Текст книги "Оружейник Империи (СИ)"

Автор книги: Илья Городчиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– Пошли, «партизан», – я потянул за шиворот говорливого пленника и повернулся к Семёну. – Остальных на прицеле подержи ещё, пока я с этим переговорю.

Глава 23

Кто бы мог подумать, что спасением для меня послужит город, бывший родиной для того самого известного волка-товарища. Небольшой губернский городок, население которого было немногим больше шестидесяти тысяч человек, находящийся на стыке эпох: с одной стороны это была старая патриархальная Россия с златоглавыми соборами и ярмарками, с другой – железные дороги и фабрики тяжёлой промышленности.

Тамбов был наводнён различными агентами царского режима. Рюриковичи прекрасно знали о том, что в городе развивались различные левые движения, начиная от синдикалистов и анархистов, заканчивая социал-демократами и радикальными коммунистами. Прямых стачек или, тем более, восстаний они не осуществляли, но явственно такие настроения ощущались. Если верить разнообразным статистикам, которые появлялись в газетах, и данным, которыми обладали промышленники, можно было сделать вывод, что этот город сохранял уверенное преимущество перед остальными в области единиц вооружения на одного совершеннолетнего гражданина мужского пола. Если в остальных губерниях и других административных единицах приходилось по шесть единиц длинноствольного и короткоствольного оружия на десять человек, то вот Тамбов имел порядка полутора единиц орудий на одного человека.

– Вот и додумались нас толкнуть в самый рассадник левых, – ворчал Семён, смотря в окно.

Квартира, в которой мы укрылись, когда-то принадлежала одному из мелких городских чиновников. Сам хозяин исчез несколько недель назад во время ночного рейда опричников, и потому соседи не предпочитали задавать лишних вопросов. Сама квартира была маленькой и можно даже сказать, что убогой: бумажные обои давно облупились, диван продавлен, стол на кухне подпирался положенной под одной из ножек тонкой книгой. Здесь раньше жили, но как только задержали отца семейства, все домочадцы поспешили убраться из города как можно быстрее и насколько вообще возможно дальше.

Я сидел у печки, разбирая и смазывая затвор винтовки. В городе мы оказались всего три дня назад под покровом темноты. Заходили мы внутрь с большими проблемами, едва не наткнувшись на военный патруль, который в городах начинал выполнять свою миссию ровно в восемь вечера. Любого, кто встречался на пути патрулям и находился на улице без достойной причины, очень легко могли забрать в ближайший отдел полиции и держать там долго – до выяснения обстоятельств. Правда, иной раз обстоятельства зачастую выяснялись под крепкими кулаками опричников.

– Надо точку скоро менять, – сказал Семён и поднял с печки начинающий закипать чайник, после чего разлил содержимое по кружкам.

Помещение сразу же наполнилось густым запахом чая. Я принял кружку и кивнул словам казака. Человеком он был горячим, но сейчас говорил правильные слова. Конспиративные квартиры было необходимо менять и делать это как можно чаще. Легко можно было поверить, что агенты опричнины продолжают наше преследование. Всё же, даже в самих лесах мы успели сильно наследить, оставив за собой несколько трупов. Здесь же город в целом находился на особенном контроле разных силовиков, которые сейчас таких как мы очень быстро порвут на британский флаг.

В дверь постучали. Я сразу схватился за револьвер, Семён тоже отпрянул от окна и присел за косяком стены, удерживая винтовку наготове. Последние несколько дней мой телохранитель спал очень плохо, и сейчас в его глазах читалась необычная решимость. Казалось, что если кто-то даст хотя бы один повод, то выстрел прозвучит незамедлительно.

Четыре быстрых удара, два медленных, два быстрых. От сердца отлегло, но я зашагал к двери, пряча револьвер за пазухой. Понадобиться стрелять – и я сделаю это незамедлительно: понадобится не больше двух секунд.

