Текст книги "Романовы. От Михаила до Николая"

Автор книги: Илья Василевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

И. М. Василевский
Романовы
От Михаила до Николая
История в лицах и анекдотах

Книга И. M. Василевского вышла в свет в 1923 году.

Сегодня, спустя семь десятилетий, можно только догадываться, как она воспринималась читателем. И все же рискнем предположить, что интеллигентный читатель, читатель опытный и просвещенный, знавший автора как талантливого фельетониста, едва ли принял эту книгу всерьез. Разве что как собрание скабрезных анекдотов из жизни царствующих особ, как собрание альковных тайн, как очередной фельетон, сопряженный с копанием в грязном белье российских монархов.

Однако нельзя не считаться с тем, что была другая, более многочисленная, категория читателей: малообразованная, полуграмотная, бунтующая масса, жаждавшая в то время самооправдания своим деяниям (или бездействию?), к тому же падкая до «клубнички», особенно если эта «клубничка» касалась вчерашних ее кумиров – уничтоженных, растоптанных, свергнутых и оттого еще больше ненавидимых носителей самодержавной власти.

Думается, именно на такого, нетребовательного, читателя рассчитывал автор, выполнявший социальный заказ новых «хозяев жизни», сумевших в срочном порядке отменить титулы, атрибутику, вывески, названия городов, улиц и даже самого государства, а теперь желавших отменить и саму историю.

В книге И. М. Василевского много неточностей, вольных и невольных передергиваний; она субъективна, грубо социологична, местами вульгарна и недопустимо цинична. Эти ее качества едва ли устраивали и ту и другую стороны в шедшем в те годы заочном споре об исторических путях развития России, чем, собственно, и объясняется, на наш взгляд, то, что книгу «забыли», что ее ни разу не переиздали в советское время, хотя, как это видно из текста, многие историки и беллетристы не гнушались черпать из нее материалы для своих трудов.

Но если так, спросит читатель, зачем ворошить прошлое, нужно ли переиздавать произведение автора-фельетониста, тем более что имя его прочно забыто и не упоминается даже в специальных энциклопедических изданиях?

Уверены: и нужно, и должно.

Изменилось не только время, в которое мы живем. Изменились мы сами.

Поменялся и адресат книги.

Сегодня она представляет интерес как раз для образованного, серьезного читателя, способного критически воспринимать прочитанное, самостоятельно делать выводы. Ценность произведения И. М. Василевского не только не уменьшилась, но, наоборот, неизмеримо возросла. Перед нами подлинный, воистину бесценный документ ушедшей эпохи, часть нашей общей истории, портретная галерея рода Романовых, увиденная глазами ортодокса-социалиста. И пусть его взгляды предвзяты, пристрастны, пусть они спорны, порой несправедливы. Корректировать историю – дело неблагодарное, о чем лучше всего свидетельствует сама эта книга.

Так было. И чтобы этого не случилось вновь, мы должны Знать и Помнить.

Нет сомнений, что «Романовы» вызовут интерес самой широкой читательской аудитории. Издательство «Мапрекон» намерено продолжить выпуск уникальных, малознакомых произведений из истории нашего Отечества. В ближайшее время будет выпущен роман П. Краснова «Цареубийцы», до этого в России не издававшийся и составляющий с «Романовыми» своеобразную дилогию. Автор романа был убежденным монархистом, что даст возможность увидеть историю глазами человека, придерживавшегося диаметрально противоположных взглядов.

Ник. Оганесов.

Михаил Федорович

Глава I

Неужели правда, что первый Романов был действительно избран, что русские люди, что называется, по своей доброй воле призвали на царский престол этого не умеющего ни читать, ни писать пятнадцатилетнего мальчика?

Человеку свойственно ошибаться, и если ошибки отдельного человека сплошь и рядом бывают неприятны и тягостны по последствиям, то ошибки целой толпы превращаются иной раз в трагедию. Избрать первого из Романовых было легко, но избавиться от них оказалось гораздо труднее.

