошо умеет делать, и у нас их много. Причесать тебя красиво, подкрасить, у нас в крепости живут женщины из Харада, жены наших воинов, можно будет попросить у них какие-нибудь хорошие южные благовония, надушим тебя как следует – и вперед, дело за малым.

Исильмэ внимательно слушала ее, и впервые ей казалось, что ее не страшит ни прошлое, ни будущее.

27

Эарнур совершенно не помнил, как все-таки сумел дотянуться правой рукой до пера и сколько времени с невероятным трудом водил им по бумаге, едва разбирая буквы и почти ослепнув от невыносимой боли – ему снова казалось, что в плечо по меньшей мере вбивают раскаленные гвозди, но страх перед Сауроном оказался сильнее желания все бросить и вздохнуть с облегчением. Когда место на листе, а вместе с ним и жуткая пытка наконец закончились, королю Гондора казалось, что потолок над ним кружится, а перед глазами то и дело вспыхивают радужные круги.

– Все, – он выронил перо из непослушных пальцев, надеясь, что Враг наконец над ним сжалится. – Простите, Властелин, не могу больше. На оборотную сторону меня уже не хватит, мне плохо.

– Да, с тебя и в самом деле на сегодня хватит, – снисходительно усмехнулся Саурон, заметив, что пленник бледен как полотно, а лоб его покрылся испариной. – Сейчас налью тебе кое-чего, полегчает.

Он вытащил из стенного шкафа бутылку с каким-то зельем, отлил немного в небольшую рюмку и поставил ее перед Эарнуром. Тот покорно выпил снадобье – на вкус оно оказалось вполне терпимым и пахло какими-то пряными травами.

– А теперь я не откажу себе в удовольствии узнать, что ты обо мне думаешь, – Черный Майя снова ехидно ухмыльнулся и взял со стола лист. Эарнур сомневался, что смог с больной рукой написать вообще хоть что-то относительно разборчивое, но, к его удивлению, для Саурона не составило труда понять его почерк.

– Итак, приступим. «Элронд, мразь, гадина, как же я тебя ненавижу! Одна мысль о тебе, отвратительный подонок, вызывает у меня омерзение! Ты испортил жизнь Келебримбору, Гил-Галаду, Аргору, мне, Аранарту, собственным жене и детям и еще многим другим людям и эльфам. Надо было мне наплевать на все и убить тебя, ушастого ублюдка, еще в Ангмаре вместе с твоими лучшими друзьями Линдиром и Глорфиндейлом, а потом и в самом деле насыпать моему папаше в вино крысиный яд, и всем сразу стало бы легче жить. Твоя жена, несмотря на то, что ты ревновал ее к нам с Аранартом, к сожалению, хранит тебе верность, а на деле рога подошли бы тебе в качестве головного убора куда больше, чем краденая корона Нолдор. Желаю тебе, гаду, чтобы она изменила тебе с орком или вообще с пещерным троллем, ты это заслужил. Ты сейчас, поди, сидишь в своем Имладрисе, а обо мне и не вспоминаешь, даже не думаешь о том, что могло со мной случиться. Чтоб тебе, уроду, всегда было так же хорошо, как мне сейчас. Бедная твоя дочь, Аранарт был для нее слишком плох, ты, наверное, хотел бы выдать ее за принца Нолдор, да только где теперь такого найдешь, и все благодаря тебе, это ж ты страстно мечтал занять место Гил-Галада. Сдохни поскорее, и своего дружка Глорфиндейла с собой прихвати, да и Линдира не забудь!» Надо же, а я думал, что ты про меня тут гадости напишешь. Приятно почитать про Элронда, прямо бальзам на душу. Слушай, а ты не будешь против, если я это все покажу Келебримбору и Гил-Галаду? Думаю, ты догадываешься, как они оба «любят» Элронда, им это очень понравится.

– Да пожалуйста, – Эарнур попытался изобразить великодушие, бессильно откинувшись на спинку стула – всю правую руку дергало невыносимой болью от плеча до кисти, голова у него кружилась, и ему казалось, будто у него снова начинается жар – несчастного короля Гондора противно познабливало.

– Хреново? – поинтересовался Саурон. – Ничего, сейчас лекарство подействует, отпустит. А про Элронда мне понравилось, хотя ты о нем еще очень мягко отозвался. Келебримбор обычно обзывает его ушастым уебком и мудозвоном, а Гил-Галад повесил себе на стенку портрет бывшего герольда и, когда у него настроение плохое, кидает в него ножики.