Цепочка была снята, и в маленькой щели обнаружилось два лица. Одним из них был тот самый партизан, отряд которого провёл нас в город, а второго я не знал, но никакой угрозы от него не чувствовалось.

– Дима, это кто такой? – тихо спросил я.

– Наш он. Не бойтесь. За него я головой могу ручаться.

– Проходите.

Через несколько секунд оба зашли в квартиру. Дима быстро прошёлся по комнатам, выискивая незнакомцев, а я принялся осматривать незнакомца. Невысокий мужичок с широкой бородой и успевшими отрасти усами. По борцовской шее и широким запястьям было заметно, что спорт этому человеку явно не столь незнаком. Ему было не больше пятидесяти лет, и взглядом он обладал таким, что пересекаться с ним не хотелось. За время жизни я успел повидать много мужчин с крепким взглядом, но от этого хотелось увести взгляд в сторону.

– Иван Фёдорович Стеклин, – представился коренастый, протягивая мне широкую ладонь с мощными пальцами. – Руководитель боевого крыла Русской Партии Союза Синдикалистов. Рад встретиться с вами, Игорь Олегович.

– И вы не болейте. С чего решили пожаловать?

– Познакомиться лично и принести вам свежие вести, – мужчина раскрыл полы пальто и протянул мне свёрнутую газету. – Можете прочитать. Там очень много интересного. – Иван Фёдорович потёр покрасневшие ладони, стараясь вернуть к ним тепло. – Если нальёте чаю, то буду очень благодарен.

– Семён, организуй чаю гостям. Покрепче. Заварки и сахару не жалей.

Телохранитель кивнул мне, а сам я уселся на продавленный диван, раскрывая утренний номер «Тамбовских губернских новостей». Страницы успели промёрзнуть, от них пахло зимой и льдом, но важно было увидеть написанное на страницах. Новостям вокруг меня было посвящено много – сразу несколько страниц мелким убористым шрифтом.

'По достоверным сведениям, полученным из источников в Министерстве внутренних дел Москвы, в России продолжается розыск князя Игоря Олеговича Ермакова, обвиняемого в вооружённом сопротивлении властям и убийстве нескольких полицейских чинов.

Согласно официальным данным, князь Ермаков, ранее принадлежавший к известному дворянскому роду, в последние месяцы мог примкнуть к преступным элементам, ведущим антигосударственную деятельность. В ходе нескольких вооружённых столкновений с полицейскими патрулями на границах Тамбовской и Тульской губерний были убиты семеро стражей порядка, ещё несколько получили ранения разной степени тяжести.

По словам начальника губернского жандармского управления полковника В. А. Луженского, князь Ермаков действует не в одиночку: «Имеются сведения о его связях с вооружёнными бандами, именующими себя "красными партизанами». Эти преступные группировки занимаются грабежами, поджогами и убийствами, сея смуту среди мирного населения.

До недавнего времени князь Ермаков считался лояльным подданным Его Императорского Величества. Однако, как стало известно из источников в Риге, в последние годы он проявлял нездоровый интерес к радикальным политическим кругам. Возможно, именно это привело его на путь преступления.

«То, что дворянин, офицер, человек, получивший воспитание и образование, опустился до убийств и грабежей, говорит о глубоком нравственном падении», – заявил представитель духовенства Тамбовской епархии.

Губернские власти объявили вознаграждение в размере 5 000 рублей за информацию, которая приведёт к задержанию князя Ермакова и его сообщников. Жителям губернии настоятельно рекомендуется сообщать о любых подозрительных лицах, особенно скрывающихся в лесах или покинутых домах.

«Мы призываем население сохранять бдительность. Эти люди крайне опасны и готовы на всё, чтобы избежать правосудия», – предупредил полковник Луженский.

Если Ермаков действительно присоединился к красным партизанам, это может означать, что он намеренно встал на путь борьбы против законной власти. В таком случае его действия подпадают под статьи о государственной измене и массовом насилии, что грозит ему смертной казнью.