По пословице, когда простак бросит камень в воду – десять умных не смогут его вытащить. Но разгадка вовсе не в том, что именно глупые люди подавали свой голос за избрание малолетнего Михаила. Обезличиваются, теряют свои главные, наиболее ценные особенности в толпе не одни только глупые люди.

Велик Лев Толстой, мудр Спиноза, прозорлив Дарвин. Но соберите в комнату 500 человек, каждый из которых совмещал бы в себе и величие Толстого, и прозорливость Дарвина, и ум Спинозы, оторвите каждого из них от своего дела, изолируйте их от живой жизни – и сплошь и рядом перед вами окажется всего только буйная толпа, стадо баранов, случайно голосующих, не умеющих разобраться в самом простом вопросе, слепо идущих за тем или иным крикливым поводырем.

На Земском Соборе, который решил призвать на царство Михаила Романова, ни Дарвина, ни Спинозы, ни Льва Толстого найти было нельзя. Здесь были хитрые, себе на уме бояре, успевшие много раз переменить личину, послужить и Василию Шуйскому, и королевичу польскому Владиславу, и самозванцу первому, и самозванцу второму, и королевичу шведскому Карлу-Филиппу. Временем «перелетов» была та смутная эпоха.

Когда после замирения Москвы выборные люди съехались для решения вопроса о престоле, они начали с трехдневного поста, чтобы этим способом подготовиться к решению дел государственных. Не потому ли и закончили они свое дело избранием на царство неграмотного мальчика Михаила Романова? На голодный желудок такие ли еще мысли приходят в голову!

Шансов на избрание у Романовых было весьма мало. Не потому, впрочем, что сам Михаил с отцом и матерью успел присягнуть на царство польскому королевичу Владиславу; не потому, что отец Михаила, Филарет, был ставленником обоих самозванцев сразу. Он получил сан митрополита от первого самозванца, а чин патриарха выслужил в подмосковном лагере тушинского вора (у самозванца второго). Предательство было обычным в те времена, и эта измена сама по себе не отвращала от нового кандидата сердец боярских. Все были одинаково грешны.

Более того – это многократное предательство, крепкая связь с самозванцами и присяга польскому королевичу пошли только на пользу удачливому кандидату. Эти – сами тушинские, сами самозванцам служили и польскому королевичу присягали. Эти за старые грехи не спросят!

Род Романовых, так называемый Кошкин род, вел свою родословную – почтительно доказывают казенные историки – от некоего приехавшего в Москву при Иване Калите «из прусские земли» Андрея Кобылы. Пятый сын Андрея Кобылы звался Федор Кошка. От него и родился родоначальник Романовых – Роман Юрьевич Захарьин.

Этот род, происшедший от Кобылы через Кошку, несмотря на редкое обилие чисто зоологических эпитетов, особенно именитым не считался. Хвастать, как говорится, было нечем. Даже и титула никакого кошкинский род не выслужил.

Среди именитых князей Шуйских, Воротынских, Мстиславских и др. Романовы казались захудалыми и никакого сравнения с теми родами, какие вели свое происхождение от Рюриковичей, выдержать не могли.

«Хотели выбрать не способнейшего, а удобнейшего царя», – говорит В. О. Ключевский. Никому не ведомый мальчик Романов показался удобен.

Не родись богат, не родись умен, а родись счастлив – рекомендует русская пословица.

Единомыслия в процедуре избрания не оказалось ни малейшего. День за днем обсуждались кандидатуры Голицына, Мстиславского, Воротынского, Трубецкого и прочих, но толку не было, а было лишь, по указанию летописца, «большое волнение».

Среди враждующих партий, из которых каждая мечтала провести на престол своего кандидата, нашелся только один человек – князь Ф. П. Мстиславский, – который не только не желал быть царем, но и всех, кто ему предлагал почетный сан, ругал «нехорошими словами» и даже грозился уйти в монастырь, если его изберут в цари.

