Текст книги "Эарнур (СИ)"

Автор книги: Имие Ла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Какой ужас, – прошептал Эарнур. Он представил себе совсем еще юного Маэглина, который остался один на всем белом свете и вынужден был жить в одном доме с дядей, который, если судить по его словам, был настоящим монстром и к тому же убил мужа собственной сестры на глазах у ее сына. – Не знаю, как вы вообще не сошли с ума и перенесли все это.

– Может быть, даже благодаря Саурону, который меня выслушал, как я тебе уже сказал, – грустно улыбнулся эльф. – Просто выслушал. Ну и заодно навешал прислужникам моего мерзкого дядюшки. Вот вспоминаю сейчас все это, и никого из жителей Гондолина мне не жалко. Вот совсем-совсем никого. Плохо, что Глорфиндейл окончательно не сдох, у меня с ним свои счеты, этот гад меня в свое время полуорком дразнил. Хотя когда я познакомился с орками, то понял, что большинство из них куда лучше этой ушастой мразины. Кстати, пытками мне никто не грозил – я просто наткнулся в горах на Сауронов патруль, они и отвели меня к своему повелителю. Мой дядя со мной обычно гораздо хуже обращался, чем орки, я ведь, кстати, честно пытался просить руки его дочери, но он послал меня куда подальше.

– Да вы и не похожи на запуганного и несчастного, – согласился с ним король Гондора, который уже понял, что вся давно известная ему, как он думал, история в устах выжившего свидетеля выглядит совершенно иначе.

– Думаю, ты уже понял самое главное, – внимательно посмотрел на него Маэглин. – Эарендил – мой сын. Уверен, что сейчас упаду в твоих глазах ниже некуда, но за четыре месяца до свадьбы Итариллэ я... ну, сам понимаешь, как дети рождаются, – эльф залился краской, видно было, что он чувствует себя неловко. – Она ничего никому не сказала, ни своему отцу, ни мужу. Эарендил родился через восемь месяцев после свадьбы. Думаю, по срокам все понятно – эльфийская женщина носит ребенка год, если ее дитя пошло в отца-человека, то может быть, что и девять месяцев, но восьмимесячный человеческий малыш считается недоношенным, и это обычно видно. Мой сын выглядел вполне доношенным и здоровым. Я опять же мало кому об этом говорил, теперь и ты знаешь. И, кстати, Туор не сталкивал меня со стены. Я сам оступился – совершенно случайно, вернее, мне под ногу попался обломанный камень. Если бы не целительское мастерство Саурона, я бы сейчас с тобой не разговаривал. А Элронд, видимо, в своего прадедушку с материнской стороны либо в Финголфина таким негодяем удался, есть в кого, хорошо, что Элрос не такой!

– И вы остались с ним в Ангбанде? – Эарнур сильно сомневался, что Итариллэ вот так вот просто взяла и скрыла то, что Маэглин над ней надругался, хотя кто его знает... если Тургон на самом деле был таким, как его описывает племянник, то действительно кто его знает. Про себя он подумал, что своему отцу тоже не стал бы рассказывать ничего о своих бедах, потому что тот наверняка выдал бы единственному сыну, что тот размазня, тряпка, набитый дурак, наверняка врет и к тому же сам во всем виноват. К самому Маэглину, несмотря на его признание в насилии над родственницей, он почему-то, как ни странно, не чувствовал никакой неприязни.

– Да, почти до самой Войны Гнева. Потом вместе ушли на восток. К тому времени Саурон уже успел подружиться с моим братом Келебримбором. Они вместе делали Кольца Власти, это была их общая идея. Мы с Тъелпе тоже очень быстро нашли общий язык, в Эрегионе у нас обычно было очень весело, только вся наша работа обычно заканчивалась под столом с бутылкой чего-нибудь горячительного, мы с Сауроном все время с собой приносили. Потом обо всем прознал ублюдок Элронд, – Маэглин прибавил какое-то непристойное ругательство на Черном Наречии. – Он мечтал заполучить в свои грязные лапы одно из эльфийских колец, так что ты, я думаю, уже догадался, что в один прекрасный день в гости к Тъелпе наведались отнюдь не подручные Саурона. Те, напротив, сумели выбраться из города и сказать своему властелину, что Келебримбор попал в беду и ему нужна помощь.