Пока же Тамбовская губерния остаётся на военном положении. Усилены патрули на дорогах, проводятся обыски в пригородных сёлах. Остаётся надеяться, что в ближайшее время этот опасный преступник будет схвачен и предстанет перед судом.

Редакция призывает читателей к спокойствию и соблюдению законов.

Любую информацию о местонахождении преступников можно сообщить в ближайшее отделение полиции или Опричнины.'

Я присвистнул, понимая, что такие новости просто так в печать выпускать не будут. Если губернские власти действительно готовы выложить за мою голову столь немалую сумму, то легко представить, сколько же людей будут готовы эту самую информацию выложить, а в Тамбове людей достаточно.

– Не самые лучшие новости вы принесли, Иван Фёдорович. Если быть откровенным, то прямо-таки хреновые. – я хотел было сплюнуть, что для меня не характерно, но удержался, посмотрев на и без того загаженный временем пол. – Не хорошо будет, если нас обнаружат, а за такие деньжищи немногие будут способны удержаться от соблазна.

– Как говорит мой народ: «Аз ме зол эртринкн, зол мне нит арэйнбренен». Если на русский переводить, то если уж суждено утонуть, то не сгоришь. Вот вам, стало быть, суждено противником нынешнего царского режима. Казалось бы, за глупую провинность вас сослали в Тулу, хоть вы оружейник умелый – о том мне известно, но как сложилась жизнь – мы сейчас с вами в одной лодке. Я еврей-синдикалист-террорист, а вы представитель древнего русского рода, но теперь тоже убийца и разыскиваетесь, как и я.

– Еврей?

Стеклин кивнул, а я удивлённо и тихо присвистнул. Пусть эта итерация родного государства и применяла иные методы относительно национальной политики, но даже в этой просветлённой вариации отношение к колену израилеву было своеобразным. Да, не существовало черты оседлости, еврейские погромы проводились не столь массово и не с таким кровавым куражом, но всё равно на евреев смотрели очень косо.

– Именно. Одесское «колено». – Стеклин косо ухмыльнулся, обнажая несколько отсутствующих зубов.

– Что вы предлагаете мне? Оставаться в бесконечных бегах, скитаясь по конспиративным квартирам и бояться каждого шороха, который только достигает моих ушей? Не самая лучшая история будет у последнего потомка Ермака. – я вздохнул. – Теперь уж точно последнего, как ни посмотри.

– Зачем же? – Стеклин удивлённо поднял левую бровь. – Нет никакой надобности погибать в вечных скитаниях такому светлому уму. У вас в голове, – он постучал указательным пальцем по своему лысому виску, – много ценных знаний. По своей профессиональной части я успел достаточно подробно исследовать отчёты о применении ваших автоматов в боевых действиях – это замечательно. К тому же, придуманный вами калибр находится на неведомом ранее уровне. Просто отличный боеприпас, с какой стороны ни посмотри.

– Давайте короче, товарищ. Что именно вы предлагаете? За последнее время я наслушался различных рассказов – у меня уже уши вянут. Хотелось бы побольше конкретики.

– Предлагаю вам эмиграцию по политическим причинам. У меня есть контакты с профсоюзами в Бразильской Федерации, Аргентине, Мексике, Боливии. Там таких мощных гонений на нашего левого брата нет, отчего и профсоюзы там значительно крепче, чем наши, а дипломатические связи с Россией у них сильно ограничены, так что там и спрятаться можно, и своего таланта просто так не потерять. Предоставим вам всё самое наилучшее – станки, материалы, помощников, экономическую и информационную базу. Всё будет в лучшем виде. Знаете, как раньше донцы говорили?

– С Дону выдачи нет? – вспомнил я самую известную фразу, которую только помнил от этого казацкого воинства.

– Именно. Как потомок казаков вы это отлично помнить должны. Так вот, с Латинской Америки для вас тоже выдачи не будет. Там наши силы помогут вам освоиться, быть может даже, что сможете наладить переписку со своими родными в Томске. Вам будет положена зарплата, выделят дом в личное пользование, может даже быть, что и землю дадут. Взамен нужно не столь много – вы будете трудиться во славу мировой революции.