Волнение было далеко не бескорыстное.

Каждая из партий подкупала своих избирателей, поила и кормила на свой счет, подзуживала горланов. «Кто пить-есть хочет задарма – вали к боярину на широкий двор!» И много денег было истрачено, например, на проведение одного из наиболее видных кандидатов, князя Голицына, но результатов добиться не смогли. Пропали денежки без всякой пользы, сложное это дело – практическая политика!

Когда в разгар «боевых столкновений» некий дворянин из Галича явился вдруг с заявлением о том, что избрать надо Михаила Романова, это выступление безвестного галицкого проходимца вызвало бурное негодование. Закупленные и перекупленные голоса разбились. Знатнейшими из князей Рюриковичей были Шуйские. Против Рюриковичей выдвигались Гедиминовичи – Голицыны и Хованские – потомки Гедиминова сына Наримунда. Правнуки младшего Гедиминова, сына Ольгерда, со своей стороны, подкапывались под старых родичей и высказывали крайне обидные суждения относительно супружеской чести Наримунда Гедиминовича.

Была на Соборе и партия польского королевича Владислава, и шведского королевича Карла-Филиппа, и сторонники Габсбургского дома. Была на Соборе даже партия «тушинского вора», во главе которой стояли бояре Вельяминовы и Плещеевы.

«И если сильно интриговал в свою пользу „Кошкин род“ – бояре Романовы, то об этих выскочках на Соборе сначала и слышать не хотели», – констатирует М. Алданов.

Боярин Ф. И. Шереметев в те дни пишет в Польшу князю Голицыну: «Миша-де Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден».

И вправду, не способнейшего, а удобнейшего царя искали бояре.

И вот в первое воскресенье великого поста, 21 февраля 1613 года, когда бояре окончательно сочли удобнейшим для себя избрать малолетнего, ни в чем не выдающегося Михаила (лицо чистое, нос и рот умеренные, особых примет не имеется), проделывается торжественная комедия.

Небольшая кучка людей ежится на морозе, попрыгивает с ноги на ногу, потирает отмороженные руки. Это – народ русский близ Лобного места ждет утверждения выборов. Не успели еще духовные лица, вместе с боярами посланные на Красную площадь, произнести слова вопроса, как подготовленные толпы дружно закричали:

– Согласны, согласны! Михаила!

Любопытно, что этот случайно прошедший избранник сразу же стал именовать себя «природным царем».

Бояре радостно ссылались на то, что отец Михаила, Филарет, приходится, мол, двоюродным братом царю Федору Иоанновичу; а следовательно, царь он, Михаил, самый настоящий, законный. И новый царь в манифесте своем торжественно называет себя, без всяких, правда, на то оснований, подлинным внуком Иоанна.

Сам царь в это, конечно, не верил и верить не мог. Некоторым извинением может послужить ему то обстоятельство, что и в народе тоже никто этому не верил.

Так или иначе, ошибка допущена, первый Романов избран.

Свыше 300 лет будет терпеть Россия серьезные последствия этой роковой неосторожности. Длинной чередой пройдут на троне слабоумные и идиоты вроде царя Иоанна V или Петра III, буйные психопаты, как Павел I и Николай I, неведомые германские прачки типа Екатерины I, какие-то ангальтцербтские девицы, как Екатерина II, курляндские проходимцы, как Анна Иоанновна с Бироном, и прочая, и прочая, и прочая.

Дорого обойдется русскому народу день 21 февраля 1613 года.

Глава II

Мы видели, как В. О. Ключевский объясняет избрание Михаила Романова тем, что нужно было отыскать «не способнейшего царя, а только удобнейшего». Даже казенные историки, говоря о Михаиле, со вздохом признаются, что хвастать, собственно говоря, нечем.