На улице постепенно темнело. Маэглин поднялся, развел огонь в камине и зажег две свечи, пламя которых то вспыхивало, то почти гасло под дуновением теплого ветерка, врывавшегося в приоткрытое окно.

– Не устал еще меня слушать?

– Нет, – тихо ответил Эарнур. – Значит, это Элронд убил вашего брата.

– К счастью, не убил, хотя все шло к этому, – пояснил эльф. – Он подверг Тъелпе всяким изуверским пыткам, требуя у него эти кольца. Переломал ему половину костей и жег лицо каленым железом, а потом пытался добить – из лука и кинжалом. Когда Саурон спугнул этого выродка, на Келебримборе не было живого места, и все думали, что он вот-вот умрет у них на руках – сам понимаешь, жуткие ожоги, разбитые на осколки кости и несколько смертельных по сути ран. Однако в том, что касается вытаскивания людей и эльфов с того света, Саурону нет равных – в этом ты уже убедился на собственной шкуре. Келебримбор полторы недели лежал без сознания, а его жена и дочка рядом рыдали в отчаянии – хорошо, что Элронд не знал о том, что они вообще есть у Тъелпе, иначе все было бы куда страшнее. Он выжил, хоть и остался глубоким калекой с изуродованным лицом. Впрочем, у него, в отличие от Гил-Галада, изначально не было никаких иллюзий по поводу гнилой душонки Элронда. Тому наш любезный родственник, будь он сто раз неладен, хорошо задурил голову.

Маэглин натянуто улыбнулся, потом вздохнул.

– Эрейнион был лучшим из нас. Лучшим в полном смысле этого слова. Добрым, отзывчивым, благородным, честным, искренним, всегда готовым помочь, самоотверженным, верящим в лучшее и очень доверчивым. Он не хотел видеть зла в том, кого считал своим приближенным, хотя все говорили – и Маглор с сыновьями, и Маэдрос, и Келебримбор, и даже Орофер, Малгалад и Келеборн. Элронда никто не любил, кроме таких же ублюдков, как он сам, наподобие Глорфиндейла, но Гил-Галад не хотел никому верить. За это он впоследствии жестоко поплатился. Его привычный мир оказался разрушен, он потерял все, чем жил с рождения, все опоры в жизни, и совершенно не знал, что делать. Даже не знаю, кому досталось хуже – ему или Келебримбору. Тъелпе, по крайней мере, не ждал от Элронда ничего хорошего, и у него были мы все – его друзья и родичи.

– Что с ним стало? – немного помедлив, спросил Эарнур. Про себя он думал, что Элронд и в самом деле был тем еще чудовищем в эльфийском облике и рассказ Маэглина почему-то совершенно его не удивил.

– К счастью, ничего прямо совсем уж страшного не случилось, он, можно сказать, отделался легким испугом... хотя какой там легкий испуг, я бы это скорее сильным душевным надломом назвал. Про битву на Ородруине ты ж наверняка всякие сказания и хроники читал еще в детстве. Никогда не задавался вопросом, почему Гил-Галад первым полез в драку, хотя это была обязанность его герольда?

Король Гондора нерешительно кивнул.

– Если бы я попробовал в детстве что-то подобное спросить, отец бы меня до полусмерти избил. Хотя вы же сами говорите, что ваш брат всегда был очень благородным эльфом. Вот и решил, наверное, что его обязанность – защищать приближенного.

– Отчасти ты прав. Элронд пытался для виду что-то квакать, зная, что мой в высшей степени порядочный брат ни его, ни тем более своего лучшего друга Элендила вперед не пустит. Так оно и вышло. А вот потом было очень весело. Говоря по-хорошему, с Сауроном лучше в бою не связываться – с его-то целительским опытом он прекрасно знает, как устроены разные живые существа и кому куда что и как нужно воткнуть, чтобы человек или эльф умер на месте, умер, но перед этим долго мучился или вообще через день встал с постели без особых последствий для здоровья. Как он сам говорит, лучше всего у него получается даже не лечить или что-то мастерить, а убивать. В общем, ни одна из тех ран, что он нанес в поединке моему брату, не была смертельной или даже относительно опасной, он не ставил перед собой задачу с ним разделаться – в отличие, разумеется, от Элронда. Когда я упомянул о том, что этот выродок воткнул меч в спину моему лучшему другу...