– Ожидаемо. Только мне казалось, что синдикалисты всё больше за мирный переход власти. Стачки, забастовки, оцепенение капиталистической экономики – что-то из этого разряда. Вооружённая борьба – это всё больше для коммунистов, анархистов, эсеров, максималистов, децистов. Всякое из разряда «Достучаться до справедливости в ворота дворцов можно только прикладами винтовок».

Боевик изумился и дальше достал из кармана небольшую записную книжку вместе с остро заточенным карандашом:

– Интересная фраза. – Страницы прошелестели, и мужчина посмотрел на меня с удвоенным интересом. – Не подскажете, кто автор этой фразы? Легко запоминается, есть революционный порыв.

– Автор неизвестен. – вздохнул я, вспоминая отсутствующего в этой реальности Владимира Ульянова. – Перейдём к делу.

– «…только прикладами винтовок», – прошептал Стеклин и перелистнул страницу блокнота, зажав карандаш за ухом. – Если хотите услышать моё личное предложение, то слушайте внимательно, дважды я повторять не стану. – Боевик сел удобнее, наклонился в мою сторону и упёрся локтями в колени. – Я предлагаю силами партии вывезти вас сначала в Архангельск. Оттуда вывезут вас в Осло, а уже там – целое путешествие по различным городам Европы, чтобы запутать следы разведки, а затем вас примут в одном из крупных городов Латинской Америки. Там вас встретят наши союзники и представители политической эмиграции. Уже в итоговой точке вас разместят в крупном городе, за средства мировой революции предоставят все необходимые ресурсы. Взамен вы должны будете наладить выпуск и производство наиболее эффективного вооружения, которое будет отправлено на фронты революционных войн. Пистолеты, винтовки, револьверы, пулемёты, карабины, может быть даже, что и пушки – всё, что только придёт вам в голову.

– Знаете, как говорят инженеры? – я улыбнулся, вспомнив старую поговорку. – «Нету чёткого ТЗ – результат всегда ХЗ». Вы предлагаете мне слишком пространное задание, эмигрировать в другую страну и сулите едва ли не золотые горы, вот только в родной стране меня тогда посчитают предателем, а мой род лишат всех достоинств, титулов, привилегий, положения в обществе. Одного себя и Семёна мне спасать не столь сподручно. Хотелось бы заиметь другие гарантии.

– Вы боитесь за собственную семью? Это достойно настоящего мужчины. – Стеклин сделал на странице несколько быстрых заметок. – Если вы согласитесь на моё предложение, то я могу гарантировать вам, что ваше семейство будет находиться под нашей защитой и в дальнейшем сможем перевести их в страну, где вы остановитесь и будете работать.

– Всё это лишь слова, но, допустим, что я вам поверил. Тогда у меня есть ещё одно условие, без которого наше соглашение не может считаться действительным. – я помолчал несколько секунд и пробарабанил пальцами по деревянному подлокотнику дивана. – Мне нужна голова Ливена.

– Вашего зятя? – революционер почесал бровь и задумчиво посмотрел в блокнот. – Это будет проблематично. Всё же он закопан в могилу.

– Давайте не будем дурачиться, Иван Фёдорович. Вы прекрасно понимаете, что мне нужна голова убийцы доброй половины моих родственников – Петра Ливена. Сбежавшего, но отомстившего всем, кроме меня. Сначала он попытался убить своего отца, но у него не получилось, а затем, наверняка, организовал подрыв поезда, на котором мы направлялись на отдых. Единожды я упустил его, о чём сильно пожалел. Тогда сделаете так, чтобы моя месть была наконец окончательно совершена. Мне без разницы, как вы это сделаете: ледорубом по затылку, вырежете его сердце или просто пустите пулю в голову, но мне нужно подтверждение его смерти.