Эарнур и в самом деле совсем скоро почувствовал облегчение – боль понемногу утихала и становилась вполне терпимой.

– Спасибо, – тихо ответил он, – мне вроде уже лучше.

– Ну что, больше не будешь мне тут говорить, что тебе уже ничем не поможешь? – усмехнулся Черный Майя. – Сегодня мы на этом пока остановимся, а потом понемногу продолжим, так что наберись терпения, но иначе никак. Я понимаю, что тебе больно и неприятно, однако придется тебе это как-то пережить. Все еще мне не веришь?

Эарнур молчал; в глазах его застыл плохо скрываемый страх.

– Слушай, а чего ты меня так боишься? – поинтересовался Саурон. – Я ведь вроде ничего ужасного с тобой не сделал и даже делать не собирался, Нендилу тебя покалечить или убить не дал, в темницу тебя не запирал, напротив, поселил тебя во вполне уютной комнате со всеми удобствами, что не так? Начитался воспоминаний из дневника своего родственника? Я вот тоже не могу понять, что его во мне так пугало, я же ведь опять же тоже ничего страшного ему не сделал. Напротив, несколько раз прикрыл, когда Ар-Фаразон окончательно рехнулся и порывался прикончить всю их семью.

– Зачем? – вырвалось у пленника.

– Что зачем? – поднял брови Черный Майя.

– Зачем вы его прикрывали? Вам же это невыгодно, вы же, напротив, должны были стремиться извести всех потомков Эарендила. Или вы вре... говорите неправду.

Саурон схватился за голову.

– Слушай, зачем ты читал этот бред? Хотя... хорошо, что Исилдур не знал о том, что это вообще кто-то читал! Точно бы не обрадовался!

Эарнур опустил глаза.

– Никогда не поверю, что вам просто было их жаль, и поэтому вы не дали Ар-Фаразону их уничтожить.

– Ну, и это тоже, хотя и не только это, – ухмыльнулся Черный Майя. – Я тебе серьезно говорю: я действительно не понимаю, почему меня люди так боятся. Вроде сидишь себе, в стенку смотришь, никому ничего не делаешь, а потом внезапно узнаешь, что кто-то тебя увидел и тут же до полусмерти перепугался.

Королю Гондора показалось, что Враг однозначно лжет и что ему, если судить по дневнику Исилдура, нравится нарочно истязать и запугивать людей, а потом чуть ли не питаться их страхом и болью и получать от этого грубое удовольствие, но он решил промолчать – после такого достанется еще хуже, чем от Аргора с Нендилом.

– Простите. Оно само собой получается.

– Я тебе еще раз повторю: успокойся, я тебя не съем, – ответил Саурон. – Я тебе пообещал: как только Аранарт принесет мне голову Элронда, ты можешь в тот же день ехать вместе со своим родственником домой, и мы с тобой, если уж тебе в моем присутствии так плохо, никогда больше не увидимся и даже не услышим друг о друге. Однако пока эта ушастая сволочь жива, придется тебе сидеть тут, уж извини. Ты как, на ногах удержишься? Пошли, провожу тебя в твои покои, – в голосе Врага пленнику почудилась явная издевка, – поначалу тебе будет очень больно шевелить правой рукой и плечо будет сильно отекать, но со временем все пройдет, и домой, буду надеяться, ты поедешь уже совсем здоровым.

– Я вам уже сказал – Аранарт никогда не согласится на ваши условия, – во взгляде Эарнура были испуг и неуверенность. – Вы сами-то всерьез считаете, что он отрежет Элронду голову, чтобы спасти меня?

Тот с неизменной издевательской улыбкой сделал вид, будто не слышал слов своего гостя, и продолжил говорить о своем.

– Мой отец всегда считал мои методы лечения жестокими, но я зато могу назвать их действенными. Знаешь, когда человек серьезно ранен, первое время ему, конечно, надо тихонечко лежать, но потом, когда все уже не так страшно, полный покой – это враг выздоровления. В свое время был у меня неприятный случай – один мой родственник довольно долго провалялся в постели со смертельными по сути ранами, но в какой-то момент я его, невзирая на все возражения и заверения в том, как ему плохо, поднял с постели и выволок гулять в крепостной двор. Гил-Галад, у которого на глазах все это было, тоже возмущался и говорил, что я над беднягой издеваюсь, но я ему объяснил, что если с дырой в грудной клетке тот не будет шевелиться, то ему конец от застойных явлений в сердце и легких. Я и говорю своему пациенту: хочешь, не хочешь – через «не могу» вставай, и идем гулять, если вдруг станет плохо, и ты на лестнице свалишься в обморок – не переживай, дотащу до кровати. Мы очень хорошо погуляли и подышали свежим морозным воздухом, солнышко садилось, родственничку моему сразу полегчало, и он смотрит на закат и говорит мне: спасибо, я-то думал, что всего этого уже больше никогда не увижу. Вот и тебе тоже постепенно будет становиться все лучше и лучше, хотя поначалу покажется, что все ну просто очень хреново.