– Вы имели в виду Саурона?

– Да. Если бы не подлая выходка Элронда, еще неизвестно, чем бы все закончилось. Потом он, воспользовавшись тем, что Исилдур, у которого поехала крыша, стоит и смотрит то на Кольцо, то непонятно куда и не замечает ничего вокруг себя, а Кирдан вообще боится слово сказать, подошел к моему брату, которого счел мертвым, и снял с него корону и одно из эльфийских колец, Вилью, которое Тъелпе сделал отнюдь не для грязных когтей этой скотины. Все бы хорошо, но в это мгновение Эрейниона угораздило очнуться. Первой его мыслью было то, что это наверняка мародерствуют орки. А вот теперь представь себе, каково ему было, когда вместо орков он увидел перед собой своего обожаемого герольда, который уже успел безо всякого зазрения совести нацепить корону Нолдор на свою безмозглую башку.

– Я приблизительно представляю, что он ему сказал, – улыбнулся Эарнур, на миг забыв о том, что находится среди врагов.

– Да не успел он ничего сказать, – печально произнес Маэглин. – Зато Элронд сказал, когда заметил, что мой брат глаза открыл. «Ах, ты еще шевелишься? Ну, сейчас мы это исправим!». С этими словами верный герольд приставил своему королю меч к горлу. Хорошо, что мы в очередной раз спугнули эту злобную гадину. Ну а вот дальше... представь себе. Он себя тогда чувствовал примерно как ты сейчас. Весь прежний мир рухнул, и он один в окружении тех, кого раньше ненавидел и боялся до полусмерти.

«А они только и мечтают сделать с тобой что-нибудь ужасное» – подумал про себя король Гондора, но промолчал.

– Это был ноябрь. Потом летом Тъелпе с Сауроном собрались в Ханатту... в Харад то есть, в теплом море поплавать и на солнышке поваляться. Келебримбор, естественно, звал Гил-Галада с собой, тот не хотел ехать, но я настоял – говорю ему: отдохни и развейся, в конце концов, ты уже понял, что Элронд – дерьмо, а Майрон тебя не съест. В кои-то веки раз мой брат решил кого-то послушаться и согласился. В конце лета они вернулись оттуда лучшими друзьями. Так что насчет Элронда – вы с Аргором не первые, кому этот ушастый пень умудрился поднасрать.

– Мой родич Аранарт у него в Имладрисе сейчас много времени проводит, – ответил Эарнур, решив все же не поддаваться желанию задать Маэглину пару вопросов. – Я понимаю, почему, вы только не думайте, пожалуйста, что Ари сам такой же, как Элронд, он вовсе не такой, он очень хороший человек, просто ему очень нравится Арвен.

– Дочка Элронда? – хихикнул Маэглин. – Пусть твой родственничек не надеется, хуй ему... извини, хрен, а не Арвен, а если он вздумает полезть к ней под юбку, то башки ему не сносить, и ту самую часть тела, которую я тут упомянул, Элронд ему и отпилит. Тупым ножом. Хорошо, что Итариллэ меня не выдала, а то представь себе, что бы со мной ее папаша сделал. Этот придурок Элронд, как мне кажется, с таким подходом к делу мечтает, чтобы его дочь до скончания времен оставалась вечной девственницей. Наверняка ж Аранарт не первый, кто на нее глаз положил. Бедной Арвен скоро останется пользовать только черенок от лопаты, хотя с твоим родственничком ей наверняка было бы сподручней.

Король Гондора слегка покраснел и смутился, потом махнул рукой.