– Будет по-вашему. Я буду ждать вашего ответа. Даю вам сутки на размышление.

Глава 24

Раньше я часто и с большим удовольствием хаял разномастных политических эмигрантов, которые вместо борьбы выбирали бежать как можно дальше, унося свою задницу куда угодно, чтобы сохранить жизнь. Мне всегда казалось, что они слабы, что выбрали неправильный путь сопротивления, но сейчас я сам бежал и пытался унести ноги как можно быстрее. Теперь я понимал, что бегство – это не всегда про трусость. Иногда это единственный способ выжить, чтобы когда-нибудь вернуться.

Собирался ли я сотрудничать с левыми? Нет. Совершенно точно нет. У меня не было ни малейшего желания действовать вместе с ними. И без того было прекрасно понятно, что моя помощь приведёт к тысячам и даже миллионам смертей. Кто-то скажет, что производя оружие, я всё равно становлюсь соучастником тысяч смертей, и этот человек будет прав. Вот только, как показывает практика, самыми страшными воинами становились гражданские. Конечно, они не имели такого размаха, как столкновения целых военных союзов, но почему-то представители одной и той же нации предпочитают использовать самые драконовские методы по отношению к своим же соотечественникам. Это показал опыт множества гражданских войн, начиная от России и Китая, заканчивая войнами в Африке, Ближнем Востоке и Южной Америке. Именно в таких конфликтах стиралась грань между солдатом и палачом, между фронтом и тылом. Война приходила в каждый дом, и никто не мог остаться в стороне. Вот и выходило, что помощь различным радикалам может привести множество стран к масштабным и страшным столкновениям.

Как я собирался отделаться от своих синдикалистских товарищей? Учитывая, что согласно их плану, я должен был проплыть сразу по нескольким европейским портам, а уж там потеряться не составляет больших проблем. Уже там можно будет где-то обосноваться, воспользоваться услугами Лондонского банка, на вкладах которого у меня лежит достаточно резервных средств. Потом можно будет попытаться как-то наладить общение с политическими представительствами России и придумать возможности вернуться домой, избегая тюремного срока.

Мы ехали на автобусе, благо дорога до одного из главнейших северных портов государства была хорошей и даже местами не представляла из себя месиво из грязи, пыли и камней, а была неплохо асфальтирована. Конечно, о комфорте тоже можно было не думать, но местные автобусы были неплохого качества, так что задница не молила о пощаде даже после длительного сидения на деревянных местах, что больше напоминали скамейки где-то в центральных городских парках. Однако даже этот относительный комфорт не мог заглушить тревогу, которая сжимала горло. Каждый километр, приближавший нас к порту, был одновременно шагом к свободе и к возможной гибели.

Я сидел у окна, сжав в кармане фальшивые документы. Бумага была новой, но искусственно состаренной – несколько дней назад их смогли нам принести радикалы, достав их где-то у бывшего писаря, который промышлял подделкой многих документов для тех, у кого хватало денег или способностей правильно угрожать. Теперь фамилия не намекала на старый дворянский род и была одной из того перечня, что встречалась у множества подданных царской короны. Теперь я был не Ермаковым Игорем Олеговичем, дворянином и промышленником, а Соколовым Сергеем Владимировичем, агентом одной из северных лесопромышленных компаний. Достаточно безобидно, чтобы не привлекать лишнего внимания, но и не столь просто, чтобы вызывать подозрения своим внешним видом.

Рядом сидел Семён, что по документам был моим помощником. По нему было видно, что казак сильно напряжён. Рука его вечно дёргалась под полы шинели, где внутри у него был спрятан револьвер. Длинноствольное оружие пришлось бросить, оставив при себе лишь револьверы. Правда, на них можно было не надеяться – если проверка будет тщательной, то мы с большим шансом будем обречены.