«Михаил был меланхолического нрава и не одарен блестящими способностями», – говорит, например, А. И. Костомаров, пытаясь доказать, что если писать Михаил не умел, то читать все же, хоть и по складам, он будто бы научился.

Употребляет все усилия, чтобы отыскать радужные краски, и В. Д. Сиповский, но и он признает, что Михаил не только «был слишком молод, но и вообще особой склонности к правлению не выказывал».

– Михаил был человек слабо одаренный, – деликатно говорит С. П. Мельгунов.

– Миша Романов был глуп, и потому бояре сговорились избрать его, – непочтительно выражается Л. Шишков.

Нас, впрочем, интересует Михаил Федорович не только сам по себе, а как родоначальник всего дома, династии Романовых. Жизнь рода – это всегда интересно. Если бы удалось внимательно и вдумчиво проследить жизнь хотя бы любого встречного в трамвае, изучить жизнь всей его семьи, его отца, деда и прадеда, – какая бы это была поучительная, интересная задача!

К сожалению, только одна семья в России была изучена так внимательно и дотошно – это семья Романовых.

Это семья царская, и в этом есть, конечно, свои минусы. Обыкновенно жизнь семьи из рода в род гораздо разнообразнее: отец – кабатчик, сын – помещик, внук – чиновник, а правнук – авиатор. Смена такого рода, конечно, гораздо любопытней.

Здесь, в семье Романовых, внешнего разнообразия положений нет. Все – от прадедов до правнуков – делают одно и то же: царствуют, заняты одним ремеслом – ремеслом самодержца.

Но как далеко заходят при этом однообразии профессий различия психические!

Жизнь семьи Романовых за 300 лет глубоко поучительна и интересна прежде всего потому, что интересна и поучительна жизнь всякой семьи, рассмотренная за 300 лет. Сколько любопытных доказательств наследственности, какая яркая картина вырождения, сколько ярких и трагических моментов возникает и оживает перед глазами исследователя!

Перед нами, собственно, не одна династия, а несколько. Это не в полном смысле слова Романовы. Их давным-давно сменили на троне Гольштейн-Готорпы, затем Салтыковы. Но и в любой семье, прослеженной от поколения к поколению в течение 300 лет, мы, всего вероятнее, увидели бы то же самое. 300 лет – это ведь очень большой срок, и недаром же 18 монархов успели сменить друг друга за это время на троне Российском. Здесь же, в этой семье, наследственность проявляется особенно резко, вырождение сказывается исключительно остро.

Если, изучая поколения во всякой иной семье, мы встретили бы людей самых различных общественных положений: помещиков и ветеринаров, акушерок и художников, избирателей и банковских служащих, то здесь, в семье Романовых, не только одна-единственная профессия – царская, но еще и связанная с этим неограниченная возможность осуществлять свои капризы, хотя бы и самые чудовищные!

В большей или меньшей мере, но у каждого из нас, без исключения, есть темные, подсознательные мысли и желания. Мало ли что подскажет, что шепнет инстинкт дикаря, шевельнувшийся на секунду в душе. Но мы все не доводим не только до осуществления, но даже до сознания своего эти темные мысли и ощущения: у нас есть культурные навыки, завещанные нам целым рядом поколений, и еще на свете существуют общеобязательные законы с их карательным аппаратом.

Для семьи Романовых этих законов не существовало. И поэтому в этой семье от поколения к поколению не могли создаваться те культурные навыки, которые определяют для каждого из нас, что можно, а что нельзя. Стоит вдуматься в это, чтобы понять, как безгранично мог и должен был зайти процесс вырождения у Романовых.

Если все мы, огромное большинство людей, не осуществляем своих грешных, темных и подсознательных мыслей прежде всего потому, что мы не можем, не имеем возможности осуществлять их, то у Романовых такие возможности были. Они, эти возможности, были с ними неразлучны в течение ряда поколений, в продолжение целых веков! И поэтому какие бы мрачные, какие бы трагические страницы быта этой семьи ни развертывали перед нами официальная история и неофициальные показания современников, удивляться приходится тому, что были в жизни дома Романовых хотя бы редкие моменты, не сплошь залитые кровью, не сплошь окрашенные в черный цвет преступлений.