– Какая Арвен, Арвен ему уже не светит. Ари женился на другой, и у него уже сын есть, на Арвен он теперь только смотреть может и с ней разговаривать. Против этого Элронд вроде бы не возражает. А еще он почему-то вбил себе в голову, что мы с Ари на его жену пялились. Я вообще... ну, никогда и в мыслях не имел, а Аранарт вовсе не такой, чтоб смотреть на замужнюю женщину.

– А оно и неудивительно, говорят, что у Элронда полный нестояк даже на собственную жену, пить меньше надо, потому он ее и ревнует не только к каждому мужику на дороге, но даже и к огурцам с морковкой, – принялся глумиться эльф, с явным удовольствием наблюдая за смущением застенчивого Эарнура. – Кстати, хотел спросить у тебя одну вещь. Понимаю, что ты, возможно, после тяжелого потрясения не все помнишь, но попробуй все же вспомнить. От этого может зависеть жизнь одного ни в чем не повинного человека... точнее, эльфа, но это неважно. Аргор и Нендил пытались вытрясти это из тебя, но они как-то уж очень странно задавали вопросы. Я бы, если честно, тоже на твоем месте не понял, о ком они говорят.

Эарнур кивнул.

– Хорошо.

– Это светловолосая эльфийка, зовут ее Оннэле Къолла, также известна как Горная Дева. Аргора я тут отчасти понимаю, что он так злится, это его баба, он на ней вроде даже как жениться собирался – я даже не ожидал от такого, как он. Видел ли ты ее среди живых или мертвых, может быть, знаешь что-то о том, где она может быть сейчас? Я, конечно, понимаю, что война есть война, но Оннэле не виновата в том, что оказалась в неудачном месте в неудачное время.

– Не видел, и не уверен в том, что то, что я вам сейчас скажу, правда, – твердо ответил пленник, про себя думая, что Аранарту стоило бы однозначно держаться подальше от Имладриса и его владыки, – но слышал от Линдира, одного из прислужников Элронда очень странную вещь. Он говорил, будто бы они и в самом деле держат где-то под стражей такую женщину, как вы описали. Тогда я не придал этому значения, потому что Линдир был в стельку пьян и вряд ли понимал, что говорит, они, когда напивались, постоянно хвастались мнимыми военными подвигами – мало ли что ему снова во хмелю привиделось. Это все, что я знаю и что могу вам рассказать.

– Значит, все-таки Элронд, – проронил Маэглин после недолгого молчания. – Это плохо. Очень плохо.

24

Чем дольше Исильмэ жила у Тхайрэт, тем более странным местом казался ей Мордор. Не страшным, а именно странным, в котором время как будто застыло, а погода почти не меняется. Даже звездное небо было здесь совсем иным, нежели в Гондоре – оно казалось девушке непостижимо высоким с маленькими крапинками звезд.

Как казалось ей самой, она уже почти смирилась со случившимся. Поначалу Исильмэ не хотелось ни думать, ни говорить, ни что-либо делать, у нее было такое чувство, что все силы ушли из нее, как вода утекает в песок из дырявой посудины. Однако, вопреки опасениям Тхайрэт, девушка не утратила желания жить дальше – ей просто было невыносимо больно и горько от осознания произошедшего.

– За что ему все это? – склонив голову, девушка едва сдерживала слезы; сейчас она напоминала орчанке сломанный ливнем цветок. – Знаешь, Тхайрэт, бывают такие люди, которым не везет прямо с самого рождения, словно сама судьба была против их появления на свет, и делает все для того, чтоб они как можно скорее покинули мир живых. Именно это и было с Эарнуром. Собственные родители его ненавидели, Элронд и Глорфиндейл, как я поняла, оскорбляли почем зря, наместник презирал, а в конце его ждала жуткая смерть! Я даже думать боюсь о том, что с ним сделали, но это уже и не важно! Я другого не понимаю: чем он это заслужил?

– Я вообще с детства поняла, что мир устроен очень скверно, – посочувствовала ей Тхайрэт. – Те, кто не сделал никому ровным счетом ничего плохого, умирают страшной смертью, а то и вообще оказываются вынуждены отвечать за чужие злодеяния. Негодяи наподобие Элронда, напротив, живут и здравствуют, и даже не стоит спрашивать, чем твой Эарнур это заслужил. Просто тем, что родился на свет у людей, которые его не любили и которым он был нужен только как наследник престола, а не как сын. Тем, что оказался в неподходящее время не в том месте и подвернулся под руку озлобленному Аргору – тот сейчас весь мир ненавидит, а на Эарнуре зло сорвал. Мне очень жаль вас обоих, но тут уже ничего не поделаешь.