Автобус замедлил ход, подкатывая к заставе. Сам контрольно-пропускной пункт представлял из себя бревенчатую будку с несколькими деревянными ежами вокруг, тяжёлым деревянным шлагбаумом и тремя полицейскими в тулупах. Один из них, рыжеусый, с красным обветренным лицом, лениво махнул рукой, сигнализируя водителю остановиться. Двое других, сняв винтовки с плеч, принялись обходить автобус с двух сторон, заглядывая в окна.

Мы могли бы сойти за пассажиров, если бы не детали. Мало того, что у нас была слишком опрятная одежда, слишком прямые спины, выдающие в нас конников, да и багажа было маловато. Обычно люди, которые держат путь в сторону Архангельска, везли с собой лишь потрёпанные вещмешки, в которых лежало лишь самое необходимое – патроны, сухари, фляги, наборы нательного белья.

Рыжеусый полицейский зашёл в салон, шумно стряхивая снег с сапог.

– Документы! – рыкнул по-командирски полицейский.

Он начал с первых рядов, бегло просматривая бумаги. Время от времени он задавал быстрые и почти бессмысленные вопросы. Большинство пассажиров отвечали нехотя, односложно – видимо, для них эта процедура была привычной.

Когда хранитель порядка приблизился к нашему ряду, Семён внезапно наклонился вперёд, якобы поправляя шнуровку на сапоге. Движения его были нарочито медленными, неестественными, и рыжеусый на мгновение задержал взгляд на моём телохранителе, но затем вновь посмотрел на меня.

– Ваши документы.

Я протянул документы, смотря прямо в голубые глаза стража правопорядка. Тот же отвернулся, взяв документы, потом поднял голову, сверяя моё лицо с фотографией.

– Соколов.

– Именно так.

– Лесопромышленный агент значит… – полицейский усмехнулся. – А где ваша контора в Архангельске?

Я почувствовал, что дыхание перехватывает. Эту деталь мы не продумали. Однако, прежде чем я успел что-то ответить, Семён вдруг закашлялся – глухо, с хрипом, будто в груди у него разрывался кусок ржавого железа. Он схватился за горло, его лицо покраснело, и несколько пассажиров невольно отодвинулось.

– Чего это ты? – рыжеусый отодвинулся, закрыл лицо рукавом тулупа.

– Чахотка, ваше благородие, – прошептал Семён, сгибаясь в новом приступе кашля. – Врачи сказали, что северный воздух мне поможет…

Полицейский поспешно вернул мне документы и отступил на шаг, явно боясь заразиться. Он даже не стал проверять бумаги Семёна, лишь махнул рукой, торопясь уйти от больного.

– Ладно, ладно, проезжайте.

Архангельск встретил нас колючим ветром, гулявшим между многочисленных деревянных домов, и запахом смолы, рыбы и угля – город жил крупным портом. Когда-то он родился из необходимости, пока Россия готовилась к войне в Прибалтике, но нужно было вести торговлю. Сначала это был просто деревянный острог, окружённый частоколом, но уже через несколько лет сюда потянулись купцы, поскольку восстанавливали и отстраивали после тяжёлых боёв Ригу. Англичане, голландцы, норвежцы – они везли в страну сукно, металлы, оружие, а обратно увозили пушнину, лес и ворвань. Фактически, он стал запасным «окном в Европу», выступающим хорошим подспорьем для страны во время работы.

Город представлялся узкими улочками, вымощенными брусчаткой, потемневшей от времени и непогоды, вели вниз к воде, где мачты кораблей качались на ледяных водах, напоминая чёрные иглы, воткнутые в серую кожу заледеневшей Северной Двины.

Я шёл, опустив голову, воротник поднят до самых глаз. Вместе с Семёном мы старались не выделяться, не смотреть по сторонам слишком пристально, не ускорять шаг быстрее толпы. Каждый встречный мог оказаться агентом внутренней разведки. Семён шёл рядом со мной, его рука лежала под шинелью, где подмышкой в кобуре лежал револьвер.