Все мы знаем, что такое толпа. Больше чем когда бы то ни было мы знаем, что люди – не ангелы, что вовсе не случайно сложилась старая формула «человек человеку – волк». Возьмите какую угодно культурную страну, выберите наиболее просвещенный город и объявите во всеобщее сведение, что все запрещения и кары отменяются, что нет и не будет больше ни городовых, ни милиционеров, ни шуцманов, ни ажанов, ни жандармов, и посмотрите, что сделается в течение нескольких дней с этим городом, с этой страной!

До чего изумительно озвереют, до чего переродятся все люди от мала до велика!

Пока жизнь налажена и течет по рельсам, как мало заметно вмешательство властей, как спокойно стоит на углу представитель власти в полицейской форме, этот живой символ карательной власти государства! Но стоит убрать его с места, как только его отсутствие проникнет в сознание масс – все переродится. Как легко и просто будет перегрызать друг другу горло огромное большинство этих культурных и приветливых, ныне улыбающихся друг другу людей!

Нет полиции? Нет кары и ее угрозы? Стоит ли тогда работать, уважать права ближнего и держаться налаженных устоев общественной жизни! А не хрястнуть ли по уху этого толстого человека в котелке? Что, если отобрать у него золотые часы, а кстати и бумажник? Не опоздать стащить с рук этой старухи золотые кольца и вырвать у нее с мясом ее бриллиантовые серьги. Пригодятся! Хотя бы для этой вот молоденькой, испуганно сторонящейся девочки. Не любишь? Небось, полюбишь!

Эта вот возможность невозбранно и безнаказанно осуществлять все, самые дикие, самые звериные желания была в течение целых веков у семьи Романовых. Именно это совершенное сознание безнаказанности, полная и абсолютная уверенность в отсутствии какой бы то ни было кары, каких бы то ни было запретов и ограничений было характерно для всех поколений этой несчастной, обреченной на трон семьи. Более того, они имели вокруг себя толпы людей, восторженно аплодирующих каждому их поступку, любому жесту и слову. И, кроме того, у них самих было с детства воспитано уродливое внутреннее сознание того, что они «избранники Божии», что их желаниями и инстинктом движет сам Бог, помазавший их на царство. И были жадные толпы льстецов, придворных или темные низы, миллионы людей, оглушительно ревевших «Ура!» и плакавших подлинными слезами при виде «царя-батюшки», «обожаемого монарха».

Чем больше вдумываешься в ту изумительную эпоху, в ту позицию, которую свыше трехсот лет занимала романовская семья, тем меньше удивляешься обилию пиратов, сумасшедших, развратников и убийц в этом семействе. Могло ли быть иначе? Неужели могли быть и были в семье Романовых такие странные исключения, которые не были ни сумасшедшими, ни развратниками, ни кровосмесителями, ни убийцами?

Глава III

Итак, Михаил Федорович Романов объявляется царем всея Руси.

Сам Михаил, правда, еще только со всей Москвой присягал польскому королевичу Владиславу. Отец Михаила, Филарет, ездил даже послом звать этого польского королевича на царство русское, бить ему челом. Новгородцы, со своей стороны, тоже успели присягнуть шведскому королевичу Карлу-Филиппу.

Князь Пожарский успел сговориться с императором австрийским о присылке на московский престол «цезарьского брата» Максимиллиана. Император успел даже прислать Пожарскому «похвальное слово» по этому поводу, но к тому времени, когда императорский посланник прибыл в Москву с грамотой боярам, в Москве был объявлен царем Михаил и царь отправил послов в Австрию с ответом о том, что «мы этого не слыхали и в мыслях не имели. Ежели же ваш посланник со слов князя Пожарского об этом вашему государю писал, то, может, посланник или переводчик сами это выдумали, чтобы выманить жалованье у своего государя».