– Мне сегодня уже показалось, – печально проговорил Эарнур, – зато хоть немного душу отвел и выплеснул на бумагу все, что думаю об Элронде. Надо было мне и в самом деле этому негодяю еще в Ангмаре голову отрубить, а не призывать его к милосердию и не пытаться пробудить в нем совесть, хотя тогда Глорфиндейл с Линдиром порезали бы на капусту уже меня. Наверное, так было бы лучше. Для всех.

– Нельзя пробудить в другом то, чего у него нет, – Саурон подал ему руку, – если ты думал, что у Элронда есть совесть, то жестоко ошибся. У него ее никогда не было, и Элронд не любит и не способен пожалеть никого, кроме себя. Ну как, после того, как выговорился, легче стало?

– Стало, – король Гондора с опаской покосился на кисть Черного Майя с отрубленным пальцем, но все же, взяв того за руку, осторожно поднялся со стула: голова вроде больше не кружилась, и в глазах от боли не темнело.

– Вот и прекрасно. В следующий раз напишешь мне в подробностях все, что думаешь о своем мерзком папаше-пьянице, и можешь не стесняться в выражениях, а сейчас иди отдыхать, на сегодня с тебя довольно.

28

Вскоре после того, как Саурон отвел Эарнура в его комнату, того навестил Кириандил. Пленник сразу вспомнил, как Черный Властелин назвал этого юношу своим внуком, и сначала покосился на него с испугом, но потом постарался взять себя в руки. Хотелось бы, конечно, расспросить его обо всем, но лучше этого не делать.

– Что случилось? – Кириандил, казалось, заметил его состояние. – Так плохо?

– Да нет, ничего, не беспокойтесь, – Эарнур опустил глаза. – Все в порядке. Почти.

– Ничего страшного, со временем все восстановится, – поддержал его тот. – Все не так ужасно, как ты думаешь. Тебе помочь рубашку снять или сам справишься?

– Надеюсь, что сам, – к своему удивлению, пленник все же смог справиться с этой задачей относительно легко – видимо, та настойка, которой его угостил Саурон, все же отлично действовала. Пока Кириандил аккуратно накладывал ему компресс на отекшее и распухшее после сегодняшних попыток что-то написать плечо, он собрался с мыслями и силами и все же решил задать ему пару вопросов.

– Слушайте, – осторожно начал он, – а вы не обидитесь, если я у вас кое-что спрошу?

Кириандил улыбнулся. Так, вроде бы лед тронулся, его пациент даже сам начал разговор, а не ограничивается простыми «здравствуйте», «спасибо» и односложными ответами.

– И что же именно?

– А вы правда внук Саур... Властелина?

– Правда. Тебе интересно, как там у дедушки с женщинами что было? – он снова улыбнулся.

Эарнур вздрогнул и смущенно отвернулся.

– Извините. Мне просто хотелось знать...

– Не соврал ли мой дедушка в очередной раз? – засмеялся Кириандил. – Сегодня не соврал, хотя иногда народ даже пытается угадать и делает ставки, когда он врет, а когда нет. Это он умеет лучше всего!

– А вы сами-то его не боитесь? Я даже себе не представляю, как вы с ним с детства постоянно в одном доме живете. А родители ваши?

– А чего его бояться? – удивленно произнес юноша. – У моего деда есть одна, так сказать, особенность: он не выносит, когда ему перечат и не выполняют его приказов. Если что-то не по нему – не простит. То есть как: допустим, у меня была уважительная причина не выполнить приказ, предположим, мне что-то помешало – он к этому очень спокойно относится и не орет: «Умри, но сделай!», он понимает, что все мы живые люди и иногда наши замыслы сталкиваются с обстоятельствами непреодолимой силы. А вот если я сознательно ослушаюсь – тогда мне сильно не поздоровится. Понял, о чем я? Не спорь с ним, делай беспрекословно все, что он велел, не смей возражать, и никаких неприятностей у тебя не будет. У меня бабушка один раз пошла против воли дедушки – с тех пор так даже пикнуть боится.