– Скоро я совсем поправлюсь и уйду от тебя, – сказала Исильмэ. – Спасибо вам с Ломионом за все, я никому ничего не скажу, как и обещала.

– Ну, у нас нет никакого повода тебе не верить, – согласилась та, – потому что даже если расскажешь, люди решат, будто ты не в себе. Так что тайна твоего пребывания в Мордоре так и останется тайной.

Исильмэ задумалась о возвращении на родину, где ей нужно будет как-то начать новую жизнь, окончательно забыв прежнюю. Дом, где она жила раньше, наверняка уже зарос мхом и травой, труба рассыпалась, петли проржавели, а в окна холодным осенним ветром заносит опавшие листья и разный мусор. Нет, в тех местах, где она родилась, появляться снова не стоит – вовсе не нужно, чтобы односельчане потом задавали ей всякие вопросы. Нужно было придумать что-то другое.

Где-то дня через два Тхайрэт вернулась домой прямо-таки сияющая.

– У меня для тебя очень хорошая новость, – сообщила она Исильмэ. – Я узнала от родителей, что мой дорогой дядя в очередной раз соврал без зазрения совести.

– То есть? – девушка с удивлением смотрела на радостную орчанку.

– Он соврал тебе, – объяснила та, – про смерть Эарнура.

– Он жив? – от неожиданности бедная Исильмэ чуть не села мимо грубо сколоченного деревянного стула. – Что с ним?

– Да. Я уж не знаю, почему, но харт-ан Гортхар... то есть Властелин Саурон, по-вашему, запретил его убивать. Мой отец мне сказал, что досталось твоему Эарнуру порядком, но жить будет.

Девушка почувствовала невероятное облегчение – обычно в таких случаях люди говорят, что у них камень с души свалился, но она сомневалась в том, что ее нынешнее состояние можно описать такими простыми словами, это было что-то намного большее. Она уже не чаяла увидеть Эарнура живым или хоть что-то о нем услышать. Однако в следующий же миг это чувство сменилось парализующим страхом.

– Что ваши с ним сделают? – пробормотала она срывающимся голосом. – Для чего он им нужен?

– Я тебе врать, как мой дядя, не буду, – в глазах Тхайрэт, к удивлению ее собеседницы, сверкала искорка надежды, – я не знаю, для чего он им нужен, меня никто не посвящает в военные тайны, я не настолько важная птица. Одно могу сказать точно: если бы наш повелитель хотел его смерти, то убил бы сразу сам или не стал бы препятствовать Аргору и Нендилу. Несмотря на это, я очень сильно сомневаюсь в том, что он разрешит просто так его отпустить. Попасть в Мордор, как сама понимаешь, просто, а вот выйти отсюда... весьма затруднительно.

Исильмэ посмотрела на нее неподвижным мрачным взглядом.

– Я все поняла. Скоро я навсегда вас покину, и вы больше никогда обо мне не услышите. Попробую начать новую жизнь, как мне советовал твой дядя. Он мне правильно говорил, что зря я все это затеяла. Сейчас я и сама не понимаю, чего добивалась. Глупо получилось. Нужно было мне замуж выходить, как мой покойный отец хотел, и выкинуть из головы того, кто мне не пара.

– Ты так просто сдашься? – резко бросила Тхайрэт.

– Ты о чем? – испугалась девушка.