Эта переписка сильно испортила отношения русского царя с западным, тем более что наладить отношения в то время было невозможно, по свидетельству Н. И. Костова, «по причине неумения русских послов вести себя обычно».

Если Михаил Пожарский мечтал о Габсбургах, то другой герой и патриот того времени М. В. Скопин-Шуйский все надежды возлагал на Швецию, долго ссорился и таки добился шведской интервенции в борьбе за «тушинского самозванца». Разными были представления о патриотизме в те дни. Но, как ни велика была путаница, дело сделано, и торжественная депутация отправляется в Кострому звать на царство новоявленного венценосца.

Если вас приглашают царствовать, зовут на трон, вы, если вы человек воспитанный, должны поломаться сначала, для вида отказаться. Иначе неловко. «Ишь, – скажут, – обрадовался. Не успели позвать, а он уже на трон скачет».

В наши дни эта добрая старая традиция поколебалась несколько. Вовсе не собирались, даже и для вида, отказываться от трона ни великий князь Николай Николаевич, ни отысканный рейхенгальскими «зубрами» Дмитрий Павлович. А великий князь Кирилл Владимирович, тот самый, что в первые дни революции с красным флагом поспешил под крылышко М. В. Родзянки к Таврическому дворцу, не пожелал дожидаться и видимости приглашения. Он сам себя приглашает на престол, сам себя настойчиво убеждает занять пост блюстителя престола и притворяется, что не замечает того, как недовольно одергивают его даже самые пылкие монархисты от Врангеля до белградского «Нового времени» включительно.

Но в старые времена, когда дело шло о призвании на престол первого Романова, традиции соблюдались свято. Обычай требовал, чтобы человек, которого зовут царствовать, немного поотказывался.

Так, по старинке, родители невесты на выданье считали необходимым поначалу не понимать указаний сватов: мы, мол, звероловы, красного зверя для нашего охотника разыскиваем, не у вас ли схоронился? «Нет, у нас не бывало этакого», – с хитрецой отвечали родители. Не отвечать же, в самом деле, с первого слова: «Ах, это вы насчет невесты, что ли? Как же, как же – у нас!» И в мещанской среде, и в купеческой сохранялись такого рода требования приличий. Ежели чашка чая выпита, приличие требует чашку перевернуть, а огрызок сахара сверху положить и от второй чашки отказываться.

«Еще чашечку чая выкушаете?» И только неуч необразованный может без длительных уговоров ляпнуть: «С удовольствием и вторую, и третью выкушаю». Вежливый человек – тот раньше поотказывается, сколько полагается, а потом уж и выпьет.

Так именно отказывался в свое время от царства Борис Годунов («Борис еще поморщится немного, как пьяница пред чаркою вина»). Так отказывался систематически пугавший бояр отказами Иоанн Грозный.

Удивляться ли, что отказываться стал поначалу и избранный на царство малолетний Михаил, первый царь из дома Романовых? Когда в басне лягушки выбирали в качестве царя питавшегося ими же аиста, тот, надо думать, тоже поначалу счел нужным поломаться. Результаты те же самые, а приличия соблюдены. Даже еще приятней выходит.

Тщетно стараясь объяснить и оправдать призвание на царство Михаила, официальные историки указывают, что в пользу Романовых выдвинулось будто бы то соображение, что их, Романовых, прежний царь гнал и преследовал долгие годы. Значит – хороши!

Испокон веков сохранилась и уцелела в земле Русской старая примета. Полностью сохранилась она и до дней революции 1917 года. И тогда судили так же: в тюрьме долго сидел, каторгу перенес, в ссылке побывал – значит, человек честный, хороший.