– Побил? – испугался Эарнур, про себя думая, что если уж Саурон так обошелся со своей женой или любовницей, то другим от него уж точно ничего хорошего ждать не приходится.

– Да ты что, – махнул рукой его собеседник. – Чтоб мой дед кого ударил, так его надо для этого очень долго и сильно выводить из себя. Он просто дал моей бабушке понять, что впредь этого делать не стоит. Они уже не одну сотню лет вместе живут, и за все время не было случая, чтобы дед ее бил или кричал на нее. Не буду вдаваться в лишние подробности, но он просто сделал ей серьезное внушение на словах, а перед этим собственноручно убил парочку ослушников из числа Эльфов Тьмы. И все, стало тихо.

Эарнур растерялся. Что все знают о Мордоре и его обитателях? Если так смотреть, то ничего – а тут такие занятные вещи узнаешь, что остается лишь удивляться. Семья Саурона, Эльфы Тьмы... Нендил, судя по всему, как раз из них. Это становится все интереснее и интереснее, если, конечно, попробовать отвлечься от собственного жалкого положения.

– А бабушка ваша откуда родом? – с опаской спросил король Гондора. В детстве он как-то раз читал в одной эльфийской хронике о том, что Гельмира из Нарготронда прикончили вовсе не орки, а бывшие Нолдор – слуги Моргота; наверное, это и есть Эльфы Тьмы и таинственная бабушка Кириандила тоже из их числа. Хотя почему тогда он носит имя на Синдарине, словно знатный эльф или нуменорец, а не на Черном Наречии?

– Из Нуменора, дедушка с ней там как раз и познакомился, когда в гостях у Ар-Фаразона был. Она, кстати, тоже из потомков Элроса, так что мы с тобой дальние родственники, – Кириандил снова улыбнулся. – Многие говорили, что он не по себе жену взял, но моего деда не переспорить. Он ей подсунул одно из Младших Колец, благо они их с Келебримбором в Эрегионе в свое время целый мешок наклепали.

– До недавнего времени я жил с уверенностью в том, что это Властелин убил Келебримбора, а оказалось вон что. Надеюсь, Маэглин тоже не солгал... хотя почему я не удивился, когда узнал, что бойня в Ост-ин-Эдиле – дело рук Элронда?

– Про Элронда в Эрегионе? Нет, не солгал. Не знаю, рассказал ли он тебе самую веселую историю, как он с нашего ушастого кретина из Имладриса денежек стряс? – поинтересовался Кириандил, давясь от смеха.

– Это как? – изумленно спросил Эарнур. – И много стряс?

– Дело было так. Вскоре после битвы на Ородруине Маэглин решил поглумиться над обидчиком своих братьев. Он переоделся мораданом, спрятал острые уши под шлем и капюшон, а потом отправил Элронду послание, в котором написал, что Гил-Галад жив, и потребовал за него выкуп. Угадай с трех раз, что именно сделал тот?

– Послал Маэглина куда подальше? – предположил пленник, про себя с облегчением думая, что боль в плече постепенно утихает.

– Хуже. Он явился в условленное время в нужное место и спросил у Маэглина, сколько ему заплатить, чтобы никто больше никогда не услышал о несчастном короле Нолдор. Ты сильно удивишься, но жадюга Элронд без единого звука выложил Маэглину столько золота, сколько тот потребовал. Ну, Келебримбор с Маэглином на эти деньги купили вина, стали пить и смеяться над Гил-Галадом – посмотри, во сколько тебя оценил твой поганый герольд. Так что тебе еще относительно повезло, тебе это дерьмо ушастое меч к горлу не приставляло и не совало нашим золото, чтобы окончательно от тебя избавиться. Хотя что я говорю, еще не вечер.

– Мне ваш родич Морнэмир рассказывал, что Элронд еще на тризне по Элендилу напился в стельку и вытворял всякие мерзости, – добавил Эарнур, заметив, что сегодня Кириандил впервые за долгое время забыл запереть за собой дверь. – Он, когда пьяный, совсем не соображает, что делает, даже... – пленник осекся, поскольку ему, как человеку воспитанному, казалось некрасивым говорить обо всяких непристойных вещах и чужом неприличном поведении.