– Знаешь, почему мой дядя тебе соврал? Да потому, что у него самого с женщинами ничего не сложилось, и даже самая что ни на есть счастливая любовь, которая случается у других, ни в чем его не убеждает! Он вбил себе в голову, что все это гадость и мерзость, а если у кого получается иначе – начинает говорить, что это бывает раз в эпоху и только у избранных. Мне не нравится, что он с тобой так поступил, понимаю, вроде хотел как лучше, а на самом деле получилось как: у самого жизнь не сложилась – развалю чужую! Неужели ты решила так просто обо всем забыть? Я бы на твоем месте попыталась хотя бы поговорить с Эарнуром и сказать ему, что он мне нравится, конечно, он может и не ответить тебе взаимностью, зато потом не будет так обидно, что ты даже не попыталась ничего сделать! Я могла бы попросить своего дядю, пусть он и нехорошо себя повел, чтобы он устроил вам встречу, и...

– Соврал, не соврал – сейчас уже не так важно, – перебила ее Исильмэ. – Я на господина Ломиона не в обиде, потому что он действительно прав. Мне не стоило даже смотреть на нашего короля. Я постараюсь его забыть. Хватит.

– Это ты так Саурона, что ли, испугалась? – улыбнулась орчанка. – Если даже он о тебе и узнает, то тебя он убивать будет в последнюю очередь, потому что ты для него угрозы не представляешь и личных обид ему не наносила. Ты же не Элронд. Ну, вешалась на шею знатному пленнику, так Властелин такое преступлением не считает и голову тебе за это не снесет. На самом деле он не так страшен, как про него рассказывают – без причины не убьет.

Исильмэ украдкой смахнула слезу.

– Дело не в Сауроне, – с грустью сказала она. – Ты меня не поняла. Если бы человек, которого я люблю, тоже любил меня, то я бы, наверное, не побоялась никого и ничего, даже самого Вра... Саурона то есть, и пошла бы за ним на край света, как Лютиэн за Береном. Только в том-то и дело, что Эарнур меня не любит. И не полюбит никогда. Думаю, продолжать не стоит.

Тхайрэт с досадой сцепила пальцы.

– Вот откуда ты знаешь, если даже не делала попыток обратить на себя его внимание?

– Я думаю, что если бы я могла ему понравиться, то он обратил бы на меня внимание еще тогда, когда я прислуживала во дворце!

Орчанка села на небольшую дубовую скамью возле стола, пристально посмотрела на Исильмэ.

– Послушай меня, – произнесла она, – я не могу, да и не имею никакого права принуждать тебя принять то или иное решение, но все же попробуй меня услышать. У меня такое чувство, что все эти годы ты жила в призрачном мире и общалась с призраком, а не с настоящим Эарнуром. Равно как и он сам. Судьба дала вам возможность развеять это наваждение и найти настоящих себя. Думаю, мне стоит сказать тебе, кто мой отец – это сам мастер Келебримбор. Он с ранней юности плевал на все правила и условности, дружил с Сауроном и влюбился в мою маму. За это, впрочем, потом огреб от Элронда и чудом остался жив, зато никто не мешал ему быть самим собой и делать то, что ему нравится. У каждого из нас свое счастье, за которое мы платим свою цену, но зачем от него отказываться заранее, даже не попробовав обрести?

– Тогда твой дядя... Ломион... Маэглин? Маэглин из Гондолина? – догадалась Исильмэ.

– Он самый, – подтвердила Тхайрэт. – Маэглин из Гондолина. Как видишь, все не так страшно, как ты думаешь. Давай я все-таки с ним поговорю, да и отца своего попрошу посодействовать, пусть устроят вам встречу.

Исильмэ замерла, погрузившись в свои тревожные мысли.

25

Время от времени Маэглин навещал выздоравливающего пленника, понимая, что тому нужны поддержка и участие, и подолгу с ним разговаривал. Ему было очень жаль Эарнура, потому что в свое время ему довелось пройти через то же самое – почти полное одиночество и ощущение, что ты во всем свете никому не нужен, умри ты у других на глазах – никто не заметит.

– Поначалу я верил, что кто-то из наших непременно за мной придет, – как-то раз поделился с ним король Гондора. – Теперь я понимаю, что вы были правы. Мардил наверняка рад, что избавился, Элронду просто наплевать, а что до Аранарта... я даже не знаю.