Торговые суда стояли у причалов, ощетинившись лебёдками и тросами. Грузчики в рваных тулупах таскали мешки и ящики, их крики сливались с визгом чаек и скрипом канатов. В порту царил неорганизованный хаос, и в этом хаосе можно было затеряться.

Я остановился у края причала, наблюдая за тем, как двое матросов чинят большую рыболовную сеть, перебрасываясь редкими словами. Они говорили на каком-то из скандинавских языков, и это был хороший знак, а буквы на их судне намекали на происхождение из Норвежского Королевства. Здесь их было не столь много, а потому уплыть мы должны были без особенных проблем, поскольку норвежские корабли досматривали не столь часто, как судна из других стран.

– Там. – Семён указал в сторону парохода этих матросов с облупившейся краской на борту. Название, выведенное чёрной краской, едва угадывалось: «Nordlys».

Мы двинулись к нему, стараясь не привлекать к вниманию. Возле трапа, ведущего на борт корабля, стоял мужчина и курил трубку, обильно выделяющую облака плотного синеватого дыма. Нас он заметил сразу и ждал, пока мы прибудем, почёсывая седые курчавые бакенбарды.

– Кто такие будете? – спросил мореход практически на чистом русском языке, поприветствовав нас салютом фуражкой.

– Сергей и Дмитрий. – представил я нас, после чего протянул ладонь мужчине, который сжал её так, будто руку сунули в гидравлические тиски. – Нам бы парочку билетов до Осло. Деньгами не обидим.

– В Осло? Без багажа? – капитан корабля прищурился, медленно обводя взглядом необычных пассажиров. Его толстые пальцы с застарелыми смоляными пятнами барабанили по столу в тесной каюте.

– Да, – коротко ответил я, хлопая по карману полушубка, стараясь смотреть только в глаза мужчины. – Срочные дела по торговому порядку.

Капитан фыркнул и ссыпал на пол пепел из трубки, после чего несколько раз ударил по трубке и спрятал его в широкий карман тёплого пальто. Он смотрел на нас как на идиотов, но отказывать не спешил.

– У вас вид далеко не купцов. – норвежец ткнул в мою сторону пальцем. – Ты ещё может и подойдёшь, но вот дружище твой больше на беглого каторжника походит.

Семён напрягся, его рука вновь оказалась под полами шинели. Я едва заметно качнул головой, стараясь успокоить своего товарища. Сейчас не стоило конфликтовать.

– Время меняется вместе с людьми. – спокойно сказал я, доставая из кармана кожаный кошелёк, наполненный купюрами – удалось обналичить часть моего счёта в одном из отделений столичного банка. – Нам важно попасть именно на этот рейс. Я готов заплатить по тройному тарифу, если ещё и едой нас на время путешествия обеспечите.

Капитан достал из кармана фляжку и сделал несколько быстрых глотков, рыкнув от удовольствия.

– Видите ли, господа… У меня судно хоть и не новенькое, но репутация белая, как снежные шапки Галлхёпиггена. А тут вдруг два русских без вещей, с глазами диких волков, загнанных в угол… Не люблю я подобных пассажиров – обычно с такими проблем не оберёшься.

Повисло тягостное молчание.

– Четверная оплата, – резко сказал Семён. – Наличными. Сейчас.

Капитан задумался, вертя кружку в руках. Взгляд скользил по потрёпанным, но дорогим моим сапогам.

– Чтоб черти вас побрали. – наконец пробурчал капитан. – Но у меня есть условие: в Осло – и сразу за борт. Никаких просьб, никаких жалоб. И если вас искать будут…

– То вы нас не видели. – быстро закончил я, вытягивая из кошелька несколько свежих хрустящих купюр.

– Каюта №3, в трюме. Не показывайтесь на палубе, пока не отойдём от берега. И если вы умрёте по дороге, то я выброшу вас за борт без церемоний и отпевания. Договорились?

– Договорились.

Когда мы уходили, я услышал тихое чертыханье норвежца:

– Чёртовы русские… То ли князь беглый, то ли чёрт знает кто. Лишь бы беды не принесли.