В наши дни, в лето от Рождества Христова 1922 года, монархический сборник, изданный в Берлине при ближайшем участии бывшего Донского атамана генерала П. Н. Краснова и бывшего писателя Ивана Поживина, с грустью констатирует, что так как Романовы в народе не популярны, то на престол русский в настоящее время придется избрать представителей какой-нибудь другой фамилии. «Не смущайтесь обычными толками: „Как же так, из своих знакомых выбирать царя?“ Но ведь это соображение не помешало избрать Михаила Романова в лето от Рождества Христова 1613», – проповедуют нынешние рыцари престола. Правильно рассуждают монархисты: пусть просто знакомый, да зато царь. Гораздо приятнее, если царь – знакомый. Это даже удобно, если приятель хорошо устроится, выгодное место получит. Лучше же у него маленькую толику взаймы «до среды» перехватить, чем ждать, что он сам, чего доброго, взаймы «до среды» попросит.

В 1613 году это соображение, что, мол, за царь, если он из знакомых, и вправду никого не остановило.

«Тебе, убо, превеликий государь, не по человеческому единомыслию, или же по человеческому угодию предизбрано, но по праведному суду Божию сие царское избрание на тебе, великом государе, возложи», – заявили Михаилу посланники, присланные звать его на царство. «Не мы сей подвиг сотворихом, а Пречистая Богородица с великими чудотворцами возлюбили тебя».

«Человеческого единомыслия» налицо не было, и депутация с рязанским архиепископом Феодоритом, келлером Аврамием Палицыным и боярином Шереметевым во главе в срочном порядке отправилась в Кострому, в Ипатьевский монастырь, где жил тогда шестнадцатилетний Михаил со своей матерью, инокиней Марфой.

Крайне любопытно, что переговоры с депутацией вел не вновь явленный царь всея Руси, а его мать, благочестивая инокиня Марфа. Михаилу было тогда шестнадцать лет. В те времена, как известно, не было тех уродливых обычаев, в силу которых при Николае II, например, юношу чуть ли не до 20 лет держали в гимназии, чуть ли не до 80 лет заставляли «готовиться к жизни» в университете. Шестнадцать лет в те времена считались возрастом отнюдь не ребяческим. Этот возраст был вполне достаточен для признания юноши полновластным царем всея Руси.

Но во время приема депутации – это характерно – Михаил преимущественно «помалкивает в тряпочку» и держится в стороне. Переговоры ведет почему-то одна только мать, благочестивая инокиня Марфа.

Единственное, чем отозвался во время шестичасовой церемонии сам Михаил, – это заявлением, что он «вовсе даже и не помышляет быть государем». Заявление это, по свидетельству летописцев, было сделано «с великим гневом и плачем».

Процедура отказа от приглашения была соблюдена свято. Марфа категорически отказывалась отпускать сына на царство.

– И его ли, юного, отдам вам в цари? – заявила Марфа. – Люди русские, вспомните прошедшее: по грехам вашим все вы измалодушествовались. Кому вы прямо служили, отдавая души свои под клятвой? Не вы ли клялись быть верными сыну Бориса (Годунова), а передались вору, расстриге, убийце детей Бориса (Лжедмитрию I). Когда погублен был расстрига, не вы ли клялись царю Василию (Шуйскому), а поехали к тушинскому вору (Лжедмитрию II), предали вашего царя, отдали его врагам? И после сих клятвопреступлений прежним государям как сесть на царство, зная ваши измены, непостоянство?

Тягостная церемония уговоров и отказываний длилась, по показанию летописца, не более и не менее, как около шести часов. Провести столько времени «не пивши, не евши» было утомительно. Тем более что благочестивая Марфа обращала немалое внимание и на материальную сторону вопроса.

– И что же такое ваше русское царство? – говорила она. – Сокровища и села царские разграблены, разобраны изменниками, народ страждет, обеднел. Чем будет ваш царь жаловать служивых людей, обиходы полнить?

«Слезное умоление на государство» юного Михаила продолжалось «с третьего часа дня до девятого».