– Что? – продолжал хохотать Кириандил. – Бедный, неужели и на тебя наблевали? Это наш родич Элендур на поминках по любимому дедушке пострадал. Сначала Элронд там спьяну улыбался до ушей и выдал всем, что наконец-то этот зануда Элендил сдох. Потом хватил еще бутылочку и блеванул на несчастного Элендура. А под конец тризны Элронда стошнило уже на стол, и он упал во все это рожей и заснул. Жалко, что Линдир вытащил его оттуда за волосы еще до того, как ушастый урод захлебнулся в собственных рвотных массах.

– Нет, на меня не наблевали, – смущенно проговорил пленник, – но при мне пьяного Элронда тошнило с балкона дворца в Карн Думе, там имладрисские эльфы вытащили из погребов все вино и выпили. Потом один из них с этого балкона спьяну упал и сломал себе все, что только можно, отчего вскоре и сдох. Сам же Элронд, когда пьяный, вообще ничего не соображает и малую нужду справляет не в уборной, а прямо на пол или в штаны.

Кириандил, услышав это, смеялся так, что слышно было, наверное, во всей крепости.

– Никогда не мог понять, что заставляет людей так напиваться. Удовольствия ведь никакого, а потом тошнит и голова болит. Ладно, пойду я, не буду мешать тебе отдыхать, тебе и так сегодня досталось. Зато после всего, как результат почувствуешь, поймешь, что не зря мучился.

Попрощавшись, Кириандил вышел из комнаты. Эарнур же какое-то время сидел на кровати, глядя на незапертую дверь.

29

Довольно долго он так и смотрел в одну точку, наблюдая за тем, как в лучах света, пробивающихся в комнату сквозь занавески, кружатся мелкие пылинки. Никто не вернулся, чтобы, как обычно, все-таки повернуть ключ в замке. Кириандил просто забыл об этом? Или... это очередная ловушка и Саурон решил проверить, клюнет ли его пленник на кажущуюся возможность сбежать? Очевидно же, что это просто глупо и на такое решился бы только безумец – как же, выйдешь из этой крепости, скорей уж небо на землю рухнет, наверняка в каждом коридоре полно охраны, а с покалеченной рукой отсюда тем паче не выбраться. Однако как же надоело сидеть тут в одиночестве и постоянно размышлять, где и как наломал дров!

Эарнур снова встал, попробовал пройтись по комнате. Он чувствовал себя уже вполне сносно, правая рука почти не болела. Мучиться, снова натягивая на себя рубашку, ему, к счастью, не пришлось, благо ему с этим перед уходом уже помог Кириандил, и он, наконец решившись, подошел к двери и с опаской выглянул в коридор.

К его удивлению, охраны там не было. Там вообще никого не было. Эарнур подумал, что может воспользоваться случаем и хоть немного рассмотреть, как выглядит Барад-Дур изнутри. Он ожидал увидеть куда более мрачное место, а здесь стены в коридоре были облицованы цветным мрамором, во многих местах из его кусочков была выложена настоящая мозаика. Сегодня утром, когда Саурон приказал ему следовать за ним, Эарнур был слишком напуган, чтобы разглядывать изображения на стенах, и был уверен, что идет на верную смерть, но теперь ему хотелось увидеть, где его держат. А мордорцам, впрочем, не откажешь в чувстве прекрасного: в одном месте мозаика представляла прекрасных южных птиц с ярким зеленым и красным оперением в ветвях высокого дерева с бело-розовыми цветами и мелкими листочками, в другом – двух сов, летящих в ночном небе, еще чуть поодаль – вазу с розами и гвоздиками. Красиво, ничего не скажешь, он никак не ожидал увидеть нечто подобное в обиталище самого Саурона... Увлекшись рассматриванием мозаик, в какой-то миг Эарнур очутился рядом с еще одной незапертой дверью. Так, надо, пожалуй, возвращаться к себе, а то Властелин прознает о том, что ценный заложник, которого он планирует обменять на голову Элронда, самовольно покидал место своего заточения – и все, тогда он либо просто умрет, хорошо, если не в страшных мучениях, либо вместо вполне себе теплой и просторной комнаты его ждет ледяной подвал с каменным полом и тяжелые цепи. Из двух зол нужно выбирать меньшее, и если уж ему все равно предстоит возвращаться к Аранарту и Мардилу с позором, так лучше уж быть при этом живым и относительно здоровым, а не полутрупом, не помнящим своего имени и потерявшим зрение, слух и способность двигаться.