Три дня в трюме «Nordlys» слились в одно долгое, утомительное и удушливое забытье. Я лежал на жёстких досках, прислушиваясь к скрипу корпуса, к равномерному гулу стальной машины, к шагам и ругательствам матросов над головой. Качка была несильной – море встречало нас спокойно, лишь изредка перекидывая через палубу ледяные брызги. Семён спал сидя, прислонившись к бочке со смолой, дыхание его было ровным, но каким-то поверхностным, будто даже во сне он оставался настороже.

Мы почти не разговаривали. Что оставалось обсуждать? Наш побег из России висел на волоске – если капитан передумает, если кто-то из команды заподозрит неладное, если в Осло встретят нас не союзники синдикалистов, а царские агенты, то… И всё же, пока мы находились в воде и плыли, то оставались свободными. Да, беглецами, но беглецами на свободе.

На четвёртые сутки качка начала усиливаться. Я проснулся от резкого толчка – судно замедлило ход, потом раздался глухой удар, будто пароход задел льдину. Над головой забегали матросы, крича что-то на своём языке.

– Что-то не так. – Семён мгновенно вскочил, прижавшись к переборке, его ладонь уже сжимала револьвер.

Громкоговоритель прорезал тишину металлическим скрежетом: «Пароход „Nordlys“! Немедленно остановить ход! Готовьтесь к досмотру!»

На борту норвежского судна началась лихорадочная деятельность. Капитан Свендерсен, стиснув зубы, наблюдал, как его команда в панике металась по палубе. Люди бегали из стороны в сторону, пытались спрятаться, придумать что им делать. Однако корабль вновь стал набирать скорость, заставив нас в трюме сжаться в маленькие комки.

Раздалась очередь из пулемёта, перекрывшая крики матросов, и корабль резко замедлился. Уже тогда стало понятно, что ничего хорошего ожидать не стоит. Вместе с Семёном мы приготовились встречать свою судьбу, всматриваясь в щели досок на потолке.

Через пять минут на палубу корабля высыпался отряд в тёмно-синих тёплых куртках – морская пехота Северного Флота. К моему удивлению, в их руках я увидел не карабины и винтовки, а автоматы моей конструкции. Выходит, что это был не простой корабль досмотра, а специально посланный по мою душу эсминец с гвардейскими флотскими десантными частями.

– Где они? – коротко прозвучал вопрос капитана десантников.

Капитан сделал паузу, намеренно медля с ответом, но предательский взгляд одного из матросов скользнул в сторону трюма. Лейтенант криво ухмыльнулся. Трюм встретил досмотровую группу гнетущей темнотой и запахом прогорклой рыбы. Лучи фонарей выхватывали из мрака груды ящиков, бочки со смолой, сваленные в углу тросы. И вдруг – стремительное движение.

– Семён! – успел крикнуть я, бросая револьвер. – Остановись!

Но вокруг уже раздавались крики, топот сапог, щелчки затворов. Бой был коротким, но яростным. Семён успел ранить одного, прежде чем на него накинулись группой. Я бросился к нему, откинул одного из бойцов, но моментально получил удар в затылок и повалился на пол. Сразу же сверху оказался один из десантников, упёр колено в лопатки и в несколько быстрых движений сковал мои запястья за спиной верёвкой. Грубые нити впились в мясо, почувствовалось, что потекла кровь из рассечённой кожи.

Казак брыкался дольше. Он понимал, что нас поймали и дальше спокойной жизни можно не ждать. Его держали вчетвером, бойцы пыхтели, но немаленький Семён дёргался, сучил всеми конечностями, сумел даже двинуть локтём одному из морпехов, за что был нещадно бит.

На верхней палубе тоже творилось явно что-то нехорошее. Крики и выстрелы – норвежцев принимали жёстко, не гнушаясь силовых методов, и явно можно ждать политического кризиса между странами, но раз Великий Князь решился на это, то поимка меня для него была значительно важнее.