Маэглин, естественно, не стал говорить Эарнуру о том, что Аранарт приходил-таки к мордорцам, но предложенный ему Сауроном выкуп за родственника совершенно не устроил предводителя дунэдайн. Зря, конечно, ведь знай Аранарт правду о выходках владыки Имладриса, он бы Саурону не то что голову Элронда, а самого папашу Арвен живьем в мешке приволок бы на расправу. Вместо этого он старался по мере сил успокоить своего нового знакомого.

– Я уже почти совсем хорошо себя чувствую, – сказал Эарнур, – к тому же приноровился все делать левой рукой, и одеваться, и умываться, и есть. С правой у меня считайте что все, даже пальцы еле-еле шевелятся. Ну да ладно, ваш дядя Маэдрос вон и с одной левой прекрасно жил.

– Не хочу тебя пугать, – многозначительно произнес эльф, – но Морнэмир с Кириандилом основную работу сделали, кость срослась, железки они из нее вытащили, а теперь тобой обещал заняться мой лучший друг Саурон. Я знаю, что ты его боишься...

– Боюсь? – перебил его пленник. – Вы издеваетесь? Да ни в одном языке мира не найдется слов, чтобы описать, что я чувствую при одном упоминании... это не страх, это куда хуже! Честно говоря, была у меня мысль довершить начатое и повеситься на простыне или занавеске, пока никто не видит, но, боюсь, с одной рукой у меня ничего не получится!

– Вот вешаться не советую, удавленники в гробу очень нехорошо выглядят, – улыбнулся Маэглин, – и вообще ничего с собой делать не советую. Как тебе объяснить: пока ты жив, у тебя есть возможность что-то предпринять, решить, ну и всякое такое. Когда мертв – все: дороги назад нет. Я ведь прекрасно понимаю, что тебе на самом-то деле не умереть хочется. Когда кто-то утверждает, что хочет умереть, он не хочет умереть, это звучит странно, но я живу на свете намного дольше тебя и знаю, что это не желание умереть, а стремление избавиться от боли, страха, неопределенности, разочарования и прочих ужасных чувств, которые ты испытываешь. Не знаю, помогут тебе мои слова или нет, но попробуй просто это перетерпеть, я думаю, что у каждого такое было. Все эти чувства пройдут, а ты будешь жить дальше. Воспоминания, конечно, не сотрешь, но раны заживут, и душевная боль со временем тоже притупится.

Эарнур задумался.

– Хорошо, вы правы, – произнес он, – но вы вот сами выход видите? Решили отдать меня Саурону на расправу и думаете, что так и надо? Как я буду «жить дальше», если вообще не буду и, скорее всего, убивать меня будут долго и жестоко?

– Я – отдать тебя на расправу? – не понял Маэглин.

– Вы действительно ничего не понимаете или нарочно врете? – Эарнур посмотрел на эльфа с явным недоверием. – Нет, все-таки нарочно врете. И я понимаю, почему. У вас в душе еще осталось место для чего-то чистого, светлого и доброго, вы на самом деле вовсе не такой, как Саурон, просто вам больше некуда идти, и остался только Мордор, у вас нет выбора. Вы меня жалеете и искренне пытались мне помочь, хотя на самом деле лучше бы вы тогда в Минас Итиле перерезали мне горло, это было бы куда милосерднее, потому что с помощью ничего не получилось. И сейчас вы знаете, что Саурон приказал своим слугам немного меня подлечить только для того, чтобы к тому времени, когда он устроит надо мной расправу у всех на глазах и потом отошлет Мардилу и Аранарту мою голову, я хотя бы мог держаться на ногах – им с Ангмарцем не доставит удовольствия издеваться над полутрупом. А так – получилось особо хитроумное истязание. Они решили дать мне мнимую надежду на спасение – ведь так интересно потом ее отнять и смотреть, как я буду рыдать в отчаянии, валяться у них в ногах и молить о пощаде. Только ничего не вышло, я с самого начала не верил в добрые намерения Врага и понимал, что со мной сделают, просто не хотел долго мучиться. А вы сейчас сидите тут и меня утешаете – примерно как жалостливые дети кролика гладят перед тем, как их папа зарежет его на жаркое. Что ж, спасибо и на этом, хорошо, что вы ко мне приходите, мне так легче будет.