Эти утомительные переговоры заставили экспансивного Феодорита произнести речь в таком стиле, какой сделал бы честь самому А. Ф. Керенскому:

– Так вы не внемлете мольбам? Будь по-вашему. Мы идем обратно и скажем Москве, что вы отвергли наши мольбы. Бедствуй, Русская земля! Пусть плачет народ! Пусть настанет вновь междоусобие. Пусть враги придут и расхитят нас. На тебя, царь Михаил, на тебя, инокиня благочестивая, падают отныне бедствия отчизны. Бедствуй, земля Русская!

«Голос Феодорита казался грозным голосом Божьим», – патриотически повествует в учебнике русской истории К. В. Елпатьевский.

Удивляться не приходится. Даже такой историк, как В. О. Ключевский, говоря, например, об императоре Александре III, дословно пишет: «Император Александр III покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном образе человечества… Только теперь, когда его уже нет, Европа поняла, чем он был для нее!»

Между тем, когда «как будто вдохновленный Богом» Феодорит и Аврамий подняли образа московских чудотворцев и принесли иконы к тому месту, где стоял Михаил, духовенство «окружило их, послы, воины, народ поверглись на колени; сквозь растворенные двери храма видны были толпы, повергшиеся на землю и вопившие о пощаде, о согласии… Матери бросали на землю детей и соединяли крики свои с рыданиями старцев и младенцев»!

Если бы это описание летописи попало в руки Николаю II Романову во время пребывания его в Екатеринбурге, он, вчитываясь в трогательные слова, воспевающие это умилительное зрелище, имел бы все основания вздохнуть о тщете всего земного и с горькой усмешкой сказать караулившим его красноармейцам:

– Разве мы, Романовы, виноваты?

Глава IV

Денежные дела нового царя отвратительны. Когда после избрания Михаил получил просьбу от бояр поскорее прибыть в Москву, ему пришлось ответить:

– Идем медленно, затем что подвод мало. Служивые люди худы, а идут пеше.

С валютой у родоначальника дома Романовых было негусто.

Та же черта отличала, впрочем, не только царя, но и его подданных. Когда Михаил потребовал, например, чтобы для него приготовили Грановитую палату и покои Ивана Грозного (вот что значит с детства привыкнуть к роскоши!), бояре ответили, что «тех хором, что государь приказал, отстроить нельзя, да и нечем, денег в казне нет».

Но вот Михаил уже в Успенском соборе. Окольничие приказывают народу «стоять с молчанием, кротостью и вниманием». Михаил торжественно провозглашает:

– Венчайте нас на наши великие государства венцом по царскому чину и достоянию.

Духовные сановники, провозгласив «многолетие боговенчанному государю», кланяются царю ниже пояса и по выходу из собора по старому обычаю осыпают его золотыми и серебряными монетами. Осыпать бумажками было бы, конечно, не только дешевле, но и безопаснее, но за отсутствием ученых-экономистов в те поры до этого еще не додумались.

Царствование первого Романова как нельзя лучше доказывает, что профессия царя-самодержца вовсе не так трудна и тягостна, как это можно было бы предположить. Воистину, «чтобы быть царем, кому ума недоставало»! Проверить некому. Делай как хочешь, все равно казенные историки похвалят.

Летописи говорят, что встречавший царя народ «не мог от радости вымолвить ни слова». Оно и естественно!

Эпоха была исключительно тяжелая. До чего дошло запустение земли Русской, видно из описаний историков о том, что по всей дороге от Новгорода до Москвы встречались только пустые деревни с избами, полными трупов и костей. По улицам городов и деревень бродили волки и одичавшие собаки. По сведениям 1613 года, вокруг Калуги в уездах «не нашли ни крестьян, ни помещиков, и пашни проросли лесом». «Ниспровергнуто было и благолепие земли Русской, – говорит летописец. – Тогда было такое время, что люди и впереди спасения не чаяли».