Маэглин растерялся, не зная, что ответить. На самом деле все обстояло совершенно иначе, потому что Саурон попросил его воспользоваться доверительными отношениями с пленником, немного покапать бедняге на мозги и по возможности сделать так, чтобы тот вроде бы как и по доброй воле не захотел уматывать из Мордора, но своими словами Эарнур поставил эльфа в сильно затруднительное положение.

– И ты все то время, что сидишь в этой комнате, мысленно готовишься к тому, что тебя убьют? – нерешительно поинтересовался он.

– А что мне еще остается? – чуть слышно пробормотал Эарнур. – Вы прекрасно знаете, что со мной сделают. Спасибо вам большое за то, что хотя бы попытались помочь. И за сочувствие спасибо. Только это все равно бесполезно. Мне остается надеяться на то, что вам за меня не достанется. А для меня уже все кончено, остается лишь ждать того дня, когда Саурон со мной разделается. Скорее бы уж, честное слово. Ждать смерти очень страшно, в особенности когда ничего не можешь сделать.

Маэглин понимал, что не сможет переубедить своего дальнего родственника – тот все равно никому не верит, а потому попытался хотя бы его отвлечь и перевел разговор на что-то другое. Когда он собрался уходить, за окном уже смеркалось; ночью Эарнуру предстояло остаться один на один со своим отчаянием, которое тот даже не знал, как отогнать. Стараясь ни о чем не думать, пленник завернулся в одеяло, закрыл глаза и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.

Он не помнил, что ему снилось; разбудил его луч яркого солнца, проникавший сквозь тонкие занавески. В следующее мгновение он едва не лишился чувств от парализующего ужаса: на стуле рядом с его кроватью сидел тот, кого он больше всего боялся.

– Проснулся? – обратился к нему Саурон. – Честно говоря, мне хотелось дать тебе еще немного прийти в себя, отлежаться и отдохнуть, но то, что мне вчера рассказал Маэглин, очень мне не понравилось, и поэтому мне пришлось немного изменить свои планы. Вставай, приводи себя в порядок, и сегодня пойдешь со мной.

Эарнур отвернулся, стараясь не встречаться взглядом с Черным Майя; ему казалось, что собственное тело не повинуется ему, и он не мог заставить себя даже сесть в кровати, не говоря уже о том, чтобы встать.

– Вставай, я сказал, – повторил Саурон уже более жестко и настойчиво. – И хватит нести чушь, перестань сам себя накручивать, я не собираюсь тебя убивать. Было бы за что, давно бы с большим удовольствием убил, я это очень люблю и хорошо умею делать. Хотя день у тебя сегодня, безусловно, ожидается непростой. Не заставляй меня долго ждать, давай, шевелись.

Эарнур молча повиновался – в голосе Врага ему почудилась скрытая угроза, лучше было бы и в самом деле его не злить. Саурон внимательно наблюдал за своим пленником, уставившись на него своими холодными синими глазами – наверное, так кошка смотрит на мышь. Эарнур поймал себя на том, что мысленно снова сравнил себя с раздавленным мышонком из своего детства.

– Отлично ты научился одной рукой все делать, – насмешливо произнес он, – я, честное слово, прямо завидую. Я бы, наверное, вряд ли смог в твоем положении одеться без чужой помощи. Помнится, когда твой родственник отрубил мне палец с Кольцом, я тоже какое-то время старался лишний раз правой рукой не шевелить, неприятно было, так что я тебя понимаю. Тем не менее двумя руками... оно было бы все-таки удобней. А теперь пошли.

Эарнур долго шел за Черным Майя по каким-то коридорам и лестницам, казавшимся ему бесконечными, пока Саурон наконец не остановился и не распахнул перед королем Гондора тяжелую дубовую дверь.

– Заходи.

Шагнув внутрь, Эарнур очутился в просторной светлой комнате с высокими потолками и огромными окнами, стены которой были облицованы светло-бежевым камнем. Нерешительно подойдя к одному из окон и посмотрев вниз, он почувствовал, что от невероятной высоты у него едва не кружится голова – земля внизу казалась очень далекой.